Меня поражает вялая реакция общественности на подвиг Петра Андреевича Павленского. Ведь ему, как принято говорить в бесконечных ментовских телесериалах, «корячится» пуссирайотовская статья УК - 213, ч.1. п. 2 - хулиганство по мотивам групповой вражды.

С юридической точки зрения его судьба на первый взгляд даже благополучней, чем у Алехиной, Толоконниковой и Самуцевич, ведь социальный ущерб от его действий куда меньше. Pussy Riot реально совершили кощунство (хотя на тот момент оно еще не было криминализировано), огорчили, пусть и не оскорбив, верующих. Павленский не покушался ни на что сакральное, если не считать, конечно, прикосновения обнаженных мужских ягодиц и тестикул к священным камням вблизи традиционного места казней, Лобного места и маршрута проезда царственных лимузинов.

В июне 2011 года Пленум Верховного суда РФ специальным постановлением определил, что критика органов власти, должностных лиц и правоохранителей не может рассматриваться как разжигание вражды и ненависти к социальной группе.

Что касается элементов эксгибиционизма и жестокости, которые якобы должны были потрясти находящихся на Красной площади детей, женщин и бесполых патриотов, то даже мировой суд не усмотрел в действиях Павленского нарушения общественного порядка.

С точки зрения права акция мирного протеста в принципе не может трактоваться как хулиганство, потому что хулиганство - это циничное неуважение к обществу. Мирная ненасильственная акция протеста в защиту публичных интересов общества не может считаться неуважением к нему.

Акции Павленского - это бархатный вариант публичного самосожжения. В духе распространенного зэковского «проштыривания». Ибо российские заключенные, верные толстовским традициям общественной самозащиты, столкнувшись с несправедливостью, режут себя сами. В остальных странах мира в таких ситуациях чаще перепадает тюремщиками и их лизоблюдам.

Акция Павленского - это протест не столько против власти, сколько против присмиревшего общества. Когда в январе 1969 года 20-летний чешский студент Ян Палах сжег себя в центре Праги, это было протестом против молчания страны перед лицом готовящегося устранения от власти реформаторов во главе с Александром Дубчеком. Народ, свой моральной стойкостью отразивший в августе-сентябре 1968 года напор сотен тысяч оккупантов, оказался бессилен перед лицом аппаратных интриг. А десятки тысяч бывших ярых сторонников «Пражской весны» вместо организации «альтернативного государства», как это сделала польская «Солидарность» в 1980-81 годах, торопливо пересекали еще открытую австрийскую границу. Следом сожгли себя еще семеро. Но последняя попытка догорбачевской перестройки захлебнулась. Вместо гигантских демонстраций клокочущего протеста - только череда все более малочисленных похорон горстки героев.

Многие либералы отшатнулись от Павленского, что-то невнятно бормоча о ненормальности и натурализме подобных акций. Философ Григорий Померанц вспоминал, как в конце шестидесятых многие интеллигенты, искренние сторонники десталинизации и реформ, отстранились от диссидентов, когда те открыто стали делать то, за что грозил нешуточный лагерный срок. Эти прогрессисты шарахнулись от добровольно избранного мученичества. Сами они на такое решиться не могли, но разумом понимали, что иного пути противостояния нарастающей реакции и ресталинизации не существует. Презрение к собственной слабости обернулось агрессией в отношении героев. Померанц писал, что они выбрали путь Галилея (внешне отрекшегося от учения), а не путь пошедшего на костер Джордано Бруно.

Померанц вспоминал слова персонажа Рабле, готового отстаивать истину «до костра исключительно». На костер инквизиции он ни за какую истину не пошел бы. И сейчас мальчишки и девчонки бросаются на ОМОН, а солидным дяденькам и тетенькам остается лишь выпрашивать для них амнистию.

На первый взгляд, мы с Петром Павленским в похожей ситуации: оба совершили художественно-политические акции в местах, связанных с властью (Красная площадь и Верховная Рада), оба использовали свое тело, обоим инкриминируют хулиганство, наши политические взгляды лежат примерно в одной плоскости.

Но есть существенная разница как в образе наших действий, так и в характере репрессий.

Я совершил в первую очередь не художественный, а активистский жест, путем прямого действия реализовал свою свободу высказывания, противопоставив его цензуре. Я осознанно попробовал на прочность рамки закона и морали (юридический эксперимент, ага), хоть и получил немного неожиданный результат, на тюрьму все же не рассчитывал. Конечно же, была в моих действиях и художественная составляющая (так утверждают культурологи - кто я такой, чтобы спорить с культурологами?), но их основное содержание было политическим.

Петр в первую очередь художник. Да, радикальный, да, критичный, да, политизированный. Но если я шел в лобовую атаку против конкретных инициатив власти, то бунт Павленского носит более абстрактный характер, он требует осмысления и рефлексии. Петр действовал в символическом поле, не ставя своей непосредственной целью прямую конфронтацию. Так что поведение властей в деле Павленского можно сравнить с преследованиями Мавроматти, Тер-Оганьяна, Ерофеева и Самодурова или Краденого Хлеба.

Меня арестовали на "месте преступления" и возбудили дело уже через несколько часов после задержания. Обвинение настойчиво отрицало политический подтекст в ходе всего процесса, хотя именно на политической природе "сатанинского шабаша" настаивали безумные свидетели, по чьим показаниям меня и посадили. Защита и свидетели обвинения в унисон говорили о политике, но прокурор с судьей предпочли не слышать. Официальная версия моих приключений такова: "пришел какой-то дурак с подругой под Верховную Раду потрахаться. Да вот захотелось ему. И журналистов позвал. Зачем? Да просто так". В приговоре было прямо сказано, что политическую акцию я придумал уже постфактум, чтобы уйти от заслуженного наказания. Заказ от "блюстителей морали" в деле хоть и присутствовал, но слишком вялый и нечеткий: в Украине шла смена власти, кресла под чиновниками качались, и никто не мог себе позволить слишком уж увлечься моими гонениями, так что уголовный процесс шел преимущественно по инерции. Власть рефлекторно вцепилась в меня в первые минуты, а после этого она уже просто не могла разжать зубы, дрессура не позволяет.

С Павленским все по-другому. Менты сразу поняли, что перед ними "художник-акционист". Его выпустили вскоре после задержания, но не по широте душевной, а потому что понимали, что он, будучи публичной персоной, никуда от них не денется. Решение о возбуждении дела принимали неторопливо, осознанно, взвесив все за и против. Этим занимался не туповатый следователь и не начальник райотдела, сигнал явно шел с самого верха. И главное, власть абсолютно честно и искренне признаёт политический характер репрессий. В моем случае основная борьба шла с бюрократической машиной, которой было наплевать на форму и суть моего высказывания, она и самого-то высказывания в упор не видела, работая автоматически и по инерции, а здесь репрессии направляет политическая воля. И это гораздо страшнее и опаснее. После "двушечки" Pussy Riot трудно делать какие-либо прогнозы, но верить в гуманизм российских властей не приходится, только постоянное давление на всех уровнях сможет вынудить их закрыть дело или свети все к условному приговору/штрафу. Грамотная адвокатская работа безусловно важна, но выход из этой ситуации может быть не юридическим, а только политическим.

На днях состоялось очередное заседание суда по "делу 15 сентября". Иногда его ещё называют "делом Староверова", поскольку он оказался по нему единственным обвиняемым.

Будучи одним из защитников Староверова, я принял в этом заседании активное участие. Заседание оказалось ключевым. Допрашивались последний свидетель обвинения - полковник полиции Андрей Шмонин и "потерпевший" прапорщик полиции Игорь Лебедев.

Сразу следует сказать, что в качестве свидетеля полковник Шмонин оказался лишь потому, что руководил "оперативным штабом" по разгону митинга. Событий, о которых он должен был свидетельствовать, он не видел, о чем честно заявил суду. Однако допрос Шмонина оказался достаточно интересным. Например, полковник так и не смог назвать суду конкретную норму закона "О митингах", которой он руководствовался, принимая решение о разгоне. Не смог описать эту норму своими словами. И более того, не мог назвать даже номер статьи закона "О митингах", которая могла бы содержать такую норму. На прямой вопрос, была ли соблюдена процедура прекращения митинга, действительно предусмотренная статьёй 17 этого закона, полковник также не смог дать сколько-нибудь вразумительного ответа. Поэтому я не могу сказать, как это сделал Стас Дмитриевский, что я не согласен с этой интерпретацией закона "О митингах". Чтобы интерпретировать закон, нужно его как минимум знать. Полковник такого знания не продемонстрировал.

Кроме того, Шмонин фактически признался, что не контролировал происходящее на площади, а о том, что Зайцева получила удар по голове спецсредством, узнал лишь через час в отделе полиции. Фактически это было признание в собственной некомпетентности.

Неудивительно, что накануне он был от занимаемой должности освобожден.

Удивительно, что этого не случилось раньше.

Ещё более интересным оказался допрос "потерпевшего" Лебедева.

Как я уже говорил, давая интервью Станиславу Власову для фильма "Боль", эпизод с якобы бывшим у задерживаемого Ильи Мясковского флагом стал ключевым для разоблачения лжесвидетельств.

Напомню, что трое свидетелей обвинения дали почти идентичные показания, совпадающие в мельчайших деталях. Однако, когда защита стала подробно выяснять эти детали в суде, тут же всплыли неустранимые противоречия. Эпизод с флагом оказался наиболее ярким.

Итак, как мы помним, Исмятулина в своих показаниях, данных следствию, утверждала, что у Мясковского перед задержанием был в руках флаг Левого фронта. На суде она эти показания подтвердила. Между тем в показаниях Лебедева и Борисова (сержанта, напарника Лебедева), данных следствию, фигурировал просто "флаг" без какого либо описания.

Когда на предыдущем заседании допрашивали Борисова, я задал ему вопрос про этот флаг.

Борисов описал флаг Стратегии-31.

На последнем заседании Староверов задал вопрос про флаг Лебедеву.

Лебедев описал флаг партии "Другая Россия".

Таким образом, по одному этому факту все ключевые свидетели обвинения дали взаимоисключающие показания.

Казалось бы, зачем врать в таком незначительном эпизоде, не имеющем решающего значения для дела? Но, с одной стороны, полицейские и связанные с ними "свидетели" лгут как дышат, а с другой стороны, им было нужно хоть какое-то основание для задержания Мясковского. Таким формальным основанием для них и послужил этот выдуманный флаг. Однако они не удосужились договориться между собой о подробностях. И только Исмятулина проявила фантазию и заявила, что флаг был Левого фронта.

Я хорошо помню начало митинга. Мясковский сказал тогда: "Я не хочу винтиться. Сегодня я буду только снимать". И показал фотоаппарат. "Наивный! - подумал я. - Идти на оппозиционный митинг в футболке с символикой Стратегии-31, рассчитывая при этом, что тебя не задержат, - это простодушие". Но ничего ему не сказал.

Естественно, никакого флага у него в руках не было.

Другим существенным противоречием в показаниях свидетелей обвинения было определение места событий. Лебедев и Борисов указали действительное место - к западу от памятника, - а Исмятулина назвала то, что находится с северной стороны.

Если настоящий свидетель и может ошибиться на несколько метров, то перепутать северную сторону памятника с западной уже почти совершенно невероятно.

Ещё одним интересным открытием на этом судебном заседании было то, что как выяснилось, полицейские Шмонин и Лебедев не знают толком даже закон "О полиции", на который ссылались в обоснование своих действий. Справедливости ради стоит отметить, что степень правовой безграмотности у них разная. Если Шмонин еще что-то смутно помнит, то Лебедев потряс публику и защиту тем, что вообще не видит разницы между терминами "неповиновение", "противодействие", "сопротивление" и "нападение". А когда я просил его назвать хотя бы число участников митинга, в отношении которых он применил свою дубинку, не смог этого сделать. Кроме того, он категорически отрицал, что, нанося ею удары неопределенному количеству людей, мог причинить им телесные повреждения.

Однако на вопрос адвоката Сидорова была ли какая-то угроза его жизни и здоровью в тот момент, когда он вовсю орудовал своей дубинкой, нанося удары гражданам, Лебедев честно ответил, что не было.

Кроме того, Лебедев сообщил суду (и даже подчеркнул это), что Староверова может опознать только по видео. На самом месте событий он его не видел и не помнит.

В судебном заседании также прозвучала информация о том, что постановление об отказе в возбуждении уголовного дела против самого Лебедева по факту нанесения Зайцевой телесных повреждений отменено и проверка, которую вёл местный СК, продолжится. Судя по всему, вести её будет другой следователь, поскольку Сергей Малахов перевелся в другой район.

Следующее заседание состоится 21 ноября в 9.30. На нем будут исследованы письменные доказательства обвинения и осмотрена видеозапись «инцидента».

Защита также потребовала повторно допросить потерпевшего.

Следим за развитием событий.

А как все хорошо начиналось: болотники собирают вещи, выходят ко Дню Конституции, елка... На самом деле нет.

Начиналось все с того, что отдельные члены президентского Совета по правам человека, а также уполномоченный по правам человека Владимир Лукин и так пытались вмешаться в безобразную ситуацию с "Болотным делом", и эдак. Иногда даже успешно: Лукин помог перевести Николая Кавказского под домашний арест после года в СИЗО.

Одна из идей заключалась в том, чтобы предложить Путину амнистировать фигурантов дела. Удочку закидывали летом. Поскольку относиться к СПЧ нужно примерно как к коллективному коту Леопольду, а по степени влияния на решения власти этот орган Леопольду даже уступает, особых надежд не было. В начале сентября член Совета Ирина Хакамада просто и коротко, без соплей о "необходимости скорейшего диалога с гражданским обществом", пояснила ситуацию на "Эхе Москвы": "И ничего. Нас послали нахер".

У журналистов есть старая традиция, еще более скучная, чем даже сопли о диалоге власти с гражданским обществом: приставать к Путину с однообразными вопросами и превращать бессодержательные ответы в новость. В этот раз, правда, в фокусе на Валдайском форуме был не журналист, а политик Владимир Рыжков, который и спросил, не пора ли всех амнистировать.

Ответ Путина в расшифровке занимает 2057 знаков. Из них в пользу освобождения "болотников" говорит только одно дважды повторенное предложение: "Я этого не исключаю... я не исключаю". А, нет, извините, ошиблась. Это предложение ничего не говорит в пользу освобождения "болотников", оно вообще ничего не говорит. Еще шесть предложений о том, что если вы почему-либо подумали, что Путин может повлиять на суд, то это досадное недоразумение: нет, не может, все решают судебные инстанции и следственные органы. И еще целых два с половиной абзаца содержат нападки на "людей, которые ведут себя подобным образом", угрозы, что наступит хаос и сотрудникам полиции выколют глаза, и уверенность, что власть должна жестко такое пресекать. Коротко это описывается все той же фразой: "Нас послали". Ну мы же 13 лет за ним замужем, должны же понимать самые простые смыслы.

Благостные вы мои. Как же вы умудрились фразу "Я не исключаю" в этом словесном потоке заметить, да еще и услышать как "Я обещаю", а вот этого вот не заметить: "И не нужно шантажировать власть тем, что ей будет приклеен ярлык недемократичности. Власть должна реагировать соответствующим образом".

Путин вообще врать любит. Но здесь-то он был предельно честен.

В голову приходит и достопамятный случай с Шевчуком в 2010 году, когда Юра-музыкант спросил Владимира Владимировича прямо: вот выйдут люди 31-го числа, их будут разгонять? Путин тогда ответил, что граждане имеют право собираться, если соблюдают закон и не мешают дачникам. Ура, закричала почтенная публика, которая, судя по всему, обладает каким-то альтернативным пониманием русского языка, - граждане имеют право собираться, Путин ПООБЕЩАЛ не разгонять, посмотрим, как ОМОН выполнит его обещание. Но проблема в том, что участники Стратегии-31 именно что нарушали закон "О собраниях", осознанно и целенаправленно, потому что не считали его правовым. И сказал он вот что: этих - разгонят!

Когда СПЧ начал проектировать неполитическую амнистию за ненасильственные преступления, а почтенная публика захлопала в ладоши: "Это про нас, про нас!" - я уже не знала, смеяться или плакать. Ну с каких пор насилие в отношении представителя власти, вменяемое абсолютному большинству фигурантов, стало ненасильственным? Их фактическая невиновность здесь ни при чем: амнистия применяется к статье, а не к сути.

И главное, ладно бы поверили только сами заключенные да отчаявшиеся родственники. Но ведь это происходит с регулярностью гриппа. Каждый год у нас "Путин обещает отпустить Ходорковского, если тот покается". А он и вовсе ничего такого никогда не обещал, почтенная публика сама придумала... Как и обычно.

10 ноября в Москву приехал Руслан Фаталиев – один из двух свидетелей, которые видели убийцу полковника Буданова на месте преступления и дали описание преступника, не позволявшее обвинить Юсупа Темирханова, осужденного, вопреки их показаниям, на 15 лет.

В феврале 2013 года неизвестные силовики вывезли Руслана Фаталиева в степь и избили, требуя отказаться от показаний, данных на следствии и суде, и солгать, что за эти показания адвокат Мурад Мусаев заплатил ему 15 000 рублей. Понимая, с кем имеет дело, Руслан под видеокамеру сказал все, что от него требовали. Но тут же поехал в Москву, чтобы сообщить о том, каким образом это лживое заявление было от него получено. 12 февраля он рассказал об этом в офисе нашей организации в присутствии председателя комитета Светланы Ганнушкиной и журналиста телеканала «Дождь».

На прошлой неделе февральский ролик с выбитыми у Руслана ложными показаниями всплыл вновь - в связи с заявлением представителя Следственного комитета Владимира Маркина о возбуждении уголовного дела против адвоката Мурада Мусаева за подкуп свидетеля.

Г-ну Маркину, конечно, и в голову не могло прийти, что его заявление может возмутить не только адвоката Мусаева, но и свидетеля Фаталиева. Правда и достоинство оказались для простого рабочего важнее, чем для представителя СКР. Руслан специально отправился в Москву, чтобы еще раз опровергнуть ложь о подкупе со стороны адвоката Мусаева и попросить защиты и поддержки в представительстве Республики Дагестан, откуда он родом.

Вчера приставы силой не пустили нас в зал Бутырского суда на очередное заседание по делу политзека Бориса Стомахина, уже год как незаконно удерживаемого в московском СИЗО "Медведь" за антипутинскую и антиимперскую риторику в интернет-публикациях. По выдвинутому обвинению ему грозит срок до десяти лет заключения.

Дело в том, что никакого юридического обоснования этому решению - сделать процесс закрытым - не было. Состоялся акт личного должностного произвола судьи Ковалевского. Причем сам он от ответственности открещивается.

А дело было так.

В зал впустили только адвокатов подсудимого - Виктора Бородина и Михаила Трепашкина. Приехавшие друзья и сочувствующие Борису стали пытаться прорваться в зал. Приставы, все больше наглея, начали их отталкивать и припугивать. Стала завязываться потасовка, звуки которой хорошо были слышны внутри, за закрытыми дверями зала.

Нас так и не впустили, ничего не объяснив. Вскоре Стомахина отконвоировали из помещения, и напряжение автоматически спало. Тогда правозащитница Елена Санникова поинтересовалась: с какой стати процесс закрывают от наблюдателей? И судья Юрий Ковалевский без тени смущения свалил всю вину на приставов. Судье, оказывается, невдомек было, почему в зале не оказалось зрителей и по какой причине в коридоре суматоха и крики. А это, оказывается, приставы решили, что публика на процессе только мешает, поэтому без объяснений оттеснили людей от входа.

Неудивительно, что заседание суда в такой ненормальной обстановке не состоялось.

Находясь в зале (в клетке), Стомахин попытался выяснить, на каком основании открытое заседание проходит без публики. Вместо ответа судья его просто хамски заткнул: мол, что за разговорчики там, вам слова не давали. В результате Стомахин не выдержал и просто послал малоуважаемого судью на три буквы. В результате политзека вывели из зала, пригрозив недопуском на следующее заседание.

По мнению адвоката Трепашкина, такое поведение Юрия Ковалевского было продуманной провокацией. Ведь куда как удобнее разбираться с обвиняемыми, судя их не только без зрителей, но и без них самих.А у нас такое практикуется все чаще и чаще.

Когда политузника проводили мимо нас на выход, мы, как всегда, громко аплодировали, а также скандировали: "Свободу Борису Стомахину! Судью на мыло!"

Один из приставов возмущенно спросил меня:

- Что значит: на мыло? Это вам что здесь, футбол?

- Это хуже, чем футбол, - ответила я, - это спланированное издевательство и преступление. Вы напрасно злоупотребляете нашим терпением.

В таких случаях реакция одна и та же: ага, мол, вы нам тут угрожаете, и все такое. Не угрожаем, говорю я. Объясняем, что это НАМ здесь объявляют войну. И нам придется соответственным образом защищаться. Для начала мы пошли в канцелярию и написали стопку заявлений председателю Бутырского суда по поводу того, что господин Ковалевский нарушает основополагающие права - наши, как группы поддержки, и подсудимого тоже.

На судью Ковалевского, как я узнала позже, оказывается, даже "свидетель" по делу Роман Носиков-Доносиков жалобу накатал. За то, что тот якобы за деньги выставил его паспортные данные на сайте "Свобода слова". Статья была про доносчиков.

Вообще это дело с бредовыми обвинениями публициста в терроризме и экстремизме за его статьи представляется чем-то наподобие вялотекущей шизофрении: слушания постоянно переносятся, откладываются, жуткий процесс тянется, а приговор-то между тем уже приведен в исполнение - ведь человек уже год как сидит в СИЗО. ЗА НЕ ТАКИЕ, КАК НАДО, СЛОВА. И, поскольку общество "Мемориал" в упор не видит преследуемого за тексты автора в качестве политзека, то сторонники всех преследуемых за мысли и слова в РФ вместе с публицистом Виктором Корбом отправили составленную ими петицию в международные правозащитные организации и СМИ, озаглавленную "Stop the persecution of thought crime", предлагая всем здравомыслящим людям поучаствовать в этой акции, поставив свою подпись.
Присоединяйтесь.

Решил проверить, как на электронном рынке Ebay продается олимпийская символика: много ли предложений сувенирки, активно ли ее покупают и пр. Ввел запрос.

И наткнулся на объявление о продаже олимпийского факела за 3 тысячи евро на аукционе. Как и прочая символика Сочи-2014 на Ebay, факел спросом не пользуется. Никто не готов потратить кучу денег на предмет, который либо не работает, либо взрывается.

Но у меня возникли вопросы к продавцу: откуда у него этот предмет и почему он считает возможным его продавать? Ответ я получил достаточно быстро. Оказывается, продавец несла факел в каком-то городе, а потом его выкупила. Поэтому она считает, что имеет право его продавать.



Вроде бы все правильно: купил - продаю! Но тут же возник вопрос: почему до сих пор не было объявлено открытой продажи факелов, произведенных на налоги всех граждан России, но при этом факелоносцы могут их купить за 13 тысяч рублей и продать, получив прибыль в свой карман?

Второй ответ получил так же быстро: «Вы сами понимаете, это Россия!»

То есть я, «представитель пятой колонны», «поганый либерал», человек, возмущенный олимпийским воровством, нарушением прав человека, не считаю приемлемым для себя покупать и демонстрировать символику этой мерзкой олимпиады. Тем более носить эти факелы.

Но «патриоты» носят, выкупают втихаря, перепродают, все это делают на мои налоги, считая это приемлемым. А потом тычут мне в нос: «Это твоя родина!»

Слушайте, мне это уже начинает надоедать. В который уже раз мне приходится защищать националистов! И это не только не будучи самому нациолналистом ни каким боком, но и с моей то фамилией (да и не только фамилией). И главное от кого? От самых что ни на есть либералов! Нет, к нацистам и вообще ко всякого рода гопникам, какими бы лозунгами они ни прикрывались, я отношусь ничуть не лучше, чем Александр Рыклин. Но причислять к ним всякого, кто не побрезгует пройтись рядом с ними по улице, мне представляется неправильным. Ведь кто проводил Русский Марш? Вся эта зигующая гопота хоть пальцем пошевелила для его организации? Его организовывали те же Белов, Тор и прочие, о чьем нечаянном превращении в известную субстанцию Александр так горько сожалеет. Все эти засранцы просто пришли на организованную другими людьми акцию. Но позвольте спросить, как же должны были поступить организаторы, чтобы в это не вляпаться? Или даже еще конкретнее – как бы поступили вы, если бы они они пришли на акцию Солидарности или Парнаса? Выгнали? Но как? На каком основании? Ведь приглашали же людей. Как же их теперь выгонять? А главное по какому признаку определить, кого выгонять, а кого нет? Сразу оговорюсь – в данном случае признак есть. Люди, пришедшие на либеральную акцию с националистическими лозунгами, конечно будут изгнаны. В том числе, если потребуется, и с помощью полиции. Но они пришли на националистическую акцию. Так что такое сравнение некорректно. Как же их идентифицировать? Может навесить на каждого гопника… желтую звезду… или красный треугольник? Кажется, все это уже было. Или может организаторам по своим субъективным оценкам выставлять вон всех подозрительных личностей? Так это получится, опять же, не Русский Марш, а частная тусовка Тора с Беловым.
Вот и выходит, что пока фашисты или гопники или просто провокаторы не проявили себя в этом своем качестве, Отделиться от них не так то просто. А когда проявили, отделяться поздно. Поскольку многочисленные камеры уже зафиксировали совместное шествие «говна» с «борщем». Да и полиция, как известно, в таких случаях отнюдь не торопится принимать меры против провокаторов. Что, опять же, наводит на мысль, что и полиция и провокаторы руководствуются указаниями из единого центра.
А теперь позвольте спросить, а как же действуете вы, дорогие мои братья либералы, когда на ваши акции приходят люди, уважаемые ничуть не больше, чем бирюлевские погромщики? Например те, кто прямо встроен в путинскую «вертикаль» или явно с ней аффелирован. Напомню – таким людям, в отличие от многих настоящих либералов, предоставляется возможность выступить со сцены и вешать всем сотням тысяч собравшихся лапшу, что на власть надо ВЛИЯТЬ, а ни в коем случае не менять ее. Так кем же, теперь прикажете считать всех, побывавших на митинге на пр. Сахарова, после того как они не только прошли в одной колонне с Собчак и Кудриным, но и слушали со сцены их пламенную пургу?
Нехорошо получается, нелиберальненько. Мух от котлет нужно отделять. И увы, говно от борща тоже. Поскольку какаой бы борщ мы ни сварили, кремлядь непременно подольет нам в него нечто такое, чтобы как можно больше людей отказались его кушать.

День 7 ноября - это не только «красный день календаря», годовщина трагедии большевистского переворота. Это и день памяти Валентина Соколова (Зэка) - легендарного лагерного поэта, арестованного в 20 лет за стихи, да так и оставшегося вечным политзэком.

Особо трагичными были последние годы его жизни: за несколько дней до окончания своего третьего лагерного срока он написал заявление об отказе от советского гражданства, за что был признан невменяемым и отправлен в Черняховскую спецпсихбольницу - одну из самых страшных в Советском Союзе. Там он пробыл пять лет и умер через несколько месяцев после того, как был переведен в психбольницу обычного типа в свой Новошахтинск, - 7 ноября 1982 года, в возрасте 55 лет.

Когда-нибудь (я надеюсь) его стихи в день его памяти, совпавший с днем начала кровавой трагедии века, будут звучать в эфире радиостанций и с телеэкранов на центральных каналах.

А пока одно из его стихотворений, написанное еще в юности, в 1949 году, на втором году заключения, хочется вспомнить в связи с еще одной сегодняшней датой - днем рождения Надежды Толоконниковой, которая находится сейчас на этапе, в полной изоляции от внешнего мира.

В Евангелии сказано: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин.15:13). Именно этот подвиг и совершила Надя, обрекшая себя на страдания, муки, злобную месть бесчеловечной системы - ради того, чтобы облегчить участь других заключенных.

Надежду Толоконникову, осужденную за «оскорбление чувств верующих», можно с уверенностью назвать сегодня настоящей христианкой.

Где, в какой пересыльной тюрьме прячут ее сегодня тюремщики?

Мы не знаем этого.

И потому у нас нет возможности написать ей письмо.

Но если бы она была, я бы послала ей к сегодняшнему дню вот эти тюремные строки поэта Валентина Зэка:

Вы сойдите, Христос, с позолоченной рамы.
Вы побудьте со мной эту ночь до утра.
Будьте, милый Христос, вместо папы и мамы,
Вместо тех, кто остался в далеком вчера.

Наши головы никнут, как подсолнухи в поле...
И глаза голубые, большие глаза,
То горят, то померкнут от страха и боли
То хотят, но не могут о многом сказать.

Вы сойдите, Христос, с позолоченной рамы.
Мое сердце, как голубь, взмахнуло крылом.
Будьте, милый Христос, вместо папы и мамы,
Вместо тех, кто остались в далеком былом.

На качелях российского правосудия сейчас два тверских арестанта - Сергей Череповский и Илья Фарбер. Один в заключении с осени 2011 года, другой арестован в мае 2013-го. Одному уже вынесен приговор, теперь пошли кассации, у другого все еще впереди. Но оба этих дела объединяет абсурдность обвинений и жесткость судебных решений.

Суд по делу Череповского ни шатко ни валко идет уже несколько месяцев. До ноября состоялось семь заседаний, на которых заслушивались свидетели обвинения. Череповский в свете их показаний выглядел как садист, двинувший по носу одного полицейского, поваливший на землю другого, а еще – о ужас! – матерившийся в автозаке. И хотя какой мужик не выматерится, попав в автозак, образ революционера действительно получался отвратный. Особенно усердствовали в деталях девушки-полицейские. Так прямо и говорили: обернулась - а наш сотрудник на земле, а сверху этот... подсудимый! Правда, одна утверждала, что Череповский на милиционере сидел, а другая - что лежал. Только поверженный наземь участковый Васин упорно отказывался: нет, не падал, только фуражку уронил. Хотя утверждал, что Череповский расцарапал ему шею и потому он, Васин, боялся заразиться. Правда, у нас, наблюдателей на процессе, еще летом была возможность убедиться, что на шее у потерпевшего Васина никаких царапин не было.

Но вот 5 ноября, когда настала очередь свидетелей защиты, картина вдруг резко поменялась. Это, оказывается, совсем даже не Васин, а Череповский лежал на асфальте. И руками не размахивал, а грамотно, как отметил один из свидетелей, прижимал руки к груди. А надо сказать, свидетелями защиты были серьезные мужики. Один депутат Тверской городской думы, другой – помощник депутата Законодательного собрания Тверской области, да еще секретарь обкома КПРФ. Все трое подполковники - один запаса, двое в отставке. И не абы каких войск! Вот все трое по-военному четко и засвидетельствовали: ничего обвиняемый Череповский на первомайской демонстрации не нарушал и во время задержания вел себя спокойно. Это его задерживали с нарушениями закона, с шумом и пылью. Да еще заломили руки так, что парень оказался в позе приговоренного к пожизненному заключению. И свидетели защиты были до того убедительны, что у растерявшегося прокурора - точнее, прокурорши - не нашлось весомых контрвопросов.

А в конце судебного заседания был и вовсе сюрприз. Адвокат Череповского Светлана Сидоркина в свое время подключила к делу эксперта-психолога, который дистанционно протестировал Сергея - по тем самым методикам, что применяют специалисты службы исполнения наказаний. И этот эксперт в суде зачитал выводы исследования, по которым выходило, что обвиняемый Череповский психологически устойчив, к насилию не склонен, в коррекции поведения, а тем более в исправлении не нуждается. Кстати, эксперт тоже в звании подполковника - правда, внутренней службы. Вот так процесс качнулся в другую сторону, и затеплилась надежда: а вдруг судья примет доводы защиты и вынесет постановление... пусть не о невиновности Череповского, но хотя бы о его освобождении с учетом отбытого срока?

Вот и Илью Фарбера давно пора освободить. Потому что и его дело не стоит и выеденного яйца. И 6 ноября Тверской областной суд должен был рассмотреть апелляцию на вынесенный Осташковским городским судом приговор, а еще апелляцию тамошнего прокурора, который тоже пожелал смягчить приговор. Нет, надежды на то, что Фарбера освободят в зале суда, не было, но что-то переломное в его дело должно было произойти. Ведь сам верховный правитель возмутился приговором Фарберу! Потому-то у дверей зала собрались представители всех федеральных телеканалов. Они еще настраивали камеры, когда стало известно, что сам Фарбер участвовать в заседании будет виртуально и потому никаких картинок не будет. А вскоре выяснилось, что в этот день коллегия облсуда рассмотреть апелляцию никак не может - из-за мелких процессуальных неувязок. Фарбер попытался было заикнуться об изменении меры пресечения, но и это оказалось не в компетенции суда. Вот когда, мол, суд первой инстанции устранит недочеты, тогда областной и будет правомочен решать такие вопросы.

Российский суд строжайше блюдет процессуальные нормы. И процесс этот может остановить только политическая целесообразность. Когда кому-то наверху срочно понадобится для прикрытия овечья шкура. Так что и тихому мальчику Сереже Череповскому, и экспрессивному художнику Илье Фарберу остается только ждать.

От Алексея Пичугина, признанного обществом "Мемориал" политзаключенным, пришло письмо – первое после заседания Президиума Верховного суда РФ, отказавшегося, вопреки постановлению Европейского суда по правам человека, отменить приговор незаконно осужденному.

Письмо человека не отчаявшегося и не озлобившегося. Это не только ответ его снедаемым страхом и ненавистью гонителям, но и тем, в чьих речах звучат теперь похоронные настроения, кто поторопился заключить, что в ближайшие десять лет Пичугина на свободе мы не увидим.

Нет, я не удивлен, конечно... В моей ситуации это было бы глупо как минимум... И тем более я не падаю духом! По-прежнему с еще большей силой верю в торжество справедливости, закона, здравого смысла. Думаю, что это время обязательно настанет, и оно уже не так далеко, как кому-то может показаться. Дай Бог!.. Адвокат сказал, что на заседание пришло много людей. Если возможно, передавайте мой низкий поклон и сердечную благодарность всем!

Конечно, демонстративный отказ Президиума ВС выполнить обязательное для России решение ЕСПЧ у многих вызвал шок. И еще – глубочайший стыд за происшедшее. За то, что мы – те, кто по эту сторону забора, – опять оказались беспомощными, бессильными помочь. За то, что невинно осужденные и оклеветанные – там, а мы – здесь, с легкостью рассуждаем за монитором компьютера о способности человека выжить и сохранить себя в "Черном дельфине".

Пичугин ждал решения ЕСПЧ десять лет, но пострадавшей стороной в сложившейся ситуации является не только он. Огромное число людей в нашей стране, находящихся в заключении и считающих, что они осуждены несправедливо, надеются на решения ЕСПЧ.

23 октября Президиум ВС создал прецедент. До этого в практике Верховного суда было много решений об отмене приговоров в связи с постановлениями ЕСПЧ о нарушении ст. 6 Европейской конвенции. Теперь Россия открыто игнорирует международные нормы, то есть берет курс на выход из международного правового поля.

Но не спешите отказываться от Пичугина! Процедура исполнения решения ЕСПЧ, которое проигнорировал Верховный суд РФ, есть, и она может быть действенной. Впрочем, речь сейчас не столько о жалобе в Комитет министров Совета Европы – это прерогатива адвокатов. Речь о гражданском обществе России, в чьих и обязанностях, и собственных интересах потребовать от властей, чтобы они служили закону и народу.

Я призываю представителей правозащитных организаций, государственных деятелей, юридическую общественность, коллег-журналистов и просто неравнодушных людей не оставить эту ситуацию без внимания. Иначе не станет ли лукавством часто звучащий на протестных акциях лозунг "один всех и все за одного"?

Депутатам Государственной думы Федерального собрания РФ
от Кавказской Натальи Николаевны,
Савелова Виктора Ивановича,
и других родственников подследственных и подсудимых по «Болотному делу»

Уважаемые депутаты Государственной думы Федерального собрания РФ!

Перед вами стоит сложная задача. Для некоторых из нас, ваших избирателей, вопрос об объявлении амнистии гражданам, привлеченным к уголовной ответственности, - это вопрос жизни и смерти. Жизни и смерти без преувеличения: многие из наших родных и близких настолько больны, что просто могут уже сейчас погибнуть в тюремных застенках. Погибнуть, не совершив того, в чем их обвиняют.

Мы, родственники тех, кто находится под судом и следствием по «Болотному делу», переживаем одну из самых жестоких пыток – пытку надеждой. Надеждой на то, что наши дети хотя бы этот Новый год встретят вместе с нами дома, на воле. В коридорах суда мы обсуждаем возможную амнистию в надежде поддержать друг друга, вселить веру в успех. Мы замучили этим вопросом наших адвокатов, правозащитников. Мы вместе уже пережили кассации, апелляции, бесконечные судебные заседания, отсутствие свиданий, очереди в окошко передач. И вот со словами президента РФ В.В. Путина о возможности амнистии для обвиняемых по «болотному делу» появилась надежда. Надежда на то, что скоро наши дети окажутся на свободе. Но теперь, после публикации проектов постановления об амнистии, надежда эта тонет в тумане.

Для кого-то, может быть, наши родные - преступники, посягнувшие на государственную власть. Для нас - просто попавшие в беду дети, не совершавшие того, в чем их обвиняют. Свидетельство тому - все, что происходит в зале судебного заседания. Несостоятельность доводов обвинения, показания потерпевших и свидетелей, опровергающие версию следствия, подтверждают, что состава преступления в деяниях подсудимых нет. Но суд остается неумолим.

Уважаемые депутаты! Каждый из вас чей-то ребенок, брат, сестра, отец, мать, друг. Мы призываем вас к милосердию и состраданию. К справедливости и честности. Мы верим, что слова президента нашей России не будут для вас пустым звуком и наши дети благодаря принятой вами амнистии наконец-то обретут свободу, а мы, их родственники, - покой и веру в справедливость.

С уважением,

Кавказская Наталья Николаевна (мама Николая Кавказского)
Тарасова Екатерина Юрьевна (теща Леонида Ковязина)
Ковязин Василий Николаевич (брат Леонида Ковязина)
Миншарапова Екатерина Андреевна (гражданская жена Андрея Барабанова)
Барабанова Татьяна Николаевна (мама Андрея Барабанова)
Попова Татьяна Андреевна (теща Алексея Полиховича)
Тарасова Евгения Александровна (жена Леонида Ковязина)
Полихович Татьяна Борисовна (мама Алексея Полиховича)
Карпова Анна Федоровна (невеста Алексея Гаскарова)
Полихович Алексей Анатольевич (папа Алексея Полиховича)
Наумов Артем Салаватович (муж Александры Духаниной)
Марголин Евгений Маркович (отец Александра Марголина)
Косенко Ксения Александровна (сестра Михаила Косенко)
Кунько Александра Анатольевна (невеста Степана Зимина)
Антон Стелла Сергеевна (мама Дениса Луцкевича)
Савелова Виктор Иванович (отец Артема Савелова)
Лиханова Тамара Юрьевна (жена Ярослава Белоусова)

Сегодня, 1 ноября, прошла вторая пятничная облава из числа обещанных начальником ГУ МВД РФ по г. Москве Анатолием Якуниным.

На этот раз, судя по обращениям наших подопечных, полиция основные силы бросила на квартиры и нежилые помещения, где живут мигранты. Людей выкидывали на улицу, сажали в машины и вывозили в отделы внутренних дел, а жилье опечатывали.

В 21 час заместителю председателя Комитета «Гражданское содействие» Елене Буртиной позвонила Зулхумор Алижонова. Та самая, о которой мы писали, называя ее разными именами, когда Зулхумор с четырьмя детьми сидела в аэропорту «Домодедово» и ее не впускали на территорию России в течение недели. После того как УФМС по Московской области предоставило Алижоновым временное убежище, скрывать настоящую фамилию этой семьи стало бессмысленным.

Сегодня в квартиру на 3-ей Парковой улице, где они проживали, пришла полиция, вывела Зулхумор с мужем и детьми, закрыла квартиру и отвезла всех в ОВД «Измайлово». Вещи Алижоновых остались в опечатанном помещении. Дом, предназначенный под снос, ЖЭК отдал какой-то фирме. Одну комнату в трехкомнатной квартире Алижоновым сдал узбек, который снимает эту квартиру.

Зулхумор показала полиции свое свидетельство о временном убежище. Полицейский удивился:

- Вам дали убежище – почему же не дали жилье?

Шутник, однако.

Как нам советовал прокурор Москвы неделю назад, Лена Буртина позвонила дежурному прокурору. Она слышала, как прокурор звонил в полицию, где ему сказали, что у них нет этой семьи. Когда семья доехала до ОВД, Лена позвонила в прокуратуру еще раз. Он опять позвонил в полицию, сказал, что у Алижоновых есть статус беженца. Там ответили: этот дом идет под снос.

- Вы слышали? Дом под снос.

- И что из этого? Полиция может выселять людей на улицу?

- Дом под снос, они не могут там находиться.

- Мне даже неудобно напоминать прокурору, что выселение происходит по решению суда, им сдали в этом доме жилье, мы оказывали им материальную помощь на оплату этого жилья, законно они там находятся или нет, может решить только суд.

- У них проверят документы и отпустят.

- Этого недостаточно. Их конечно, отпустят, так как нет оснований их задерживать, но они окажутся на улице. Они должны быть возвращены в свое жилье. Их нельзя выселять без всякого основания.

- Их никто и не выселял, все будет по закону.

В 22:20 Лена Буртина снова говорила с Зулхумор. Их отпустили, но участковый сказал, что дает им на сборы несколько минут. И чтобы он их больше там не видел!

Опять звонок прокурору:

- Происходит то, о чем я вас предупреждала: незаконное выселение семьи. Прошу вас вмешаться.

- Хорошо. Посмотрим.

В 10:55 Зулхумор с семьей отпустили, но домой не доставили - дали адрес, где можно взять ключ от квартиры. Сейчас они ищут это место. Участковый сказал им, что они могут только переночевать в той комнате, а наутро должны освободить ее и отдать ему ключ. В противном случае угрожал депортацией в Узбекистан. Это, конечно, была пустая угроза, но ясно, что жить в этом месте им не дадут.

В 12 ночи Алижоновы вернулись домой. Зулхумор говорит, что им дали время до утра. Комната оплачена до 12 ноября. Мы сказали, чтобы Алижоновы искали другое жилье, но что выселить их может только судебный исполнитель по решению суда.

В это же время мне звонил другой посетитель организации, заявитель Европейского суда, уже выигравший свое дело и получивший временное убежище, после того как суд признал решение о его экстрадиции в Узбекистан незаконным. На всякий случай назовем его условно Ахмедом.

Ахмед проживал со своими земляками в съемной квартире по адресу Выползов переулок, 6, кв. 10. Вечером он пришел домой и обнаружил, что его соседей сажают в машину и увозят. Поднявшись в квартиру, Ахмед обнаружил, что она опечатана. В квартире остались его вещи и документы.

Ахмеду хорошо известны случаи, когда полиция и ФСБ незаконно передают граждан Узбекистана спецслужбам этой страны. Это происходит несмотря на запрет ЕСПЧ на их экстрадицию и, как следствие, предоставленное им убежище в России. Ахмед не решился идти в квартиру. Он позвонил мне и отправился спать в офис "Гражданского содействия".

Соседей Ахмеда, среди которых был 10-летний ребенок, отпустили поздно ночью, но впустили в квартиру только вечером 2 ноября. Им было велено за полчаса собрать свои вещи и убираться, куда глаза глядят.

Выгоняя таким образом людей на улицу, полиция нарушает и наше законодательство, и международные обязательства России, в том числе Конвенцию о правах ребенка. Произвол — открытый или спешно возводимый в закон — становится единственным содержанием миграционной политики России и не решает ни одной из реально существующих проблем в области миграции.

P.S. На сообщение, помещенное в Facebook, мы получили следующую реакцию Александро Куликовского:

«Соседей Ахмеда - 5 человек, проживавших в этой же двухкомнатной квартире, доставили в ОМВД "Мещанский", где их случайно встретили члены ОНК г. Москвы Елена Гордеева и Ваш покорный слуга. Участковый забрал у них ключи от квартиры, хотя, по их словам, она была сдана им до 10 ноября. Мужчины были готовы сразу же уехать, но женщина с ребенком, который учится в 3-м классе московской школы, просила дать ей возможность переночевать дома, тем более что "начальник ОМВД дал им время до 09:00". Ключи им не вернули. В 0.45 после их звонка, я обращался в УВД ЦАО и просил дать им возможность переночевать. Весь вечер взрослые провели в ОМВД: им откатывали пальцы, проверяли по базам – отпустили ближе к полуночи. В отдел "по делам несовершеннолетних" мы не заходили, но, судя по всему, ребенок не был задержан. Причина повышенного внимания к этой квартире - письменные жалобы жильцов на общую неспокойную ситуацию в подъезде, в котором повадились ночевать посторонние люди после богослужений в соседней мечети».

Отметим, что эти ночные гости в подъезде не имеют никакого отношения к жильцам квартиры, где жил Ахмед. Они создают для постоянных жильцов, независимо от их гражданства, одинаковый дискомфорт и проблемы. Действия полиции незаконны и бессмысленны. Это очередная имитация деятельности, ведущая к разобщению и озлоблению жителей Москвы.

Сегодня ездила на свидание в Мишей.

Вскочила, боясь проспать/опоздать, поехала в Бутырку. Выхожу из Новослободской и вижу на телефоне время - 45 минут. Бегу бегом, вспоминая запыхавшихся опоздавших, кляну себя за утреннее копание. Бегу-бегу - добежала, ткнулась лбом в закрытую дверь. Смотрю на время внимательнее и понимаю, что приехала на 1 час раньше. Выхожу на улицу покурить, кто-то окликает, смотрю - Сергей Шаров-Делоне...

Сидела в кабинке, ждала Мишу. Пришел, улыбается - очень рад меня видеть. Самочувствие хорошее, настроение тоже. Накануне пришла вкусная передача...

Удивился, узнав, что его отправят не в чеховскую больницу. Но он готов, кажется, уже ко всему и ничего не боится.

Очень переживает за ребят из "процесса 12-ти" и убеждал меня, что они должны попасть под амнистию. Я, правда, не спорила, но уверена, что от нашей власти можно ждать любой подлянки.

Извинительным тоном объяснял, что после смерти мамы и после приговора ему пришло очень много писем, а ответил он не на все. Не обижайтесь, кто не получил ответ, Миша постарается всем написать.

Где-то, как-то, что-то философское в нем появилось в отношении событий начиная с ареста. Я бы сказала - некая снисходительность к персонажам противной стороны...

С удовольствием выслушал все приветы и просил передать в ответ - за все добрые слова, дела и мысли!

Вышла из СИЗО, вдохнула свежего воздуха и улыбнулась осеннему солнцу. "Все будет хорошо, я узнавала!"

Опять моя статья понтерялась где-то в недрах ЕЖа, поэтому публикую здесь.

Называть вещи своими именами
Когда враги России говорят о ее политических или экономических интересах, имея в виду соответствующие интересы путинской «вертикали», это, к сожалению, естественно. Но когда то же делает уважаемый журналист, приходится напоминать, что это далеко не одно и то же. Заранее категорически отвергаю возражение, мол какая разница, как это называть, ясно же, что речь идет о политике российского официоза.
Но в том то и беда, в значительной степени, России, что у нас все все понимают, а действуют при этом не в соответствии со своим пониманием, а по какой-то заведенной схеме. Видимо это наследие совка, который путем противоестественного отбора приучил всех говорить одно, думать другое, а делать третье, не испытывая при этом никакого когнитивного диссонанса.
«Это соглашение оказалось большим тактическим успехом России, мы добились пребывания нашего флота на его основной военной базе в длительной перспективе, и это по сути ничего не стоило.» Сомневаюсь, что и сам Алексей Макаркин, если его спросить, в чем состоят интересы России, сказал бы нечто подобное. Просто мы настолько привыкли говорить «мы» обо всем, что делается по эту сторону границы, что уже не замечаем, как тем самым отождествляем (или, по крайней мере, объединяем в одно целое) себя с ними – с теми, от кого мы, напротв, хотели бы категорически отмежеваться.
А ведь это далеко не безобидная вещь. Как человек говорит, так он и мыслит и действует. Мы можем сколько угодно говорить, что власть у нас незаконна. Но пока мы называем ее властью, мы ничего не сможем с ней сделать. Потому что противодействие власти есть бунт. Если мы говорим, что Путин – преступник, что он захватил власть насилием и обманом, а потом пишем ему петиции: «Уважаемый господин президент…», то мы в тупике - слова наши радикально разошлись с нашими же делами, а мы этого даже не замечаем. Или наоборот. Допустим, мы все-таки считаем этих бандитов властью. Жуликами, мерзавцами, но уж какие есть. Но тогда какой смысл протестовать? Сами же выбрали. Ах, не выбирали? А кто? Они вас обманули? Но что же это за власть, если она формирует себя сама? Или у нас уже абсолютная монархия? Опять неувязочка.
Понятно, что мы говорим «власть» или «интересы России» чтобы все сразу поняли, о чем речь. Если мы употребим другое слово, нам придется объяснять, что мы имеем в виду. Но при этом надо не забывать, что употребляя эти не соответствующие своему смыслу термины, мы создаем искаженное смысловое поле в своей голове. А если делаем это публично, то и в головах соотечественников. Ведь слова это не просто комбинации звуков, обозначающие то или иное понятие. Каждое слово в языке имеет длинный ассоциативный ряд. Выражение «интересы России» коннотирует с интересми каждого россиянина, точнее с общими для них для всех интересами. И когда мы так называем интересы оккупантов и их прислужников, мы тем самым утверждаем (сами того не замечая) что мы и они суть одно. Когда мы называем их властью, мы тем самым, сами того не замечая, присягаем им как законной власти.
Поэтому я призываю всех, а особенно журналистов – тщательнЕе надо, ребята, осторожнее со словами. Пока мы не освободимся от власти слов и не назовем все окружающее своими настоящими именами, освобождение от прочих «властей» нам не светит.

День ото дня "Болотный процесс 12-ти" потихоньку, малоприметно, но добавляет в жесткости и пренебрежении законом. Все более и более становясь процессом показательным. Но не в смысле «Показательных Процессов» 1930-х гг. – публичных, яростных, имевших целью вдохновить и запугать, задавить и разжечь, обличить и явить! Нет, в этом отношении Болотный процесс становится все более рутинным, «техническим», все плотнее замалчивается подконтрольными власти СМИ, уводится из фокуса в плохо просматриваемую периферию, почти уходит в своего рода информационное подполье.

Но вот внутри этой «вещи в себе» показательность нарастает. И это показательность все более полного, откровенного игнорирования закона. Все чаще и чаще внятные, четко сформулированные вопросы защиты отклоняются с самыми различными формулировками: «как не относящиеся к предмету доказывания» (ну, скажем, о том, где же, собственно, дело происходило), «не относящиеся к существу дела» («А соблюдался ли вами Закон о полиции?»), «повторные» (при том, что ничего подобного в зале не звучало), «не относящиеся к показаниям допрашиваемого лица» (а его и спрашивают, что ЕЩЕ он видел, чему ЕЩЕ он был свидетелем). Все реже защите удается добиться оглашения документов предварительного следствия, даже в тех случаях, когда противоречия между показаниями, данными на следствии и в суде, оказываются вопиющими, а если таки удается - то только после окончания допроса, когда неизбежные вопросы в связи с наглядно проявившимися противоречиями уже задать невозможно: «допрос закончен». Все свободны, господа!

Уже рутиной стала нарушающая все установленные законом нормы «процедура» фактического опознания подсудимых в зале суда - а теперь уже и ходатайства относительно ее процессуальной недопустимости не только не удовлетворяются или даже просто не рассматриваются - их уже и заявить оказывается невозможным.

И все избирательнее становится амнезия все большего числа свидетелей обвинения, не помнящих ровным счетом ничего, кроме намертво затверженного текста, охватывающего две-три минуты, интересующие обвинение. И начисто из памяти «свидетелей» в форме стираются все лица, кроме сидящих за решеткой в клетке зала №303 Никулинского суда.

А параллельно множатся прямые лжесвидетельства: уже и аммиак в роли «химического оружия» со стороны демонстрантов появился, и специально нарубленная арматура (к слову, так и не обнаруженная следствием «на поле боя» вечером 6 мая 2012 г.) «полетела» в доблестных «защитников правопорядка» в результате чьего «культурного обращения с гражданами» (цитата. - С.Ш-Д.) больше 40 человек получили черепномозговые травмы и сотрясение мозга. И неразличимые ни на одной видеозаписи громокипящие призывы «Вперед на Кремль!» все громче и отчетливее гудят набатом в головах «терпил» и «свидетелей» в погонах.

Но то, что произошло сегодня, вышло за рамки рутинного сползания в бездну беззакония! Допрашивается свидетель Рябинин А.А., боец пресловутого 2-го ОПП, ударник задержаний на Болотной (по его словам, задержал 10-15 человек!). Само собой, никого из задержанных не помнит абсолютно! Ну то есть вообще ничего о них не помнит! Кроме одного - «вон того молодого человека, в сером джемпере с иностранной надписью на груди». «Вы в процедуре опознания участвовали?» - «Нет». - «Знаете, как его зовут?» - «Бара... Барабанов!» - «А откуда вам известно его имя?» - «Так мне вчера начальство позвонило, сказало ехать в суд свидетелем по Барабанову!» На последний ответ, пытаясь перекричать, заглушить, взвивается судья Никишина: «Вопрос отклоняется!!!» И оглушительная издевательская овация в зале, включая ряды не выдерживающих защитников.

Я часто замечал у людей, впервые посетивших Болотный процесс в день допроса очередного полицейского, выражение крайнего недоумения. И впрямь, создается ощущение сумасшедшего дома: о чем тут говорят? "Это произошло до появления белого дыма или после?" - "А я не видел белого дыма". "В каком месте вы увидели обвиняемого?" - "На Болотной площади". Это адвокаты тщетно пытаются установить время и место того эпизода обвинения, о котором рассказывает свидетель. "А что было до этого?" - "Не помню". "А что после?" - "Не видел". Три часа находились толпы полицейских и демонстрантов на Болотной, но каждый свидетель "видел" лишь один крошечный эпизод с участием "его" обвиняемого. Больше ничего. Видимо, таков жесткий наказ начальства.

Это вполне отвечает фабуле обвинения. Следствие должно бы тщательно установить все обстоятельства каждого эпизода. Но оно делает все, чтобы сделать это было невозможно. Это мы уже давно знаем всю последовательность развернувшихся событий: где, кто и когда находился в каждый момент времени. Но не будучи озвученным в суде, это знание превращается в ничто и не может быть использовано в защите.

Во всем остальном свидетели - люди как люди. Большинство из них, как и всякий нормальный человек, не любят врать. Вот и вчерашний прапорщик ОМОНа Вячеслав Киселев, свидетель по эпизоду Андрея Барабанова, старался отвечать честно. Теперь они действительно мало что помнят. Но мы, с нашим знанием, можем догадаться: он часа полтора простоял в резерве у Большого Каменного моста. Потому и не видел ни прорыва, ни дымов от файеров. Потом получил приказ выдвинуться вперед, и еще какое-то время они прятались на пустынном Болотном сквере (куда демонстрантов не пустили вопреки договоренности). Потом "получили приказ на расечение толпы, после чего начались столкновения". Он оказался в гуще событий под самый конец, ближе к восьми вечера. Их цепочка внезапно для всех вывалилась из кустов сквера на набережную и разрезала толпу до парапета канала. Потом людей стали оттеснять в разные стороны. В момент разрезания и случился единственный эпизод с участием Барабанова.



Дальше Киселев рассказывает, что он увидел, и вновь возникает ощущение безумия. Невероятно, но он говорит правду. Все дело в том, какими глазами он видит события.

"Под ноги нам кидали ампулы с аммиаком. Запаянные ампулы с характерным запахом". - "Откуда вы знаете, что это был аммиак?" - "Я знаю этот запах, когда люди теряют сознание, им дают нюхать". - "Так, может быть, это был обыкновенный нашатырь?" - "Так это же одно и то же!" - "Вы видели пострадавших демонстрантов?" - "Да". - "А вам не пришло в голову, что это был раздавленный случайно пузырек с нашатырем, которым кого-то приводили в чувство?". Немая сцена, полнейшее недоумение на лице. Мы-то знаем, что были люди, на всякий случай носящие аптечку на каждый митинг. Они и оказывали помощь пострадавшим.

"Слышал агрессивные лозунги. Например, призывали нас сжечь". Бред? Ничуть. Именно после этого рассечения толпы произошел известный инцидент: полицейский на глазах сотен людей бил ногой в пах лежащего парня (принятого сперва за девушку и окрещенного потом "беременным Николаем"). Это вызвало взрыв негодования, кто-то крикнул садисту: "Ты сгоришь в аду!". Люди подхватили этот вопль.

"Почему вы решили, что люди прорывались именно в сторону Большого Каменного и Кремля?" - "Были активные попытки прорвать нашу цепь". Дело происходило уже глубоко на набережной, никакого Кремля оттуда даже не видно. Людям зашли в тыл и окружили со всех сторон, они просто пытались вырваться из плена. Следствие оказало нам услугу, приложив к делу видеозаписи этого эпизода:

Он говорит правду, но что у него в голове? Дикая каша из страха перед любым демонстрантом и вбитой в голову командиром официальной версии.

"Зачем вы рассекали толпу?" - "Люди стали падать, друг друга зажимать. Туда же не все пришли только для столкновений. Для безопасности людей мы и рассекали, чтобы предотвратить давку и группами препроводить людей к метро". Так кто же создавал эту давку, сперва перекрыв дорогу колонне, а после непрерывно "рассекая и вытесняя"?!

Но дальше правда кончается и начинается "спецзадание". Ради этого его и прислали в суд. Киселев описывает действия Андрея Барабанова. "Мы цепочкой вошли в толпу, на нас нападали. Шедшего неподалеку от меня Маркова (судя по всему, Марков - один из немногих, чье присутствие там он запомнил или выучил, потому что других коллег назвать не смог. - Д.Б.) затащили в толпу, повалили и избивали. Барабанов нанес ему несколько ударов ногами".

Андрей, напряженно слушающий в клетке, не выдерживает: "Вы ведь лжете!"

Да. Причем нелепо и неубедительно. Широко известен ролик с этим секундным появлением Андрея. Сбоку, вскользь он наносит один удар ногой. Он сам это признал еще на следствии и извинился за несдержанность. Почему это случилось, я еще расскажу подробно. Все видели белобрысого омоновца, испуганно вопящего "Караул!". Он уже был в суде. Он не пострадал, только дико перепугался. Фамилия его - Круглов! Так и в обвинительном заключении написано. Если свидетель плохо помнит, почему не признается в этом? Кто заставляет его говорить о нескольких ударах? Ответ прост: он вообще не свидетель! Во время очной ставки с Андреем 29 мая 2012 года он говорил: видел Андрея, ударившего кого-то лежащего на земле. Но кто это был - не видел. Через полтора года вспомнил: Марков! Ну хоть бы видео посмотрел, перед тем как врать!

Сергей Кривов: "Чего вы добивались от граждан 6 мая?".
Ответ: "Я исполнял приказ".

Почти каждому из прошедших перед нами полицейских Володя Акименков задает один и тот же вопрос (судья всегда его снимает): "Если бы вам приказали, вы стали бы стрелять в людей?"
Это не пустое позерство. Мы оказались во власти людей, слепо исполняющих приказ. При этом мир в их глазах причудливо искажен страхом и конспирологическими конструкциями. "Професcиональная деформация сознания" это называется. Они не любят врать, но если прикажут - слегка соврут. Даже если это отправит в тюрьму человека. И если прикажут стрелять - слегка постреляют. Ведь если человек чем-то недоволен, он уже виноват. И это опасно для всех. И, наверное, прав мой знакомый, считающий, что лозунг "Полиция с народом" - благостная чушь. Они просто не смогут нас понять. Мы давно говорим на разных языках.

Вчера мы в Бутырском суде поздравляли Бориса Стомахина с днем политузника. Хотя он в списках гонимых властями не значится. 29 октября "Мемориал" по традиции зачитывает пофамильно расстрельные списки сталинских времен у Соловецкого камня. Вспоминать о гулаговских жертвах необходимо, однако все же не в ущерб сегодняшним сидельцам, по счастью еще живым. Их 70 человек на счету "Мемориала", и Стомахина среди них нет. Готовится уже вторая, сроком до 10 лет, посадка за его публикации в Сети, и странно наблюдать, как "Мемориал", тоже во второй раз, подвергает автора "Радикальной политики" еще и своему, правозащитному остракизму.

И это все в придачу к "радостной" новости, что в московской ОНК теперь будет засилье силовиков под командованием Антона Цветкова из "Офицеров России", по меткому выражению Павла Шехтмана, "подментованого у*бка", который давно мечтает пресечь шастанье наблюдателей по столичным СИЗО, прибрав правозащиту к надежным мусорским лапищам.

Заседание суда было перенесено, о чем, впрочем, и ходатайствовала защита, однако приезжали мы не впустую. Познакомились еще с одним поборником справедливости - националистом Романом Носиковым, сочинителем доносика на Стомахина и "свидетелем" по делу. Пожилая мама политзека, Регина Леонидовна, не сдержав эмоций, бросила ему свое "материнское проклятье". Носиков, выглядывая из-за широких спин приставов, гарантировал лично от себя применение к ней силы, опасаясь быть сраженным наповал дамским ридикюлем. Вообще этот сомнительный свидетель всерьез отрекомендовался нам как "совок", заявил, что гордится своей совковостью, и обещал постараться вернуть нас в милые его сердцу советские времена.

Однако пресечь наш одиночный пикет у здания суда с плакатом "Дело Стомахина - смерть России", как якобы незаконный, полиции все же не удалось.

Накануне Дня памяти жертв политических репрессий, на который намечены массовые официозные мероприятия по всей Бурятии, республиканские власти напомнили нам, что у нас репрессируют не только людей. В средние века инквизиция судила животных, сталинский век занялся целыми народами, а сегодня репрессируют улицы, имеющие значение для народной памяти и общественного мнения. Речь идет, к сожалению, не о переименовании улиц, а о гораздо худшем – об их уничтожении.

По официальному заявлению мэрии Улан-Удэ, начинается процедура отъема ветхого (то есть неблагоустроенного) жилья у собственников с заменой или выкупом. Те, кто не был у нас, под сносом ветхого жилья понимают отдельные бараки, угрожающие жизни падающими потолками, уродующие столицу республики. Но те, кто приезжал искупаться в Байкале и заснять себя у дацана, расскажут, что гораздо большее впечатление на них произвел малоэтажный деревянный центр Улан-Удэ, обычные улицы, сохранившиеся с имперских времен, и на большинстве фотографий у них старые дома и современное население. Наша историческая застройка – единый культурно-исторический комплекс на целые квадратные километры, а не редкие объекты, которые было бы легко отстоять, поставить под особый контроль. Эти обреченные дома берегут не реставраторы, а жильцы, не особенно задумываясь, они каждый день затапливают печки и выходят за порог в самое сердце города. Впору бегать по городу с видеокамерой, чтобы сохранить ему посмертную жизнь. Городу, а не храму, допустим, или кремлю.

Согласно перечню улиц, подлежащих сносу, гибель ждет в том числе улицу Линховоина, на которой располагается памятник жертвам политических репрессий. Сюда, на место бывшего здания НКВД, каждый год приходят жители, чьи родственники погибли в годы борьбы с панмонголизмом. Но сюда они не только приходят – они здесь живут, пока. Вскоре здесь будет располагаться коммерческая недвижимость, подрядчик уже назначен.

На старом месте, то есть на всей территории административно-культурного центра, предполагается возвести глянцевые офисы, правда, «в национальном стиле». Но жители будут перемещаться как раз на окраины, где для них построят многоэтажки безо всяких стилей. Живая жизнь центра уйдет вслед за жителями, останутся только продавцы и клерки, покупатели и просители. Это напоминает ситуацию в Крымске, где якобы никуда не годные саманные домишки с огородиками, тоже в центре, объявили «зоной затопления» и переместили жильцов на самые кулички, соответственно, безо всяких огородиков. Там было искусственное наводнение – у нас поводом к чиновничьему озверению стало «естественное обветшание» жилого фонда. Неужели все старинно-прекрасные улицы обветшали за одну ночь и спасти их невозможно?

Перед началом сноса из земли уже выкапывают колонки для воды, из которых мог пить и освежать лицо каждый прохожий, не обладающий средствами на покупку минеральной. Улан-удэнская водоколонка была последним оплотом социальной демократии, уцелевшей в эпоху бедности и комфорта. Ну ничего! Кто крепко стоит на своих ногах (как правило, на ногах своих работников, на своих они даже не ходят), так вот, такие достойные горожане пойдут и купят себе минералку для горла, билет в музей – для души, и руки вымоют в платном туалете, а всякие аутсайдеры сами выбрали свою судьбу, пусть не встают на пути у прогресса!

Заявление о тотальном сносе всего исторического центра города полностью сотрет лицо столицы Бурятии. И какое лицо... В Иркутске такие дома отправляют в «исторический квартал». Там на них можно любоваться, но не жить. От запаха истории остаются только голые стены, изъятые с тех улиц, на которых что-то когда-то происходило. И все-таки там их не уничтожают!

У нас все откровеннее. Так называемые архитектурные памятники уцелеют только потому, что на них выбито имя верхнеудинского купца или советского чиновника, однако те, кому с табличкой не повезло, будут уничтожены. Останутся только чугунные памятники. Буряты могут любоваться на новеньких всадников-кочевников, поставленных для успокоения национального самолюбия, коммунисты на старенького Ленина, чья голова напротив мэрии является крупнейшей в мире головой вождя революции, ну и либералам оставят пару меценатских особнячков, только с реальной памятью города будет покончено.

Вряд ли тем, кто принял такое решение, нужно объяснять, чем отличается национальное искусство от ветхого жилого фонда. Они знают, что эти малоэтажные улицы являются единым историческим комплексом, неразрывным ареалом обитания людской памяти, что выхватить из этой зачистки отдельные домики и сохранить их – эффективное варварство. Нет никаких критериев того, чем отличаются исторически ценные дома и не ценные, поскольку все они относятся к одному архитектурному периоду на рубеже XIX и XX веков, каждый из них обладает особенностями орнамента окон, цвета деревянных или оштукатуренных стен, общей рельефной фактурой. Каждое высокое крыльцо для каких-нибудь четырех квартирок облагораживают колонны, каждая трещинка стены помнит видных и забытых людей Бурятии. Но на языке судебных документов это будут оценивать совсем иначе – принижая и рыночную, и культурную цену, опуская на уровень трухлявых подпорок.

Это все духовность, а мы за эффективность, возразят рыночники, отрывая поверхностный взгляд от монитора. Но реальная жизнь часто остается для них непонятной. Как быть с такими хрупкими вещами как стабильность? К подобным переменам нужно сперва быть готовыми экономически.

Бурятия – один из беднейших регионов России, приграничная республика, экономическое развитие которой (в том числе культурно-туристическое) нежелательно для федерального центра. В Бурятии низкое качество жизни компенсируется ее дешевизной. У нас можно существовать как птичка божия, снимая жилье. Комната в «трущобе» обходится в 3-4 тысячи рублей. Кстати, это где-то половина зарплаты дворника или библиотекаря – честного труда, между прочим. Поднапрягшись, студент или семейный приезжий может осилить целую такую квартиру, и это в центре, квартиру же в многоэтажке он не потянет – минимум 20 тысяч на окраине. Напомним, в домах без удобств, и даже без колонок, живут целые деревни, куда власти заманивают городских специалистов. А воду в деревнях привозит водовозная машина, два раза в неделю, если повезет, и пьют ее по четыре дня уже затхлую. Если это так невыносимо, то какую участь готовят людям в деревнях и что за герои туда должны ехать? Почему экономная жизнь в городе, с несколько большими удобствами, вдруг сочтена неприемлемой?

Для многих даже постоянных горожан собственная квартира недостижима, они ее не унаследовали от предков, и их собственным подрастающим предкам тоже на это надеяться рано. Они могут жить человеческой жизнью, снижая собственные запросы к ее «качеству». Но лишенные того, что имеют, они отправятся на вокзал – ночевать за 10 рублей в сутки. Для разнообразия – в дежурной части. Там они вспомнят холодные сортиры в собственном дворе! И пойдут оправляться в чужие! Не-собственники – это, конечно, не люди, но и остальным от этого не станет спокойнее.

Говорят, центр у нас давно превратился в деревянное гетто, где бесправные люди живут и мучаются. Но только часть этих бесправных будет «осчастливлена» сомнительным переселением – это собственники жилья (кстати, цена проезда городской маршрутке по странному совпадению только что возросла до 17 рублей, в а переселят-то людей далековато). Но арендаторы, видимо, должны будут основать уже новое гетто: в канализации. Ну и что? В средневековых столицах «дно» занимало пятую часть населения, и жили же как-то! Версали строили даже. На века… И только социальную историю города, какой нет ни у кого, так не терпится снести нашей правящей элите. Очевидно, это убьет сразу нескольких зайцев: сотрет историю, ударит по бурятской самобытности, высвободит земли и неконтролируемые деньги для заказчика и подрядчика. Но социальный взрыв, укрепление преступности, бунт отверженных они вряд ли заказывали.

И, наконец, кто будет строить новые дома, в какие сроки, в каких условиях труда? Очевидно, строить будут бесправные китайцы. Такими волюнтаристскими темпами их немало погибнет под плитами. А затем гибель будет грозить уже тем счастливым новоселам, ради которых все это затевалось.

В эти же дни, опять-таки по странному совпадению, стало известно об отмене уроков бурятского (второго государственного) языка в ряде школ Улан-Удэ. Архитектура – это второй язык этноса, это книга неграмотных. Репрессии в отношении народа, не признанного репрессированным, продолжаются.

Сегодня еще не поздно. Не соглашайтесь на дешевый подкуп, ведь эта территория принадлежит не только вам, но и всей республике, это не просто неблагоустроенные квартиры, а культура целого народа. Надо требовать реставрации ваших и наших с вами домов со всем должным уважением к их возрасту. Собирайте среди ваших соседей подписи, их можно будет обратить в коллективные исковые заявления, отвергайте предложенную мэрией выкупную цену, не подписывайте акты, не покидайте своих стен. Я не отношу себя к градозащитному движению, но в этой работе готова помочь населению, и что-то мне властно говорит, что это самая серьезная страница нынешнего времени. Не продавайте и не прощайте!

Я обращаюсь теперь не к улан-удэнцам: а в вашем городе есть места, которые на каждом шагу повторяют: живи и помни! Есть? Так пусть они будут, а не были, пока вы сами живы.

Однажды заехавшие в Питер белорусы предложили мне идею революции:

- А давайте Зимний штурмом возьмём!

- Зачем? - спросила я меланхолично. - Туда и так студентов бесплатно пускают.

Часто вспоминаю этот диалог, когда слышу, как на судах по "Болотному делу" омоновцы один за другим рассказывают о призывах идти на Кремль. Иногда даже кажется, что толпа только и делала 6 мая, что ревела в голос: "Идем на Кремль!" Во всяком случае, такую картину устами свидетелей методично рисуют прокуроры.

Кремль, сердце Родины моей... Наполеон занял Кремль, Гитлер не дошел до Кремля... Идти на Кремль, взять Кремль, отстоим Кремль - отстоим Россию... Вот тёмная толпа рвется взять Кремль, атаковать, погрузить страну в смуту революции...

Следаки, прокуроры, менты, вы грибов псилоцибиновых наелись? А ведь наверняка кто-то из них воспринимает весь этот ассоциативный ряд всерьез.

Успокойтесь, не будем мы брать Кремль, даже когда представится возможность. Зачем он нужен-то? Вы бы еще в храме Христа Спасителя предложили забаррикадироваться.

Тут есть еще один нюанс. Кремль - это вообще-то крепость. Он построен так, чтобы как минимум отразить нашествие Мамая, чтобы выстоять против стенобитных орудий. Демонстранты его пластиковыми флагштоками должны были охаживать? Или асфальт с собой с Болотной притащить, по куску на человека?

Единственный смысл фразы "идем на Кремль" в контексте 6 мая таков: ""Давайте проведем на Красной площади акцию протеста, не согласованную с мэрией". Исторически сложилось, что наше государство чрезмерно нервничает от любых акций на Красной площади. Годы лагерей и психушек диссидентам 68-го (8 человек с непопулярными плакатами, ужас какой!). Разгон демонстрации против войны в Чечне, созванной по требованию захватчиков "Норд-Оста" (а то террористы подумают, что мы выполняем их требования и кого-нибудь отпустят, ужас какой!). Фактический запрет на любые акции в этом месте после принятия закона "О собраниях" (придут, митинговать будут, ужас, ужас, ужас).

Самое смешное, что зачистить Красную площадь значительно легче, чем ту же Манежную.

На самом деле они на судах наперебой рассказывают о том, как две тысячи самых смелых демонстрантов пошли бы в сторону Красной площади (если бы Большой Каменный мост был чутка посвободнее), а их бы там свинтили.

...Набатом стучит в сердцах наших: "Идем на Кремль!" Черный ворон кружит над страной.

Я и впрямь не знаю: то ли Следственный комитет занимается лингвистическим моделированием, то ли искренне верит, что в XXI веке мятеж супротив государя должен воплотиться в походе на Кремль.

Вот со словом "массовые беспорядки" они играют более чем осознанно. Не может юрист в здравом уме применить термин "подготовка беспорядков" к планам разбить палатки - о ужас, без разрешения.