Послезавтра должна быть рассмотрена апелляция по одной из составных частей "Болотного дела" - так называемому делу восьми. Вряд ли эта машина даст задний ход - она на это неспособна. Единственное, на что можно надеяться, - это сокращение сроков. Если оно и будет, то скорее всего небольшое. Но даже два-три месяца имеют значение. Для двоих фигурантов - Ярослава Белоусова и Артема Савелова - это критически важно. Их срок близок к завершению, и, если его сократить, их не успеют этапировать: оформление документов и доставка в колонию занимают несколько месяцев.

В целом же, думаю, Мосгорсуд не будет далеко отходить от решения первой инстанции. И все равно мы будем добиваться полного оправдания наших подзащитных. В плане доказательств ситуация для нас чуть улучшилась. На процессе Удальцова-Развозжаева прозвучали важные показания, которые говорят в пользу обвиняемых, - причем это показания полицейского руководства. Полковник Дейниченко, например, рассказал, что на Болотной площади накануне митинга велись работы по асфальту, а также что полиция не проверяла территорию перед мероприятием. Это говорит о том, что претензии к обвиняемым, которые якобы ломали асфальт руками и ногами, несостоятельны.

Формально дело Удальцова-Развозжаева - это другой процесс, и суд может отказаться рассматривать показания, которые там прозвучали. Но, когда я давал свидетельские показания по делу организаторов, суд признал их неприемлемыми, потому что я являюсь общественным защитником по «Болотному делу». Таким образом они сами признали, что разные производства по «делу 6 мая» суть одно, и им придется как-то выкручиваться.

Что будет дальше? Почти у всех (кроме Сергея Кривова) подошел срок, после которого возможно условно-досрочное освобождение, и я не исключаю, что их отпустят по УДО. Смысла держать в колонии их нет, УДО - это не оправдание, поэтому власть может и спустить дело на тормозах. Это, впрочем, вилами на воле писано: их логика нам недоступна.

Возможно, ребята напишут прошения о помиловании. Я разговаривал с ними и знаю, что они обдумывают эту возможность, но пока не приняли решение. Конечно, все они если и будут подавать такие прошение. то только без признания вины.

Думаю, что решение, которое суд окончательно примет 19 июня, будет тиражироваться и на следующих фигурантов. Сроки по второй и третьей волне «Болотного дела» будут аналогичными, если не случится смены или хотя бы корректировки курса внутри страны.

У этой машины нет внешних рецепторов, она смотрит только наверх и не видит, что происходит вокруг. Я абсолютно уверен, что события в Украине не повлияли на приговор. Не влияет, к сожалению, на него и поддержка обвиняемых со стороны общества.

Но если суд и прокуроры равнодушны к тому, сколько человек приходят на слушания, если это не изменит результат, то для обвиняемых и для защиты поддержка имеет колоссальное значение. Выступать в пустом или в полном зале, видеть лица людей, которые переживают за тебя, или не видеть - огромная разница.

Я не использовал слово "цивилизованный". Потому что если говорить о цивилизации, то Россия самое цивилизованное государство. С точки зрения своей культуры, своей истории... Если говорить не о цивилизованных, а зарубежных странах, к коим относятся всеми почитаемые, незаслуженно почитаемые североамериканские США, то там как раз самая жесточайшая... политика по отношению к курению в общественных местах...

Насколько я помню, в Штатах можно курить на открытых верандах. И в Европе это можно делать.

Слушайте, ну что вам дались эти открытые веранды... Нет у нас этих открытых веранд. Это не наша культура.

Ссылка

Комитет по бюджетной политике Госдумы требует возбудить уголовное дело против Чубайса. Мол, по итогам проверки "Роснано" Счетной палатой есть "признаки как минимум девяти составов преступления".

Зампред думского комитета - Оксана Дмитриева. И дело, конечно, не в Чубайсе, а во внеочередных выборах губернатора Петербурга. Много лет госпожа Дмитриева пытается быть "оппозиционным" кандидатом на питерский престол. Удивительнее всего, что и часть оппозиции поддерживает ее в таком качестве.

Год назад в Москве единым кандидатом оппозиционеров выдвигался Алексей Навальный. К нему была тысяча претензий. Что он националист, ходил на "Русский марш" и дети его подозрительно белокуры. Что он популист, шутит в твиттере и не был в таком-то году на том самом митинге против сноса лавочки у дома 17-а. Что он не дает комментарии всем желающим журналистам, что у него дорогая машина и временами он изъясняется матом.

Матом изъясняться неприлично, неинтеллигентно. Вы представляете себе Оксану Генриховну в таком амплуа? Конечно же нет, она интеллигентная петербурженка. В университетские времена по линии комсомола ведала цензурой КВН. Тишайший и вежливейший однофамилец Михаил Дмитриев называл ее работу на посту министра “откровенно популистской”. На протестных митингах в Питере госпожа Дмитриева сдавала оппозиционеров ментам.

Впрочем, бог с ними, с теми оппозиционными активистами. Оксана Генриховна была одной из струй "бешеного принтера" и яростно поддерживала антисиротский закон, законы об ужесточении ответственности за все на свете и, конечно, аншлюс Крыма. Такой человек безусловно будет самым правильным, совестливым и протестным выбором интеллигенции и оппозиции.

Заявление Правозащитного центра "Мемориал"

22 апреля 2014 г. в Бутырском суде г.Москвы был оглашен приговор радикальному публицисту Борису Стомахину: шесть с половиной лет лишения свободы в лагере строгого режима. Стомахин был признан виновным по статьям УК РФ: ч.1 ст.205.2 («публичное оправдание терроризма»), ч.1 ст.280 («публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности»), ч.1 ст.282 («возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства») и ч.1 ст.30 ч.2 ст.205.2 («приготовление к публичному оправданию терроризма с использованием СМИ»). Ранее Стомахин уже получил по двум из этих статей максимальное наказание - пять лет лишения свободы, которые отбыл в 2006-2011 гг.

Поражает несоответствие наказания инкриминируемым деяниям. Многим пользователям интернета известны тексты Стомахина на различные политические темы. По нашему мнению, они заслуживают серьезного порицания, поскольку содержат призывы к насилию, - именно поэтому мы не сочли возможным признать Бориса Стомахина политическим заключенным. Однако эти тексты, по некоторым формальным признакам подпадающие под указанные статьи Уголовного кодекса, на деле способны вызвать ненависть (или, напротив, сострадание) лишь по отношению к их автору. Они не имели никакого реального влияния и не могли усилить террористическую угрозу для нашего общества и нашего государства. Это косвенно признает и обвинительное заключение, где указано, что сведений о потерпевших от деятельности Стомахина не имеется.

Кроме жестокости, отметим и другие странности в позиции суда. Судебные экспертные заключения по 282-й и подобным статьям УК часто становятся предметом общественной критики, но в случае Стомахина они похожи на дурной анекдот. В нарушение УПК РФ психолого-лингвистические экспертизы были назначены и проведены без участия Стомахина и его защиты. В итоге ему, воспитанному в СССР, вменяются, среди прочего: «умысел на публичное оправдание деятельности террористов, убивших Александра Второго»; умысел повлиять на террористическую деятельность Шамиля Басаева (в 2012 году - через шесть лет после гибели последнего!); такие заведомо неисполнимые аудиторией статей «призывы» (а в действительности - экспрессивные риторические формулы, выражающие степень негодования автора по тем или иным поводам), как «Эта страна должна быть… ядерными бомбами стерта с карты мира», и многие другие абсурдные обвинения. Привлеченные судом эксперты, а затем и сам суд фактически отмахнулись от необходимости изучить мотивационную составляющую вмененных Стомахину деяний, равно как и прочих обстоятельств, связанных с его личностью, ограничившись констатацией его психической вменяемости и поверхностным опросом нескольких соседей.

Очевидно, что в отношении Стомахина происходит показательная судебная расправа, по жестокости сопоставимая (если не превышающая) с наказаниями, которые зачастую получают в нашей стране виновные в насильственных преступлениях разной тяжести. По-видимому, для такой суровости нет никаких причин, кроме политических. Каково бы ни было наше отношение к публицистике Стомахина, необходимо признать: его преследуют не столько за человеконенавистническое содержание текстов, сколько за их противовластную направленность. Таким образом, Правозащитный центр "Мемориал" вынужден констатировать, что отмеченное многочисленными нарушениями уголовное преследование Бориса Стомахина и вынесенный ему приговор в значительной степени обусловлены политическими мотивами.

Мы требуем пересмотра дела Стомахина. В случае признания его виновным к нему не должно быть применено наказание, связанное с лишением свободы, - как к человеку, не представляющему реальной опасности для общества, единственному сыну пожилой матери-инвалида и уже отбывшему в СИЗО значительно больше времени, чем того требовала следственная необходимость. Наконец, мы просим проявить и милосердие к этому человеку, для которого длительный срок заключения не может иметь никаких позитивных последствий, но только еще более десоциализирует, озлобит и надломит его, а возможно - убьет.

Из-за возмутительности исповедуемых Стомахиным взглядов он практически лишен общественной поддержки, потребной всякому преследуемому по политическим мотивам. Правозащитный центр «Мемориал» подчеркивает свое категорическое неприятие творчества Бориса Стомахина как по форме, так и по духу и, тем не менее, призывает гражданское общество в России проявить особое внимание к этому делу как политически мотивированному и отмеченному серьезными нарушениями прав человека, подвергнутого уголовному преследованию.

Картина "Левиафан" Андрея Звягинцева... имеет все шансы быть отвергнутой российскими прокатчиками. Причина - наличие нецензурной лексики, подпадающей под действие закона о запрете мата в кино, театре и на концертах, который должен вступить в силу с 1 июля этого года... Исходя из его положений, даже наличие прокатного удостоверения не защитит картину от штрафов - каждый публичный показ картины формально будет являться административным правонарушением... Приз на престижном фестивале и широкий прокат по всему миру не станут основанием для каких-либо послаблений в отношении картины - в Минкультуры категорично заявили, что "требования закона обязательны для любых аудиовизуальных произведений"... Если же создатели не хотят вносить изменения, то могут показывать картину с матом на фестивалях, для чего не требуется прокатное удостоверение.

"Известия"

Злобой и скрежетом зубовным исходят либералы после знаменитого 37-го Указа Государева об уголовной ответственности с непременным публичным телесным наказанием за нецензурную брань в общественных и приватных местах. И что самое удивительное - народ-то наш сразу с пониманием воспринял Указ 37. После ряда показательных процессов, после протягивания на главных площадях городов российских, после свиста бычьего кнута на Сенной и воплей на Манежной в одночасье перестал люд простой употреблять паскудные слова, навязанные ему в старину иноземцами. Только интеллигенция никак не может смириться и все изрыгает и изрыгает матерный яд на кухнях, в спальнях, в отхожих местах, в лифтах, в кладовых, в подворотнях, в машинах, не желая расставаться с этим гнусным полипом на теле русского языка, отравившим не одно поколение соотечественников. А Запад гниющий подыгрывает нашим подпольным матерщинникам... Палачам и армейским старшинам в России ругаться по-матерному разрешено. Сделал Государь наш для них исключение ввиду тяжелой профессии.

Владимир Сорокин. "День опричника"

Юридическая норма - просто текст на бумаге. Ее значение выражается в том, как она толкуется или применяется государственными органами. В случае с осуждением Надежды Толоконниковой и Марии Алехиной статья Уголовного кодекса о хулиганстве была применена так, что ограничивала право на выражение критического мнения.

Мы с Толоконниковой подали жалобу в Конституционный суд, позднее к жалобе присоединится и Алехина. Дело Pussy Riot уже коммуницировано ЕСПЧ, и мы бы хотели инициировать как можно больше способов их правовой защиты. Однако главный смысл нашей жалобы не в этом: нам важно получить от КС официальные разъяснения конституционно-правового смысла 213 статьи УК РФ.

Как полагает суд, выносивший решение по делу Pussy Riot, мнение, которое было выражено участницами панк-молебна в храме Христа Спасителя, не было одобрено большинством. Это стало квалифицирующим признаком нарушения общественного порядка и хулиганства. Критерием правовой оценки деяния было мнение большинства, что, с нашей точки зрения, недопустимо: судят не за то, что я задумал и сделал, а за то, как другие обо мне подумали.

Кроме того, Толоконникова и Алёхина привлечены к ответственности не за нарушение светских правовых актов, а за нарушение религиозных норм. Мы полагаем, что такое истолкование статьи 213, когда под нарушением общественного порядка понимают нарушение религиозных обрядов и традиций, не должно иметь места. Конституция РФ закрепляет разделение церкви и государства, следствие и суд не могут руководствоваться нормами религии.

Наши положительные ожидания заключаются в том, что Конституционный суд разъяснит конституционно-правовой смысл 213-й статьи. В последнее время статья 213 наряду со статьей 282 (возбуждение ненависти либо вражды по национальному и другим признакам) начала очень активно применяться к гражданским активистам, которые совершают уличные перформансы, выражают общественную позицию. Это напоминает советский период: что-то сказал не так, как рекомендует партия, - и становишься хулиганом.

Хулиганство - это хулиганство. Хулиган - человек, который дебоширит, избивает людей на улице. А у нас эту статью применяют к кому ни попадя.

Как отреагирует КС? Не знаю, я не экстрасенс. Сначала жалобу будут проверять по формальным основаниям, потом судьи решат, будут ли рассматривать жалобу или ограничатся определением. Опять же неизвестно, будет ли это определение формальной отпиской или раскроет хотя бы частично смысл статьи о хулиганстве и ограничит ее применение.

Компетентные органы проверяли, как жили наши военнопленные в плену. Как вели себя, соблюдали ли [требования] воинской присяги, воинского долга. И потом, это хорошо известно, около 235 тысяч из 4 миллионов военнопленных оказались уже в советских лагерях - за нарушение военной присяги, сотрудничество с врагом [неразборчиво] и так далее.

Виктор Сазонов, главный научный сотрудник НИИ военной истории Военной академии Генерального штаба, доктор исторических наук, профессор

Считается по делу, что Шухов за измену родине сел. И показания он дал, что таки да, он сдался в плен, желая изменить родине, а вернулся из плена потому, что выполнял задание немецкой разведки. Какое ж задание - ни Шухов сам не мог придумать, ни следователь. Так и оставили просто - задание.
В контрразведке били Шухова много. И расчет был у Шухова простой: не подпишешь - бушлат деревянный, подпишешь - хоть поживешь еще малость. Подписал.

Александр Солженицын. "Один день Ивана Денисовича"

Меня вызвали в суд Владивостока по заявлению прокурора Приморского края о признании книги "Ударные отряды против Путина" (совм. с А. Литым) экстремистским материалом.

2. Никакого оправдания терроризма в книге не содержится. Напротив, содержится осуждение терроризма. К примеру, про Саида Бурятского дословно сказано: "Саид, конечно же, террорист, и я не собираюсь его обелять". Далее в тексте книги говорится, что террор - следствие сложного клубка социальных, политических, экономических, религиозных и культурных проблем. Одним убийством террористов его не распутаешь. Поэтому необходимо комплексно изучать эту проблему.

3. Приведенная в тексте заявления цитата со стр.7 книги: "Только так, отрешившись от ненависти и предвзятого отношения к террористу и переключив свое внимание на воспитавшее его общество, мы сможем беспристрастно и спокойно исследовать мотивы его действий" находится в русле изучения проблемы терроризма. Она также не является оправданием терроризма. К тому же эта цитата принадлежит не авторам, а П.А. Кропоткину!!!

4. Цитата со стр. 13 "Но главное не это, а то, что вершиной пассионарного пика под условным обозначением Р6 на схеме Гумилев поставил именно самопожертвование, жертвенность для достижения поставленной задачи. Если мы станем рассуждать беспристрастно, то поймем, что Гумилев был прав - ведь именно тогда, когда люди были готовы пожертвовать своими жизнями ради идеи, возникали не только государства, но и целые народы" принадлежит опять-таки не авторам, а Саиду Бурятскому, авторская оценка деятельности которого приведена выше.

5. "Язык фактов", использованный в книге, не является "пропагандой взглядов" террористов. В предисловии к книге конкретно сказано, для чего он использован, и дано четкое и подробное осуждение их взглядов. Ниже привожу обширную цитату из предисловия.

"В принципе, есть что-то общее в утопиях современных исламских фундаменталистов и русских националистов - обе они обращены в прошлое, это такой обреченный, эсхатологический взгляд на нынешний мир. В их черно-белой картине видения для мира нынешнего не осталось цветных красок, он движется в никуда, все святое и чистое сосредоточено в мире прошлого. Но злые силы стремительно разрушают его остатки, он теряет последние кусочки, и вот, может быть, в отчаянной попытке задержать это падение, отстоять эти первозданные кусочки, люди готовы взять оружие, кого-то убить и даже пожертвовать собой.
...
У людей крайних взглядов сходно само восприятие действительности. И тем, и другим присущи схематичность и узость мышления, деление всех на своих и чужих, непримиримость позиций. В этом мог убедиться любой, кто хоть раз пытался спорить на каком-нибудь форуме с русскими националистами или исламскими фундаменталистами. Уверовавший в идею теряет способность внимать логическим доводам. Слова Абузагира Мантаева об абсолютном неприятии ваххабитами иного мнения вполне можно отнести и к радикальным русским националистам. Если же говорить о сходстве во внешних мотивациях, то и русские, и кавказские боевики в своих заявлениях называют свои действия ответом на чрезмерные репрессии правоохранительных органов, коррупцию во власти, безработицу, алкоголизм и прочие социально-экономические факторы. Некоторые наци-боевики героизируют северокавказское подполье и пытаются перенять его опыт. Это касается, например, «приморских партизан» и упомянутого в книге лидера российского отделения неонацистской организации «Blood&Honour» Сергея Голубева. В одном, правда, русские боевики пока что существенно отстают от их исламских «коллег» - это как раз в готовности к самопожертвованию. Нынешние русские террористы, в отличие от исламских, как правило, ей не блещут. Когда доходит дело до судов, они и вовсе отказываются признать свою вину, за редким исключением вроде Николы Королева. Однако нетрудно предсказать, что позиции будут меняться при ужесточении ситуации и дальнейшем развитии их относительно молодого движения.

И русские, и кавказские боевики указывают одинаковые причины своих действий, но прошлое, на которое устремлены их надежды, мифологизируют по-разному. Одни из них видят выход в националистической утопии, другие в религиозной. Однако религиозная утопия оказывается мощнее, стройнее и привлекательней. Популярная в среде наци-скинхедов языческая реконструкция или комбинированный православный сталинизм а-ля Квачков по многим параметрам проигрывают мусульманской идее. Объединительной идее против общего врага, с которым ассоциируется колониальный Запад и, как его представитель, теперешнее российское правительство, проигрывает и национализм раздробленных кавказских народов. Вот почему нередки случаи перехода боевиков-националистов разных этносов в ислам. Обратных примеров я не знаю. Эта тенденция продолжает сохраняться, несмотря на резкое осуждение и даже остракизм неофитов их былыми товарищами по национальным движениям.

И русские, и кавказские боевики на социальные вопросы ищут ответы не в социальной сфере, а в национальной или религиозной. Социальной критикой и мечтами о социальном равенстве наполнены тексты Анзора Астемирова и Ясина Расулова, приморских и орловских «партизан», которые я привожу в этой книге. Но их социализм сливается с национализмом или исламом, превращаясь в современный российский национал-социализм у одних и ваххабизм у других.

Что касается социального происхождения будущих террористов, то в целом оно достаточно обычно для нашей страны. Одни росли вовсе без родительского присмотра, другие в неполных семьях, третьи во вполне благополучных. Некоторые происходят из совсем простых семей, а некоторые из вполне интеллигентных. У многих, как, например, у Тихонова, Климука, Тамамшева, Мантаева, Луконина, Ковтуна и Савченко, кто-то из родителей или родственников работал в правоохранительных, военных или судебных органах. Обращает на себя внимание то, что у многих юных нацистов родители придерживались националистических взглядов. Но если родители выражали их лишь на словах, то с жаром впитывающие эти слова подростки пошли гораздо дальше.

Чтобы точнее понять побуждающие причины, для начала нужно попробовать выстроить саму цепь событий и узнать, что за люди в них участвовали. Это я и попробовал сделать в данном тексте. Я чередовал друг с другом биографии исламских и русских боевиков, полагая, что это позволит шире представить картину происходящего. В то же время из объемного списка террористов 2000-х героев для своей монографии я выбирал чисто субъективно. В поле рассмотрения попали лишь те их них, кто по той или иной причине вызвал у меня интерес - конечно же, я не претендую на полноту охвата. Есть немало и других, вполне ярких или известных персонажей, чьи биографии, тем не менее, не вошли в книгу.

Надеюсь, собранный мной материал послужит благодатной почвой для дальнейших исследователей. Я пытался говорить сухим языком свидетельств и фактов, свой собственный голос сводя к минимуму. Во многом ориентиром для меня послужила структура книги Вересаева «Пушкин в жизни», вообще целиком состоящей из расположенных в хронологическом порядке цитат из воспоминаний, переписки, дневников знакомых поэта и его самого.

Но, тем не менее, ошибок и неточностей избежать невозможно. Ведь одни мои герои жили совсем недавно, другие живут сейчас. Их биографии не прошли испытания временем. Да и сам зачастую конспиративный характер их деятельности не предполагает излишней огласки и публичности. В работе я старался использовать и сравнивать как можно больше разных источников, ссылаясь на наиболее правдоподобные. Но почерпнутые оттуда данные далеко не всегда могут быть надежны - среди них протоколы допросов свидетелей и обвиняемых, выступления в суде, материалы следствия, попавшие в прессу или переданные сторонами защиты и обвинения. Все мы понимаем, насколько достоверными могут оказаться сведения, полученные в результате действий нашей правоохранительной системы. Поэтому я стремился максимально сверять аргументы противоположных сторон, в сомнительных случаях предоставляя слово им обеим. Лакуны наверняка остались, и многое еще предстоит исправить, но дело за временем - в скором будущем обязательно всплывут новые материалы, проливающие свет на темные пятна в истории недавних событий".

Мы давно уже существуем в условиях какой-то затяжной, незатихающей войны, которая одну за другой уносит жизни самых незаменимых и самых лучших. Так что даже восприятие как будто притупляется уже, не давая в полной мере оценить величину и значимость этих потерь.

Сегодня вот – убит Андрей Миронов. Очередная жертва этой войны.

К сочетанию таких слов невозможно привыкнуть, не стыкуются они как-то друг с другом. Андрей Миронов, и – убит...

Лет шесть назад Андрей познакомил меня с Лейфом Ховельсеном, выдающимся норвежским гуманистом и последовательным христианином. В какой-то очень холодный дождливый день мы пришли в гостиницу при посольстве Литвы, где останавливался Лейф, и провели около трех часов в очень интересной беседе с этим удивительным человеком. Андрей не жалел сил помогать людям общаться друг с другом, выполняя как бы между делом роль переводчика. А встретиться или посодействовать встрече именно с этим человеком было для него чем-то особым, потому что идеи движения «морального перевооружения» или «инициативы перемен» были чрезвычайно близки Андрею. Он ездил в местечко Ко в Швейцарии на регулярные съезды движения, один из главных смыслов которого – стремление менять мир к лучшему через собственную личностную эволюцию к добру, через прощение и взаимопонимание. Рядом с Лейфом Ховельсеном, одним из основателей этого движения, Андрей смотрелся как родственник – настолько они были чем-то похожи. Несмотря на возрастную разницу - ведь Лейф участвовал в антифашистском сопротивлении еще в начале Второй мировой войны.

При содействии Андрея Миронова в России была переведена и издана книга Лейфа Ховельсена «Сквозь стену», кдючевой эпизод которой - момент прощения гестаповца, жестоко пытавшего Лейфа в застенках, когда роли поменялись и бывший палач оказался под стражей. Ненависть не останавливается, а умножается и совершает свою разрушительную работу в душах, сердцах и окружающем мире, пока кто-то не остановит ее состраданием, прощением и любовью, утверждал Лейф - и доносил теплоту этого понимания до множества людей в Европе. Андрей же был незаметным, но действенным проводником идей «морального перевооружения» в России.

Андрей был на удивление скромным человеком. Казалось, он специально стремится держать себя так, чтобы его не замечали, не приписывали ему заслуг, а воспринимали все, что он делает, как нечто само собой разумеющееся. При этом он умел проделывать в одиночку такую работу, какой могла бы заниматься целая организация. И конечно же, он был патологически бескорыстен.

Я познакомилась с Андреем в 1989 году, когда вместе с Нийоле Садунайте, бывшей политзаключенной из Литвы, зашла к Валерию Сендерову, у которого квартира была в то время одновременно пресс-центром для иностранных корреспондентов, штабом Международного общества прав человека и московским филиалом редакции «Русской мысли». Вслед за нами к Валерию пришел какой-то вдумчивый европеец с молодым переводчиком, и завязался разговор, касавшийся положения дел в стране и проблем прав человека. Переводчик работал мастерски. Узнав, что по основной специальности наш зарубежный собеседник – врач, Нийоле поделилась тревогой о здоровье Ольги Тихой, вдове погибшего в пермских лагерях украинца Олексы Тихого. Врач стал задавать детальные вопросы, с Ольгой связались по телефону, и меня удивило, как ловко справляется переводчик с фактически синхронным переводом, требующим специальных познаний. Лишь в конце беседы мы узнали, что он тоже политтзек, вернувшийся из заключения в первую волну горбачевской амнистии, что языки он изучил самостоятельно и что это вовсе не главная его работа.

Вскоре мы стали очень часто видеться с Андреем в связи с деятельностью наспех созданной группы в защиту политзаключенных. Регулярные собрания группы проходили у меня дома. Андрей жил недалеко от меня и почти не пропускал наших посиделок. В группу входили Кирилл и Пинхос Абрамович Подрабинеки, журналистка Марина Перевозкина, Ася Лащивер, другие заметные люди. Андрей был тихим и немногословным на фоне нашей довольно шумной компании, но советы давал всегда по делу и в работе был человеком, можно сказать, незаметным – и незаменимым.

К нам тогда регулярно приходили освобождавшиеся, но взять интервью у Андрея почему-то не приходило в голову. Наверное, потому, что он воспринимался как защитник политзаключенных, а не как объект защиты. Он много говорил о других людях, а о своем тюремно-лагерном опыте почти не рассказывал. Только по отдельным обмолвкам можно было понять, что он пережил тяжелый прессинг во время следствия.

А судебно-следственная эпопея Андрея такова. Его арестовали в августе 1985 года и держали под следствием в тюрьме Ижевска. В апреле 1986-го Верховный суд Удмуртии приговорил его к четырем годам колонии строгого режима и трем ссылки. Приговор, надо сказать, был диким: распространение (передача для чтения своим знакомым) "Колымских рассказов" Варлама Шаламова и работы «Социализм как явление мировой истории» Игоря Шафаревича, разговоры в узком кругу на политические темы с критикой режима и прослушивание зарубежных радиостанций – вот все, что вменялось Андрею. В Москве за такое вряд ли бы тронули. А вот в глубинке КГБ лютовал, и Москва это поддерживала. В конце июля 1986 года Верховный суд РСФСР оставил приговор в силе, несмотря на начинавшуюся перестройку.

Андрей наблюдал неутешительное поведение знакомых, дававших обильные показания против него, предательство друзей, способное приводить к полному упадку духа. Но своей вины он не признал, в содеянном не раскаялся, никаких показаний на других не дал. Срок отбывал в политической зоне в Мордовии. Освобожден был в первой половине 1987 года. И сразу же занялся деятельностью в защиту оставшихся политзаключенных, активно используя при этом знание языков. Ему легче, чем нам, было информировать о положении дел с правами человека в стране иностранных корреспондентов и представителей международных правозащитных организаций.

Когда политзаключенных советского периода уже выпустили (этот процесс длился около четырех лет), Андрей чутко следил за политическими делами новой эпохи. Помню его на процессе псевдошпиона Вила Мирзаянова. Мы стояли в пикете напротив здания суда, а Андрей общался с иностранцами, растолковывая им, по-видимому, суть происходящего.

Андрей очень переживал за Стаса Дмитриевского во время его процесса в Нижнем Новгороде. Мы часто говорили с ним об этом по телефону. Андрей говорил, что Дмитриевского судят так же, как нас судили в советское время, что пошли уже процессы в духе тогдашнего преследования инакомыслящих, что об этом нужно говорить. Он активно информировал об этом деле своих знакомых в Европе, и то, что Стаса не посадили тогда, отчасти и его заслуга.

В Чечню Андрей стал ездить с самого начала активных боевых действий. Его видели в самых опасных точках Грозного во время бомбежек в январе 1995 года. На протяжении всей первой войны Андрей был организатором и участником разнообразных переговорных процессов, относясь при этом сдержанно и беспристрастно к обеим сторонам конфликта.

Андрей участвовал в гражданских акциях, в пикетах и митингах, и его неоднократно задерживали. Однако он никогда не выходил в первые ряды, не разворачивал больших плакатов, а стоял где-нибудь сбоку, почти незаметно, разговаривая с кем-то или просто тихо присутствуя. Его можно было встретить и на Стратегии-31, на митинге на проспекте Сахарова либо на Болотной, но более всего – на мероприятиях против войны или в защиту политзаключенных.

В последний раз я видела Андрея у Замоскворецкого суда в день чтения приговора болотным узникам 21 февраля. Помню, я выразила радость, что много людей пришло, а он посетовал, что мало. Мы много говорили об Украине. И слушали рассказ стоявшей рядом девушки, которая побывала на Майдане и делилась светлыми впечатлениями.

Просматривая фотографии того дня, я с грустью увидела, что снимала в том момент все вокруг – толпу людей, автозаки, плакат «Свободу узникам 6 мая», повисший с воздушными шарами на проводах. А вот Андрея не сфотографировала. Видно, неловко было в упор снимать человека, не любившего сниматься. Но зато я обнаружила фотографию Андрея, сделанную месяцем раньше в холле Замоскворецкого суда во время прений сторон на процессе. Видно, это одна из последних его фотографий, и я рада, что многие перепостили ее уже у меня с фейсбука.

Андрей был убежденным противником войны, сторонником исключительно ненасильственных методов борьбы и мирного разрешения конфликтов. Он восхищался Майданом и горячо поддерживал его. Но он не мог поддержать силового решения проблемы Донбасса. Когда многие из нашей оппозиции, включая бывших правозащитников, высказались в том или ином виде за беспощадное подавление, Андрей просто поехал туда, чтобы наглядно показать, чем оборачивается подобное решение политических проблем и каково в результате приходится ни в чем не повинным жителям, многодетным семьям, старикам и детям.

За это и поплатился жизнью.

Может быть, вчитываясь в этот последний его репортаж, вглядываясь в фотографии, сделанные тридцатилетним Энди Роккелли, погибшим вместе с Андреем, люди убавят воинственный пыл и задумаются о том, что есть вещи куда более важные, чем политические настроения и пристрастия. Если не ради человеколюбия как такового, то хотя бы ради памяти об Андрее.

Обращение Правозащитного cовета

Через год после волны прокурорских проверок, затронувших сотни неправительственных организаций, власти вновь обостряют противостояние с гражданским обществом.

Неправительственные организации, получившие прокурорские «представления» и «предостережения», обжалуют результаты прошлогодних прокурорских проверок в судах. Суды между тем продолжают выносить решения против правозащитных организаций, требуя «добровольно» зарегистрироваться в качестве «организации, выполняющей функции иностранного агента». Прокурорские проверки возобновились в восьми российских регионах. Наконец, Госдума и Совет Федерации одобрили новые поправки в законодательство, предусматривающие принудительное внесудебное занесение в реестр «агентов».

Очевидно стремление власти поставить клеймо «иностранного агента» на любой независимой общественной активности.

Обозначение «иностранный агент» оскорбительно для правозащитных, экологических и социальных организаций. Их цель – помогать людям, отстаивать общезначимые правовые и демократические принципы. Этим они служат и стране, и народам России. Правозащитная и природозащитная деятельность невозможна без апелляции к власти и к общественному мнению, без привлечения активистов к гражданским кампаниям.

Клеймо «иностранного агента» в нынешней общественной атмосфере ксенофобии и ненависти к «Западу» подрывает саму идею гражданского контроля, поскольку делает бессмысленным любые публичные действия неправительственных организаций, и в первую очередь – их обращения к официальным лицам в интересах людей и общества. С таким клеймом работа правозащитных организаций теряет смысл, а в перспективе неизбежны их преследования, вплоть до ликвидации или самороспуска. Определение «политической деятельности», данное Конституционным судом РФ, неконкретно, допускает произвольное и расширительное толкование, позволяя отнести к ней любую гражданскую активность, любое осмысленное высказывание.

Общеизвестны конформизм и управляемость нашей судебной системы, и ссылки на возможность защиты наших прав в суде звучат, как злая издёвка. Эти опасения уже подтверждаются судебной практикой.

Нынешнее полицейское усердие ставит саму власть в нелепую ситуацию. Клеймо «агента» получат десятки и сотни общественных организаций, авторитетных как в российских регионах, так и в мире. В этих условиях диалог власти и общества превращается в разговор с «иностранными агентами» или в «разговор с самим собой» на руинах гражданского общества.

Правозащитный Совет:

Людмила Алексеева
Валерий Борщев
Юрий Вдовин
Светлана Ганнушкина
Сергей Ковалев
Олег Орлов
Лев Пономарев
Александр Черкасов