Сенцову дали 20 лет. Правильно! Человек, который назвал русских оккупантами Крыма, заслуживает двадцатки, урод! Украина 23 года насиловала Крым.

Эдуард Лимонов, писатель

Ваша позорная речь не будет забыта историей.
А литература сама Вам отомстит за себя, как мстит она всем, кто отступает от налагаемого ею трудного долга. Она приговорит Вас к высшей мере наказания, существующей для художника, - к творческому бесплодию. И никакие почести, деньги… не отвратят этот приговор от Вашей головы.

Лидия Чуковская. Михаилу Шолохову, автору "Тихого Дона"

"На самом процессе мы имели возможность услышать о применении угроз и пыток сотрудниками ФСБ в отношении Сенцова и Афанасьева. Достаточно интересно, что люди, использующие такие методы для получения показаний, не стесняются обвинять в терроризме нас", - говорил в последнем слове Александр Кольченко. И добавить тут нечего. Дело Сенцова - это циничный бред о том, как заложники пытались устрашить террористов.

Завтра в отношении Олега Сенцова и Александра Кольченко вынесут приговор. Тема чуть ли не впервые получила большой резонанс, внезапно по ней высказалась с позиции "специалиста по террористам" Юлия Латынина. Приводя примеры из мировой истории, она указывает, что Сенцову было бы лучше не отрицать вину, а отстаивать свое право на борьбу с оккупантами. При этом она полагает, что Сенцову стоило доказывать, что насилия над людьми не совершал, ущерб нанес маленький - и вообще занимался хулиганством, а не террором. Латынина не сомневается, что Сенцов участвовал в поджогах и подготовке взрыва, потому что на него указали другие фигуранты дела. Никаких мотивов его или себя оговаривать у них быть не могло, говорит она, хотя их всех и пытали. По ее мнению, у государства есть "серьезные доказательства" виновности Сенцова. Будто бы Сенцов называет себя невиновным в угоду правозащитной общественности, а общественность не имеет никаких аргументов в пользу невиновности Сенцова, кроме того, что он режиссер. И главное, в большом тюремном сроке Сенцова будут виновны правозащитники, разозлившие государство "враньем" о его невиновности.

Меньше всего мне хочется опровергать мнение Латыниной, настолько оно некомпетентно и абсурдно. "И ляпай, но ляпай уверенно!" Однако в этом тексте есть видимость логики и связности, которая может обмануть неискушенную большую аудиторию, плохо разбирающуюся в деле, поэтому придется его растащить по косточкам.

"И вот 11 мая 2014 года ФСБ арестовывает в Крыму активиста Майдана Олега Сенцова". Это, конечно, не ложь, но и не правда. Официально Сенцова арестовали 11 мая, но по факту похитили днем ранее. Если уж автор упоминает о пытках, более того, утверждает, что эти пытки действительно были, то хорошо бы и знать обстоятельства задержания. Это, впрочем, не так важно сейчас.

"И никаких обстоятельств дела, когда начался шум, не приводили ни ФСБ, ни возмущенная общественность, просто все сетования общественности сводились к тому, что думать, будто режиссеры могут быть замешаны в противоправной деятельности, может только вконец озверевшая кровавая гэбня". А вот это уже откровенная чушь. Во-первых, дело было засекречено. Необоснованно, никакой гостайны там не было. Адвокаты не имели возможности давать качественную и полную информацию.

Во-вторых, информация все же сочилась с обеих сторон. Вот о деле 30 мая 2014 года публично отчитывается ФСБ. Вот от того же дня слив оперативной съемки на Первом канале. Из нее понятно, что Чирния поймали со взрывными устройствами в рюкзаке. В этом же репортаже Чирний и Афанасьев на камеру рассказывают о том, как Сенцов давал им указания. А вот репортаж "Граней" от 7 июля 2014 года. В этот день Сенцову продлевали арест. Там есть вся основная фабула обвинения: и поджоги, и оперативный эксперимент, и муляжи бомб. Дело в том, что на продлениях ареста частично зачитывались материалы дела. Видеооператоров при этом из зала выгоняли, но пишущей прессе делать аудиозаписи не запрещали. Так мы узнавали почти все, включая имена фигурантов, находящихся в розыске. Правозащитный центр "Мемориал" при этом ждал, когда подписка о неразглашении перестанет действовать, и, только имея на руках обвинительное заключение, признал Олега Сенцова и Александра Кольченко политзаключенными. В числе аргументов профессия Сенцова не упоминалась, как не оценивался и уровень творческого развития Кольченко. Amnesty International, как верно указала Латынина, выступила с заявлением о незаконности ареста сразу же, но вот только позиция AI опять же не имела никакого отношения к миру кино. Организация заявила о том, что Крым - оккупированная территория, а значит, согласно статье IV Женевской конвенции, вывоз гражданского населения в оккупирующую державу полностью запрещен. Речь шла обо всех фигурантах, этапированных в Москву.

Кто хотел, тот обстоятельства дела знал задолго до "суда". Кто упал с Луны - что тут поделаешь. Латынина утверждает, что обстоятельства оперативного эксперимента, на котором попался Чирний, открылись во время процесса в Ростове-на-Дону (в реальности же примерно за год до этого) и это якобы перевернуло наивные представления о том, что обвинение не оперирует никакими фактами. На самом деле таких представлений не было, все (кто хотел) знали, что Чирния поймали с поличным, что он дал показания против Сенцова. Просто сторонников Сенцова факт этих показаний не убеждал в том, что он причастен к подготовке взрыва, а сейчас тем более. Высказывания в духе "режиссер не террорист" кампанию поддержки действительно иногда сопровождали, но чаще не вызывали отклика "возмущенной общественности". Другим она была возмущена.

"Примечательно, что арест других обвиняемых по этому делу (а это Чирний, Афанасьев, Кольченко) вот не вызвал такого вала возмущения художественной общественности. Для меня это тоже было как-то дико, потому что получалось, что режиссеру сидеть по дутому обвинению нельзя, а простым смертным – ну, пожалуйста". Если речь идет не о правозащитной, а именно о художественной общественности, то чудо уже в том, что они вступились хотя бы за своего коллегу. А есть, например, сообщество анархистов, которое сконцентрировалось на поддержке Кольченко. Кроме того, степень вовлеченности в события у каждого фигуранта разная, как разная и степень давления со стороны репрессивной машины. У Сенцова это соотношение самое дикое: он не участвовал ни в одной из акций, его причастность утверждается лишь на основании выбитых под пытками показаний, при этом ему шьют самые тяжелые статьи. Его обвинение более дутое, чем у других фигурантов.

"Чирний попросил Пирогова принести ему взрывное устройство: он и его друзья хотели взорвать памятник Ленину в Константинополе". Симферополь, Константинополь, некрополь - какая разница, когда есть концептуальное Мнение... хотя черт с ним с Константинополем, все могут оговориться.

"И вот, согласно показаниям Чирния, которые он дал в обмен на сделку со следствием, от которых он сейчас отказался..." А вот это уже серьезная фактическая ошибка. Чирний не отказывался от показаний. Отказался Афанасьев. Перепутать их можно, только будучи совсем не в теме.

Но самое интересное, что Латынина, думая, будто Чирний отказался от показаний, упоминает об этом вскользь, словно это не заслуживает внимания и ни о чем не говорит, и никак сами показания не опровергает.

"Вот скажите, пожалуйста, что мы должны думать? Что Чирний не провокатор, не подлец, человек, рисковавший свободой, по какой-то причине взял соврал и оговорил невиновного украинского патриота?" Нет, мы включим дурака и ни в коем случае так не будем думать. Мы должны думать, что у людей, попавших в лапы ФСБ, нет никаких причин оговаривать себя, знакомых, незнакомых, друзей, маму, папу... Что членов группы "реально пытали", но к делу это не имеет никакого отношения. Их так просто пытали. Что Чирнию, который, кстати, был вовлечен во все три эпизода дела, не могли предложить на выбор 20 лет или 7 лет: 20 - если не даст нужных показаний. Что самым случайным образом Чирний сначала указывает в показаниях на Геннадия, который якобы просил взорвать памятник, а уже через день на Олега.

Кстати, Афанасьев еще и себя частично оговорил. Когда я читала обвинительное заключение, у меня возникло четкое ощущение, что Афанасьев к взрыву памятника не имеет отношения. Его признание в этой части нужно было, чтобы ФСБ могла сваять дело о террористической группе, приставить к Сенцову двоих "свидетелей". Позже, когда он решился на публичный отказ от показаний, он именно это и сказал адвокату Александру Попкову: в поджогах участвовал, о Ленине даже не слышал.

"Или мы должны думать, что Олег Сенцов поступил так, как имеет право поступить человек, считающий свою родину оккупированной?" Если уж мы взялись за телепатию и угадываем, что у человека в голове, давайте подумаем о том, что у Сенцова есть мозги. Деятельность Сенцова, о которой мы знаем по его рассказам и по описаниям соратников, была весьма насыщенной и конструктивной. Он вывозил украинских военных из Крыма, снабжал заблокированные части продовольствием, искал похищенных активистов - в общем, это то, что делают для освобождения заложников от террористов, то есть украинцев - от российских властей и силовиков. Это действие прямое, направленное на результат, имеющее цель, а поджечь дверь или насрать в тапки - это действие кривое, а не прямое. И мне сложно представить, как человек, разрывающийся между семьей, творчеством и активизмом в экстремальных условиях оккупации, может придумывать коварные планы обжигания кухни офиса "Единой России" темной ночью.

Если уж мы вступили на скользкий путь разговоров о правдоподобии, то простите, как в группе из 5-10 человек может быть лидер, полностью дистанцированный от всего, что делают его "подчиненные"? Зачем он передает деньги не Чирнию лично, хотя тот находится рядом, а через Афанасьева? Разве непонятно, что такие детали сюжета пишутся, чтобы был второй "свидетель"? Неужто нужно давать Афанасьеву указание собрать информацию о видеонаблюдении (а все равно ведь попали под камеру), путях отхода вокруг "Русской общины"? Сам он не догадается? Зачем тут вообще Сенцов? Чтобы "довести до сведения" гениальный план: "двое туда, двое сюда"? В чем вообще смысл руководства, если, по версии ФСБ, Кольченко и Боркин не явились на первый поджог, хотя и были включены в "план", и ничего им за это не было? Почему руководителя никто не слушается? Зачем одному Чирнию три координатора: Сенцов, Афанасьев, Цириль, который уехал из Крыма до референдума, но которого ФСБ называет почти наместником Яроша в Крыму? Ответы же очевидны: Сенцова приплели к делу искусственно.

"...Теперь каждый бомбист, коммунист, исламист и так далее, пойманный с поличным, обязательно утверждает, что "Рафик ну совершенно "неуиновен". И благодаря такой пропаганде даже Бен Ладен предстает у нас в образе Иисуса Христа. Эти проклятые пиндосы сами взорвали башни-близнецы, чтобы скомпрометировать мирный ислам". Я просто оставлю это здесь. Я не знаю, почему у Латыниной Бен Ладен предстает в образе Христа, и не хочу этого знать.

"Эта позиция в устах даже приличных людей, не говоря уже о настоящих террористах, она не случайна, потому что она востребована гигантской социальной прослойкой, вот всех этих правозащитных бюрократических организаций... А это значит, что, реши Сенцов публично отстаивать свою позицию, то он имел бы очень важный аргумент: он не террорист, потому что взрыв памятника, хотя бы и с политическими целями, это не терроризм, а хулиганство". Кольченко делает именно так. И? За помощь в одном поджоге, за причинение ущерба неподтвержденного размера не существовавшему на тот момент юрлицу ему просят 12 лет. Ну а правозащитные организации в его случае поддерживают эту позицию, не отворачиваются.

"Заняв позицию, комфортную для правозащитного сообщества, группа украинских патриотов зато потеряла в другом". Какая еще группа? Там у каждого своя позиция. "Во-первых, она потеряла возможность озвучить свою позицию". Сенцов только этим и занимается, что на каждом продлении ареста, что в своих пояснениях, что в последнем слове. Озвучивает позицию так, что "Эхо Москвы" отказывается ставить на сайт видео, где он называет Путина кровавым карликом.

"Она представила украинских патриотов (того же Чирния и Афанасьева) как каких-то детсадовцев, которые ничего не могут толком взорвать, зато оговаривают зачем-то невинных людей". Так все и было. У Чирния на первом поджоге окурок потух в луже бензина, на втором он не смог стекло разбить, а потом у него загорелась балаклава на лице - так что он пострадал больше, чем офис ЕР. Взрыв он готовил гордо, надеясь отмежеваться от прошлых союзников и набрать себе новых, но набрал одних стукачей. К тому же Чирний и Афанасьев вину признали, и очевидно, что именно это мешает им отстаивать позицию, а никак не то, что Сенцов вину не признал.

"Она подтвердила российскую пропаганду, что все население Крыма в едином порыве хочет вступить в Российскую Федерацию, а противников ну вот вообще нет". Ага, то есть если Сенцов не взрывал памятник, значит, он не противник вступления Крыма в РФ...

"Когда человек говорит "я это сделал" и объясняет почему, но смотрите, ущерб маленький, тогда, ну, я не могу сказать, что... Вряд ли наше государство просило по минимуму. Но государство особенно звереет от того, когда ему лгут в лицо. Потому что у государства есть достаточно серьезные доказательства, и вместо этого его, извините, макают в дерьмо и рассказывают ему, что Сенцов совершенно "неуиновный". И в такой ситуации государство звереет и сажать начинает не за то, что сделал человек, а за то, что он отрицает, что это сделал". Не буду гадать, что сподвигло Латынину сказать эти слова. Важно, что у читателя они активизируют стокгольмский синдром, а играть на этом во времена непрерывного гостеррора аморально.

"Но Сенцов сейчас получит 20 с лишним лет, и тоже в значительной степени благодаря активности этого правозащитного сообщества, с моей точки зрения". То, что всех сажают адвокаты, журналисты и правозащитники, не новость. Настолько не новость, что следак Артем Бурдин сразу же после похищения Сенцова пообещал ему 20 лет. Он же заранее знал, как его и государство вызверят правозащитники.

Уверенность, что Сенцов невиновен, основана на материалах дела, а не на позиции, будто взрывать памятник Ленину - это что-то плохое. Так же и Надежда Савченко имела полное право стрелять в сторону захватчиков, и ее пуля по неосторожности могла убить некомбатантов, но к инкриминируемому ей эпизоду непричастна, поскольку попала в плен раньше, чем произошел обстрел.

Просто потому что позиция общественности связана не столько с тем, в чем виновны или не виновны заложники, а с теми террористическими преступлениями, которые совершает российское государство. Теракт - оккупация Крыма. Терроризм - патрулирование улиц полулегальными боевиками в пользу другого государства. Террор - похищения и пытки людей, действительно устрашающие население. Взятие заложников с лишением их гражданства. Фальсификация обвинений.

И, конечно, тот факт, что человек не имеет отношения к инкриминируемым действиям, отягощает вину государства-террориста.

В среду Мосгорсуд оставил в силе приговор в отношении Ларисы Галкиной - тяжелобольной женщины с психиатрическим диагнозом. Она была осуждена на пять лет колонии за продажу лекарства, содержащего психотропное вещество, которую спровоцировали сотрудники ФСКН.

Прокуратура Ларисе Галкиной инкриминировала целый букет уголовных статей - ч. 3 ст. 30 ("покушение на преступление"), ч. 1 ст. 228.1 ("незаконные производство, сбыт или пересылка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов") и ч. 3 ст. 234 ("незаконный оборот сильнодействующих или ядовитых веществ в целях сбыта, совершенные организованной группой либо в отношении сильнодействующих веществ в крупном размере").

Суть дела состоит в том, что Галкина поддалась неоднократным настойчивым просьбам по телефону девушки Вики и согласилась продать ей две упаковки транквилизатора "Золомакс", которые она купила себе в аптеке по рецепту лечащего врача. Сумма сделки составила 4 тысячи рублей.

О том, что золомакс запрещен на правительственном уровне к свободному обороту, а "Вика" в действительности - сотрудница ФСКН, Галкина узнала уже после своего задержания оперативниками.

Тимирязевский райсуд избрал для Галкиной наказание в виде реального лишения свободы, несмотря на то что женщина признала себя виновной по этому эпизоду и раскаялась в своих действиях.

Сейчас она удерживается в психиатрическом отделении московского СИЗО "Бутырка" и в судебном заседании участвовала посредством конференц-связи.

Своим решением Мосгорсуд убрал из приговора Тимирязевского райсуда пункт о том, что Галкина якобы хранила лекарства, содержащие психотропные вещества, с целью сбыта. В действительности она их хранила потому, что принимала сама по назначению своего лечащего врача, что подтверждается его показаниями.

В результате Галкиной смягчили приговор на 2 месяца, итого срок наказания назначен 4 года 10 месяцев.

Все остальные доводы защиты Галкиной были отклонены. Адвокат Игорь Гречишкин указывал, в частности, на фальсификацию подписей в протоколах следственных действий и на то, что в дни, которые записаны в этих протоколах, Галкина из следственного изолятора не вывозилась. Понятые, с его точки зрения, не были объективны и фиксировали только нужные следствию обстоятельства.

При этом потерпевших по делу нет (поскольку в качестве "покупателя" выступала сотрудница ФСКН), а сама Галкина никакой общественной опасности не представляет.

Наконец, осужденная - больной человек, состоящий на учете в психоневрологическом диспансере, нуждающийся в постоянном наблюдении врача и медикаментозном лечении. Будучи лишенной всего этого во время этапирования и в колонии, она может погибнуть.

"Я больше не буду верить людям", - сказала Лариса Галкина в своем заключительном слове в Мосгорсуде.

После оглашения судебного решения осужденная выразила желание его обжаловать в вышестоящих инстанциях, вплоть до Европейского суда по правам человека, где ее интересы намерен представлять юрист Центра содействия международной защите Игорь Зубер. Он ставит под сомнение и законность метода провокации, в результате которой была задержана и впоследствии осуждена Галкина, поскольку без активной роли провокатора не было бы ни состава, ни события преступления. В практике Центра уже имеются выигранные в ЕСПЧ дела подобного рода.

Но приговор Галкиной вступил в силу. Процедура обжалования может проходить без непосредственного участия заключенной в то время, когда она будет находиться уже в колонии.

Примечательно, что председательствовала на заседании апелляционной инстанции судья Наталья Олихвер. Как пишет журналист Валерий Ширяев в своей книге "Суд мести", до 2001 года Олихвер работала рядовой судьей Железнодорожного районного суда Ульяновской области. Уже тогда она была известна беспрецедентно суровыми приговорами, а также абсолютной преданностью начальству.

Перейдя на работу в первую инстанцию Мосгорсуда, занимающуюся рассмотрением уголовных дел по существу, Наталья Олихвер участвовала в резонансных судебных процессах. В частности, она дала бывшему сотруднику ЮКОСа Алексею Пичугину 20 лет по его первому уголовному делу - за "организацию убийства" без трупов. Европейский суд по правам человека в 2012 году признал этот судебный процесс несправедливым, нарушающим ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Когда-то давно существовала такая 188-я статья Уголовного кодекса - "Товарная контрабанда", - по которой было много страшных дел. Когда прокуратура рассказала Сенцову про 23 года строгого режима, я вспомнила дело, по которому женщине-бухгалтеру, которая сейчас работает у нас в "Руси сидящей", грозило 23-24 года именно по этой статье. В этом страшном деле речь шла о ввозе в Россию строительного пластика, того самого, которым занималась Елена Батурина с ее знаменитыми креслами и тазиками.

Товарной контрабандой на самом деле называлась неправильная уплата или неуплата таможенных пошлин. В делах это выглядело как будто, аки тать в ночи, перелезая через колючую проволоку, привязав к ногам копыта, люди ввозят огромные фуры, специально чтобы обмануть наше государство. А самих таможенников или пограничников в делах нет.

А на самом деле ситуация ясна: ты что-то ввозишь на территорию Российской Федерации - и покупаешь таможенника на свой страх и риск. Это чисто таможенный доход. Хочешь ввезти пять килограммов сыра - подари ему килограмм. Хочешь ввезти тонну сыра - заплати пятьсот евро. Кто же откажется от такого дела?

Эту статью отменили в период медведевской либерализации, и логика тоже была понятна. На самом деле классическое определение контрабанды: незаконная доставка или вывоз из страны продукции и товаров, которые продукцией или товарами не являются. Это всегда три позиции: оружие, наркотики и живой товар, люди. Все остальное - это неуплата таможенных пошлин, то есть экономические нарушения - или взятки. Это логика, принятая во всех странах мира. Если мы начнем вывозить проституток в Турцию - это контрабанда. Если мы ввезли пластик из Финляндии в Россию, не уплатив наложенных пошлин, - это все остальное.

Но Российская Федерация, как всегда, идет впереди планеты всей: к списку "наркотики, оружие, живой товар" теперь добавляется пармезан. Таможенники как бы вернут 188-ю статью, но не механически, а приравняв сыр к наркотикам. А на практике это просто будет дороже. Ввоз тонны сыра будет стоить не 500 евро, а как будто мы ввозим ядерное оружие.

Помимо того, что они в разгар кампании очень хотят понравиться лично руководству, есть очень важная сторона медали: они снова становятся субъектом возбуждения уголовных дел, то есть имеют право инициировать посадки. Теперь от них зависит - казнить тебя или миловать. А свобода дороже сыра.

И это вполне исполнимо. Я несколько дней наблюдаю эффект работы горячей линии прокуратуры, куда можно стучать на санкционные продукты: думаю, народ будет стучать на хамон с удовольствием.

На фоне приговора активисту "Другой России" Олегу Миронову, вызвавшего ажиотаж в СМИ, почти не замеченным оказалось другое решение, которое в этот же день вынес тот же Замоскворецкий районный суд Москвы. По обвинению в мошенничестве (ч.4 ст.159 УК) на 7 лет лишения свободы был осужден российский ученый-атомщик из Обнинска, доктор наук, директор Физико-энергетического института имени А.И. Лейпунского Сергей Калякин.

Приговор вынесла судья Наталья Чепрасова, известная, в частности, тем, что приговорила болотника Дмитрия Ишевского к трем годам и двум месяцам лишения свободы в колонии общего режима. Она же отказалась освободить по УДО другого фигуранта Болотного дела Алексея Гаскарова. А в этом мае Наталья Чепрасова присудила 10 суток административного ареста главному редактору "Ежедневного журнала" Александру Рыклину и общественному деятелю Сергею Шарову-Делоне за акцию в канун трехлетней годовщины столкновений.

Калякин и трое его сообвиняемых - сотрудники ФЭИ Александр Лукьянов и Алексей Зайцев, а также Леонид Кеворков, представлявший ООО "Энергоинжиниринг", - были признаны виновными в хищении средств, направленных в ФЭИ по двум договорам с проектно-конструкторским филиалом ОАО "Концерн Росэнергоатом". Эти средства были предназначены для реализации проектов в области водородной взрывобезопасности атомных электростанций. В качестве субподрядчика было привлечено ООО "Энергоинжиниринг". По версии следствия, поддержанной судом, в действительности работы этой фирмой не проводились и таким образом были похищены деньги, которыми Калякин якобы распорядился по своему усмотрению.

Текст приговора после четырех месяцев судебного следствия настолько совпал с обвинительным заключением, что в него попали даже материалы, не оглашавшиеся в суде (например, протокол одной из очных ставок). В значительной своей части он строится на показаниях Лукьянова и Зайцева, сотрудничавших со следствием и давших показания на Калякина, категорически отрицающего свою вину.

О методах, с помощью которых следствие добилось этого сотрудничества, можно догадаться, учитывая признания осужденного Кеворкова. 80-летний сотрудник НИЦ "Курчатовский институт", участник ликвидации последствий чернобыльской аварии, он, по версии гособвинения и суда, был посредником между ООО "Энергоинжиниринг" и ФЭИ. На досудебном следствии он тоже дал показания на Калякина. Но на суде признал, что подписывал не соответствующие действительности протоколы допросов из-за плохого физического и психологического состояния. Дознаватели приходили к жене Кеворкова и в 12 часов ночи, и в 6 утра. Сам обвиняемый в это время находился в больнице, чего не скрывал. Но вместо того чтобы посетить его там, следствие объявило Кеворкова в розыск. В конце концов следователь Чалый (занимавшийся этим уголовным делом на его начальной стадии) предложил ему сделку - остаться на свободе под подпиской о невыезде в обмен на необходимые следствию показания. Кеворков согласился.

Но обещанного не произошло. Дело перешло к следователю Ковальскому, который вместо подписки о невыезде ходатайствовал о домашнем аресте, и суд это ходатайство удовлетворил. Кеворкову же Ковальский объяснил, тот должен "еще что-то сказать", чтобы его отпустили.

Впрочем, сам Ковальский, выступая на суде в качестве свидетеля, утверждения о каком-либо давлении отверг.

Прокурор Тимашова в ходе прений сторон просила для Кеворкова 5,5 лет реального срока, что для пожилого и не очень здорового человека могло быть равнозначно пожизненному заключению. Но в итоге он получил 6 лет условно. А сотрудничавшие со следствием Лукьянов и Зайцев, рассчитывавшие на условный срок - 4 и 3,5 года общего режима соответственно. Они были взяты под стражу в зале суда.

Складывается впечатление, что уголовное дело в отношении Калякина скроено по испытанным лекалам. Силовые структуры сейчас используют два механизма преследования ученых - обвинение в шпионаже или в мошенничестве. Но если растущее число "шпионов" уже вызывает у общественности вопросы и даже противодействие (вспомним дело многодетной матери из Вязьмы Светланы Давыдовой), то обвинения в мошенничестве действуют без осечек.

Напрашивается предположение, что истинная причина преследования Калякина – в разногласиях ученого с руководством "Росатома". Как в Академии наук была создана ФАНО, точно так же в "Росатоме" была создана компания "Наука и инновации", которую возглавил Вячеслав Першуков. В 2013 году Калякин отказался от предложения о сотрудничестве с ЗАО "Наука и инновации".

Косвенно подтвердил эту версию и сам Першуков, имевший в судебном процессе статус представителя потерпевшего и давший показания суду. "Ущерб не исчисляется в списании или начислении денежных средств госкорпорации. В данном случае имеет место ущерб прав и обязанностей, которые выполняет госкорпорация по заданию правительства по управлению государственной собственностью", - сказал он.

Чиновники, на содержание которых из бюджета выделяются большие деньги, хотят управлять учеными - энтузиастами своего дела, работающими за 12-15 тысяч рублей в месяц. Вместо того чтобы избавить их от бюрократической бумажной работы, как это было лицемерно обещано при осуществлении реформ, чиновники требуют от ученых бесчисленных отчетов, не давая им сосредоточиться на научной деятельности. А несогласные рискуют отправиться по стопам Калякина и других осужденных ученых, осмелившихся перечить государственной машине.

Но тем самым чиновники рубят сук, на котором сидят. Ведь такие, как Калякин, обеспечивают научное развитие и ядерную безопасность России.

В прениях сторон на судебном процессе Калякин, помимо прочего, рассказал, что на стене в кабинете следователя видел плакат с изображением весов, где на одной чаше гиря с надписью "Правосудие", а на другой - наручники. И наручники перевешивают.

По-моему, это очень красноречивая и точная иллюстрация нашего правосудия.

Извините меня за излишнюю, может быть, самоуверенность, но я почему-то твердо уверен, что мне в общих чертах понятно, что такое различные человеческие чувства, и что мне более или менее свойственно опасение эти самые чувства как-либо задеть.

А также я уверен в том, что никогда не позволю себе пошутить насчет чего-либо, если хотя бы могу предположить, что таковые шутки могут кого-нибудь обидеть.

Позволить себе любые шутки и любые игровые "кощунства" я могу, лишь находясь среди людей, чьим чувствам юмора и стиля - каковые, между прочим, как и прочие чувства, тоже бывают восприимчивы к оскорблениям, - я доверяю как минимум так же, как своим.

Так вот.

Вся эта якобы обиженная и оскорбленная сволота, нагло и крикливо шляющаяся по выставкам современного или даже не очень современного искусства или по-хозяйски вваливающаяся на собрания нормальных современных граждан, устраивающая шумные погромы и кошачьи концерты и с разной степенью неправдоподобия симулирующая экстатическое бешенство, ни к каким чувствам, кроме чувства ненависти, постоянно и мучительно ищущей своего применения, отношения не имеет.

И это даже странно не только доказывать, но и просто обсуждать.

И уж совсем нелеп вопрос относительно того, какие меры примет по отношению к их "художествам" государство. Да никаких!

Во-первых, потому, что никакого государства, по крайней мере в общепринятом смысле этого слова, просто нет. Все институты, имитирующие государственные и как бы призванные обеспечивать и защищать конституционные права и свободы граждан, исходят не из цивилизованного принципа "прав - не прав", а лишь из принципа стаи - "свои - не свои".

Эти же ребята для этого, с позволения сказать, государства не просто "свои". Они, собственно говоря, и есть государство. Уж какое есть. Они и есть государство, хотя и в максимально обнаженном, гротескном, карикатурном обличье. Местные государственные институты - суды, полиция, следственные комитеты и депутатские корпуса - и сами по себе вполне тянут на карикатуры. А это уже карикатуры на карикатуры.

Они всего лишь претворяют в жизнь все то, о чем вполне открыто говорят различные протоиереи, министры культуры и прочие специалисты и специалистки по "скрепам" из отмеченных повышенной густопсовой духовностью и погромным патриотизмом периодических изданий.

Да и не хотел бы я, если честно, чтобы они подверглись преследованиям от своих же. Во-первых, как я уже говорил, это было бы странно и, в общем-то, несправедливо. Во-вторых, вряд ли кого-нибудь из нормальных людей обрадовало бы, если бы эта бесноватая шобла обрела статус "мучеников за идею".

А вот если кто-нибудь из тех, у кого в какой-то момент совсем исчерпается душевный ресурс, позволяющий терпеть эти наглые и безнаказанные выходки, не жалуясь дяденьке милиционеру, а совсем по-простому, как это было принято в годы моего дворового детства...

Впрочем, тут я, как сознательный, законопослушный и взрослый гражданин, умолкаю. А то ведь экстремизм, знаете ли, возбуждение вражды по отношению к социальной группе "подонки", то-се...

Ну, вот я, допустим, видел в сети репортаж об уничтожении там нескольких десятков тонн польского сала. Вам жалко польское сало? Вы считаете, что польское сало должно во что бы то ни стало попасть к социально нуждающимся людям в России? Вы считаете, что нельзя сжигать? Ну, а я считаю, что это вредный продукт в любом случае...

Максим Шевченко, журналист, член Совета по правам человека

Он же рассказывал, что на Украине в лагерях тяжелее, чем в Сибири, ничего мясного не разрешают даже в передачах, а в зоне прикрепили к стенду кусок сгнившего сала с надписью: "Позор салоедам!"
- Что ж, у вас начальник лагеря иудей или мусульманин, что запрещал свиное сало есть?
- Да просто сам свинья.

Андрей Амальрик. "Записки диссидента"

Лейла и Ариф Юнусовы приговорены к 8,5 и 7 годам лишения свободы.

Когда в январе 1989 года я приехала в Баку, чтобы понять, что думает интеллигенция Азербайджана о карабахском конфликте, группа молодежи пригласила меня в мастерскую одного художника. Они создали инициативный центр «Народного фронта», как это тогда делалось и во многих других республиках СССР. Там я познакомилась с теми, кто потом возглавил в Азербайджане разные политические течения, в том числе и достаточно радикальные.

Лейла и Ариф Юнусовы стали для меня самими важными людьми из этой группы, потому что именно они в первую очередь занимались правами человека и гуманитарными проблемами.

Издатели газеты «Экспресс-хроника» Александр Подрабинек и Сергей Лёзов просили меня перед отъездом поискать в Азербайджане кого-нибудь, кто стал бы их корреспондентом. Газета была неподцензурная, но уже распространялась открыто, хотя еще не было понятно, как будут развиваться события в стране. Я многих просила об этом, но согласилась только бесстрашная Лейла. Остальные боялись нажить неприятности. Ежедневно я звонила Лейле Юнусовой. Она и ее муж Ариф снабжали меня информацией, и это требовало от них большого мужества. Тогда еще не было прямой телефонной связи, заказывать разговоры нужно было через телефонистку. Это означало, что она могла слышать все.

Когда в ночь с 19 на 20 января 1990 года в Баку вошли советские войска, солдаты стреляли во всех направлениях, стреляли по окнам домов, в спины людей, давили техникой легковые машины. Я позвонила Лейле, и вдруг телефонистка вмешалась в наш разговор и начала ей угрожать. "С кем ты разговариваешь? - кричала она. - Если русским позволено убивать наших детей, то и тебя надо прикончить!" Она легко могла устроить Лейле большие неприятности, найдя ее адрес по номеру телефона.

Официальные советские СМИ не давали правдивой информации. Только благодаря Лейле мир узнавал о трагедии, разыгрывавшейся в Баку. От нее получали сведения о происходящем мировые информационные агентства.

Ариф во всем и всегда был рядом с ней. Он из Азербайджана передавал мне имена пропавших без вести в Нагорном Карабахе азербайджанцев, чтобы армяне могли проверить, были ли они среди пленных. С армянской стороны Сурен Золян передавал мне списки армян. Официальные контакты между Арменией и Азербайджаном были тогда практически исключены. Моя квартира превратилась в дупло, через которое шел обмен списками пропавших с обеих сторон.

Представители двух народов, которые на протяжении веков жили рядом, больше не могли говорить друг с другом.

В 1992 году мы организовали встречу интеллигенции Армении и Азербайджана в приграничном районе Казах-Иджеван. Лейла Юнусова был координатором с азербайджанской стороны, а с армянской стороны организацию взяла на себя Анаит Баяндур. Нам удалось составить и подписать обращение к народам с призывом к миру.

В последние годы мы встречались редко. Маленькая международная группа по поиску без вести пропавших и содействию освобождению пленных в зоне карабахского конфликта ушла из региона, когда при Ильхаме Алиеве в Азербайджане освобожденных пленных стали сажать за измену родине на огромные сроки.

Однако, кто из азербайджанцев ни обращался бы ко мне за помощью, все говорили, что поддержку им или их родственникам оказывала Лейла Юнус. Кто скажет, что Ариф и Лейла не были патриотами Азербайджана в лучшем смысле этого слова, солжет - в искренность его я не поверю. И я стыжусь того, что мы так мало сделали для их защиты.

В результате судебного пинг-понга между Донецким городским судом и Ростовским областным судом (дважды пересылавшими друг другу ходатайство защиты об изменении места подсудности) Надежда Савченко с 25 июля находится в СИЗО Новочеркасска в ожидании начала процесса. Теперь движение по делу возможно не раньше 15 августа.

Сегодня я посетил Надежду в новочеркасской тюрьме. Мы общались примерно час. Конечно, она очень недовольна волокитой в ростовских судах. Ее, как и прежде, держат в одиночной камере. Она говорит: "Я слышу тюрьму, которая живет своей жизнью, но я даже не могу ни с кем пообщаться". С ней работают психологи, которые, по всей видимости, боятся за себя а не за нее и страхуются, выполняя инструкции: после голодовки у нее в деле стоит пометка: "склонна к побегу и самоубийству".

Надежда очень ждет начала процесса - это будет какое-то движение. Она человек активный, и бездействие ее деморализует.

К тому же здесь в Новочеркасске жарко - больше тридцати градусов. У нее есть вентилятор, но мозги плавятся.

Поступает почта, но немного. Раньше было много писем через услугу "ФСИН-письмо", а в новочеркасском СИЗО эта система не работает. Не все еще знают новый адрес, хотя мы его всюду размещали. У нее в камере есть телевизор, она смотрит новости, но говорит, что это можно смотреть только первые месяцы, потом это уже становится совершенно невозможно. Сегодня передам ей несколько книг. На следующей неделе к ней приедет сестра, она очень этого ждет.

Тем временем ростовские суды трогательно выдерживают положенные процессуальные сроки: дали четверо суток на перевод постановления на украинский язык, десять суток на обжалование после вручения постановления. Мы сообщили, что обжаловать не собираемся, но когда им нужно, они сроки выдерживают.

Задержка может быть связана и с тем, что в Ростовском областном суде сменился председатель. Не исключено, что люди не захотели взять на себя ответственность и дожидались нового председателя.

Думаю, что вопрос о подсудности будет решаться с политических позиций. Возможно, еще одна из причин волокиты в том, что в середине августа какие-то ключевые кураторы, которые занимаются этим делом, сейчас просто в отпуске, отсюда такое безветрие.

P.S. Адрес для писем: ФКУ СИЗО-3; 346408, Ростовская область, г. Новочеркасск, ул. Украинская №1. Савченко Надежда Викторовна, 1981 г.р.

Следственный комитет возбудил в Нижнем Новгороде дело по факту оскорбления Оксаны Водяновой, страдающей ДЦП и аутизмом. Оксану вместе с няней охрана пыталась выгнать из кафе с обидными для больного человека комментариями и угрозами. Случай привлек большое внимание прессы, после того как об этом написала ее сестра - топ-модель и филантроп Наталья Водянова.

Как только скандал стал достоянием общественности, СКР объявил, что возбудил дело по пункту "а" части 2 статьи 282 УК (унижение человеческого достоинства по признаку принадлежности к социальной группе с угрозой применения насилия).

Эта квалификация неправомерна по меньшей мере потому, что инкриминируемые высказывания не были публичными: их слышали всего три человека, один из них посторонний. Потом пришли еще три охранника. Возможно, еще пара официантов.

"Социальная группа" как объект оскорбления - это тоже в данном случае не подходит. Лучше бы уж внесли признак инвалидности прямо в формулировку 282-й статьи. Впрочем, это менее принципиальная претензия.

Возможно, в Cледственном комитете торопились отреагировать, не подумали. Но переквалифицировать дело никогда не поздно.

Для ситуации вроде этой есть другая статья - "дискриминация" (как в Уголовном, так и в Административном кодексах). И случай с Оксаной Водяновой - чистый случай дискриминации. Но она настолько редко применяется, что о ней, видимо, все забыли.

А случаи, когда людей наказывали за непубличные высказывания, в том числе по 282-й статье, бывали и раньше. В июле нынешнего года "Мемориал" признал политическим заключенным Антона Изокайтиса из Старой Руссы. Изокайтис был осужден на два года колонии-поселения за то, что, будучи задержан, в отделении полиции "одобрял терроризм" и "возбуждал ненависть к русским". Его слышали только несколько полицейских, а на суде он раскаялся - но получил реальный срок.

Законы, так или иначе ограничивающие свободу выражения по мотивам, которые обществом воспринимаются как политические, всегда проблематичны. Это относится и к наиболее популярному полю ограничения – к высказываниям на темы этничности и религии, но не только к ним.

Одна из проблем - формулировка критериев ограничений. В законодательстве они обычно разбросаны по разным нормам, так что люди в них легко путаются. В современной России сложилось довольно широкое представление, что есть такая ст. 282 УК, она про "экстремизм", а "экстремизм" - это все плохое.

Соответственно, во-первых, под статью 282 нередко подводятся высказывания и действия, которые следовало бы оценивать по другим нормам, и не обязательно УК (случай Водяновой), а во-вторых, действия, к которым есть этические претензии (разной степени общепринятости), но может и вовсе не быть правовых.

Эти предрассудки распространены и среди правоохранителей, и это не менее важно, чем их стремление к улучшению отчетности. Не говоря уж о менее распространенных, но более заметных случаях политического заказа.