А между тем в «Болотном деле» сегодня сразу два юбилея. Во-первых, ровно два года назад была задержана самая первая подозреваемая - Александра Духанина, которая даже и не задумывалась о том, чтобы скрываться от «правосудия», а активно участвовала в «оккупаях». С этого момента начался вал арестов.

Во-вторых, новый фигурант дела Дмитрий Ишевский, задержанный сегодня, стал тридцатым, если считать со всеми амнистированными, «анатомическими» и даже с теми, кто вообще не был на Болотной. Тоже ведь круглое число.

Следственный комитет утверждает, что он уже успел убежать за границу, а после вернулся.

Два года. 30 человек.

Где-то в конце июня 2012 года казалось, что следствие нахватало вдоволь жертв, но затем были арестованы Полихович и Кавказский, в сентябре из Вятки привезли Ковязина, а в октябре взяли Кривова. А уж казалось бы, зачем так долго искать Кривова, который постоянно стоял под дверями Следственного комитета с плакатами. По моим данным, он находился в разработке с самого начала. Оставили на потом: то ли невысока пропускная способность мясорубки, то ли чтобы не расслаблялись.

И тут же взялись за «организаторов» «массовых беспорядков» (всё приходится писать в кавычках) - Удальцова, Развозжаева, Лебедева. Снова перерыв.

Казалось, что на этот раз точно всё. Ноябрь, декабрь, январь. Обвинение «участникам» «массовых беспорядков» предъявлено в окончательной редакции, началось ознакомление с материалами дела... В начале февраля 2013 года взяли Гущина. «Вторая волна» была менее масоовой: 1-2 человека в месяц, аресты - более неожиданными. И казалось, что ну теперь-то уж точно всё: Гаскаров («крупная рыба») стал завершающим аккордом. На восемь месяцев машина Зингера остановилась.

В декабре 2013 года обухом по голове ударил релиз СКР о том, что новый фигурант дела Дмитрий Алтайчинов признал вину, а его дело передано в прокуратуру. Как долго продолжалось расследование, как складывались его отношения со следствием, так никто и не понял. Ждали, что он выступит в судах на стороне обвинения, но и этого не случилось: человек пришел один раз в суд, получил амнистию и исчез.

Прошли месяцы после этой странной истории, следствие по делу было в очередной раз продлено, но ничего не происходило. И снова стало звучать: «Да теперь-то всё уже...»

За время, прошедшее с мая 2012 года, утекло столько воды: сажали и выпускали Навального, участвовали вместе с ним в выборах мэра, Координационный совет оппозиции создался и распался, Ходорковского освободили, в Украине свергли Януковича, а Россия, отжав Крым, спровоцировала гражданскую войну в юго-восточных областях страны.

«Болотное дело» исчезло из сферы общественного внимания (а было ди оно там?), оно даже не стало резонансным. От 50-100 тысяч участников протестных маршей остались 5-10 тысяч человек, поддерживающих политзаключенных. О том, что происходит на болотных процессах, не знают даже многие политактивисты. Участники уличных пикетов жалуются, что прохожие частенько смотрят на них удивленно: «Болотников же амнистировали, чего вы стоите?»

Как получилось, что «Болотное дело» стало самым масштабным репрессивным процессом в последние годы в России? Возможно, оно оказалось слишком удобным крючком, который бесконечно высасывает силы и деньги из активистов, не позволяет вернуться политэмигрантам и отбивает всякое желание выйти на площадь. Можно креативить и придумывать более свежие обвинения, но удобнее взять по старым.

Два года и 30 человек. Конца никто не обещает. Судя по тому, что сегодня проводились обыски по делу «Анатомии протеста-2», а следствие в отношении Удальцова и Развозжаева давно окончено, подразумеваются другие обвиняемые и в «организации» «массовых беспорядков». Каждый «болотный» релиз СКР издевательски заканчивает словами: «Следствие намерено установить и привлечь к ответственности всех без исключения организаторов, участников массовых беспорядков и лиц, применявших насилие в отношении представителей власти 6 мая на Болотной площади Москвы».

Боже, какой ужас, погиб Андрей Миронов. По какой-то идиотской причине мне казалось, что с этим замечательным, добрым человеком никогда ничего не случится...

Я и Игорь Каляпин впервые познакомились с Андреем в январе 1995 г. в Назрани. На следующий день мы ехали в Грозный (это была наша первая в жизни поездка на войну), а он оттуда только вернулся. С кучей смертоносного железа; его так и звали в "Мемориале" - ответственный за сбор металлолома. И он нам целый вечер (есть видеозапись) рассказывал о том, какой вид вооружений (образцы боеприпасов были разложены прямо на столе) в связи с какой конвенцией международного гуманитарного права считается запрещенным для применения в густонаселенных районах. В основном это были кассетные боеприпасы с шариковым и игольчатым наполнением. Тут же по ходу дела он объяснял и показывал, как безопасно обезвреживать неразорвавшиеся кассетные боеприпасы. С тех пор мы и подружились...

Андрей был одним из самых последних советских политзаключенных, кажется, 1985 года посадки. Когда в 1987-м ему, как и многим диссидентам, предложили в качестве условия освобождения подписать бумагу с обязательством не выступать больше против советской власти, категорически отказался.

В первую войну он из Чечни практически не вылезал, не то что мы, туристы. Работал по обе стороны, всегда сохраняя строгую беспристрастность. Ездил туда и в самое опасное межвоенное время, когда похищения людей с целью выкупа захлестнули республику. Знал всех полевых командиров, никогда никому не льстил (Басаева в глаза называл террористом), со всеми был предельно, прямо-таки по-детски честен. За что его уважали даже самые отпетые. Благодаря этому спас кучу людей. Впрочем, сам он об этом никогда практически не говорил, разве в стиле байки, когда рассказывал о какой-то трагикомической ситуации. Скромен был невероятно. Настоящий русский интеллигент.

Андрей в какой-то момент в начале нулевых начал очень серьезно конфликтовать с отдельными людьми в тогдашним руководстве "Мемориала", полагая, что ими допускается отступление от высоких стандартов правозащитной деятельности. Не будучи внутри ситуации, не берусь судить, в какой степени он был прав. Но он был абсолютно искренен и абсолютно нетерпим к различного рода интриганству. Андрей знал в совершенстве несколько европейских языков, в том числе итальянский, испанский и английский, и стал зарабатывать в качестве переводчика для иностранных журналистов, работавших в России, в том числе в горячих точках, если таковые случались.

В 2001-м он приезжал с кем-то из корреспондентов к нам с Хамзаевым на процесс Буданова, где я был общественным обвинителем. В 2009 г., в роковой день 15 июля, он помогал организовать презентацию нашей книги "Международный трибунал для Чечни". Помню, мы ехали в такси с ним и Аркадием Бабченко (они тогда, кажется, и познакомились), и Андрей рассказывал про свое "диссидентское" уголовное дело. Через несколько часов мы узнали об убийстве Наташи Эстемировой... А еще как-то Андрею довелось жить с летчиком, который в первую войну бомбил Грозный, в те дни как раз, когда Андрей был в городе. И Миронов его, нарываясь на агрессию, постоянно стыдил, рассказывая о погибших стариках и детях: "Как ты мог?"...

Он был совершенно бесстрашным человеком. Как-то нашу машину с БТРа обстреляли в Урус-Мартаноском районе в 2000 или в 2001 году (мы тогда были в гостях у теперешнего политзека Руслана Кутаева): он сохранял поразительное спокойствие, кажется, вообще никаких эмоций - типа дело житейское. И это спокойствие передавалось другим, конечно.

Я никогда с ним не говорил о его отношении к религии, как-то это казалось достаточно интимной темой. Когда убили Наташу Эстемирову, я придумал для себя такую молитовку: "Прими, Господи, с миром душу убиенныя рабы твоея Наталии и всех тех, кто аще и не веровал в Тя разсудком, но сердце их горело правдою твоею, и кто положил живот свой за други своя".

Несколько лет назад все как-то переползли в Фейсбук, но Андрей не захотел на это тратить время (а соцсеть в любом случае - трата времени). Связывались с ним нечасто, в основном по скайпу. Последний раз он позвонил мне недели полторы назад и сказал, что давно уже сидит в Украине, и вот сейчас в Донецкой области. Я ему очень кратко рассказал о наших нижегородских пикетах против аннексии Крыма, о драках с местными титушками из НОДа... Я очень торопился, мне надо было убегать с работы к домашним, а ему было интересно. Я пообещал позвонить на следующий день, прислать ссылки на видозаписи, толком поговорить. Так я и не позвонил... Это из тех упущений, которые невозможно себе простить. Если бы знать...

Прости меня, Андрей!

Господи, дай нам встретиться там, где у нас будет Вечность!

Заявление председателя Совета Правозащитного центра «Мемориал»

Вчера, 21 мая 2014 г., суд в Дагестане приговорил члена общественной организации «Правозащита» Зарему Багавутдинову к пяти годам лишения свободы. Правозащитный центр «Мемориал» считает этот приговор политически мотивированным, а уголовное дело - фальсифицированным.

18 декабря 2013 года, когда начался суд над Заремой Багавутдиновой, мы признали ее политической заключенной. Уже тогда было очевидно, что истинной причиной преследования подсудимой является ее правозащитная деятельность.

По версии обвинения, Багавутдинова с октября по декабрь 2011 года уговаривала своего знакомого Мамму Далгатова вступить в ряды незаконного вооруженного формирования (НВФ), обещая после этого выйти за него замуж. Далгатов был убит в конце сентября 2013 года в ходе контртеррористической операции.

Весь ход судебного процесса доказал нашу правоту.

Суд начался с грубого нарушения прав подсудимой. Государственный обвинитель А.П. Абдуллаев заявил, что проведение процесса в открытом режиме «может привести к разглашению тайны оперативно-розыскной деятельности, кроме того, должны быть опрошены засекреченные свидетели». Судья Н.А. Вагидов, вместо того чтобы сделать закрытыми некоторые судебные заседания, без каких-либо законных оснований постановил провести в закрытом режиме весь суд. Это, несомненно, было сделано, чтобы скрыть от общественности фальсификацию уголовного дела, которая неизбежно стала бы очевидна в ходе открытых судебных заседаний.

Но информация о происходящем в зале суда все равно просачивалась.

Дело начало разваливаться.

Обвинение строилось на показаниях четырех засекреченных свидетелей. Один из них в суде отказался от своих показаний, которые давал на предварительном следствии. Он заявил, что дать показания его вынудили, что они не соответствуют действительности.

Другой секретный свидетель (содержится в СИЗО по обвинению в участии в НВФ) дал крайне невнятные показания. На предварительном следствии он сообщил, что якобы слышал, как Багавутдинова убеждала Далгатова «выйти на джихад и вступить в ряды моджахедов». В ходе судебного заседания свидетель не смог вспомнить содержание того разговора и попросил зачитать его показания, данные в ходе предварительного следствия.

Третий засекреченный свидетель, проходящий под вымышленным именем и дававший показания из-за ширмы, смог сообщить лишь, что «по его информации, подсудимая завербовала в члены НВФ какого-то жителя Дагестана», имени которого он не помнит. При этом «свидетель» не смог описать внешность ни этого завербованного мужчины, ни даже самой Заремы Багавутдиновой.

Допрошенные в суде родственники и знакомые Долгатова показали, что уже задолго до своих предполагаемых разговоров с обвиняемой тот придерживался радикальных взглядов и поддерживал НВФ. Вербовать его в ряды боевиков нужды не было.

Другие свидетели защиты рассказали, что у Багавутдиновой в связи с ее работой были плохие отношения с местными правоохранительными органами. Были приведены примеры того, как представители местного отдела полиции препятствовали ее правозащитной деятельности.

Понимая, что «доказательства» обвинения совершенно неубедительны, в марте 2014 г. прокуратура ходатайствовала о допросе сотрудника полиции. Тот сообщил, что с лета 2011 года Далгатов был поставлен на оперативный учет полиции как приверженец салафизма. Однако, по утверждению этого свидетеля, у Далгатова «стали проявляться признаки экстремизма» лишь после того, как тот стал общаться с Багавутдиновой.

При исследовании письменных доказательств, имеющихся в деле, был оглашен документ из прокуратуры, который подтверждал, что Далгатов состоял на учете в правоохранительных органах как лицо, склонное к экстремизму. Его систематически приглашали в отдел для проверки его причастности к преступлениям, совершенным на территории Буйнакска. «Защита в очередной раз подтвердила, что Далгатов не нуждался ни в каких уговорах, чтобы вступить в ряды НВФ - он и так уже к октябрю 2011 года, согласно данным МВД, придерживался радикальных взглядов и подозревался в пособничестве НВФ», - заметил после судебного заседания З. Увайсов, адвокат Багавутдиновой.

Адвокат ходатайствовал об истребовании из Информационного центра МВД по РД дела оперативного учета на Далгатова. Изучение этих материалов могло бы позволить суду получить важнейшие дополнительные сведения и установить, когда же именно Далгатов реально вступил во взаимоотношения с НВФ. Эти материалы дали бы важные дополнительные аргументы либо защите, либо обвинению, но прокурор почему-то возражал против их истребования, а судья Вагидов отказал в удовлетворении ходатайства адвоката. Суд лишний раз показал, что не заинтересован в выяснении обстоятельств дела.

Сама подсудимая и на предварительном следствии, и в ходе суда полностью отрицала свою вину.

Теперь, несмотря на очевидную несостоятельность обвинения, суд вынес обвинительный приговор.

Правозащитный центр «Мемориал» будет оказывать помощь в восстановлении справедливости в деле правозащитницы Заремы Багавутдиновой.

Мы призываем коллег-правозащитников из России и других стран, журналистов. широкую общественность обратить пристальное внимание на это дело.

Более или менее пристально следить за думской законотворческой деятельностью уже не хватает ни сил, ни времени, ни азарта. Да и для душевного здоровья это не слишком полезно.

Но время от времени твой слух или глаз натыкается на что-нибудь такое очередное. И ты, вместо того чтобы досадливо отмахнуться от этих, прости господи, новостей, начинаешь зачем-то думать и зачем-то рассуждать. Что делать - привычка. Возможно, и вредная, но она есть, ничего не поделаешь.

Ну вот зачем, думаешь ты¸ они все это делают, да еще и в таких неперевариваемых объемах? Вот зачем? Цель-то какая?

Иногда создается впечатление, что они просто куражатся, весело подмигивая друг другу и шутливо тыча в бока друг друга острыми локтями.

А иногда кажется, что они посылают таким образом сигналы всем тем, кто и без того вполне открыто считает их идиотами. Типа, ага, мы идиоты. Но вы даже еще не знаете какие! А вот мы вам сейчас изобразим - вы будете приятно удивлены!

А иногда даже начинает казаться, что вся эта запретительская вакханалия имеет скрыто подрывную цель. Известно же, что бывает в конце концов, когда человеку, допустим, сначала говорят: «Вам направо нельзя, а можно только налево», - а через пять минут говорят: «Не, налево вам тоже нельзя, а только вперед и назад. Но чтобы «вперед», надо получить специальное разрешение», - а потом говорят: «Нет, только назад и не оборачиваться», - а вскорости выясняется, что и «назад» грозит штрафом и общественными работами по месту стояния на одной ноге. В этих случаях даже самый покладистый человек энергично и с неизбежным применением запрещенной лексики выдергивает из земли палочки с запретительными указателями и просто идет туда, куда ему надо, не обращая внимания на грозные крики за спиной: «Эй, ты куда? Мы что тут, зря, что ли, законов напринимали?» Может быть, они там такие глубоко законспирированные «революционэры», думаешь ты, и тут же понимаешь, что это, разумеется, глупость.

Скорее всего дело в том, что они таким вот образом попросту выстраивают вокруг самих себя густой частокол с башенками, бойницами и колючей проволокой с электрическим током, будучи не вполне – что совершенно справедливо - уверены в своем праве на существование в качестве «народных избранников».

Однажды я поехал к своему приятелю на дачу. Объясняя мне дорогу, он сказал: «Ты легко найдешь. Моя дача непосредственно граничит с хорошо укрепленным объектом».

Сначала я не очень понял, что он имел в виду, думая, что речь идет о воинской части или о пересыльной тюрьме. Когда я нашел искомую улицу, допустим, Калинина или даже Щорса, я сразу понял, что он имел в виду. На этой улице доминировал высоченный кирпичный забор, за которым не было видно самого дома. По верху забора тянулась скрученная в зловещую спираль колючая проволока. Рядом с бронированными воротами, увенчанными «фамильным» гербом, ошивалась парочка вооруженных мордоворотов с неприветливыми выражениями лиц.

«Чья же это дача - если это вообще дача?» - спросил я приятеля. «Дача. – ответил приятель. – Там живет какой-то местный авторитет. Торгует, кажется, церковной утварью». «А от кого это он так обороняется?» - поинтересовался я. «Не знаю, - ответил приятель, - Видимо, кого-то сильно обидел».

Вы можете гарантировать, что Луганская и Донецкая области не станут частью России, а останутся частью территориально целостной Украины?

Во-первых, мы ничего никому не должны гарантировать, потому что мы никогда не принимали на себя никаких обязательств на эту тему... Пусть нам наши партнеры прогарантируют что-нибудь... Но вообще разговор не должен вестись именно в такой плоскости - что кто кому гарантирует. Разговор должен быть другим...

Дмитрий Медведев, премьер-министр России

- Нынче вышел манифест. Кто кому должен, тому крест, - продекламировал Янкель, вдруг разбив гнетущее молчание, и громкий хохот заглушил последние его слова.

Григорий Белых и Алексей Пантелеев. "Республика ШКИД"

Вчера у станции метро «Улица 1905 года» прошел пикет, посвященный годовщине депортации крымских татар. Среди организаторов - партия «Яблоко». Выступавшие вспоминали истории своих родителей и дедов, которых депортировали в 1944 году. Эти истории еще живы. Судьбы людей, которые мешали и которых просто решили выкинуть, как мусор... Страшные рассказы о том, как людей, включая больных, стариков, детей, за 15 минут выдворили с обжитых ими территорий, чтобы в нечеловеческих условиях везти в Среднюю Азию, часто обрекая на голодную смерть. Слово «депортация» здесь неуместно, больше подходит «геноцид», и это совсем не натяжка. Масштабы трагедии в сознание не умещаются.

Но вот перед нами внуки пострадавших и даже их дети. Много татар... Хотя, конечно, народу пришло маловато, учитывая количество жертв и важность этой даты именно сейчас, в связи с ситуацией в Крыму.

И ведь особенно страшно, что команда у руля - та же: хотя масштабы преступлений другие, но принципы и методы не изменились. Эти люди ни в чем не каются, не просят прощения - они просто реабилитируют, то есть снимают обвинение (какое?) с целого народа, который в свое время просто списали за ненадобностью. Это все равно как если бы немцы реабилитировали еврейский народ после Холокоста. Но для немцев фашизм - это национальный позор, а для нас чекизм все так же - честь и слава.

В перерывах между выступлениями звучали хорошие песни, в том числе «Баллада о земле» Высоцкого, моя любимая. А после окончания мероприятия мы небольшой группой активистов направились к Соловецкому камню для одиночных пикетов. Там одна бабушка обратилась к нам со словами, знакомыми мне из Солженицына: «Зачем прошлое ворошить?». То есть, когда речь идет о триумфах и победах, память дедов священна, а когда эти деды замучены, то «не надо ворошить»… Тяжело слышать такое. Что будет со страной, которая не чтит своих героев, превозносит своих убийц, не помнит своих мучеников?

К 16:00 подъехал автозак, а полицейские явно искали поводы для задержания и даже обсуждали вслух, кто из нас был задержан в прошлый раз. Повод нашелся - полицейские придрались к моменту передачи плаката. Первыми были задержаны я и Екатерина Мальдон (к ней без всякой причины был применен болевой прием). Погрузив нас в автозак, стражи порядка разбавили наш женский коллектив Эмилем Терехиным и Михаилом Удимовым. Мужчины были взяты без плакатов, поэтому впоследствии отпущены без протоколов - придраться было уж совсем не к чему.

В отделении один из полицейских завязал с нами спор по поводу Крыма. Вообще они с необыкновенным постоянством заводят с нами разговоры на украинскую тему (раньше про Майдан, теперь все про Крым). Думаю, получают такие инструкции. Мы вышли с классической 20.2, после того как, благодаря Катиному упорству, все же получили копии наших протоколов.

Как всегда - протоколы, как всегда - штрафы, и все-таки день прошел со смыслом. Мы напомнили людям о том, о чем забывать нельзя. А дальше - уже их выбор.

Фото Эмиля Терехина

Завление русского ПЕН-центра против введения в России "нового информационного порядка" и преследований блогеров

Русский ПЕН-центр констатирует: кампания интенсивной и лживой пропаганды, развернутая в России подконтрольными государству средствами массовой информации - прежде всего федеральными телеканалами и государственными информационными агентствами, - в последние месяцы привела к опасному росту националистических настроений в обществе. В стране развилась агрессивная истерия в отношении не только украинского государства и его новых властей, но теперь уже и самого народа Украины.

Составной частью этой кампании государственной пропаганды является давление на независимые СМИ и национальную медийную индустрию в целом. Это давление власть последовательно наращивает и на федеральном, и на региональном уровне. Конституционные гарантии свободы слова в сегодняшней России фактически упразднены. Все более распространенными становятся случаи прямой и косвенной цензуры, прямо запрещенной Конституцией РФ.В этих обстоятельствах исключительно опасными становятся систематические ограничения свободы слова в интернете. Речь идет о радикальном сокращении доступа к свободному обращению информации в электронных сетях. Уже вступили в действие только что принятые законодательные акты, предусматривающие внесудебную, построенную исключительно на произволе чиновников и спецслужб, процедуру блокировки информационных ресурсов, ограничения доступа к ним пользователей Интернета. В течение нескольких недель такой блокировке - без всякого решения суда и даже без сколько-нибудь внятных объяснений ее мотивов со стороны государственных органов - подверглось несколько популярных независимых информационных ресурсов: в том числе grani.ru, ej.ru, kasparov.ru. Запрещенным и заблокированным оказался и популярный блог Алексея Навального, одного из наиболее заметных деятелей российской оппозиции, недавнего кандидата в мэры Москвы, собравшего почти треть голосов избирателей столицы, активного разоблачителя коррупционных преступлений в российских властных структурах.

Это наступление на свободу мысли и слова в российском интернете продолжается, и парламент страны готов безотказно штамповать все новые репрессивные законодательные акты. Одним из таких нововведений откровенно карательного характера стал недавно принятый пакет поправок к различным законам, смысл которых заключается в создании системы специального надзора за деятельностью участников социальных сетей, подвергнуть ограничениям деятельность блогеров. Особый цинизм законодателя выразился в данном случае еще и в том, что эти поправки были приняты под лозунгом "усиления борьбы с терроризмом". Ограничения и запреты, упомянутые в этих поправках, и так регулируются уголовным и административным кодексами, другими действующими законами РФ, - блогеры подчинены им точно в той же мере, что и любые граждане страны. Однако законодательные новации создают возможность для преследований и дискриминации мыслящих, пишущих, граждански активных людей во внесудебном порядке. Речь идет о новом мощном ресурсе применения "избирательного правосудия", который появляется в распоряжении российских карательных органов. Этот "новый информационный порядок" необходим для того, чтобы развивать практику "наказания процедурой", погрузить жертву преследований в болото нескончаемых бессмысленных чиновничьих "контрольно-проверочных" издевательств, подобных тем, что уже сделали практически невозможной работу многих НКО в России. Русский ПЕН-Центр выражает свое возмущение практикой государственных ограничений и репрессий против свободы слова, развивающейся в России.

Мы заявляем о нашей солидарности и поддержке сограждан, пишущих в интернете. Эти люди своей упорной и самоотверженной работой в социальных сетях помогают российскому обществу в поисках полной, разнообразной, объективной информации, и тем противодействуют агрессивной государственной пропаганде. Мы призываем наших коллег, членов международного ПЕН-Клуба, приложить максимум усилий для мобилизации мирового общественного мнения в поддержку независимых журналистов и блогеров, противостоящих репрессивной государственной политике и систематическим ограничениям важнейших прав и свобод человека в России.

Сотрудникам госаппарата вне зависимости от должности и ранга привьют отрицательное отношение к подаркам, которые им дарят представители компаний или частные лица. Для этого в госорганах вводят соответствующие спецкурсы по антикоррупционному законодательству...
- Запретительными мерами мало чего можно достичь. Необходимо формировать культуру внутреннюю чиновников и создавать не только внешний, но и действительный образ представителя власти, которого не прельщают ни взятки, ни подарки. Для этого в правительстве, к примеру, уже проходят лекции, формирующие негативное отношение сотрудников к принятию подарков, - сказал собеседник "Известий" в Белом доме.
В администрации президента также проводятся подобные лекции. По словам источника издания, из кремлевских чиновников создадут "настоящих самураев, которые считают главной целью своей жизни служение стране".

"Чиновников научат негативно относиться к подаркам"

Рассказывали мне про другого члена Политбюро, товарища Полянского Дмитрия Степановича. Приехал к нему однажды друг из Краснодара... пришел на квартиру с подарками, а хозяина дома нет. Жена говорит: "Митя выступает сейчас перед коллективом фабрики "Трехгорная мануфактура". Наконец приходит и сам хозяин - с отрезом сукна под мышкой. Перехватил недоуменный взгляд гостя и говорит: "Это мне работницы фабрики подарили". Гость удивился. "Митя, - говорит, - да зачем же тебе этот отрез? Ты же член Политбюро нашей партии, у тебя же есть все, чего ни пожелаешь". "Да, - говорит Митя, - пока я член Политбюро, у меня есть все. А вот когда меня выгонят, тогда неизвестно, что будет. Может, еще придется этот отрез на рынок нести, чтобы прожить". И как в воду глядел, выгнали-таки. Но все-таки судьба его столь печальной не оказалась, сначала послом куда-то отправили, а уж потом на пенсию перевели, на персональную. Надеюсь, что на жизнь ему хватает и отрез на рынок нести пока не пришлось. Хотя и новых ему уже никто не дарит. Кому он нужен теперь, зачем?

Владимир Войнович. "Антисоветский Советский Союз"

Я участвовал в написании и консультации этого закона (Яровой. – Ред.)… Дело все в том, что военнослужащие Красной Армии теоретически и практически могли совершать воинские, но не военные преступления... Воинские преступления - это против военной службы, которые совершают военнослужащие. Да, в том числе они могут незаконно применять оружие, убивать мирное население. Но это, [если] случалось в период Второй мировой войны со стороны Красной Армии, носило характер воинского преступления... Насчет Катыни... Сегодня этот факт известен, что это совершили сотрудники НКВД. Для того чтобы признать виновными этих сотрудников в международном преступлении, нужна вина государства. Кто признал действия Советского Союза во Второй мировой войне как военные преступления?.. для признания этих действий международным военным преступлением нужно осуждение этих лиц, не исполнителей, а руководства государства, международным компетентным судом... И те люди, которые будут обвинять этих военнослужащих в международных преступлениях, будут заниматься незаконной, теперь уже криминальной деятельностью...

Дайте мне сказать. Вы не даете сказать ничего... поэтому возникает вопрос о моей дебильности и о умности вашей с комментариями… Преступления сталинского режима, о которых ваш эксперт говорит, - это победа во Второй мировой войне. Закон связан именно с защитой приговора Нюрнбергского трибунала, который искажается, фальсифицируется, все в этом приговоре написано… Здесь в этом законе о Сталине нет ни слова, речь идет о приговоре Нюрнбергского трибунала. Сталин умер. У нас есть презумпция невиновности... Мы можем исторически говорить - да, совершал преступные действия, но говорить о преступлениях от лица государстваю... правовых оснований нет. Презумпцию невиновности если уважаете... Нет человека, с ним уходит и вопрос о его виновности. Россия не является правопреемником Советского Союза по вопросам вины - это большая разница.

Ссылка

А вот бы Болотного дела вовсе не было. Бывают исторические события, причастностью к которым гордишься. Здесь же, если не считать мужества самих политзаключенных и людей, которые месяцами их поддерживают, стыд сплошной. Одна треть иррациональности, две трети обреченности.

Периодически я разговаривала с активистами о том, чего они ждали от демонстрации 6 мая 2012 года. Многие из них делали большие глаза: мол, все знали, что что-то будет. Не все, конечно, - думаю, что процентов десять.

Постфактум я пыталась понять, что же такое они знали. Что планировали. Может, действительно были серьезные намерения? Одни говорили, что собирались пройти на Манежную площадь, соединиться там с несогласованным митингом. А почему, извините, через Болотную? Нельзя было приехать сразу на «Площадь Революции»? Ну-у, Манежка была закрыта, и метро могли закрыть, и вообще там не согласовано... А Большой Каменный мост не закрыт? Да мы же еще не знали. Ну а дальше-то, дальше, в чем суть плана? «А потом бы нас повинтили».

Другие говорили, что собирались оставаться на Болотной площади и никуда не уходить. Возможно, ставить палатки, если получится. И? «А потом бы нас повинтили».

Ставить палатки - занятие достаточно бестолковое, если ты не контролируешь площадь. Как бы вы, спрашиваю, препятствовали разгону? Ведь разговор мы начали с того, что акция должна была быть очень нетривиальной, значит, нужно пробыть на улице хоть одну ночь (побить часовой рекорд фонтана 5 марта). А за что нас разгонять, отвечают мне, граждане же имеют право...

На это хочется сказать не то «ми-ми-ми», не то «о, Господи».

И все, что я ни слышала о планах активистов, сводилось к набору шаблонных действий и предположений, которые повторяются из акцию в акцию. Поймите меня правильно, я не знаю, как сделать интереснее. Просто акция называлась «Не пустим вора в Кремль», а должна была называться «А потом нас повинтят».

Кстати, в последнее время мы достигли гармонии по этому параметру, так и говорим: завтра винтаж, вы пойдете? А вовсе не «вставай на последний бой». Толку столько же, а разочарований меньше.

Беда-то в том, что силовики за неимением серьезных проблем, разглядывая муху в митинге перед инаугурацией, видели добротного слона с хоботом. Ишь чего они там по телефонам своим шепчут загадочными голосами, мятеж готовят... «Граждане кричали, что они здесь власть» - так один омоновец в показаниях описывал массовые беспорядки, как он их понимает. Они не шутят, когда говорят на судах, что митингующие хотели встать вокруг Кремля, взявшись за руки. Они правда видят мир живописно.

Болотное дело - это история про то, что бунт виртуальный, а тюрьма настоящая. Про то, что суд виртуальный (на самом деле его нет), а сроки реальные. Про виртуальные обстоятельства, которые муссируют не только тролли, но и добропорядочная общественность: они знали, на что шли, в Америке за такое стреляют на месте и т.д., - и про реальную постраничную фальсификацию дела, которая мало кому интересна. Про виртуальное возмущение, про разговоры о виртуальных люстрациях и про фактическую удовлетворенность «мягким» приговором.

Но чтобы закончить за здравие, все-таки скажу, что идея сделать Болотное дело «судом над властью» оказалась ну очень уж виртуальной, зато выросшая вокруг него сеть взаимопомощи - небольшой, но реальной и крепкой. Может, в этом и есть исторический смысл.