На минувшей неделе прошло очередное заседание по делу Сергея Хмелева в Кировском районном суде Саратова. Продолжился допрос врачей, начатый 29 марта.

Врач тюремной больницы ОТБ-1 Александр Девятериков показал, будто бы 24 января 2015 года он осмотрел Сергея Хмелева, прибывшего этапом из колонии ИК-17, не нашел у него ничего, кроме язвы желудка, назначил лечение и сдал смену. Вскоре Хмелеву прооперировали прободение язвы. «Ничего особенного не было, обычная операция».

Затем в течение полутора часов врачу пришлось выкручиваться под градом вопросов адвокатов. Почему он назначил Хмелеву рентген грудной клетки и УЗИ кишечника, если нашел только язвенную болезнь? Почему как раз гастроскопию желудка не назначил? И как получилось, что 24 января Девятериков написал в анамнезе, что 26 января Хмелеву прооперировали язву желудка?

- Понимаете... там получилась такая ситуация, - виновато объясняет врач. - Когда я заполнял первичный лист, я заполнил все, кроме анамнеза. И когда история болезни уходила в архив, это обнаружилось, и я ее дописывал... В смысле, дописывал анамнез...

- А как же потом другие врачи оказывали лечение, если вы не установили даже диагноз? Без анамнеза можно ли назначить лечение, провести операцию?

- Но я-то знал анамнез, я просто в тот момент не отразил его в карте, это техническая ошибка...

- А почему вы раньше об этом не говорили?

- Потому что это выяснилось только на предыдущем заседании...

- Выяснилось на предыдущем заседании, что вы заполняли только через месяц медицинскую карту? Откуда вам стало известно, что было на предыдущем заседании?

- Начальник хирургического отделения Панферов сказал... Мол, что ты там написал какую-то бурду? Я стал судорожно вспоминать. Вспоминал, вспоминал - и вспомнил. Что я дописывал. Через месяц. Я этого практически не помнил. Начал листать историю болезни и потихонечку вспоминал, что когда заполнял графу анамнеза, написал лишнего.

- То есть вы 24 января установили язвенную болезнь желудка на основании анамнеза, который дописали через месяц?

- Я его установил тогда, но забыл написать.

- А тогда какой анамнез был?

- Такой же был.

- И там была информация о проведении операции?

- Еще раз объясняю, это чисто техническая описка... Ну, неправильно я составил, неправильно, такой вот я раздолбай! Если бы правильно все составил, вы бы вообще тут не докопались бы, - в отчаянии уже отвечал врач на дотошные расспросы адвоката Киселева, по первому образованию - медика.

Однако у адвокатов есть все основания полагать, что врач переписывал анамнез задним числом не по оплошности, а по просьбе начальства, и уже после того, как Хмелев написал заявление об избиении.

- А почему анамнез и вся история болезни заполнены одной ручкой, а вот эта запись сделана другой ручкой? - спрашивает адвокат Светлана Белова.

- Вот смотрите. Я пишу, пишу, у меня появились вопросы, я отвлекся...

- И ручку поменяли?

- Нет, ручку я не поменял, но она у меня то пишет, то не пишет...

- Чернила кончились?

- Нет, чернила не кончились, просто она еще не расписалась...

- Как же получается, что вы месяц спустя пишете той же ручкой?

- Могу пояснить, что я стал продолжать другой ручкой, она плохо пишет, а дальше той же самой писал. Вот смотрите: пишу, пишу, отвлекся, на другой странице надо писать, взял другую ручку, она плохо пишет. Нашел ту, которой я до этого писал, и дописал до конца. Такой вариант вас устраивает?

Допрос Александра Девятерикова

Слушать такой допрос, надо сказать, было неловко, стыдно. И как-то жутковато наблюдать зависимое положение врача, который вынужден, как школьник, выкручиваться в суде, покрывая ложь своего начальства.

«Ведь, по большому счету, эти самые врачи и спасли Хмелеву жизнь! Сам Панферов в судебном заседании пояснил, что, если бы не он и не его операция, Хмелев бы просто-напросто умер. И это чистая правда. Тогда напрашивается вопрос: зачем они до сих пор покрывают своих коллег и вынуждены сами себя называть раздолбаями, вместо того чтобы слышать слова благодарности от Сергея и его родных?» - восклицает адвокат Маргарита Ростошинская.

Но тюремные врачи подчиняются системе ФСИН. Не клятва Гиппократа, не совесть, а приказ начальства для них закон. Тюремный врач боится лишиться работы, аналога которой в условиях местной безработицы ему не найти. А начальство приказывает подделывать медицинские документы, приказывает лгать, лжесвидетельствовать...

Предположим, 24 января 2015 года вечером Девятериков осмотрел прибывшего этапом Хмелева, диагностировал состояние средней тяжести, утром ухудшения состояния не обнаружил и сдал дежурство, а через месяц дописал анамнез, «ляпнув» по оплошности, что 26 января Хмелев был прооперирован в связи с прободением язвы. Однако в карте момент прободения язвы не зафиксирован. И назначения записаны такие, какие не при язвенной болезни, а при переломе ребер и разрыве кишечника делаются.

Врачу пришлось признать, что и гидропневмоторакс, и разрыв селезенки могли возникнуть у Хмелева в результате травматического воздействия.

Татьяна Якунина, терапевт колонии ИК-17, показала в судебном заседании, что наблюдает Хмелева с момента поступления в колонию, то есть с 2010 года. Уже тогда Хмелев страдал язвой желудка. Периодически с этой болезнью он направлялся в больницу. Последний раз - в январе 2015 года, но в момент этапа она Хмелева не видела. На вопросы Хмелева она подтвердила, что, вернувшись в колонию, он был в плохом состоянии и она положила его в лагерный стационар.

Затем продолжился допрос врача Панферова, заведующего хирургическим отделением ОТБ-1, начатый на заседании 29 марта. Панферов оперировал Хмелева и, надо полагать, спас ему жизнь. Однако в суде он вынужден говорить, что спасал его не от разрыва кишечника, не от пневмоторакса, возникшего в результате прокола легкого сломанным ребром. А от прободения язвы. Ему на ходу пришлось придумывать причины, почему клиническая картина прободения язвы не отражена в истории болезни, почему после операции он назначил лечение, которое назначают после операции кишечника, а не желудка, и так далее.

Вопрос адвоката Ростошинской, с какой целью он информировал Девятерикова о том, какие вопросы ему будут задаваться в суде, судья Новиков снял.

Допрос Панферова

Сергей Хмелев спросил Панферова, помнит ли он, что назначал ему новый этап в ОТБ-1 через полгода и отмечал такую рекомендацию в медкарте.

«В чем состоит вопрос?» - спросил судья.

«Вопрос в том, что данный свидетель записывал рекомендацию об этапировании меня из ИК-17 в течение полугода в больницу. Конкретно речь о том, что никакой язвы желудка мне не оперировали, понимаете? Мне оперировали кишечник. И данный свидетель мне говорил о необходимости через полгода, после моего выздоровления, этапировать меня в ОТБ-1 для того, чтобы прооперировать мне как раз язву желудка. По рекомендации данного свидетеля меня должны были этапировать в мае 2015 года. Но в связи с возбуждением дела Зейналов меня снял с этапа. Это в их интересах было - снять меня с этапа...»

Панферову пришлось признать, что медицинская карта Хмелева была составлена с нарушениями. Но ведь когда в апреле прошлого года Сергей Хмелев подал заявление об избиении его сотрудниками колонии, отказ в возбуждении уголовного дела «по факту причинения телесных повреждений» был основан именно на этих медицинских документах.

«Перфорация язвы - это как ножевое ранение, больной лезет на стенку, не может ночь провести спокойно. Если бы это было, то об этом была запись в медицинских документах. Но ее нет», - поясняет адвокат Киселев.

«Интересно получается: врач-"раздолбай" составил и предоставил документы с ложной информацией, а судят Хмелева! Два врача, принимавший Хмелева и проводивший ему операцию, говорят о том, что составили документы задним числом и с нарушением требований закона... Налицо фальсификация медицинских документов, фальсификация протоколов допросов, фальсификация других материалов дела, оказание давление на свидетелей... а на скамье подсудимых почему-то лишь один Хмелев», - пишет Ростошинская.

Ей также непонятно, почему Хмелева судят по ч.2 ст.306 - «заведомо ложный донос с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления». Хмелев не указывал в своем заявлении, какой степени тяжести был причинен вред его здоровью в результате избиения. Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью, как и причинение легкого вреда здоровью, не являются по нашему законодательству тяжкими преступлениями. Только умышленное причинение тяжкого вредя здоровью - тяжкое преступление, но Хмелев не назвал в своем заявлении степени тяжести. Ее определяет экспертиза. Но экспертиза состояния Хмелева, которая с самого начала должна была присутствовать в этом уголовном деле, проведена не была. Ни отказывать Хмелеву в возбуждении дела об избиении, ни тем более возбуждать против него дело за «ложный донос» без такой экспертизы было немыслимо и абсурдно.

Между тем уже целый год длится этот абсурд.

И язвенной болезнью Хмелев страдает по сей день. Но лечения, назначенного врачами еще на май прошлого года, не проведено и в обозримом будущем не предвидится.

Следующее заседание Кировского районного суда по делу Сергея Хмелева назначено на 18 мая.

Дело Натальи Шариной, директора Библиотеки украинской литературы, с самого начала казалось абсурдным. Однако сегодня, через полгода после заключения Шариной под домашний арест, ее положение резко ухудшилось.

Дело в том, что ч. 2 статьи 282 УК предусматривает срок лишения свободы до 5 лет и относится к категории средней тяжести. С таким обвинением мера пресечения не может длиться более полугода. Однако 28 марта следствие выдвинуло против Шариной новое обвинение, по которому ей может грозить срок до 10 лет. 29 марта срок следствия был продлен до 29 июля, а 5 апреля Шариной было предъявлено постановление о привлечении ее в качестве обвиняемой.

Новое дело Шариной еще более абсурдно, чем предыдущее. Ее обвиняют по ст. 160 - "присвоение или растрата". Что же, по мнению следствия, библиотекарь растратила? А средства, выделенные департаментом культуры, ровно на то, на что они были выделены, - на юридическую защиту библиотеки в 2011 году от обвинения по той же 282-й статье.. Дело тогда было прекращено за отсутствием состава преступления. А вот теперь Наталью Шарину хотят засудить по тяжкой статье за то, что она пять лет назад себя защищала.

26 апреля судья Пресненского районного суда Тереза Жребец рассмотрела подряд два ходатайства о продлении срока содержания Натальи Шариной под домашним арестом. "Шарина в настоящее время обвиняется в трех преступлениях - это п.б ч.2 ст.282, ч.3 ст.160, ч.4 ст.160 УК РФ. Вину она не признает. Срок содержания под домашним арестом истекает 28.04.2016. Избранная мера пресечения не может быть отменена или изменена на иную, не связанную с лишением свободы… Шарина, находясь на свободе, может скрыться от предварительного следствия и суда или иным способом воспрепятствовать производству по уголовному делу". Стандартный набор фраз в таких ситуациях. Следователь попросил продлить срок содержания под домашним арестом на 1 сутки, до 29.04.16.

Судья оглашает материалы дела по заголовкам листов. Перечень оказывается достаточно коротким. Выходит, за все полгода содержания Шариной под домашним арестом никаких следственных действий по ее делу и не проводилось.

Адвокат Иван Павлов сообщил, что, предъявив наспех тяжкое обвинение по ч. 4 ст. 160, следователь даже не сумел грамотно его сформулировать. Он не представил суду вообще никаких документов, которые хоть как-то обосновывали бы выдвинутое против Шариной новое обвинение. Все представленные суду материалы касаются первоначального обвинения Шариной по ст.282. "Предельный срок домашнего ареста по этой статье истекает завтра".

Павлов сослался на постановление пленума Верховного суда РФ № 41 2013 года: решение о домашнем аресте допускается только после проверки судом обоснованности обвинения и причастности лица к совершению преступления. Растрата - это вид хищения, то есть действие, совершенное с корыстной целью в пользу виновного. Ни слова о хищении и о присвоении в предъявленном обвинении нет. Следователь сообщает, что перечисление денежных средств адвокату было сделано по заключенному между библиотекой и адвокатом договором, законность которого никто не оспаривает. Санкционированное управлением культуры и мэрией Москвы перечисление средств адвокату Якимову за оказание юридической помощи учреждению и его сотрудникам в период следственных действий не могло носить противоправный характер. Уголовное преследование Шариной позднее было прекращено за отсутствием в ее действиях состава преступления. Каким образом эпизод с перечислением средств адвокату Якимову можно соотнести со статьей 160 УК?

Другой эпизод - выплата денежных средств в качестве заработной платы двум юристам библиотеки по ранее заключенным трудовым договорам. В мотивировочной части постановления действия Шариной квалифицированы не как хищение, а как передача в пользу других лиц вверенных ей денежных средств. Таким образом, привлечение Шариной в качестве обвиняемой даже юридически составлено неграмотно, не говоря уж о фактическом отсутствии состава преступления.

После десятиминутного перерыва судья Жребец изящной скороговоркой зачитала удовлетворение ходатайства следователя о продлении срока домашнего ареста Шариной, повторяя формулировки следователя.

Тут же началось второе заседание - на этот раз с прокурором Головастиковой. Следователь зачитал ходатайство о продлении срока домашнего ареста Шариной до 29 июля 2016 года с теми же формулировками, прокурор поддержала ходатайство. И судья заключает Наталью Шарину еще на три месяца под домашний арест.

Чем же не угодила режиму интеллигентная женщина-библиотекарь, ровно ничем не мешавшая власти? А логики нет никакой, есть разнарядка. Есть указание штамповать дела об экстремизме - чем Библиотека украинской литературы не добыча? А раз уж человек схвачен, то как дело не сшить? Предъявить ей, правда, нечего, но почему бы тяжкое преступление не навесить ради продления срока? Нужны отчеты, премии. А судьба ни в чем не виновного человека так же безразлична винтикам этого карательного механизма, как безразличны уголовникам жизнь и здоровье их жертв.

На адвоката Маргариту Ростошинскую было совершено покушение. «Очень странное стечение обстоятельств», - так она описала случившееся. 3 апреля из дверей квартиры Ростошинской вышла женщина, со спины очень на нее похожая, и направилась вниз по лестнице к мусоропроводу. Внезапно кто-то схватил ее сзади за волосы, сильно ударил об стену, затем кулаком в лицо. Женщина потеряла сознание и очнулась лежащей у дверей квартиры, из которой выходила. Возможно, ее проволокли вверх по лестнице. Клок волос был выдран, на лице вскоре проявились ужасающие гематомы...

Дело в том, что эта женщина изредка приходила помогать Ростошинской по хозяйству. Они практически одного роста и телосложения, цвет и укладка волос одинаковы. И, к несчастью своему, женщина накинула на себя одежду Ростошинской, выходя к мусоропроводу.

В первые дни Маргарита Ростошинская не сочла нужным предавать происшествие огласке. Однако вскоре на телефон адвоката Николая Киселева, который недавно вошел в процесс Сергея Хмелева в качестве третьего защитника, позвонила неизвестная, представилась родственницей Сергея Хмелева и спросила, действительно ли Ростошинская не сможет участвовать в заседании 7 апреля по состоянию здоровья. Когда удивленный Киселев ответил, что все в порядке, звонившая попыталась расспросить о планах адвокатов по защите Хмелева. Адвокат откровенничать отказался и рассказал о странном звонке действительной родственнице Сергея Хмелева, его тетке. Та попросила у Киселева определившийся номер и позвонила новоиспеченной «родственнице», которая тут же стала объяснять, что, мол, ее неправильно поняли, она не родственница, а член ОНК(?!), но на просьбу назвать себя ответила невнятным бормотанием: "Я же вам не угрожала... Я ничего не вымогала..."

Чтобы выяснить, что за «член ОНК» интересовался ее здоровьем, Ростошинская обратилась к главе Саратовской ОНК Владимиру Незнамову. Тот ответил, что в ОНК людей с таким номером телефона нет.

А когда 7 апреля Маргарита Ростошинская поднялась на третий этаж Кировского районного суда Саратова и поздоровалась с сидевшими в коридоре сотрудниками ИК-17, проходящими по делу Хмелева в качестве потерпевших, те встрепенулись и спросили: «Вы будете участвовать в процессе?»

«А почему же нет?» - удивилась Ростошинская.

В тот же день она изложила ситуацию в фейсбуке с фотографиями своей помощницы по хозяйству с обезображенным лицом. Дело осложняется тем, что пострадавшая по личным соображениям не пожелала пока обращаться с заявлением о нападении.

Ростошинскую скорее всего попытались вывести из процесса по делу Сергея Хмелева путем преступления. Не вышло, случилась осечка. Но ситуация очевидна: жизнь адвоката Маргариты Ростошинской сегодня в опасности! Между тем 7 апреля прошло очередное заседание Кировского районного суда Саратова по делу Сергея Хмелева.

Председательствующий Михаил Новиков оглашает фамилию очередного свидетеля. У заключенного на руке цепь. Секретарша подносит бумагу к его руке, чтобы он смог хоть как-то расписаться. И насколько же достоверными могут быть показания этого человека в зэковской робе, когда рядом конвоир, а в двух метрах от него сидит замначальника колонии (в процессе он потерпевший), от которого заключенный зависит полностью. Могут ли показания данные в таких условиях, считаться допустимыми доказательствами?

Между тем один из таких свидетелей не побоялся на первом процессе по делу Сергея Хмелева рассказать всю правду о происходящем в колонии и засвидетельствовать, что Хмелев был избит сотрудниками колонии. "Пусть меня хоть убьют, но я буду говорить правду!" - заявил заключенный Ефимов.

После этого по настоянию защиты Вячеслава Ефимова отправили отбывать наказание в другую колонию, выбрав при этом ИК-7 города Красноармейска, славящуюся еще более суровым режимом. Там Ефимову приходилось объявлять голодовку. Заключенного стала защищать адвокат Снежана Мунтян. Она явилась на судебное заседание по делу Хмелева 7 апреля, поскольку Ефимова привезли на суд как заявленного свидетеля. Вместе с ней пришел другой адвокат, также вызвавшийся быть защитником Вячеслава Ефимова. В начале заседания судья Новиков попросил адвокатов Ефимова удалиться из зала до начала допроса их подзащитного. В ходе процесса адвокаты Хмелева многократно просили допросить в первую очередь Вячеслава Ефимова, чтобы не задерживать его адвокатов. Однако по настоянию прокурора Трофимова его привели на допрос последним, и адвокаты все заседание провели в коридоре.

Основными словами свидетелей-заключенных в суде были «не помню» и «не знаю». Противоречия и путаницу в показаниях они объясняли давностью событий и плохой памятью.

«Я не помню, что вчера было. Как могу помнить, что было год назад?» - сказал Анатолий Келлер, очень худой, болезненного вида заключенный. Он выразил недовольство тем, что его этапировали в СИЗО-1 Саратова из тюремной больницы ОТБ-1, и сказал, что на 19 дней был оторван от своей работы. Заявил ходатайство о компенсации потраченного времени. Защита не возражала против компенсации за счет стороны обвинения, вызвавшей свидетеля, и судья отложил ходатайство до вынесения окончательного решения. На вопрос, нет ли у него неприязни к подсудимому, Келлер ответил, что есть неприязнь в связи с необходимостью присутствовать против желания на этом процессе.

Заключенные-свидетели не представляют собой однородную массу. Одни выглядят изможденными, роба на них висит. Другие покрепче, лица упитанные, с адвокатами разговаривают хамовато. Это «актив».

«Существует ли в зоне разделение заключенных на касты? Есть ли такие градации, как «актив», «опущенные»?» - спрашивает адвокат.

«Нет», – отвечает плечистый свидетель.

Тетка Сергея Хмелева, сидящая в зале, горько усмехается. Судья делает ей замечание и обещает в следующий раз выдворить из зала.

«Вы слушатель, это значит слушаете, а не эмоции выражаете», - говорит судья.

После каждого допроса прокурор заявляет ходатайство об оглашении показаний заключенных на предварительном следствии, судья их безотказно удовлетворяет. Там, в протоколах, звучит четко отлаженный слог следователя. Однако когда дело фабрикуется наспех, огрехов не избежать. Вплоть до смешного.

«Перед началом, в ходе либо по окончании допроса свидетеля от свидетеля Харитонова А.В. заявления не поступали», - зачитывает прокурор протокол допроса свидетеля Богачкина.

«Харитонова?» - удивляется адвокат.

«Опечатка», - смущается прокурор.

Свидетель Богачкин подтверждает свою подпись - мол, с протоколом знакомился, да, все верно. А фамилии другого свидетеля в конце протокола просто не заметил...

В ходатайствах адвокатов об оглашении протоколов допросов заключенных на предыдущем судебном разбирательстве судья методично отказывал. Казус случился как раз со свидетелем Харитоновым, который сообщил суду, что Хмелев ему рассказывал, будто получил телесные повреждения, упав с лестницы. Однако, сказал Харитонов, протокол на предварительном следствии он не читал, поскольку читать не умеет. Прокурор заявил ходатайство об оглашении показаний Харитонова на предыдущем процессе. Адвокат Ростошинская заметила, что прокурор проявляет избирательность - настаивает на отказе в ее ходатайствах об оглашении показаний заключенных на первом процессе, но просит об этом, когда нужно ему. Ранее он утверждал, что на новом процессе не следует обращаться к предыдущему. Сообщив суду о необъективности и некомпетентности прокурора, Ростошинская заявила ему отвод. Судья после короткого перерыва в ходатайстве об отводе отказал, но для объективности отказал и прокурору, разрешив ему огласить показания свидетеля только на предварительном следствии.

Ложь с неизбежностью противоречива. Свидетели обвинения путаются и опровергают сами себя. То они видели Сергея Хмелева, то не видели, то ни единой ссадины на Хмелеве не было, то, оказывается, все увечья он получил, упав с лестницы...

Заключенного Ефимова привели последним, но допрос его не успел и начаться. Подписку свидетеля он дал с трудом, поскольку правая рука у Ефимова сломана, а запястьем левой руки он плотно пристегнут к конвоиру. Как только Ефимов начал давать показания, сотрудники колонии, проходящие по делу как потерпевшие, стали активно его фотографировать. Ефимов сообщил суду, что это его травмирует.

Надо сказать, что фото- и видеосъемку на процессе судья разрешил. Один из потерпевших снимает процесс. Пользуются камерами и корреспонденты, но свидетелей они видят только со спины. Потерпевшие занимают две скамьи, одна из которых находится почти на уровне трибуны свидетелей. С нее и заработали направленные на Ефимова фотоаппараты.

Адвокаты Ефимова не успели вмешаться в ситуацию. Судья, воспользовавшись замешательством свидетеля, сказал, что рабочий день кончился, и объявил перерыв до следующего заседания.

Между тем положение Сергея Хмелева вызывает серьезные опасения. Во время одного из перерывов он резко засучил рукав и показал перебинтованную до локтевого сгиба правую руку. Маргарита Ростошинская объяснила нам, что Сергей уже не выдерживает ежедневного психологического давления. Судья разрешил ему позвонить деду, который сейчас при смерти, но администрация тюрьмы сделать звонок не дает. В камеру постоянно подсаживают заключенных, которые создают невыносимую обстановку. «Просто они его достали! - сказала Ростошинская. - Постоянно таскают на всякие комиссии, навешивают нарушения - то с сотрудником не поздоровался, то не так посмотрел, не так сидел или спал... Постоянные угрозы, регулярные водворения в карцер. Я прошу копии постановлений, чтобы их обжаловать, - не выдают!»

Ростошинская объяснила, что Хмелев вскрыл себе вены 31 марта, потерял много крови. Был переполох, ему оказали помощь, зашили порезы, ставили капельницы, а также кололи различные препараты, в том числе аминазин.

«Меня очень волнует сейчас его состояние», - сказала адвокат.

Следующее заседание по делу Сергея Хмелева назначено в Кировском районном суде Саратова на 19 апреля.

В Кировском суде Саратова продолжается процесс по делу заключенного Сергея Хмелева. 24 и 29 марта были допрошены так называемые потерпевшие. Двое из них утверждают, что в день избиения Хмелева их и не было в зоне. В ходатайстве запросить книгу регистрации и биллинг их переговоров защите отказано. Адвокат Маргарита Ростошинская повторно заявила ходатайство о прекращении содержания подсудимого в клетке, и судья Новиков опять отказал не только в ходатайстве, но и в приобщении его текста к материалам дела. В другом ходатайстве - отправить дело в прокуратуру в связи с тем, что по факту избиения Сергея Хмелева продолжается прокурорская проверка, - судья тоже отказал. Хоть очевидно, что судить человека за «ложный донос», в то время как не окончена еще проверка по самому заявлению об избиении, - это абсурд.

Между тем начались репрессии в отношении самой Ростошинской. Разнообразные угрозы в связи с защитой Сергея Хмелева поступали ей и раньше. А вскоре после отмены приговора Сергею Хмелеву в областном суде ей позвонила следователь Ивлева и пригласила на «конфиденциальную беседу» в связи с делом заключенного Беляева. Надо сказать, что Андрей Беляев, подзащитный Маргариты Ростошинской, в то время уже вторую неделю держал голодовку в связи с бездоказательностью обвинения и отсутствием каких-либо следственных действий в течение полугода с момента ареста.

Ростошинская, конечно же, пошла на беседу в надежде, что крик души Беляева наконец услышан и в его деле начнутся хоть какие-то подвижки. Но когда Ростошинская зашла в кабинет Ивлевой в отделе Следственного управления МВД по Саратову, следователь закрыла дверь и заявила, что будет допрашивать Ростошинскую в качестве свидетеля в связи с оперативной информацией, будто бы Ростошинская оказывала давление на неустановленных свидетелей. Манера общения была откровенная: «На этом основании от дела отведем, нечего нам палки в колеса засовывать!"

В кабинете уже сидели двое в штатском.

«Я указала следователю на ее непорядочность и на нарушение закона, встала и пошла, - пишет Ростошинская. - И тут началось! Она буквально вскочила со стула со словами: "Я никуда тебя не отпущу, пока протокол не подпишешь!" - и закрыла дверь. К здравому смыслу на глазах у тех гражданских, которые впоследствии оказались понятыми, я пыталась призвать следователя минут сорок! Что это за незаконное лишение свободы, что за оказание давления!!! Все же мне удалось открыть дверь и буквально выбежать в коридор. Вслед за мной бежит и Ивлева!.. Она схватила меня за руки, орет на весь отдел, из соседнего кабинета кричат: «Не отпускай ее, пока не подпишет! Как на войне, короче...» (из записи Ростошинской в фейсбуке от 4 марта 2016).

Вырвавшись из следственного управления и приехав в свой офис, Ростошинская обнаружила на теле синяки и ссадины и обратилась в больницу. Там ей была оказана помощь, прежде всего в связи со стрессовым состоянием. В тот же вечер Ростошинская написала заявление в Следственный комитет и прокуратуру на преступные действия Ивлевой. Получила отписки. И через несколько дней Ростошинскую отстранили от участия в деле заключенного Беляева, поскольку... она была допрошена в качестве свидетеля. Под фиктивным протоколом стояли подписи «понятых». Ростошинская тут же обжаловала это в порядке ст. 125 УПК и вскоре получила отказ в удовлетворении жалобы.

Таким же образом была отведена от дела Беляева адвокат Светлана Белова. А когда в середине марта началось новое рассмотрение по делу Сергея Хмелева в Кировском районном суде Саратова, Маргарита Ростошинская вдруг узнала, что может стать фигурантом уголовного дела по ч.2 ст.309 УК (оказание давления на свидетеля) в качестве обвиняемой!

«Вчерашним числом рапорт и выделенный материал с непонятно откуда вдруг взявшимися документами направлен в СК для проведения проверки в отношении меня, так как следователь усмотрел статью 309 в моих действиях... Что же будет дальше? Ведь в моих действиях нет состава преступления. Какое решение примет СК на реакцию следователя на активную защиту? Откажут в возбуждении или все-таки возбудят в отношении адвоката 309 УК РФ? А может и привлекут к уголовной ответственности и таким образом исключат мое участие в том числе в деле Сергея Хмелева?.. Интересно, когда-нибудь придет конец этой борьбе с "не коридорными" адвокатами?!», - пишет Маргарита Ростошинская.

В нашей стране адвокаты в особенности нуждаются в защите. Вспомним Станислава Маркелов, который жил в обстановке постоянных угроз, но обращать на них внимание не успевал. Его убили.

В романе Харпер Ли «Убить пересмешника» показано, какой внутренней силой должен обладать адвокат в противостоящей ему дикой, агрессивной среде. И какую злость может вызвать у этой среды позиция вдумчивого адвоката, который выполняет свой долг профессионально и бескомпромиссно.

У нас сегодня в роли такой среды оказывается не толпа праздных люмпенов, а самые что ни на есть респектабельные следователи и прокуроры, получившие, как ни странно, юридическое образование.

Вспомним, как был арестован адвокат Михаил Трепашкин за несколько дней до начала процесса по делу о взрывах домов в Москве, где он должен был защищать потерпевших. Ему откровенно подкинули пистолет в машину и посадили за «хранение оружия» на долгие четыре года. Вернувшись из заключения, он тут же приступил к адвокатской деятельности. Так вот, сегодня против Михаила Трепашкина снова возбуждено уголовное дело.

Он обвиняется в разглашении данных предварительного следствия (ст.310 УК), которых он, разумеется, не разглашал, а просто дал комментарий корреспонденту «Коммерсанта» в связи с грубыми нарушениями закона в деле арестованного Сергея Мурашкина. И сегодня снова нужно защищать Михаила Трепашкина.

Но вернемся к Маргарите Ростошинской. Фабула дела такова. Осенью 2015 года на процессе по делу Сергея Хмелева должен был выступить в качестве свидетеля защиты бывший заключенный ИК-17 Андрей Беляев. Он отбывал наказание одновременно с Сергеем Хмелевым и готов был свидетельствовать о постоянных пытках, вымогательствах и жестоких избиениях в этой колонии. Однако 15 октября, когда Беляев вышел из дома, чтобы предстать перед судом, на него напали неизвестные, схватили и увезли. Вместо Беляева в суд явилась его перепуганная жена и рассказала о случившемся.

Позже выяснилось, что Беляев был схвачен оперуполномоченными ГСУ. В народе это саратовское подразделение называют «Коброй». Мне приходилось читать заявления с жалобами на чудовищные пытки в «Кобре», поступавшие в Фонд «В защиту прав заключенных».

«Как рассказал впоследствии Беляев, ему сообщили, что ни в какой суд он не поедет, показания давать не будет, и ему придется признаться в каком-нибудь преступлении. Позже, когда они не смогли заставить Андрея оговорить себя, были задержаны несколько его знакомых, которым угрожали, заставляли подписать бумаги, а одного даже избили. По данному факту, кстати, удалось добиться возбуждения уголовного дела!» - пишет Маргарита Ростошинская.

Она и взялась защищать Андрея Беляева. В течение полугода ни одного следственного действия с Беляевым не было, и за что он сидит в тюрьме, понять было невозможно. В ответ на все процессуальные жалобы Маргариты Ростошинской приходили дежурные отписки. Устав от неизвестности, Беляев объявил в феврале голодовку. Ростошинская рассказала о голодовке журналистам, и в тот же день случился эпизод с ее «допросом» в следственном комитете. Это было 25 февраля. А в начале марта ее, как «допрошенную», отстранили от дела Беляева.

«Мы убеждены, что единственной причиной уголовного преследования Ростошинской является стремление ФСИН и следственных органов Саратовской области прекратить ее профессиональную деятельность. Мы также убеждены, что необходимо как можно скорее прекратить ее преследование и обеспечить ей защиту и нормальные условия для работы», - пишет Лев Пономарев, обращаясь в аппарат уполномоченного по правам человека.

Сергею Хмелеву периодически намекают в тюрьме, что, мол, в колонии его «давно уже ждут». А недавно сотрудники следственного изолятора рассказывали ему историю о каком-то адвокате, которого застрелили за его активную позицию. А что, мол, было с подзащитным - «вообще страсть!».

Между тем процесс по делу Сергея Хмелева продолжается. Следующее заседание в Кировском районном суде Саратова состоится во второй половине дня 7 апреля.

В Саратове начался новый процесс по обвинению заключенного Сергея Хмелева в «заведомо ложном доносе» на избивших его сотрудников колонии. Напомню, что меньше месяца назад областной суд отменил обвинительный приговор Сергею Хмелеву по этому делу и отправил его в прежний суд на новое рассмотрение. Однако новизной пока что не пахнет. Опять тускло освещенный зал Кировского районного суда, скамья подсудимых в железной клетке с толстыми прутьями, худой до истощения заключенный за решеткой - и мускулистые, хорошо упитанные «потерпевшие» в зале. Прокурор все тот же, Алексей Трофимов. Только судья новый.

Судья Михаил Новиков ведет процесс на удивление тихо. Никакой диктофон из зала уловить его речь не в силах, и остается только надеяться, что сидящая ближе к нему секретарша, ведущая протокол, его слышит. Поэтому уместным было ходатайство адвоката Маргариты Ростошинской об аудиопротоколировании заседания. Она заявила, что протоколы судебных заседаний велись в предыдущем процессе с грубыми искажениями и купюрами. При этом аудиозаписи, сделанные адвокатами, материалами дела не считаются и апелляционным судом не рассматриваются. На официальном сайте суда, заметила адвокат, есть объявление о наличии в Кировском суде шести залов, оснащенных комплексом аудиофиксации.

Судья в ходатайстве отказал.

Неожиданным для судьи стало ходатайство Маргариты Ростошинской о прекращении пытки подсудимого в виде пребывания его в клетке. "Содержание в клетке предусмотрено для животных в зоопарке, но не для людей», - заявила адвокат.

Адвокат объяснила, что помещение подсудимого в клетку оказывает влияет на установку судьи: раз в клетке сидит, значит, виновен. Она сослалась на решения Европейского суда по правам человека, признавшие содержание подсудимых в клетке пыточными условиями.

После отказа адвокат попросила хотя бы оборудовать клетку столиком, чтобы подсудимый мог делать записи, необходимые для его защиты. Прокурор возразил, что в клетке есть столик, но Хмелев показал, что если использовать как столик примыкающую к поперечной стенке доску, то к судье он будет сидеть спиной.

Судья, однако, не разрешил подсудимому сидеть к нему спиной, а в ходатайствах не только отказал, но и категорически отказался приобщать их материалам дела.

Маргарита Ростошинская попросила отразить в протоколе, что расценивает как пытку дальнейшее содержание Сергея Хмелева в клетке, которая не оснащена даже столом для ведения записей.

«Впервые сталкиваюсь с отказом в приобщении письменного ходатайства!», - сказала она позже.

Нисколько не удивило меня и то, что судья отказал Сергею Хмелеву в ходатайстве о привлечении меня в качестве защитника наряду с адвокатом, однако обсудил его подробно и даже поинтересовался наличием у меня диплома юриста. Маргарита Ростошинская заявила аналогичное ходатайство письменно со ссылками на букву закона. Не знаю уж, чем я досадила прокурору и группе лиц, именующихся в этом процессе потерпевшими, или чем напугала их, однако все они решительно высказались против включения меня в процесс.

После того как судья по настоянию прокурора отказал практически во всех ходатайствах подсудимого и его защиты, Сергей Хмелев завил отвод прокурору. Он пояснил, что Алексей Трофимов лично заинтересован в обвинительном приговоре, был обвинителем на предыдущем процессе, является сотрудником Пугачевской районной прокуратуры и находится в давних дружеских связях с сотрудниками пугачевского УФСИНа.

«Это одна большая дружная семья. Он фактически является адвокатом потерпевших», - сказал подсудимый. Маргарита Ростошинская добавила, что прокурор активно препятствует Сергею Хмелеву осуществлять свою защиту.

Для вынесения отказа в этом ходатайстве Михаил Новиков удалялся в совещательную комнату.

Затем началось рассмотрение дела по существу. Прокурор зачитал все то же обвинение: 24 апреля 2015 года осужденный Хмелев, находясь в СИЗО-1 города Саратова, написал заявление о совершении против него тяжкого преступления сотрудниками колонии ИК-17 города Пугачева Эдуардом Зейналовым, Андреем Бовкуненко, Павлом Рыгаловым и Сергеем Александровым. «Реализуя преступный умысел», Сергей Хмелев заявил, что 22 января 2015 года он был жестоко избит сотрудниками колонии. Тем самым, пояснил прокурор, Хмелев «совершил преступление, предусмотренное ч.2 ст.309 УК РФ, - заведомо ложный донос о преступлении, соединенный с обвинением лица в совершении тяжкого преступления».

Судебное следствие началось с допроса потерпевших. Эдуард Зейналов, заместитель начальника колонии, сообщил, что против него выдвигалось обвинение, будто бы он придрался к форме одежды готовящегося к этапу в больницу Сергея Хмелева («одни говорят — к свитеру, другие — к майке» - усмехнулся Зейналов), и отдал своим подчиненным распоряжение Хмелева избить. Тогда как на самом деле Зейналов в тот день видом не видывал Сергея Хмелева.

Адвокат Маргарита Ростошинская начала допрашивать Зейналова, и суть ее вопросов сводилась к тому, что если 22 января Хмелев в плановом порядке был этапирован в больницу и никто его в тот день не избивал, то что может обозначать имеющееся в деле заявление Сергея Хмелева от 22 января 2015 года о том, что никто его не избивал и ни к кому он претензий не имеет. Кто и в связи с чем у него это заявление отобрал.

Однако именно на этом месте, ввиду замешательства Зейналова, судья Новиков прервал процесс, назначив следующее заседание на первую половину дня 24 марта.

От исхода процесса по этому делу зависит не только судьба Сергея Хмелева. Окончательное обвинение по его делу даст зеленый свет тюремному произволу. Сегодняшний ГУЛАГ утверждает право безнаказанно калечить и пытать заключенных, держа их в животном страхе, полностью попирая их права и человеческое достоинство. В условиях, когда судебная система коррумпирована и надломлена, когда принимается множество репрессивных законов, дающих возможность держать за решеткой совершенно не опасных для общества людей, когда увеличивается количество политзаключенных в стране, проблема произвола и беззакония в местах лишения свободы должна тревожить всех.

Как и судьба заключенного Сергея Хмелева.

Преступление власти Сталина против чеченского и ингушского народов 23 февраля 1944 года по праву признано актом геноцида. В резолюции, приуроченной к 60-летию этой чудовищной трагедии, Европарламент расценил депортацию вайнахов как геноцид в соответствии с определением Гаагской Конвенции 1907 года и Конвенции Генеральной Ассамблеей ООН от 9 декабря 1948 года.

Этой неслыханной в истории каре - насильственному переселению народов - подверглось в годы Великой Отечественной войны более 10 малых народов. Депортация чеченцев и ингушей была среди них самой масштабной по количеству пострадавших и погибших.

В годы хрущевской оттепели вайнахам повезло чуть больше, чем крымским татарам, например, или немцам Поволжья: им вернули национальную автономию и разрешили вернуться на родину. Вспомним для сравнения, каким репрессиям подвергались представители крымских татар за попытки возвращения своего народа на родину, какие суровые сроки в брежневско-андроповском ГУЛАГе пришлось отбыть наиболее активным из них.

Однако из всех репрессированных народов чеченцам досталась самая суровая участь. Им второй раз пришлось пережить геноцид во время первой и второй чеченских войн - условия, созданные населению Чеченской республики в этот период, полностью подпадают под определение геноцида в упомянутых международных конвенциях.

Каково же было смотреть в глаза этим пожилым чеченцам, пережившим голод, гибель родных, непосильные для детского организма тяготы на заре своей жизни, и снова голод, гибель родных, бомбежки, «зачистки», разрушение собственного дома - в болезненной старости… Каково же было смотреть им в глаза - нам, приезжавшим в беженские лагеря Ингушетии, в разрушенные, разоренные села Чечни - из сытой и мирной Москвы, где никому не было дела до страданий этих людей, кроме горстки неравнодушных.

Вдумываясь во все это, нам не избежать глубочайшего чувство вины перед чеченским народом - если, конечно, мы хотим остаться людьми…

Житель села Гехи-Чу Саламат Гаев, по профессии историк, преподаватель, участвовал в расследовании преступления против человечности в селении Хайбах, где были заживо сожжены сотни мирных жителей, в основном стариков, кормящих матерей и малолетних детей, бессильных идти в изгнание горными тропами под конвоем. Сам Саламат в раннем детстве чудом выжил в окрестностях Хайбаха, его ближайшие родственники заживо сгорели в этом огне. В 1994 году, перед самым началом первой чеченской войны, Саламату с группой авторов удалось издать в Грозном книгу-расследование «Хайбах: следствие продолжается» со множеством свидетельств этого немыслимого преступления. Широкому распространению книги и продолжению расследования помешала начавшаяся война. А шесть лет спустя, в феврале 2000 года, был в щепки разбомблен родной Гехи-Чу Саламата с гибелью и ранениями десятков мирных жителей, включая маленьких детей…

«В Чечне мирных жителей нет», - цинично утверждали пропагандисты, как будто оправдывая чудовищные преступления, не имеющие сроков давности. Такую же установку имели, как видно, военнослужащие войск НКВД, которые расквартировывались 21-22 февраля 1944 годы в мирных домах по всей Чечне. Многие чеченцы доверчиво принимали их как защитников отечества, нисколько не ожидая, что сутки спустя, 23 февраля, те вскинут против них свои автоматы и погонят, поторапливая, к вереницам грузовиков… А ведь в селах были в основном женщины со стариками и детьми, их мужья находились в это время на фронте. Они воевали, не имея ни малейшего представления о том, что целая армия плечистых, упитанных бойцов НКВД разоряет их родные села, опустошает дома, гонит на гибель их жен и детей, загоняет прикладами в телячьи вагоны их стариков…

Бойцы НКВД исполняли приказ, обкладывая соломой и обливая бензином колхозный сарай с запертыми в нем младенцами и стариками, в то время как их сверстники гибли на фронте.

Можно ли в такую годовщину отмечать «день защитника отечества»?..

Количество политзаключенных в нашей стране, к сожалению, растет, а политические репрессии ужесточаются. За один только декабрь на наших глазах взяли под стражу двух замечательных молодых людей - Ильдара Дадина и Ивана Непомнящих. Обоих совершенно ни за что приговорили к ощутимым срокам заключения. Точнее сказать - вот за что: за честность, прямоту и бескомпромиссность, за твердое стояние в своей правоте. Один - пламенный обличитель режима, другой - молчаливый рыцарь чести. Оба они как будто обнадеживают нас пониманием, что не все в этой стране потеряно, раз есть в ней такая молодежь. Они внутренне свободны, им в чем-то можно позавидовать.

Но мы будем отмечать Новый год за праздничным столом, а они - в тюрьме. Мы можем написать им, поддержать добрым словом, поздравить с Новым годом.

Вот их адреса:

127081, г. Москва, ул.Вилюйская, дом 4, ФКУ СИЗО-4 Дадину Ильдару Ильдусовичу

127055, г. Москва, улица Новослободская, д. 45, ФКУ СИЗО-2, Непомнящих Ивану Андреевичу

Мы надеялись, что на Иване Непомнящих власти угомонятся, перестанут мстить вышедшим на Болотную площадь 6 мая 2012 года и Болотное дело будет наконец закрыто. Однако полной неожиданностью был арест в начале декабря Дмитрия Бученкова, кандидата политических наук и доцента кафедры истории медицины Университета имени Пирогова. Он автор исследовательского труда «Феномен анархизма в политической жизни России в конце XX века», редактор газеты, участник акций экозащиты, специалист в области истории левых движений. Что конкретно инкриминируют Бученкову в связи с Болотным делом, неизвестно. Его друзья утверждают, что 6 мая Бученкова вообще в Москве не было. Адвокат Светлана Сидоркина не может добиться, чтобы ее беспрепятственно пропускали к подзащитному. В такой ситуации человек особенно нуждается в поддержке.

Адрес Дмитрия Бученкова:

125130, г. Москва, улица Выборгская, д.20, ФКУ СИЗО-5, Бученкову Дмитрию Евгеньевичу

Письма политзаключенным можно писать через интернет, пользуясь услугой ФСИН-письмо (платно), а также почтой Росузника (бесплатно).

Людям, испытывающим дефицит свободного времени, проще пользоваться почтой Росузника и ФСИН-письмом.

Но, конечно же, особую радость в неволе доставляет «живое» письмо, в которое можно вложить красивые открытки, фотографии, конверты, вырезку из газеты. Одна знакомая мне сказала, что капнула на новогоднюю открытку в тюрьму пихтовое масло - чтобы узник ощутил запах хвои. И такую радость политзаключенному может принести каждый из нас!

Тяжелее всех приходится узникам, приговоренным без вины к пожизненному заключению. Таким является узник ЮКОСа Алексей Пичугин. Его адрес:

461505, Оренбургская обл., г.Соль-Илецк, ул.Советская дом 6, ФКУ ИК-6, Пичугину Алексею Владимировичу

Пожизненное заключение отбывает Юсуф Крымшамхалов, на которого спихнули вину за взрывы домов осенью 1999 года. Истинные виновники этих взрывов остались на свободе, а Юсуф сидит. Я писала уже о нем. Несмотря на тяжесть условий заключения, Юсуф радует людей, вступающих с ним в переписку, интересными, вдумчивыми письмами человека, сохраняющего веру в справедливость и добро. Его адрес:

618545, Пермский край, г. Соликамск, ФКУ ОИК-2, ИК-2, Крымшамхалову Юсуфу Ибрагимовичу

Узники 6 мая первого, так сказать, призыва постепенно выходят на свободу по концу срока. Сергей Кривов, арестованный немного позже своих подельников, получил самый большой срок - за то, что более дерзко отстаивал свою невиновность в суде. Он, безусловно, нуждается в нашей поддержке. Его адрес:

243140, Брянская область, г. Клинцы, ул. 2-я Парковая, 2 ФКУ ИК-6 УФСИН, Кривову Сергею Владимировичу

Адреса фигурантов следующей волны Болотного дела:

301654, Тульская область, г. Новомосковск, ул. Центральная, 27 ФКУ ИК-6, Гаскарову Алексею Владимировичу

390506, Рязанская обл, Рязанский р-н, п. Стенькино, ФКУ ИК-6, Марголину Александру Евгеньевичу

150036, г. Ярославль, ул. Хлебная, д 12, ФКУ ИК-1, Ишевскому Дмитрию Вячеславовичу

393265, Тамбовская область, Рассказовский район, п. Зеленый, ул. Центральная, д. 6, ФКУ ИК-3 отряд 8, Удальцову Сергею Станиславовичу

К сожалению, лишен прежней информационной поддержки Сергей Мохнаткин. Он отбывает второй срок за то же, за что и первый, - за отказ молчаливо наблюдать, как полицейские противозаконно тащат в автозаки людей, вышедших на мирную гражданскую акцию. Условия у него теперь более тяжелые, здоровья не прибавилось, однако в списки политзаключенных не все его вносят. Поэтому ему очень нужна наша поддержка. Его адрес:

165300 Архангельская обл. г. Котлас, ул. Чиркова 35, ИК-4, Мохнаткину Сергею Евгеньевичу

Три с половиной года назад в Петербурге были осуждены по ложному обвинению в шпионаже и приговорены к большим срокам заключения ученые Афанасьев и Бобышев. В апреле этого года Евгений Васильевич Афанасьев скончался в колонии Ульяновской области, не выдержав тягот заключения. Эта трагедия не дала, к сожалению, информационного взрыва и возмущения общественности, что говорит о жестокости нашего времени, о застое, апатии и депрессии. Не будем забывать второго фигуранта этого чудовищного приговора. Его адрес:

440061, г. Пенза, Автоматный переулок 1, ФКУ ИК-1, Бобышеву Святославу Васильевичу

В Иркутской области отбывает срок антифашист Алексей Сутуга. Его адрес:

665809 Иркутская область, г. Ангарск, Первый промышленный массив, квартал 47, д. 6 ИК-2, Сутуге Алексею Владимировичу

По-прежнему без вины отбывает длительное заключение Таисия Осипова. Ее адрес:

171161, Тверская область, г. Вышний Волочек, Ржевский тракт, д. 7, ФКУ ИК № 5 УФСИН России по Тверской области, отряд № 6, Осиповой Таисии Витальевне

А тяжелее всех, наверное, Борису Стомахину, тексты которого многим из нас (мне в том числе) отвратительны, однако он отбывает за них уже третий срок в кошмарных условиях. Вместо взвешенной терапии, необходимой человеку, пребывающему в почти постоянной депрессии, с безнадежным взглядом на мир, отчасти и выраженном в его статьях, он получает карцер, ПКТ, холодную камеру-одиночку. И он очень ждет добрых писем. Его адрес:

618232, Пермский край, Чусовской район, п.Всесвятский, ФКУ ИК-10, Стомахину Борису Владимировичу

Я перечислила далеко не всех политзаключенных. Всех и невозможно перечислить в одной заметке. Трагедия войны в Украине дала поток новых политзаключенных, которых можно определить и как военнопленных: Сенцов, Кольченко, Афанасьев, Савченко... Ищите их адреса, пишите им письма!

Я буду благодарна всем, кто дополнит мой список, кто опубликует адреса других политзаключенных, не упомянутых мною. Посетить заключенного – это долг человечности. Посетить страдающего без вины политзаключенного – долг вдвойне.

Пишите политзаключенным!

В Саратове двух молодых людей судят за "осквернение" бетонной плиты на набережной. Как можно осквернить бетонную плиту? Тут нужна, конечно, фантазия.

Миловидная молодая прокурорша с изысканным художественным маникюром без тени смущения зачитала 17 декабря следующее обвинение:

«Марцев Андрей Сергеевич и Каблов Кирилл Владимирович обвиняются в совершении преступления... В неустановленное время, но не позднее 12 июля 2015 года у Марцева, находящегося в неустановленном месте в городе Саратове, возник преступный умысел, направленный на совершение вандализма... У Каблова также возник преступный умысел, направленный на осквернение сооружения, расположенного в общественном месте, а именно на участке береговой полосы правого берега реки Волги в районе мостового перехода Саратов - Энгельс... который является гидротехническим сооружением, предназначенным для защиты берега от воздействия Волгоградского водохранилища. После чего 12 июля 2015 года... Марцев совместно с Кабловым, находясь в общественном месте... грубо нарушая общественный порядок, выражая явное неуважение к обществу и пренебрегая общепринятыми нормами и правилами поведения, на участке береговой полосы... действуя умышленно и сознавая общественную опасность и противоправный характер своих действий, предвидя наступление общественно опасных последствий... используя баллончики аэрозольных красок путем опыления, нанесли на вышеуказанное гидротехническое сооружение, предназначенное для защиты берега от воздействия Волгоградского водохранилища, изображение трех символов. Тем самым Марцев совместно с Кабловым совершили осквернение гидротехнического сооружения... нанесли вред эстетическому виду вышеуказанного сооружения. Таким образом, Марцев Андрей Сергеевич и Каблов Кирилл Владимирович обвиняются в совершении преступления, предусмотренного ч.2 ст.214 УК РФ «вандализм», то есть осквернение зданий или иных сооружений, совершенном группой лиц».

Подсудимые Марцев и Каблов заявили, что действительно наносили изображения, но считают, что в этом нет состава преступления, и потому вину не признают.

Что же это за «три символа», которые, по мнению обвинения, молодые люди нанесли на гидротехническое сооружение, тем самым его осквернив? В тексте обвинения это никак не раскрыто, стороннему наблюдателю здесь оставлено место для фантазии. В стране, как известно, на многих заборах красуются три символа, никого из представителей власти не беспокоящие, и не слышно, чтобы кто-либо подвергался преследованию за это народное творчество. Так за какое же изображение судят Марцева и Каблова?

После оглашения обвинения был допрошен свидетель Дмитрий Крайнов, который рассказал, что с Кабловым дружит года четыре, а с Марцевым познакомился недавно. 12 июля молодые люди втроем пошли прогуляться по набережной, и в уединенном месте слева от моста Саратов-Энгельс его друзья нанесли рисунок с помощью баллончиков на бетонную плиту, пока сам он сидел рядом с их рюкзаком. Попрощавшись с ними, он пошел к остановке, но тут его задержал сотрудник ЦПЭ Мишунков и сказал, что он должен пройти с ним, потому что нарисовал «экстремистское граффити». Вскоре все трое встретились в отделении.

Адвокат Виктор Левинский попросил дать на обозрение свидетелю Крайнову фотографию изображения, за которое судят его друзей. Посмотрев соответствующий лист из материалов дела, свидетель сказал, что здесь изображены два флага - черный и красно-черный, посередине желтый цвет, нет никаких надписей. Это и есть то изображение, которое было нанесено на плиту.

Отвечая на вопросы адвоката, свидетель показал, что место было пустынное, людей рядом не было, только рыбаки вдали, а плита была самая обыкновенная, серая, бетонная, к тому же вся она была уже разрисована, так что пришлось на ней искать свободное место.

Адвокаты Левинский и Соловьева поинтересовались, потеряла ли плита первоначальный вид после нанесения граффити, не пытались ли подсудимые ее разрушить, пристойно ли они себя вели.

«Вам известно понятие "осквернение"? Что такое осквернить?»

«Что-то испортить».

«Осквернял ли данный рисунок данную плиту?»

«Нет».

«На рисунке были ли нецензурные надписи, экстремистские призывы?»

«Нет».

Выяснив, что никакого вандализма в помине не было, адвокат спросил, что знает свидетель о черном и красно-черном флагах.

«Черный флаг использовали народники. Красно-черный - это Корниловский полк».

«А кто такие корниловцы?»

«Корниловцы - при царе служили такие. В гражданскую войну...»

Прокурор попросила огласить показания Крайнова на предварительном следствии, из которых следовало, что Крайнов познакомился с Марцевым в связи с проведением митинга, посвященного реформе образования, а баллонов с красками в рюкзаке было четыре: красный, белый, желтый и черный...

«В чем же расхождение?» - удивился Крайнов.

Дмитрий Крайнов был заявлен по делу как свидетель обвинения, но давал показания с твердым пониманием, что ничего преступного его друзья не совершили. Однако прокурор Юнусова назойливо задавала вопросы, наводящие на его собственную причастность к «деянию».

Адвокат Левинский попросил приобщить к делу экспертное заключение о том, что данный безлюдный участок набережной общественным местом не является. Он также заявил ходатайство об исключении из материалов дела шести доказательств, не относящихся к сути разбирательства. Среди них рапорт некоего оперуполномоченного Гурьянова о политических взглядах подсудимых и участии в митингах (с приложенными скриншотами из интернета). После двадцатиминутного перерыва судья в ходатайстве отказала.

В деле Марцева и Каблова есть заключение специалиста - профессора Саратовского госуниверситета Данилова, к которому обратились с вопросом о наличии экстремизма в изображении на плите. Тот ответил, что изображенный флаг красно-черного цвета использовался и Украинской повстанческой армией, и Корниловским полком. По раскраске эти флаги идентичны.

Такой вот процесс проходит в судебном участке мировых судей Волжского района города Саратова. Ведет его судья Шамаилова при государcтвенном обвинителе Юнусовой.

Следующее заседание назначено на 15:00 29 декабря.

В Екатеринбурге открылся Ельцин-центр, а в московском «Мемориале» работает выставка «Воронка времени "Ч": 1994-1995. Поиски выхода из тупика войны». Текстов тут гораздо больше, чем фотографий и прочих наглядных экспонатов, ее нужно читать. Заголовки газет, подписи под документами, обращения и письма погружают в атмосферу тех дней, когда общество жило еще надеждой остановить кошмар чеченской войны, когда людьми не овладел еще паралич безнадежности.

Говорят, в Екатеринбурге развернута роскошная экспозиция о той эпохе перемен, когда истосковавшееся по гражданским правам общество пьянил ветер свободы. Вот только не знаю, каким образом представлена там тема войны в Чечне, да и представлена ли вообще.

На выставке, открывшейся в «Мемориале», во всей полноте отражена именно эта страница эпохи Ельцина. Гражданский протест против войны в Чечне, миссия Ковалева в Грозном, миротворческие конференции, Марш мира - общество противостояло этой безумной войне, но сил y него не хватило, чтобы предотвратить такие трагедии, как штурм Грозного, спецоперация в Самашках, события в Буденновске. Между тем войны в Чечне можно было бы избежать, если бы ценности свободы, прав человека и человечности имели для руководства страны хоть какое-то значение.

Конечно же, парадоксально смотрелся на открытии Ельцин-центра в Екатеринбурге такой ансамбль: «Мы сбросили ярмо тоталитаризма» - цитата из Ельцина на стене - и высокопоставленная парочка, усердно страну к тоталитаризму возвращающая.

Парадокс вполне может объяснить экспозиция, размещенная в коридорах «Мемориала». На выставке представлен только начальный период войны в Чечне - с декабря 1994 года по июнь 1995-го. Но внимательное знакомство с этими материалами вполне объясняет случившееся со страной в последующие 20 лет, вплоть до сегодняшнего дня.

Планировалась дискуссия: чем стала для российского общества чеченская война? Почему прочный мир так и не был достигнут?

Однако дискуссия не состоялось. Время, отведенное на нее, занял довольно живой рассказ Сергея Ковалева, Валерия Борщева и Олега Орлова о событиях, свидетелями и участниками которых они были. Предварили его слова главы Правозащитного центра «Мемориал» Александра Черкасова о том, что многие сегодня склонны видеть предопределенность трагических событий (а эта мысль напрашивается сама собой при погружении в тему войны в Чечне) и вздыхать о горькой нашей участи, вместо того чтобы пытаться хоть что-то делать для предотвращения зла.

Сергей Ковалев сказал, что единственный реальный результат, которого ему с коллегами удалось достичь в тех событиях 20-летней давности, - это освобождение заложников в Буденновске. Остальные действия его миссии как уполномоченного по правам человека реальных результатов не принесли, хоть и были необходимы и морально оправданы.

Другой реальный результат, дополнил Олег Орлов, это защита военнопленных, составление списков. Так, группа Ковалева вывезла из подвала Рескома в Грозном в январе 1995-го восемь военнопленных - тоже реально спасенные жизни.

И третий результат - это предание широкой огласке правды о происходившем в Грозном зимой 1994-95-го.

Конечно, при упоминании о подвиге группы Ковалева, пытавшейся под бомбежкой в Грозном наладить миротворческий процесс, приходят на память и другие имена. Это и бывший политзаключенный Андрей Миронов, погибший под Славянском в мае 2014 года, который не вылезал из грозненских подвалов практически все время боев. Это и Надя Чайкова, убитая в Чечне весной 1996 года, которая также находилась с самого начала войны в Грозном, публикуя в «Общей газете» правду об этом безумии. Это и Виктор Попков, расстрелянный в Чечне весной 2001 года, который с декабря 1994 года находился в Грозном. Сохранился пропуск, подписанный ему Масхадовым, с помощью которого он один вывез из подвала Рескома группу российских военнопленных, а потом в течение всей первой войны организовывал обмены военнопленных и участвовал в переговорном процессе. Тогда же в Грозном находилась небольшая группа совсем молодого Андрея Каменщикова, работавшего под эгидой организации «Международное ненасилие», которая вывозила из районов обстрела раненых и больных, стариков и детей.

Я думаю, таких спасателей, миротворцев и неравнодушных журналистов было немало тогда в том убиваемом Грозном, и можно надеяться, что когда-нибудь подобные свидетельства будут собраны воедино. В группе Ковалева было несколько бывших политзаключенных, включая и самого Сергея Адамовича, которые в годы советских политических репрессий поддерживали традицию нравственного сопротивления тоталитаризму. Так и сопротивление войне оказалось прежде всего нравственным подвигом. Физически же добрый порыв души перед гусеницами танков оказался бессилен.

Вот лишь один эпизод. В январе 1995-го волонтеры «Международного ненасилия» вывезли из Грозного русскую женщину с дочкой, тяжело раненной в ногу. Главу их семьи убило случайным снарядом во дворе дома. Эта женщина писала письма в период между войнами о тяготах жизни в чужом полуподвале в центре Грозного - ее собственный дом был разбомблен. Когда началась вторая чеченская война, я попыталась ее разыскать, но письма оставались без ответа. Наташа Эстемирова на мои просьбы отвечала, что не может найти этот адрес и, возможно, указанной улицы уже не существует. Только в начале января 2003-го я узнала от старосты грозненской церкви, что Галину Николаевну Гребцову ей удалось устроить в дом престарелых где-то в Ставропольском крае, а ее дочка Дина погребена под обломками дома вместе с бабушкой, приютившей маму и дочь в период между войнами в том самом полуподвале.

Сергей Ковалев и Валерий Борщев рассказали о том, что колонна автобусов с боевиками, в которой они оказались в качестве добровольных заложников после освобождения Буденновска, чудом не была разбомблена с воздуха: операция такая намечалась, несмотря на данные на высоком уровне клятвы и гарантии. А Ельцин однажды прилюдно выразился бранным словом о Сергее Степашине, тогдашнем директоре ФСБ, за то, что тот не уничтожил эти автобусы вместе с депутатами-заложниками.

Что ж удивляться после этого «Норд-Осту» и Беслану, «Курску» и всей второй чеченской, оказавшейся в разы страшнее первой, а также политическим репрессиям, удушению свободы слова. Что ж удивляться и тому, что Ельцин назначил своим преемником именно Путина, прекрасно понимая последствия такого назначения.

Политик, для которого жизнь человека - ничто, не может быть глашатаем или гарантом каких бы то ни было прав и свобод. Против нечестных выборов следовало протестовать в 1996-м, а не 15 лет спустя. И наивно удивляться теперь контрасту эпох в связи с открытием Ельцин-центра. Его практически-то и не было - этого контраста.

В пятницу вечером в Сахаровском центре прошла презентация трех книг, объединенных темой «История ХХ века. Люди и судьбы». Война в Чечне, ГУЛАГ, коллективизация, голод, геноцид, ад Второй мировой, зеркальное сходство тоталитарных режимов ХХ века – вот темы сборника рассказов Полины Жеребцовой «Тонкая серебристая нить» (издательство «АСТ») и документальных свидетельств «Зеркала» Станислава Божко и «Противостояние» Александра Егорова (издательство «Волшебный фонарь»).

Парализованный ветеран войны в одиночестве сходит с ума в холодной квартире на окраине Грозного. Соседка лжет, будто вдали гремит гром, но старик узнает грохот снарядов и думает, что началась третья мировая. Кто для него фашисты? Те, кто убили его боевых товарищей в 1942-м – или же тот командир, что зверски истязал схваченную на улице Берлина 12-летнюю девчонку, разрывавшую душу отчаянными мольбами? Или, может быть, те вооруженные люди в масках, что ворвались с автоматами в подвал, куда его, парализованного и умирающего, уносят от бомбежек соседки? «Руки вверх, а то бросим гранату!.. И старик должен выйти! Живо!..»

Пастух Ахмед, живущий в горах, заботится о русском мальчике Мише, которого ему привозят приятели сына, но позже узнает, что мама мальчика убита, а ее квартира в Грозном разграблена и отдана Ильясу, его сыну, и проклинает сына и его товарищей. Мише после смерти Ахмеда приходится бежать в родной Грозный, где он переживет и бомбежки второй чеченской, и «зачистку», и шок от попытки федералов расстрелять его вторую маму, приютившую его чеченку. Судьбы людей слишком тесно переплетены, границы добра и зла проходят не между народами, сторонами вооруженных конфликтов, религиями, а между самыми близкими людьми, между членами семьи, соседями, а в конечном итоге – через каждое человеческое сердце. Равнодушие к чужому горю убивает, умножает зло, а добро и любовь все-таки побеждают, если удается им уцелеть в человеческом сердце, прошедшем через горнило нечеловеческих испытаний. Об этом – невыдуманные сюжеты рассказов Полины Жеребцовой.

Полина Жеребцова на видеосвязи с Сахаровским центром

Александр Егоров, присутствовавший на презентации своей книги по скайпу из Владивостока (и неожиданно поговоривший с экрана с бывшим мэром своего города Черепковым, пришедшим в Сахаровский центр), описал в книге «Противостояние» свою судьбу - пронзительно обычную в истории Советского Союза. Репрессированные, расстрелянные, убитые большими семьями при высылке в тайгу ближайшие родственники, полное нечеловеческими испытаниями детство, 10 лет ГУЛАГа по ложному обвинению, многолетний рабский труд... Вот лишь один штрих: колхоз в Сибири, отец на фронте, многодетная мать работает по 19-20 часов в сутки на тяжелых работах, но дети едят картофельные очистки, одеваются в мешковину, не ходят зимой в школу, потому что нет обуви, но тоже трудятся в поте лица. Отличие от классического рабства в том, что раба одевают и кормят, а советского колхозника – нет. Отец, вернувшись с фронта, вызволяет семью из колхоза, но в скитаниях ее ждут еще более страшные испытания...

«Количество жертв ГУЛАГа примерно в пять раз меньше количества убитых на всей территории СССР с начала 1930-х до середины 1940-х. Смертность в тылу в 1942-м - 300 тыс. человек в месяц, а в ГУЛАГе за весь этот год умирает 370 тыс. человек. В больших городах умирал каждый второй новорожденный. Это было открытием для меня», - сказал Станислав Божко, представляя свою книгу «Зеркала». И дело не в том, что 1942-й – самый тяжелый год войны. Не было войны, когда зимой 1940 года уфимская школьница Нелли Морозова стояла зимними ночами в многочасовых очередях за хлебом, а утром грузовик собирал трупы умерших в очередях стариков и детей (Нелли Морозова. Мое пристрастие к Диккенсу. М., «Новый Хронограф», 2011). Или еще картина: депортированная польская семья едет эшелоном в Сибирь, и на больших станциях к арестантским вагонам подходят истощенные люди и просят еды. Сердобольная полячка делится с ними крохами арестантской пищи, припасенной для собственных детей (Михаил Гедройц. По краю бездны. "Корпус", 2012). Десятки миллионов человек оказались безымянными жертвами системы, настроенной на самоуничтожение. Книга «Зеркала» представляет собой сборник подобных свидетельств, погружающий в состояние полнейшей безнадежности.

Владимир Ерохин, издавший книги Александра Егорова и Станислава Божко, глава издательства «Волшебный фонарь», многократно во время презентации цитировал Александра Меня, благодаря которому он стал христианином. Несколько раз он делился воспоминаниями о диалогах со своим духовным отцом. Каким бы чудовищным ни было зло творящейся на глазах истории, никогда нельзя мириться со злом, привыкать к нему. А противостоять этому мраку можно, только принимая сторону добра и веря в добро. Никаких хороших времен история нам не обещает.

В то время, когда в Сахаровском центре проходила презентация этих трех книг, в Петербурге вспоминали Тимура Качараву, убитого неофашистами 13 ноября 2005 года возле книжного магазина «Буквоед».

Вернувшись с презентации, мы узнали о начавшемся кошмаре этого вечера в Париже.

Закон о применении в системе ФСИН физической силы, давно уже поименованный общественностью "законом садистов", принят уже Госдумой в первом чтении.

На этом фоне в стране идут уголовные процессы, в которых преследованию подвергаются заключенные, осмелившиеся пожаловаться на произвол администрации, на истязания и жестокие побои. В Мордовии заключенный Решетов пожаловался в Следственный комитет на сотрудников колонии, жестоко его избивших, однако вскоре получил отказ в возбуждении уголовного дела по своей жалобе и... возбуждение уголовного дела против него самого. В минувшем июле районный Зубово-Полянский суд приговорил Решетова к заключению за "заведомо ложный донос".

В Оренбурге аналогичному уголовному преследованию подвергся заключенный Селиверстов.

В Саратове идет процесс по обвинению заключенного Сергея Хмелева в заведомо ложном доносе на сотрудников колонии ИК-17 города Пугачева. 15 октября дали показания заключенные, назначенные свидетелями обвинения. Их роль была - рассказать, каким комфортным санаторием является ИК-17, да случился прокол: один из них, Вячеслав Ефимов, рассказал, какой чудовищный произвол творится в колонии, как часты случаи жестоких избиений.

"Хоть убьют, но врать я не буду, буду говорить правду", - сказал заключенный Ефимов.

На заседании 21 октября судье Богдановой было подано заявление, в котором Вячеслав Ефимов попросил суд принять меры для его защиты как свидетеля и исключить его этапирование обратно в ИК-17 города Пугачева. "Я дал показания, подтверждающие правоту сведений, изложенных Хмелевым, и изобличающие противозаконные действия сотрудников администрации ИК-17. В мой адрес поступают угрозы... У меня есть все основания полагать, что после возвращения для отбытия наказания в ИК-17, в отношении которой очень часто делаются разоблачения относительно репрессивной и беззаконной атмосферы в этом учреждении УИС, над моим здоровьем и даже жизнью нависнет самая непосредственная угроза, включая принуждение к отказу от данных мною ранее правдивых показаний", - пишет в заявлении в адрес судьи Вячеслав Ефимов.

Судья Богданова, поинтересовавшись мнением прокурора и "потерпевших", отказала Ефимову в защите: исключить этапирование – это не в ее компетенции, а для защиты Ефимова как свидетеля нет, как сказал прокурор, никаких оснований...

Подсудимый. Фото автора

Я присутствовала на этом заседании Кировского суда Саратова не только в качестве наблюдателя. Сергей Хмелев попросил меня быть его защитником наряду с адвокатом, о чем и заявил ходатайство. Однако судья Богданова слово в слово повторила мнение прокурора: у Хмелева уже имеются два адвоката, и в дополнительных защитниках он не нуждается.

Жутковато наблюдать процесс, на котором против абсолютно бесправного, истощенного, как с картинки из Освенцима, заключенного активно работают и прокурор, и судья, и "потерпевшие", все до единого отличающиеся крупными и плотными габаритами и непроницаемыми лицами.

"Потерпевшие". Фото автора

"У меня в СИЗО отняли все бумаги, заявления, записи, которые я готовил к суду", - говорит заключенный.

Судья Богданова отвечает, что это вне ее компетенции.

Все дальнейшие ходатайства Хмелева и его защиты были на этом заседании судом отклонены. Ходатайства же прокурора удовлетворялись без выслушивания мнения защиты, что является грубейшим нарушением процессуальных норм. Этим возмутилась адвокат Маргарита Ростошинская, заявив отвод судье и затем прокурору, на что, конечно же, получила отказ.

На заседании 21 сентября были опрошены два свидетеля, оба врачи системы ФСИН: терапевт колонии ИК-17 Дубинкина и врач областной тюремной больницы Саратова ОТБ-1 Деветяриков. (В ОТБ-1 Хмелев был доставлен в конце января 2015 года с травмами после избиения: переломом носа и трех ребер со смещением и повреждением левого легкого, пневмотораксом, а также разрывом кишечника и подозрением на разрыв селезенки.) Стыдно было наблюдать, как путались в показаниях эти врачи, отвечая на вопросы защиты. Хмелева оба они "не знали, не помнили".

"Вы боитесь потерять свое место? - как-то тихо, по-человечески мягко спросил Сергей Хмелев врача Девятерикова. - Вы действительно не помните мои переломанные ребра? Вы же сами помогали мне их стягивать простыней..."

"Вопрос задан не по форме", - перебивает Хмелева судья.

Следующее заседание по делу Хмелева состоится в Кировском районом суде Саратова 29 октября.

Система ФСИН, наследница сталинского ГУЛАГа, давно уже стала рассадником садизма и безнаказанности силовиков, призванных быть защитниками правопорядка. Общество может получить еще более жестокий ГУЛАГ, не знающий пределов беззакония и произвола, если не обеспокоится, наконец, этой ситуацией, если не обратит более пристальное внимание и на "закон садистов", принимаемый Госдумой, и на процессы, подобные делу Сергея Хмелева.

Правозащитники, говорившие с Путиным о деле Евгения Витишко, искренне надеялись, что Тамбовский облсуд освободит его условно-досрочно.

«Я надеюсь, что прокуратура Тамбовской области услышит президента», - цитировали журналисты Андрея Бабушкина.
.
8 октября облсуд отменил незаконное решение Кирсановского районного суда об отказе Витишко в смягчении наказания и вернул дело в тот же райсуд для повторного рассмотрения в новом составе. То есть не смягчил наказание сам, хоть мог бы и смягчить, а отправил дело обратно, оставив политзека в неволе.

Я считаю, что на сегодняшний день надежды правозащитников из СПЧ не оправдались.

Конечно, можно надеяться, что Кирсановсий райсуд примет решение в пользу Витишко. Но это всего лишь надежды.

Мне не раз приходилось наблюдать, как районный суд выносит необоснованный отказ в УДО, областной суд отменяет решение и отправляет дело на новое рассмотрение, а районный суд опять отказывает.

Евгений Витишко по-прежнему в неволе. Гражданское общество по-прежнему должно бороться за его освобождение.

Сейчас идет сбор подписей за освобождение Евгения Витишко.

Всем, кто сочувствует этому замечательному человеку, я рекомендую ставить подписи и распространять это обращение.

В минувшую субботу друзья и близкие вспоминали участников демонстрации на Красной площади 25 августа 1968 года. Из восьми человек, вышедших в тот день с протестом против ввода советских войск в Чехословакию, шестеро были арестованы сразу, седьмую - Наталью Горбаневскую - арестовали годом позже. Лариса Богораз, Наталья Горбаневская, Константин Бабицкий, Владимир Дремлюга, Вадим Делоне и Павел Литвинов были приговорены к различным срокам заключения и ссылки, Виктор Файнберг и Наталья Горбаневская вкусили ад советских психиатрических спецтюрем.

Примечательно, что трое из демонстрантов - Наталья Горбаневская, Вадим Делоне и Константин Бабицкий - были поэты.

Этим летом ушел из жизни пятый из той легендарной восьмерки - Владимир Дремлюга.

Из ныне здравствующих ни Павел Литвинов, ни Виктор Файнберг никоим образом не являются церковными людьми, однако оба они приняли участие в панихидах по почившим соратникам - Павел Михайлович в Нью-Йорке, Виктор Исаакович в Париже. Собственно, и авторами идеи такого поминания были Павел Литвинов и Виктор Балашов, тоже бывший политзаключенный, живущий в Нью-Йорке.

Но первая в этот день панихида по ушедшим Вадиму, Константину, Ларисе, Наталье и Владимиру прошла в Москве. Заказал поминальную службу Сергей Шаров-Делоне, младший брат Вадима Делоне и активный защитник сегодняшних политзаключенных.

Протоиерей Александр Борисов назвал участников той демонстрации людьми, стоявшими за правду, и напомнил евангельские слова: «Блаженны алчущие и жаждущие правды». И несмотря на то, что вышедшие на площадь сразу же были схвачены и лишены свободы, их усилия не пропали даром и отозвались во многих сердцах. «Мы видели, что и в верхах стали появляться люди, которые захотели изменить лицо социализма на человеческое». В качестве примера Александр Борисов назвал Михаила Горбачева.

Священник напомнил также слова Евангелия, которые читались в этот день на литургии: «Претерпевший до конца спасется». Он назвал важнейшую отличительную черту христианина - способность молиться за врагов. «Когда мы молимся за них, это не значит, что мы их восхваляем. Мы молимся, чтобы Господь коснулся их сердец». В этом ключе читается сегодня в храмах и молитва об Украине: «Ожесточенные сердца умягчи... Кого мы имеем в виду? Не только тех, кто сидит в окопах, но и тех, кто занимает самые высокие посты... Очень важно молиться о мире. Потому что когда идет война, самые отвратительные вещи происходят».

И несмотря на все неустройства сегодняшнего дня, несмотря на то, что демократический режим не рождается сразу и современная жизнь во многом нас не устраивает, «свободы все-таки гораздо больше, чем было раньше, книги, которые немыслимо было тогда, в 1960-80-е годы, не только прочесть, но и достать, сейчас полностью доступны, читай - не хочу». Наряду с Солженицыным отец Александр упомянул Ходорковского, книги которого появлялись в свободной продаже в то время, когда их автор отбывал заключение.

Похожие мысли высказал священник Михаил Меерсон на панихиде в Нью-Йорке. Он поделился своими воспоминаниями о первой демонстрации на Пушкинской площади в защиту Синявского и Даниэля, вспомнил напряженные лица людей, стоявших перед памятником, и как мгновенно демонстрация была разогнана, плакаты порваны, люди схвачены. Однако событие, которое могли заметить лишь случайные прохожие, о котором не написала ни одна газета, имело большое значение в истории. Именно с него началось освободительное движение, которое можно называть и демократическим, и правозащитным. Что же касается демонстрации на Красной площади, то разогнана она была так же молниеносно, однако многие из тех, кто был так грубо схвачен, пережили эту мощную тоталитарную систему, а Чехословакия давным-давно уже другая страна, точнее - две страны.

«Как бы ни были могучи исторические завоевания, оказывается, что такие маленькие, скромные, но героические протесты куда сильней этих завоеваний. И здесь вспоминаются слова Бердяева, что Бог являет себя вот в подобных актах героизма», - сказал Михаил Меерсон.

После панихиды участники ее собрались на поминальное застолье, где Павел Литвинов рассказал о каждом из своих друзей, вышедших на площадь.

В Париже на панихиде в храме Серафима Саровского рядом с участником демонстрации Виктором Файнбергом стоял сын Натальи Горбаневской Ярослав. После панихиды люди пошли в соседнее кафе, сдвинули столики так, чтобы уместилось более 20 человек, и также из уст людей, в разное время покинувших Россию, прозвучали воспоминания об участниках тех событий. Для русских парижан самой ощутимой утратой была, конечно же, Наталья Горбаневская - вечно неутомимая, бодрая, полная творческих планов и надежд... А первым из этой восьмерки ушел в Париже в 1983 году Вадим Делоне - ему было всего 35 лет.

Протоиерею Александру Борисову, говорившему о нынешней относительной свободе, пришлось признаться, что перед службой к нему подходили сотрудники полиции и спрашивали, что за панихида будет в храме и зачем он ее собирается служить. Так прореагировали стражи порядка на сообщение о мероприятии в соцсетях.

«Я сказал им: если люди просят помолиться, мы не можем отказать, не имеем права. Но будем надеяться, что это пройдет без ощутимых последствий», - заключил с улыбкой отец Александр.

Выходя, люди с недоумением замечали полицейскую машину, стоявшую напротив входа в храм. И хотя священник посоветовал не придавать этому пустяку никакого значения, дело не такое уж и пустяковое. Если панихида по участникам события почти полувековой давности, давным-давно реабилитированным, протестовавшим против агрессии государства, которого давно уже нет, вызывает беспокойство у представителей нынешней власти - это значит, что такова эта власть и что очень уж мощным был тот заряд бесстрашия и воли к свободе.

15 июля, день гибели Натальи Эстемировой, в московском «Мемориале» открылась выставка «Бесконечная история: насилие и безнаказанность на Северном Кавказе». Достаточно вместимый конференц-зал «Мемориала» оказался заполнен людьми до отказа, что бывает нечасто. Журналисты, правозащитники, общественные деятели, друзья и знакомые Наташи, просто сочувствующие... Выступившая с коротким докладом правозащитница Татьяна Локшина увидела в этом добрый знак в безлюдную середину лета: значит, память о Наташе жива.

Между тем со дня ее гибели прошло уже шесть лет. Наташу убили за то, что слишком много энергии и сил отдавала борьбе с беззаконием силовиков в Чечне, с похищениями людей, пытками и убийствами. Действие этого конвейера пыток и смертей, к сожалению, продолжается. И то, что рассказали правозащитники на открытии выставки, и сама выставка шокируют.

На 12 стендах представлены истории 12 людей - похищенных, убитых либо незаконно осужденных. Один стенд посвящен похищению и убийству Наташи Эстемировой.

Художница Марианна Дворжакова изобразила эти пронзительные истории в форме рисунков-комиксов. Выставку подготовила чешская неправительственная организация «Человек в беде» («People In Need»).

Простой чеченец Сулейман Эдигов был вывезен из Чечни в начале первой войны еще ребенком и вернулся в родные края 23-летним юношей в 2008 году. Устроился в правоохранительные структуры, но вскоре был вынужден уехать из Чечни, отчасти и потому, что некий человек (провокатор, как объясняет Сулейман) активно вербовал его в боевики. Сулейман уехал в Швецию, занимался торговлей автомобилями и несколько лет спустя приехал в гости в Чечню. Его задерживают силовики и подвергают дичайшим пыткам, которых он не выдерживает - подписывает самооговор.

«Человек, представившийся министром внутренних дел Чечни Русланом Алхановым, позвонил мне на мобильный с номера, который не определился, чтобы сказать мне, судье, что Эдигов виновен. Он предостерег меня от вынесения оправдательного приговора", - рассказал судья Абубакаров. В результате Абубакаров взял самоотвод по делу Эдигова. Новый судья вынес в 2014 году обвинительный приговор: 14,5 лет лишения свободы. Сулейман Эдигов выслушивал его, лежа на носилках.

Убийство Умара Исраилова, исчезновение Абубакара Цечоева, Заремы Гайсановой, откровенно сфальсифицированный процесс над правозащитником Русланом Кутаевым - каждой судьбе посвящен свой стенд.

Это лишь 12 случаев, получивших огласку благодаря участию и заступничеству журналистов и правозащитников. Но на Северном Кавказе подобных случаев сотни и тысячи. Насилие распространяется оттуда по всей стране.

Светлана Ганнушкина рассказала о Заурбеке Джемолдаеве, который был похищен в Москве в прошлую пятницу. Этот житель Чечни привлекался к ответственности в 2007 году по сфабрикованному обвинению, затем сделал попытку эмигрировать, но в 2013 году был с семьей депортирован из Польши. Недавно в Чечне подверглась задержанию его жена, а вскоре был задержан и он в Москве. Но это не задержание, а похищение: Заурбек исчез, правозащитники не могут его найти.

Александр Черкасов рассказал, что расследование убийства Наташи Эстемировой вел старший следователь СК Игорь Соболев и поначалу казалось, что следствие движется. Однако в начале 2010 года сверху была спущена готовая версия убийства Наташи боевиком (к тому времени уже убитым) вместе с «доказательствами», которые не выдержали критики правозащитников. С тех пор расследование убийства стоит на месте.

Олег Орлов рассказал о системе государственного террора, которая сложилась на Северном Кавказе в ходе чеченских войн. Ее неотъемлемая часть – безнаказанность: «С середины 2000-х годов за фасадом официальных правоохранительных структур, которые должны поддерживать закон и порядок, действовала неофициальная карательная система, в рамках которой были систематические похищения людей, действовали системы незаконных, нелегальных тюрем, пытки стали по сути единственным способом получения информации, действовала система ликвидации».

В базе Правозащитного центра - более 3000 фамилий исчезнувших людей. В сборе этой информации активно участвовала Наталья Эстемирова. И это только запротоколированные случаи, выявленные в основном в результате обращения родственников и соседей в грозненский правозащитный центр «Мемориала».

И речь ведь не просто о людях, пропавших без вести. Людей уводили из дома либо задерживали на улице представители силовых структур в форме. И человек исчезал, либо труп его находили где-нибудь на обочине со следами жестоких пыток.

«В ходе чеченизации конфликта система пыток и похищений постепенно передавалась местным вооруженным формированиям. Со временем так называемые кадыровцы уничтожили своих конкурентов и, по сути, присвоили себе монопольное право на такое безнаказанное насилие», - рассказал Олег Орлов.

Случаи внесудебных казней стали выходить за пределы Чечни и за пределы страны, убийство Умара Исраилова - один из таких примеров. Заказчики и организаторы таких убийств известны, но они уезжают в Чечню, где продолжают занимать свои посты.

Эта система насилия используется для подавления инакомыслия. Наглядный пример - дело Руслана Кутаева. Есть основания считать, что люди из силовых ведомств ЧР замешаны в убийстве Бориcа Немцова. Таким образом, борьба с инакомыслием с помощью этих структур уже не ограничивается Чеченской Республикой…

Систематический террор достиг своей цели: люди боятся куда-либо жаловаться и отстаивать свои права.

Светлана Ганнушкина сказала, что картинки «процветающей» Чечни, демонстрируемые на экранах, доходят и до Европы, и потому все труднее чеченцам находить там убежище.

«Наш долг перед памятью Наташи - продолжать работу, которую она вела, за которую отдала жизнь», - сказала Светлана Ганнушкина.

Выставка «Бесконечная история: насилие и безнаказанность на Северном Кавказе» открыта в «Мемориале» до конца июля.

В конце июня ушел из жизни Андрей Налетов – неизменный участник гражданских акций, активист антивоенного движения, талантливый фотограф, блогер, филолог по образованию. Он скончался внезапно, не дожив полугода до своего пятидесятилетия.

«Судьба талантливых людей в России часто так рано заканчивается, - сказал Лев Пономарев на девяти днях Андрея. - Есть такой тип русского человека, переполненного болью за окружающее, который готов всем помогать... И много таких людей погибло у нас, не успев выстроить свою судьбу, выполнить в полной мере свое предназначение. Была бы наша жизнь более обустроена - думаю, Андрей был бы жив сейчас. Он был действительно талантлив, хорошо писал, во многом разбирался, но не мог остановиться на чем-то одном. Он слишком близко к сердцу все принимал. Вокруг много несчастья, много погибающих, и Андрей как будто разделил эту общую участь. Тяжело провожать людей, которые намного моложе тебя и которые так вот сгорают...»

У Льва Пономарева Андрей проработал в «Движении за права человека» около 10 лет. Много занимался защитой прав заключенных, подходил к проблеме искренне, задерживаясь в офисе допоздна.

Андрей был убежденным христианином. Его церковным приходом стал храм Косьмы и Дамиана в Столешниковом переулке. Андрея отпевал протоиерей Александр Борисов, а похоронили его в подмосковном Пушкино недалеко от церкви, в которой служил Александр Мень.

Девять дней отметили в старом помещении «Мемориала» на Малом Каретном 6 июня, и многие пришли вспомнить Андрея прямо с пикета в защиту узников 6 мая. Один из них рассказал, как заходил к Андрею в его кабинет к концу рабочего дня в непогоду и, несмотря на загруженность по работе, у Андрея всегда находились время на сочувственную беседу и чашка чая для гостя.

«Движение за права человека» располагалось тогда в Малом Кисловском переулке, и Андрей каждый четверг шел оттуда пешком на пикет в Новопушкинский сквер, нагруженный множеством плакатов за мир в Чечне, за освобождение политзаключенных, которые хранились в его кабинете. Он приносил их к началу и уносил по окончании пикета, то есть присутствовал на пикете еженедельно от начала до конца, в любую погоду, будь то лютый мороз, проливной дождь или изнуряющая жара. Как правило, он был и в числе заявителей пикета, часто сам относил заявки в префектуру. На митинге памяти Анны Политковской в день ее рождения в августе 2007 года его задержали в Новопушкинском сквере как организатора акции - за превышение численности...

Ольга Узнадзе, прихожанка храма Косьмы и Дамиана, сказала, что к правозащитной деятельности Андрея привело христианское мировоззрение. Она вспомнила об Андрее как о человеке светлом и добром, способном искренне сочувствовать чужой беде, и прочла его стихотворение «Прощание с домом Чуковского», написанное полгода назад. Дом-музей Корнея Чуковского в Переделкино был последним местом работы Андрея. А стихотворение заканчивалось словами:

Стоит пред Богом - Николай-Корней.
И я к Нему желал бы поскорей,
Но одарил Господь меня не столь смертельной раной,
Оставив дальше на земле...
Что ж, видно, слишком, слишком, слишком рано...

Но оказалось, что до слишком ранней смерти Андрею оставалось совсем немного.

Он перенес тяжелый перелом позвоночника, каким-то чудом оставаясь на ногах. В марте в институте Склифосовского ему сделали сложную операцию на шейных позвонках, друзья собрали на нее средства «с миру по нитке». Но долго находиться в больнице было не в характере Андрея, он выписался раньше времени, а в мае уже принимал участие в уличных акциях и фотографировал их. В дни празднования 70-летия Победы Андрей писал:

Празднуем Победу и ведем войну - какая мерзость!
Победили фашизм - и его же растим, какая гадость!
Все знамена, все ленты обесценили - превратили в грязь.
Только Крест Христов не превращается во зло,
Хоть несет Его часто та же мразь, что войну уже не отличает от мира,
А Победу превращает в новый фашизм.
Празднуем войну!
...
Кто может молиться - помолимся о мире!
...
Какую победу мы празднуем? Праздник победы на новом пепелище?
Россия ведет войну в Украине. Убитые, беженцы, кровь и слезы. И на этом фоне - очередной День Победы? Стыдно!».

Однако Андрей принял участие в акции «Бессмертный полк» и был тронут лицами людей, пришедших туда не по разнарядке:
«9 мая я впервые после операции выбрался в центр. Помпезный Парад Победы давно закончился. И то, что я увидел на Тверской, меня поразило - это была настоящая акция памяти своих родных и близких, погибших на войне. Люди несли портреты своих родственников, павших в той войне, которая была 70 лет назад. Бесконечный поток людей шел по Тверской несколько часов. Это было действительно живое и трогательное действие - дань памяти погибшим. Царствие всем Небесное, Вечная память...»

Неделю спустя он писал: «К сожалению, было два разных Бессмертных полка. Я шел в колонне и фотографировал. Там было очень много людей с реальными фотографиями своих родственников - эти фотографии не были сделаны типографским способом, и я видел, что люди искренно пришли почтить память своих родных и близких и несли вручную сделанные фотографии. Но в колонне были и те, кто нес абсолютно одинаково отштампованные плакаты, и было ясно, что часть людей туда пришли по разнарядке. И все смешались - и те, кто пришли сами с портретами своих родных, и те, кого привезли на кремлевских автобусах...»

13 мая Андрей написал: «Ответил Льву Шлосбергу (он еще надеется на конструктивный диалог власти с оппозицией перед угрозой революции). Я тоже противник революций и войн - кроме ожесточения и взаимной ненависти они ни к чему больше не приводят. Но какой диалог с властью у оппозиции возможен сегодня? Остаются только уличные акции протеста - Марш Мира, например, как протест против войны России с Украиной. Но боюсь, что в скором времени властям надоест "болотный" протест и на улицу выйдут танки. Если в 1991 году люди сумели остановить путч в августе и остановили танки, то сейчас этого уже не будет - танки будут давить людей, не революционеров, а демократов. Вот что страшно...»

18 мая Андрей впервые после операции снял шейный корсет, вышел на улицу и кратковременно потерял сознание – врачи предупреждали его, что такое возможно. В результате падения он сломал ключицу и, несмотря на наложенный гипс, мучился болями. Перелом, видно, дал воспаление. В конце июня Андрей находился в Подмосковье, боли не утихали, внезапно поднялась высокая температура, а врачи «скорой» сначала не посчитали это поводом для выезда, а затем, приехав, констатировали уже смерть. Таковы результаты «оптимизации» нашей отечественной медицины...

Андрей Налетов окончил филологический факультет в Улан-Удэ, преподавал историю, изучал психологию и какое-то время вел как психолог «Школу лидеров», хоть сам лидером никогда не был и быть таковым не хотел. Общественная деятельность и помощь окружающим занимали у него больше времени, чем работа, и, полностью лишенный прагматичных навыков обустройства, Андрей вечно нуждался. Он был человеком скромным, неприхотливым, не претендовал на сколько-нибудь заметную роль, страдал недугом, однако удивительным образом успевал делать многое из того, что создает положительный климат в обществе.

Его прекрасные, яркие фотографии могли бы стать темой выставок и альбомов – но он просто щедро выкладывал их в интернете. Среди них есть просто красивые виды природы, а есть и такие, по которым мы будем когда-нибудь восстанавливать нашу историю. А из его записей в Живом журнале и в соцсетях можно было бы составить книгу.
Что и нужно будет когда-нибудь сделать.
Таких людей нельзя забывать.

Когда люди возвращаются с войны (неважно, в качестве кого они там побывали), им трудно бывает привыкнуть к мирной повседневности. Им трудно понять, как могут люди так вот беззаботно сидеть в кафе, ходить в кино, думать о карьере и о деньгах, радоваться пустякам и ссориться из-за мелочей, тогда как в это же время и где-то, в сущности, совсем недалеко царит иная реальность. Там не хватает воды, там прячутся в сырых подвалах от обстрелов, дети ходят неухоженными и голодными, а раненые не получают необходимой помощи. И человек, вернувшийся оттуда, испытывает острое чувство одиночества среди этих равнодушно идущих мимо, не способных выслушать, понять, осознать, ужаснуться, захотеть помочь или хотя бы просто-напросто посочувствовать.

Что-то похожее переживает и заключенный, вернувшийся домой. Замечательно написал об этом человек, не побывавший в неволе, - Владимир Высоцкий. В одной из своих песен он выразил это состояние, описав мир «равнодушных, слепых» прохожих глазами вернувшегося зэка, который с горечью восклицает: «Так зачем проклинал свою горькую долю, // видно зря, видно зря, // Так зачем я так долго стремился на волю...»

Вот такие невеселые мысли пришли как-то сами собой, когда я получила недавно письмо из Соликамска от Юсуфа Крымшамхалова. Я писала уже о нем и о его деле - на Юсуфа и его подельника «повесили» взрывы домов в Москве осенью 1999 года. Суд проходил в закрытом режиме, адвокат Трепашкин, защитник потерпевших на этом суде, был арестован по сфабрикованному делу за несколько дней до начала процесса...

Юсуф отбывает пожизненное заключение за чужое преступление.

«Если обвиняемый виновен, - пишет Юсуф, - он должен получать абсолютно справедливый с точки зрения совести и морали и полностью законный приговор - независимо, суровый он или мягкий, главное - СПРАВЕДЛИВЫЙ И ЗАКОННЫЙ. Если же обвиняемый невиновен и это действительно так, за него надо бороться сильней, чем за спасение жизни в реанимации. Сильней, чем за спасение тонущего, и ни в коем случае нельзя допустить осуждения невиновного».

Эти строки Юсуф написал после прочтения тюремных стихов Юлия Даниэля. Стихи произвели впечатление и на него, и на его сокамерников. Один из них по имени Николай перефразировал стихотворение Юлия Даниэля «Приговор»:

..Чужие скорби грусть моя вберет,
Гнетет тюремная усталость.
За годом год, стучится старость.
А впереди лишь боль невзгод...
Жизнь рушится, и робы черный цвет
Олицетворяет сердце Соликамска.
Я наг душой и нищенски одет,
Но приговору отвечаю - нет!

«Я прилагаю этот стих к письму, - пишет Юсуф. - Пожалуйста, не судите его строго как поэта, он не занимается этим постоянно. Но душевный порыв несогласия и неприятия вылился в эти строки. И я с ним согласен и солидарен - нельзя соглашаться с приговором, которой полностью несправедлив с точки зрения Человечности, совести и морали, полностью нарушает и попирает закон!»

Кто он, этот Николай? Какова его история, за что он получил пожизненное заключение? Юсуф не написал об этом. Но я знаю, что отстаивание и доказывание своей невиновности в суде усугубляет у нас участь человека. И не удивлюсь, если окажется, что Николай получил пожизненное потому, что слишком твердо стоял на своей невиновности.

А сколько таких у нас - заживо погребенных, приговоренных к бесконечно долгому сроку несправедливо? По новым правилам никакой надежды у человека, осужденного несправедливо и незаконно, на пересмотр дела нет. Приговор вступил в законную силу, сроки обжалования в кассационной и надзорной инстанции прошли, или оставлены жалобы без удовлетворения - и все, никакой суд новых жалоб на приговор не рассмотрит...

«Ведь человек, попадая в места лишения свободы, в эту среду, тонет и гибнет не только физически, теряя здоровье и годы жизни, а что еще страшнее и хуже, тонет и гибнет духовно и морально, - пишет Юсуф. - И только очень редким, единичным людям удается сохранить веру в Бога и людей, совесть и честь. Одни из самых грязных мест на земле - это места лишения свободы. Нет страшнее симбиоза тех, кто сидит, и тех, кто их охраняет. Это сообщество в большинстве своем не имеет веры, совести и чести, сплошные подлость, грязь, предательство...»

Я послала Юсуфу открытку с объемным изображением скачущих лошадей. Он ответил, что вырос в местах, где мальчишки с ранних лет умеют управляться с конем. «А что может быть красивее и лучше, чем скакать на коне - свободным и счастливым!» - заканчивает он письмо.

Если бы среди дел, захлестывающих нас в повседневности, мы выкраивали время, чтобы протянуть руку помощи жертвам войны (без разбирательств, какая из воюющих сторон права), помогли бы спасению хотя бы одного, двоих, троих... Или если бы сочли своим долгом доносить слова сочувствия и поддержки жертвам несправедливых приговоров...

Чем больше неравнодушных и готовых помочь - тем больше и надежд на исцеление. А ГУЛАГ и война как были, так и остаются у нас незаживающими болевыми точками.

Я давала уже адрес Юсуфа, когда писала о нем. Адрес с тех пор не изменился. Было бы хорошо, если бы побольше писем с добрыми пожеланиями ему приходило.

Умер Леонид Плющ. «Зболена душа Леоніда Плюща відлетіла у кращі світи», - написала на своей странице украинская актриса театра и кино Галина Стефанова, извещая о его кончине.

Как перевести с украинского «зболена душа»? Я бы в отношении Леонида Плюща перевела это слово как «сердобольная». Потому что боль сердца о справедливости как будто стрелой пронизывает всю биографию этого удивительного человека.

Именно эта боль заставила 30-летнего Леонида Плюща после суда над Гинзбургом, Галансковым и Лашковой выразить активный протест против этой судебной расправы, а год спустя - вступить в Инициативную группу защиты прав человека. Разве не знал он, что могут повлечь за собой такие поступки? Не предчувствовал, какие муки придется пережить и претерпеть? Все знал. Но боль сердца не позволяла поступать иначе.

Леонид Плющ родился в городке Нарын на юго-востоке Киргизии, в рабочей семье. Рано остался сиротой: отец погиб на фронте. В детстве тяжело болел, 4 года был прикован к постели, но это не помешало ему окончить школу с медалью и поступить на физико-математический факультет Одесского университета. Переехав в Киев, он в 1962 году окончил физмат Киевского университета и получил работу в Институте кибернетики АН Украины в должности инженера-математика. Успешно занимался наукой, разрабатывал интересную тему моделирования биосистем. Казалось бы, блестящая карьера была открыта перед талантливым молодым ученым.

Но нет, суровый приговор Гинзбургу и Галанскову так задел за живое, что переживать молча он просто-напросто не сумел. Он написал резкое письмо в «Комсомольскую правду» с протестом против газетной клеветы по адресу осужденных. За что был уволен с работы, причем с такой формулировкой, что никуда по специальности он больше устроиться уже не мог.

В январе 1972 года по Украине прокатилась жесточайшая волна арестов творческой интеллигенции. Попал под нее и Леонид Плющ. 15 января он был арестован и помещен в киевскую тюрьму КГБ. Надо сказать, что украинский КГБ отличался особой суровостью. И то, за что в Москве и арестовывать бы не стали, могло в Киеве привести не только к аресту, но и к большому сроку.

Однако, как свидетельствует в своих воспоминаниях Леонард Терновский, даже по украинским меркам материалов для дела против Плюща было маловато. Это неудивительно: ведь Леонид был не антисоветчиком, а поборником «социализма с человеческим лицом». Ни его письма в ЦК с предложениями о демократизации советской системы в 1964 году, ни письмо в «Комсомольскую правду», ни его статьи в самиздате на политические темы, ни даже деятельность в Инициативной группе на «антисоветскую агитацию» не тянули. Однако сама личность Леонида Плюща, раздражала советскую власть. Следователи отправили его на психиатрическую экспертизу. Киевские психиатры, правда, признали его вменяемым, а вот в Институте Сербского в Москве в те годы диагнозы ставили так, как просил КГБ. Получив нужное заключение, суд приговорил Леонида Плюща к принудительному лечению в спецпсихбольнице. А спецпсихбольница - это ад без срока.

«С августа 1973 года Плющу назначают большие дозы галоперидола. И живой, общительный, доброжелательный к людям человек делается неузнаваемым. Во время свидания с женой Плющ говорит с трудом, с остановками, в глазах у него тоска, он задыхается, корчится в судорогах. Предупреждает, что письма писать не в состоянии. И просит раньше времени окончить свидание. Его уводят. "Что вы делаете с моим мужем? Что ему даете?" - обращается Татьяна Житникова к лечащему врачу. "Зачем вам это знать? Что надо - то и даем", - отвечает докторша. И даже отказывается назвать свою фамилию... В течение двух с половиной лет Плюща "лечили" (хочется сказать - травили) попеременно галоперидолом (без полагавшихся корректоров), инсулином в возрастающей дозировке, трифтазином - в таблетках и в инъекциях, комплексно - инсулином и трифтазином, снова большими дозами трифтазина. После уколов инсулина (ожидая, видимо, инсулинового шока и судорог) Плюща на 4 часа привязывали к кровати... Периодически, после соответствующего курса, врачи проводили "оздоровительные" беседы, справляясь у Плюща, не изменились ли его взгляды и убеждения? А не согласится ли он отречься от них в письменной форме?» - писал Леонард Терновский.

В середине 1970-х годов имя Леонида Плюща стало широко известно за пределами страны, а затем и в самой стране - из передач западных радиостанций. Его освобождение в 1976 году стало результатом широкой международной кампании в его защиту. Однако выпустили его только с условием эмигрировать. «КГБ так не желал контактов Плюща с друзьями, что ему даже не дали заехать домой в Киев и освободили только на пограничной станции Чоп. И до последнего момента продолжали давать ему трифтазин», - вспоминал Терновский.

Леонид Плющ жил в Париже. Но никогда не терял связи со своей страной и со своим Киевом. В 1977 году вышла в свет его книга «На карнавале истории». В предисловии он писал, что цель его воспоминаний - «показать путь освобождения личности от иллюзий, мифов, от страха, от всех видов несвободы» В 1987 году вышла на украинском его книга «Убийство поэта Василя Стуса» о жизни, творчестве и гибели поэта в политическом лагере.

Плющ много сделал для исследования творчества украинских писателей и поэтов, стал членом объединения украинских писателей «Слово», членом Научного общества им. Тараса Шевченко.

От мыслей о возможности «социализма с человеческим лицом» на основе марксистской идеологии Леонид Плющ со временем отказался.

«Он до конца дней продолжал свою деятельность. В последнее десятилетие вместе с женой Татьяной неоднократно возвращался в Украину. Издавал книги, читал курс лекций в Киево-Могилянской академии. В прошлом году, с началом российской агрессии против Украины, они, несмотря на возраст и здоровье, снова были в Киеве. "Революция - дело молодых, а когда война, надо быть дома". Семейные обстоятельства вернули их во Францию», - написала Галина Стефанова.

Грустно, когда уходят такие люди...

Вчера в Саратове у памятника Вавилову прошел пикет в защиту свободы слова, на котором мне довелось побывать.

Пикет был заявлен в рамках «Стратегии-29» в защиту 29-й статьи Конституции из раздела «Права и свободы человека и гражданина», которая гласит: «Каждому гарантируется свобода мысли и слова… Гарантируется свобода массовой информации. Цензура запрещается». Пикет был согласован, сотрудники полиции хоть и превышали количеством пикетчиков и журналистов, но стояли поодаль и в происходящее не вмешивались.

Организатор пикета Андрей Калашников предложил участникам высказываться на волнующие и злободневные темы, в чем, собственно, и состоит свобода слова. В своей речи он сказал о недопустимости и противозаконности засекречивания информации о военных потерях в мирное время.

Тема Украины прозвучала на пикете в плакате «Putin, hands off Ukraine!» и в речах о невосполнимом вреде, который наносит России и ее населению негласная война с Украиной.

Кроме того, Калашников держал плакат «Астахов! 40 лет?! Ума нет и не будет!». Гражданского активиста возмутили слова детского омбудсмена о женщинах.

Другой участник пикета, Григорий Ахтырко, раскритиковал саратовское отделение Союза журналистов, которое практически не занимается защитой свободы СМИ и журналистов. Он держал плакат: «Гордость России - несмиренные СМИ!». Позже с плакатом «29 ст.Конституции России. Свобода слова! Свобода мысли...» к пикету присоединился 73-летний Юрий Кутузов, который был осужден год назад по печально известной ст.282 за высказывание на митинге. На вчерашнем же пикете Кутузов высказался на тему, которая задела меня больше остальных, поскольку была для меня новостью. Оказывается, совсем недавно главный архитектор Саратова Виталий Желанов выступил с инициативой демонтажа памятника Вавилову и переноса его в другое место.

Хочу напомнить, что Николай Иванович Вавилов погиб в cаратовской тюрьме 26 января 1943 года. Но не только эта трагедия связывает имя великого ученого с городом Саратовом. С 1917 по 1921 годы Николай Иванович работал и преподавал в Саратове, был профессором агрономического факультета Саратовского университета и главой кафедры генетики Высших сельскохозяйственных курсов. Именно здесь Вавилов создал свое учение об иммунитете растений, а также организовал изучение флоры юго-восточных губерний европейской России.

Памятник Вавилову стоит в центре Саратова в окружении берез лицом к началу улицы Вавилова, которая упирается другим своим концом в Университетскую улицу. Посередине улицу Вавилова пересекает улица Астраханская, на которую буквально через 10 минут пешего хода от этого перекрестка выходит стена тюрьмы, в которой Николай Вавилов погиб. Более подходящего места для памятника Вавилову в Саратове не подыскать. Однако главный архитектор Саратова хочет, оказывается, отсюда его убрать, приводя какие-то смехотворные доводы. Так, господину Желанову не нравится, что Вавилов стоит лицом на север и это затеняет его лицо. Удивительная забота! Точно так же стоит в Саратове памятник Чернышевскому, который давно уже стал чуть ли не брендом Саратова, однако на него покуситься чиновникам в голову почему-то не приходит.

Андрей Калашников, поднимая плакат «Память храним, не трогайте памятник!», сообщил, что, высказавшись на общие для России темы, пикетчики переходят к темам местного значения. Однако, на мой взгляд, это совсем не местная тема. Намерение саратовских чиновников снести памятник Вавилову касается каждого россиянина. Речь здесь вовсе не о переносе памятника великому ученому, жертве сталинских репрессий, в какое-то более подходящее, на взгляд чиновников, место. Речь о демонтаже памяти, о реставрации сталинизма, об избыточном рвении чиновников на местах поддержать общий посыл власти к возврату в тоталитарное прошлое. Этого нельзя допустить!

13 мая Мосгорсуд подтвердил 10 суток административного ареста Александру Рыклину и Сергею Шарову-Делоне, задержанным 6 мая на Болотной площади.

Накануне Замоскворецкий суд известил защиту, что заседание состоится в 12 часов. Однако пришедшим в Мосгорсуд к этому часу людям сообщили, что раньше 14 часов дня заседание не начнется.

Рыклина и Шарова-Делоне привезли, к счастью, не в конвойное помещение. В коридорах суда с ними можно было поговорить, узнать о быте тюрьмы, называемой спецприемником, об арестантском рационе, о том, что окна их камеры выходят во дворик, и это хорошо, потому что тихо, но и плохо, потому что пикеты, которые проходят ежедневно с 5 до 7 вечера напротив спецприемника, они могут видеть только из окна коридора по пути на ужин.

К двум часам дня, как было назначено, мы направились на 5-й этаж к указанному 550-му залу и стали ждать заседания. Выдержав хорошую паузу, нам сообщили, что заседание будет не здесь, а на 6-м этаже в зале № 666. Номер стал предметом шуток, однако приставы потребовали стереть файл у девушки, сфотографировавшей дверь. Когда публику наконец пригласили в зал и подсудимые заняли свои места, судья долго смотрел на них с недоумением, а потом заявил, что не видит Ольгу Терехину, дело которой он должен рассматривать.

Терехина была арестована на 10 суток за акцию поздравления с днем рождения Надежды Савченко 11 мая. К такому сроку ее приговорил Тверской районный суд. Здесь должна была слушаться апелляция по ее делу, приставы все перепутали.

Мы вернулись на 5-й этаж к залу № 550 и стали ждать. Через полтора часа напрасных ожиданий Сергея Шарова пригласили, наконец, в зал напротив. Александра Рыклина оставили ждать на прежнем месте. Публике, пришедшей послушать дело обоих узников, пришлось выбирать, хоть все ожидали совместного рассмотрения дела: ведь журналиста и правозащитника обвинили в том, что они организовали«несанкционированный митинг» совместно. Впрочем, никакого митинга не было, а задержали активистов за два разных одиночных пикета, так что и разделение дел вполне логично.

Заседание по делу Сергея Шарова-Делоне вел судья Козлов. Защиту представляла адвокат Екатерина Горяинова, также принимавшая участие в процессе 12-ти по Болотному делу. Стоит напомнить, что задержали Сергея Шарова за плакат в защиту Андрея Барабанова, которого он защищал наряду с адвокатом в том процессе. Сейчас, в третью годовщину событий на Болотной, он по сути оказался за решеткой за продолжение защиты Андрея.

Екатерина Горяинова заявила ходатайство об исследовании в качестве доказательств фотографий и видеороликов задержания из интернета. Судья ходатайство удовлетворил. И начал рассмотрение апелляции на решение судьи Замоскворецкого суда Н.В. Чепрасовой.

Написано в этом решении, что задержан был Сергей Шаров 6 мая 2015 года в 19.15 по адресу Болотная площадь, дом 10(?!) за нарушение порядка проведения публичного мероприятия. Нарушение состояло в том, что он организовал и провел совместно с Рыклиным несогласованный митинг «с группой граждан в количестве 50 человек», призывая выкрикивать лозунги «Свободу политузникам 6 мая» и держа плакат «Я - защитник Андрея Барабанова, я знаю, что все «болотные» невиновны!». Далее на двух страницах цитируется положение о проведении митингов без какой-либо связи с событием. Под конец коротко излагаются показания свидетелей Зотовой и Лашкевича о том, что митинга не было - Шаров стоял на Лужковом мосту один и молча. То же показывали просмотренные в заседании видеозапись и фотографии. Однако, выводит судья Чепрасова, «вина Шарова в совершении административного правонарушения, предусмотренного ч.2 ст.20.2 КоАП РФ» доказывается полностью… рапортами о задержании сотрудников полиции Санина и Гонтарева, а также протоколом о доставке Шарова в отделение. Еще ответом из департамента, что митинг не был согласован. И, собственно, больше не доказывается ничем.

Фотографии в качестве доказательств не приняты, «поскольку они не содержат данных об адресе». (В протоколах стражи порядка написали, будто задержали Шарова у дома 10 на Болотной, который находится в значительном отдалении от всех событий. Задержали же его на Лужковом мосту, который и на фотографии, и на видеозаписи виден, и свидетели это место показывают, и многочисленными СМИ зафиксирован этот факт. Но нет, фотографии «данных об адресе не содержат», а вот рапорты с указанием вымышленного адреса - содержат…)

На вопрос судьи Козлова, предполагалось ли провести на Болотной площади митинг, Сергей Шаров объяснил, что 22 апреля было подано уведомление о проведении митинга на 6 мая, но мэрия долго ничего не отвечала. Когда все разумные сроки миновали, заявители сказали, что раз возражений нет, значит, акцию следует считать согласованной, и попросили встречи об обсуждении технических деталей митинга. И только тогда, уже 30 апреля, на электронную почту Рыклина пришло письмо из мэрии с отказом в согласовании.

После этого было сделано все возможное для оповещения людей о том, что митинга не будет. В частности, Сергей Шаров сообщил целому ряду СМИ, что митинг на Болотной не согласован, а согласован только пикет у метро «Третьяковская», куда и следует приходить. Однако лично он, Сергей Шаров, не мог в этот день не прийти на Болотную. Он в течение восьми месяцев защищал Андрея Барабанова и продолжает быть его защитником. Поэтому, постояв на согласованном пикете, он прошел по Лаврушинскому переулку до Лужкова моста, поднялся на мост и увидел, что на площади стоят люди, они общаются друг с другом, но ни митинга, ни речей, ни плакатов нет.

Тогда он встал на мосту и развернул плакат. К нему подошел сержант полиции, представился и попросил ничего не нарушать. Сергей Шаров ответил ему, что он ничего не нарушает, стоит в одиночном пикете, который не требует специального согласования, стоит один, людей рядом нет. Сержант согласился и отошел. Позже к нему подошло несколько сотрудников полиции, его взяли под руки и увели в автобус.

«Ситуация очень простая: я никого не призывал, ничего не организовывал, и никакого митинга просто не было. Как я мог быть организатором и участником того, чего не было?» - сказал Сергей Шаров.

После этого адвокат Горяинова показала судье фото и видео из интернета, полностью подтвердившие показания Шарова: человек стоит один, ничего не выкрикивает, никого ни к чему не призывает, стоит с плакатом молча, к нему подходят полицейские, берут под руки и уводят.

«Материалы дела и выводы суда никак не согласуются друг с другом, рапорты сотрудников полиции никак не отражают действительность. Как можно на них основывать постановление, когда показания свидетелей и видеоматериалы говорят совсем о другом?» - сказала Екатерина Горяинова. Она доказала, что рапорты и объяснительные полицейских были отпечатаны заранее, сотрудники туда внесли только дату, время и фамилии.

Полчаса спустя судья Козлов бестрепетно вынес решение оставить апелляционную жалобу без удовлетворения. Сократить срок административного ареста судья «не нашел оснований».

Когда мы вышли из зала суда, заседание по делу Рыклина в зале напротив еще не окончилось. Пристав попытался не пропустить меня в зал, хоть был перерыв, судья удалился в совещательную комнату. Пришлось проявить настойчивость, объясняя служителю правопорядка, что во время перерыва перед оглашением решения суда не пускать желающих в зал никак нельзя.

Судья Мисюра, опустив глаза глубоко вниз, читал текст решения так тихо, что разобрать можно было только обрывки. Однако мне показалось, что значительная часть текста дословно повторяет текст судьи Козлова, даже порядок слов во фразах идентичен.

Выйдя из зала, мы узнали от людей, спустившихся с 6-го этажа, что и Ольге Терехиной в зале № 666 Мосгорсуд оставил 10 суток без изменения.

Заседания длились, если не считать перерыва, не больше 40 минут, а провести в стенах Мосгорсуда пришлось практически весь день. И ведь не в первый раз я наблюдаю такое на политических процессах. Могу лишь предположить, что это не случайно, что судьям все-таки неловко выносить заведомо неправосудные решения в присутствии большого количества людей. А люди на такие процессы ходят не праздные, авось кто-нибудь поспешит по своим делам, не дождавшись начала заседания…

В шесть часов вечера приставы попросили нас покинуть здание Мосгорсуда. Александр Рыклин и Сергей Шаров-Делоне под надзором истомившегося конвоя остались у зала суда № 550 ожидать копии постановления.

Признаюсь честно: я все-таки очень надеялась, что домой они вернутся из Мосгорсуда своим ходом. Я понимаю, что это мы свободны, а судья зависим. Что он дрожит за свое место и боится начальства. Но, не отменяя обвинительного решения, неужели же не захочет судья заменить срок с 10 суток на 7, видя заведомую неправосудность и несправедливость решения в отношении двух немолодых, солидных, уважаемых в обществе людей? Наивное ожидание. Даже если бы захотел, у него и этой власти нет сегодня.

Недавно, разбирая домашний архив, эколог Ольга Пицунова наткнулась на похвальную грамоту, которую когда-то ей вручил мэр Саратова за деятельность по правовому просвещению населения и повышению гражданской активности. Ирония в том, что именно за эту деятельность местные власти травят и преследуют Ольгу Николаевну уже более полугода. «Школа гражданского активизма» была последним проектом «Партнерства для развития» - экологической организации, которую Ольга Пицунова возглавляет уже более 20 лет. За ним последовали репрессии. Сегодня организация вынуждена готовить документы к самоликвидации, поскольку дальнейшая ее деятельность в таких условиях невозможна.

В наступившем году власти продолжили преследование Ольги Пицуновой с новой силой. Еще в августе прошлого года ей присудили 100 тысяч рублей штрафа за то, что не зарегистрировала свою организацию в качестве «иностранного агентства», а саму организацию оштрафовали на 300 тысяч рублей за то же самое. В сентябре суд Кировского района Саратова оставил оба решения в силе. В ноябре и декабре постоянные визиты приставов и людей из прокуратуры, сопровождавшиеся грубыми угрозами, поставили под удар здоровье и жизнь Ольги Пицуновой как инвалида-сердечницы.

Друзья и коллеги открыли счет для сбора средств на уплату 100-тысячного штрафа в надежде, что власти умерят свою прыть и оставят Ольгу Николаевну в покое. К концу декабря необходимая сумма была собрана. Однако власти не спешили сообщить Ольге Николаевне, куда и кому она должна уплатить штраф. В судебном постановлении никаких реквизитов не было. 30 декабря Ольга Пицунова по факсу и по электронной почте обратились в областную службу приставов с просьбой дать ей реквизиты. Ответа не последовало.

А 12 января, в первый рабочий день после новогодних выходных, около 11 часов утра в квартиру Ольги Пицуновой позвонили. Пришедшие представились почтальонами. Когда муж Ольги Николаевны приоткрыл дверь, в квартиру попытались вломиться неизвестные в штатском. Андрей Пинчук успел закрыть дверь, после чего в течение долгих изнурительных часов неизвестные долбили в дверь ногами, угрожали взломом, глазок закрывали пальцем, чтобы нельзя было их увидеть, а затем, наоборот, показывали через глазок какие-то удостоверения и говорили, будто пришли «просто вручить повестку». Но открывать было опасно: ведь уважающие себя должностные лица не лгут, будто они работники почты, не закрывают дверной глазок пальцем и по крайней мере представляются. Эти же просто ломились в дверь, как разбойники. Когда Ольге Пицуновой стало плохо с сердцем, домашние не могли вызвать скорую. «Ломятся к инвалиду-сердечнику нагло и беспардонно, без стыда и без совести...» - писал в эти часы Андрей Пинчук у себя в фейсбуке.

Ситуацией заинтересовалась пресса.

Пресс-секретарь регионального управления Федеральной службы судебных приставов Владимир Моисеенко сообщил журналистам, что к Пицуновой пришли приставы для вручения постановления «о возбуждении производства», для оценки имущества и, возможно, его ареста. Он также сказал, будто бы постановление отсылалось Ольге Пицуновой по почте. Учитывая, что подобные должностные письма отсылаются как заказные и судьбу их легко проследить, ложь пресс-секретаря службы приставов разоблачалась легко.

"Когда они уходить собираются, мы не знаем. Мы не можем пойти заплатить, потому что для этого нужно пойти в банк. А мы не можем выйти из дома, так как я опасаюсь, что они зайдут и начнут противоправные, с моей точки зрения, действия по описи имущества, которое мне не принадлежит. Я не знаю, как вести себя в таких ситуациях. Тут имущество мужа, его мамы, моей дочери... Они сами своими действиями препятствуют оплате штрафа… Думаю, они не хотят, чтобы мы заплатили», - сообщала в эти часы Ольга Пицунова звонившим ей корреспондентам.

Ушли непрошеные гости только в конце рабочего дня, оставив в почтовом ящике повестки.

На следующий день, 13 января, Ольга Пицунова пришла в службу приставов, где ей выдали наконец реквизиты для оплаты штрафа. В тот же день штраф в размере сто тысяч рублей был полностью оплачен. После этого все претензии лично к Пицуновой должны были отпасть. Однако пенсионный счет Ольги Николаевны по-прежнему оставался арестованным, из списка должников ее не вычеркивали.

А 23 января в квартиру снова позвонили. На этот раз представились: приставы и полиция. Сказали, что им нужно что-то уточнить по поводу ассоциации «Партнерство для развития». Ольга Николаевна вышла к ним на лестничную площадку для разговора, и те... стали ее задерживать.

«Вы поедете с нами!» - настаивали они. Говорили, будто у них есть постановление о приводе, но не показывали его. На вопрос, по какому делу привод, не отвечали, оснований для привода не объясняли. Блокировали дверь в квартиру, не давали войти обратно - одеться, выпить воды. Никакой повестки не вручили.

Ольгу Николаевну привезли в отдел службы приставов Кировского района Саратова, где составили и вручили ей постановление о принудительном приводе в суд. Затем отвезли в 8-й судебный участок Кировского района Саратова к мировому судье Наталье Седовой - той самой, что присудила в августе оба штрафа.

Ольга Пицунова заявила ходатайство об отводе судьи как заинтересованного лица и о присутствии защитника. Судья отклонила ходатайство об отводе и перенесла суд на 28 января. В тот день он и состоялся.

На этот раз Ольгу Пицунову судили за то, что не уплатила штраф в 60-дневный срок со дня вступления постановления в силу. Прибывший из Москвы защитник из «Общественного вердикта» Захар Журанов заявил в суде, что штраф не был уплачен в срок по вине судьи, которая не указала реквизиты. Он также заявил, что Ольга Пицунова не обязана была искать реквизиты сама.

Однако судья Наталья Седова присудила Ольге Пицуновой штраф в размере 200 тыс. рублей за неуплату в срок предыдущего штрафа. В новом решении реквизиты, однако, были уже указаны.

Помимо этого, 14 января в отсутствие Ольги Пицуновой состоялось еще одно заседание мирового суда с претензией к «Партнерству для развития». На этот раз судья Наталья Седова присудила ассоциации штраф в 100 тысяч рублей за то, что не был подан отчет за третий квартал 2014 года (ведь «иностранные агенты» обязаны подавать отчет ежеквартально). Но Минюст занес «Партнерство для развития» в реестр «иностранных агентов» 3 октября 2014 года, то есть в четвертом квартале.

Надо сказать, что об этом судебном заседании никто из членов ассоциации извещен не был. Ольга Пицунова узнала об этом решении, можно сказать, случайно и едва успела обжаловать его в срок.

Решение о "штрафе за неуплату штрафа" обжаловал защитник Захар Журанов.

Ольге Пицуновой предстоит еще обжаловать первые два штрафа в порядке надзора. На очереди и жалоба в ЕСПЧ. Однако серия новых репрессий не дает передышки, чтобы обжаловать старые.

15 января в Саратовском областном суде была рассмотрена апелляция на решение о "понуждении" ассоциации зарегистрироваться в качестве «иностранного агента». Это решение Кировского районного суда Саратова от 24 сентября 2014 года облсуд оставил в силе. Таким образом, вступило в силу решение, обязывающее Ольгу Пицунову самостоятельно внести свою организацию в список «иностранных агентов». Однако ассоциация уже в этом списке есть, ее внес туда Минюст. Выходит, что суд обязал Ольгу Пицунову выполнить абсурдное действие. А за невыполнение грозит уже уголовная статья, предусматривающая до пяти лет лишения свободы.

Между тем, согласно логике и здравому смыслу, Ольге Пицуновой следует не вносить «Партнерство для развития» в реестр «иностранных агентов», а оспаривать в судебном порядке внесение ее в реестр Минюстом, поскольку «Партнерство для развития» - организация экологическая и благотворительная и потому под действие закона «об иностранных агентах» не подпадает. Кроме того, грант из зарубежных источников был получен «Партнерством для развития» до вступления этого закона в силу.

Штрафы Ольге Николаевне и ее Ассоциации присуждались с вопиющими нарушениями административного законодательства, а поведение судебных приставов и прокуратуры после вступления решений в силу вышло уже далеко за пределы каких-либо правовых норм. Стоит вспомнить, что важнейшим принципом закона «Об исполнительном производстве» является «неприкосновенности минимума имущества». Таким минимумом была пенсия Ольги Николаевны - единственный источник ее дохода (ассоциация, которой она руководит, после осуществления проекта «Школа гражданского активизма» никаких грантов не получает). Арест пенсионного счета Ольги Пицуновой был, таким образом, явным должностным преступлением.

Счет был разблокирован только после вмешательства в ситуацию Михаила Федотова, председателя президентского Совета по развитию гражданского общества и правам человека. Однако именно в тот день, кода Федотов направил запрос прокурору Саратовской области по поводу законности действий судебных приставов в отношении Ольги Пицуновой, состоялся тот суд «за неуплату штрафа» (уже оплаченного!), который навесил на Ольгу Пицунову новый штраф в 200 тысяч рублей. Этот штраф - вызов системы и всем тем, кто пожертвовал Ольге Пицуновой свои деньги, чтобы помочь оплатить тот непосильный для нее штраф. Отзывчивость неравнодушных людей была тут же грубо и зло «наказана» материально: мол, зря жертвуете, зря поддерживаете, с кем мы решили расправиться, с тем и расправимся...

Ольга Пицунова заявляла на суде о невозможности выплаты еще одного штрафа и просила административного ареста в случае вынесения решения против нее. Однако решение вынесли максимально жесткое и заведомо невыполнимое. Как будто мстя за то, что первый штраф Ольга Пицунова все-таки выплатила.

Ведь в конечном счете дело не в штрафах, а в том, чтобы показательно расправиться с человеком, наказать гражданскую активность, парализовать деятельность экологической организации, досаждавшей требовательностью к соблюдению законов.

Преследование Ольги Пицуновой и ее семьи продолжается. Возбуждено ко всему прочему административное дело против Андрея Пинчкуа, мужа Ольги Николаевны и члена координационного совета «Партнерства для развития». Ему вменяют ст.17.8 КоАП о "воспрепятствовании законной деятельности судебного пристава" по эпизоду 12 января. То есть выламывать дверь в жилое помещение и закрывать пальцем глазок, представляясь работником почты, - это называется «законная деятельность пристава». А что человек не впускает в свою квартиру группу скандалистов, отказывающихся представиться, - это «правонарушение».

Суд состоится 18 февраля в 10 часов в судебном участке №8 Кировского района Саратова. Судить будет Наталья Седова, все та же судья...