На первый взгляд, мы с Петром Павленским в похожей ситуации: оба совершили художественно-политические акции в местах, связанных с властью (Красная площадь и Верховная Рада), оба использовали свое тело, обоим инкриминируют хулиганство, наши политические взгляды лежат примерно в одной плоскости.

Но есть существенная разница как в образе наших действий, так и в характере репрессий.

Я совершил в первую очередь не художественный, а активистский жест, путем прямого действия реализовал свою свободу высказывания, противопоставив его цензуре. Я осознанно попробовал на прочность рамки закона и морали (юридический эксперимент, ага), хоть и получил немного неожиданный результат, на тюрьму все же не рассчитывал. Конечно же, была в моих действиях и художественная составляющая (так утверждают культурологи - кто я такой, чтобы спорить с культурологами?), но их основное содержание было политическим.

Петр в первую очередь художник. Да, радикальный, да, критичный, да, политизированный. Но если я шел в лобовую атаку против конкретных инициатив власти, то бунт Павленского носит более абстрактный характер, он требует осмысления и рефлексии. Петр действовал в символическом поле, не ставя своей непосредственной целью прямую конфронтацию. Так что поведение властей в деле Павленского можно сравнить с преследованиями Мавроматти, Тер-Оганьяна, Ерофеева и Самодурова или Краденого Хлеба.

Меня арестовали на "месте преступления" и возбудили дело уже через несколько часов после задержания. Обвинение настойчиво отрицало политический подтекст в ходе всего процесса, хотя именно на политической природе "сатанинского шабаша" настаивали безумные свидетели, по чьим показаниям меня и посадили. Защита и свидетели обвинения в унисон говорили о политике, но прокурор с судьей предпочли не слышать. Официальная версия моих приключений такова: "пришел какой-то дурак с подругой под Верховную Раду потрахаться. Да вот захотелось ему. И журналистов позвал. Зачем? Да просто так". В приговоре было прямо сказано, что политическую акцию я придумал уже постфактум, чтобы уйти от заслуженного наказания. Заказ от "блюстителей морали" в деле хоть и присутствовал, но слишком вялый и нечеткий: в Украине шла смена власти, кресла под чиновниками качались, и никто не мог себе позволить слишком уж увлечься моими гонениями, так что уголовный процесс шел преимущественно по инерции. Власть рефлекторно вцепилась в меня в первые минуты, а после этого она уже просто не могла разжать зубы, дрессура не позволяет.

С Павленским все по-другому. Менты сразу поняли, что перед ними "художник-акционист". Его выпустили вскоре после задержания, но не по широте душевной, а потому что понимали, что он, будучи публичной персоной, никуда от них не денется. Решение о возбуждении дела принимали неторопливо, осознанно, взвесив все за и против. Этим занимался не туповатый следователь и не начальник райотдела, сигнал явно шел с самого верха. И главное, власть абсолютно честно и искренне признаёт политический характер репрессий. В моем случае основная борьба шла с бюрократической машиной, которой было наплевать на форму и суть моего высказывания, она и самого-то высказывания в упор не видела, работая автоматически и по инерции, а здесь репрессии направляет политическая воля. И это гораздо страшнее и опаснее. После "двушечки" Pussy Riot трудно делать какие-либо прогнозы, но верить в гуманизм российских властей не приходится, только постоянное давление на всех уровнях сможет вынудить их закрыть дело или свети все к условному приговору/штрафу. Грамотная адвокатская работа безусловно важна, но выход из этой ситуации может быть не юридическим, а только политическим.