Удосужился, наконец, прочитать статью Андрея Колесникова «Бирюлеволюция против Болотной». В «Новой газете» - знаете, наверное.

Поражен. Настоящий панегирик самозванному креативному классу. Они, болотные, и «образованные», и «элита», и «сливки нации». В то время как бирюлевские - «темная масса озлобленных людей». Разве что унтерменшами не назвал. Недочеловеками.

На этом основании автор противопоставляет две протестные группы, фактически объявляя протест Болотной верным, нужным, имеющим право на существование, а протест Бирюлева - нет. И открыто признает за Следственным комитетом право сажать неправильных погромщиков.

Интересно, что помимо Болотной и Бирюлево в тексте походя упоминается и Поклонная. Автор попытался использовать названия площадей, где так или иначе собирались люди с политическими целями, для своеобразной классификации протестных групп, но сделал это неполно, не до конца.

Погасив эмоции, вызванные неприкрытым социальным расизмом г-на Колесникова, я решил дополнить его и в оконцовке сделать выводы. Свои выводы. А вы можете соглашаться или не соглашаться с ними.

Зачем это нужно? Для правильного понимания происходящих исторических процессов.

Наверное, никто не будет оспаривать, что для начала будет правильно объединить в одну протестную группу тех, кто выходил на Манежную в 2010 году, и участников событий в Бирюлеве. И повод примерно один и тот же, и вообще... Так ведь? Назовем эту группу Бирюлево-Манежная.

Кроме того, в последние 3-4 года люди массово выходили на Болотную, Поклонную и Триумфальную площади. Таким образом, мы имеем четыре площади, символизирующие тот или иной формат политического действия и разнородные группы протестующих.

Социальный расист Колесников и ему подобные без сомнения поместили бы по одну сторону Болотную и Триумфальную — силы Добра в их представлении. Триумфальную, конечно, со скрипом, поморщившись, но поместили бы. Например, с оговоркой - «до ухода Алексеевой». Ведь там тоже численно доминировали «образованные». На противоположную сторону — сил Зла — наш журналист отправил бы Поклонную и Бирюлево-Манежную.

Кто-то сомневается, что было бы так? Я - нет.

А теперь я хочу предложить вам другое деление. По другому признаку. Не по признаку «образованности», «креативности», «современности», хорошего английского или привычек напиваться в "Жан-Жаке", а не во "Втором дыхании".

Признаком этим будет храбрость. Храбрость, понимаемая как отсутствие трусости. Отсутствие страха перед возможностью задержания, ареста, увольнения с работы и т.п. А только в этом случае протестующие могут не только протестовать, но и победить. Вспомните полтора месяца стояния на Майдане. Если бы все разошлись, потому что «завтра на работу», оранжевой революции просто не случилось бы.

Так вот, проводя водораздел по признаку храбрости, мы не можем не видеть, что по одну сторону оказываются Триумфальная и Бирюлево-Манежная, а по другую - Поклонная и Болотная.

И на Триумфальную, и на Манежную (тем более в Бирюлеве) люди выходили (и выходят на Триумфальную сейчас), ни у кого не спрашивая разрешения. Тем более у власти. Такие, какие они есть: хорошо или плохо образованные, физически сильные и не очень, в очках и без. Это и есть народ. Главное их качество — решимость и уверенность в своем праве.

Не так в случае Поклонной и Болотной. Обе прошли с разрешения власти и в форме, одобренной и утвержденной властью.

В случае Поклонной методы власти были более грубые и незамысловатые - прямая мобилизация зависимого от нее чиновничества и прочих вассалов. В случае Болотной Кремль действовал более изощренно, договорившись с лидерами и сняв запрет на рекламу безопасного для себя варианта - Болотной - всем спектром СМИ, от узколиберальных до федеральных. Методы, да, разные, но результат один - протест купирован, Путин остался в Кремле.

Конечно, протест без разрешения также пока не сковырнул Путина с трона, однако такой формат всегда оставляет шанс, в то время как оппозиция Его Величества никогда не добьется победы над Его Величеством.

Так что бунтовать с разрешения власти или без разрешения - вот единственный настоящий критерий искренности и подлинности протеста. Дипломы о высшем образовании протестующим ни к чему. Главное, что им нужно, это храбрость. А вы, «сливки нации», со своими вечными переговорами то с Сурковым, то с Горбенко, давно прокисли. Теперь на сцену истории выходит его величество Народ. Бойтесь.

Сегодня утром в метро увидел спешившего на работу полицейского. Он был в джинсах, но в форменной теплой куртке с надписью «Полиция» на спине и груди. Но я, собственно, не из-за джинсов решил, что он не на службе, - он был без бронежилета. Он поднимался на эскалаторе и не глядел на лица людей, спускавшихся ему навстречу (а куда еще глядеть, стоя на эскалаторе?) - он неприметно непрерывно озирался на стоявших и проходивших рядом каким-то бегающим, тревожным взглядом. И на лице его явно читался… страх на его лице читался, панический страх: вот так, одному, в форменной куртке и без бронежилета, шлема «Джетта» - и в толпе!

И именно в этот момент я остро почувствовал, о чем говорили полицейские «терпилы» и «свидетели», бесконечной чередой допытываемые нами на "процессе 12-ти" по Болотному делу.

« - Я принял решение войти в толпу на задержание особо активного молодого человека, кидавшегося камнями… - И что, задержали? - Нет. - А почему? Что вам помешало? - Я увидел слева, как наших товарищей, сотрудников полиции, пытались затащить в толпу, и пошел им на помощь. - То есть вы не стали задерживать преступника? - Нет. Наших затягивали в толпу...»

« - Я стоял в третьем ряду и держался правой рукой за бронежилет впереди стоящего. - А зачем? - Чтобы его в толпу не затащили. - А затаскивали? – Нет, но могли. – И? – Ну, затащить же могли...»

« - С меня сорвали каску «Джетта» и ухватили за бронежилет!.. – Вас били? – Нет... ну то есть я не помню... Еще ПР-73 вырвали! – И ударили вас ей? – Нет, выкинули в реку. – А почему не ударили? - ... – А что делали граждане, когда отобрали у вас шлем и дубинку? – Смеялись и кричали оскорбительные слова! – И все? – Ну да, оскорбляли...»

Все эти ребята не москвичи. Все они бог знает из каких провинций. По данным их паспортов в графе «место рождения» можно составлять карту «Умершая Россия». И этот гигантский город с непонятными для них людьми, говорящими на почти иностранном языке и живущими непостигаемой жизнью с какими-то марсианскими интересами, совершенно чужой, страшный, пугающий город, где никто никого не знает. Я помню как Веня Ерофеев со смехом рассказывал о своем первом приезде в совершенно еще тихую, маленькую, провинциальную по сегодняшним меркам Москву середины 50-х гг. (из родных ему Чупы, Лоухов и Кировска в Хибинах) поступать в университет: он вышел на площадь трех вокзалов, посмотрел на тогдашние толпы народа и суету машин (да были ли они тогда вообще по нынешнему счету!), увидел высоченные дома... сел и заплакал! Так вот, эти ребятки из провинции попадают в казармы, оказываются практически отрезанными от этой и без того непонятной жизни, им промывают и без того не эйнштейновские мозги отцы-командиры (а образчик такого отца-командира предстал перед нами на "процессе 12-ти" в светлом образе подполковника И. Беловодского, заявившего, что считает себя потерпевшим от всех в зале и что «раз сидят – значит не зря!»), наконец, их обязывают практически всегда и везде быть по полной выкладке – в бронежилете, с дубинкой (простите, со «спецсредством ПР-73»), наручниками, а то и в «Джетте». Даже когда они патрулируют (а вообще – какого хрена?) станции метро.

Поставьте себя на их место: на станцию метро – вниз, в освещенный, сверкающий мрамором зал, где, понятное дело, каждый день режут ножами и заточками и палят из стволов! – посылают в бронежилете, с дубинкой, целым нарядом – кругом же зеленка, партизаны за каждым кустом... Вот и ходят, прижавшись плечом к плечу: зазеваешься на мгновенье – утащат в толпу и поминай как звали! Хорошо если значок с номером найдут – родным (если есть) сообщить...

Так ведет себя оккупационная армия – и это поведение в порядке «второй производной» усиливает и без того нехилый оккупационный синдром. Полиция – в кольце врагов. Враги повсюду. И любые разговоры/уговоры/переговоры становятся невозможными: мы говорим уже не на разных языках – мы живем в разной системе координат. Попросту говоря, мы принципиально по-разному ответим на детский вопрос: «Что такое хорошо и что такое плохо?»

Как известно из истории, из этой ситуации есть всего два выхода: или оккупационная армия помалу вырезает оккупированное население, или уходит.

Для первого варианта нужно, чтобы у оккупантов было чувство превосходства – расового, национального, религиозного, культурного, социального – какого угодно! И чтобы у них была ясная и чистая идея – сияющая или чудовищная (сколь часто это одно и то же!), лишь бы была. Но нет ни того ни другого. А вместо этого – подавленное, запрятанное чувство собственной ущербности и неполноценности: именно оно прорывается прогрессирующими эксцессами озверения и жестокости.

Стало быть, вопрос не в том, что они уйдут, а в той цене, которую мы за это заплатим. И в том, что нам потом делать с ними и с той Россией, которая воспроизводит им подобных пока что с неотвратимостью печатного станка.

P.S. Я надеюсь, никто не сочтет этот текст попыткой «о бедном гусаре замолвить слово»: вопреки распространенному мнению, у каждого из нас всегда есть выбор: остаться/стать сволочью или слугой сволочей – или остаться/стать человеком.

«До тех пор пока я здесь депутат, я не позволю снести на Пресне ни один дом!»

Так не один раз высказывалась при мне Лена Ткач - высказывалась не с трибуны и не публично, а именно в узком кругу «своих».

В отличие от множества политиканов (что властных, что «оппозиционных»), которые говорят одно, делают другое, а думают третье, Лена подтвердила, что слова у нее не расходятся с делом.

Теперь, когда Лена в Боткинской больнице, а история «слушаний» в Пресненской управе облетела все СМИ, настала пора подробно рассказать о «проблеме домов 13 и 15» на многострадальном Большом Козихинском переулке.

Знаменитые дома 13 и 15 по Большому Козихинскому

Большой Козихинский переулок – это собственно Патриаршие пруды, буквально за углом от того места, где трамвай переехал Берлиоза. Из спорных домов один представляет собой типичный доходный дом 1900-х годов, другой – памятник конструктивизма 20-х. За ними были еще два дореволюционных дома, но они были снесены в 2007 году - с большим скандалом, с войной против жителей, не желавших расселяться, даже с убийством (убили жительницу одного из сносимых домов). Однако после сноса владельцы бывших домов (компания "ИнвестСтройКом") обнаружили, что им принадлежали только дома, но не земля под ними, а потому строиться заново только на том основании, что прежние дома были снесены, они не могут. Это, возможно, в совокупности с нагрянувшим кризисом, привело к тому, что проект завис.

Ключевое лицо проекта – Михаил Ройтман; при нем и его сын Евгений, юное дарование, несомненно унаследовавшее таланты и высокие моральные качества отца. Послужной список Ройтмана-старшего достаточно типичен. Еще в конце 90-х Ройтман в компании с каким-то космонавтом получил одобрение проекта по сносу старинной усадьбы Лопухиных на Арбате (Сивцев Вражек, 42) под постройку «Международного делового центра им. Ю.А. Гагарина» с 8-этажным жилым домом. Однако дело не заладилось. Часть уникальных усадебных построек Ройтману снести удалось, но жильцы расселяться отказались и встали стеной на пути техники. «Потом жильцов начали осаждать – и даже выкуривать горящими автомобильными шинами. Все без толку», - эпически констатировала «Вечерняя Москва».

Михаил Ройтман, генеральный директор и совладелец компании «СтройИнвестКом»

А после снятия Лужкова с Сивцевым Вражком Ройтманам вышел окончательный облом. Оказалось, что градостроительный план земельного участка (ГПЗУ) не предусматривает строительства на этом месте ничего большего по размерам, чем снесенная усадьба. Ройтман заметался, и тут как раз подвернулся ему г-н Артиш Геворгян, который предложил урегулировать эту проблему за 1,5 миллиона баксов, из коих 750 тысяч ему были необходимы немедленно на взятки чиновникам Москомархитектуры. Деньги ему были даны, взятки (по уверению г-на Геворгяна) розданы, и счастливый Ройтман получил свеженький ГПЗУ, как раз тот самый, какой ему был нужен. Каково же было разочарование почтенного коммерсанта, когда полученные такой ценой бумаги оказались поддельными! Оскорбленный в лучших чувствах Ройтман немедленно отнес в прокуратуру заявление на мошенника, который обещал ему подкупить чиновников, но не выполнил обещания. Мошенник был арестован, а чудесная история благодаря этому < a href=" http://lenta.ru/news/2012/08/31/fraud/ >прогремела по российским СМИ.

Особый цимес заключается в том, что аккурат в то время, когда все это происходило, семейка Ройтманов была завсегдатаями митингов протеста. «Мы за честную власть!».

Видимо, в ту-то пору Ройтманы и переключились на проект по Большому Козихинскому. В старом районе предполагается построить дом в 8 этажей, с 3-этажным подземным паркингом (при том, что Козиха - бывшее Козье болото, всякое углубление там категорически запрещено по гидрологическим условиям). Кроме сноса исторических домов, проект представляет собой точечную застройку, ныне также запрещенную в Москве. К проекту подключили Дмитрия Гудкова, а также Вячеслава Душенко, человека сложной судьбы. Был он ментовским майором и руководителем антитеррористического подразделения московского ГУВД. В 2004 году руководил знаменитым допросом подводника Александра Пуманэ, в ходе которого Пуманэ сам собой умер. Дело было громкое и скандальное, Душенко арестовали, потом отпустили, но из ментов выкинули. Не беда – он тотчас устроился в «Справедливую Россию» и ныне является помощником депутата Агеева.

Вот эта-то компания 19 апреля и пригласила Лену Ткач в кафе, чтобы по-дружески обсудить с ней вопрос о сносе двух исторических домов – не корысти ради, но блага оппозиции для! (Ройтман обещал с выручки отстегнуть на «Дождь» и всякие белоленточные проекты, которые он, как объяснял Лене Гудков-младший, активно спонсирует.) Вышел из этого, как известно, скандал и конфуз, так как Лена не только согласия не дала, но и распубликовала эту историю.

Тем не менее отважных застройщиков это не остановило – на кону миллионы! – и в конце концов управой были назначены публичные слушания по изменению ГПЗУ. Слушания были назначены вопреки закону без санкции муниципального собрания – муниципальные депутаты резко против проекта.

По закону слушаниям должна предшествовать «экспозиция», на которой жители знакомятся с проектом и оставляют свои замечания.

С того-то и началось. В конце позапрошлой недели Лена звонит мне: «В понедельник подежурь на экспозиции, смотри, чтобы застройщик дворников не нагнал!» Прихожу. Все тихо – до такой степени что даже никаких наглядных материалов нет. Приходят милые старички и старушки, а также стайки юных девиц, мило беседуют с представителем застройщика и расписываются в журнале. Звоню Ткачам: «Вроде никаких дворников, явно местные пенсионеры. И впечатление, что все за проект». - «Как так?! В районе нет ни одного человека, который был бы за проект! Проверь, откуда они!» К счастью, тут подошел знакомый козихинский житель, я из его рук ознакомился с журналом – все из мест, удаленных от Патриарших прудов на километры, аж с Третьего кольца. «Лена, - говорю, - тут сплошь народ со Стрельбищенского, со Шмитовского...»

На следующий день Лена Ткач просто пришла, взяла журнал предложений, положила к себе в сумку («По каком праву?» - «От имени моих избирателей, который поручили мне защищать их интересы!») и вынесла его, сдав в Следственный комитет как доказательство фальсификации. И что же? На следующий день (в нарушение закона) появляется новый журнал. Лена выносит и его: день вторый. На третий день козихинец Денис Воробьев подошел к представителю застройщика, чтобы попросить новый журнал для подписи. Представитель, учуяв неладное, сховал журнал в папочку и подался из управы. На пороге его нагнал Денис – представитель застройщика избил его ногами (у Дениса трещина ребра).

В промежутках являлись еще живописные группы пэтэушников «расписаться... это... за снос дома тринадцать дробь пятнадцать по Козицкому, чо ль, переулку, чо». В управе книга больше не появлялась. Зато какие-то люди от управы бегали по району, показывали фотографии каких-то трущоб и плакались, что они живут в назначенных под снос старых пятиэтажках и что их не расселят, если добрые люди вот тут не распишутся за снос этих пятиэтажек. Потом задним числом из этих листочков сделали новую хорошую книгу.

Закон был целиком на стороне Лены – Градостроительный кодекс Москвы (ст. 68) требует проводить слушания на территории «кварталов, микрорайонов, в границах которых расположены указанные земельные участки», и только их жители имеют право оставлять замечания.

Когда Лена пыталась доказывать это застройщикам, Женя Ройтман и Ко отвечали: «Сказано же: «и микроРАЙОНОВ! Таков закон!» Я поначалу не понимал смысла возражения, но с удивлением понял, что они таким образом приравнивают микрорайон к району. Очевидная нелепость возражения их не останавливала: в этом деле главное составить какую-то систему фраз, а будет ли она осмысленной или бессмысленной, неважно. «Закон гласит так, а что вы говорите – это ваше толкование!» - объясняли застройщики. Кстати, очень активничал на стороне застройщика замглавы управы по строительству г-н Галенников.

К слушаниям Ройтманы и управа подготовились капитально. На входе в управу поставили мордоворотов в штатском (безо всяких опознавательных знаков), которые пускали только по паспортам жителей района (чтобы отсечь группу поддержки Ткач). Распоряжение Галенникова! Последнее было совершенно противозаконно: присутствовать на публичных слушаниях может любой, а вот вносить предложения и замечания в протокол – только жители квартала. Пытались не пропускать саму Лену Ткач; Андрея Новичкова не пускали, несмотря на журналистское удостоверение, а при попытке прорваться избили (бил его, как оказалось, начальник ЧОП «Родон», бывший местный муниципальный депутат).

В это время в зале управы Лена и Рома Ткач забираются на сцену, заявляют, что слушания фальсифицированы, и, ссылаясь на закон, требуют, чтобы в них не принимали участие жители, не прописанные в пределах Садового кольца. В разгаре перепалки из окружения Михаила Ройтмана отделяется крепенький мужичок в красном свитере (как оказалось, его звали Александр Филиппов), лезет на сцену, сбрасывает с нее Лену, а затем набрасывается с кулаками на Рому. Лена летит вниз, ударяется головой о ручку кресла и теряет сознание. Филиппов с сознанием исполненного долга выкрикивает оскорбления по адресу Лены, Романа и еще одного активиста, Владимира Рязанского.

Лена оставалась без сознания минут 10-15. Между тем вызванная полиция долго отказывалась задерживать Филиппова (мол, нет заявления от потерпевшей!), наконец увезла его в отделение, но быстро выпустила. Лену увозят в Боткинскую больницу, слушания же с участием нагнанной застройщиком массовки со всей Пресни продолжаются как ни в чем ни бывало.

«Слушания» в управе – съемка Владимира Рязанского

То, что человека не лишили свободы, семьи, друзей - конечно, замечательно.
Но с высоты Закона в его первозданном, чистом смысле - беспредел, беззаконие, изнасилование права.
И первый и этот второй, скоротечный, процессы - вообще спектакли, имеющие лишь внешнюю форму суда.
Я когда-то уже приводил вот такую аналогию - чтобы оценить работу какого-нибудь предприятия и производимую им продукцию, стоит обратить внимание на самый дорогой и разрекламированный товар. Подразумевается, что уж он-то точно должен быть максимально качественным, в него вложен максимум того, что может данная фирма. И вот представьте - этот товар оказывается бракованным. Вы будете доверять другим её изделиям, более дешёвым и менее раскрученным?
Дело "Кировлеса" и есть такой самый-самый товар. Одно из самых громких дел последних лет, к которому было приковано внимание всей страны, находившееся на острие общественного обсуждения - приговор по нему неизбежно становился лакмусовой бумажкой состояния российского правосудия. И если он оказался незаконным и неправосудным - значит, нет сомнений в возможности судебного произвола в менее известных и менее освещаемых делах. Если утверждение справедливо для больших чисел - оно будет верно и для малых, так, кажется, в математике?
Так что всё очень плохо, на самом деле, хоть, конечно, условный срок всё равно лучше реального.
И ещё кое-какие мысли по поводу условного срока.
Тут Мальгин уже высказал в ЖЖ такую мысль: "А вот что будет с остальными уголовными делами против него? Будет постоянный информационный шум и трепание нервов фигуранту или тихо сойдет на тормозах? Двух условных сроков, как я понимаю, не бывает: если во время отбытия условного срока будет доказано еще одно уголовное преступление, суд обязан заменить условный срок реальным."
Неверная трактовка. Если во время отбытия условного срока человек совершит преступление или адм. правонарушение, то срок будет заменён на реальный. Если речь идёт об уголовных делах, возбужденных до вынесения ему условного срока, по ним также может быть принято решение о лишении свободы условно. Юридических препятствий к этому нет.
Есть несколько другой момент. Создаётся ощущение, что в Кремле всё-таки довольно осторожно относятся к теме "Навального - на нары!" и сегодняшний приговор тому подтверждение. Решение вопроса восходит в самые верха, понятно к кому, и мы все это понимаем.
Так вот, условный срок автоматически превращается в реальный, если человек совершает, скажем, административное правонарушение. И вот исходя из этого, выходит, что Навального сейчас нельзя задерживать на митингах, обвинять в сопротивлении сотруднику полиции, что уже бывало раньше... То есть не то, чтобы нельзя - но каждый такой шаг надо согласовывать на самом верху, что вряд ли может сделать какой-нибудь полицейский сержант или ОМОНовец, "зачищающий" публичное мероприятие. Выходит, что сей ретивый служака может вдруг, невзначай решить судьбу вопроса, который годами стоит перед кремлёвскими обитателями, создав правовое основание для реального срока Алексею.
Зная Навального, можно совершенно безошибочно утверждать, что активность свою он в свете сегодняшнего приговора не снизит и не прекратит. А значит, не исключены ситуации, в которых он будет создавать поводы к задержанию или административному взысканию. По их дурацкой логике, конечно.
А реализация такого повода - тонкий вопрос, решаемый в Кремле.
Любопытно, правда?
Вот представляете себе, как ОМОН разгоняет какой-нибудь митинг с участием Алексея, и двигаясь цепью по толпе, аккуратно "обтекает" его, поскольку пока не принято решение его садить? Задержать-то ведь значит запустить процесс лишения свободы.
Есть, правда, такое милое изобретение, как задержание, доставление и профилактическая беседа без оформления адм. правонарушения. Хотя если человек под условным сроком, вообще говоря - какая, нафиг, профбеседа? Садить надо.
Очень мне этот аспект интересен.

Я выхожу из "Пражской" минут за тридцать до заявленного начала акции "Наш ответ Курбан-байраму". На выходе из метро полиция проверяет документы, обыскивает и задерживает молодых людей. И русских, и нерусских. Несмотря на это, скоро у закрытого торгового центра "Пражский пассаж" собирается несколько сот человек. Молодежь фанатского вида.

Ровно в 19 часов начинают скандировать "Россия для русских! Москва для москвичей!", и толпа движется в сторону Бирюлева. Средний возраст идущих - примерно 15 лет. Школьники кричат "Зиг хайль! Рудольф Гесс, гитлерюгенд, СС!" и идут по улице Подольских Курсантов, названной в честь курсантов Подольского военного училища, защищавших Москву от фашистов в 1941 году. Затем кто-то командует "Направо! Во дворы!" - и толпа с криком "Русские вперед!" бежит внутрь жилого района.

Нацисты идут по дворам. Бьют машины, причем только дешевые. На моих глазах разбивают старые "жигули". Припаркованные иномарки не трогают. У машин тоже есть национальность. Черный значит бедный. Бедняки ездят на дешевых авто.

Услышав полицейскую сирену, погромщики разбегаются. Потом долго ищут друг друга по дворам.

Гоняются за нерусскими. Немолодой мужчина славянской внешности в спецовке дворника направляет погромщиков: "Вон шахид за угол побежал! Ловите его!"

Мама с ребенком со страхом смотрит на толпу нацистов, громящих машину. "Не бойся, нас не тронут", - успокаивает ее женщина постарше. Спрашиваю женщину: "Вы уверены, что вас не тронут?" "Да, мы же русские", - отвечает она мне.

Другая женщина славянской внешности не так уверена. Она идет быстрым шагом, переходя на бег. Спрашивает меня: "Сколько их там? Они могут на меня напасть? Я всего лишь в магазин хотела зайти". Пытаюсь успокоить женщину: "Их человек сорок. Не бегите. У них рефлекс собаки. Если вы побежите, они за вами точно погонятся. Идите спокойно".

Смотреть на YouTube

Я не был на месте преступления, не знаком с Орханом Зейналовым и не имею "инсайдерской информации" из органов дознания. Я могу лишь читать и видеть то, что предлагают мне СМИ, госслужащие и интернет. И понимаю, что ничего не понимаю.

Прежде всего о самом видео, показанном НТВ. Вслед за федеральным каналом вся страна дружно называет его "видео зверского убийства". Насчет "зверского" - отдельный разговор. Я пока не слышал такого, чтобы убийца нанес 48 ударов, расчленил тело или предварительно изнасиловал жертву. Но бытовой поножовщиной нас давно не удивишь, а надо "погорячее". Между тем на видео вообще нет никакого убийства!

На все лады повторяются также закадровые комментарии телевизионщиков: "Преступник преследует девушку. Та пытается зайти в подъезд. Но мужчина не дает ей это сделать, хватает ее за руки и за лицо. В какой-то момент ей удается прошмыгнуть внутрь и закрыть дверь. В следующее мгновение разъяренный гость срывает злость на молодой паре".

Что мы видим на самом деле?
Прежде всего бросается в глаза меняющийся масштаб видеокадров. Три раза камера как будто наезжает и отъезжает. Это может быть лишь в том случае, если камера сознательно управляется с пульта наблюдения. Но все просто: если наложить кадры разных ракурсов друг на друга и привести к одному масштабу, то видно: более крупный план - лишь фрагмент оригинального кадра. Это сделано уже при монтаже ролика журналистами. Возможно, нам просто хотели показать крупнее лица ("наезды" происходят, когда люди находятся лицом к нам). Но качество картинки от "растяжения" лучше не становится. Может быть, при этом хотели что-то отрезать в углу кадра (см. фото №1)? Неизвестно. Но главное в сюжете.

Лично я могу описать происходящее так. Мужчина идет вслед за знакомой женщиной, чем-то сильно расстроенной. Пытается ее утешить, что-то СПОКОЙНО, дружески объясняет. Нежно берет ее лицо в руки. Она все равно плачет. Он обнимает ее. Она СКЛОНЯЕТ ГОЛОВУ ЕМУ НА ПЛЕЧО! Он становится спиной к двери (в правом нижнем углу мелькает его рука, в левом нижнем - плечо), продолжая что-то говорить. Она все равно плачет. Он ОТСТУПАЕТ в сторону, пропуская ее внутрь. Она заходит в подъезд. Он уходит. Она ни разу от него не отшатывается, не сопротивляется. Он не делает ни одного агрессивного движения.

О ярости, попытках девушки прорваться и, конечно, убийстве, "происходящем за кадром, справа", нам просто... рассказывают! Всякий может увидеть по-своему, но слово телевизионщика во сто крат влиятельнее моего...

Анонс следующего сюжета НТВ: "Знакомые убийцы жителя Бирюлева подробно рассказали корреспонденту НТВ о том, что представляет собой подозреваемый. Оказалось, что мужчина ранее совершал убийство. В России он находился нелегально, и несколько раз его задерживали с оружием".

Смотрим сюжет. В нем нет ни слова о "совершенном ранее убийстве"! Но кто будет смотреть, если можно прочесть три строки анонса? Тем более никто не замечает укоренившегося уже слова "убийца". Что там насчет презумпции? А если какой-нибудь "народный мститель", встретив Зейналова, решит сам его покарать, руководство НТВ застрелится или кофий пить пойдет?

Впрочем, глава московской полиции Анатолий Якунин в пересказе Интерфакса заявил, что Зейналов разыскивается в Азербайджане за убийство. И азербайджанские органы готовы оказать помощь в его поимке. Но тут же становится известно, что Интерфакс цитирует азербайджанцев не полностью. "Министерство внутренних дел Азербайджана опровергло сообщения о том, что разыскиваемый за убийство в Москве Егора Щербакова Орхан Зейналов разыскивался на родине за аналогичное преступление" - цитирует Лента.ру РИА "Новости". Но народ уже радостно ищет "двойного убийцу"!

Итак, мы ищем "двойного убийцу, азербайджанца, разъяренного отказом девушки и поэтому зарезавшего москвича". Нам уже навязали преступника, мотив и оценку. Обо всем этом просто рассказали без малейших подтверждений. Более того, рассказанное прямо противоречит фактам. Есть лишь странное видео, есть лишь одно свидетельство девушки убитого. Но народ уже все знает.

Я не знаю, возможно, показанные кадры действительно с камеры слежения у подъезда, на них Зейналов и он убийца. В любом случае не сомневаюсь, что обвиненного в этом преступлении ждет наказание "по максимуму". Все в порядке: убийцу покарают, "чурки" с базы в Бирюлеве изгнаны (на другую базу), народ в упоении ищет преступника. А что телевидение уже привычно подменяет следствие, преждевременные обвинения попадают под закон о клевете, полицейский чиновник врет, а правду заменяет молва - это так, мелочи.

P.S. Пока писал, подозреваемого поймали. Ждем следствия и суда. Хочу верить, что все вопросы рассеются. Другой вопрос - смогу ли поверить, если к этому финалу меня подводили ТАКИМИ способами?

Я не хочу и не могу анализировать бирюлевский погром. Я могу только выразить свои чувства, то, что давно болит. При этом, я уже привыкла, что моя боль обычно вызывает раздражение или даже злость.

Я всегда сжималась, как от удара, при любом презрительном слове о приезжих с Кавказа или из Средней Азии. У меня нет к ним никаких претензий, никакого раздражения по отношению к ним я никогда не испытывала. Я их люблю. Мне нравится их южный колорит, мягкий акцент, то, как тепло они рассказывают о своих селах и семьях, о винограде и арбузах. Мне нравится многоликость Москвы, только я бы хотела, чтобы лица у них не были такими грустными, слова - испуганными, а условия жизни - такими тяжелыми.

В разговоре с приезжими таксистами, дворниками, рабочими я начинаю улыбаться, шутить, расспрашивать о жизни дома и в Москве. Может быть, этим я пытаюсь успокоить свою совесть: мне стыдно перед ними, что я живу в лучших условиях, что мне не надо снимать жилье в Москве, бросать больных родителей, малых детей и уезжать в другую часть страны или за границу на заработки. Причем уезжать туда, где я буду бесправен, в постоянной опасности, вынужден скрываться или откупаться, зарабатывать не только на семью, оставленную дома, не только на жилье, но и на взятки, мечтая заработать на самую большую взятку, которая даст мне желанное гражданство. Я буду все время мерзнуть в Москве и мечтать о солнце, о своей бахче, винограде, жене и детях.

Я вздрагиваю каждый раз, когда презирают или проклинают какой-нибудь народ. Любой. Потому что человек зарождается в народе, как во чреве матери. Это нельзя оценивать. За то, что дано от природы, нельзя судить. Судить можно только дела. Но у нас отвергают человека не только за национальность, но и за болезнь. За любые природные особенности могут отвергнуть. Как-то моя подруга сказала: «Слава Богу, у меня очень хорошая наследственность». И я опять вздрогнула. Подразумевалось, что как хорошо, что я не такая, как эти больные. Мне это напомнило фарисея в храме, который благодарил Бога за то, что он не такой, как презренный мытарь. Как нам повезло, думают, наверное, бирюлевские, что мы не такие, как эти мерзавцы с овощной базы. Так думал и фарисей. Но Бог не принял его молитвы, а принял молитву презренного мытаря.

Если люди из других краев и стран приезжают в мой город, я должна принять их с любовью. У меня нет другого долга перед ними, кроме гостеприимства и заботы о них. Если меня подвозит узбек, я пытаюсь вспомнить знакомые узбекские слова; если двор подметает таджик, я сожалею, что не говорю на его языке, и радуюсь, когда он улыбается на моё «салам алейкум». Когда-то в тридцатые годы Ташкент приютил семью старообрядцев Волковых, сбежавших с сибирской каторги в «город хлебный». И я в каждом узбеке с благодарностью вижу потомка тех, кто не выдал мою семью. А другой мой дед, Михаил Мартынов, был чекистом и кровью устанавливал в Узбекистане советскую власть, воюя против «басмачей». В этой войне с узбекским сопротивлением в одном только Коканде в течение трех дней были убиты тысячи людей. Я до сих пор не могу найти в себе мужества сделать запрос в архив КГБ об узбекских деяниях своего деда (который, правда, и сам потом был репрессирован). Сама мысль о том, в чем он мог участвовать, вызывает у меня ужас и боль.

После Манежки-2010 две семьи знакомых армян уехали с детьми за границу. Я просила у них прощения, мне было стыдно за нас. Они, конечно, сказали «ты не виновата», но все было очень грустно. Бирюлево-2013 – это то, чего я ожидала с какой-то обреченностью, видя на протяжении многих лет, что почти все вокруг заражены ненавистью к «черным», к «хачикам», к «чушкам». Вместе с рабовладельческим строем возродился и язык рабовладельцев: с легкостью делим население на белых и черных. Презрением к южанам мы заражены давно, еще с советских времен, с той лишь разницей, что тогда лучше различали их национальности и не смешивали с презрением всех в одну «черную» кучу, а презрение проистекало из зависти. Сегодня я на эту тему разговоров не поддерживаю. Бесполезно, да и наслушалась за много лет всякого. У их ненависти столько аргументов, что мои слова лишь разжигают злобу.

Вот я смотрела на бирюлевских "сходоков", возмущенных тем, что, мол, вечером по улице не пройдешь, и ладно бы по морде понаехавшие били, а то сразу хватаются за нож, - и вспоминала свою юность в подмосковном Дедовске. Опишу лишь один случай. На темной улице в начале 70-х нас с подругами остановили «пацаны» и сразу стали вертеть ножом перед моим лицом. Я узнала дружка моего брата и громко назвала себя. Он разочарованно сказал: «Братаны, это Волчка сестра. Пошли». Слава Богу, на тот раз попала на своих. Небольшой городок делился на дворы и районы, а истринские кричали вслед дедовским «гучковьё проклятое!» (по прежнему названию - Гучково). Поножовщина была обычным делом. Да и бирюлевские, наверное, воевали раньше с какими-нибудь солнцевскими или люберецкими. И не только кулаками. Нравы-то общие: разделяй и бей. По одним бандитским законам жили и живем. Главное, чтобы наш пахан был сильнее «ихнего». А в войне с «черными» наш однозначно сильнее, он из Кремля нас поддержит, поэтому бить не только приятно, но и безопасно. Опять же за правду вроде как стоишь, герой. А какая ваша правда-то? Что вы своих бандитов во власти боитесь и даже любите, хотя и знаете, что они бандиты (может, за то и любите), а на бесправных злобу вымещаете. Вот и вся правдочка.

Я часто произношу в уме речь воображаемого президента России, который таким, знаете, глубоким человеческим голосом, не стальным, не злым, а ч-е-л-о-в-е-ч-е-с-к-и-м убедительным, изнутри, от души (очень важно каким голосом!) говорит с экрана о том, что в сложной многоликой стране, в переполненной столице мы должны в друг друге видеть и уважать человека, что люди приезжают к нам, чтобы выжить, что Москва для многих единственная надежда и что мы должны протянуть руку помощи тем, кто пропадет без нас, почувствовать себя на месте растерянного приезжего, улыбнуться ему, крикнуть «салам алейкум!» и услышать в ответ «алейкум ассалам!». Рахмат.

1. Конкретно в этом месте, конечно, есть своя печальная специфика, связанная с огромной овощебазой.
Но, заметим, возмущены жители не только и не столько ею, сколько всеми "этими", ну, "нерусскими". Никто ж не знает пока, кто убийца Егора Щербакова - где работал, гражданин ли, кто он в этническом плане. Но реакция очень ясно выражена - атаковать места, ассоциирующиеся с большим количеством "этих". Это обычный расизм.

Расизм - это не порок такой, а способ восприятия, порочный, конечно. Этот способ и приводит к тому, что возмущенные жители Бирюлева свои проблемы сводят к "нерусским".

2. Большинство людей, "принимающих решения", то ли прониклись тем же настроением, то ли подыгрывают ему.
Масса политиков самых разных мастей - тоже. Ну, и прочих активных граждан.

3. Доверие к полиции предельно низкое. Обвинять ее в том, что в три дня не нашли убийцу, не очень умно, но таков уровень недоверия, что никто и не думает, что ищут.
И это проблема в том числе для наведения порядка: тогда и ОМОН воспринимается как сторонник "этих", а не как государственная репрессивная сила.
Но другого способа наведения порядка все равно нету.
4. Чего не делать, ясно - того самого, что уже начали делать: развивать новую антимигрантскую кампанию.
Я почти уверен, что без антимигрантской кампании прошлых месяцев жители Бирюлева не решились бы на погром. Просто планка дозволенного субъективно приспустилась.

5. Как не решились бы и без участия "Русских" и тому подобных персонажей. Но ведь у этих персонажей такая работа - странно от них ждать иного.

6. Чтобы не ждать повторения, нужно поскорее провести показательные расследования, но не по рабочим на базе, а по тем чиновникам всех ведомств, которые своим коррумпированным поведением довели до погрома. Показательные суды были бы вполне уместны.

7. И нужно набраться смелости и расследовать погромы как массовые беспорядки, каковыми они и являются. В гораздо более очевидной степени, чем была "Манежка" (о Болотной нечего и говорить). Все подстрекатели и организаторы, а также активные исполнители должны быть реально наказаны. Всех, конечно, не найдут (иначе и не бывает при массовых беспорядках). И хорошо бы не привлекали "хоть кого-нибудь". Но если найдут хоть каждого третьего из тех, кого надо наказать, это подействует отрезвляюще.

На сход к месту убийства Егора Щербакова в Бирюлеве пришли человек 500. Люди собрались во дворе спального района на границе промзоны. У забора стоят портреты убитого, лежат цветы. "Основная проблема нашего района - слишком много черных, - говорит пришедшая на сход женщина. - Они всё заполонили. На площадку ребенка не выведешь, там одни кавказские дети играют".

Полиции очень много. За гаражами стоят семь автобусов ОМОНа и оперполка. Много оперативников с рациями. Полицейский подполковник стоит окруженный пришедшими на сход людьми. Выслушивает их жалобы и предложения: "Я видел, как патруль вчера остановил машину с черными и потом их просто отпустил", - возмущается мужчина. Другой мужчина показывает на окно дома: "В этой квартире живут мигранты. Давайте сейчас пойдем проверим их документы".

"Все проблемы от овощебазы! Кавказцы там работают. В четыре утра заводят свои раздолбанные вонючие машины и едут туда", - возмущаются женщины. "Я работал на овощебазе. Меня выгнали. Туда только черных берут работать, а русским работы нет!" - кричит пьяный мужчина.

Пришедшие на сход предлагают ввести комендантский час, депортировать всех нерусских, а заодно и тех, кто сдает им квартиры. Закрыть овощебазу.

Внезапно толпа начинает двигаться. Люди не знают, куда они идут. Спрашивают друг друга. Люди постарше со словами "по телевизору посмотрю, чем все кончится" уходят по домам. В толпе остается преимущественно молодежь. Я обгоняю шествие и вижу, что впереди идут четыре школьника - на вид семиклассники. Толпа проходит пару кварталов и останавливается у торгового комплекса "Бирюза".

Охрана спешно закрывает двери. На парковке толпа нападает на людей неславянской внешности. Скандируя "Выселять!" и "Русские, вперед!", молодые парни начинают выбивать двери торгового комплекса. В этот момент их снимает камер двадцать. Националисты разбивают стеклянные двери урной и с радостными криками врываются внутрь. Полиции рядом нет. Из торгового комплекса начинает идти дым. Толпа радуется. "Горелыми хачами пахнет!" - кричит с улыбкой мужчина лет сорока.

Прибывает полиция. Странно, что они так долго добирались. Омоновцы в шлемах выстраивают оцепление у дверей торгового комплекса. Погромщики возмущены: "Предатели! Зачем вы защищаете чурок?!" ОМОН начинает оттеснять толпу от "Бирюзы". Нескольких человек задерживают. Националисты начинают их отбивать. ОМОН работает дубинками.

В полицию летят палки, бутылки, мусорные урны. Я вижу - у полицейского из-под берета течет кровь. Погромщики выстраивают импровизированную баррикаду из перевернутых мусорных баков, чтобы не дать уехать автозаку с задержанными. Полиция перестает задерживать националистов, и те начинают гоняться за нерусскими по ближайшим дворам.

Толпа скандирует: "Россия для русских! Москва для москвичей!" Приезжает все больше журналистов. Знакомый фотограф хлопает меня по плечу: "Как здорово! Москва без чурок! Сжечь всех чурок! Наконец-то!" Видно, что ему очень нравится то, что происходит. У него горят глаза, он возбужденно двигает челюстью: "Надо затемнить лица у ребят".

Кричат: "На базу!" - и погромщики двигаются в сторону злополучной овощебазы. Над толпой бело-сине-красный флаг. По пути националисты громят припаркованные микроавтобусы и дешевые автомобили. Дорогих машин не трогают. Националисты знают, что нерусские ездят на дешевых авто.

Погромщики проходят мимо цепи ОМОНа и пытаются усовестить полицейских: "Как вы можете быть на стороне черных?! Вы же славяне!" Толпа продолжает идти в сторону овощебазы. По дороге националисты бьют стекла в автомойке. В толпе все больше людей в масках. Если кто-то из журналистов начинает снимать, к нему подходят и настойчиво просят прекратить: "Мы просто камеру тебе разобьем".

Толпа подходит к воротам овощебазы. Полиции рядом нет, охрана убежала. Ворота легко вышибают. Внутри никого. Погромщики бегают по овощебазе, бьют стекла, камеры наблюдения. Ломают холодильники и достают оттуда газировку. Снимать у меня не получается. Сразу же кто-нибудь подбегает и закрывает объектив.

Я ухожу из Бирюлева пешком. Транспорт не ходит, все перекрыто. Иду вдоль пустой улицы в сторону метро. Мне навстречу в район въезжает колонна полиции и внутренних войск, идут журналисты. Идут группы коротко стриженных ребят в куртках "Лонгсдейл". Беспорядки в Бирюлеве будут продолжаться до глубокой ночи.

Смотреть на YouTube

Причины и суть сегодняшних событий в Москве еще будут обсуждаться и осмысливаться. По горячим следам мы можем лишь сравнить действия протестующих и реакцию властей на ситуацию в Бирюлеве и события 6 мая на Болотной площади.

Действия протестующих

Болотная площадь 06.05.12 Сидячая забастовка. Разрыв полицейской цепи в результате вызванной обстоятельствами давки, в прорыве оказываются несколько десятков человек из десятков тысяч демонстрантов. Отсутствие агрессивных действий до начала силового разгона полицией согласованного митинга. Отсутствие погромов, поджогов, порчи транспорта, нападений на гражданских лиц. Противодействия задержаниям, отдельные факты сопротивления полиции.

Западное Бирюлево 13.10.13 Погром торгового центра "Бирюза", попытка его поджога. Погром нескольких торговых лавок. Переворачивание автомобилей. Попытка штурма овощной базы, выломанные ворота. Нападения на гражданских лиц "неславянской внешности". Противодействия задержаниям, отдельные факты сопротивления полиции.

Оперативная оценка событий руководством полиции

Болотная площадь 06.05.12
Начало "сидячей забастовки" - 17:15.
Первое сообщение (в эфире Минаева) о намерениях полиции завести уголовное дело, расценив "сидение" как "провокацию", - через полчаса после начала "сидячей забастовки", за две минуты до первого физического соприкосновения демонстрантов с полицией. Возбуждение уголовного дела по ст. 212 ("массовые беспорядки") - вечер того же дня.

Западное Бирюлево 13.10.13
Первая попытка погрома торгового центра "Бирюза" - 17:00.
Реакция полиции (к 23:00): "Люди стали переходить грань законодательства, и это стало граничить по сути с массовыми беспорядками" (начальник ГУ МВД по Москве Анатолий Якунин); решение о возбуждении уголовного дела по ст. 213 УК (хулиганство); федеральные каналы называют происходящее "нарушением общественного порядка".

Оперативные официальные решения властей

Болотная площадь 06.05.12
За прошедшие полтора года так и не был получен официальный ответ на требования, выдвинутые участниками "Марша миллионов".

Западное Бирюлево 13.10.13 21:21 В связи с событиями в Бирюлеве в префектуре ЮАО Москвы создается штаб по противодействию нелегальной миграции, который будет собираться в ежедневном режиме.
21:23 Глава Федеральной миграционной службы Константин Ромодановский призывает как можно быстрее найти и привлечь к ответственности убийцу Егора Щербакова.
22:14 Нелегальных мигрантов будут выискивать народные дружинники.
22:21 Полиция устанавливает личность убийцы москвича Егора Щербакова (по сообщениям НТВ и Интерфакса).

Контакты власти с протестующими

Болотная площадь 06.05.12
Несмотря на многочисленные призывы демонстрантов и усилия депутатов Гудковых и Пономарева, ни один уполномоченный чиновник МВД или мэрии не вышел к людям для общения или переговоров.

Западное Бирюлево 13.10.13
"К митингующим к выходил глава управы Западное Бирюлево Виктор Легавин".
"Исполняющий обязанности начальника УВД по Южному округу Александр Половинко заверил жителей района, что убийца 25-летнего москвича будет найден, однако местные жители жалуются на притеснения со стороны приезжих. Половинко заявил, что "будут приняты все меры для задержания преступника".
"В Западное Бирюлево, где продолжаются стычки с полицией, прибыл первый заместитель министра внутренних дел Александр Горовой".

Удивительная индифферентность ОМОНа по отношению к хулиганам, разгромившим торговый центр в Бирюлёве, в очередной раз демонстрирует убогую и саморазрушительную позицию сегодняшней власти.
Националистов она воспринимает как "классово близких" ребят, и силу по отношению к ним применять не торопится. Они же на устои вроде как не посягают, это не поганые либерасты с Болотной, которых бы уже крутили за милую душу, позволь они себе хоть шаг в сторону от согласованного сценария мероприятия (я ведь так понимаю, разгром ТЦ в программе т.н. народного схода заявлен не был?).
Власть вновь даёт понять свою симпатию по отношению к одной из антагонистичных социальных групп, поощряя её тем самым на дальнейшие безобразия. Угрозы для себя она (власть) в этой ситуации не чувствует.
А зря! И вот почему.
В каждом социуме неизбежно существуют противоречия. Не касаясь самых банальных и глубинных - национальных и религиозных, можно вспомнить таких социальных анатагонистов, как пешеходы-автомобилисты, курильщики-некурящие, или, скажем, собачники-несобачники. Что с этими противостоящими друг другу социальными группами делать, чтобы эти противоречия не превратились в опасные для государства болевые точки? Ну элементарно – путём разумных законодательных актов примирять эти группы, обеспечивая каждой режим некоего благоприятствования, в котором она будет чувствовать себя наиболее комфортно и будет в меньшей степени пересекаться с социальными противниками.
Возможно, государство не умеет этого или не понимает, как это делать. Но, чёрт возьми, разумная государственная политика никак не может заключаться в том, чтобы поддерживать одну из антагонистичных социальных групп и идеологически поощрять её к унижению и даже насилию над другой!!! В сегодняшней России это именно так.
Давайте ещё раз – это важно: социальные противоречия неизбежны. Даже в самых благополучных странах Европы они есть. И как государству с ними поступать, как, имея их в виду, с ними справляться?
Разумное государство, естественно, ведёт политику к тому, чтобы эти противоречия сгладить, чтобы, условно говоря, развести противостоящие стороны по разным углам ринга, создав им там максимально уютные условия для существования, когда они перестают испытывать агрессию к тем, кто олицетворяет собой противную сторону.
Это изначальная задача государства – сглаживать социальные противоречия. В конце концов, оно в этом заинтересовано просто потому, что если в обществе кипит социальная напряжённость – это опасно для самого государства. Это очевидно, это аксиома, это азбука его существования. Не обращать на социальные противоречия внимания, а тем паче, разжигать их, и вместо позиции арбитра чётко занимать место на одной из противостоящих сторон – для государства самоубийственно.
То, что написано выше – настолько очевидные вещи, что не нужно быть социологом или политологом, чтобы их понимать – достаточно здравого смысла и минимума аналитических способностей, которые должны быть у любого человека с высшим образованием.
Я не сомневаюсь, что парни, сидящие в кремлёвских кабинетах, имеют высшее образование и голову на плечах, чтобы это понимать.
Но – не понимают. Суют голову в петлю. Разжигают противоречия, более того – порой прямо-таки их рожают почти на ровном месте (многие ли жители России задумывались о проблеме гомосексуализма, пока наш «замечательный» парламент не поднял её на флаг?). Они слепо не понимают, что, вручая дубинку одной социальной группе для расправы с другой, и будя в этих группах низменные инстинкты, могут рано или поздно получить этой дубинкой по голове. Им, вероятно, кажется, что идеологически поддерживая «хороших», они добьются, что эти «хорошие» ликвидируют всех «плохих», и всё станет замечательно. Так не бывает и не будет – я посоветовал бы этим господам (в сотый раз!) заглянуть в учебники истории. Неужели не понятно, как опасно заигрывать с теми, кто думает, что геи – недостойны жить, кавказцы – должны убираться к себе домой, а те, кто не поддерживает Путина – враги страны и их место за границей? Власть и правда думает, что, оставшись наедине с теми, кто так думает, она заживёт припеваючи? Могу её разочаровать – однажды разбуженные параноидальные инстинкты будут неизбежно искать себе новую мишень и уж государство для этого – самая удобная цель. Это ужасно опасно, это дьявольски опасно для государства – но наша сегодняшняя власть не понимает этой опасности и с упрямством барана, летящего на новые ворота, наивно полагает, что рога окажутся крепче ворот.
Ну-ну, блажен, кто верует...
Стоит возникнуть по-настоящему серьёзной, а не высосанной из пальца общественной проблеме, которая касается не виртуальных для многих ценностей типа свободы слова и справедливого правосудия, а, скажем, хлеба насущного – и государство ощутит, что такое эта масса злых и требующих всё и сразу ребят, которыми оно пока так умело, как ему кажется, манипулирует. И тогда Кремль опомнится и будет готов разговаривать с Навальным и Удальцовым на любых условиях – вот только они уже не будут ничего решать. Во главе улицы будет совсем другой человек.
И ещё далеко не худший вариант, если сейчас этот будущий лидер носит на плечах погоны и грезит своим Тулоном. Мне, к сожалению, кажется более вероятным, что он пьёт пиво в каком-нибудь московском «Бюргербройкеллере».

Сегодня - 20 лет как не стало Юрия Гастева. Помяните его...

Умер в Бостоне Юра Гастев, один из тех, у кого я учился жить. Балагур и острослов, в ком жизнь до последней минуты плескала через край, он и на больничной койке шутил и ободрял нас, остающихся жить. Уже в предсмертной мороке, с меркнущим сознанием, он вдруг очнулся и выдал себе эпитафию: «Он нарушал все законы - включая и сухой». Мы расхохотались, а костлявая растерялась и отступила. Но лишь на шажок: много ли вышутишь у рака... Все кончается, жизнь тоже. Даже у того, чьему умению жить позавидуешь. Умирать, впрочем, тоже надо уметь. Спасибо, Юра, что жил, шутил! Спасибо за науку!
12 октября 1993 г.

Здравствуйте, дорогая Дарья!

Большое спасибо за Ваше письмо. Спасибо за поддержку в эти трудные для меня дни, мне это очень дорого. Судебный процесс растянулся длительно, все фигуранты "Болотного дела" сидят так долго, что жизненные утраты приходятся на этот срок.

Пусть счастье всегда будет с вами, когда-нибудь оно дойдет и до нас.

До свидания!

Михаил

Для меня остается только одна карьера – карьера свободы, которая по-испански зовется libertad, а в ней не имеют смысла титулы, как бы громки они ни были.
Михаил Лунин

Тот грубый, зачастую граничащий с ханжеским метод, которым руководствуется власть колонийская, проводя так называемую воспитательную работу, является одним из проявлений общего вектора власти государственной.

Вектор путинской политики построен на страхе. Отсюда его показательное равнодушие, вытеснение социально-культурного слоя и милитаристская доминанта в публичном пространстве.

Вопрос в следующем: почему и как мы пришли к моменту, когда все самое замечательное и в тюрьме, и в стране существует вопреки? Вопреки привычному порядку вещей, вопреки опасности, вопреки власти? Я имею в виду честь и честность, смелость, страсть. Да и саму жизнь осмысляемую, которая загоняется современными институтами в самый дальний угол, существуя там, удивляясь самой себе?

Лев Рубинштейн назвал в числе ключевых понятий современной России – сопротивление. В моем понимании сопротивление Процессу, выведение мысли из области побочного, из периферии в центр, в суть, в сердце жизни человека – есть образ и способ современного действия.

Условия тюрьмы предполагают ускоренный курс осознания порядка вещей в России и собственного нравственного выбора.

Итак, в первую очередь важно изменить именно направление вектора. Притом что за последние 12 лет символический капитал власти пришел к состоянию отсутствия, а интеллектуальные потуги в обретении центральной идеи оказались тщетны.

Доверие к Путину потеряно, и потеряно давно, его власть держится на инертности и равнодушии населения. Можно тратить 30% бюджета на оборону, можно заплатить за написание новой истории – попроще, можно бесконечно черпать из котла пропаганды СССР темы вроде внешних врагов, но это не работает на массовом уровне, потому что населению неинтересно. Я подчеркиваю - населению, в которое превратила существующая власть граждан, неинтересно и смешно. Даже в тюрьме смеются над властью, и делают это в таких выражениях, которых Путину никогда не услышать ни на одном из протестных митингов.

Николай Заболоцкий в своих воспоминаниях приводит примеры, когда представители интеллигенции, будучи арестованными, ломались, сдавали всех, в том числе и тех, о ком знать не знали, и напротив, отдельные люди из криминальной среды демонстрировали удивительную последовательность и стойкость.

Глупо умножать количество политических заключенных, но это не первая и не последняя глупость, инициируемая властью.

На субъективном уровне – это испытание, а человеку мыслящему испытания необходимы. Я благодарна тем, с кем мне довелось прожить эти полтора года, и благодарна тем, кто этому способствовал.

Думаю, что те действия и усилия, которые регулярно предпринимались мной для обеспечения большей прозрачности, открытости исправительных учреждений, принесли пользу обществу, особенно той его части, что является чиновным аппаратом ФСИН.

На сегодняшний день моя подруга Надя Толоконникова дала обстоятельный и страшный портрет одного из самых диких мест России – мордовской колонии.
Возможно, кто-то подумает, что это точечный перегиб. В таком случае я хочу вас расстроить – это система. И на мой взгляд, попадание в нее исключительного элемента способно высветить и обличить изнутри тот ужас, с которым ежедневно на протяжении многих лет сталкиваются наши сограждане, от которых общество требует исправления.

Как можно побудить осужденного изменить отношение к закону, если в качестве наказания для него выбран массовый пошив полицейской формы. Дармовой пошив с пытками в качестве профилактики.

Давайте внимательнее посмотрим на тех, кого исполнители полагают достойными освободиться досрочно, – так называемый актив.

Люди, в которых последовательно развивается способность к беспрекословному подчинению, которых ежечасно растаптывают в ничто, заставляя лгать, предавать, завидовать, доносить и ненавидеть.

Не один человек (в данном случае должностное лицо) из недостойных побуждений демонстрирует этот цинизм, нет! – вся система цинична насквозь, она выдавливает из себя все чужеродное – сострадание, милосердие, индивидуальность, право выбора.

Здесь я замечала моменты, когда человек принимает для себя решение – перестать лгать самому себе про исправление и слушать байки про УДО - и, зная о том, что с ним поступили подло, начинает действовать. Именно такие люди в результате и приобретают уважение, потому что внутренняя свобода – самый яркий светильник.

Да, это не слишком популярно. На воле люди боятся тюрьмы, в тюрьме они боятся карцера или ШИЗО, люди боятся поставить свой статус и положение под угрозу. В 28-й колонии я просидела в БМ (безопасном месте, то есть камере ШИЗО. - Ред.) 5 месяцев, что есть не слишком здорово по тюремным традициям; так вот, уже на третий месяц моего там пребывания все осужденные, кого я встречала, хотели быть на этом месте, внезапно забыв про все статусы.

В колонийских правилах есть пункт, согласно которому осужденный обязан давать объяснения по любому пришедшему администрации в голову поводу. И у вас есть выбор: либо писать бумажки с заголовком «объяснительная» о том, почему вы не застегнули пуговицу, встали на 15 минут позже положенного, не надели платочек, или сказать "нет".

Сказать такое "нет" здесь – это выйти на площадь. Это посметь.

Обращаясь к узникам Болотной, я хочу сказать, что на суде у вас есть выбор: выбор ждать окончания процесса, опустив руки, или сказать этому "нет" и тем самым разрушить процесс.

Когда вы сидите дома на диване, у вас есть выбор, и спектр тех "нет", которые вы можете сказать, невероятно широк.

Труба, вышка, забор не существуют, если вы отказываете им в праве существовать.

Приговор, постановление, решение не существуют, если вы так для себя решили.

Поэтому, произнося слова о том, что стены рухнут, я знаю – это происходит сейчас.



Источник

Была сегодня утром у Миши в Бутырке. Хорошо сходила: посмотрела на Мишу, увидела, что держится он нормально и чувствует себя неплохо. Сказал, что лекарства дают. Произвел впечатление такого цельного человека - нет какого-то раздрая, депрессии. Молодец.

Там отдельные кабинки, в которых закрывают посетителей, и дальше через проход идут длинные кабинки для ребят, которых выводят на свидания. Миша удивился свиданию, его никто не предупредил, хотя обычно это делается накануне. Сказал: «Не ожидал, что ты придешь». Я говорю: «Ты что, я же обещала!»

Он, конечно, переживает очень за дальнейшее. Говорили про амнистию, Миша сказал, что сильно не надеется и, в общем-то, готов в больницу поехать. «Я готов, чтобы двенадцать ребят по амнистии освободили, а я отбуду свое в больнице», - говорит. У него так кристаллизуется личность, очень заметно становится.

Жалоб у него никаких нет, бытовых неудобств он не испытывает. Единственное - не дают пользоваться общей библиотекой, почему-то нет у них такого права. Книги можно брать только из какой-то небольшой библиотеки, которая есть на их этаже, остальные книги недоступны. Не знаю, можно ли пополнять эту библиотеку, поскольку только утром об этом узнала. Пресса Мише не приходит, никаких газет нет, только телевизор.

Зато доходят письма. Миша сказал, что очень много писем получил после смерти мамы, большое количество идет и сейчас, после приговора. Когда говорил об этом, расчувствовался очень, ему приятно, что люди пишут.

В целом у него таких проблем, как у двенадцати ребят, нет. До апелляции он будет в Бутырке. Я разговаривала с адвокатом Шухардиным, спрашивала, как все дальше будет по срокам. Он сказал, что месяца два до рассмотрения в Мосгорсуде и еще какое-то время пройдет после, если приговор останется в силе.

Апелляционную жалобу Миша хочет писать сам. Я ему говорю - пусть пишут адвокаты, а он может просто что-то добавить со своей стороны. Как минимум Шухардин и Ржанов остаются в деле, я с ними держу контакт и уже обсуждала апелляцию. С адвокатом Айвазяном я еще не успела пообщаться.

Я думаю, что если начали давать свидания (как и обещали – после приговора), то теперь будет проще их получать. Надеюсь, что как минимум два свидания в месяц я буду иметь.

В целом осталось у меня очень хорошее впечатление. Мы общались больше часа, разговаривали про маму. Миша спрашивал, как она себя чувствовала, что говорила. Немного говорили о будущем, я ему сказала: «Ты не бойся, я тебя не брошу, ничего даже и не думай по этому поводу. Буду к тебе ездить, куда бы тебя ни отправили. Даже если за уральские горы отправят, все равно буду тебя навещать, никуда не денешься». Ну чтобы, мало ли, мысли какие не закрались, депрессия не началась.

Миша сказал, что если амнистии не будет, или если он под нее не подпадет и если приговор оставят в силе, то скорее всего его как москвича отправят в больницу под Чеховым.

В какой-то момент я расплакалась. Миша так удивился, что я сижу рыдаю, начал меня успокаивать: «Да ты что? Все будет хорошо, все нормально, и я в порядке. Я для себя четко понял, что безвыходных ситуаций не бывает. Либо так, либо эдак, хуже, лучше, но ничего ужасного не будет». Так трогательно утешал меня, хотя ведь это я пришла его поддержать. Потом я видела, что не одна с красными глазами выхожу. Из десяти посетителей было семь женщин, и все хлюпали носами после свиданий.

А как не плакать? Я же живой человек, я эмоции испытываю, иногда совсем невероятные захлестывают. Я их, может, не всегда считаю нужным показывать. Но вот когда в суде во время приговора я увидела, как Людмила Алексеева присела к решетке с Мишей поговорить, услышала, с какой заботой она стала с ним разговаривать – как мама с сыном, – у меня слезы навернулись, невозможно было спокойно смотреть. Так что глаза, конечно, часто на мокром месте.

Миша просил передать огромную благодарность всем, кто пришел его поддержать на приговоре. «После суда, когда меня единственного из всех, кого судили в этот день, вывозили в автозаке, я видел и слышал, как меня провожали», - сказал он. Это, говорит, ему очень помогло.

Слово «Онищенко» все еще чисто по инерции воспринимается на слух и на вид как реальная фамилия реального человека, в данном случае главного санитара миролюбивой, но принципиальной путинской внешней политики.

Главной, если не единственной функцией упомянутого санитара является быстрое, практически мгновенное реагирование на различные внешнеполитические тонкости и нюансы, в соответствии с которыми одна и та же пищевая или питьевая привозная продукция становится то опасной для жизни и здоровья граждан, не всегда успевающих уследить за политической конъюнктурой, то, напротив, вполне даже пригодной и даже настоятельно рекомендуемой.

Но на самом деле «онищенко» - это давно уже не только имя собственное, но и имя нарицательное, обозначающее редкую, но необычайно броскую профессию.

И мне кажется, что ограничение должностных обязанностей представителей этой славной профессии исключительно пищевой сферой есть признак недальновидности, политической, можно сказать, близорукости, граничащей с халатностью, а то и с прямым саботажем.

Пора, давно пора нам, товарищи или - если вам так больше нравится, - господа, наряду с санитарно-гигиеническими онищенками (чью архиважную роль в деле патриотического оздоровления трудящихся приуменьшать тоже было бы неправильно), оснаститься онищенками и других, не менее важных специальностей.

Сегодня как никогда была бы, как нам представляется, широко востребована роль лингвистического онищенко, зорко следящего за чистотой литературного, а также разговорного русского языка, являющегося, как известно, еще и нашим государственным языком.

Нельзя сказать, что роль эта совсем новая. Вовсе нет. Известно, что в давние теперь уже времена, когда партия и правительство вели непримиримую борьбу с космополитизмом и низкопоклонством, ревнители лингвистической чистоты не оставались в стороне. Благодаря именно их бдительности такие вредоносные словесные уродцы, как «французская булка» или папиросы «Норд», были своевременно разоблачены и заменены соответственно «городской булкой» и папиросами «Север», что, разумеется, было горячо поддержано широкими массами трудящихся и встречено общественностью с явным облегчением и повышением производительности труда в полтора-два раза.

Да, это было. И непростительным легкомыслием было бы об этом забывать. Но вот не было тогда слова «онищенко». Не было, и все. А поэтому и столь важные для развития и укрепления нашей государственности решения и инициативы оставались, увы, анонимны. А наш народ любит имена. И чем звонче, тем он их больше любит, тем больше он им доверяет.

Лингвистический онищенко - это вызов времени. Он необходим, и он будет - я уверен. Особенно его необходимость актуальна в наши дни, когда кое-кто на Западе, а конкретно в натовской Голландии, давно снискавшей себе славу не только изобилием разнообразных богопротивных грехов, но и полным пренебрежением к священным для каждого россиянина правам и свободам личности, пока еще безнаказанно бряцает непонятно чем и всячески обижает некоторых не вполне уравновешенных, но зато преисполненных подлинного патриотического чувства россиян, обладающих к тому же дипломатическими ксивами.

Так вот. Меня, например, как человека, неравнодушного и чуткого к веяньям времени, всерьез беспокоит, что такие, например, словесные монстры, как «печка-голландка» или «голландский сыр», пусть даже и производства Угличского молокозавода им. Третьей пятилетки в четыре года, преспокойно и, можно сказать, нагло существуют в нашем языке и в ус не дуют.

И я уж не говорю о таком давно и прочно, хотя и коварным путем, втершемся в наш речевой обиход словосочетании, как «хер голландский». Уж можно подумать, что своего бы не нашлось!

Онищенки! Не спать! Враг у ворот. На вас смотрит страна.

"Грани" обратились ко мне с вопросами в связи с приговором Михаилу Косенко:

Выяснилось, что мы вообще мало представляем, как это устроено: что происходит после приговора, как назначается лечение, как и когда проходят врачебные комиссии и какое значение имеют их заключения для суда? Насколько реальными являются предположения о возможности бессрочного лечения? Вы эту систему знаете как никто другой - и тоже с политической стороны. Могли бы вы поделиться той информацией, какой владеете: что происходило с вами в медицинском, правовом и бытовом плане и какова может быть дальнейшая судьба Михаила в этой закрытой ото всех системе?

Я не знаю, какова эта система сегодня. Скажем, постановлением (не "приговором") суда Косенко "освобожден от уголовной ответственности" и направлен на принудительное лечение в психиатрическую больницу "общего типа". В наши времена можно было бы вздохнуть с облегчением: не "специального типа" (то есть не психиатрическая тюрьма). Так мы вздыхали с облегчением, когда первоначальная рекомендация "специального типа" была заменена на "общего типа" у Ивана Яхимовича и Вячеслава Игрунова или когда больница "общего типа" была назначена по первому делу Юрия Шихановича (я тогда даже посоветовала его жене не подавать на кассацию, так как пересмотр дела мог утяжелить "тип" больницы). Из психиатрической больницы общего типа выходили сравнительно быстро — с первой или второй комиссии (каждая - примерно раз в шесть месяцев).

В 1989 или 1990 году СПБ, те самые "специальные психиатрические больницы", были переведены из системы МВД в систему Министерства здравоохранения. Что с ними происходило дальше, я не знаю (возможно, знают Подрабинек или Савенко).

Далее расскажу по порядку, одновременно отвечая на заданные вопросы, свою историю в юридическом ключе.

Арестованная в конце декабря 1969 года, я была отправлена в апреле (может быть, в конце марта) 1970-го на экспертизу в Институт Сербского, где оставалась больше месяца. Результатов экспертизы мне не сообщили, как не сообщали никому. Был один знак: тех, кого признали вменяемым, на следующий же день отправляли обратно в следственную тюрьму. Меня сразу не отправили, а затем, когда я наконец прибыла в Бутырку, поместили "на больничку", в психиатрическое отделение.

Кстати, в 1979 году на Сахаровских слушаниях в Вашингтоне я свидетельствовала о положении уголовников, признанных невменяемыми. Ко мне единственной приходил защитник (замечательный адвокат Софья Васильевна Каллистратова). Остальным назначали защитника от суда, и он даже не пытался - думаю, точнее будет сказать: и ему даже в голову не приходило - увидеть своих подзащитных. Если у них не было родных (а у большинства не было), они даже не узнавали, что суд прошел и что он постановил. Просто сидели и ждали этапа - на "спец" или на "общак", никто из них не знал и знать не мог.

От Софьи Васильевны я узнала о решении экспертизы и о дате предстоящего суда.

Кстати, мы, включая меня, все время говорим: "решение" экспертизы, экспертиза "признала" невменяемым. Экспертиза никого вменяемым или невменяемым не признает, она только дает суду рекомендацию "признать невменяемым" и направить на принудлечение того или другого типа. А признает и направляет суд. И как правило (говорю о своем времени, но то же произошло и с Косенко), он полностью следует рекомендациям экспертизы.

Косенко имел передо мной то огромное преимущество (которое, увы, ему не помогло), что присутствовал на процессе, имел возможность все сказать и блестяще этой возможностью воспользовался. В наше время суды над потенциально невменяемыми проходили в их отсутствие. Суд имел право - но не обязанность - вызвать подсудимого. На ходатайство С.В. Каллистратовой о вызове меня в суд судья ответил отказом (про мой процесс см. Хроника текущих событий, вып. 15). Единственный известный мне случай вызова в суд - дело Ивана Яхимовича - закончился тем, что, увидев перед собой подсудимого, суд отправил его на новую экспертизу, которая и закончилась заменой спецбольницы на общую. Судья В.В. Богданов (как сказала мне Софья Васильевна накануне суда: "Вас будет судить лучший судья в Мосгорсуде, но это ничего не меняет") явно побоялся меня увидеть и допустить конфронтацию между мной и выступавшим в суде в качестве эксперта зловещей памяти профессором Д.Р. Лунцем. Судья Людмила Москаленко видела и слышала Михаила Косенко на протяжении долгого времени, но и это ничего не изменило: она послушно выполнила политический заказ, как выполнили его сегодняшние эксперты из Института Сербского.

Не буду далее излагать историю своих тюремно-психиатрических странствий (ее, кстати, легко можно найти здесь же, на "Гранях", в видеозаписи). Отвечу на вопросы о предстоящем Косенко "лечении".

Продолжительность и характер принудлечения будут полностью зависеть от врачей того "стационара", куда попадет Косенко, то есть от их готовности или неготовности выполнять политический заказ: истязать его неподобающими лекарствами или продолжать то лечение, которое он получал по своей болезни от наблюдавших его врачей. И которое волей экспертов Института Сербского было заменено "лечением" от выдуманной ими болезни. То есть все зависит от совести врачей, а мы знаем, что врачи, не потерявшие совесть, встречались в наше время даже в психиатрических тюрьмах.

Думаю - или скорее надеюсь, - что "вечной койки" в прямом смысле слова, то есть реально бессрочного лечения, не будет. Но не забудьте, что сама мысль о бессрочности угнетающе действует на сидельца и подрывает его душевные силы. Если же его "залечат", то есть будут применять к нему ненадлежащие (мягко говоря) методы и средства лечения, то его освобождение будет "бессрочно" откладываться и может наступить в такой момент, когда ему уже будет "все равно" (этого я больше всего боялась в Казани: выйти через много лет на свободу и уже не отличать свободу от тюрьмы).

Значит так. Давайте-ка отвечу всем и сразу по ряду важных моментов.

Во-первых, огромное спасибо за поддержку. Тут даже и добавить нечего. Кроме разве что одного существенного дополнения, связанного с желанием многих замечательных людей помочь мне материально. Я очень благодарен всем за это, но не считаю возможным такую помощь принять. Мои дети сыты, обуты и одеты, мы не бедствуем, и я считаю, что вокруг имеется огромное количество тех, кто нуждается в помощи несравненно больше меня. Если вы готовы потратить некоторую сумму на доброе дело – помогите им. Я справлюсь. Еще раз спасибо.

А вот предложениям об устройстве на работу буду крайне рад. Помните ту притчу насчет «надо дать ему не рыбу, а удочку, и пусть наловит сам»? Вот именно удочка мне нужна, а рыбу я и сам наловлю)))

Во-вторых, для тех скептиков, кто продолжает высказывать сомнения, действительно ли я уволен только лишь за фотографию в интернете. Отбоя нет от комментов в духе «Накосячил, с работы вылетел, а теперь политикой прикрывается, подлец!». Я надеялся, что после размещения сканов заключения служебной проверки вопросы отпадут – нет, всё пишут... Сканы выложены вот по этой ссылке:

И уж, я надеюсь, не нужно объяснять, что если бы была возможность уволить за что-то иное, так именно так бы и поступили. Можно представить себе ситуацию, когда увольняют «за политику», формально докапываясь до служебной деятельности, а вот наоборот... Понятно же, что так не бывает. Заключение служебной проверки исчерпывающе – вот что там написано, за то и уволен.

Далее. Насчет той точки зрения, что государевы люди должны государство безусловно и во всем поддерживать, а иначе должны увольняться. Это, простите, всего лишь мнение, а увольнение – решение юридическое, должно основываться на законе.

Мне, скажем, вменяют п.5. ч.1. ст. 13 закона «О службе в органах внутренних дел» - «Не допускать публичные высказывания, суждения и оценки, в том числе в средствах массовой информации, в отношении государственных органов, должностных лиц, политических партий, других общественных объединений, религиозных и иных организаций, профессиональных или социальных групп, граждан, если это не входит в его служебные обязанности».

Так вот, юристу понятно, что исходя из этого пункта подлежит увольнению по аналогии со мной любой сотрудник, который в интернете одобрительно высказался о президенте, правительстве или Госдуме – закон ведь не указывает, какие именно высказывания запрещены. Запрещены, таким образом, любые высказывания, но я что-то сомневаюсь, что за публичное выражение лояльности к властным структурам кого-то уволят. Хотя с юридической точки зрения ситуации абсолютно равнозначные.

В период предвыборных кампаний многие действующие сотрудники такие высказывания публиковали – неужто кого-то уволили? Сообщите мне об этом обязательно, будет любопытно почитать.

Насчет тезиса о вовлечении детей в политику. Знаете, каждый из нас пытается привить своему ребенку те ценности и принципы, которые считает правильными – разве нет? Моей дочери десять лет, она весьма умный и продвинутый ребенок, и кто такой Навальный и почему я выступаю в его поддержку, я ей объяснял. Почитайте хотя бы это. Так что если кто-то думает, что несмышленышу такому тупо сунули в руки бумажку с текстом, который ему вовсе не понятен – это не так.

О высказываниях в стиле «О семье надо было думать!». Ну да, одному надо думать о семье, другому о работе, третьему – об общественном положении, четвертому – о личной свободе. И каждый под страхом потерять эти ценности засовывает свой язык в небезызвестное место и молчит. А страна тем временем скатывается уже не то что в брежневское – в сталинское время. И когда оно наступит, молчи не молчи, но потеряешь ты и работу, и свободу, и семью. Вот тогда захочешь кричать – но будет поздно. Не помню, кто сказал, что тот, кто свободе предпочитает кусок колбасы, рано или поздно потеряет и свободу, и колбасу.

И последнее. Есть ряд юристов, предложивших профессиональную помощь в апелляционном обжаловании. Я обязательно свяжусь с некоторыми, но, видимо, не со всеми. Прошу не обижаться – просто вас достаточно много откликнулось, а «где два юриста - там три мнения», начнете советовать вразнобой, у меня вообще голова треснет.))). Свяжусь, вероятно, на следующей неделе, когда будет на руках полный текст решения суда.

Еще раз всем огромное спасибо.

Как долго ждал я этого дня! Кажется, целая жизнь прошла...

Сегодня пора моего самоограничения, обета интернет-молчания, наложенного мной на себя же, закончилась. Я дико рад этому.

Это возвращение накладывает на меня суровую обязанность объясниться. Итак, для тех, кто еще не в курсе:

До 25 июля 2013 года я являлся действующим сотрудником органов внутренних дел, капитаном полиции, работал в должности эксперта-криминалиста в городе Березники Пермского края. Провинциальный город, 150 тыс. населения, но не без своей истории.

Тут у нас родился Говорухин, учился в средней школе Ельцин, отбыла половину своего срока Алехина из Pussy Riot, здесь находится основная часть производственных мощностей ОАО «Уралкалий», которое стало широко известно в связи с историей с Баумгертнером... Ну вот и я тут сбоку примостился.

Да! Для некоторых мое признание о профессии, возможно, явится очень неожиданным, быть может, шокирующим, но вот, ребята, это действительно так – знакомые вам тексты писал капитан полиции, представьте...

Окончив ВУЗ в 1997 году, я пришел на службу в ОВД и работал все эти годы, что называется, «на земле». Карьеры не делал, да, вообще говоря, к ней и не стремился – занимался своей простой работой. Город у нас в криминальном плане весьма выдающийся – край зон, что вы хотите... Работы хватало.

К политике я всегда был неравнодушен, еще с детских лет. Помню, как вся семья отчаянно «болела» за Ельцина, когда его выбирали президентом, помню августовский путч, помню свою четкую личную позицию в октябре 1993-го.

По убеждениям я достаточно ярко выраженный либерал, так воспитан, так сформирован моими замечательными вузовскими преподавателями. Вот так бывает – либерал в погонах, редко, наверное, но бывает.

Из своих взглядов я секрета никогда не делал, хотя и явно их не выпячивал. С развитием интернета стал достаточно откровенно высказываться в Сети, хотя никогда не указывал свою профессиональную принадлежность. Имел неприятности в связи с этим, да, пару раз был приглашен на ковер к высокому руководству, но как-то обошлось без резких решений. Начальникам говорил, что имею право говорить что думаю, они были больше озадачены, чтобы это на них не отразилось, ну и – как-то прокатывало.

То, что российская государственная система изжила себя и ведет страну в тупик, мне стало отчетливо ясно в 2009-м, хотя в Путине, помнится, я разочаровался пятью годами ранее – когда после Беслана он, по какой-то невероятной логике связав борьбу с терроризмом с устройством государственных институтов отменил выборы губернаторов и выборы по одномандатным округам. Жизнь к декабрю 2011-го представляла из себя серую безысходную кляксу, сгущённую четким ощущением того, что каждый день этого режима у руля государства отодвигает страну все дальше от демократических ценностей. Да и не это было отвратительно – было ясно, что нет выборов, нет политической конкуренции, было ощущение, что нет выхода.

А потом началось то, что началось...

Про Навального я услышал немного раньше декабрьских протестов 2011-го. Много говорить о моем к нему отношении не буду, оно всеобъемлюще выражено здесь.

Я считал и считаю, что на данный момент это единственный политик, который способен с помощью консолидации вокруг него протестной общественности разрушить монополию путинского режима на власть, губительную для России и ее граждан, а порой, как в случае с пресловутым «законом Димы Яковлева», просто физически уничтожающую самых незащищённых наших соотечественников.

И потому, когда вокруг Алексея завертелась эта свистопляска уголовных дел, для меня, как юриста с «красным» дипломом вуза, очевидно несостоятельных, я не мог на это не отреагировать. Дело даже не в моей симпатии к Навальному, но лояльно относиться к тому правовому беспределу, который по очевидно политическим причинам начал твориться вокруг этого незаурядного человека, значило выбросить в урну свое образование, черт возьми! И вот с моей замечательной супругой и единомышленницей Ириной я не раздумывая присоединился к группе «Дело против Навального – дело против нас» в Фейсбуке, разместив там, между прочим, замечательную фотографию.

В июне эта фотография попала на глаза к некоему высокому руководству, и ровно за нее я был уволен из органов внутренних дел с формулировкой «за проступок, порочащий честь сотрудника ОВД». Оставляю на ваш суд оценку того, насколько честь мундира офицера полиции позорит данное фото, здесь я, наверное, буду чересчур пристрастен, хотя написать могу много. Моих руководителей не остановило даже то, что на момент увольнения до получения мной права на пенсию по выслуге лет оставалось всего тридцать пять дней и на моём иждивении находятся двое детей, старшая девочка – ребёнок-инвалид. Ну что вы, на святое же замахнулся!!!

Я однозначно решил, что буду обжаловать увольнение в судебном порядке. В день увольнения у меня было дикое желание написать тот текст, что я публикую только сейчас, однако, несколько успокоившись, я решил, что стоит провести этакий эксперимент – в условиях отсутствия общественного внимания попытаться отстоять правоту в суде первой инстанции. Это не малодушие, поймите правильно: я надеялся, что на уровне провинциального суда «правильные» политические сигналы в условиях тишины вокруг процесса могут не возникнуть, судья будет судить по закону, а моя юридическая позиция, как мне кажется, была и остаётся достаточно сильной. Впрочем, юридическая сторона вопроса – тема для отдельного разговора, наверное, мы к ней еще вернемся.

Так или иначе, мой расчет не оправдался. Сегодня судья Свердловского районного суда города Перми В.Л. Чебыкин отказал мне в удовлетворении исковых требований.

Я буду обжаловать это решение в краевом суде, но время тишины истекло. Мне хотелось бы, чтобы это второе рассмотрение было охвачено общественным вниманием.

Да, и еще несколько важных моментов.

Во-первых, я ни о чем не жалею, я поступил так, как должен был поступить, и несмотря на сложную жизненную ситуацию, в которую сейчас попала моя семья, моя супруга меня поддерживает. Это чертовски важно.

Во-вторых, я не один такой в полиции. Поверьте, все больше становится людей в погонах, критически относящихся к власти и творимым ею безобразиям. Я их видел, я их знаю, поверьте, они есть.

В-третьих, работы я на данный момент не имею, и есть доброхоты, которые постоянно намекают мне, что в нашем городе я больше никуда не устроюсь – мне выписан «волчий билет», и работать я нигде не смогу.

В-четвертых, конечно, тяжеловато уже третий месяц жить на зарплату супруги. Главное – противно чувствовать себя работоспособным мужиком, который не несет в дом ни копейки.

И пятое, и, наверное, главное. Когда я подытоживаю свои проблемы и хочется взвыть от безысходности, я вспоминаю про ребят, что сидят по «болотному» делу, я вспоминаю, как вел себя на суде Алексей Навальный, которого просто-таки обложили со всех сторон, – и спрашиваю себя: какое право на их фоне я имею на этот упадок сил?

Алексей Анатольевич, мы вместе! И мы победим!!!

Фашистский либерализм не следует путать с либеральным фашизмом, каким был испанский режим Франко в последние годы жизни генералиссимуса или режим Пиночета в Чили. Это достижение целей, приемлемых в демократическом обществе (защита собственности и порядка, борьба с терроризмом, оргпреступностью, наркоторговлей, незаконной миграцией и т.п.), средствами, для демократического общества неприемлемыми, - такими как систематические пытки подозреваемых, произвольное лишение свободы, фальсификация уголовных обвинений, использование в политике военизированных формирований типа «эскадронов смерти» и т.д.

Юлия Латынина не скрывает глубокого удовлетворения обвинением гринписовцев и экипажа ледокола Arctic Sunrise в пиратстве. Между тем она знает, что статья 227 ч.3 УК предусматривает как минимум 10 лет лишения свободы. И знает, что обвиняемые не виновны ни в одном из действий, предусмотренных этой статьей: они не пытались захватить платформу «Приразломная», они не нарушали государственный суверенитет РФ, они были безоружны, они не хотели ни применять насилие, ни брать заложников, ни выводить из строя имущество.

Но нелюбовь г-жи Латыниной к экологическим активистам, особенно к организации Greenpeace, пересилила почтение к праву. Она не любит тех, кто покушается на технологический прогресс и на деятельность крупных корпорацией. Что ж, имеет право. Но приветствовать откровенную фабрикацию уголовного дела для острастки защитников окружающей среды? Собственно, чем тогда Латынина отличается от тех сторонников Путина, которые с наивной откровенностью утверждают, что Ходорковского надо было обвинить в краже добытой им нефти, поскольку он бросил вызов Путину (самое в их глазах страшное преступление)?

48 лет назад были арестованы писатели Синявский и Даниэль. Они «просто» печатались за границей. Но советская власть решила, что и такой способ обойти цензуру – подрыв государства. И расценила публикации как уголовное преступление. КГБ так спасал социалистический строй, который без цензуры существовать не мог. Арестовывая Ходорковского и Лебедева, путинские следователи спасали путинизм, который не мог стабилизироваться без демонстративного запугивания бизнеса. А отправляя за решетку экоузников, путинизм, как ему кажется, гарантирует свободу рук своей главной опоре – сырьевым монополиям.

Обычно, рассказывая о примерах «ментовского беспредела», Латынина возмущается такими его разновидностями, как подбрасывание наркотиков или иных улик. Но ведь опер, который подбрасывает наркотики, уверен, что главное – обезвредить наркоторговца или другого уголовника, который мешает честным людям жить, а то, что он так хитёр, что не оставляет следствию улик, так на каждую хитрость криминала есть двойная хитрость мента… В этом смысле менталитет Латыниной ничем не отличается от менталитета «мента-беспредельщика».