Когда люди возвращаются с войны (неважно, в качестве кого они там побывали), им трудно бывает привыкнуть к мирной повседневности. Им трудно понять, как могут люди так вот беззаботно сидеть в кафе, ходить в кино, думать о карьере и о деньгах, радоваться пустякам и ссориться из-за мелочей, тогда как в это же время и где-то, в сущности, совсем недалеко царит иная реальность. Там не хватает воды, там прячутся в сырых подвалах от обстрелов, дети ходят неухоженными и голодными, а раненые не получают необходимой помощи. И человек, вернувшийся оттуда, испытывает острое чувство одиночества среди этих равнодушно идущих мимо, не способных выслушать, понять, осознать, ужаснуться, захотеть помочь или хотя бы просто-напросто посочувствовать.

Что-то похожее переживает и заключенный, вернувшийся домой. Замечательно написал об этом человек, не побывавший в неволе, - Владимир Высоцкий. В одной из своих песен он выразил это состояние, описав мир «равнодушных, слепых» прохожих глазами вернувшегося зэка, который с горечью восклицает: «Так зачем проклинал свою горькую долю, // видно зря, видно зря, // Так зачем я так долго стремился на волю...»

Вот такие невеселые мысли пришли как-то сами собой, когда я получила недавно письмо из Соликамска от Юсуфа Крымшамхалова. Я писала уже о нем и о его деле - на Юсуфа и его подельника «повесили» взрывы домов в Москве осенью 1999 года. Суд проходил в закрытом режиме, адвокат Трепашкин, защитник потерпевших на этом суде, был арестован по сфабрикованному делу за несколько дней до начала процесса...

Юсуф отбывает пожизненное заключение за чужое преступление.

«Если обвиняемый виновен, - пишет Юсуф, - он должен получать абсолютно справедливый с точки зрения совести и морали и полностью законный приговор - независимо, суровый он или мягкий, главное - СПРАВЕДЛИВЫЙ И ЗАКОННЫЙ. Если же обвиняемый невиновен и это действительно так, за него надо бороться сильней, чем за спасение жизни в реанимации. Сильней, чем за спасение тонущего, и ни в коем случае нельзя допустить осуждения невиновного».

Эти строки Юсуф написал после прочтения тюремных стихов Юлия Даниэля. Стихи произвели впечатление и на него, и на его сокамерников. Один из них по имени Николай перефразировал стихотворение Юлия Даниэля «Приговор»:

..Чужие скорби грусть моя вберет,
Гнетет тюремная усталость.
За годом год, стучится старость.
А впереди лишь боль невзгод...
Жизнь рушится, и робы черный цвет
Олицетворяет сердце Соликамска.
Я наг душой и нищенски одет,
Но приговору отвечаю - нет!

«Я прилагаю этот стих к письму, - пишет Юсуф. - Пожалуйста, не судите его строго как поэта, он не занимается этим постоянно. Но душевный порыв несогласия и неприятия вылился в эти строки. И я с ним согласен и солидарен - нельзя соглашаться с приговором, которой полностью несправедлив с точки зрения Человечности, совести и морали, полностью нарушает и попирает закон!»

Кто он, этот Николай? Какова его история, за что он получил пожизненное заключение? Юсуф не написал об этом. Но я знаю, что отстаивание и доказывание своей невиновности в суде усугубляет у нас участь человека. И не удивлюсь, если окажется, что Николай получил пожизненное потому, что слишком твердо стоял на своей невиновности.

А сколько таких у нас - заживо погребенных, приговоренных к бесконечно долгому сроку несправедливо? По новым правилам никакой надежды у человека, осужденного несправедливо и незаконно, на пересмотр дела нет. Приговор вступил в законную силу, сроки обжалования в кассационной и надзорной инстанции прошли, или оставлены жалобы без удовлетворения - и все, никакой суд новых жалоб на приговор не рассмотрит...

«Ведь человек, попадая в места лишения свободы, в эту среду, тонет и гибнет не только физически, теряя здоровье и годы жизни, а что еще страшнее и хуже, тонет и гибнет духовно и морально, - пишет Юсуф. - И только очень редким, единичным людям удается сохранить веру в Бога и людей, совесть и честь. Одни из самых грязных мест на земле - это места лишения свободы. Нет страшнее симбиоза тех, кто сидит, и тех, кто их охраняет. Это сообщество в большинстве своем не имеет веры, совести и чести, сплошные подлость, грязь, предательство...»

Я послала Юсуфу открытку с объемным изображением скачущих лошадей. Он ответил, что вырос в местах, где мальчишки с ранних лет умеют управляться с конем. «А что может быть красивее и лучше, чем скакать на коне - свободным и счастливым!» - заканчивает он письмо.

Если бы среди дел, захлестывающих нас в повседневности, мы выкраивали время, чтобы протянуть руку помощи жертвам войны (без разбирательств, какая из воюющих сторон права), помогли бы спасению хотя бы одного, двоих, троих... Или если бы сочли своим долгом доносить слова сочувствия и поддержки жертвам несправедливых приговоров...

Чем больше неравнодушных и готовых помочь - тем больше и надежд на исцеление. А ГУЛАГ и война как были, так и остаются у нас незаживающими болевыми точками.

Я давала уже адрес Юсуфа, когда писала о нем. Адрес с тех пор не изменился. Было бы хорошо, если бы побольше писем с добрыми пожеланиями ему приходило.