"Работая над картиной, вы пробовали ответить на вопрос - какая сила могла подвигнуть этих людей [немецких солдат] на такую жестокость?.." - спрашивает интервьюер Константина Хабенского, режиссера и исполнителя главной роли в фильме "Собибор".

"Вместо ответа на вопрос "Можно так было или нельзя?", - говорит Хабенский, - я предлагаю всем оглянуться вокруг и посмотреть, что происходит где-то в соседних государствах. Вы удивитесь, насколько все это созвучно тому, что происходило в годы Второй мировой войны. Были обещания: "Мы сделаем новый мир. У нас будет новое государство". Людей приглашали создавать историю. Это было время вседозволенности... До чего докручена эта вседозволенность и обещание нового мира отдельно взятым гражданам отдельного государства? Ответ на поверхности. Все это живо и сейчас - просто посмотрите вокруг".

Что ж, понятно. В нацистской Германии людям говорили, что они строят новый мир, творят историю, а значит, им дозволена любая бесчеловечность. Такое же происходит и сейчас "в соседних государствах" - в каких именно, не сказано, но и дурак догадается, что имеется в виду "бандеровская" Украина.

А вот еще один вопрос: "Что двигало вашим героем Александром Печерским? Мотивация его поступков не подчиняется инстинкту самосохранения - он хотел спасти весь лагерь, а не только себя".

И ответ Хабенского: "Нельзя забывать, что мой герой - человек, воспитанный советской властью. В первую очередь его интересует общество, большие дела, забота о большом коллективе... В меньшей степени - он сам и близкие ему люди. Поэтому фраза "Весь лагерь уходит" - это фраза советского человека, его принципиальная забота обо всех. Она повергла в шок соратников Печерского. В кино я попытался рассказать именно об этом".

Вот ведь оно как. Советская власть, оказывается, вовсе не внушала гражданам, что они участвуют в строительстве нового мира и потому могут и должны быть безжалостны к врагам. Нет, она воспитывала в них "заботу обо всех", и в этом источник морального превосходства советских людей, повергавшего в шок представителей других народов.

Глупость и лживость этой конструкции очевидна. Скажут, что актер не обязан быть умным. Константин Хабенский таковым и не является - но в практической сметке и чуткости к господствующим идейным веяниям ему не откажешь.

Особенно странная ересь - возможность для школьника "составить собственное мнение" о сложных моментах отечественной истории. Я даже не о том, что иные мнения об отечественной истории никогда не преподаются в школах: в украинской школе вы никогда не услышите развернутых мнений о гнусности Волынской резни, в английской - о нечеловеческой жестокости подавления Ирландского восстания - и трудно понять, почему мы должны быть так уж явно глупее всех остальных. Я скорее о "собственном" мнении. Школьник так же мало способен составить собственное мнение о Петре или о Сталине, как об устройстве адронного коллайдера. Во-первых, он попросту мало знает... во-вторых, иметь такое мнение ему незачем.

Так рассуждает на страницах журнала "Эксперт" научный редактор этого журнала Александр Привалов. И рассуждение это озадачивает. Даже если автор прав в том, что в украинских и английских школах принято замалчивать позорные эпизоды отечественной истории, трудно понять, почему он считает такой безнравственный обычай разумным и призывает от него не отклоняться. Странно и то, что г-н Привалов считает подобное замалчивание горькой правды универсальным правилом. Может быть, в его представлении и в немецких школах вы никогда не услышите о гнусности истребления евреев, а в американских - о нечеловеческой жестокости южных рабовладельцев? Видимо, так. И более того, по его логике это совершенно правильно.

Школьник, говорит научный редактор "Эксперта", не может составить собственное мнение о Петре или о Сталине, потому что он мало знает. Так пусть поучится и узнает побольше - разве не для того и нужна школа? Но г-н Привалов не видит в этом нужды: по его словам, "не составляют люди собственного мнения по вопросам, по которым лично им не предстоит как-то действовать". В таком случае, наверное, нет смысла и изучать в школах литературу: зачем молодому человеку составлять свое представление о никогда не существовавших людях вроде Онегина, Печорина или Чацкого? Достаточно запомнить слова Молчалина: "В мои лета не должно сметь// Свое суждение иметь".

Российские патриоты умело отражают нападки Запада, обвиняющего нашу страну в варварских бомбежках Алеппо. "А как же трагедия Дрездена, которую Гесс назвал "нашим немецким Холокостом"?" - сурово спрашивает экс-президент Российского еврейского конгресса Евгений Сатановский. Публицист Максим Соколов на заместителя Гитлера по партии не ссылается, но высказывает ту же мысль более развернуто: "...в Дрездене от бомб Королевских ВВС по самым минимальным оценкам погибли не менее 30 000 [человек]. Иные оценки доходят до нескольких сот тысяч. А ведь Дрезденом дело не ограничилось. Практически все города Германии в результате союзных бомбардировок были превращены в кучи щебня".

И убийственный вывод: "С таким не то что скелетом - бесчисленной горой скелетов в шкафу проливать слезы по поводу неизбежных, к сожалению, жертв среди мирного населения в ходе уничтожения исламистских людоедов - это как плакать о мирных берлинских жителях, пострадавших в уличных боях Красной Армии с бившимися насмерть эсэсовцами... Чья бы корова мычала, а чья бы и помолчала".

Этот мощный полемический прием достоин самого широкого применения. Скажем, попробуют англичане неблагосклонно отозваться о каких-то действиях России - а мы ехидно спросим: "А не вы ли, джентльмены, сожгли Жанну д'Арк, а потом зверски подавили восстание сипаев?" Французам всегда можно припомнить Варфоломеевскую ночь и колониальную войну в Алжире, американцам - рабство негров и Хиросиму, итальянцам - нравы семейства Борджиа, японцам - Нанкинскую резню, ну а уж с немцами сам бог велел поговорить о преступлениях нацистского режима. И наши западные партнеры сразу сменят мычание на молчание.

Но если эти самые партнеры посмеют заикнуться о том, что и в русской истории всякое бывало - при Сталине там или при Иване Грозном, - у нас это не вызовет ничего кроме здорового смеха. Во-первых, это было давно и неправда, а во-вторых, мы-то тут при чем?

"Организация запрещена в России". Такого рода примечание должно делаться в отечественных средствах массовой информации при всяком упоминании о "Правом секторе", УНА-УНСО и прочих сообществах, признанных судом экстремистскими и включенных в соответствующий черный список, - вплоть до "Исламского государства". Этого требует закон, и даже те СМИ, что вообще-то позволяют себе всякие вольности ("Эхо Москвы", The New Times, "Новая газета", "Ведомости", "Медуза"), так и поступают - похоже, не видят в этом большой проблемы. В самом деле, организация ведь запрещена? Запрещена. Так почему бы и нет?

Действительно, на фоне прочих это цензурное требование воспринимается как относительно безобидное. Однако безропотно подчиняться ему все-таки, мне кажется, унизительно. Ну ведь глупо же выглядит журналистский текст, напоминающий по стилю былину, где молодец неизменно добрый, девица - красная, меч - острый, а басурманский царь - собака. И как знать, чего еще захотят наши изобретательные власти. Может, примут закон, по которому любое упоминание о князе Владимире должно сопровождаться эпитетом "Красное Солнышко"? Тоже ведь ничего неправильного в этом не будет.

Но дело тут не только в раздражающей читателя или слушателя бессмысленности. На самом деле смысл в этом требовании есть. "Запретительные" пометки в тексте, каким свободолюбивым по содержанию он бы ни был, есть знак лояльности, готовности пойти навстречу государственным пожеланиям. "Это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение".

"Русская история - в том числе и новейшая и даже в особенности новейшая - способна привести прогрессиста и западника в полное отчаяние, ибо снова и снова ход ее подчиняется неумолимому закону... представительная демократия... опять не удалась - сколько ни пытались насадить апельсиновую рощу под Владимиром, ничего не получилось, тогда как державная автократия очередной раз показала свою укорененность на русской почве".

С удовлетворением констатируя эту извечную особенность русской истории ("Наследство их из рода в роды// Ярмо с гремушками да бич"), православный публицист Максим Соколов усматривает в ней не что иное, как предначертание Всевышнего для родной страны. Но ведь склонность к самодержавному правлению - это не единственная устойчивая черта нашей общественной жизни. Вот, скажем, такое явление, как мздоимство, тоже произрастает на русской почве с давних пор, несмотря на все усилия его искоренить. Неужели и оно, подобно "державной автократии", завещано России самим Богом, а потому заслуживает благоговейного к себе отношения?

Впрочем, возможно, так оно и есть. Ведь еще гоголевский Городничий по поводу взяток благочестиво замечал: "Это уже так самим Богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят".

Колумнист "Известий" Максим Соколов попенял г-ну Баррозу, нескромно разгласившему заявление Владимира Путина о том, что при желании он возьмет Киев за две недели. Тем более что, по мнению публициста, ничего скандально-воинственного российский президент и не сказал:

С точки зрения языковой угрозы-то как раз и не было, поскольку употребление условной конструкции как раз предполагает, что искомое событие не состоится. Когда Барон в "Скупом рыцаре" говорит: "Лишь захочу - воздвигнутся чертоги;// В великолепные мои сады// Сбегутся нимфы резвою толпою;// И музы дань свою мне принесут", - он никак не хочет сказать, что инвестиции в стройкомплекс, а равно в нимф и муз уже произведены. Напротив, "лишь захочу" означает, что, обладая потенциальной возможностью воздвигнуть чертоги, взять Киев в военном строю etc., говорящий, однако, в действительности этого не желает. Когда бы на самом деле желал, это давно было бы свершившимся фактом..

Забавный случай сей другой пример на память мне приводит. Вот цитата из романа Роберта Пенна Уоррена "Вся королевская рать":

Хозяин... говорит: "Впусти гада. Впусти".
И когда гада впускают, Хозяин не торопясь оглядывает его с головы до ног и произносит: "Это твой последний шанс". Он произносит это спокойно и веско. Потом он внезапно наклоняется вперед и добавляет, уже не сдерживаясь: "Сволочь ты такая, знаешь, что я могу с тобой сделать?"
И он правда мог. У него были средства.

По логике г-на Соколова получается так, что губернатор Старк, обладая потенциальной возможностью причинить гаду всяческое зло, в действительности вовсе не имел такого намерения: "когда бы на самом деле желал, это давно было бы свершившимся фактом".

А вот случай из реальной истории. На XX съезде КПСС Хрущев рассказал, что в годы советско-югославского конфликта Сталин однажды заявил: "Достаточно мне пальцем шевельнуть - и Тито больше не будет!" Благодаря Максиму Соколову мы теперь понимаем истинный смысл этой фразы: она убедительно свидетельствует о том, что в действительности Сталин ничего дурного с Тито делать не хотел.

Такова сила оптимистического взгляда на человеческую натуру.

Александр Скобов согласен с правозащитным центром "Мемориал" в том, что радикальный публицист Борис Стомахин осужден жестоко и несправедливо. Но он идет дальше: по его мнению, мемориальцы и другие критики вынесенного Стомахину приговора не правы, когда называют взгляды узника возмутительными и достойными порицания. И он ставит своей задачей "защитить Стомахина от правозащитников". Мотивы этой апологии самые благородные - однако, на мой взгляд, убедительной ее признать нельзя.

"Эта страна должна быть уничтожена, ликвидирована, аннигилирована любым путем - лучше всего бы ядерными бомбами - стерта с карты мира, чтобы самое имя ее забылось навеки... Россия должна быть просто уничтожена тотально, с воздуха, до состояния выжженной пустыни!" Скобов смело цитирует эти жутковатые пассажи из статей Стомахина, но затем приводит не столь устрашающие фразы из других его текстов - и делает вывод о том, что на самом деле у Стомахина "речь идет об уничтожении не российского населения, а социально-политической модели, получившей в исторической науке название "деспотическая модель самодержавия". И с удовлетворением констатирует: "Это достаточно внятная программа радикального переформатирования российской государственности".

Действительно, и программа внятная, и переформатирование радикальное... Говоря без иронии, Скобов допускает тут грубую логическую неточность. Ведь даже если в текстах Стомахина можно найти и не явно кровожадные (хоть и весьма решительные) высказывания о России и ее народе, разве это позволяет игнорировать призывы, процитированные выше? Представим себе, например, фанатичного антисемита, который, не заботясь о последовательности, то проповедует поголовное истребление евреев, то всего лишь призывает к "переформатированию" их социального уклада. С какой это стати нам считать, что на самом деле он придерживается в еврейском вопросе умеренного подхода, а его радикальные заявления можно и не принимать во внимание?

Не смущает Скобова и одобрительное отношение Стомахина к терактам против гражданского населения. "Мне представляется, - философски замечает он, - что стремление Стомахина найти оправдание убийствам мирных людей есть не более чем крайняя форма отказа от осуждения". И правда, Стомахин отказывается осуждать террор в самой что ни на есть крайней форме. "Итак, первый - есть! Впервые с 1997, кажется, года, - и очень надеюсь, что не последний!.. От всей души приветствую взрыв на ж/д вокзале в Волгограде 29.12.2013 г. и поздравляю с удачей его организаторов: им удалось отлично поздравить и российское террористическое государство, и населяющих его “граждан” (рабов и быдло)..." Так писал Стомахин из СИЗО в начале этого года.

По мнению Скобова, такая позиция морально неуязвима: "И не нам, гражданам России, не сумевшим защитить чеченский народ от тупого имперского насилия, от бомбежек и оккупационного террора, осуждать те формы, в которые вылилось его сопротивление, становясь в лукавую "равноудаленную" позу над схваткой. Не нам говорить, что безнравственно убивать безоружных людей... Не мне, не сумевшему остановить чеченскую войну, осуждать Бориса Стомахина".

Я глубоко уважаю - и разделяю - выраженное в этих словах непримиримое осуждение чеченской войны и всех преступлений, совершенных российским государством против чеченского народа. Но не могу согласиться с моим оппонентом, когда он отказывает мне (как, впрочем, и себе) в праве - а это скорее не право, а долг - осуждать преступления против ни в чем не повинных мирных людей. Теракты последних лет в городах России совершаются не бойцами чеченского национального сопротивления, а активистами исламистского подполья - это существенная разница. Но и будь это не так - террор нельзя считать допустимым даже в справедливой войне. "Все равно чеченцы правы, а Россия нет, - пишет Скобов. - Как говорил писатель-фронтовик Виктор Астафьев, мы никогда не будем правы против чеченцев там, так же как немцы не были правы против нас здесь". А тот же Волгоград - это "там" или "здесь"? И разве советские солдаты были правы, воюя с мирными жителями Восточной Пруссии?

При всем том, разумеется, бесспорно, что Борис Стомахин является жертвой политических репрессий и что требование немедленного освобождения относится к нему не в меньшей мере, чем к другим политическим заключенным в сегодняшней России. Признание одиозности его взглядов ничуть этому не препятствует. В конце концов, есть у нас Александр Дугин, выступающий с человеконенавистническими призывами, - так его даже из профессоров Московского университета не выгоняют. И, возможно, резонно поступают.

Бенедикт Сарнов прожил 87 лет - столько же, сколько его предшественник Корней Чуковский, любивший повторять: "В России надо жить долго". Книги Сарнова о Зощенко и Мандельштаме, поражающие глубиной и тонкостью мысли - и литературной, и исторической, и социальной, - писались "в стол" и увидели свет только после краха советской системы. Однажды в начале 90-х один знакомый Бенедикта Михайловича, не чуждый тоски по советскому прошлому, поинтересовался, какой гонорар он получил за одну из этих книг, и, узнав, что сумма была ничтожная, с торжеством спросил: "А сколько бы ты получил за такую книгу при Брежневе?" И услышал в ответ: "За такую книгу при Брежневе я получил бы срок".

По счастью, Сарнов дожил до более или менее свободных времен и сумел написать и издать книги, не только обогатившие отечественное и мировое литературоведение, но и ставшие огромным (и пока, увы, недооцененным) вкладом в осмысление российской истории XX века – а значит, и нашей современности. Наверное, автор фундаментального четырехтомника "Сталин и писатели" с горечью осознавал, что его анализ взаимоотношений между властью, искусством и обществом в нашей стране не теряет актуальности.

Мне посчастливилось лично знать Бенедикта Михайловича - и могу сказать, что в жизни он был таким же, как в книгах и статьях: мудрым, ироничным, увлекающимся, сомневающимся... Речь его, как и тексты, была насыщена историко-литературными ассоциациями и цитатами. И сейчас мне хочется повторить поэтическую фразу: "Не говори с тоской: их нет,/ Но с благодарностию: были".

Фото Игоря Кравченко

Однажды в середине 80-х годов я услышал от одного своего осведомленного приятеля любопытную историю. Тогда среди льгот, полагавшихся сотрудникам штаб-квартиры ООН, была и такая: если дипломат, едущий к месту службы, должен был при посадке в самолет уплатить за лишний вес багажа, то бухгалтерия ООН эти затраты ему возмещала. Советские ооновцы быстро поняли, что для них это настоящее золотое дно - ведь в московском аэропорту ты платишь в рублях, а в Нью-Йорке получаешь ту же сумму в долларах, причем по официальному курсу: доллар за 60 копеек (на черном рынке доллар стоил не меньше трех рублей). И вот в течение ряда лет посланцы нашей великой державы регулярно загружали свои чемоданы гирями, гантелями и прочими тяжелыми предметами, чтобы по прибытии на берега Ист-Ривер обогатиться твердой валютой.

А сегодня я прочитал, как наш министр иностранных дел Сергей Лавров укорил власти США за неджентльменское поведение в деле российских дипломатов (в том числе и сотрудников миссии при ООН), пойманных на жульничестве с американской медицинской страховкой. Мол, специально ждали чуть ли не десять лет, чтобы накопить побольше компромата и устроить скандал погромче. Разве воспитанные люди так поступают? Нет чтобы по-доброму оценить русскую смекалку, да и спустить дело на тормозах - ну разве что сообщить потихоньку в посольство Российской Федерации, чтобы особо удачливых наказали возвращением на родину.

И вспомнилось, что в 1981-1988 годах г-н Лавров служил не где-нибудь, а именно в постоянном представительстве СССР при ООН. Так что если та давняя история про "золотые гири" достоверна, то скорее всего и он должен помнить про то, как наши соотечественники умеют обвести вокруг пальца доверчивых американцев. И его своеобразная корпоративная этика становится по-человечески понятной.

"Он не Робеспьер, он не любит выступать и не умеет даже выступать, наверное, публично и на трибунах". Так отозвался Владимир Путин о Сергее Собянине, поздравляя только что избранного московского мэра со вступлением в должность. Кажется, не все сразу уловили истинный смысл этой фразы. Ведь всякому образованному человеку (а президент России, разумеется, относится к их числу) известно, что среди деятелей Французской революции Робеспьер выделялся вовсе не ораторским даром - куда ему тут было до Мирабо или Дантона! Нет, он вошел в историю не как Красноречивый, а как... правильно - Неподкупный. Так что сказать про человека "он не Робеспьер" значит не что иное, как намекнуть на то, что он не чужд коррупции. Что называется, нашел время и место...

Видимо, Владимир Владимирович тут же спохватился и добавил: "Но он действительно очень добросовестный, очень порядочный, честный и талантливый человек". Однако главное уже было сказано.

Как быть честолюбивому аналитику, если действительность разошлась с его предсказанием? В свое время остроумный выход из такого положения нашел видный отечественный политолог Виталий Третьяков, заявивший: "Мой прогноз, как я и прогнозировал, не подтвердился".

Не менее видный обозреватель Максим Соколов в сходной ситуации пошел не столь простым путем. Незадолго до московских выборов он скептически оценил электоральные перспективы Алексея Навального и в присущем ему изящном стиле назвал его сторонников "два жида в три ряда".

Реальность, как известно, оказалась несколько иной. Однако г-н Соколов нимало не смутился. В очередном комментарии он не стал говорить о том, сколько голосов набрал Навальный, сосредоточившись на результате Сергея Собянина. И сделал оптимистический вывод: "...неубедительная победа с минимальным преимуществом - те самые осмеиваемые 50% плюс 1% - является фирменным знаком довольно зрелой выборной системы". И далее: "...личная судьба А.А. Навального много менее интересна, чем важный цивилизационный прецедент, выразившийся в 51% у начальника С.С. Собянина".

Итак, минимальное количественное преимущество "начальника" есть максимальное качественное преимущество системы, в которой он является начальником. Можно ли убедительнее продемонстрировать мощь диалектического подхода?

"Услышал Ты, Господи, молитвы мои. Наши танки идут на Цхинвал". Так откликнулся патриотически настроенный публицист Максим Соколов на известие о нападении России на Грузию в августе 2008 года. Кажется, спустя пять лет история повторяется – разумеется, как выразился бы сам Максим Юрьевич, mutatis mutandis.

Не далее как сегодня утром г-н Соколов горько сетовал на неожиданную мягкотелость властей предержащих, которые, по его мнению, закрывали глаза на явственные нарушения закона в предвыборной кампании Алексея Навального. И вот Генпрокуратура, будто услышав эту взволнованную речь, предъявила кандидату на пост московского мэра свои претензии, требуя возбуждения уголовного дела.

Пока неизвестно, возносил ли публицист молитвы Всевышнему и на этот счет. Но очевидно, что его пожелания исполняются с пугающей быстротой.

"Главная военная прокуратура реабилитировала сталинского палача, убийцу Николая Гумилева и организатора "Философского парохода". Такими гневными словами откликнулась "Новая газета" на недавнюю реабилитацию Якова Агранова. Историк и публицист Виктор Тополянский напоминает о многочисленных кровавых делах знаменитого чекиста и не скрывает возмущения тем, что "один из видных организаторов массовых политических репрессий, фактически серийный убийца, мгновенно превратился в невинно пострадавшего".

Но ведь в 1938 году Агранов был осужден и казнен не за свои действительные, а за мнимые преступления? Да, автор сообщает, что ему "инкриминировали по стандарту того времени измену Родине, шпионаж, терроризм, а заодно подготовку убийства С.М. Кирова". И признает: "Спору нет: Агранов не шпионил в пользу иностранных государств". Однако, по его словам, Главная военная прокуратура напрасно сняла с Якова Сауловича обвинение в терроризме - ведь "занимался он именно террором, отправляя на расстрел или в концлагерь советских граждан". А кроме того, "превышал свои должностные полномочия, любой ценой домогаясь от подследственных нужных показаний".

Спору нет: Агранов творил страшные преступления. Однако доводы г-на Тополянского бесспорными не назовешь. Все же Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Агранова к смерти не за то, что он "отправлял на расстрел или в концлагерь советских граждан", а по совсем другим, явно вымышленным обвинениям. И оставить в силе этот приговор значило бы признать ложь истиной. Ну а посмертно добавить к этому приговору кару за "превышение должностных полномочий" тоже нет никакой правовой возможности.

"Если данное постановление Главной военной прокуратуры не будет опротестовано, то в связи с этим прецедентом появится возможность добиваться реабилитации таких одиозных псевдошпионов, как Г.Г. Ягода, Н.И. Ежов и Л.П. Берия", - опасается обозреватель "Новой газеты". А по-моему, будет только правильно, если такая возможность осуществится. Ягода, Ежов и Берия - личности, конечно, одиозные (и это еще мягко сказано), но с юридической точки зрения имеет значение не это, а то, что они были репрессированы по сфальсифицированным обвинениям и по политическим мотивам. В конце концов, далеко не все жертвы советского террора были безгрешны (таких людей вообще мало). Виновны в тяжких преступлениях были не только руководители НКВД, но и, скажем, Зиновьев или Тухачевский - однако Сталин расправился с ними совсем не за это, и разве не следовало их реабилитировать?

Надо оговориться, что Ежов и Берия (а также, например, расстрелянный в 1954 году Абакумов) обвинялись не только в вымышленных злодеяниях, но и в реальных преступлениях - фальсификации уголовных дел против честных граждан, применении "незаконных методов следствия" и т.д. И тем не менее они подлежат реабилитации на том основании, что над ними не было настоящего суда - была квазиюридическая расправа. Организаторы и исполнители террора стали его жертвами, и это тоже историческая правда, которую надо признать и сделать из нее правовые выводы.

После крушения коммунистического режима в нашей стране была возможность решить эту проблему радикально – разорвать правовую преемственность с тоталитарным прошлым. Так это было сделано в ФРГ, где никому не приходит в голову заниматься индивидуальной реабилитацией жертв нацистской юстиции. Однако постсоветская российская власть при Ельцине, а потом при Путине пошла по другому пути. И коллизия между нравственным чувством и правовой необходимостью до сих пор остается неразрешенной.

Федеральная миграционная служба ошарашила общественность жуткими цифрами. Оказывается, каждое пятое преступление в Москве совершают выходцы из стран СНГ. И тенденция устрашающая: только за первые несколько месяцев этого года число преступлений, совершенных выходцами из ближнего зарубежья, выросло более чем на 40%.

Вторая цифра сразу внушает смутные сомнения. С чего вдруг столько мигрантов так резко решилось встать на путь порока? И что, "коренные" москвичи при этом сохранили прежний уровень законопослушности? Ведь ощущения, что на столицу накатил вал преступности, как-то нет. В чем же причина? Может быть, не в реальной ситуации, а в особенностях полицейской статистики, столь чуткой к политической конъюнктуре?

Стоит внимательно присмотреться и к первому показателю - насчет "вклада" приезжих в криминал. Экономист Сергей Алексашенко уже задал в этой связи естественный вопрос: а сколько в Москве этих самых выходцев из ближнего зарубежья? ФМС таких данных почему-то не приводит. Между тем, если их насчитывается два-три миллиона (а такие оценки есть), то уровень преступности среди них не отличается от общего.

К тому же преступления бывают разные. Есть убийства, кражи, изнасилования - а есть и, например, нарушения паспортного режима. И каждый нелегальный мигрант совершает это преступление самим фактом своего пребывания в Москве, а если он еще и работает без разрешения, то он преступник вдвойне. И какова доля преступлений такого рода среди всех совершаемых мигрантами? Этого нам тоже не сообщают - а жаль.

Не собираюсь ничего ни с чем сравнивать - но все же хочу поделиться одним предположением. Представим себе, что в оккупированной Варшаве в 1942 году полиция объявляет, что половина всех преступлений в городе совершается евреями. Но при этом умалчивается о том, что подавляющее большинство этих преступлений приходится на нарушения строгих правил, установленных властями для обитателей еврейского гетто. Об этом остается только догадываться.

Как-то раз в начале 1920-х годов Чуковский и Ахматова сели в петроградский трамвай - и вдруг выяснилось, что у дамы не хватает денег на проезд. Вот цитата из дневника Корнея Ивановича:

Я сказал:
- Я в трамвае широкая натура, согласен купить вам билет.
- Вы напоминаете мне, - сказала она, - одного американца в Париже. Дождь, я стою под аркой, жду, когда пройдет, американец тут же и нашептывает: "Мамзель, пойдем в кафе, я угощу вас стаканом пива". Я посмотрела на него высокомерно. Он сказал: "Я угощу вас стаканом пива, и знайте, что это вас ни к чему не обязывает".

Эта история вспомнилась мне на днях, когда я смотрел по телевизору очередное казенное ток-шоу на тему гонений на НКО. Особенно напористо разоблачала иностранных агентов и их заокеанских покровителей член Общественной палаты Вероника Крашенинникова. Она со знанием дела утверждала, что просто так денег никому не дают и что даже если американцы выделяют российским общественникам средства на самые, казалось бы, невинные и почтенные цели, то на самом деле они преследуют свои корыстные политические интересы. Эту нехитрую мысль г-жа Крашенинникова высказывала и раньше:

Соединенные Штаты и Западная Европа финансируют наши НКО согласно военной тактике "ковровых бомбардировок". Средства выделяются не только на политические проекты, но и на любые группы общества - от перинатальных центров до борьбы с пожарами, а также женским организациям и "защитникам леса"… Это, во-первых, прикрытие - таким образом наших сограждан вводят в заблуждение и обеспечивают массовость участия. Во-вторых, это психологическое воздействие на умы и сердца людей - военная стратегия, разработанная в годы войны США во Вьетнаме. Так создается образ доброго и заботливого иностранного государства, бескорыстно помогающего народу страны.

Так что век отечественной истории не прошел даром. Теперь русская женщина твердо знает, чем чреват предложенный американцем стакан пива. И напрасно ее уверять, что угощение ее ни к чему не обязывает. Она понимает: согласишься - и не заметишь, как окажешься у ворот перинатального центра.

Путинское повеление создать единый и непротиворечивый учебник отечественной истории вызвало понятную настороженность в кругах либеральной общественности. Пошли разговоры о сталинском "Кратком курсе" и об "управлении прошлым" по Оруэллу. Такая тревога вполне естественна. Однако не все аргументы защитников плюрализма в области исторического образования кажутся мне одинаково убедительными и полезными.

Профессор Андрей Зубов замечает, что "...разные народы России имеют разные концепции истории. Скажем, в Татарии одно представление о татаро-монгольском иге и о присоединении Казани и Астрахани к Москве, а в Москве другое. У народов Северного Кавказа одна оценка войны между Шамилем и царским правительством, а у русских иная". Ему вторит публицист Николай Сванидзе: он считает, что учебник истории не может быть одинаковым в Москве, Новгороде и в республиках, где проживают репрессированные народы.

Неужели г-н Зубов хочет сказать, что колониальная Кавказская война XIX века оценивается положительно всеми русскими? По-моему, достаточно перечитать "Хаджи-Мурата", чтобы убедиться в противном. И неужели г-н Сванидзе всерьез полагает, что нынешние москвичи должны смотреть на покорение Новгорода Иваном III и кровавую баню, устроенную там Иваном Грозным, иначе, чем потомки вольнолюбивых новгородцев? И наконец, неужели граничащие с геноцидом сталинские депортации чеченцев, калмыков и других "наказанных народов" должны оцениваться по-разному в разных регионах страны?

В Великобритании и США никаких единых учебников истории нет и быть не может. Но трудно поверить, например, что в шотландских школах Уильяма Уоллеса ("Храброе сердце") изображают героем, а в английских - бунтовщиком и изменником. И вряд ли юных американцев учат восхищаться Авраамом Линкольном только в северных штатах, а где-нибудь в Алабаме о нем рассказывают как о жестоком и коварном захватчике.

"Ну, просто, на мой взгляд, это неприлично. То есть это просто, так сказать... пятно на страну". Так отозвался о запрете на усыновление российских сирот американцами Евгений Ясин. Другого мнения и нельзя было ожидать от умного и порядочного человека. Но на вопрос, примет ли он участие в демонстрации протеста против "закона подлецов" 13 января, Евгений Григорьевич ответил отрицательно:

"Я не пойду, потому что, во-первых, я официальное лицо и меня каждый раз предупреждают, что Высшая школа экономики, она, так сказать, накладывает свои обязательства. Ну, а второе: честно говоря, у меня жуткий радикулит…"

Радикулит - это, казалось бы, объяснение исчерпывающее. Однако профессор Ясин привел его только после другого - куда менее убедительного.

О каких обязательствах тут идет речь? В уставе Национального исследовательского университета "Высшая школа экономики" ничего не говорится о том, что студенты и сотрудники НИУ-ВШЭ лишены права выражать свое мнение об общественных проблемах, участвуя в митингах и шествиях. Напротив, в этом документе (раздел I, пункт 4) утверждается, что "университет руководствуется в своей деятельности Конституцией Российской Федерации", - а Конституция такое право гарантирует всем. Более того, в числе основных задач и направлений деятельности университета названо (раздел I, пункт 9 (л) устава) "формирование у обучающихся... гражданской позиции, накопление, сохранение и преумножение нравственных... ценностей". Вряд ли это совместимо с негласным требованием политического конформизма. И печально, что научный руководитель одного из лучших университетов страны считает себя связанным "обязательствами" перед высшим начальством, противоречащими и закону, и совести.

Впрочем, сам уважаемый Евгений Григорьевич не видит в этой ситуации большой беды: ведь он уже не раз "вполне определенно высказывался" насчет антисиротского закона, так что его участие в демонстрации "мало что добавит". Что ж, значит, сотрудникам ВШЭ запрещено только выходить на акции гражданского протеста, а критиковать действия властей им пока не возбраняется. Но что случится, если в один прекрасный день им скажут, что отныне и в публичных высказываниях им надлежит быть осторожнее? Ведь такое "обязательство" будет по сути не более противоправным и безнравственным, чем нынешнее, - а нынешнее, как мы видим, вопросов не вызывает. Даже у такого человека, как Евгений Ясин.

Притча о российско-американских отношениях

Представьте себе, что собрались вы поставить у себя в квартире стальную дверь. Долго сомневались, обсуждали затею с домашними: и денег лишних нет, да и от умелого взломщика все равно не защитишься. Но все же наконец решились. И тут неожиданно гневается сосед по лестничной площадке. Говорит: это что ж получается, теперь я не смогу, если захочется, к вам залезть? Нет, так дело не пойдет, я это расцениваю как недружественный акт и приму свои меры.

Вы смущенно отвечаете: да что вы, я вас и не подозревал в таких намерениях, у нас ведь с вами давно самые добрососедские отношения - а опасаюсь я вовсе не вас, а всему городу известных грабителей. Но сосед не унимается и грозится обзавестись такими фомками и отмычками, перед которыми никакая дверь не устоит.

Странный все же сосед, думаете вы. И чем ему ваша новая дверь (которая еще неизвестно когда будет) так мешает? Неужели он и вправду замышляет обчистить вашу квартиру? Да нет, не может быть. Просто была у него нелегкая жизнь, всех он боится, всех подозревает в намерении покуситься на его безопасность, завладеть его богатствами. Надо с ним вести себя помягче, авось и успокоится.

А сосед тем временем развел у себя в жилище такую грязь, что некоторые его домочадцы подцепили опасную инфекцию. У вас, естественно, возникает желание как-то оградить себя и свою семью: по крайней мере не звать к себе в гости тех, кто заразу распространяет, ну и не давать им больше держать свои сомнительные продукты у вас в холодильнике. Но не тут-то было: сосед возмущенно обвиняет вас во вмешательстве в его внутренние болезни и угрожает покарать вас за это изощренными асимметричными способами.

"Позвольте, - возражаете вы, - за что такая немилость? Ведь вы, любезный сосед, сами не раз признавали, что дома у вас пахнет чем-то нехорошим, и наши меры только помогут вам бороться с этой напастью, раз уж вы сами пока не можете с нею справиться". Однако на соседа эти доводы не производят ни малейшего впечатления - и вы волей-неволей приходите к выводу, что лечиться он не собирается и что причина болезни в нем самом.

Пищи сладкой, пищи вкусной
Даруй мне, судьба моя, -
И любой поступок гнусный
Совершу за пищу я...
В сердце чистое нагажу,
Крылья мыслям остригу,
Совершу грабеж и кражу,
Пятки вылижу врагу.

Эти строки написал когда-то одаренный поэт Александр Тиняков - явление уникальное в истории русской литературы. Такому моральному кодексу многие исправно следуют, но мало кто осмеливается его открыто провозглашать. А вот если нечто нравственно сомнительное совершается не "за пищу", а во имя благородной цели?

Совсем недавно некоторые достойные люди оправдывали Чулпан Хаматову: ну, допустим, покривила она душой, но ведь за ней несчастные дети, а Путин человек мстительный, так что бог с ними с принципами. И вот теперь слышатся голоса в поддержку Дмитрия Муратова. Даже бескомпромиссный Александр Подрабинек говорит: "Не судите Дмитрия Муратова слишком строго. Представьте себя на его месте. Я знаю, каково это - хоронить своих журналистов. Муратов делает все, чтобы защитить своего сотрудника, а не посадить Бастрыкина. У него такие приоритеты. Кто-нибудь против?"

Да, высказаться против таких приоритетов язык не у всякого повернется. Наверное, и Хаматова, и Муратов поступили согласно требованиям своей совести. Но и в том и в другом случае пострадала честь. Тут можно вспомнить глубокое рассуждение старого русского критика и публициста Николая Михайловского: "Работа совести и работа чести отнюдь не исключают друг друга... Но они все-таки типически различны. Совесть требует сокращения бюджета личной жизни и потому в крайнем своем развитии успокаивается лишениями, оскорблениями, мучениями; честь, напротив, требует расширения личной жизни и потому не мирится с оскорблениями и бичеваниями... Работе совести соответствуют обязанности, работе чести - права..."

Что ж: как не раз случалось в нашей истории, совесть победила честь, обязанности восторжествовали над правами. Общественные условия таковы, что приходится выбирать. А жаль.

В современной России мало кто из аналитиков и публицистов высказывается так же вдумчиво, точно и оригинально, как Кирилл Рогов. Однако сегодняшнее его выступление представляется мне по меньшей мере спорным.

Г-н Рогов предлагает остановить думцев, собирающихся узаконить чудовищные штрафы за нарушения на митингах, пригрозив им систематическим разоблачением их неблаговидных дел. Но ведь опыт путинских лет убедительно демонстрирует, что такие разоблачения не имеют (или почти не имеют) сдерживающего эффекта. В нынешней правящей верхушке немало людей, не раз публично уличенных в сомнительном обогащении и прочих прегрешениях - и тем не менее прекрасно себя чувствующих. Пристыдить их невозможно, а со своими начальниками они при необходимости всегда сумеют договориться.

И еще одно возражение. Проект "Наказание правдой" намечено осуществить лишь в том случае, если депутаты примут репрессивный закон. Так что же, если власть по какой-то причине откажется от этой одиозной инициативы, то предавать гласности депутатские злоупотребления уже ни к чему? Наверное, нет. Задуманная Кириллом Роговым общественная сеть для сбора, анализа и обнародования "чувствительной" информации из жизни обитателей Охотного Ряда - дело очевидно вообще полезное. И вносить в него элемент условности, ставя проект в зависимость от поведения депутатов (а фактически - их хозяев), кажется мне излишним и даже этически сомнительным.

"Что культура политических дискуссий у нас как-то не слишком, признают практически все". С такой горькой констатации начинается статья Максима Соколова в журнале с гордым названием "Эксперт". В качестве свидетельства упадка приводится критическое замечание Марины Филипповны Ходорковской о нынешнем моральном состоянии Русской православной церкви. Не вступая с ней в спор по существу, обозреватель выражает недовольство тем, что г-жа Ходорковская "никак не будучи дочерью Церкви, рассуждает, к каким людям невозможно прийти на исповедь, поскольку они "чересчур мирские". Г-н Соколов уличает ее в том, что она берется судить о вещах, в которых ничего не смыслит: ей, оказывается, неведомо, что "недостоинство священнослужителя не делает правильно совершенное им таинство недействительным".

Прискорбно, что ревнитель культуры политических дискуссий допустил тут явную передержку. Подлинные слова Марины Филипповны таковы: "...те люди, которые истинно веруют, им легче жить на свете, потому что они на что-то надеются. Но я не представляю, как можно прийти на исповедь к таким людям, как... Не буду называть имена, но некоторые чересчур мирские, чересчур. И рассуждают так, как могут рассуждать только люди в погонах". Как видим, г-жа Ходорковская, не состоя в церкви, вовсе и не претендует на знание православной догматики, не задается вопросом об условиях действительности таинств и не учит верующих, как им вести себя согласно церковным канонам. Она лишь указывает на то, что ее представление о нравственности несовместимо с некоторыми бытующими в РПЦ практиками. А на такое высказывание она имеет полное право, и со столь милой сердцу г-на Соколова культурой дискуссий у нее все в порядке.

Можно предположить, что г-н Соколов на самом деле удручен не столько "невежеством" критиков РПЦ, сколько тем, что упреки по адресу церкви, и в первую очередь ее высшей иерархии, раздаются из нецерковной среды. Видимо, он убежден в том, что если в церковной жизни и есть недостатки, рассуждать о них могут только "инсайдеры", сведущие в Писании, Предании, ну и, наверное, в каких-то менее сакральных вещах. Но такое мнение по меньшей мере спорно. Мы видим и слышим, как представители церкви и ее мирские апологеты энергично высказывают самые резкие мнения о чем угодно - хоть о современном искусстве, хоть о правах сексуальных меньшинств, - зачастую не очень-то разбираясь в этих далеких от них предметах. Никто не может им это запретить (нельзя только внедрять свои взгляды принудительно, как это, увы, бывает). Но справедливость требует, чтобы и церковь была открыта для критики извне. А почему поводов для такой критики так много и становится все больше - это вопрос и к церкви, и к обществу, частью которого она является.

И позволю себе заметить, что призыв отдать обсуждение общественных проблем на откуп узким специалистам звучит несколько неожиданно в устах Максима Соколова - публициста, прославившегося, помимо прочего, исключительной широтой интересов. Можно вспомнить, к примеру, что Максим Юрьевич не раз с завидной смелостью пускался в рассуждения о боевых качествах вооруженных сил США, причем неизменно оценивал эти качества крайне низко. С ним можно было не соглашаться, но никто из оппонентов не апеллировал к тому, что г-н Соколов не обладает личным боевым опытом, а послужить в американской армии даже при желании не мог бы по целому ряду причин. В конце концов, если бы колумнист "Эксперта" последовательно держался в границах своей профессиональной компетенции, ему оставалось бы писать только о нравах столичной прессы, да и то не всей. А это, конечно, очень огорчило бы многочисленных поклонников таланта г-на Соколова. Как сказано у Козьмы Пруткова, "странно ограничивать цель стремлений".

"И что смешно - министр мясной и молочной промышленности есть и очень хорошо выглядит", - удивленно говорил лет тридцать назад отечественный сатирик. Сегодня примерно с таким же удивлением можно констатировать, что при президенте России есть Совет по развитию гражданского общества и правам человека во главе с доброжелательным Михаилом Федотовым. Правда, выглядит он в последнее время не очень хорошо.

Г-н Федотов и его коллеги представили своему патрону рекомендации, смысл которых заключается в том, что президент по Конституции имеет право помиловать заключенного, не дожидаясь его просьбы. Именно так советовали президенту поступить по отношению к Михаилу Ходорковскому, Платону Лебедеву и другим осужденным по, мягко говоря, сомнительным приговорам. Рекомендации были разработаны по желанию самого главы государства, и это поддерживало оптимизм в исстрадавшихся душах пропагандистов "медведевской оттепели".

Но, как сказано у другого сатирика, "какой репримант неожиданный!" Дмитрий Анатольевич к советчикам не прислушался. "Президент в своей резолюции указал, что он не понимает, почему он должен миловать человека, который у него не просил о помиловании", - сообщил прессе г-н Федотов. И озадаченно добавил: "Мы ему представили мнение десяти специалистов в области конституционного права. Он с ними не согласился".

Уже не в первый раз гарант Конституции бесцеремонно продемонстрировал, что ни в каких советах по правам человека он не нуждается. А чтобы помиловать Ходорковского, ему нужны даже две просьбы - одна (публичная) от самого узника и другая (негласная) от старшего товарища: как на днях выразился Дмитрий Анатольевич по другому поводу, "ай трансмит зис информейшен ту Владимир". И понятно, что ни на одну, ни на другую просьбу рассчитывать не приходится.

А Михаилу Александровичу Федотову, если он не хочет снова попасть в унизительное положение, впору задать себе вопрос, сформулированный еще одним сатириком: "Зачем же тревожиться сочинять?"

Отечественная дипломатия действует в соответствии с поэтическим описанием русского национального характера у Алексея Константиновича Толстого: "Коль грозить, так не на шутку,// Коль ругнуть, так сгоряча,// Коль рубнуть, так уж сплеча!". Министр иностранных дел Сергей Лавров сообщил, что визовые ограничения по отношению к гражданам США, вводимые Москвой в ответ на известный "список Магнитского", превосходят по охвату американские. "Наш список пошире будет", - не без патриотической гордости объявил глава российского внешнеполитического ведомства.

А ведь на днях Сергей Викторович, комментируя этот вопрос в пространном интервью, ссылался на общепринятый в межгосударственных отношениях принцип взаимности ограничительных мер: "К сожалению, есть законы жанра, и они... действуют безотказно: все пользуются принципом "око за око, зуб за зуб". Но, по-видимому, та самая национальная удаль заставила забыть о правилах поведения на международной арене. Не станем же мы мелочно пересчитывать глаза и зубы, когда за державу обидно. Наш список пошире - знай наших!

В чем же суть обиды? Г-н Лавров признает, что гибель Сергея Магнитского в московском СИЗО - это "наша собственная трагедия" (иной прибавил бы, что не только трагедия, но и позор, но не будем придираться к словам). Однако, считает он, запрет на въезд в США для подозреваемых в причастности к смерти Магнитского, предложенный сенатором Кардином, неправомерен и недопустим: "Никто из зарубежных партнеров не правомочен решать за нашу судебную систему или навязывать нам решения, на которые компетентны только наши судебные органы. Не доказана вина никого из тех, кто присутствует в этих списках… Попытка сенатора является прямым грубейшим нарушением святого для любого американца принципа презумпции невиновности".

Между тем апелляция к "святому для любого американца принципу" в данном случае есть не более чем демагогическая уловка. Презумпция невиновности действует в сфере уголовного права, тогда как недопущение нежелательного иностранца на территорию государства уголовным наказанием не является. Это прерогатива соответствующих государственных органов, причем они, строго говоря, даже не обязаны объяснять мотивы запрета. Странно, что министр начисто забыл об этих элементарных правовых нормах, хотя не так давно его собственное ведомство ловко ими оперировало в связи с казусом российской журналистки Натальи Морарь. Можно вспомнить и о том, как несколько лет назад "невъездным" в Россию был сделан Уильям Браудер, глава фонда Hermitage Capital, в котором работал Сергей Магнитский. А ведь никакой суд Браудера не судил и тем более не признавал виновным - однако по его поводу никто о презумпции невиновности не вспоминал, да и ответных визовых ограничений американцы вроде бы не вводили.

Но бог с ними с американцами - как подмечено у того же Алексея Толстого, "Америка отстала:// В ней собственность царит и капитал". А вот о российских министрах в поэме "Сон Попова" говорится со всем уважением: "Я допущу: успехи наши быстры,// Но где ж у нас министер-демагог?". Приходится допустить, что со времени написания этих строк (1873 год) наши успехи стали еще быстрее.

Не так давно Игорь Юргенс задавал обществу риторический вопрос: "Что случится, если Дмитрий Медведев в силу каких-то неведомых для общественности причин откажется претендовать на президентский пост в 2012 г.?" И отвечал: "Можно с уверенностью предположить, что сам факт отказа нынешнего президента от продолжения своего функционирования вызовет крупномасштабный кризис в стране".

И вот "факт отказа от продолжения функционирования" налицо. При этом и пока еще как бы действующий президент, и его предшественник-преемник со всей откровенностью заявляют, что между ними все уже было договорено чуть ли четыре года назад. Однако г-н Юргенс, называющий себя "генетическим оптимистом", не склонен предаваться унынию. По его словам, либеральный Дмитрий Анатольевич уже изменил к лучшему атмосферу в обществе и до полной победы модернизации оставалось совсем немного - да вот "лобби охранителей и стабилизаторов" встревожилось и сумело помешать такому национальному счастью.

Дальше следует поистине головокружительный интеллектуальный кульбит: "Если бы намерения и поступки Медведева действительно не угрожали бы системе, нам бы уже торжественно сообщили, что он баллотируется на второй срок".

Получается, младший тандемократ мог бы остаться в Кремле лишь в том случае, если бы это не угрожало путинской системе власти, все более напоминающей брежневскую. Где же тогда те радужные перспективы медведевских реформ, которые нам рисовали Юргенс и его единомышленники в ИНСОРе и вне его? И за что, спрашивается, они боролись? Неужели правы пессимисты, утверждающие, что различия между Медведевым и Путиным существуют только в умах инсоровских мудрецов?

Но, с другой стороны, раз Медведев на второй срок не баллотируется, значит, слухи о его тайном свободолюбии имеют под собой реальную почву. А он все-таки остается во власти, так что отчаиваться не приходится. И Игорь Юрьевич бодро заключает: "Для начала нужно прийти к консенсусу в вопросе той повестки дня, которая сейчас перед страной. И уж потом думать, как действовать". Да, хорошо, наверное, быть генетическим оптимистом.

Про Георгия Полтавченко публика знает немного, но то, что известно, характеризует его с самой выгодной стороны. Выходец из когорты питерских чекистов, давний знакомец Владимира Путина, он уже 11 с лишним лет служит полпредом президента в Центральном федеральном округе и за это время показал себя "сильным лоббистом с деловой хваткой". Вместе с тем г-н Полтавченко имеет репутацию глубоко православного человека: "РПЦ наградила его пятью орденами: двумя Сергия Радонежского I и II степени, Дмитрия Донского I степени, Даниила Московского II степени и святомученика Трифона II степени".

Такой сплав чекистского мужества и деловой хватки с православным благочестием творит истинные чудеса. Разве не удивительно, что Георгий Сергеевич ухитряется исполнять многосложные обязанности губернатора Петербурга, не оставляя при этом не менее хлопотной московской должности? Кажется, в отечественной истории подобный случай был лишь однажды: когда царь Петр Алексеевич перенес свою резиденцию на берега Невы, продолжая при этом энергично управлять делами в Москве и ее окрестностях. Г-н Полтавченко успешно наследует традиции, заложенной полтавским победителем.

В последнем выпуске "Новой газеты" неутомимая Юлия Латынина учинила новую атаку на сегодняшний Запад, погрязший в демократии, гуманизме, терпимости и прочих постыдных слабостях. Неистовая Юлия Леонидовна страстно укоряет Европу за трусливое отступление от сурового воинственного духа славных предков: "Вы мне не подскажете, для какой демократии Колумб открывал Америку, а сэр Френсис Дрейк грабил испанские корабли?.. Когда Кортес громил ацтекских божков - он что, мультикультурализм проповедовал? Когда Васко да Гама топил корабли с паломниками в Мекку и садил ядрами по мирному населению Малабарского побережья - это что, была гуманитарная программа?".

Сближение стран и народов, всеобщее избирательное право, социальная справедливость, поощрение культурного многообразия, социальная ответственность государства - все это, по мнению г-жи Латыниной, ложные ценности, приверженность которым лишает Запад былой мощи и мирового господства и погружает его в историческое ничтожество. А там уже ждут грядущие гунны из нахрапистого третьего мира...

Продвинутая публицистка все чаще проповедует культ грубой силы и все более последовательно отрицает основные принципы современной цивилизации. Об этом удивительном явлении я уже писал и не стал бы повторяться, если бы не опубликованная в том же номере "Новой" статья психолога Елены Корнеевой, которая местами выглядит как прямой ответ Юлии Латыниной. Вот, например, такое рассуждение: "Спасение Европы от иноверцев, превосходство викингов над остальными - идеи того же свойства, что и идея о богоизбранности и духовности России на фоне "бездуховности" остальных. Авторитарная личность живет с картиной мира, в которой опасность и борьба за более высокое место в иерархии - часть бытия. При этом ею игнорируется факт, что повсюду в мире разные этносы мирно сосуществуют, а конфликтуют между собой только поклоняющиеся Силе; что для безопасности общества достаточно работающих для всех одинаково законов и что для воспроизводства любой расы эффективнее рожать и воспитывать детей, а не убивать".

Но особенно сильное впечатление произвела на меня приведенная г-жой Корнеевой фраза из опуса расистского террориста Андерса Брейвика: "Владимир Путин точно знает, что именно происходит, и, как он выразился однажды публично: "Западная Европа движется туда, где она станет колонией своих бывших колоний". Не уверен, что российский премьер действительно так говорил, но вот Юлия Латынина так сказать вполне могла бы. Как известно, сближения бывают странные. Но бывают и закономерные.