Начать стоит с того, что почти всю позапрошлую зиму я принимал участие в событиях харьковского Евромайдана. Я тогда еще не считал себя патриотом Украины, но уже любил эту страну и хотел не допустить здесь диктатуры, развитие которой уже наблюдал в России. Ходил на Майдан практически каждый день, иногда приходилось участвовать в обороне от титушек, которые периодически пытались нас разогнать, в ОДА почти все время стоял в первой линии обороны, в день захвата администрации сепаратистами чудом оказался в другом месте, буквально в трех минутах от здания.

Однако, поскольку тогда я находился в Украине фактически на правах туриста, в марте пришлось возвращаться в Краснодар, где также не хотелось быть просто наблюдателем. Поразил объем лжи в российских СМИ и особенно тот факт, что эта ложь принималась россиянами за чистую монету - даже мои родственники верили не мне, как очевидцу и участнику событий, а информации из телевизора.

Разумеется, таковыми были не все, я смог найти единомышленников, которых зазомбировать официальная пропаганда не смогла. Проводили с ними одиночные пикеты против оккупации Крыма и за освобождение политзаключенных, пытались противодействовать кремлевской пропаганде и в интернете, однако весь результат тогда ограничивался нашими страницами в соцсетях и несколькими публикациями в пабликах, по большей части украинских.

Тогда мы решились на более масштабные действия и как ответ сепаратизму на востоке Украины запланировали проведение так называемого Марша за федерализацию Кубани. Как известно, марш был запрещен, событие "ВКонтакте" было заблокировано на территории РФ, а на нас посыпались многочисленные угрозы. Однако все это не отменило наши замыслы, и мы сменили формат акции на народный сход, без атрибутики и аппаратуры, то есть просто собрание граждан. Тем не менее за день до акции задерживают Дарью Полюдову - основного организатора марша, а при самой попытке провести сход - уже меня, причем в обоих случаях это происходит по сфальсифицированным обвинениям, формально не связанным с акцией. На меня напали с сигнальным пистолетом, после чего меня же и арестовали на 15 суток. Стало очевидно, что находиться в стране небезопасно.

Уже когда срок ареста подходил к концу, я узнал, что Дарью из спецприемника вывезли в СИЗО ФСБ и обвиняют уже в уголовных преступлениях. Мне же пришлось побеседовать с сотрудником ФСБ, но удалось не сказать лишнего и все-таки выйти на свободу.

Когда после всего этого мне позвонил этот самый сотрудник и пригласил на очередную "беседу", я понял, чем это может обернуться, и в тот же день отправился автостопом в Белгород, где пересек границу и таким образом избежал необоснованного заключения.

На украинской стороне меня сначала не хотели пропускать, хотя по законодательству и были обязаны. Все-таки пропустили, после того как за мной туда приехал мой друг, за что я ему безмерно благодарен. В Украине я снова смог дышать свободно, увидел своих друзей и единомышленников и понял, что, наверное, уже никогда не вернусь обратно в Россию, где я чувствовал себя как во вражеской крепости.

Сразу после приезда я обратился в Миграционную службу, где написал заявление на статус беженца, после чего начался долгий и непростой процесс. Я уже успел связаться с харьковскими активистами и журналистами, поучаствовать в нескольких патриотических акциях, дать несколько интервью, когда получил первый отказ. "Заява э очевидно необгрунтованою" - таков был ответ чиновников, и это при том, что в России меня уже объявили в федеральный розыск, включили в "список террористов и экстремистов", а по уголовным статьям там мне грозило до 8 лет! После этого мои друзья - активисты, правозащитники, журналисты - подняли шум в СМИ и соцсетях, и мы обжаловали отказ. Даже начальник Миграционной службы Харьковской области назначил мне встречу и пообещал взять дело под личный контроль. После этого я выиграл суд, и дело пошло дальше.

В целом процесс шел больше года, за это время я нашел жилье у друзей в центре Харькова, работу дома за ноутбуком, не пропустил почти ни одной патриотической акции, мы с друзьями создали даже свое движение и дискуссионный клуб. Изменились и мои политические взгляды - с анархо-синдикалистских на либертарианские и националистические.

И вот 2 ноября я получил вместо временной справки постоянный документ, который дает мне почти все права гражданина, не могу я только избирать и быть избранным и не подлежу призыву в Вооруженные cилы.

Хотелось бы поблагодарить всех, кто меня поддерживал, помогал мне и освещал мой процесс. Это наш с вами совместный небольшой шаг на пути к будущим большим победам!

С русским народом сложнее. В ХХ веке он четырежды подвергся разделению. Последнее, самое масштабное, в 1991 году, сопровождалось утратой исторических земель и перевело 25 млн русских в позже укоренившийся разряд "соотечественников за рубежом"... Нужно ли российскому государству и обществу, преодолевая многообразные препятствия, искать единства с этой отрезанной от нас частью русского народа?.. Мы располагаем огромным массивом свидетельств того, как поверх границ, таможен, гражданств и внешнеполитических изотерм русские люди в других странах стремятся к какой-то связи или даже воссоединению с Россией. Разве не в этом феномен русского Крыма, в течение 23 лет добивавшегося своего права на волеизъявление?

Константин Затулин, директор Института стран СНГ, член Общественной палаты

Десять миллионов немцев оказались за пределами Рейха в двух основных областях расселения - немцы, которые желают вернуться на свою родину!.. У меня не будет права появиться в анналах истории, если я беспечно брошу эти десять миллионов на произвол судьбы... Плебисцит в Австрии доказал мою правоту. На нем было сделано самое пламенное признание - признание, которого весь остальной мир просто не ожидал. Разве мы не убеждаемся раз за разом, как на глазах демократий плебисцит становится неудобным и даже вредным для них, когда он не приносит им желаемых результатов? Несмотря на все это, проблема была решена в пользу единого великого немецкого народа. И сейчас мы находимся перед последней великой проблемой, которая должна быть решена и будет решена!

Адольф Гитлер. Речь в берлинском Дворце спорта 26 сентября 1938 года

И, наконец, последнее. Мое приглашение Олегу (Кашину. - Ред.) по-прежнему остается в силе. За пять лет в регионе многое изменилось. Пусть приезжает, у нас будет возможность все посмотреть и, глядя в глаза, обо всем поговорить.

Андрей Турчак, губернатор Псковской области

- Гугеноты, - говорила Екатерина Медичи... - Не бойтесь! Приезжайте в Париж. Мы вас не тронем. Наоборот, проведем с вами очень веселую Варфоломеевскую ночь (1572 г.).
Гугеноты, конечно, еще не знали, что такое "Варфоломеевская ночь", обрадовались, приехали в Париж, и им там устроили такую ночь, что гугеноты до сих пор не могут вспомнить о ней без отвращения.

"Всеобщая история, обработанная "Сатириконом"

30 октября мы пришли к Соловецкому камню на Лубянке, чтобы продолжить давнюю традицию советских узников ГУЛАГа отмечать этот день как свой, особенный. Напомню, в этот день в 1974 году "антисоветчик" Кронид Любарский и "террорист" Алексей Мурженко организовали в мордовских лагерях праздник неповиновения - с голодовками, бойкотом и требованием от начальничков соблюдения по отношению к ним норм международного права, ведь они, как и тысячи других политических, были незаконно осуждены по уголовным статьям.

В 1991 году День политзека превратился в День памяти жертв ГУЛАГа. В то время, радуясь крушению коммунистического режима, аресту ГКЧП, мы по наивности полагали, что у нас теперь демократия и политзаключенных более не предвидится. Но мы ошибались. В 2000 году к власти вернулось КГБ (ФСБ), получив ее без борьбы, в виде опрометчивого подарка от Бориса Ельцина - Путину. Посадки по надуманным предлогам к 2015 году стали привычной вещью.

Теперь День памяти жертв репрессий отмечается 29 октября у Соловецкого камня оглашением списка имен расстрелянных и замученных в советские времена (акция "Мемориала" так и называется: "Возвращение имен"). Зажигаются свечи, возлагаются цветы. Приходит множество людей, чьи родные и близкие погибли от рук палачей в сталинские и позднесоветские времена.

Таким образом, День памяти сам собой перекочевал на 29 октября, и "Возвращение имен" имеет уже десятилетнюю традицию. Что хорошо. А вот День политзека, 30 октября, как бы повисает в воздухе, в пустоте. В этот день, конечно, тоже несут цветы к камню на Лубянке с утра и до ночи. Но списка имен живых узников, заложников режима нового, эфэсбэшного образца, почему-то никто не читает. Как будто их и нет вовсе. А они есть.

Мы, группа московских активистов, решили восстановить справедливость. И вовсе не в пику "Мемориалу", который 29 октября возвращает имена умерших, не оглашая по недосмотру имена живых 30-го (хотя это законный политзековский день в календаре). А чтобы возродить давнюю традицию Кронида Любарского и Алексея Мурженко, в которой снова есть необходимость.

Мы пришли на Лубянку, в сквер, где горели свечи и лежали цветы - как дань памяти жертвам, - чтобы назвать имена политзаключенных нового путинского периода. Список этот, который выложен в сеть составителями "Новой хроники текущих событий", конечно далеко не полный. В нем более двухсот имен, в перечне есть даже такой "спорный" политзек, как Борис Стомахин, но отсутствуют, например, Владимир Квачков, Иван Асташин и его группа, Илья Романов, "приморские партизаны", да и многие другие, чьи имена невольно ищешь среди прочих. Конечно, со временем они там будут.

К вопросу о "спорности" некоторых персон, кого правозащитники не готовы, не спешат признать узниками совести, хочу напомнить такой выразительный факт. Алексей Мурженко, один из легендарных учредителей Дня политзека в 1974 году, обвинялся в попытке угона самолета - как террорист. И такая попытка на самом деле была, без преувеличений. Но по нормам международного права - впоследствии - его мотивы были расценены как политические.

Около трех часов мы оглашали возле Соловецкого камня имена тех, кто нам известен. Михаил Удимов также провел одиночный пикет с плакатом "Свободу политзаключенным". Полиция приехала, но забирать нас в такой день все-таки не стала. Мы договорились и впредь собираться здесь с такой вот миссией. Причем не только в День политзека, а гораздо чаще. У нас ведь чуть ли не каждый день кого-то сажают, только успевай добавлять в список . Особенно полюбились карательным органам статьи "за экстремизм", "разжигание розни", которые легко применить к любому блогеру, учителю, журналисту. Что и делается очень активно.

Свободу политзаключенным.
Смерть фашистской империи Путина.
Лубянка будет разрушена

Предвижу комментарии здравомыслящих людей: то, что случилось с Натальей Шариной, - это результат нагнетания в стране истерии, создания атмосферы ненависти и охоты на врагов. В этой атмосфере уверовавшие в собственную безнаказанность опричники совсем распоясались. Система пошла вразнос, и отдельные ее звенья в своем служебном рвении действуют вразнобой, не думая о последствиях.

Стоп, одну минуточку. Когда опричники из СКР издевались над Шариной, дело против нее комментировал сам спикер бастрыкинской ОПГ Маркин. А это значит не только то, что решение об открытии уголовного дела принималось на уровне высшего начальства «русиш гестапо», но и то, что «концепция» этого дела разрабатывалась и согласовывалась там же. Считать, что руководство СКР не просчитывает последствий своих действий, значит недооценивать противника. Точно так же, как и считать, что Бастрыкин не контролирует своих подчиненных.

В СКР точно знали, что дело будет резонансным. Более резонансным, чем дело Светланы Давыдовой. Предполагать, что руководство ведомства могло допустить в этом деле «эксцесс исполнителей», значит держать Бастрыкина совсем уж за идиота. Нет, все действия «исполнителей» носили демонстративный характер и именно на резонанс и были рассчитаны.

Команда Бастрыкина - вполне самостоятельный игрок на российском политическом поле, имеющий свою идеологию, программу, политические цели, стратегию достижения этих целей. Эта команда последовательно выступает за приоритет «интересов государства» по отношению к правам человека, не признает верховенства международно-правовых норм, лоббирует введение новых и новых идеологических запретов, ограничений на критику власти. Фактически это активная и влиятельная часть условной «партии тоталитарной реставрации», причем способная осуществлять эту реставрацию на практике. Прямо сейчас. То, чем занимается СКР последние несколько лет, - это реставрация сталинской машины репрессий. Каждое громкое политическое дело, организованное СКР, - это «ходовые испытания» очередной извлеченной из исторического чулана детали машины террора. Пока на уровне модели. Как бы в миниатюре. Но в результате все детали распакованы, смазаны, проверены и соединены друг с другом. Осталось только запустить машину в целом.

Смысл дела Шариной не только в создании прецедента уже совсем недетских репрессий за «запрещенную литературу». Это еще и демонстрация не регламентированного никакими процессуальными ограничениями насилия над жертвой репрессий. На немедленно возникающие ассоциации с практиковавшимися в 37-м пытками лишением пищи, воды и сна все и было рассчитано. Жертве репрессий (а заодно и всему обществу) показывают: ты лагерная пыль. Ты никто, и с тобой могут сделать все что угодно. И никакие «медицинские показания» тебя не защитят.

«Партия тоталитарной реставрации» прекрасно понимает неэффективность идеологических запретов в современном мире информационных технологий. Поэтому технические ограничения на перекрытие доступа к «идеологически вредной литературе» она обязательно будет стремиться компенсировать запугиванием несогласных. С тем чтобы сломить волю к сопротивлению, к неподчинению идеологическим запретам. Поэтому бастрыкинская охранка обязательно будет не только добиваться дальнейшего ужесточения репрессивного законодательства, но и демонстрировать свою способность осуществлять нерегламентированное насилие в духе 37-го года. Даже если сегодня власти как бы отыграют назад и закроют дело Шариной «за отсутствием умысла на разжигание», эффект запугивания уже достигнут.

Жестокие и не регламентированные правовыми нормами расправы с несогласными будут обязательным элементом политической системы, предполагающей наличие обязательной государственной идеологии, идеологического воспитания и идеологической мобилизации граждан государством (через образование, массовые организации, начиная с детских, контролируемые государством масс-медиа и т.д.). И неважно, называется ли эта обязательная государственная идеология «марксизмом-ленинизмом» или «исторически сложившейся в России системой ценностей», из под которой откровенно торчат уши уваровской триады «православие-самодержавие-народность».

В раннюю перестройку вожди КПСС любили поговорить про «исторически сложившуюся однопартийную систему» и сделанный в 1917 году «социалистический выбор советского народа». Который, естественно, окончателен и обжалованию не подлежит. Так исторически сложилось. Главное здесь то, что этот невесть когда сделанный «исторический выбор» сакрализируется и табуируется. Попытки его пересмотра объявляются предательством. Исторически сложившиеся «наши ценности» противопоставляются «чуждым нам ценностям», влияние которых угрожает нашему «историческому выбору». От чего, естественно, надо защищаться - в том числе и идеологическими запретами. Так вот, подобная система никогда не работала и не будет работать без репрессий.

Поэтому жаловаться Путину на Бастрыкина столь же нелепо, как жаловаться Бастрыкину на его подчиненных. Бессмысленно также спорить с режимом по поводу правильности применения его антиэкстремистского законодательства. Каждый, кто защищал правомерность этого законодательства, рассчитывая на его использование против фашистов и антисемитов, сегодня несет личную моральную ответственность за то, что делают с Натальей Шариной.

Удастся ли остановить тоталитарную реставрацию, в конечном итоге зависит от того, сколько людей готовы будут сказать, что они не признают никаких идеологических запретов на книги и не будут им подчиняться. Что они действительно хотят разрушить исторически сложившуюся в России систему ценностей. Потому что это ценности домостроя, крепостничества, кнута и нагайки. Ценности цепей, колодок и решеток.

Позавчера у меня проводился обыск по делу о Библиотеке украинской литературы. Это старое дело, возбужденное еще в 2010 году, тогда оно формулировалось как "распространение экстремистских материалов в Библиотеке украинской литературы неизвестными лицами". По нему тогда уже проходили обыски, на допросы по спискам абонемента вызывали многих читателей, в том числе и меня. Судя по всему, тогда следствию не удалось соорудить обвинение и подкрепить его доказательной базой. Судебной перспективы у него не было, оно было тихо похоронено, лежало и пылилось. Сейчас его решили возобновить, с большим грохотом провели новые обыски, задержали директора библиотеки - скорее всего ее, к сожалению, арестуют.

Ко мне сейчас пришли как к особо активному лидеру украинской общины. Но в самой библиотеке я бываю редко, никакого влияния на формирование фондов не оказываю, а уж тем более не имею отношения к какому-либо распространению. По делу я прохожу как свидетель, хотя в нашей жизни теоретически возможно все.

Обыск проводило много оперативников, человек восемь. Вместе с ними - "маски-шоу" с автоматами и чулками на голове. Оперативники показали постановление, но не представились. Предполагаю, что они были и из Следственного комитета, и из ФСБ. Протокола изъятия мне не оставили, воспользовавшись тем, что я не знал своих прав. Изъяли много книг, компьютеры и оргтехнику, мои записи. Многие материалы касаются российско-украинских отношений, в которых представлены разные точки зрения, разнообразные "за" и "против". После обыска пригласили поехать с ними в Таганскую межрайонную прокуратуру. Это был не допрос, а примерно двухчасовая беседа о библиотеке и о директоре библиотеки Шариной. Адвоката со мной не было.

Назвать Шарину козлом отпущения язык не поворачивается, но ситуация к этому весьма близка. Она абсолютно аккуратно и законопослушно вела дела. Библиотека хорошо выполняла свою работу, соответствуя своему предназначению, чтила все российские законы. По любому запросу правоохранительных органов сотрудники библиотеки выдали бы им любую информацию. После 2010 года, когда там были первые обыски, сотрудники работали очень аккуратно, как говорится, дули на воду. Поэтому трудно понять, откуда взялись эти претензии. Мне кажется, что обыск в библиотеке и задержание Шариной - формальный повод для более широких действий.

Участие в этом деле муниципального депутата (Дмитрия Захарова. - Ред.) - это формальность. Точно так же, по заявлению какого-то деятеля, в 2012 году было по суду закрыто Общественное объединение украинцев в России, сопредседателем которого я был. Официально - не по политическим причинам, а на организационно-технических основаниях. И так же бегали вокруг заранее осведомленные телевизионщики типа НТВ. (В итоге сейчас я заместитель председателя общественной организации "Украинцы Москвы" - региональной организации, официально и активно работающей на культурно-просветительской ниве.)

Еще в библиотеке работал такой сотрудник Сокуров, которого вполне можно назвать великорусским шовинистлом. Он считает, что украинского народа никогда не было, что украинский язык - это испорченный русский, а сама Украина - выдумка австрийцев. Сокуров всюду публично пропагандирует эти взгляды. По-моему, им-то и могли бы заняться правоохранительные органы, поскольку он явно унижает украинцев по национальному признаку и разжигает к ним ненависть. Работал он там с подачи людей из разных департаментов, таких как Захаров. Потом возник конфликт: Сокуров написал некую книжку под названием "Новая руина", подразумевая под новой руиной Украину. Сокуров хотел эту книгу презентовать, а Шарина этому воспрепятствовала, сказав - вы что, украинцы же встанут на дыбы. Тогда он и стал писать на нее докладные записки...

Сейчас война закончилась, и нужно прилагать усилия, чтобы хоть как-то сближать людей и народы, а делается все с точностью до наоборот.

27 октября началось рассмотрение по существу дела о вымышленном следственными органами и эфэсбэшным экспертом Мочаловой экстремизме матери-одиночки Екатерины Вологжениновой. Судебное заседание, прошедшее в Железнодорожном районном суде Екатеринбурга, продолжалось всего около сорока минут. Ни один из свидетелей обвинения в суд не явился.

Судья Иванова решила подвергнуть свидетелей приводу и назначила новое судебное заседание на 10 ноября. В судебном заседании выступила помощник прокурора, государственный обвинитель Бессонова. Она, не мудрствуя лукаво, почти дословно процитировала заключения эксперта Мочаловой. Все эти утверждения о разжигании национальной розни к органам власти и прочая, на мой взгляд, в серьезной обстановке судебного заседания выглядели еще более абсурдно.

Выступивший вслед за государственным обвинителем адвокат Роман Качанов заявил, что ему вообще непонятно предъявленное Вологжениновой обвинение. В частности, он сообщил суду, что критика государственной власти является нормальным явлением в демократическом, цивилизованном государстве, а такой национальности, как органы государственной власти, вообще не существует.

После окончания судебного заседания мы с одной журналисткой решили выяснить, почему не явились свидетели обвинения. Для этого мы приехали в магазин, где работала продавцом-кассиром Екатерина Вологженинова, и поговорили с ее сослуживицей Екатериной Симоновой. Как оказалось, она понятия не имела о том, что обвинение назначило ее своим свидетелем. Никакой повестки для явки в суд она не получала и не подозревала о судебном заседании. Не знаю, что сможет вытянуть обвинение из этого свидетеля, но сама Симонова не считает, что со стороны Вологжениновой было какое-то разжигание ненависти и вражды. Было выражение своего мнения, с которым сама свидетель не во всем согласна.

Других свидетелей обвинения нам найти не удалось, но вполне возможно, что и они не явились в суд просто потому, что даже не подозревают о своем статусе.

Все желающие могут прослушать или скачать интервью со свидетелем обвинения Екатериной Дмитриевной Симоновой:

https://drive.google.com/open?id=0B9L3cAEupWUAR0VzaV9TaUNCelk

И ознакомиться с аудиозаписью судебного заседания от 27 октября 2015 года:

https://drive.google.com/open?id=0B9L3cAEupWUAc2ZNQks5bnNxWW8

Стороны процесса и судья

Выступает гособвинитель

Екатерина Вологженинова в суде.

Фото автора

В Петербурге случилось ужасное. Маленький Умарали Назаров был разлучен с родителями, задержанными дома при облаве на мигрантов, и умер в больнице.

Разлучать его с родителями не имели никакого права. Если кого-либо помещают в закрытое учреждение, то обязаны помещать родителей вместе с детьми. Если у вас для родителей нет специального места, то и в этом случае нет оснований отбирать ребенка у родителей. По правилам, даже если родители уже приговорены к депортации, они должны помещаться в специальное учреждение временного содержания иностранных граждан (так называемый СУВСИГ) вместе с детьми. Достаточно открыть постановление правительства о СУВСИГах, где четко сказано, что семья должна содержаться вместе с ребенком. А если вы родителей не сажаете под стражу, то тем более не можете разлучать его с матерью.

Мне известны подобные случаи, когда забирали детей, например на улице. Видимо, выполнялся какой-то план по "заботе о детях". Девочка четырнадцати лет пошла в булочную, и "Гражданскому содействию" пришлось ее вытаскивать. Она была гражданка России, чеченская девочка, но мать была без регистрации, и ей не отдавали ребенка. Был случай, когда мать была в больнице и бабушка хотела взять ребенка, а ей долго не отдавали, собираясь отправить в закрытое учреждение.

Могут быть случаи, когда это правильно. Например, отец избивал детей - мы сами тогда обратились в органы опеки, и детей отправили к матери. Отец просил здесь убежища (причем политического), а с детьми обращался очень жестоко, и они от него убежали. То есть бывают случаи, когда это правильно, но в данном случае, конечно, никаких оснований забирать ребенка у родителей не было. Совершенно непонятно, для чего это было сделано.

Конечно, сейчас они будут говорить, что с ребенком не так обращались, или будут придумывать, что нашли его на улице. Могу только себе представить, как они будут оправдываться: никакого другого основания быть не может, и родителям попытаются инкриминировать плохое обращение с ребенком.

Обычно к таким ситуациям приводит то, что в советское время называлось кампанейщиной. То у нас ловят террористов - и тогда террористом может стать любой человек с Кавказа. То ловят наркоманов - и тогда приходят на дискотеку и совсем невинных детей провоцируют. Подходит наркоман: "Меня ломает, мне уже не продают, купи мне одну дозу". Подросток покупает ему дозу и становится наркодилером. И так на одной и той же дискотеке один и тот же наркоман тридцать четырех человек превратил в наркодилеров только за то, чтобы его самого не трогали. А в углу сидит человек и торгует, и никто как будто этого не замечает. То у нас борьба с педофилией, когда отца собственных детей пытаются сделать педофилом.

...Еще можно было бы понять, если бы Назаровых задержали и приговорили к содержанию в закрытом месте. Но родители-то Умарали остались на свободе, хотя и приговорены к выдворению по статье 18.8 КоАП. Кстати, это жуткая статья. По ней могут выдворить любого, разлучив с семьей, с женой, - это никого не волнует. После чего человек три года не может вернуться в Россию, и его еще забывают "вынуть" из базы. Мне постоянно пишут: прошло уже три года, а я к жене и детям въехать все равно не могу.

То, что рассказывает эта несчастная женщина - как к ней с шумом-гамом ввалились несколько человек и что дальше произошло, - не вписывается ни в какие рамки. На данном этапе "Гражданское содействие" может только предложить им нашего адвоката, и мы это уже сделали.

Закон о применении в системе ФСИН физической силы, давно уже поименованный общественностью "законом садистов", принят уже Госдумой в первом чтении.

На этом фоне в стране идут уголовные процессы, в которых преследованию подвергаются заключенные, осмелившиеся пожаловаться на произвол администрации, на истязания и жестокие побои. В Мордовии заключенный Решетов пожаловался в Следственный комитет на сотрудников колонии, жестоко его избивших, однако вскоре получил отказ в возбуждении уголовного дела по своей жалобе и... возбуждение уголовного дела против него самого. В минувшем июле районный Зубово-Полянский суд приговорил Решетова к заключению за "заведомо ложный донос".

В Оренбурге аналогичному уголовному преследованию подвергся заключенный Селиверстов.

В Саратове идет процесс по обвинению заключенного Сергея Хмелева в заведомо ложном доносе на сотрудников колонии ИК-17 города Пугачева. 15 октября дали показания заключенные, назначенные свидетелями обвинения. Их роль была - рассказать, каким комфортным санаторием является ИК-17, да случился прокол: один из них, Вячеслав Ефимов, рассказал, какой чудовищный произвол творится в колонии, как часты случаи жестоких избиений.

"Хоть убьют, но врать я не буду, буду говорить правду", - сказал заключенный Ефимов.

На заседании 21 октября судье Богдановой было подано заявление, в котором Вячеслав Ефимов попросил суд принять меры для его защиты как свидетеля и исключить его этапирование обратно в ИК-17 города Пугачева. "Я дал показания, подтверждающие правоту сведений, изложенных Хмелевым, и изобличающие противозаконные действия сотрудников администрации ИК-17. В мой адрес поступают угрозы... У меня есть все основания полагать, что после возвращения для отбытия наказания в ИК-17, в отношении которой очень часто делаются разоблачения относительно репрессивной и беззаконной атмосферы в этом учреждении УИС, над моим здоровьем и даже жизнью нависнет самая непосредственная угроза, включая принуждение к отказу от данных мною ранее правдивых показаний", - пишет в заявлении в адрес судьи Вячеслав Ефимов.

Судья Богданова, поинтересовавшись мнением прокурора и "потерпевших", отказала Ефимову в защите: исключить этапирование – это не в ее компетенции, а для защиты Ефимова как свидетеля нет, как сказал прокурор, никаких оснований...

Подсудимый. Фото автора

Я присутствовала на этом заседании Кировского суда Саратова не только в качестве наблюдателя. Сергей Хмелев попросил меня быть его защитником наряду с адвокатом, о чем и заявил ходатайство. Однако судья Богданова слово в слово повторила мнение прокурора: у Хмелева уже имеются два адвоката, и в дополнительных защитниках он не нуждается.

Жутковато наблюдать процесс, на котором против абсолютно бесправного, истощенного, как с картинки из Освенцима, заключенного активно работают и прокурор, и судья, и "потерпевшие", все до единого отличающиеся крупными и плотными габаритами и непроницаемыми лицами.

"Потерпевшие". Фото автора

"У меня в СИЗО отняли все бумаги, заявления, записи, которые я готовил к суду", - говорит заключенный.

Судья Богданова отвечает, что это вне ее компетенции.

Все дальнейшие ходатайства Хмелева и его защиты были на этом заседании судом отклонены. Ходатайства же прокурора удовлетворялись без выслушивания мнения защиты, что является грубейшим нарушением процессуальных норм. Этим возмутилась адвокат Маргарита Ростошинская, заявив отвод судье и затем прокурору, на что, конечно же, получила отказ.

На заседании 21 сентября были опрошены два свидетеля, оба врачи системы ФСИН: терапевт колонии ИК-17 Дубинкина и врач областной тюремной больницы Саратова ОТБ-1 Деветяриков. (В ОТБ-1 Хмелев был доставлен в конце января 2015 года с травмами после избиения: переломом носа и трех ребер со смещением и повреждением левого легкого, пневмотораксом, а также разрывом кишечника и подозрением на разрыв селезенки.) Стыдно было наблюдать, как путались в показаниях эти врачи, отвечая на вопросы защиты. Хмелева оба они "не знали, не помнили".

"Вы боитесь потерять свое место? - как-то тихо, по-человечески мягко спросил Сергей Хмелев врача Девятерикова. - Вы действительно не помните мои переломанные ребра? Вы же сами помогали мне их стягивать простыней..."

"Вопрос задан не по форме", - перебивает Хмелева судья.

Следующее заседание по делу Хмелева состоится в Кировском районом суде Саратова 29 октября.

Система ФСИН, наследница сталинского ГУЛАГа, давно уже стала рассадником садизма и безнаказанности силовиков, призванных быть защитниками правопорядка. Общество может получить еще более жестокий ГУЛАГ, не знающий пределов беззакония и произвола, если не обеспокоится, наконец, этой ситуацией, если не обратит более пристальное внимание и на "закон садистов", принимаемый Госдумой, и на процессы, подобные делу Сергея Хмелева.

Процесс по делу "уголовника" Владимира Ионова продолжается - и остается таким же позорищем. Сегодня, например, выяснилось, что это адвокат Ольга Чавдар политизирует дело. Ей даже вынесли замечание за то, что задает свидетелям такие вопросы, которые переводят процесс в политическое русло. Без ее вопросов "суд" за мирное публичное выражение политической позиции был бы совсем не политическим.

Как сказала на одном из заседаний помощник прокурора Воеводина: "Подсудимому вменяется не то, что он выразил мысль и слово, а то, что он нарушил установленный порядок выражения мысли и слова".

Один за другим приходят менты, задерживавшие или наблюдавшие задержания Ионова. "Ваш гражданский долг рассказать всю правду", - говорит им ведущий процесс Леонид Гарбар. Но они почему-то все равно врут. Достаточно немного посидеть на судах, чтобы отчетливо видеть, в каком месте свидетель отчитывает вызубренную фразу, а где теряется и сочиняет от себя. Или даже бывает, что дозированно говорит правду.

Например, все поголовно утверждают, что они задерживали самых активных. Мантру эту они произносят, а затем наступает момент, когда нужно объяснить, что такое "самый активный". По одной из версий, это те, кто кричал громче других. Или вот такое еще было. "В чем заключалась активность Ионова?" - "В чем заключается активность человека? Он активен, подвижен. Почему я должен в третий раз объяснять?".

Сразу несколько ментов дали показания по ключевому эпизоду - поздравлению Надежды Савченко с днем рождения 11 мая у стен "Матросской Тишины". Полицейский водитель Александр Артюхов описал такую картину: "Там были какие-то плакаты, флаг другого государства, Ионов был задержан как активный участник. Там были женщины, мужчины, кричали лозунги, пели песни на иностранном языке. Мы задержали особо активных, кто-то разбежался. Женщины - они бегливые, смелые". Ионов, рассказал уверенно Артюхов, повязал на плечи флаг, флаг был трехцветный украинский.

Главное, настаивал Артюхов, у Ионова был плакат. Политического содержания. Он не помнит, что было написано на плакате. Но точно был. Подсудимый крайне редко задает вопросы, на этот раз он спросил свидетеля:
- Плакат-то на каком языке был?.
- Плакат был на русском.

Другой свидетель Сергей Юрчук хорошо помнил, как Ионов кричал: "Люди с народом, мусора с Путиным!" ("полиция с народом", конечно, пояснил нам потом Ионов). Он пояснил: "Владимир Владимирович представляет действующую власть, когда кричат "Мусора с Путиным", мне кажется, это протест против власти". И вот тоже: плакат у Ионова точно был, но какой - не помнит.
- У меня отбирался плакат? - спросил подсудимый.
- По-моему, вы его просто бросили.
- Бросил... - не то вопросительно, не то озадаченно повторил Ионов.
Позже я спросила его: "Что за плакат-то был? Я уже заинтригована".
"Да не было у меня в тот день никакого плаката", - только и всплеснул руками Ионов, и не доверять ему оснований нет: не для того он эти свои плакаты пишет, чтобы просто так от них отказываться, не для того отверг амнистию...

- И последний вопрос: вам не стыдно было меня задерживать?
- Снимается вопрос! - реагирует Леонид Гарбар.
- Нет, - все равно отвечает свидетель Юрчук.

Кстати, по тем эпизодам, где плакаты и в самом деле были (хотя и, разумеется, не образовывали состав преступления), свидетели их обычно четко помнят. Например, свидетель Тарас Евницкий внятно перечислил, что 10 января у Ионова были плакаты: "Меняю Путина на евро", "Свободу Надежде Савченко" и еще что-то на иностранном, в котором он не силен (Je suis Charlie, надо полагать). У него было свое определение самых активных: "Призывали их поддержать. Говорили что-то там: поддерживайте нас. Непосредственно Ионов призывал".

Полицейский водитель ОВД "Китай-город" Александр Шалкеев прекрасно помнил сентябрьский плакат Ионова: "Путин есть, ума не надо". Еще он помнит, что рядом с Ионовым будто бы стоял другой демонстрант, который делал пикет не одиночным. Когда полицейские решили это публичное мероприятие, проводимое аж двумя людьми, пресечь, второй человек убежал и поймать его никто не смог. Как он выглядел, Шалкеев не помнит. Кажется, это был мужчина, но точно свидетель не помнит. Но был, и поэтому Ионова пришлось задержать. Такой же фантом посетил и его напарника свидетеля Никонова: был второй демонстрант, точно был, но весь ушел.

Ионову, кажется, неинтересно спрашивать этих людей об обстоятельствах дела, поэтому он задает Шалкееву вопрос: "Вот вы прочитали "Путин есть, ума не надо" - и что вы об этом подумали?". Вопрос снимается, а ведь это чуть ли не главное в показательном антиконституционном деле!

Обстоятельства того эпизода действительно не важны, потому что он вообще исключен из обвинения. А свидетели были вызваны, видимо, от тупости бюрократической машины.

Ключевым эпизодом остается задержание у "Матроски", именно на нем базируется уголовное обвинение. Сегодняшний свидетель Дмитрий Демидов обстоятельства задержания Ионова не помнил, а помнил только, что тот кричал и в автобусе, и в ОВД. Поскольку правильные вопросы все равно снимаются, Ионов стал задавать их в неофициальной обстановке, в очереди к секретарю:
- Вы начальника любите?
- Я люблю жену и ребенка, - отбрил подсудимого Демидов.

Итак, доказательства по эпизоду у "Матроски" - это главное в деле Ионова. Каков бы ни был антураж всей этой плакатной мозаики, если доказательства по 11 мая некачественны (например, плаката у Ионова не было, а свидетели наврали), то и дело следует выкинуть на помойку.

Олег Безниско, защищавший Ионова по административному делу, поделился с нами фото и видео того задержания.

На всех видеозаписях пикетов 11 мая у Ионова нет ни плаката, ни флага на плечах.

Что за люди? Дали им статью, чтобы политические дела шить запросто, без расследований, так они и здесь нормально не могут... Уж один-то эпизод можно нарисовать красиво.