Как и в военно-политическом противостоянии вокруг Украины, нас, Россию, пытаются поставить на одну доску с силами деградации. Мол, и вы тоже занимаетесь пророссийской пропагандой. Слава Богу, наконец-то в последние годы занялись. Пропаганда необходима любому государству, но при одном условии - если она не разрушает культуру и право, не разрушает само государство. Есть разница между пропагандой, основанной на объективных фактах и проверенных историей ценностях, и той, как сейчас в Киеве и во многих западных СМИ, что основана на тотальной лжи и ложных ценностях.

Владимир Маркин, руководитель управления взаимодействия со средствами массовой информации Следственного комитета

Феклуша. Говорят, такие страны есть, милая девушка, где и царей-то нет православных, а салтаны землей правят. В одной земле сидит на троне салтан Махнут турецкий, а в другой - салтан Махнут персидский; и суд творят они, милая девушка, надо всеми людьми, и, что ни судят они, все неправильно. И не могут они, милая, ни одного дела рассудить праведно, такой уж им предел положен. У нас закон праведный, а у них, милая, неправедный; что по нашему закону так выходит, а по-ихнему все напротив. И все судьи у них, в ихних странах, тоже все неправедные; так им, милая девушка, и в просьбах пишут: "Суди меня, судья неправедный!". А то есть еще земля, где все люди с песьими головами,
Глаша. Отчего же так - с песьими?
Феклуша. За неверность.

Александр Островский. "Гроза"

Начался очередной процесс в рамках "Болотного дела". И я непременно продолжу рассказывать о его деталях, как и кто это дело фабриковал. А пока несколько общих, но важных слов.

Читая и слушая разговоры о "Болотном деле", я почти не встречал внятного толкования этого процесса, вернее, всей этой истории. А она - двойственная. Обычно акцентируется лишь одна из ее сторон, и тогда они вступают в противоречие. Необходимо просто понять, что это два совершенно разных вопроса.

1. Это дело - о праве на публичное выражение позиции. О том, что важнее - это право граждан или право власти на любое удобное для нее решение или поведение. О том, кто "правее" в спорной ситуации: граждане, вышедшие на митинг, или полиция, по закону призванная "обеспечивать безопасность" (в первую очередь - этих самых граждан, тем более что других рядом просто не было). О том, что может себе позволить человек, столкнувшись с нарушением закона и своих прав со стороны полиции. О том, что если полицейский может несправедливо и незаконно ударить человека, имеет ли гражданин моральное и юридическое право применить силу в ответ, чтобы защитить себя и других.

Я считаю, что имеет, а полиция (и власть) существуют для граждан, а не наоборот. Иначе это не полиция, а полицаи. Но эта тема - вопрос общественной дискуссии, которая должна была состояться, но в продуктивном виде так и не состоялась. Эта тема - вопрос дискуссии юристов, законодателей, Верховного и Конституционного суда, которой тоже не было. Мелкий в целом инцидент (сколько более крутых баталий происходит на стадионах!) мог существенно продвинуть юриспруденцию и гражданское общество. Но лишь сильно откатил назад.

2. Это дело - о беззаконии следствия и суда. Даже если ответить на первые вопросы иначе, чем я, и "всегда прав полицейский". Даже если согласиться с версией следствия, что среди демонстрантов нашлись нарушители закона. Даже в этом случае подсудимые по "Болотному делу" не принадлежат к их числу. Половина из них вообще не совершали вменяемых им действий, и их дела начисто сфальсифицированы. Остальные же "виновны" в том, что в сутолоке и свалке, в обстановке всеобщего (в том числе и накрученных начальством полицейских) возбуждения, не понимая в полной мере, что происходит, схватили полицейского за руку или оттолкнули от кого-то, кого били или тащили по непонятной причине. Ни один из них не нанес сколько-нибудь существенной травмы правоохранителю, даже если предположить, что эти травмы действительно были.

Подсудимые совершенно очевидно не связаны между собой и не принадлежат к какому-либо тайному обществу заговорщиков. Более того. Наблюдая обвиняемых во время процесса, можно было без всяких сомнений заключить, что все они не являются сторонниками насилия. Напротив, они старались это насилие остановить. Ведь уже начавшуюся драку можно разнять, лишь применив некоторое физическое воздействие - обхватив, оттащив, заблокировав участников. Кривов точно так же отнял у кого-то камень, как потом - дубинку у полицейского. Попросту говоря, они люди благородного склада.

Таким образом, именно эти конкретные люди невиновны "вдвойне". Кому-то из радикально думающих соотечественников это не нравилось, они говорили об изначальной ошибке мирного настроя демонстрантов: "Сами виноваты - пошли в ловушку с шариками". А эти вот хотели мирно, даже если это бесперспективно и ошибочно. Что, не имеют права? Такая точка зрения на самом деле сравнима с позицией власти: кто сильнее, тот и прав. А власть наглядно показала, что такой путь разрешения конфликтов - ненасильственное сопротивление насилию - для нее неприемлем.

Другие с самого начала пытались оправдаться: "Обвиняемые - белые и пушистые, мимо шли в магазин". Это неправда. "Болотники" шли на митинг и не ушли, как ушли многие, интуитивно почуяв неладное при виде полицейских полчищ, перегородивших все вокруг. "Болотники" думали, как и я: люди имеют права, и эти права важнее полицейских распоряжений. Они не просто не ушли - они оказались в самых напряженных точках событий (каждый - хоть раз, что и позволило состряпать их "эпизоды"). Они приняли участие в том, что потом происходило на Болотной. Они сознательно предотвращали насилие. Это осознанное участие было названо в обвинении "осознанным решением совершить преступление". Замечаете разницу? Попытка "лгать во спасение", страх и сомнения как раз и дают власти возможность манипулировать понятиями.

И последнее. Мы имеем дело с СУДОМ. А суд - не с мнениями и даже не с намерениями. А с действиями. Хорошо это или плохо, надо драться с ментами или нет, честные были выборы или липовые, хороши лидеры оппозиции или нет, лидеры ли они вообще, правы ли были полицейские, изменяя согласованный план шествия, - все это в суде совершенно неважно. А важно, что сидящие уже на зоне по приговору и сидящие сегодня в клетке суда не виновны в тех преступлениях, в которых их обвиняют. А значит - у нас нет нормального суда. А без суда никакое государство не только не "встанет с колен". Без суда оно просто не существует.

Когда накануне вынесения приговора обвиняемому предоставляется слово, ему по всем нормам и правилам дают возможность донести свою позицию до окружающих, его не перебивают даже в российских судах, позволяют "выговориться". В особенности когда человеку явно грозит длительный срок. Известно, например, что Сергею Кривову не мешали произносить свой обличительный, неприятный для начальства монолог в течение нескольких часов.

С иной ситуацией столкнулись мы в Бутырском суде. И не только в момент предоставления последнего слова Борису Стомахину. Судья грубо затыкал политузника как минимум трижды в течение всего процесса. Первый раз он это сделал, рассчитывая сделать процесс закрытым, еще в прошлом году. Тогда публику не впустили в зал, а Стомахину на его вопрос, почему зал пуст, было в хамской форме приказано молчать, поскольку "слова не давали". Стомахин тогда, не сдержавшись, послал судью на три буквы, и это обстоятельство бутырская Фемида пыталась использовать как повод для закрытия процесса - для продолжения его даже без участия самого обвиняемого, поскольку тот "оскорбил судью". Этот номер, однако, не прошел - вот и была впоследствии предпринята попытка не дать Стомахину высказаться в последнем слове.

Я не стану пересказывать подробно эту блестящую гневную филиппику, адресованную преступной власти - обозначу лишь главное. Радикальный публицист заявил, что мы живем в условиях неофашистской диктатуры, метод которой - государственный террор по отношению к собственным гражданам и соседним странам, что его уже второй раз приговаривают к длительному сроку за непримиримую позицию по отношению к власти, карают за слова, словно убийцу или насильника, но никому не удастся заставить его молчать, хотя цена за высказанную правду невероятно высока - это жизнь в заточении, из которого при теперешних правителях он никогда не вырвется. "Эта власть - неонацистская, - заявил Стомахин, - такое государство не имеет права на существование, подобно гитлеровской Германии". И выразил надежду, что командование НАТО не останется лишь пассивным созерцателем уничтожения Украины, а остановит силой ползучий аншлюс. Ведь Украиной здесь дело не ограничится. Путин поедет на танках и дальше в Европу.

Стомахин говорил совсем недолго, но каждое слово било наотмашь его палачей. Судья Юрий Ковалевский не выдержал и начал перебивать оратора - как раз на фразе, что никому не удастся заткнуть ему рот, - стал объявлять заседание оконченным и просить всех выйти. Эти жалкие реплики полностью увязли, утонули в ответном приговоре, который в этот момент выносил ему, а также прокурору и фашистскому режиму РФ заключенный в клетку Стомахин. Путинская Россия силовиков-миллиардеров должна сгинуть, как ночной кошмар, как тоталитарное пугало для цивилизованных стран. Об этом тогда успел сказать им - и нам - узник.

Вчера, когда Юрий Ковалевский, словно рэп-исполнитель, неразборчивым речитативом обрушивал на битком набитый журналистами и зрителями зал приговор радикальному публицисту - шесть с половиной лет СТРОГОГО режима за СЛОВА в "Живом журнале" и малотиражном бюллетене! - собравшиеся не выдержали и стали скандировать: "Позор! Свободу Стомахину! Путин будет казнен!", после чего многих силой выволокли из зала. Но у судьи и на этот раз сдали нервы, он, по свидетельству очевидцев, не дочитал приговор до конца и ретировался, как и в прошлый раз, теряя по дороге документы.

Возможно, в такие минуты судья начинает понимать: "экстремизм", это "размытое", по его определению, понятие, когда-нибудь обернется кошмаром для него самого. За вынесение преступных приговоров придется отвечать по закону.

Подобно сегодняшнему "экстремизму", в советские времена широко использовался против диссидентов удобный ярлык "вялотекущая шизофрения". С таким размытым диагнозом неугодные советскому строю люди годами прозябали в психушках, в полной изоляции от внешнего мира. Их кололи сильнодействующими нейролептиками, чтобы отучить от инакомыслия.

Сегодняшних политических, как мы видим, предпочитают обвинить по уголовным статьям, держать долгие годы вместе c убийцами - в условиях строгого режима.

Общественный защитник Елена Санникова констатировала, что рассматриваемое дело - это наступление на свободу слова. Ведь преступных деяний никаких не было, пострадавших не наблюдается, а в публикациях сконцентрирован своего рода крик души автора, не повлекший за собой каких-либо негативных последствий. Нет ни одного потерпевшего, униженного или оскорбленного. Санникова, сама являясь православной верующей, заверила суд, что не понесла никакого ущерба от произведений Стомахина, а единственное чувство, которое она испытала по прочтении его публицистики, - это сочувствие острой боли автора за свою страну и желание защитить его от непомерно жестокого наказания за эту боль. Она напомнила судьям, что самого Христа судили за богохульство и за своего рода "экстремизм".

От себя хочу добавить, что представлять Стомахина ненавистником России, русофобом подло и гнусно. Мало кто в теперешней, раздираемой противоречиями, путинской, нам не принадлежащей стране так терзается, переживает за ее судьбу, как Стомахин. Так любящий человек может предпочесть скорее увидеть свою дочь или жену мертвой, нежели изнасилованной ублюдками, пьяной, готовой пойти по рукам без зазрения совести, не имеющей будущего.

Об этом говорит Борис Стомахин. Радикальный публицист второй раз отправляется в зону на длительный срок за слова - говоря нам правду о нас самих, которая нам тяжела и неприятна, - в надежде, что только так мы его, возможно, услышим. Освободимся от нашей собственной лжи сами - и тогда вызволим из заточения его самого.

Свободу политузнику Стомахину.

Смерть путинской империи.

Так совпало, что прения сторон по делу Бориса Стомахина в Бутырском суде пришлись на Великий Четверг. В этот день в православных храмах начинается во второй половине дня церковная служба с чтением 12 отрывков из Евангелия, повествующих об аресте, допросах, суде, пытках, бичевании и затем распятии Иисуса Христа. Первым из обвинений против Иисуса было обвинение в богохульстве.

Я вспомнила об этом в своей речи в прениях на суде, поскольку наряду с прочими обвинениями у Стомахина есть и обвинение в оскорблении чувств верующих.

Не знаю, насколько корректным было подобное упоминание в стенах казенного учреждения и не нарушила ли я тем самым одну из рекомендаций Нагорной проповеди. Но я сказала, что верующие, если они действительно христиане, не могут испытывать чувства оскорбления. А чувство, которое может испытывать христианин, когда кто-то пытается оскорбить его веру, - это сострадание к человеку, одержимому злобой и ненавистью.

Иисус Христос молился за своих мучителей. И человек, называющий себя христианином, может только стремиться остановить ненависть любовью, но никак не желать кары каким бы то ни было «оскорбителям чувств».

Понятно, что перед судьей Бутырского суда Ковалевским предстал последователь Вараввы, а не Христа. Однако же и перед этим судьей стоит дилемма: проявить милосердие и отпустить, что прекрасным образом позволяют все статьи УК, по которым обвиняется Стомахин. Или же выполнить требование прокурора и засадить очень надолго, чтобы не вызвать никаких вопросов начальства.

Жаль, что, в отличие от Понтия Пилата, судья Ковалевский решит этот вопрос без трепета и сомнений, просто выполняя функцию винтика в заведенном механизме. Чудо произойдет, если я ошибаюсь.

Проблема в том, что не только власть, которой посылал проклятья в своих текстах Стомахин, отвечает ему ненавистью, но и гражданское общество не желает ничего о деле Стомахина знать, брезгуя им как автором всей этой воинственной жути. Его имени не включают в списки политзаключенных. Но кто Стомахин, если не политзаключенный? Уголовник? Бытовик? Неужели нужно объяснять, что он никакого уголовного деяния не совершил, ни малейшего отношения к уголовной субкультуре не имеет?

Первая статья, по которой его судят, - оправдание терроризма - вообще не имеет права на существование. Со второй - призывы к экстремизму - еще сложнее: никто в суде, включая прокурора, не смог объяснить, что такое экстремизм. А пресловутая 282-я все-таки подразумевает разжигание межнациональной ненависти, а не острую критику собственного этноса. Я поставила этот вопрос в прениях так: судить человека в Российской Федерации за унижение русских, а не какой-либо малой нации, по меньшей мере некорректно, особенно с учетом того, что межнациональная рознь и преступления против малых наций на национальной почве - это бедствие нашего общества. В многонациональной стране в защите нуждаются малые нации, а не так называемые титульные. Когда ты силен, а другие слабы, стыдно защищать себя, а не других.

Между тем прокурор запросил для Стомахина 10 с половиной лет лишения свободы. Он сделал это изящно, попросив исключить из обвинения все тексты, написанные давно, за истечением срока давности - то, о чем безуспешно в ходе процесса ходатайствовали адвокаты. А затем за оставшиеся в обвинении тексты преспокойно запросил выше высшего.

Нужно отметить, что все три статьи УК, по которым обвиняется Стомахин, предусматривают наказание, не связанное с лишением свободы. А самая тяжкая из них - оправдание терроризма через СМИ - вменена через ст.30: «приготовление». Все-таки блог в интернете - это не СМИ, хоть с этим они согласились. А за «приготовление» больше половины максимального срока наказания давать нельзя. Адвокат Трепашкин сказал, что даже путем полного сложения максимальных мер наказания по всем трем статьям больше 7,5 лет не получается.

Однако же, оказывается, им и этого мало. Раз пишешь так резко и с таким пафосом против власти - сиди до бесконечности.

Журналистка популярной газеты сетует, что нацисты мало евреев уничтожили, - и остается, как ни в чем не бывало, на своем месте.

Обозреватель центрального телеканала разжигает ядерную войну, грозя превратить Америку в радиоактивный пепел, - и ничего, ни слова нарекания ему, продолжает вещать в том же духе.

Всем известный депутат Госдумы сначала в прямом эфире говорит, что танки нужно довести до Львова, а теперь вот и журналистку пытается у всех на глазах изнасиловать под возглас «Христос Воскресе!» - и ничего, ни власть, ни церковь не возражают.

А Борис Стомахин сидит и будет сидеть.

Кому-нибудь от этого легче?

Ко мне обратилась Алла Николаевна Пичугина с просьбой предать гласности ее письмо, адресованное всем, кому небезразлична судьба ее сына, бывшего сотрудника "ЮКОСа".

"14 апреля 2014 года в интернет-издании "Вестник гражданского общества" вышла в свет статья Марины Драченко о моем сыне, глубоко меня тронувшая и взволновавшая, как и отклики на нее читателей сайта Пресс-центра Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. Посылая низкий поклон всем, кто не остался равнодушным к нашей беде, я умоляю: помогите спасти сына!

Алексей оказался первым, кого арестовали по "делу ЮКОСа", принуждая его дать показания о причастности Михаила Борисовича и других высших руководителей нефтяной компании к убийствам. Он остается последним, кто продолжает находиться за решеткой после выхода на свободу МБХ и Платона Лебедева.

Освобождение Михаила Борисовича и Платона Леонидовича стало для всех нас долгожданным и радостным, вызвало в обществе огромный резонанс. Оно, а теперь и российско-украинский кризис, заслонили собой трагедию маленького человека, уже почти 11 лет сохраняющего честь и достоинство в условиях жесткого давления.

Если мой сын был заложником, то с тех пор, как произошли события конца декабря прошлого года и января нынешнего, нахождение Алексея за решеткой пожизненно потеряло какой-либо смысл для тех, кто его посадил.

В 2012 году Европейский суд по правам человека постановил, что первый судебный процесс в отношении Пичугина был несправедливым и "наиболее уместным видом возмещения было бы, в принципе, проведение нового судебного разбирательства либо возобновление производства". Это не сделано до сих пор и лежит пятном на репутации нашей страны.

В интервью журналу The New Times Михаил Ходорковский сказал о моем сыне: "Войны не заканчиваются, пока хотя бы один живой солдат не вернулся домой". Ему уже давно пора возвратиться. Алексей почти 11 лет не обнимал меня, своих детей. Никогда не видел своих внуков.

Я обращаюсь ко всем, от кого это зависит: пожалуйста, помогите освободить моего сына!

Алла Пичугина, 16 апреля 2014 года"

Алла Пичугина с портретом сына на "Марше миллионов" 6 мая 2012 года. Фото Веры Васильевой/HRO.org

В широком смысле репрессивная государственная политика в отношении некоммерческих организаций в России началась еще в 1999 году. Первая волна была в 1999-2001 годах. НКО заставляли перерегистрироваться, а Министерство юстиции отказывалось признавать деятельность по защите прав человека уставной задачей организаций.

Вторая кампания началась в 2006 году - с созданием Росрегистрации и с волной проверок, представлений и исков о ликвидации или о прекращении деятельности. Она закончилась в 2008 году с избранием Дмитрия Медведева на пост президента.

Третья кампания началась почти два года назад, когда был принят так называемый закон об иностранных агентах. Эта волна все еще идет.

С ней, на мой взгляд, помогает бороться судебное обжалование.

Когда начались массовые прокурорские проверки, мы активно стали агитировать руководителей НКО за обращение в суды. Прокуроры имели плохое представление об НКО, не знали специфики их деятельности и нахрапом инициировали проверки. Мне стало очевидно, что в Министерстве юстиции не разделяют такого рьяного отношения к применению этого закона. Условия для судебных процессов были хорошие. Выигрыш был очень вероятен - хотя бы по формальным основаниям. Он стал бы свидетельством того, что прокуратура не всегда права, что можно добиваться судебной защиты.

Итог получился даже лучше, чем мы ожидали. Есть около двадцати решений в пользу НКО, причем мы - организация "Агора" - были причастны к большинству из них. Можно говорить, что судебная система не восприняла закон об иностранных агентах.

Что касается недавнего решения Конституционного суда по этому закону, то я воспринимаю его положительно. Даже ради того, чтобы КС признал необходимость пересмотреть решение в отношении ассоциации «Голос», стоило затевать все обращения в суды. Всю эту историю стоило затевать хотя бы ради одного мнения судьи Ярославцева, которое скорее всего учтет и ЕСПЧ. И уж тем более ради консолидации Совета по правам человека при президенте, который сейчас очень разношерстный.

Наше объединение - один из главных плюсов нашей борьбы.

Да, КС не дал четких критериев политической деятельности. Но, мне кажется, нет ни одного человека, который мог бы четко определить термин «политическая деятельность». КС так и сказал, что некоторые термины невозможно определить. ЕСПЧ тоже не определяет слово «пытка», а интерпретирует его в своих решениях.

Разумеется, решение КС компромиссное. Оно как бы делает реверансы и в сторону заявителей, и в сторону власти, дает всем основания утверждать, что есть и плюсы, и минусы. Однако едва ли кто-то мог всерьез полагать, что КС возьмет на себя политическую смелость признать, что закон не соответствует Конституции, как это сделал судья Ярославцев. По моей информации, он может оказаться не единственным, у кого есть особое мнение.

Стоит отметить, что между «Агорой» и «Мемориалом», например, после принятия закона об иностранных агентах возникли некоторые разногласия, которые существуют до сих пор. На нашей стороне Совет по правам человека и уполномоченный по правам человека.

Но есть те, кто считает, что нужно было сразу идти в Европейский суд по правам человека, подключать Совет Европы и другие инстанции, к примеру, Венецианскую комиссию. Впрочем, оба этих юридических подхода переплетаются.

Всегда стоит задавать себе вопрос: какова вообще задача твоей правозащитной деятельности? Если нет доверия российской судебной системе, то, получается, нет смысла обращаться в суды и заниматься юридической деятельностью – она предполагает обращение в государственные органы, которое невозможно без доверия к ним.

Наша миссия заключается в том, чтобы именно юридическими средствами в национальных судах добиваться справедливости. Ставить перед собой завышенные цели невозможно, особенно если речь идет об интересах конкретного клиента.

Я надеюсь, что сегодня НКО почувствовали, на что они способны. Власть говорит им: либо идите в реестр, либо ликвидируйтесь, либо перестаньте получать иностранное финансирование. Задача в том, чтобы сопротивляться властям законными способами, не ускорять решение этой дилеммы. Отсрочка процесса в Замоскворецком районном суде выгодна НКО. Чем дольше будет висеть – тем лучше. Это не дает возможности прокуратуре принимать дальнейшие репрессивные шаги.

Стоит помнить, что идет не только тактическая, но и стратегическая борьба. Ситуация внутри страны будет меняться, и меняться к лучшему в отношении прав человека. Начало судебных процессов сейчас – это задел, который потом позволит добиваться положительных результатов. Хотя бы морального удовлетворения.

На днях городской суд Санкт-Петербурга отклонил апелляцию АДЦ «Мемориал» и оставил в силе решение Ленинского районного суда от 12 декабря о признании АДЦ «НКО, выполняющей функцию иностранного агента». Это первая в России организация, по которой вступило в силу решение суда о принуждении к регистрации в списке иностранных агентов Минюста. До этого суды трех инстанций установили незаконность административного преследования АДЦ по ст. 19.34, ч.1 и ч.2 КоАП (нарушение порядка деятельности некоммерческой организации, выполняющей функции иностранного агента), поэтому прокуратура подала и выиграла уже гражданский иск против организации «в защиту прав неопределенного круга лиц».

Уже следующий день после решения суда, 13 декабря, на круглый стол в Чудове по проблемам образования цыганских детей не пришли местные школьные учителя: районное начальство запретило им участвовать в мероприятии, организованном "иностранными агентами". Очевидно, что работать с госструктурами или бюджетниками, находясь в списке, не получится. Поэтому еще в декабре 2013 АДЦ подал документы на ликвидацию.

Мы продолжаем развивать наши проекты в новом формате, без юрлица, уже как группа экспертов. А наши адвокаты намерены обратиться в Европейский суд по правам человека с жалобой на незаконное преследование нашей организации.

Стефания Кулаева, председатель АДЦ "Мемориал":

«И до решения суда мы не собирались ни в коем случае вносить себя в спецреестр. Я считаю, что любая уважающая себя организация не навесит сама на себя ярлык «иностранный агент. Это унижает нас и принижает значение нашей деятельности. Поэтому мы приняли решение ликвидировать юрлицо и работать неофициально, как работали правозащитники в советское время и как они работают теперь, например, в Беларуси. Мы советуем и другим преследуемым организациям подумать заранее о такой линии поведения».

Анна Удьярова юрист АДЦ «Мемориал»:

«Когда я впервые прочитала в прокурорском представлении, что выбрали основным поводом для преследования, то очень удивилась. Преследовать за отчет о нарушениях полиции, официально направленный в Комитет ООН против пыток, - это казалось абсурдом. Трудно найти в сфере защиты прав человека тему настолько понятную и бесспорную, как запрет пыток и вообще недопустимость нарушений закона со стороны сотрудников силовых структур. Даже сами руководители правоохранительных ведомств не отрицают, что среди полицейских есть те, кто нарушает закон. Но вот публично утверждать, что нарушения в этой сфере существуют, -это, оказывается, уже политика.

Почему же именно отчет «Цыгане, мигранты, активисты: жертвы полицейского произвола» был взят прокурорами за основу обвинения АДЦ «Мемориал» в «иностранном агентстве»? Документы прокуратуры выдают какую-то почти личную обиду на этот отчет.

Тема отчета возникла в результате многолетнего общения с нашими заявителями из уязвимых групп. Их жалобы очень часто связаны с нарушениями закона со стороны полиции и других правоохранительных органов. Конечно, у разных дискриминируемых групп есть своя специфика.

«Цыганская» тема - самая «традиционная» для АДЦ «Мемориал», который и возник для защиты этой уязвимой группы. С одним из «цыганских» сотрудников организации ее руководители познакомились как раз в связи с трагической гибелью его жены в отделе полиции. В «цыганской» части отчета мы описали обычное поведение полиции и в отношении компактных цыганских поселений. Рейды и спецоперации с оригинальным названием «Табор», включающие обыски, фотографирование и дактилоскопирование всех людей «цыганской национальности», не отрицались и самими полицейскими. Такая практика не закреплена ни в каких законах и, очевидно, является дискриминационной, но тем не менее широко распространена. Общение с жителями цыганских поселений позволило собрать немало материала о нарушениях со стороны полиции. Попытки добиться эффективного расследования, как правило, ни к чему не приводили: родственники убитых или избитых цыган боялись заявлять, поскольку им еще предстояло жить рядом с теми же полицейскими, а шансы на объективное расследование были минимальным. Для таких ситуаций и нужен механизм альтернативных отчетов.

Другая часть отчета посвящена систематическим нарушениям прав мигрантов: это в первую очередь длительное заключение людей в центрах временного содержания с фактически тюремными условиями. Постоянные проверки в метро, «антимигрантские кампании» 2012 года создали для трудовых мигрантов атмосферу страха и бесправия. С теми из них, кто жаловался на избиение полицейскими, мы пытались довести дело до принятия заявления о преступлении в полиции. Но если это и удавалось, то мигранта, как правило, пытались обвинить в нарушении миграционного законодательства и вынудить уехать или запугать так, чтобы он отказался продолжать жаловаться.

Часть отчета про «активистов» тоже является не «политической», а правозащитной: объектом защиты тут являются люди, которые активно выражают свою гражданскую, идейную, политическую позицию. Не касаясь даже прав на свободу собраний и выражения мнения, мы сосредоточились только на нарушениях личных прав тех, кто был задержан или подвергся незаконным преследованиям. В ходе массовых задержаний были и случаи применения силы, и нарушения в части условий и сроков содержания. Поскольку «протестующие» были в определенной мере уязвимой группой, то и защита их от произвола со стороны властей была естественным делом правозащитников.

Полицейские при задержаниях протестующих нарушали законы и подзаконные акты - это неоднократно признавали суды Санкт-Петербурга. И нужно, чтобы о беззаконии со стороны полиции можно было говорить, не опасаясь преследований. Свидетельства о таких нарушениях закона полиции должны быть основаниями для проверки работы полиции, а не правозащитных организаций».

15 апреля в Замоскворецком суде Москвы несколько некоммерческих организаций - "Мемориал", "Голос", "Общественный вердикт" и "Юристы за конституционные права и свободы" - будут оспаривать требование прокуратуры зарегистрироваться в качестве иностранных агентов.

Началом кампании против некоммерческих организаций послужил закон об иностранных агентах. Это первый в истории постсоветской России закон, после принятия которого некоммерческие организации открыто и прямо объявили бойкот, заявив, что не будут его исполнять. Еще ни разу до этого дело не доходило до того, чтобы организации откровенно отказывались исполнять закон, который вступил в силу и таким образом юридически обязателен к исполнению.

В течение нескольких месяцев с ноября 2012 года по март 2013-го этот закон так и не исполнялся. Он лежал мертвым текстом, пока не начались массовые проверки прокуратуры. Это ведомство стало пытаться обязывать организации встать в реестр иностранных агентов.

Затем наступила череда судов, сформировалась правоприменительная практика, главным образом негативная. Под определение «политической деятельности» подпадала в общем любая деятельность, свойственная некоммерческому сектору. В судах многие организации так и не смогли это оспорить. Были лишь редкие исключения, которые в основном касались технических аспектов, а не принципиальной проблемы.

Принципиальная же проблема сохраняется. Это резиновое определение «политической деятельности» в законе об иностранных агентах. Некоммерческие организации в принципе не согласны с тем, чтобы их деятельность называлась политической, а, согласно закону, любая их деятельность может быть признана именно таковой.

Кроме того, в определении «политической деятельности» в этом законе, на наш взгляд, содержится ошибка. «Политический» определяется через «политический акт». То есть первое определяется через второе, а второе через первое. Естественно, это лишь добавляет основания для произвольной интерпретации.

Всех нас разочаровало и вынесенное на днях постановление Конституционного суда. Были надежды на то, что КС пояснит, что же такое политическая деятельность, и признает существующее определение не соответствующим Конституции. Оно, в частности, не позволяет предвидеть правовые последствия деятельности некоммерческих организаций.

Но надежды не оправдались. Вместо этого Конституционный суд, наоборот, расширил определение политической деятельности. Например, он признал проведение публичных массовых мероприятий политической деятельностью, в то время как Европейский суд по правам человека неоднократно подчеркивал, что митинги, демонстрации и шествия – это вовсе не политическая деятельность, а форма проявления гражданской активности, а она, в свою очередь, есть естественная функция любой некоммерческой организации. С одной стороны, теперь, имея такое постановление Конституционного суда, нам будет труднее судиться в российских судах. С другой стороны, ЕСПЧ больше ничто не мешает приступить к рассмотрению нашей желобы.

Еще до применения закона об иностранных агентах четырнадцать некоммерческих организаций подали коллективную жалобу в Европейский суд по правам человека. У меня нет никаких сомнений, что через пару лет мы получим решение ЕСПЧ, в котором закон об иностранных агентах в целом будет признан не соответствующим Европейской конвенции о защите прав человека.

Есть, впрочем, риск того, что Россия выйдет из юрисдикции ЕСПЧ. Но я предпочитаю оставаться оптимистом. Возможный выход из ПАСЕ не означает прекращения членства в Совете Европы. А Совет Европы необходим не только Европе для диалога с Россией, но и России для налаживания диалога с Европой. Я верю, что Россия не выйдет из Совета Европы, а значит, на ее территории будет действовать решение ЕСПЧ, в том числе по иностранным агентам.

Дорогие читатели!

Прошел месяц с тех пор, как Генпрокуратура заблокировала "Грани" на неопределенный срок за освещение протестных акций.

За этот месяц на нашем сайте побывало полтора миллиона уникальных пользователей, трафик сократился на четверть. Несмотря на блокировку, мы сохранили ядро аудитории.

На уничтожение "Граней" брошены большие силы Роскомнадзора, которые отслеживают и блокируют наши зеркала.

Блокировка - это еще и финансовый удар: потеря части рекламных доходов и дополнительные технические затраты.

Мы благодарны нашим читателям за поддержку, за комментарии, лайки и репосты, за спонсорские взносы и распространение информации о способах обхода цензуры. Спасибо колумнистам и блогерам, которые остаются с нами. Спасибо коллегам из неподцензурных интернет-изданий, которые не боятся писать о проблеме внесудебных блокировок и давать ссылки на наши публикации. То, что происходит с нами, касается всех.

Мы обжаловали блокировку в суде (слушания пока не назначены) и обязательно дойдем до Страсбурга. Но главная борьба с цензурой разворачивается здесь и сейчас.

Мы не сдадимся. Подписывайтесь на наши странички в соцсетях:

Фейсбук

Твиттер

ВКонтакте

Google+

Одноклассники

Пикет в Петербурге 13 апреля

В эпохи великих свершений не видят живых людей. Кому теперь, при покорении Крыма, есть дело до 803 крымчан, больных наркоманией, чье лечение да и самая жизнь не вписываются в прокрустово ложе не самых гуманных российских законов.

Вот уже почти десять лет развивается в Украине программа заместительной терапии. Это один из методов лечения опийной зависимости, применяемый, наряду с другими методами, во всем мире, в том числе практически во всех республиках бывшего СССР - везде кроме РФ и Туркменистана. Не только Украина, но и Киргизия, страны Балтии, даже Беларусь давно заместительную терапию узаконили и урегулировали.

Суть этой терапии в замене нелегального уличного наркотика легальным, медицинским - наркотическим лекарством, каковым по большей части являются синтетические опиоиды - метадон и бупренорфин, а в Швейцарии и некоторых других странах - медицинский героин. В большинстве заместительных программ установлен достаточно высокий порог включения наркозависимых. Обычно в программы принимаются наиболее проблемные потребители героина с застарелой зависимостью, лечение которых другими методами было безрезультатным.

Хотя заместительная терапия официально рекомендована Всемирной организацией здравоохранения, среди специалистов существуют разные, зачастую диаметрально противоположные точки зрения на ЗТ. Конечно, это не волшебная палочка. И лучше, когда человек находит в себе и вокруг себя силы для полного отказа от наркотиков. Но не у всех, далеко не у всех наркоманов это получается, потому что наркомания - это прежде всего болезнь воли. Но и те, кто не может справиться с влечением, у кого сложилась стойкая химическая зависимость, то есть фактически инвалиды, имеют право на жизнь и медицинскую помощь. Да, эффективность метадонового лечения от наркомании как таковой очень низка. Больные переходят из одного вещества на другое. Избавление от зависимости путем постепенного снижения дозы случается редко. Ценность заместительной терапии в другом - в восстановлении социального статуса человека, выведении его из подполья, возвращении в семью, высвобождении из криминальных связей.

Минусы заместительной терапии известны. Это прежде всего трудно контролируемое продолжение некоторыми пациентами употребления нелегальных наркотиков в сочетании с легальным, а также утечка некоторой части метадона на теневой рынок. Это проблема. Но ее решение не в аннулировании программ, а в совершенствовании технологии ЗТ, дифференциации участников (далеко не каждому можно доверять недельный запас лекарства), вплоть до исключения злостных нарушителей правил. Трудности есть, и наркологи, применяющие терапию, их не скрывают.

Существует и теоретическое, идеологическое неприятие заместительной терапии, и оно широко распространено в России то ли в силу ее «особой стати», то ли из-за мистических чар покойного академика Э.А. Бабаяна, полвека ведшего войну с «наркотическим пайком». Именно под его влиянием метадон был включен в Список I Перечня наркотиков, то есть запрещен для медицинского использования, а в российском законе «О наркотических средствах и психотропных веществах» появился безоговорочный запрет на лечение наркомании наркотическими препаратами, включенными в Список II (это относится к бупренорфину).

Не буду писать сейчас, что перевешивает в ЗТ - польза или вред. Хотелось бы, чтобы сама дискуссия о заместительной терапии не интерпретировалась ее противниками как пропаганда наркотиков. Особенно противниками в погонах. Но дело сейчас не в программах, а в людях, которые были в эти программы приняты и много лет, как больные диабетом на инсулине, жили на метадоне именно как на лекарстве. Они не искали его по подворотням, а были пациентами государственной программы Минздрава Украины. Они доверились врачам. Теперь наркологам в Крыму легче застрелиться. Помочь своим больным они никак не могут.

2 апреля директор ФСКН Виктор Иванов провел в Симферополе совещание. Говорил он о грандиозных задачах, решать которые предстоит наркоконтролю на крымской целине. Все было там не так. Милиция Украины сажала за наркотики, но мало: Иванов пообещал рейды. Конопля растет как сорняк: гербицидами ее. Да еще существует более 800 хорошо устроившихся потребителей метадона. Иванов не называл их больными. Но пообещал, что теперь «этих людей» будут лечить по-настоящему. Эти заявления безответственны: за лечение в любом случае будет отвечать российский Минздрав. Но тот молчит.