Станислав Дмитриевский имеет обыкновение ходить на «несанкционированные» протестные акции с рюкзаком — чтобы близкие не тревожить с передачами, если заберут. И на тот приговор, когда его нелепейшим образом судили по 282-й, он тоже пришел с огромным рюкзаком — на случай реального срока. Помню, как всем скопом мы съехались в Нижний Новгород морозным февральским днем 2006 года и как переживали за Стаса. Тогда обошлось все условным сроком.

Но на последнюю акцию Станислав вышел налегке. В голову не могло прийти, что заберут именно на ней. Ведь тут ни капли политики. Просто защита города от варварства местных чиновников и коррупционеров. Защита уникального и на удивление красивого красивого памятника архитектуры от преступного разрушения. Однако же забрали. И посадили. А в спецприемниках сейчас новое правило: не более 10 кг передачи за весь административный срок. А Стасу нужны книги, много книг. Они тяжелые...

Вот и ходи защищать архитектуру родного города без рюкзака!

Стаса приговорили к 15 суткам административного ареста за якобы неповиновение сотруднику полиции. Кассационный суд снизил наказание до 13 суток. На то, что сотрудники полиции сами не повиновались требованию закона и задержали не тех, по чьей вине преступно уничтожается памятник архитектуры, а тех, кто это преступление пытался пресечь, судья внимания, разумеется, не обратила.

Я надеюсь, что когда-нибудь суд все-таки обратит внимание на это и ответственность понесут и те, кто разрушил уникальное здание, и те, кто незаконно приговорил его защитников.

А пока я хочу напомнить всем, что в настоящее время в Нижнем Новгороде отбывают сроки административного заключения следующие защитники исторического наследия нашей страны:

активисты "Другой России" Екатерина и Александр Зайцевы (по 15 суток ареста),
историк и правозащитник Станислав Дмитриевский (13 суток),
64-летний пенсионер Юрий Гольберг (8 суток),
юрист и активистка "Справедливой России" Марина Чуфарина (8 суток).

18 июня эти люди пытались защитить от незаконного разрушения старинную деревянную постройку по адресу Б.Покровская, 98

Такие «восхитительные» приговоры вынесла защитникам исторического наследия страны судья участка №6 мирового суда Нижегородского района Юлия Китаева

Прошу обратить на это внимание Amnesty International и все аналогичные международные и местные правозащитные организации. Прошу обеспокоиться этим всех людей доброй воли.

За решеткой настоящие узники совести. Говоря юридическим языком, законным и обоснованным будет требование общественности о немедленном их освобождении.

Новый закон о митингах, возможно, не так страшен, как кажется. Слишком уж второпях он принимался. Самые высокие штрафы, насколько я понимаю, предусмотрены в нем за причинение вреда здоровью и повреждение чужого имущества. Но ведь на то уголовные статьи всегда существовали. Выходит, если вред чужому здоровью причинен вообще – это уголовная статья, а если на митинге – административная, новый закон о митингах. Причем если полицейский причинит вред вашему здоровью – его следует судить по уголовной статье, а если митингующий ему – то по административной... Конечно, не это имели в виду законотворцы. Они ведь там приписали: «...если эти действия не содержат уголовно наказуемого деяния». Но забыли разъяснить, какое такое реальное причинение вреда чужому здоровью может не быть уголовно наказуемым.

И много таких несуразиц содержится в этом законе. «Правовая калоша», как сказал бы Станислав Маркелов, юридический оксюморон, тупость и глупость. А что умного могли придумать думские законотворцы в такой спешке и панике?

Однако у нас не только дума управляема, но и суд, и, конечно же, этот закон намереваются использовать по беспределу (то есть приговаривать людей к большим штрафам не за реальные нарушения, а за выдуманные). Остудит ли это желание людей выходить на протестные акции? Думаю, что ровно наоборот.

А решение суда можно обжаловать. Вплоть до Страсбурга. Так что этот закон очень даже выгодным может оказаться. Присуждают вам 200 или 300 тысяч штрафа (да пусть даже 20-30) – не забудьте обжаловать. Оставят приговор в силе – пусть еще одним поводом для объединения граждан послужит сбор средств для оштрафованных. Только не надо лениться обжаловать дальше – в Страсбург. И через 5-6 лет, а то и раньше несправедливый штраф компенсируют такой же или даже более крупной суммой в евро. Государство получит ваш штраф – оно же вам потом его и вернет. С процентами. Так что не стоит бояться штрафа. А бояться надо совсем другого.

Вспомним Галича: «Бояться-то надо только того, кто скажет: я знаю, как надо». Тех, кто знает, как надо, среди нас немало. Каждый из таких знатоков убежден, что прав только он – и никто кроме. А с такой уверенностью, как правило, соседствует и жажда командовать другими. Забавно получается: люди выходят, чтобы отстоять свои права и свободы перед лицом репрессивной власти, и тут же в их рядах заводятся командиры, жаждущие учить, куда им ходить, куда не ходить, как забыть о своей свободе и подчиниться их «революционной» тактике.

Вот кто-кто, например, полагает, что выходить на гражданские акции нужно как на войну и при этом ни в коем случае не показывать полицейским паспорт во исполнение «бойкота незаконной власти».

А я вот, хоть убейте, не могу понять, почему я должна подчиняться каким-то «законам военного времени», если я хочу жить по законам мира, а не войны. И власть хочу заставить жить по этим законам. Мне заявляют: «Никто не требует быть героем, но не герои должны сидеть по домам, а не мешать профессионалам». А я вот, может быть, не хочу, чтобы на мирный протест в моем городе выходили хмурые и воинственные «профессионалы». Я хочу радости и улыбок на улицах города, а не гражданской войны. Я хочу предотвратить ее – эту войну.

Представьте, каково мне слышать из уст вчерашних собеседников и даже как будто соратников лозунги типа «Путин будет казнен» или «Смерть оккупантам» – мне, убежденному противнику смертной казни и насильственных методов борьбы. Эту кровавую революционную риторику нам с детских лет в тоталитарном государстве навязывали – а мы не принимали ее, эту идеологию смерти, за что и были гонимы. Каково же сейчас терпеть этот опустошающий кровавый вздор из уст «профессионалов»?

Да и героизм я понимаю совсем по-другому. Ребенка из огня спасти – вот это героизм. А паспорт не предъявить той структуре, которая тебе же его и выдала, из рук которой ты его добровольно однажды получил, – это всего лишь продемонстрировать собственную беззаботность, наличие свободного времени.

Как-то весной я оказалась в одном автозаке с женщиной, у которой больная мама с инсультом дома осталась. В отделении люди дружно потребовали отпустить ее первой – и своего добились. Как бы она смотрелась по отношению к беспомощной матери, если бы встала в позу и спрятала паспорт или отказалась от подписи под объяснением? «Не ходи, не приходи» – это ей уже власти сказали, а наше дело сказать ей приветливо: приходите еще! Ее подвиг повседневен – годами ухаживать за тяжело больной мамой. Но и право ее неотъемлемо – выйти в свой краткий выходной с белой лентой туда, куда она сочла нужным.

«Не готов оставить дома паспорт – не приходи, и даже мимо не проходи», – командуют между тем «профессионалы». Но люди, наверное, сами разберутся, куда им приходить и где проходить. Брать паспорт или не брать, предъявлять его или нет – это дело совести каждого, и никто ему в том не указ – за то и боремся. Если кто-то отказывается показать паспорт, выражая таким образом протест против незаконного задержания, – важно не допустить применения к нему пыток. Но брать с него пример или не брать – это каждый пусть для себя решает, по своим обстоятельствам, возможностям и разумению. И нельзя на человека при этом давить в ту или иную сторону.

В Советском Союзе было движение верующих людей, которые вообще не брали паспорт. Такая была форма непризнания безбожной власти. Они отсиживали за этот принцип долгие сроки в тяжелейших условиях. Но им и в голову не приходило кого-либо призывать следовать их примеру, укорять тех, кто поступает иначе, или называть самих себя героями.

«Фотографируются, обнимаются на лавочках и радуются непонятно чему», – возмущается «профессионал», наблюдая задержанных рядом с собой в автозаке. А я скажу: да тем и прекрасен сегодняшний протест, что люди улыбаются. Улыбки и радость – это и есть сегодня наше оружие против хмурой тупости и беспросветной глупости полицейщины. Демонстрировать интеллигентность и миролюбие – это прекрасная возможность доказывать несчастным полицейским их неправоту, преступность приказов, которым они подчиняются, когда хватают и тащат в автозак ни в чем не повинных людей.

«Протест... переполняется обывательщиной – людьми, не готовыми ни к чему и потому опасными для товарищей, склонными к предательству, и именно такие люди заполняют твой пыточный автозак», – негодует «профессионал», умудряясь даже автозак приватизировать. А ведь он мог бы, этот «профессионал», оказать юридическую или моральную помощь тем, кого забрали совсем уж случайно. Лучше бы, конечно, вообще никого не забирали. А уж коль скоро оказались в одном автозаке люди разных взглядов и возрастов – пусть как можно меньше будет среди них тех, кто ненавидит других за миролюбие, за отсутствие «героизма», за то, что они не такие, как он, что мыслят и действуют по-другому. Подобная ненависть и есть сегодня опасность и предательство общего дела.

«Зачем ты пошел демонстрировать мужество, которого у тебя нет?» - вопрошают «профессионалы», тем самым проговариваясь: они, оказывается, приходят демонстрировать мужество. Им трудно, наверное, понять, что кто-то выходит для другого: выразить свою гражданскую позицию, например, или быть там, где могут задерживать людей, наблюдателями, или пытаться защитить от слишком жесткого задержания слишком уж серьезных «профессионалов».

«Процент нормальных радикалов снизился за счет гуляющих тусовщиков и случайно взятых прохожих», - возмущается «профессионал», недовольный тем, что на улицу вышло слишком много людей. А я скажу: как хорошо, что снизился процент радикалов. Пусть будет побольше «тусовщиков» и «зевак», побольше «обывателей» и просто хороших людей. Радикалы – они там, наверху.

Радикализм - это «мочить в сортирах», «резать так, чтоб не выросло». Это увезти журналиста в лес и пригрозить кровавой расправой, а то и устроить ее. Или отдать подчиненным приказ хватать спокойно прогуливающихся людей и тащить в автозаки. Радикалы – они. А с нами пусть будет как можно меньше радикалов и как можно больше просто хороших и добрых людей.

«На войне главный принцип: если не готов, уходи», - диктуют «профессионалы» свои «законы» и даже не предлагают, а вменяют нам в обязанность «поделиться на ответственных подпольщиков и порядочных обывателей», «порядочность» которых будет состоять в том, чтобы не мешать «подпольщикам».

По мне же порядочность сегодня – это устремленность к миру, а не к войне. Я полагаю, что генерал Григоренко лучше, чем нынешние «подпольщики», разбирался в тактике войны, однако же, став видным участником открытого, мирного и высоконравственного гражданского протеста в условиях жесткого тоталитаризма, он отчетливо заявил, что «в подполье можно встретить только крыс».

Не хотят почему-то эти «профессионалы» и «подпольщики» понять, что если (не дай Бог) начнется настоящая гражданская война, то им придется подчиняться воле командования, а не «демонстрировать мужество» и учить «обывателей». Тогда о правах и свободах надолго придется забыть. Война перепахивает сознание людей, глубоко травмирует на поколение вперед, и десятилетия проходят, прежде чем общество начинает преодолевать травмы войны. А в гражданской же войне вообще не бывает победителей.

Сейчас у власти много тех, кто любит язык войны, и жажда «подпольщиков» воевать как раз им на руку. Наша же задача – противостоять войне миром. И всем миром, что называется.

Сегодняшний протест тем и силен, что мирен, что свободен от партийности, от подчиненности лидерам, от воинственности. Люди улыбаются друг другу – и это прекрасно. Люди выходят с радостью на лицах – и этим предопределяют успех. Люди не хотят кровавой революции – и это отлично.

Побольше бы таких гражданских акций, какими были «Белое кольцо», прогулка с писателями, первые дни «Абая». Побольше солидарности с политзаключенными и призывов к милосердию. Побольше улыбок, света, тепла, широты, доброты, уважения друг к другу и взаимопонимания. И поменьше злобы, напыщенного героизма, тупой партийной ограниченности. «Бояться-то надо» собственного недружелюбия, злобы, избыточной категоричности.

Конечно, полностью без «нормальных радикалов» никак. Они с неизбежностью появляются там, где собирается больше трех. Но наша задача – оставить их в меньшинстве. А если хоть одного из них удастся перетянуть на нашу сторону – на сторону мира и добра, – то эта победа будет столь же драгоценна, как и преодоление полицейщины.

Зубайр Зубайраев наконец на свободе. Он отсидел свой срок «от звонка до звонка». Я не раз писала о том, как преступно было сфабриковано его обвинение и каким чудовищным пыткам он подвергался в неволе. Мы не раз высказывали опасение, что Зубайраев может не выйти из тюрьмы живым.

Пять лет назад он был арестован совершенно здоровым человеком спортивного телосложения. Теперь он вышел из заключения глубоким инвалидом. Муса Хадисов, адвокат Зубайраева, поведал нам шокирующие обстоятельства освобождения своего подзащитного из тюрьмы.

За день до освобождения, 31 мая, Хадисов посетил Зубайраева и узнал, что его подзащитного до последнего дня подвергают истязаниям: бьют по правой больной руке, давят на нее, крутят, зная, что причиняют жуткую боль, бьют ногами, дубинками. Один сотрудник ФСИН из Красноярска в присутствии своих коллег пнул его, лежащего, ногой по ребрам и удивленно спросил: «Этот еще живой?».

С костыля Зубайра работники тюрьмы сняли резиновую пробку с нижней опорной части, предназначенную против скольжения, чтобы не упасть, а также открутили болты ручки костыля так, что при опоре костыль развалится, а средняя его часть вонзится в тело. «Я посмотрел на этот костыль и был потрясен увиденным: болты были откручены и наживлены, в опорной части костыля не было резиновой пробки против скольжения. Зубайраев пояснил, что он этим костылем не пользуется, так как не может передвигаться. После встречи я зашел к руководству и узнал, что Зубайраева освободят на следующий день, 1 июня, в 7 часов утра. Время выбрали так, чтобы никто не видел, в каком состоянии они выводят его из тюрьмы. Кроме того, мне стало известно, что начальник тюрьмы Мисюра под предлогом командировки отсутствовал в этот день, но появился на работе после того, как увезли из тюрьмы Зубайраева», – рассказал Муса Хадисов.

1 июня родственники Зубайраева (мама и сестры Малика и Фатима) вместе с Мусой Хадисовым приехали к тюрьме около шести утра. Вскоре к тюрьме подъехали Алексей Бабий, правозащитник из Красноярска, и минусинский адвокат Олег Базуев. «Я зашел в пропускной коридор и в полумраке увидел силуэт Зубайраева, – свидетельствует Муса Хадисов. – Когда Зубайра подтащили к выходу, он был в полусознательном состоянии. Он не мог поднять голову, его тело висело на плечах двух заключенных, которые выводили его. Стоны и внешнее состояние потрясли меня. Я спросил у него: «Что они с тобой сделали? Узнаешь меня?» Он нечего не отвечал. Я подумал, что Зубайр умрет прямо сейчас. Лицо его было неузнаваемо бледно, голова беспомощно висела. Я сначала засомневался: Зубайр ли это? Я стал снизу вверх рассматривать его лицо, но не мог опознать в нем Зубайра – настолько изменилось его лицо, и чтобы убедиться, я посмотрел на ноги. Ноги Зубайра я опознал твердо, они висели безжизненно, волосы на голове тоже узнал. Всеми силами я кричал ему: «Меня слышишь? Меня узнаешь?» Но он только стонал каким-то нечеловеческим стоном. В это время сотрудницы социальной группы поддержки, бухгалтер и еще одна женщина с ручкой, просили подписать листы бумаг о получении паспорта и денег на проезд. Эти работницы тюрьмы были настолько потрясены и перепуганы, что у них тряслись не только руки, но и ноги. Со всех сторон Зубайра снимали на видео три человека с трех видеокамер. Полуоткрытые глаза Зубайра смотрели в никуда. Я начал кричать: «Вызовите скорую помощь!» Честно говоря, я растерялся, думал, что тюремщики отравили его и он умрет сейчас на ККП. Подбежали Малика, ее сестра и мать, Зубайр их не узнавал. Он был живой – и только. Он не осознавал происходящее. Я расписался в бумагах за Зубайра, чтобы побыстрее выйти на улицу, после чего работницы ФСИН спешно покинули проходную. Зубайра начали тащить к выходу. Вдруг раздался душераздирающий крик Зубайра «Бо-о-о-ль-но, бо-о-ль-но!!!». Я оглянулся и увидел, как Залпа, мать Зубайра, с плачем и криком бросилась к ногам сына и вцепилась в ноги двух работников тюрьмы, которые своими ногами давили на пятки Зубайра. Залпа отбивала этих работников от своего сына. А заключенные тянули Зубайраева к выходу, но прижатые сотрудниками тюрьмы к полу пятки Зубайра не давали им возможности вытащить его на улицу, а Зубайр стонал и кричал: «Больно!». Тело Зубайраева располагалось примерно под углом 45 градусов от пола: заключенные тянули его, а работники тюрьмы стояли ногами на его пятках и получалось, что он был растянут под таким углом. Стопы Зубайра располагались так, что тюремщикам было удобно сверху прижимать своими весом его ноги. Я не выдержал и попытался вызвать скорую помощь и милицию, но это у меня не получилось. Обстановка была не для слабонервных. Зубайраева с трудом со стонами усадили в машину. Малика и ее сестра начали совать в рот Зубайра какие-то таблетки и чем-то поили. Съемки у тюрьмы не разрешили. Снимки с телефона, сделанные Фатимой, были удалены работниками тюрьмы».

После того как машина с Зубайраевым отъехала от тюрьмы, ее стала преследовать иномарка черного цвета без номеров, с затемненными стеклами. Вслед за ней ехали на машине Муса Хадисов с Олегом Базуевым, Алексей Бабий и Малика Зубайраева. Через несколько километров машины остановились. «Я подошел к этой черной автомашине, спросил у двух сидевших на передних сиденьях людей, почему они преследуют нас, и попросил предъявить документы, – рассказывает Муса Хадисов. – Они сидели и не разговаривали. Им я объяснил, что мы везем домой человека, который отбыл свой срок наказания, и не понимаем, что им нужно. Человек, сидевший на переднем пассажирском сиденье, закрыл окно шторкой. Тогда я подошел к водителю и попросил его, чтобы он уехал. Он тоже не сказал ни слова и тоже закрыл шторкой боковое стекло. Тогда я вернулся, позвонил в полицию, представился и попросил, чтобы задержали преследующую нас машину. В этот момент черная автомашина отъехала на расстояние примерно 50-70 метров и повернулась к нам передней частью. Подъехал наряд полиции, я им указал черную автомашину и попросил, чтобы они выяснили личность. Когда полицейские подъехали к этой автомашине, из нее вышел водитель и начал показывать какие-то документы».

Пока полицейские проверяли документы у неизвестных преследователей, машина с Зубайраевым уехала, а Муса Хадисов оставался на месте. После отъезда черной машины без номеров он поинтересовался у полицейских, что же они выяснили. Те ответили, что доложат обо всем своему начальству. Хадисов спросил: «Эти работники ФСБ?» Полицейские улыбнулись и подтвердили его догадку.

Только так родственникам Зубайраева удалось отделаться от преследователей. На этом злоключения Зубайраева и его родных не окончились. 4 мая рано утром Зубайра внесли в салон самолета, который должен был лететь из Абакана в Москву. Фельдшер аэропорта сделала ему обезболивающий укол. Однако же, когда в салон завели остальных пассажиров, пилот отказался лететь без справки, разрешающей перелет лежачего больного. Через некоторое время Зубайра и его родных выдворили из салона самолета. Сотрудники аэропорта положили Зубайра на голую землю и ушли. Деньги за билеты вернули.

Муса Хадисов тут же из аэропорта выехал на такси назад в тюрьму и попросил медсправку о состоянии здоровья Зубайраева. Ему отказали: Зубайр, мол, теперь «не наш». К тому же по их предыдущим заключениям Зубайр был «вполне здоров».

Местный участковый врач тоже не дала справку-разрешение на вылет лежачего больного, сказав, что она всего лишь терапевт, а нужно делать рентгеновские снимки и получать заключение от хирурга.

Самолет, в котором не вылетел Зубайраев, задержали на несколько часов: будто бы, когда подвозили трап, чтобы снять с борта больного пассажира, поцарапали обшивку самолета.

Родственники привезли Зубайраева в Москву поездом. Во время стоянки в Екатеринбурге его посетили в купе екатеринбургские правозащитники. Владимир Шаклеин, активно защищавший Зубайра, сфотографировался с ним, сумев даже вызвать у измученного подзащитного улыбку.

Вчера Зубайраева увезли из Москвы в город, где есть надежда получить достойное лечение.

Однако же денег на лечение семье Зубайраева не хватает: его мама – пенсионер, сестры безработные, жена едва сводит концы с концами, воспитывая двоих детей.

В Москве по-прежнему действует счет, открытый полгода назад активисткой «Солидарности» для сбора средств в помощь Зубайру Зубайраеву.

Все средства, которые поступят на этот счет сейчас, пойдут на его лечение. Я прошу распространять эти реквизиты. Помочь восстановить здоровье человеку, искалеченному нашим пыточным и бесчеловечным ФСИН, – это все-таки общее наше дело, как я понимаю...

Сбербанк России г. Москва
К/с 30101 810 4 0000 0000225
В ОПЕРУ Московского ГТУ Банка России
БИК 044525225
ИНН 7707083893
КПП 504702001
Получатель Химкинское ОСБ № 7825
р/с 30301 810 9 4000 6004044
МФР 30301 810 3 4044 6004000
л/с 42307 810 44044 1312676
ФИО получателя: Дрогова Юлия Игоревна

Нашей Государственной думе, оказывается, больше думать не о чем, кроме как об ужесточении наказания для граждан, осмелившихся выйти на площадь, прогуляться с белыми ленточками либо просто собраться на улице в количестве больше трех. А если учесть, что с самого принятия закона о митингах в 2004 году суды сплошь и рядом штрафуют тех, кто этого закона и не нарушал и действовал строго в его рамках, то можно констатировать, что закон направлен не против нарушителей порядка, а просто-напросто против граждан Российской Федерации. А если вспомнить массовые случаи вынесения административных приговоров на основании явного лжесвидетельства, игнорирование судьями объективных доказательств невиновности подсудимых, можно поздравить Госдуму с разработкой закона в угоду полицейскому произволу, против законности и правопорядка
и против основного закона страны – Конституции.

Интересно бы узнать: кому из депутатов пришла в голову такая сумма штрафа, как 1,5 миллиона? Каково имущественное положение этих депутатов? По-моему, было бы правильно выложить в Сеть данные обо всех депутатах, поддерживающих этот закон: фотографии их недвижимости, размеры доходов, и т.д. Журналисты и гражданские активисты могли бы над этим потрудиться.

Между тем депутатам Госдумы, если бы они хоть сколько-нибудь желали думать, следовало бы сначала подумать над тем, что же выводит людей на массовый протест. Ведь многие из тех, кто сегодня выходит на улицу, еще недавно были самыми что ни на есть законопослушными гражданами, которым и в голову не приходило протестовать. И не пришло бы, если бы не столкнулись они вплотную с чуть ли не бандитским нарушением собственных прав.

Неужели вышли бы на протестную акцию, например, жильцы общежития в/ч 62112, если бы их не выселяли из квартир, где они прожили долгие годы? Больше недели уже эти люди стоят перед приемной московской мэрии на Тверской. Они долго не понимали, что происходит, почему их выселяют из честно заработанного жилья, не давая ничего взамен. Они надеялись на закон, на справедливый суд. Они вполне искренне обращались к президенту, когда им уже свет и отопление отключили.

Однако же районный суд хладнокровно вынес решение о выселении этих семей – с малолетними детьми, со всем нажитым имуществом.

«А куда же ребенок пойдет?» - спросил адвокат Ларисы Саликовой, когда судья выносил постановление о выселении его подзащитной вместе с дочерью и малолетним внуком. «А куда-нибудь», - невозмутимо ответил господин Серов, судья Солнцевского районного суда.

Решение о выселении семьи Виктории Луганской было принято тем же районным судом в отсутствие самой Виктории (она была с сыном в больнице) и ее адвоката (он был занят в другом процессе, о чем предоставил справки). Шестилетний Олег, младший сын Виктории, тяжело болен, семья остро нуждается в улучшении жилищных условий. Вместо этого суд выносит решение о лишении этой нуждающейся семьи и того жалкого жилья (на данный момент – без света и отопления), в котором она ютится. Что оставалось Виктории, как не выйти на протест?

22 мая к ее детям (в отсутствие взрослых) пришли женщины из опеки и предложили поместить больного ребенка в реабилитационный центр – по причине ненадлежащих условий. Пока что это единственный ответ на ее стояние у мэрии. Виктория уверена: если у нее отнимут ребенка, он погибнет. Только ее забота и регулярное лечение спасают больного мальчика от смерти – материнского тепла никакой реабилитационный центр ему не заменит.

А между тем чиновницы заинтересовались и другими детьми, живущими в общежитии.

«Где были они, когда суды выносили решения о выселении? Почему не вступились за наших детей? А теперь они хотят просто-напросто детей у нас отобрать...»

Вот этот стон жертв хищного чиновничьего произвола – почему бы не услышать его депутатам Госдумы? Почему бы не разобраться им, чьим произволом эти семьи оказались без жилья, каким образом дом вместе с живущими в нем семьями, получившими на это жилье когда-то ордер, оказался вдруг кому-то продан? И раз уж депутаты Госдумы полагают, что главная их задача – ужесточать законы, то пусть лучше подумают над тем, как ужесточить ответственность чиновников за подобный произвол в отношении граждан.

Это я всего лишь один пример привела. Просто мимо мэрии шла и на минуту остановилась. А сколько подобных отчаянных ситуаций, да и пострашнее, можно найти во всех сферах жизни нашего многострадального общества – в системах образования, здравоохранения, ЖКХ, не говорю уж об армии, детских домах, местах лишения свободы...

Так, может быть, прежде чем думать об ужесточении законов об уличных протестах, депутатам лучше бы подумать о защите элементарных прав тех самых граждан, которые, как нам пытаются объяснить, их избрали. Ведь доведенным до отчаяния людям терять нечего. И всех их не оштрафовать, не пересажать. Мест в отделениях не останется, да и штраф этим людям выплачивать не из чего.

Если же депутаты будут думать только о том, как этих людей давить, то они вскоре создадут эффект котла, из которого не дают выхода пару. И никакая депутатская неприкосновенность от последствий взрыва не застрахует...

Решение Amnesty International признать Навального и Удальцова узниками совести можно только приветствовать. Но, к сожалению, Amnesty забыла о других людях, лишенных свободы за участие в мирной и согласованной с властями акции 6 мая. Назову только трех из них, которые до сих пор находятся за решеткой в спецприемнике на Симферопольском бульваре. Это Евгений Фрумкин, Надир Фаттяхетдинов и Валерий Кузьменков. Они получили по 15 суток административного ареста только за то, что, как и все мы, вышли на протестную акцию 6 мая.

Почему именно к ним суд применил такие санкции? Это нужно спросить у судьи, которого почему-то величают «ваша честь», но который вынесением подобного решения продемонстрировал полное отсутствие у своей персоны чести и совести.

А вот Фрумкин, Фаттяхетдинов и Кузьменков – это рыцари чести и совести. И сегодня они, безусловно – узники совести.

Евгений Фрумкин вошел в протестное гражданское движение еще на заре перестройки. Тогда еще по инерции продолжались политические репрессии советских времен. Евгений Фрумкин в палатке перед Белым домом на Краснопресненской держал длительную голодовку за освобождение политзаключенного Сергея Кузнецова – и добился-таки своего. И в холод, и в жару, и под снегом, и под дождем мы видели Евгения Фрумкина на протестных акциях – против войны в Чечне, в защиту политзаключенных, против нарушений права человека, в поддержку гражданских активистов. Он был постоянным участником еженедельного правозащитного пикета на Пушкинской площади. Не знаю, сумеет ли он сам подсчитать, сколько у него было административных задержаний за последние лет 20 – задержаний за отвагу и смелость, за стояние с плакатом в защиту незаконно преследуемых, за твердую гражданскую позицию. Однако посадить на 15 суток этого смелого и добрейшего человека власти умудрились только сейчас.

Надир Фаттяхетдинов также активный участник гражданских акций, правозащитных митингов и пикетов. Он частый посетитель судов, куда приходит поддержать преследуемых по политическим мотивам. Он способен обивать пороги правозащитных организаций и официальных учреждений, чтобы добиться медицинской помощи заключенному, защиты для незаконно преследуемого. При задержании 6 мая омоновцы разбили Надиру очки и порвали пиджак. На суде он с трудом добился для себя законного права на собственного адвоката.

О Валерии Кузьменкове я знаю меньше. В августе 1991-го он был активным защитником Белого дома. Осуждение его на 15 суток сопровождалось изощренной жестокостью: Кузьменков очень плохо себя чувствовал после двух бессонных ночей, проведенных в ОВД в тяжелых условиях, не рассчитанных на длительное задержание. В зале суда он стал терять сознание, его вынесли в коридор, где больше воздуха, и там, в коридоре, судья и зачитал приговор находящемуся в полубессознательном состоянии человеку.

Фрумкин, Фаттяхетдинов и Кузьменков содержатся в спецприемнике по адресу Симферопольский бульвар д.2 (иетро «Нахимовский проспект). Там же находятся Навальный и Удальцов. Ежедневно с 19.00 до 21.00 перед зданием сперцприемника проходят одиночные пикеты. Все желающие могут подъехать в эти часы к спецприемнику, чтобы поддержать узников.

Я прошу расценивать мою заметку как призыв к Amnesty International незамедлительно признать Евгения Фрумкина, Надира Фаттяхетдинова и Валерия Кузьменкова узниками совести.

Путин не вечен. Как не вечна никакая зима. Как не вечен холод, пронизывающий до костей заключенного в ледяном карцере. Как не вечен даже в тоталитарной стране долгий срок политзека.

Холод забывается и уходит из памяти и сознания, как только становится тепло. Уходит из памяти и та личность в истории, которая на сегодняшний день кажется для всех слишком большой и больной проблемой.

«Мама, а кто такой Сталин?» — спросила я у своей мамы, когда мне было чуть больше десяти лет. И надолго запомнила потрясенные выражения лиц присутствовавших взрослых – они-то выросли при Сталине.

«Мама, а кто такой Брежнев?» — спросила меня четверть века спустя моя дочка. И я не упустила вспомнить тогда анекдот, бытовавший при Брежневе: спрашивает сынок у отца – кто такой Брежнев? - Да был политик такой невзрачный в эпоху Сахарова и Солженицына...

Этот анекдот возник в самый разгар всесоюзной газетной травли Андрея Дмитриевича и Александра Исаевича. И не только на диссидентских кухнях, но и в поездах, и в студенческих общежитиях доводилось мне его слышать. Ни политрепрессии, ни политлагеря не помогали замкнуть умы и рты страхом, а повседневное одурачивание поставленной на поток пропагандой не помогало вбить в голову людям, будто Сахаров и Солженицын предатели и будто это не их эпоха.

Народ – провидец. Сбылось все куда быстрее, чем думалось. О том, кто такие Сахаров и Солженицын, ребенок меня не спрашивал — знал.

Брежнев помнится нам сейчас как комический персонаж позднего маразма эпохи. Но кто близко к сердцу примет сейчас эту память? И какое дело до нее, до этой памяти, новым поколениям? Ведь даже не жестокими политическими репрессиями вспоминается нам правление этого долгожителя, а светлой волей светлых людей к ненасильственному сопротивлению насилию и злу – как на воле, так и в политлагерях.

Путин же запомнится как хмурое и бесцветное существо, переплюнувшее Гитлера и Сталина количеством собственных изображений на тему «вот здесь я и белочка, а вот я и девочка». Очарование этими картиночками – то с тигром, то с хоккейной клюшкой – развеется как туман в тот же миг, как сменится эпоха.

А сменится она в одночасье – как меняется время года, когда вчера еще лежали сугробы, дул ветер и сковывал ранние лужи мороз, а сегодня текут потоками талые снега и солнце слепит и греет так, что хочется сбрасывать уже не только шубы, но и куртки.

Да, конечно же, историки будут помнить некоего подполковника КГБ, сумевшего коррумпировать эту печальной памяти тяжеловесную организацию, а затем резко оказаться наверху. И как на ура ему это удалось, как разложившаяся у власти команда бывшего обкомовского царька поставила подполковника во главе страны ради прикрытия собственных грешков (о стране они к тому времени забыли) и как на поверку оказался тот подполковник до власти жадным, до роскоши и денег охочим. Как президентство его вопреки ожиданиям растянулось более чем на десятилетие, когда лютовала маниакальная жестокость и вседозволенность силовиков, вернулись политические репрессии, полыхали кавказские войны, шли непрерывной чередой так или иначе спровоцированные теракты. Как чуть было не разрушили окончательно страну беспрецедентная коррупция и тотальное беззаконие.

Пожилые люди, с комфортом пережившие эту эпоху, будут спрашивать себя, оглядываясь назад: как же такое могло произойти? Так же, как спрашивали друг друга представители советской интеллигенции после XX съезда КПСС и опубликования «Ивана Денисовича» (и благополучно забывали этот вопрос чуть позже, при Брежневе).

Но разве этим всем унынием будет памятно наше время людям? Молодежь и знать не будет ни имени Путина, ни звания. Новые времена предадут забвению и тень злосчастного подполковника КГБ. Ведь дело не в подполковнике. Дело в том общественном климате, который позволил ему дорваться до власти и все это учинить.

Но общественный климат меняется, как меняется состояние живого организма от хвори к медленному, но верному выздоровлению.

И памятна будет эта эпоха отвагой молодых сердец, которые выходили на улицы с улыбками, не страшась дубинок озверелого ОМОНа. Вдумчивыми лицами молодежи, которую не сумела одурачить гламурная и безликая пропаганда. Внутренней красотой и благородством тех, кто, пройдя кругами нового ГУЛАГа, сохранил чувство собственного достоинства, не озлобился, не произнес лжесвидетельства, не признал несуществующей вины. Светлыми и открытыми улыбками на "Белом круге", на "Белом городе". Бесстрашием доброты в ответ на бессилие злобы. Радостью чувства собственной правоты. Смехом над тупостью беззакония в серых и зловонных отделениях полиции, в пыльных и душных автозаках.

Запомнится она и редкостным единением людей разных, подчас противоположных взглядов в простом понимании, что это их выстраданные взгляды – и тем они близки друг другу в противовес живущим без взглядов, чести и совести.

И чем тверже будет этот выбор бескорыстного служения добру и правде, чем глубже дыхание свободы во имя разума и человечности, тем скорее растают глыбы застоявшегося политического льда, тем скорее эти дубинки против мирных людей вспомнятся как кошмарный сон, который вряд ли когда-либо повторится.

Политические репрессии приобретают у нас повсеместно какой-то хулиганский характер со стороны властей. Подброс оружия или наркотиков человеку, которому они отродясь не принадлежали, – разве это не хулиганство? Однако же это становится уже какой-то привычной повседневностью.

24 апреля гражданские активисты Саратова вышли на пикет в защиту Дмитрия Быстрова, саратовского блогера и лидера свободного профсоюза.

Неделей раньше, 17 апреля 2012 года, ранним утром Дмитрий Быстров возвращался с работы в Саратов из города Энгельса, находящегося на противоположном берегу Волги. Примерно в 6:30 утра на последнем КП перед мостом через Волгу его остановили сотрудники ДПС, проверили документы, открыли багажник и обнаружили сверток с патронами. Быстрову стало очевидно, что сверток подбросили, пока он работал. Потребовал экспертизы: на патронах не могло быть отпечатков его пальцев. Пока привели в опорный пункт, допрашивали свидетелей, снимали отпечатки пальцев, возили в ОВД в отдел дознания в Энгельсе – прошел день. Вместо восьмого часа утра Быстров вернулся домой после работы в ночную смену в шестом часу вечера.

Патроны направлены на экспертизу, дело пока не заведено, однако над профсоюзным лидером нависла угроза.

Участники пикета в защиту Дмитрия Быстрова изложили суть конфликта в листовках, розданных прохожим, а также объяснили проблему пришедшим журналистам.

В городах России последние несколько лет получила широкое распространение сеть магазинов «Магнит», руководство которой принципиально игнорирует права сотрудников, полагая, что прибыль допустимо извлекать за счет того, чтобы люди работали как можно больше, получая при этом как можно меньше. Множество нарушений прав работников – неоплата переработок, понижение зарплат, системы штрафов и т.д. – стали нормой на этих предприятиях.

В Саратове около ста работников «Магнита» подписали коллективную жалобу в трудовую инспекцию. Им стали угрожать, так что некоторые сотрудники отозвали свои подписи. Возник профсоюз, который тут же столкнулся с давлением и угрозами. Одного из учредителей профсоюза вынудили выйти из его состава, угрожая возбуждением уголовного дела против его жены, тоже сотрудницы «Магнита». Дмитрию Быстрову, лидеру профсоюза, тоже угрожали, а когда угрозы не подействовали – просто-напросто уволили. Быстров подал в суд, был восстановлен решением суда и более того – добился возбуждения дела против руководства по ст. 136 ч.1 УК РФ («дискриминация в зависимости и принадлежности гражданина к общественным объединениям»).

И вот ответ начальства: подброшены боевые патроны. Десять штук. В любой момент может быть возбуждено дело.

Помните дело Урусова? Нельзя допустить того, чтобы то же случилось с Быстровым.

На пикет 24 апреля в самом центре Саратова, у памятника Чернышевскому, вышли люди разных возрастов и политических взглядов, а организовало пикет общественное движение «За ответственность власти», возникшее в Саратове после массовых протестных акций за честные выборы в феврале-марте.

Хорошо, что такое движение возникло, что поддерживает преследуемого профсоюзного лидера, привлекает внимание к его ситуации. Однако же и более широкие круги российской общественности должны быть этим делом взволнованы. Нужно не только защитить Дмитрия Быстрова, не допустить его противозаконного ареста – нужно добиться возбуждения уголовного дела против таких вот хулиганов, которые подбрасывают патроны в чужую машину, вовлекают в свои черные дела сотрудников ДПС и полиции, и при этом как будто и не сомневаются в своей полной безнаказанности.

Ведь это касается нас всех, в конце-то концов.

Год назад в Сахаровском центре прошел вечер памяти Виктора Попкова, приуроченный к десятилетней годовщине его расстрела. Сегодня эта дата совпала по дням с тем трагическим событием 11 лет назад: тоже среда, и тоже первая неделя после Пасхи — дни особой радости для верующего человека.

В свою последнюю поездку в Чечню Виктор Попков, миротворец и правозащитник, выехал на Страстной неделе: ему очень хотелось именно на Пасху оказаться в том красивом горном селе, жителям которого он особенно хотел помочь.

С самого начала второй чеченской войны Виктор Попков регулярно ездил с гуманитарной помощью в села, разрушенные российской авиацией и артиллерией, чтобы помочь наиболее пострадавшим от войны людям. Но после длительной поездки по горным селам, из которой он вернулся в январе 2001-го, Виктор долго откладывал очередную поездку, желая собрать средства для более основательной помощи. Он хотел организовать хотя бы один постоянно действующий медпункт, регулярную доставку лекарств в эти труднодоступные места, помощь семьям, которые просто-напросто голодают.

Всю зиму и начало весны 2001 года он разрабатывал программу помощи жителям горных сел, рассказывал об их бедственном положении на конференциях, писал об этом. Ему удалось отыскать средства на закупку большой партии лекарств и приобретение машины, найти врача, готового работать в поездке, - Розу Музаеву, чеченку, которая жила тогда в Москве как беженка.

15 апреля, в день Пасхи, они прибыли в горное село Ялхой-Мокх, где Роза Музаева начала прием больных, а Виктор — сбор информации. Два дня спустя, во вторник, они выехали в Грозный — договариваться о госпитализации детей, которым необходима была срочная стационарная помощь. Нужных для этого чиновников на месте не оказалось, жизнь в разрушенном городе еще едва налаживалась, переночевать пришлось у родственников Розы Музаевой в Алхан-Кале. В среду, 18 апреля, рано утром они выехали в Грозный, чтобы успеть к началу работы чиновников и министерств — и на выезде из села были расстреляны автоматными очередями из обогнавшей их машины, которая затем беспрепятственно миновала блокпост и скрылась.

Виктор Попков скончался от полученных ранений спустя 35 дней в Москве. Роза Музаева выжила, но к активной гуманитарной деятельности не вернулась. Средства, собранные Виктором, на помощь жителям горных сел так и не пошли. Медицинский уазик, которого так не хватало ему в предыдущих поездках, прослужил Виктору не более трех дней. Преступление до сих пор не раскрыто.

Расстрел человека, приехавшего в район боевых действий с медикаментами и врачом, — это свидетельство о той ситуации, в которой мы живем с самого начала второй чеченской войны. Анну Политковскую убили за ее статьи, Наташу Эстемирову — за правозащитную деятельность.

Убийцам Виктора Попкова мешало его миротворчество.

За год до расстрела Виктор Попков встретился с Асланом Масхадовым – ему очень нелегко было добиться этой встречи. Масхадов тогда подписал предложенные Виктором документы, призывающие к миру, а также обязательство человечного обращения с военнопленными. Вот этого и не нужно было российскому руководству, которое четко провозгласило тогда принцип: никаких переговоров. Им нужна была война, ими изначально были отвергнуты идеи мира, милосердия, человечности.

За эти идеи Виктора Попкова и расстреляли.

Многие из нас познакомились с Виктором Попковым в начале 90-х, когда он пытался найти людей для "Потока мира" - так он назвал начинание, которое очень надеялся осуществить. Идея была проста: если две-три сотни добровольцев поедут в район боевых действий и попытаются склонить воюющие стороны к милосердию и облегчить страдания мирных жителей, это поможет остановить зло или хотя бы уменьшить его масштабы.

Под обращением Виктора Попкова "Шанс для всех" о Потоке мира подписалось тогда много общественных деятелей, писателей, ученых, правозащитников, но добровольцев ехать в горячие точки почти не нашлось. В группах с Виктором Попковым ездили единицы – сначала в Абхазию в 1992-93-м и затем, начиная с декабря 1994-го, в Чечню. С тех пор мало что изменилось. Добровольцев на злое по-прежнему гораздо больше, чем на доброе, а миротворцам всегда достается больше, чем остальным: их ненавидят с обеих сторон.

Однако же какой-то аналог Потока мира мы видели на московских улицах 26 февраля на акции "Белый круг". Ведь в этой акции главным было не то, что люди вышли улицу для массового протеста, а то, что протянули друг другу руки, что сумели объединиться в свете мира и доверия – и улыбками счастья одолеть хоть на миг атмосферу серой безнадежности.

С каким сердцем мы будем выходить на акции мирного протеста? С какими чувствами будем противостоять злу – войнам, жестокости, политическим репрессиям? Сумеем ли противопоставить злу – добро, жестокости – милосердие? От того, как мы решим это для себя, зависит и климат, в котором мы будем жить.

Зависит и ответ на вопрос: наивностью ли были идеи Виктора Попкова о миротворчестве – или же тем шансом для всех, который все-таки еще у нас не отнят.

Врачи, причастные к гибели Сергея Магнитского, официально освобождены от ответственности, а фантастическое, абсурдное возобновление дела против погибшего в неволе человека признал законным Конституционный суд страны. Эти два совпавшие друг с другом события будто обнажили злобные клыки системы, еще раз показав, как прогнила она насквозь, как откровенно структуры, призванные охранять порядок и закон, продолжают хладнокровно творить беззаконие. Система будто бы мстит Сергею Магнитскому за его одинокое стояние в правде, за отказ поступать по ее лживым и преступным установкам, за то, что и убитый ею, он принес ей столько неприятностей и неудобств.

Такое продолжение посмертного преследования Сергея Магнитского пришлось на его сорокалетие. Холодок пробегает по коже, как подумаешь, каким молодым, полным энергии, сил, жизненных планов был этот человек – не готовивший себя к подвигу, но совершивший подвиг, когда потребовала судьба. Меньше года гибельных условий в московском следственном изоляторе хватило, чтобы он тяжело заболел и погиб. Если бы не его твердость на следствии – ему бы не создали таких условий.

По другой же версии, его просто-напросто убили.

8 апреля, в день рождения Сергея Магнитского, в Музее и общественном центре имени Сахарова прошел вечер его памяти. После просмотра фильма «Сергей Магнитский – Справедливость. Закон. Судьба» и минуты молчания выступили Борис Немцов, Ирина Ясина, Людмила Алексеева, Елена Панфилова, Вадим Коровин, Зоя Светова, Валерий Борщев. Близкий друг Сергея Магнитского исполнил посвященную ему музыкальную композицию. Когда к микрофону подошла Наталья Николаевна, мать Сергея, зал встал и встретил ее рукоплесканиями. Она отметила, что ее сын родился за один час до Пасхи, а его сорокалетие совпало с Вербным воскресением. Как будто какой-то знак судьбы, напоминающий о победе жизни над смертью, добра над злом. Наталья Николаевна поблагодарила всех, кто сочувствует ей, кто делает что-то для сохранения доброго имени ее сына. Татьяна Руденко, тетя Сергея Магнитского и близкий ему человек, рассказала о том, что в музее Берлинской стены полгода назад открылась постоянная экспозиция, посвященная Сергею. Ежедневно этот музей посещают около 3 тысяч человек.

Присутствующим на вечере стало еще раз очевидно, какого удивительного человека в лице Сергея Магнитского утратило общество и страна. Однако же над траурной нотой преобладала светлая – очевидности нравственной победы Сергея Магнитского над злом и ложью. И эта победа, сколько бы ни лютовали силы подлостью и зла, не отнимется и одолеет их в конечном итоге.

Борис Немцов

Людмила Алексеева

Елена Панфилова

Валерий Борщев

Наталья Магнитская

Я надеюсь, что когда-нибудь дата празднования дня защитника отечества будет пересмотрена на государственном уровне. Недопустимо объявлять какой-либо праздник в эту дату, а называть его днем защитника отечества – тем более.

23 февраля 1944 года началось широкомасштабное выселение чеченцев и ингушей в безлюдные районы Казахстана – тягчайшее преступление века, как и все сталинские депортации народов. Сколько людей погибло в ходе этой безумной акции – теперь не счесть. Известно только, что в первую очередь гибли самые слабые и беспомощные – дети, старики, инвалиды. Гибли в вагонах для перевозки скота, куда вповалку, скученно затолкали людей для длительного переезда. Гибли от голода в Казахстане.

Самое чудовищное преступление было совершено в горном чеченском селении Хайбах, откуда из-за отсутствия хороших путей сообщения людей гнали в переселение пешком. Тех же, кто не мог идти, – немощных стариков, кормящих матерей, младенцев – согнали в большую конюшню в количестве более 700 человек и заживо сожгли.

В 1990 была создана чрезвычайная комиссия по расследованию геноцида в Хайбахе, вскрывшая ужасающие факты, но на юридическом уровне это расследование так и не было доведено до конца.

Этого достаточно для того, чтобы широко поднять вопрос о переносе дня защитника отечества на любую другую дату. Давно, что называется, пора.

Уже 12 лет в Москве по четвергам проходит еженедельный антивоенный и правозащитный пикет. Долгое время он проходил в Новопушкинском сквере, но с 2009 года префектура, взволнованная большим количеством людей, пришедших на этот пикет на 9-й день гибели Наташи Эстемировой, согласовывает его на менее многолюдных Чистых прудах.

Пройдет этот пикет у подножия Грибоедова и сегодня, 23 февраля 2012 года, с 17:30 до 19:00 на Чистопрудном бульваре. Участники пикета зажгут свечи в память обо всех безвинных жертвах геноцида вайнахских народов 23 февраля 1944 года.

В каком-то шатком межвременьи мы живем. Изменится ли хоть что-то к лучшему? Качнется ли к худшему? Что будет после мартовских «выборов»? Неотвратимо ли то, о чем и подумать отвратительно? На что нам надеяться – на «авось»? Поживем – увидим?

Под гнетом многолетней общественной подавленности и апатии мы привыкли уже к тому, что судьбы страны не нами решаются, а если и приходится выбирать, то непременно из двух зол меньшее – вместо того чтобы настаивать на выборе доброго.

Чем больше людей стряхнет с себя сегодня гнет этой апатии, тем лучше, конечно. До отрицания зла мы, кажется, почти уже доросли – но вот как у нас с пониманием и утверждением добра?

Двадцать с лишним лет назад у пробуждающегося общества хватило сил выдвинуть академика Сахарова в народные депутаты, но не хватило дерзости выдвинуть его в президенты, равно как и волевого импульса выбрать такой состав Съезда народных депутатов, с которым Сахаров действительно мог бы работать. Что представляло собой большинство в том парламенте – кто не помнит, пусть посмотрит хроники. Сердце Андрея Дмитриевича не выдержало той агрессивной массе противостоять – остановилось. Пожалуй, легче было противостоять тоталитарному государству и КГБ в борьбе за права человека, чем живой массе «народных избранников», злобно захлопывающей речи академика.

Мне даже подумалось тогда: не нужно ему было идти в политику. Если бы он продолжал заниматься любимой наукой и правозащитной деятельностью – ведь сберег бы еще хоть на десятилетие силы и жизнь...

Но он ведь не сам туда пошел – его выбрали. Он не мог отказаться, равно как не мог не занять в парламенте ту позицию, которую он занял.

Вот такими, собственно, и должны быть настоящие выборы: не того выбирать, кто ударил себя в грудь и сказал: «Я! За меня голосуйте!» И, конечно же, не того, кого предложили сверху. А только того, кого люди сами выдвинули из своей среды как одного из достойных, как человека с честью и совестью, как яркую и глубокую личность.

Ровно за день до массового митинга 24 декабря в Праге хоронили Вацлава Гавела. В московском «Мемориале» в тот день прошел вечер его памяти, где раздавали на выходе большие фотографии Гавела – люди шли с ними на следующий день на проспекте Сахарова.

Собственно, чем отличаются такие люди, как Сахаров или Гавел, от многих из тех, кого мы сегодня видим в лидерах? Не только ведь тем, что оба – бывшие политзеки и диссиденты.

Наверное, тем, что они в последнюю очередь – политические лидеры. А прежде всего – люди с высокой нравственной планкой. А также таланты в своем деле – науке, искусстве, творчестве, в последнюю же очередь – в умении говорить речи. Такие люди выслушают вас, задумаются над поставленной проблемой вместе с вами, будут открытыми и искренними во вдумчивом диалоге и даже, возможно, изменят свою точку зрения в свете новых фактов, которые им изложат. Никакого двойного смысла либо корысти вы в таких людях не найдете, зато найдете ум, талант и доброту.

Иное дело политический лидер-профессионал. Попробуйте уловить его взгляд – не выйдет: взгляд с неизбежностью скользнет поверх вас. Поговорить о чем-то важном – не выйдет: будет думать о чем-то другом и куда-то спешить. Зажигательный спор для него – куда более привычный способ общения, чем вдумчивое обсуждение. Он вряд ли услышит вас, зато отлично услышит самого себя. Партийные интересы будут для него куда важнее общечеловеческих. В конце концов вы либо ощутите бесполезность разговора и отстранитесь, либо начнете ему поддакивать.

Вацлав Гавел в эссе «Политика и совесть» писал: «Некогда правители и лидеры... были личностями во всем своем своеобразии, со своими человеческими лицами, еще в какой-то степени персонально отвечавшими за свои поступки, как хорошие, так и дурные... Система, идеология и аппарат лишили нас - как правителей, так и подданных - нашей совести, нашего здравого смысла и естественной речи, а значит, и самой человечности». В противовес этому Гавел утверждал императив «аполитичной политики»: «То есть речь идет не о политике как о технологии власти и манипулирования властью, или своего рода компьютеризованном управлении людьми, или же искусстве целесообразности, практических методов и интриг - мы говорим о политике как об одном из способов поиска и обретения смысла жизни, умении сохранять его, служить ему; о политике как о претворенной в жизнь нравственности, как о служении истине, наконец как о гуманной и органичной заботе о ближнем, руководствующейся гуманными критериями».

Чехам повезло, у них целое десятилетие президентом был человек, сформулировавший не только на словах принцип нравственной политики. Но случиться это могло только потому, что чешское общество внутренне доросло до такого президента, как Вацлав Гавел.

Им было легче, конечно. У них не было кровавых революций, гражданских войн и большого террора, они не оказывали в обозримом прошлом вооруженного сопротивления оккупантам, зато обрели и в 1939-м, и в 1968-м опыт сопротивления нравственного, внутреннего. Не оттого ли сберегли в себе силы стать мирной, человечной страной, в которой люди на улицах улыбаются.

Территория страны, которую возглавил Вацлав Гавел, сократилась при нем чуть ли не вдвое – и чехи не взвыли о государственных интересах и территориальной целостности – поняли, что раз словаки хотят независимости, то по-человечески будет поступить именно так.

В конце декабря вернулась из Чехии моя знакомая и рассказала мне, сколько людей она видела в Праге на похоронах и какие это были люди. Ее удивили юноши и девушки, которые тихо и искренне плакали, как в личном горе – и сколько света было в их глазах... Когда толпа перестает быть толпой и становится общностью людей – тогда и происходит настоящее.

Наша проблема не в том, что нет среди нас человека, подобного Вацлаву Гавелу, – вполне возможно, что есть. Проблема в том, какими будем мы сами. Кого захотим видеть в лидерах на наших трибунах, кому рукоплескать захотим. Тем ли, кто говорит красивые и яркие фразы, у кого есть умелый и правильный расчет – или же тем, для кого главное – совесть.

19 января в Москве состоится шествие и митинг памяти Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой. Шествие пройдет по Никитскому и Тверскому бульварам и окончится митингом на Пушкинской площади. Это будет уже третья массовая гражданская акция памяти адвоката и журналистки, зверски убитых 19 января 2009 года среди бела дня в центре Москвы.

Станислав Маркелов как адвокат и правозащитник энергично противостоял крайним проявлениям насилия в нашем больном обществе, занимался самыми острыми проблемами времени. Он расследовал преступления силовиков в Чечне, пытки в застенках, беспредел «оборотней в погонах», экологические преступления чиновников. Он защищал осужденных без вины, представлял интересы родственников замученных, расследовал милицейское побоище в Благовещенске, защищал подростков, избитых до полусмерти в ОВД «Сокольники», простых рабочих, выгоняемых с семьями на улицу из московских общежитий. Но самая острая и страшная проблема, которой занимался Маркелов, - это деятельность неонацистского подполья. Долгие годы преступления неонацистов не расследовались у нас всерьез, и лишь когда власти усмотрели в действиях убийц угрозу себе, они зашевелились. Но, как писал тогда Маркелов, слишком поздно: болезнь зашла слишком далеко.

В своей статье «Патриотизм как диагноз» Станислав Маркелов разоблачил лицемерие тех, кто, клянясь в любви к отечеству, нагнетает идеологию ненависти, убийственную для страны. Такой лжепатриотизм несовместим с подлинной любовью к родине.

Последние пресс-конференции Станислава Маркелова, как и последние статьи Анастасии Бабуровой, были посвящены теме преступлений неонацистов.

Убийство Стаса и Насти потрясло неравнодушных людей в нашей стране и во всем мире. Шествие их памяти два года назад собрало около полутора тысяч человек - цифра невероятная по тем временам. Год назад на Пушкинской площади в память о Стасе и Насте были выпущены в воздух свечи с парашютами и зажжены свечи возле их фотографий, выложенных вдоль сквера в сугробах.

Очень важно прийти митинг и шествие 19 января сегодня, когда волну народного протеста пытаются оседлать те, кто не прочь решать проблемы с помощью ударов бейсбольными битами по голове. Основным лозунгом 19 января 2012 года будет утверждение: «Демократия и нацизм несовместимы!»

Заявленная цель акции такова: «почтить память правозащитника и адвоката Станислава Маркелова, журналистки Анастасии Бабуровой и других жертв идеологического и политического террора, выступить против политически и идеологически мотивированных убийств, против проявлений расизма, межнациональной и религиозной вражды, против использования шовинизма и ксенофобии в политике и общественной жизни. Призвать к борьбе с ксенофобией, расовой и национальной рознью в Российской Федерации».

Сбор участников шествия в 19.00 на Никитском бульваре напротив дома 12 (метро «Арбатская»). Шествие пройдет по Никитскому и Тверскому бульварам и окончится на Пушкинской площади, где в 20.00 состоится митинг.

В 12.00 в Независимом пресс-центре начнется пресс-конференция «Демократия и нацизм несовместимы». Около 13.30 ее участники возложат цветы на месте гибели Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой (метро «Кропоткинская, ул. Пречистенка, дом 1). Также возложение цветов состоится перед началом шествия с 17.00 до 18.45.

Друзья и сочувствующие принесут цветы на могилу Стаса Маркелова (Останкинское кладбище, метро «ВДНХ» или «Алексеевская», ул. Прудовая, 11, сразу за Останкинской телебашней).

Акции памяти Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой пройдут не только в Москве, но и в Петербурге, Нижнем Новгороде, Екатеринбурге, Кирове, Петрозаводске, Уфе, Омске, Набережных Челнах, Северодвинске, Перми, Тюмени, Воронеже, а также за рубежом - в Киеве, Харькове, Севастополе, Симферополе, Ялте, Берлине и Париже.

Приходите!

Наступающий год много хороших людей встретит за решеткой. Количество политзаключенных у нас, к сожалению, не убывает. Протестно-митинговая волна пока что не вразумила власть пересмотреть политику закручивания гаек и судебно-следственного беспредела, иными же словами – преступной античеловечности и жестокости.

Аресты за гражданские акции – еще один виток политических репрессий, причем сравнительно новый. Все-таки за митинги и пикеты крайне редко задерживали более чем на 3-5 часов с самых времен советского застоя. Теперь же это вошло у власти в привычку. Арест Ярослава Никитенко 25 декабря – это просто возврат к застою, когда сажали исключительно за правозащитную деятельность. И Никитенко сегодня – узник совести в чистейшем виде. Он был взят в тот момент, когда осужденного на очередные 10 суток Сергея Удальцова увозили под возмущенные возгласы общественности. Не за пикет, не за митинг, не за «Россию без Путина» – просто за то, что пришел поддержать другого незаконно осужденного. 10 суток, которые поучил Никитенко, – срок вовсе не маленький. Это – не «всего лишь», это целые 10 суток – за то, за что он ни на минуту не должен был быть задержанным. Новый год Ярослав Никитенко тоже встретит в неволе.

Во время судов над Удальцовым и Никитенко и Тверской мировой, и Тверской районный суды продемонстрировали еще больше хамства, чем ровно год назад – Хамовнический суд на приговоре Лебедева и Ходорковского. Туда хоть журналистов пускали за ограждения, здесь же журналистов выпихивали спецназовцы в масках.

Благо не задержали никого на стихийно образовавшемся митинге в защиту политзаключенных на Пушкинской площади 29 декабря, где собралось около 500 человек. Конечно, это не то количество, что было на двух недавних массовых митингах, но ведь люди шли сюда на пикет в защиту Сергея Удальцова, который не был санкционирован, а значит - мог быть жестоко разогнан. Полицейских автобусов вокруг Пушкинской площади стояло огромное множество, памятник и сквер со всех сторон оградили. У власти на этот раз хватило разума не разгонять людей, пустить их в сквер за ограждания, дать возможность провести спокойный митинг в формате встречи с депутатом.

Но на каждое обнадеживающее событие у нас пока что по несколько беспросветно-безнадежных. Так, на митинге прозвучала в какой-то момент радостная весть – выпущен на свободу Матвей Крылов. Хоть и осужден, хоть и приговорен – но все-таки не к лишению свободы. Но тут же пришла новость о задержании в Краснодаре гражданского активиста Сурена Газаряна, вышедшего на одиночный пикет в защиту Удальцова. Позже выяснилось, что Газаряна приговорили к штрафу в 2 тысячи рублей и в тот же день выпустили. Однако же арест и осуждение за абсолютно законную гражданскую акцию – унылый знак времени. Забавно, что Газаряна задержали в костюме Деда Мороза и вместе с ним – девушку в костюме Снегурочки.

Выступающие на митинге у подножия Пушкина в тревоге повторяли имя Таисии Осиповой, приговор которой вот-вот должен был прозвучать. И я не очень понимала, почему он до сих пор неизвестен – ведь вечер уже! Мне звонили из Смоленска в середине дня, говорили, что суд ушел на совещание, приговор вот-вот должен быть оглашен, и я удивлялась, почему до сих пор его не огласили.

Только поздним вечером мне пришла sms о том, что приговор Таисии огласили в 23.15 - 10 лет! Я была в шоке и тут же перезвонила в Смоленск, не зная, чему возмущаться больше - тому ли, что молодой женщине и маме малолетнего ребенка дали такой безумный срок, или же тому, что приговор, назначенный на 11 утра, огласили после 11 вечера. Мне рассказали, что тяжелобольную Таисию томили весь день в ожидании приговора в каких-то диких условиях, в клетке, в подвале... Судьи и работники суда ближе к вечеру устроили корпоративную новогоднюю вечеринку, шумно веселились и выпивали, в то время как на другом этаже люди сидели в ожидании приговора. В конечном итоге Таисия встретила свой приговор поздним вечером практически в одиночестве.

Что это – агония "правоохранительной" системы? Демонстрация силы и хамства в ответ на цивилизованный, мирный гражданский протест? Или же просто – полная потеря представителями власти человеческого облика?

Мне понравилось 29 декабря выступление молодого человека, отсидевшего срок в спецприемнике после митинга 5 декабря. Не отрицая необходимости гражданского протеста, он сказал, что перемены к лучшему можно начинать только с самих себя. Что у нас не будет добрых перемен, пока мы сами не станем лучше. Это верно. И в этом плане меня обнадежили лица людей, приходивших на массовые митинги в качестве рядовых участников – куда больше, чем поведение некоторых амбициозных участников протестов, устраивающих склоки за место у микрофона, грызню за лидерство (что смотрится особенно смешно в тот момент, когда ничего еще толком не добились).

В этом плане обстановка у микрофона на Пушкинской мне понравилась больше, чем на проспекте Сахарова. И хоть никогда у меня не было левых симпатий, но я не могу не отметить, что поведение левых сегодня куда более адекватно, чем некоторых правых. Выступавшие на Пушкинской Илья Пономарев, Олег Смолин, Борис Кагарлицкий не делали акцента на своей левизне, их выступления носили скорее правозащитный, чем политических характер, и с местом у микрофона здесь обращались куда более демократично. Не то важно сегодня, какие взгляды мы декларируем, а то, как мы делаем это, насколько цивилизованно, насколько вежливыми умеем быть с политическими оппонентами. Без этого не будет солидарности, а без солидарности – победы.

И не могу в этой связи не выразить респект Удальцову. Вдохновляет, как из левого радикала этот человек эволюционировал в настоящего поборника социализма с человеческим лицом, в социалиста западного образца, протест которого исключает призывы к классовой ненависти, к противозаконным действиям. Особенно ярок его последний призыв не вредить несчастной Боровковой. Я очень не хочу, чтобы Удальцов продолжал свои сухие голодовки. Он должен беречь свое здоровье, он должен жить. Такие люди очень нужны сегодня обществу.

Будем помнить сегодня обо всех, кто встречает Новый год в застенках без вины, всех политзаключенных, особенно о тех, кто уже отсидел немалые сроки. Ни одного без вины осужденного, ни одного без вины в неволе – вот первый лозунг, который нужен нам сегодня.

И будем прежде всего людьми – без этого ничего не добьемся.

Сотрудники полиции, дежурившие у входа в мировой участок суда на Новой площади, пожали плечами, когда я приложила к стеклу запертой стеклянной двери пресс-карту и международную карточку журналиста. Мол, нам наплевать на законы о прессе, как и на все остальное кроме устных (и противозаконных) распоряжений начальства. Даже в помещение суда меня не пропустили.

Мне было странно, что у дверей суда стоит лишь горстка людей, не более 50 человек. А где же те десятки тысяч, что были на Болотной, на проспекте Сахарова? Противозаконное удерживание человека под стражей, череда откровенно сфальсифицированных судебных процессов и оголтелая жестокость в отношении гражданского активиста – это, на мой взгляд, куда более возмутительный беспредел власти, чем (даже!) наглый грабеж голосов на выборах.

Я-то подошла уже в темноте, а именитые лидеры в сопровождении телекамер – еще позже. Спасибо, однако, тем мужественным людям, что дежурили на морозе у запертых дверей суда с двух часов дня и до позднего вечера. Глядя на них, я вспомнила стояние диссидентов у судов, где шли политические процессы.

На тыщу академиков и член-корреспондентов,
На весь на образованный культурный миллион
Нашлась лишь эта горсточка больных интеллигентов
Вслух высказать, что думает здоровый легион, -

писал тогда Юлий Ким.

Сейчас другие времена. И молодежь, скандировавшая «Свободу Удальцову!», «Сережа, мы с тобой!», а также весело напевавшая, приплясывая на морозе, «Боровкова служит сатане», впечатления больной интеллигенции никак не производила. Однако хотелось бы, чтобы именно представителей интеллигенции – и научной, и творческой – было сегодня у подобных судов (судилищ!) гораздо больше.

Люди провожали лжесвидетелей возгласами «Позор!», а подъехавшую машину скорой помощи встретили аплодисментами. Скандированием «Позор!» была встречена и весть о прозвучавшем приговоре (на оглашение которого не пустили и тех, кто находился в здании суда). Удальцова же до машины скорой помощи и дальше, пока машина не скрылась из виду, провожали дружные возгласы «Свободу!»

Задержания начались именно в этот момент. Первым выхватили из толпы Ярослава Никитенко и втолкнули в стоявший неподалеку автобус. Затем уволокли в автобус, стоявший в проходе у здания суда, Александра Зимбовского и Александра Хатова.

Автобусы специально оборудованы: стекла черные, с какой стороны ни подойдешь – задержанных не видно. Благодаря звонку Зимбовского на мобильный я разобралась, однако, где они находятся, и стала искать чина полиции, отдавшего распоряжение о задержании. Полицейские разного звания, в избытке скопившиеся у места событий, молчали как рыбы, пока я не разглядела кого-то в погонах подполковника. В ответ на мои просьбы выпустить людей он стал заверять, что ничего не знает, только что подошел, будет ждать начальства. Вскоре к нему с теми же просьбами подошли Илья Пономарев с корочками депутата, Илья Яшин и еще некий человек, назвавшийся представителем префектуры. Подполковник долго мялся, потом куда-то отошел, с кем-то переговорил... Минут 10 спустя оба Александра были вызволены и выпущены. Ярослава Никитенко между тем под шумок с площади увезли.

Как выяснилось, Александра Хатова при задержании избивали, дважды с силой ударили по почкам, били по голове и по шее, так что у него осталась сильная головная боль. При том, что били-то полицейские молодые и ражие, у Александра же заметны возраст и седина.

Представитель префектуры умолял людей разойтись – мол, с этим условием людей и выпустили, - просил не собираться у ОВД «Китай-город», куда увезли Ярослава Никитенко: мол, ему пообещали, точно пообещали, что человека выпустят!

Да разве же можно таким обещаниям верить? На Ярославе отыгрались за все горячие возгласы у суда. Он получил сегодня те же 10 суток, что и Удальцов вчера, и будет отбывать их в спецприемнике на Симферопольском бульваре. А в Питере между тем осужден на очередные 15 суток сотрудник «Мемориала» Филипп Костенко.

Люди должны сегодня осознать важность борьбы за каждого невинно осужденного, за каждого незаконно задержанного. Акции в защиту политзаключенных должны сегодня собирать как можно больше людей. Пока власть позволяет себе вытворять то, что вытворяет она с Сергеем Удальцовым, пока полиция позволяет себе бить ни в чем не виновных людей, а судьи типа Ольги Боровковой – клеить беззаконные и бесчеловечные приговоры, никакая эйфория даже от стотысячных митингов не будет, увы, оправдана. И никакие перевыборы не помогут. Только прекращение политических репрессий и освобождение политзаключенных может стать началом добрых перемен.

Организаторы сегодняшних массовых митингов поступают очень правильно, выдвигая на первый план требование об освобождении политзаключенных. Нельзя забывать и о том, в каких тяжелых условиях содержатся политзаключенные, как ужесточились условия содержания в местах лишения свободы за последнее десятилетие и сколько людей в сегодняшнем ГУЛАГе томится без вины.

Как и во времена Советского Союза, у политзаключенных нет положенного по международным стандартам статуса, они отбывают срок вместе и наравне с уголовниками. У них даже нет той отдушины, что была у заключенных советских политлагерей, – возможности общения с близкими по уровню и духу людьми.

Очень важно не забывать о непосредственной помощи политзекам, о той поддержке, которую могут они ощутить за решеткой и колючей проволокой. Если бы каждый из участников массовых акций протеста отправил новогоднее поздравление хотя бы одному или нескольким политзаключенным, это решительно облегчило бы их участь. Именно это смогли бы сделать и те, кто по каким-либо причинам выйти на площадь не сможет.

Даже малая весточка с воли, слова поздравления и добрые пожелания – это неоценимая поддержка в тюрьме. Массовый поток писем узнику может защитить его от произвола администрации.

Можно отправить самую обыкновенную новогоднюю открытку. Еще лучше – вложить в конверт несколько открыток с красивыми видами и репродукциями (ведь узник много лет ничего, кроме стен собственной камеры или унылого вида локальной зоны не видит), несколько конвертов, чтобы и он смог кому-нибудь написать, по возможности и вам ответить.

Ниже я привожу адреса лишь немногих из политзаключенных. Будет очень хорошо, если кто-нибудь дополнит этот список, выложит здесь и другие адреса с краткой информацией о людях, которых необходимо поддержать.

Очень тяжело сейчас Алексею Пичугину – у него пожизненный срок по ложному и абсурдному обвинению; Таисии Осиповой – у нее тяжелое заболевание, малолетний ребенок дома, а прокурор хладнокровно запрашивает по абсолютно не доказанному, нагло сфабрикованному обвинению 12 лет лишения свободы... Да и остальным ненамного легче.

Узник гражданской акции «Стратегия-31»:

172011, Тверская обл. г. Торжок, ул. Старицкая, д. 79, Учреждение ОН-55/4,
Мохнаткину Сергею Евгеньевичу

Узники "ЮКОСа":

186420, Республика Карелия, г. Сегежа, ул. Лейгубская, 1, ФБУ ИК-7
Ходорковскому Михаилу Борисовичу

165150 Архангельская область, Вельский р-н, д. Горка Муравьевская, ФБУ ИК-14
Лебедеву Платону Леонидовичу

461505, Оренбургская обл., г. Соль-Илецк, ФБУ ИК-6
Пичугину Алексею Владимировичу

Узники «Другой России»:

214018, г. Смоленск, пр. Гагарина 16, СИЗО №001 УФСИН РФ,
Осиповой Таисии Витальевне

300012, г.Тула, ул. Мориса Тореза, д.11а, ФБУ ИК-2,
Жеребину Павлу Михайловичу

429820, г. Алатырь, ул. Гагарина, 325, ФГУ ИК-2
Горячевой Елене Викторовне

612700 Кировская область, г. Омутнинск, ул. Трудовых резервов, 125, ИК-17,
Пулину Михаилу Михайловичу

Жертва ложного обвинения в терроризме:

431150, Республика Мордовия, Зубово-Полянский район, п. Парца, ФБУ ИК-13 УФСИН по Республике Мордовия
Муртазалиевой Заре Хасановне

Жертвы шпиономании:

663913, Красноярский край, Уярский район, пос. Громадск, учр. УП-288/16
Данилову Валентину Владимировичу

182277, Псковская обл. Себежский район, пгт Сосновый бор, ИК-6, 9 отряд
Решетину Игорю Андреевичу

Нельзя забывать и о политзаключенных Беларуси – это ведь наши братья по общей беде, к тому же им сегодня гораздо труднее, чем нам.

Адреса белорусских политзеков

В Петровске-Забайкальском приговорили к трем суткам ареста Наталью Филонову, гражданскую активистку и депутата районной думы. Задержали в пятницу в поселке Баляга, куда она приехала к наблюдателям, отвезли в Петровск-Забайкальский и в субботу к вечеру осудили. Как раз на время выборов. Даже в Читу не отправили этот короткий срок отбывать - везти слишком далеко. Оставили в местном отделении, где условий для содержания вообще нет. То есть, значит - спать не на койке, а на скамейке и т.д. С какой же радости ни в чем не провинившаяся женщина должна провести трое суток в таких условиях?

Наталья Филонова координировала работу наблюдателей на выборах в районе. А власти не захотели, чтобы работа наблюдателей была налажена. Предлог для ареста выбрали смешной: не подчинилась полиции во время предыдущего задержания (на том разрешенном пикете в Улан-Удэ, который вопреки закону был разогнан). "Вина", никем не подтвержденная. Но всем все ясно.

Не унывает Надежда Низовкина, коллега Натальи по гражданским акциям: "Присутствие уважаемой личности на избирательном участке дает выборам легитимность, а это вредно. Ее отсутствие больше возмутит людей", - написала она мне в письме.

Действительно, что еще можно было бы придумать для полного подрыва авторитета власти в районе, кроме как посадить на трое суток под выдуманным предлогом наблюдателя на выборах и уважаемого всеми человека? Невольно возникает вопрос: они действительно настолько глупы? Или они специально так делают, чтобы самих себя подорвать?

Ведь, казалось бы, на славу они уже потрудились, чтобы всеми правдами и неправдами удержать в руках всю полноту власти: и партии к выборам допустили только те, что полностью им подконтрольны, и агитацией своей всю страну обклеили... Чего стоит, например, письмо Собянина, полученное по почте мною лично, где он мне сулит райскую жизнь, если проголосую за "Единую Россию", умалчивая, правда, при этом, на чьи деньги были разосланы такие письма всем москвичам и как согласуется подобные использование привилегий мэра с законом. Телевидение, радио, газеты - все работало на них, все - сплошная агитация за "Единую Россию", не говоря уж о собраниях коллективов, о том, что студентов, бюджетных рабочих, силовиков всех мастей гонит на выборы начальство - голосовать за "Единую Россию". Ну, казалось бы, при таких условиях - что волноваться за свое место, за эту власть, прочно захваченную тихой сапой? Наоборот - звали бы наблюдателей, поставили бы вне закона любые нарушения на избирательных участках, чтобы показать всему миру - вот же, честно все...

Нет же! Нервничают, волнуются. Ведут себя так, будто бы в состоянии паники находятся, или алкогольного опьянения. Продержали в аэропорту чуть ли не сутки Лилию Шибанову, директора ассоциации независимых наблюдателей "Голос", отняли ноутбук под нелепым предлогом. "Другую Россию" зачистили, обыски и задержания провели. Кого еще и где по стране задержали - предстоит еще посчитать. Сайты "Голоса", "Эха Москвы", других СМИ атаковали... Зачем все это? Чтобы показать, что нарушения есть, что есть им что скрывать и чего бояться?

Нет смысла искать в подобных действиях логику. Это - неконтролируемый разумом страх и безотчетная паника.

Когда уголовники совершают преступление - они непременно нервничают и в нервозности своей бывают немотивированно жестоки и нелогичны. Они так ведут себя даже тогда, когда ничто им не угрожает, когда сила и обстоятельства явно на их стороне. Есть еще такая поговорочка: знает кошка, чье мясо съела.

Ну что же, пусть нервничают.

Из Бостона пришла грустная весть: не стало Марии Гавриловны Петренко-Подъяпольской, человека редкой доброты, открытости и стойкости. Она ушла 28 ноября на 90-м году жизни.

Без Марии Гавриловны не вообразить правозащитное движение 70-х годов. Еженедельные среды у Подъяпольских были уникальным явлением в жизни мыслящей (инакомыслящей) Москвы - хозяйке дома удавалось создавать своеобразный интеллектуально-нравственный оазис, куда люди могли приходить, чтобы послушать и почитать вслух стихи, поучаствовать в философских и литературных спорах, свободно поговорить на политические темы, а также послужить тому или иному общественно важному начинанию. Мария Гавриловна умела обеспечить такой душевный и теплый прием, что люди чувствовали себя как дома, а о ее пирогах слава шла на всю Москву. «Самое осиное гнездо» - сказали сотрудники КГБ моей знакомой из Владимирской области, «прорабатывая» ее за то, что стала заходить на среды к Подъяпольским.

Помимо стихов и умных бесед на средах решались важные вопросы, связанные с редактированием самиздатской периодики или распределения помощи семьям политзаключенных - решались молча, с помощью переписки, т.к. квартира прослушивалась. Еще до появления Солженицынского Фонда на квартире у Подъяпольских полных ходом шел сбор и распределение средств в помощь политзаключенным и их семьям, а с появлением Фонда дом Подъяпольских стал одной из его «штаб-квартир». В Москве было два таких места, куда можно было прийти, чтобы договориться о регулярной помощи тому или иному политзэку, поучаствовать в работе Фонда: это среды у Марии Гавриловны Подъяпольской и пятницы у Нины Петровны Лисовской. И там, и там фоном события была добрая и гостеприимная хозяйка, и важнейшие дела решались за чашкой чая, душевным угощением и интереснейшими разговорами. Мария Гавриловна и Нина Петровна были очень дружны между собой.

Через жизнь Марии Гавриловны прошла любовь, давшая, как мне кажется, импульс всей ее деятельности по защите людей и помощи людям. «Мою жизнь можно разделить на два периода: жизнь до встречи с Гришей и жизнь вместе. Жизнь вместе продолжается и по сей день», — писала она в воспоминаниях, изданных под одной обложкой с воспоминаниями Григория Подъяпольского в 2003 году, 27 лет спустя после его гибели. Я не зря говорю - гибели: то, как описывает Мария Гавриловна в воспоминаниях смерть своего мужа от инсульта в саратовской командировке, куда отправили его в ходе «зачистки» Москвы от нежелательных элементов в дни XXV съезда, больше похоже на убийство, чем на случайный инсульт.

Григорий Подъяпольский в 1969 году вошел в знаменитую Инициативную группу защиты прав человека, в 1970 - в Комитет прав человека Сахарова, стал составителем и соредактором документов Комитета, редактором и подписантом важнейших коллективных правозащитных писем тех лет. Мария Гавриловна была верной спутницей и помощницей во всех общественных делах мужа, стойко переносила все связанные с его деятельностью беды: обыски, допросы, угрозы со стороны органов КГБ. После его гибели она продолжила его деятельность, активно выступая в защиту политзаключенных. В 1980 году ее насильно вывезли из Горького при попытке навестить в ссылке А.Д. Сахарова. Кроме политзаключенных правозащитников, имена которых были широко известны, она поддерживала тех, о ком меньше знали на Западе, и делала все от нее зависящее для того, чтобы предать их судьбу широкой огласке ради защиты. Так, она долгие годы заботилась о многолетнем узнике политлагерей и спецпсихушек Михаиле Кукобаке, писала ему, писала о нем и всем неизменно напоминала о его трагической судьбе. Многие узники, освобождаясь, проходили через квартиру Подъяпольских, получая здесь первую помощь и поддержку.

Когда я оказалась в ссылке, одним из первых людей, приславших мне весточку, была Мария Гавриловна. Она регулярно писала мне письма и присылала бандероли, чем поддерживала, даря на расстоянии мир и тепло своей души. Мария Гавриловна не хотела уезжать из страны. Еще в дни, когда КГБ склонял к эмиграции ее мужа, они говорили друг другу, как невыносима мысль об отъезде, когда друзья находятся в заключении - она трогательно описала в воспоминаниях один такой диалог, состоявшийся у них поздним вечером по пути от Сахарова и Боннэр.

Мария Гавриловна уехала в Штаты в 1988-м, когда все уже вышли на свободу и ей самой ничто уже не угрожало. В Бостоне оказались ее дочь и внуки - она не могла без них жить.

Мария Гавриловна и Григорий Сергеевич, оба геологи, познакомились в геологической экспедиции в 1952 году. Два любящих сердца нашли друг друга и как единомышленники в критическом осмыслении советской действительности, осознании чуждости здравому смыслу советской идеологии. Традиция свободолюбивых поэтических и литературно-философских сред зародилась в их доме еще в 50-е годы, когда подобные собрания мыслящих людей в узком кругу карались заключением. Но судьба миловала, и традиция семьи продержалась более 30 лет, став незаменимым событием в жизни многих людей.

Мария Гавриловна до конца своих дней продолжала дело мужа - мыслителя и правозащитника, будто согревая светом своей любви пространство вокруг себя - явление редкое и бесценное.

Вечная ей память!

О причинах отказа Сахаровского центра Лимонову в помещении для выдвижения в президенты все уже сказано. Я о другом: о последних строках гневной реплики Сергея Аксенова, касающихся лично академика Сахарова. Я полагаю, что уважаемый Сергей просто не располагал информацией и, скорее всего, вообще мало знал об Андрее Дмитриевиче - иначе бы ему и в голову не пришло высказать такое.

Он пишет, как Матвей Крылов был поражен тем, что «в квартире Сахарова сам академик занимал собственно всего одну комнату, в которой ничего, кроме кровати и стола со стулом, не было». Я хочу сообщить уважаемому Сергею более поразительную вещь: у академика Сахарова вообще не было своей квартиры, равно как и комнаты, и предположение о его «нескольких квартирах» и «многочисленной челяди» является нелепой фантазией, на какую даже оголтелая советская пропаганда не отваживалась.

Свою единственную квартиру Андрей Дмитриевич оставил выросшим детям, когда, будучи вдовцом, вступил во второй брак и вселился в квартиру своей тещи. Кроме тещи и жены, в этой небольшой квартире проживали двое детей Елены Георгиевны Боннэр, муж ее старшей дочери и позже - их двое детей. Таким образом - четыре поколения в двух небольших смежно-изолированных комнатах знаменитой квартиры на улице Чкалова (ныне Земляной вал). Никакой отдельной комнаты, как вы понимаете, у Андрея Дмитриевича долгие годы не было. Однако же стиль взаимоотношений в этой семье был таким, что поговорка «в тесноте, да не в обиде» сюда как нельзя кстати подходит. Не только сами обитатели квартиры на тесноту не жаловались, но и многочисленные гости, как на огонек стекавшиеся в эту обитель душевного тепла, не чувствовали здесь тесноты.

Эта квартира, ее климат и ее нравственная обстановка сыграли незаменимую роль в нашей истории. Важнейшие пресс-конференции западным журналистам в условиях слежки и «железного занавеса» давались в ее стенах, важнейшие вопросы зарождавшегося правозащитного движения решались на ее кухне. Здесь предавались широкой огласке проблемы политзаключенных, составлялись документы в их защиту, велась работа, помогавшая выжить людям в условиях ГУЛАГа времен «застоя».

В январе 1980 года академик Сахаров был арестован и последующие 7 лет провел в ссылке. Только в самом конце 1986 года ему разрешили вернуться в Москву. О том, что у академика нет своей комнаты, Михаил Горбачев узнал с не меньшим удивлением, чем Матвей Крылов о «всего одной комнате». Задача улучшить жилищные условия Андрея Дмитриевича была заявлена тогда на высшем уровне. Однако от большой квартиры в академическом доме Сахаров отказался. Тогда-то и выдали ему московские власти такую же небольшую двухкомнатную квартиру этажом ниже, расселив две проживавшие в ней семьи. И у академика наконец-то появился свой изолированный кабинет и своя спальня для отдыха. В прежней квартире, как и до ареста, бурлила жизнь, приходили люди, обсуждались важнейшие деловые вопросы и проблемы, касающиеся судеб страны, велись душевные разговоры на кухне. В квартиру же этажом ниже жена академика не пускала никого, никому не давала того телефона, и здесь Андрей Дмитриевич впервые за долгие годы мог работать в полном уединении. К сожалению, этой привилегией академик обладал менее полутора лет. 14 декабря 1989 года он скончался от сердечного приступа, полученного после стрессового заседания Верховного Совета накануне. Это и есть та самая квартира, на превращение которой в музей Сахарова собирает деньги Сахаровское движение, к которому принадлежит нынешний политузник Матвей Крылов.

Откуда же взялись фантазии о «нескольких квартирах» Сахарова в этом подъезде? Очевидно, Матвей Крылов был введен в заблуждение офисом Фонда и архива Андрея Сахарова, расположенным рядом с квартирой-кабинетом академика. Эту квартиру-офис власти Москвы передали Фонду Сахарова в 1993 году, то есть четыре года спустя после смерти академика. Что же касается фантазий о «многочисленной челяди», то за эту ложь действительно впору бы извиниться Сергею Аксенову перед детьми и внуками Елены Георгиевны, перед памятью ее мамы, но его частично извиняет полное незнание обстоятельств жизни академика Сахарова.

Увы, термин «нацбол» соответствует характеру некоторых представителей этого движения, способных по-большевистски резко высказаться, не разобравшись даже в сути вопроса. Хочется адресовать их к примеру академика Сахарова, к его трудам, его статьям на общественно-политические темы, к его воспоминаниям и дневникам. Прочтите все это, ребята! Прочтите хотя бы те его высказывания, которые вывешены на стене в Сахаровском центре, всегда открытом для вас как место для любых ваших дискуссий и круглых столов. Обратитесь к примеру человека, который жестко противостоял чудовищному монстру огромной тоталитарной империи с ее идеологическим террором и неумолимым подавлением свободы слова, но сохранял при этом качества редчайшей доброты, мягкости и деликатности.

А «несколько квартир» Андрей Дмитриевич по своему статусу академика-ядерщика действительно мог бы иметь, равно как и много денег, но он ни во что не ставил свои академические привилегии, будучи человеком совсем других интересов. Вступив на стезю правозащитной деятельности, он одну за другой эти привилегии терял, пока не потерял и саму свободу. Его равнодушие к материальным благам, готовность пожертвовать и тем немногим, что имеет, ради правды и совести пусть и сегодня как пример противостоит опустошающей атмосфере века алчности и агрессивного восприятия мира.

Положение тяжелобольного Зубайра Зубайраева в Минусинской тюрьме продолжает оставаться невыносимым. Лежачий больной, он не получает лечения и находится в полной изоляции. Уже более месяца с ним не может встретиться по просьбе родственников адвокат. Во время последнего посещения тюрьмы представители администрации в очередной раз объяснили адвокату Олегу Базуеву, что Зубайраев на предложение выйти к нему ничего не ответил и «лежал на кровати, закрыв глаза рукой».

Дело в том, что Зубайраев не может ходить сам, у него в результате побоев сломан позвоночник. В сентябре на встречу с правозащитниками его приносили на плечах другие заключенные. Однако сейчас, как сообщают представители Красноярской ОНК, в камере с Зубайраевым находятся два инвалида, которые сами еле ходят и поэтому не могут носить на себе Зубайраева. В такой ситуации предложения Зубайраеву встать и выйти к адвокату выглядят издевательством. Ни носилок, ни иной помощи для того, чтобы добраться до комнаты свидания с адвокатом, ему не предоставляют. А специальных указаний на то, что к тяжело больному осужденному адвокат может прийти в камеру, в законе нет, потому что лежачие больные должны по закону находиться в больнице, а не в тюрьме.

Зубайраев отказывается лечь на освидетельствование в Красноярскую тюремную больницу по двум причинам. Во-первых, ему не предлагают специальных условий для транспортировки, а ехать общим этапом он, лежачий больной, физически не может. Во-вторых (и это главное), он был уже минувшим летом в этой больнице, и его там зверски избили охранники "за русских солдатиков, погибших в Чечне", сломали позвоночник, сделали тяжелым инвалидом. Избивавшие, конечно, не знали о том, что Зубайраев никогда не был боевиком, ему и не вменяли участие в НВФ. Но их это и не интересовало, для них любой чеченец — объект для вымещения ненависти. И ехать туда, где служат такие садисты, Зубайраев по понятным причинам отказывается.

У Зубайраева есть все основания для того, чтобы быть освобожденным по состоянию здоровья. Однако администрация тюрьмы и Красноярский УФСИН создают ему такие условия, при которых медицинское освидетельствование, необходимое для такого освобождения, становится невозможным. До конца срока Зубайраеву осталось меньше года, но родственники уже теряют надежду дождаться его живым.

Система ФСИН была и остается тяжелейшей язвой нашего общества. Наследница сталинского ГУЛАГа, она остается аппаратом подавления и уничтожения человека. «Будешь жаловаться — живым отсюда не выйдешь». Эти слова Зубайр Зубайраев слышал от начальства в колониях Волгограда, которые славятся пыточными условиями содержания заключенных, как и другие колонии Поволжья, судя по отчаянным письмам заключенных в правозащитные организации оттуда. Жалуешься на произвол, не подавлен страхом, не реагируешь на угрозы, продолжаешь жаловаться — живым не выйдешь.

Зубайраев не побоялся рассказывать адвокатам и правозащитникам обо всех случаях избиений и истязаний, зная при этом, что каждая новая жалоба повлечет за собой новый виток мучений и пыток. Перевели в другой регион, в далекий Красноярский край, в условия более жесткие, в руки тех же истязателей, не знающих жалости и совести и привыкших к своей полной безнаказанности.

Вернется ли Зубайраев живым? Это во многом зависит и от нашей поддержки, от интереса общественности к его делу. Зубайраеву можно написать письмо, прислать слова поддержки, добрые пожелания. И это поможет. Адрес Зубайраева:

662606, Красноярский край, Минусинск, ул. Горького 14, учр 288/Т, Зубайраеву Зубайру Исаевичу

Интересно бы все-таки знать, почему именно Сергея Удальцова более всех гражданских активистов возненавидели власти. Может быть, они боятся его? Боятся той силы духа убежденного в своей правоте человека, которой им не достичь ни при каких условиях, не купить ни за какие наворованные миллионы. Чуть ли не по три раза в месяц они арестовывают Сергея и отправляют отсиживать какое-то количество суток в спецприемнике. Зачем? Он использует только законные методы протеста - чем же он им так страшен? Они арестовывают его даже на пикетах и митингах, ими же санкционированных.

Сергей Удальцов применяет самую крайнюю меру протеста против этих незаконных арестов - сухую голодовку. За здоровье Сергея тревожно, а вот за душу его спокойно. Такой ясности сознания и такому здоровью души можно только позавидовать.

Лично мне чужды политические пристрастия Серея Удальцова. Я сидела когда-то в политической тюрьме краснознаменной страны и знаю, как неумолимо жесток коммунистический тоталитаризм. Но то, что я считаю идеологическими заблуждениями Сергея Удальцова, никак не умаляет в моих глазах тот подвиг, который мужественно и упорно он совершает. Он заступается за людей, по отношению к которым вершится произвол, за выселяемых из домов, как это было в "Речнике". Он появляется там, где власти грубо попирают права человека, где в корыстных целях истребляют и без того загубленную экологию Москвы, незаконно сносят дома, вершат свои грязные и мелкие делишки, попирая интересы того населения, которому по долгу службы обязаны служить. Сергей пламенно помогает людям, которые в повседневности своей, может быть, и знать не хотят о том, что такое гражданская позиция и гражданская активность. Но он помогает им вне зависимости от того, помогут ли они кому-нибудь в ответ. Это и есть подлинная гражданственность.

Много лет назад в мордовских лагерях политзаключенный Кронид Любарский прочел посвященный ему реферат священника Сергея Желудкова "Христианство для всех", и между атеистом Любарским и православным пастырем Желудковым завязалась интереснейшая переписка, вовлекшая в свой круг и политзаключенных мордовских лагерей, и московских читателей самиздата. Сергей Желудков утверждал, что такие люди, как Кронид Любарский, - это анонимные христиане, пусть не имеющие веры во Христа, но движимые духом христианства. Несмотря на множество возражений, которые вызвало это утверждение священника, очевидным остается то, что подлинная сила и жизнь человеческого духа не замыкается рамками религиозности, и не по границам конфессий проходят ее грани. Человек, пламенно и деятельно заступающийся за других людей, болеющий за них душой, вне сомнения достигает высокой планки жизни духа.

К чему я, собственно, все это? Да к тому, что если нам самим не под силу противостоять беззаконию властей так, как это делает Сергей Удальцов, то пусть же достанет нам силы защитить этого человека, пусть достанет разума и воли не сидеть сложа руки, когда он в очередной раз держит в неволе сухую голодовку.

Ведь такими людьми надо дорожить, в конце-то концов!

ОТКРЫТОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ В ПОДДЕРЖКУ СЕРГЕЯ УДАЛЬЦОВА: СБОР ПОДПИСЕЙ