Все-таки удивительно, что присудили мне такой скромный срок, всего 10 суток, за наш довольно удачный поход с баннером на Лубянку - в поддержку Надежды Савченко и других пленников Путина, а также против войны с Украиной. Раньше всегда старались выдать по максимуму. Еще троим арестованным выдали по "пятнашке", а Александру Шелковенкову и вовсе 45 суток - у него были недавно задержания. Совсем с глузду сбились, охальники.

Мы, разумеется, заранее были готовы к арестам, причем даже более массовым. Ведь за акцию 9 мая 2013 года с перекрытием Тверской "Смерть кремлевским оккупантам" арестовали всех без исключения (14 человек, насколько помнится). А здесь тактику избирательного устрашения в ход пустили. С немыслимыми сроками, однако "уголовок" заводить пока не стали. Хотя пытались, о чем скажу ниже.

Нас, конечно в тот день ждала на Лубянке засада из мусоров и тружеников московского центра "Э". И автозаки у них уже пришпоренные стояли. Окопный, его неизменный представитель, посетил со своими соколами и Тверской ОП, и "Китай-город", куда нас раскидали после акции, отпускал свои дебильные шуточки. Он отлично знает и в лицо, и по именам большинство из нас. Вот "эшники" и выбрали кое-кого из нас для ареста. Не напрасно же за нами таскались.

Едва Окопный вымелся из "Тверского", где находились Ира Калмыкова, Катя Мальдон, Михаил Удимов, Константин Гудимов и я, как откуда-то вынырнул очень наглый "сотрудник угрозыска" (так он отрекомендовался), который начал пытаться поочередно то Удимова, то Мальдон, то меня силой вытаскивать из зала, чтобы "побеседовать". Знаем мы, чем эти "беседы" под протокол оборачиваются: уголовным сроком. Пришлось сражаться. Сдвинуть ряды стульев, забаррикадироваться у окна, сцепиться. А также поднять дикий крик и грохот, что тоже отпугивает нечистую силу. Только так и отбили атаку. Инициативный придурок поорал, попугал и ушел несолоно хлебавши.

По прошествии трех часов мы поднялись и пошли на выход, тем более что бумажки на нас полицаи уже составили (по статье 20.2, насколько мы поняли). Но у выхода на волю нас ждала очередная засада в виде пикета из мусоров, преградивших нам путь. Было заявлено, что у нас у всех статья 19.3 (неповиновение полиции) и что мы остаемся на ночь - до суда.

Общественный защитник Алла Фролова, которую с водой и едой не пускали к нам в течение трех часов, наблюдала, как грубо растаскивали нас, усевшихся в сцепку у входа, по камерам. Нам рвали одежду, унижали, хамили. Телефоны изымали с применением болевых приемов и угроз, причем шмонали нас всех, женщин тоже, исключительно мужские особи. Лезли лапами прямо в джинсы для изъятия средств связи.

После такого обхождения мы объявили им голодовку (все, кроме Миши Удимова), даже воду в сердцах в коридор выкинули с проклятьями. За буйство нас до утра не выпускали в сортир. Зря мы им в углу нужду не справили, сволочам. Надо было забыть о хорошем воспитании.

На следующий день в Тверском "суде" из нашей пятерки приговорили к суткам, к счастью, только меня. Судья Мустафина (я села к ней спиной и на вопросы не реагировала) очень обиделась на мое невнимание и велела приставам поднять меня, развернуть к ней лицом и держать так силой. Тут уже мне пришлось послать судью громогласно к черту, вместе с ее адовым судилищем, а также заявить о голодовке с момента задержания в Тверской мусарне. Друзья, находившиеся в зале, встали на мою защиту, и Мустафина отступила в свой кабинетик. Через 15 минут приговор был готов.

Вспоминается пушкинское: "В России нет закона, а столб, и на столбе - корона".

Конечно, этот ловкий закон (212.1 УК ), практически гарантирующий пикетчику, даже одиночному, посадку до пяти лет после второго-третьего винтилова, а также штраф размером в цену московской квартиры, создает ситуацию истребления последних протестных трепыханий. Ведь даже и на 45 суток, подобно Саше Шелковенкову, присесть в исправительный дом мало кто захочет. Выражать мирное несогласие стало уголовно опасным деянием. Удастся ли нам еще создать столь массовую несанкционуху, как 26 января, не знаю, не уверена... Но вот что получается: "санкционированно" ты выходишь или нет - неважно, результат одинаков: длительный арест, перспектива уголовного дела и огромный штраф вдогонку.

Была надежда, что рано или поздно к Минобороны или на Красную площадь выйдут матери и отцы тех новобранцев, которых в военкомате угрозами, шантажом и избиениями вынудили подписать контракты и отправили на убой на передовую, в луганско-донецком направлении. С перспективой оказаться вскоре зарытыми под порядковым номером, без имени (ведь у нас до сих пор никакой войны с Украиной нет). А ведь многие и могилы не удостаиваются : попросту валяются их тела подолгу где-то на дороге или в морге, обгоревшие, изуродованные, неопознанные и никому не нужные. Как отработанный материал. Их еще нередко сжигают в мобильных крематориях.

Однако ни одного родительского пикета у Минобороны замечено пока не было... Говорит им Тараканище: "А приведите-ка ко мне ваших детушек, я сегодня их за ужином скушаю". И ведут, покорно ведут, не пикнут даже. За свою родительскую лояльную шкурку, похоже, больше беспокоятся, чем за любимых чад. Другого вывода тут не сделаешь.

И рейтинг организатора всех наших ужасов и бедствий - войны с братским некогда народом, обвала рубля, обнищания, безработицы, умерщвления медицины, бизнеса, экономики - по-прежнему растет и крепнет. Даже если "Левада-центр" и привирает в своих оценках, очевидно одно: гражданам угодили подарком в виде аннексированного Крыма... Великоросский народ стопроцентно заслуживает вот такого же, как они сами, грандиозного фюрера Путина. Иначе сейчас на улицах случались бы не маленькие пикетики, а была бы уже большая нескончаемая стачка. Не знаю, что может спровоцировать такую стачку: голод ли, как в СССР, либо передислокация героев ЛНР и ДНР в Москву и ее окрестности - вместе с грабежами, стрельбой и переделом собственности и власти... Мирного финала у этого фашистского режима не будет. И все-таки поскорее бы этот финал настал.

В спецприемнике № 2 ("Мневники"), куда меня отправили отбывать наказание, я продолжила начатую нами 26 января голодовку. Когда я отказалась сходить на беседу к начальнику заведения товарищу Сухову, подполковнику, он явился лично, глубоко возмущенный моей забастовкой, и пригрозил отправить меня в изолятор. В ответ я немедленно написала ему бумагу, в которой потребовала перевести меня в изолятор, так как я на голодовке, а вокруг все едят и курят. И еще включают радио со смертоубийственными песнями. Я потребовала также освобождения Надежды Савченко, присвоения ей статуса военнопленной. И вообще освобождения политзаключенных, которые все являются пленниками, заложниками Путина и его банды.

Конечно, такие обороты речи разозлили в "Мневниках" многих патриотов. "Савченко - наводчица, из-за которой убили наших журналистов, а она тут из-за нее голодовки устраивает", - то и дело доносилось из коридора. В наказание все эти дни мне приносили горячие завтраки, обеды и ужины и с улыбкой ставили передо мной на стол. "У нас так положено", - отвечали они на мою реплику, что это пытка едой.

Вообще, не стану наговаривать - обращались со мной бережно. Мерили давление, справлялись о здоровье, предоставляли телефон и даже дали свидание с другом. И всего десять дней без еды, на воде - это скорее разгрузочная диета, а не смертельный бой, как у Надежды Савченко.

55 дней голодовки - вот это страшно. А всякие там Пушковы в ПАСЕ ставят на кон ее жизнь, торгуясь об ослаблении санкций. Фашисты и есть.

Не знаю, как именно получится действовать в таких опасных для жизни и свободы условиях, но политзаключенные были и остаются для нас приоритетом. Их надо поддерживать, защищать. Всеми возможными способами. Не давать кремляди зачистить площадку. Ни Красную, ни Лубянскую...

Россия будет свободной.
Лубянка должна быть разрушена.
Смерть фашистской империи Путина.
Слава Украине.

Сегодня я и Алексей Соколов, эксперт Фонда защиты прав заключенных, приехали на заседание Стародубского районного суда, где рассматривались жалобы Сергея Кривова к руководству колонии. Кривов выдвигает порядка десяти требований, а основная его претензия в том, что его обращения и жалобы остаются без ответа.

То, что происходило в суде, нас удивило. Оказалось, что судья Геннадий Гарбуз сам несколько дней назад посетил Кривова в колонии, поговорил с ним, принял от него дополнительные требования, помог оформить доверенность на Соколова, дал указание начальнику колонии, чтобы тот эту доверенность и другие бумаги принял... Он также объяснил Кривову, что не может обеспечить его присутствие на заседании суда, потому что рассмотрение гражданских дел с участием заключенных не практикуется, а устроить видеоконференцию в Стародубе нет технической возможности: в суде стоят довоенные стулья, сам городок скорее напоминает село.

В моей практике никогда такого не было, чтобы судья сам ходил к осужденному. Возможно, причина в резонансе, или же, например, сотрудников суда впечатлило наличие в деле московского адвоката. Нас встретила секретарь, сразу же приняла документы, а затем и сам судья Гарбуз позвал, сказал, что рассмотрение сегодня не состоится, заседание будет 18 февраля - и как будто извинялся, что дело затягивается.

Извиняться, конечно, было не за что. Суд решил запросить дополнительные документы и даже допросить оперативного сотрудника колонии (мы пока не знаем, о чем) - а это в наших интересах. Сейчас в материалах есть журнал регистрации жалоб, в котором зарегистрировано только одно заявление от Кривова, тогда как он подавал десятки бумаг.

С того момента, как Сергей туда прибыл летом прошлого года, до ноября, когда я его навестила, ни одна его жалоба, ни одно письмо, ни одно ходатайство из колонии не уходили. Личные письма возвращались к нему без объяснения причин, а на заявления с просьбой указать причину цензурирования ответа не было. Ничего не ответили Кривову и на письменную просьбу перевести на облегченные условия содержания. С ним не был заключен трудовой договор, и ему до сих пор не выплатили деньги за работу. Все то время он был отрезан от внешнего мира.

Сейчас ситуация начала меняться. После ноября он получил более 200 писем и открыток, но мы до сих пор не знаем, уходят ли письма от него, а жалобы по-прежнему остаются без ответа.

Впрочем, после визита судьи новые требования попали в суд буквально за день. Мы навестили и самого Сергея. Выглядит он хорошо, передавал всем приветы... Чуть ранее он написал заявление, чтобы его перевели в безопасные условия. Сначала ему угрожали сотрудники колонии, затем начали поступать угрозы и от осужденных: мол, из-за тебя нас шмонают, жить не дают. Чтобы не усложнять жизнь другим зекам и чтобы к самому Кривову претензий не было, он попросил о переводе.

В настоящее время он в помещении один, постоянно находится под видеонаблюдением. Его условия фактически приравнены к ШИЗО. У него отобрали вещи и продукты, запретили пить кофе и чай, выдали робу ШИЗО. В камере, где он содержится, есть только скамейка и кровать, которая на день пристегивается к стене.

Соколов поговорил с замначальника, а потом и с начальником колонии, и нас уверили, что мы все не так поняли, пообещали вернуть вещи и продукты, заявили, что Кривов может пить чай и кофе, и обещали поставить тумбочку в камеру. Разве что заявили, что нет возможности предоставить телевизор.

В прошлый наш приезд с нами разговаривали рядовые сотрудники, теперь разговаривает руководство... Пожалуй, они поняли, что мы не отстанем, а Сергей не перестанет писать жалобы.

Многодетная мать Светлана Давыдова, обвиняемая в государственной измене (ст. 275 УК РФ), освобождена под подписку о невыезде. Эту новость восприняли как свою победу тысячи человек, которые подписывались под обращением к Владимиру Путину, организовывали работу команды защиты, передачу заключенной предметов первой необходимости, распространяли информацию об этой истории. Чтобы попавшей в беду помочь женщине, объединились люди самых разных убеждений и взглядов на взаимоотношения России и Украины.

Но не стоит забывать, что победа эта относительная и частная. Осталось само обвинение. Уже немало сказано о том, что ФСБ, возможно, хочет создать прецедент и опробовать на практике принятую в 2012 году новую редакцию 275-й статьи УК, расширенно трактующую понятие государственной измены. И не исключено, что появятся новые дела и "фигуранты".

Я же хочу сказать о мере пресечения в виде содержания под стражей, чрезвычайно популярной среди отечественных следователей и судей, несмотря на то что в современном законодательстве существует масса других вариантов, а множество российских следственных изоляторов, по данным правозащитников, переполнено.

Следователь ФСБ Михаил Свинолуп первоначально настаивал на заключении Светланы Давыдовой под стражу, указывая на тяжесть вмененного ей деяния, и Лефортовский районный суд Москвы ходатайство удовлетворил. При этом суд, видимо, не заметил, что перед ним мать семерых детей, да еще и кормящая. Получилось то, что получилось: крайне неприглядная история, которой, похоже, устыдились даже ее инициаторы.

Европейский суд по правам человека уже неоднократно указывал: для избрания или продления меры пресечения в виде содержания под стражей недостаточно одной только тяжести предъявленных обвинений. Об этом сказано, например, в постановлении по первому делу Алексея Пичугина, вынесенном еще в октябре 2012 года, которое, кстати, по мнению адвокатов Пичугина, не исполнено до сих пор.

Содержание под стражей не просто применяется повсеместно взамен альтернативных мер пресечения, предусмотренных российским УК. Оно, вопреки закону, используется как мера наказания и давления. И это в отношении людей, которые еще не осуждены и могут быть оправданы судом.

Свежий пример - дело физика из Обнинска Сергея Калякина. За решеткой его держат уже больше года, хотя обвиняется он в экономическом преступлении. По итогам заседания Мосгорсуда 22-23 января председательствующая Елена Гученкова в очередной раз продлила Калякину арест - до 25 марта 2015 года. К этому времени срок заключения ученого составит 16 месяцев, а между тем судебное разбирательство еще не начиналось - сейчас идет ознакомление обвиняемого с материалами дела.

На заседании следователь Ковальский неожиданно разоткровенничался. Ученый спросил: почему, приводя привычный набор аргументов (обвиняемый может скрыться от следствия, оказать давление на участников уголовного дела и т.д.), Ковальский ходатайствует о дальнейшем содержании в СИЗО Калякина и лишь о домашнем аресте двух других "фигурантов". Блюститель закона ничтоже сумняшеся объяснил: причина в том, что Калякин не признал свою вину, а двое других сделали это и активно сотрудничают со следствием (дали признательные показания, а также показания на Калякина). Суд на использование таких методов следствия никак не отреагировал.

Очевидно, пока людей будут помещать за решетку только потому, что им предъявлены некие обвинения, а они не признали своей вины, нас вновь и вновь будут появляться такие заключенные, как Светлана Давыдова.

Может быть, после грандиозного скандала правоохранители на какое-то время станут несколько осмотрительнее и остерегутся арестовывать кормящих матерей семерых детей. Может быть, это будут, скажем, одинокие слесари в полном расцвете сил. Но пока нам удалось победить лишь следствие, а не причину, имя которой - произвол в правоохранительной и судебной системах.

МВД сообщило о подготовке законопроекта об упрощенной форме расследования преступлений небольшой и средней тяжести, в том числе без согласия обвиняемого с предъявленным обвинением.

Сегодня дознание в упрощенной форме на досудебной стадии законом предусмотрено, но оно возможно только при согласии обвиняемого и полном признании им своей вины. К тому же дознание в упрощенной форме производится лишь по преступлениям, по которым не предусмотрено следствие, то есть в основном по статьям о преступлениях небольшой тяжести и некоторых средней тяжести.

Хорошего в дальнейшем упрощении уголовного процесса ничего нет. Даже нынешнее дознание в сокращенной форме - процедура отнюдь не безупречная, пусть и при условии согласия обвиняемого.

Вообще любые вариации на тему досудебных и особенно судебных сделок не имеют ничего общего с правосудием. Это худшее, что было нами заимствовано у американского судопроизводства. Ни экономия времени всех участников процесса, ни разгрузка судов не могут быть оправданием упрощенных процедур. И то, что таково повсеместное веяние, не делает квазисудебный порядок лучше. Разгрузка следователей и судей допустима только одним путем - через сокращение числа расследуемых и рассматриваемых уголовных дел. Уголовно-правовой инструментарий должен использоваться в исключительных случаях и с особой осторожностью. Формальных признаков преступления при отсутствии ощутимого вреда не должно быть достаточно для возбуждения уголовного дела, а возбужденные уголовные дела после проверки могут тем или иным образом прекращаться: вследствие примирения обвиняемого с потерпевшим, на основании малозначительности содеянного, перенесением конфликта в гражданско-правовую сферу.

Между тем сегодня в особом порядке рассматривается около 65% общего числа уголовных дел - и это при том, что на особо тяжкие преступления особый порядок распространяется пока лишь по небольшой части дел, при расследовании которых заключено досудебное соглашение с обвиняемым.

Наша правоохранительно-судебная система такова, что вынуждает всех, включая правозащитников, радоваться наличию особого порядка, дающего заключенному обвиняемому облегчение - которое заключается не в том, что сделка влечет смягчение наказания (пока не было вообще сделки, сроки не были больше), а лишь в том, что человек отправляется в колонию без длительного маринования в СИЗО. Более того - сделка вредна, так как повышает "человекоемкость" уголовной машины: упрощенный, то есть убыстренный порядок производства позволяет осудить за день не одного, а полтора десятка человек.

Стоит сейчас припомнить этапы появления в УПК особых порядков. Интересующиеся могут почитать давнюю стенограмму обсуждения этого вопроса в Думе при рассмотрения проекта УПК во втором чтении. Сделку отстаивали Елена Мизулина (на трибуне) и Александр Котенков как представитель президента. Против сделки были фракция СПС (выступал Виктор Похмелкин) и КПРФ (Виктор Илюхин), а также многие из "Российских регионов" и независимых. Глава УПК о сделке прошла лишь с третьей попытки голосования, и то после того как представитель президента предложил ограничить особый порядок только делами о преступлениях, влекущих за собой не более 3 лет лишения свободы. Не прошло и полгода, как предел увеличился до 5 лет, а через год - до 10, что и сохраняется по сей день. Но уже на горизонте маячит законопроект о разрешении сделок по статьям с наказанием до 15 лет. Правда, он, слава богу, еще год назад застрял перед вторым чтением.

Через несколько лет появилось досудебное соглашение о сотрудничестве, еще более губительное для правосудия. Особая опасность такого порядка не только в том, что показания одного обвиняемого по многофигурному делу топят всех прочих. Еще хуже то, что дело в отношении пошедшего на сотрудничество обвиняемого зачастую выделяется в отдельное производство, штампуется судом в особом порядке и покрывается статьей 90 УПК «Преюдиция». А в этой статье сказано, что обстоятельства, установленные вступившим в силу приговором суда признаются последующими судами без дополнительной проверки. И хотя в той же статье 90 оговаривается, что такая преюдиция не влечет за собой признания виновными иных лиц, не участвовавших в первом (выделенном) деле, это для них мало что меняет: если приговором, основанным на сделке, признано, к примеру, совершение изнасилования и убийства тремя лицами, одни из которых пошел на сделку, а двое других заявляют о своем неучастии, то эти двое, конечно, в приговоре первого лица не называются, зато считается установленным само событие преступления: что осужденный отдельно Иванов и двое других лиц совершили изнасилование и убийство, а труп, скажем, утопили в реке. Бывают случаи, что убитая является потом домой сухой и невредимой (как это было по известному делу Михеева в Нижнем Новгороде), однако далеко не всегда все оканчивается так относительно благополучно.

Упрощать судопроизводство ради уменьшения скученности в СИЗО - то же, что строить новые тюрьмы, увеличивая число посадочных мест. Улучшать условия в следственных изоляторах надо, но не строя дополнительные СИЗО, а закрывая старые. Пора прекратить удобные следствию, но необоснованные аресты - есть и другие, в большинстве случаев достаточные меры пресечения. Заключение под стражу по-прежнему применяется чрезмерно широко и на слишком долгое время, хотя о недопустимости такой практики давно высказались и ЕСПЧ, и Конституционный, в Верховный суды. Злоупотребление досудебным арестом находится в прямой связи с особым порядком слушания дела судом: посидев в СИЗО, человек, виновен он или нет, охотнее соглашается на сделку.

В рамках соглашения между ГУФСИН и Самарской православной епархией, а также по благословению митрополита Самарского и Сызранского Сергия в ИК-5 были привезены святые реликвии великомученика Пантелеимона... ИК-5 стала вторым исправительным учреждением ФСИН России, где побывали святыни... В ходе мероприятия более 250 осужденных приложились к мощам. Затем состоялся крестный ход.
В исправительных учреждениях Самарской области действует семнадцать приходов и молельных комнат, существует девятнадцать православных общин… за каждым учреждением в соответствии с территориальным принципом закреплен свой священнослужитель, который обеспечивает совершение культовых обрядов, треб, религиозных мероприятий, проведение духовно-просветительской работы с осужденными.

Федеральная служба исполнения наказаний

Так продолжалось очень долго. Сначала шли похвалы, которые кончались словами: "помилуй мя", а потом шли новые похвалы, кончавшиеся словом: "аллилуйя". И арестанты крестились, кланялись, падали на землю. Сначала арестанты кланялись на каждом перерыве, но потом они стали уже кланяться через раз, а то и через два, и все были очень рады, когда все похвалы окончились и священник, облегченно вздохнув, закрыл книжечку и ушел за перегородку... Большинство же арестантов, за исключением немногих из них, ясно видевших весь обман, который производился над людьми этой веры, и в душе смеявшихся над нею, большинство верило, что в этих золоченых иконах, свечах, чашах, ризах, крестах, повторениях непонятных слов "Иисусе сладчайший" и "помилось" заключается таинственная сила, посредством которой можно приобрести большие удобства в этой и в будущей жизни. Хотя большинство из них, проделав несколько опытов приобретения удобств в этой жизни посредством молитв, молебнов, свечей, и не получило их, - молитвы их остались неисполненными, - каждый был твердо уверен, что эта неудача случайная и что это учреждение, одобряемое учеными людьми и митрополитами, есть все-таки учреждение очень важное и которое необходимо если не для этой, то для будущей жизни.

Лев Толстой. "Воскресение"

О том, как тюремщики в разных регионах России пытаются лишить осужденных чтения, я уже рассказывала. Теперь этот сюжет получил новое развитие.

Как я писала, администрация колоний присланные родственниками бандероли с книгами или прессой, не вскрывая, отправляет обратно. Сотрудники исправительных учреждений ссылаются на то, что такая посылка осужденному якобы не положена, потому что ранее он уже получил такую же с продуктами.

К примеру, согласно ст. 125 УИК, для осужденных к пожизненному лишению свободы – это одна передача или посылка в год(!).

Между тем в соответствии с п.3 ст. 95 УИК РФ бандероли с книгами "не включаются в количество посылок и бандеролей, которое вправе получать осужденный".

Близким сидельцев приходится оформлять отправляемые в колонии книги и журналы дорогостоящими письмами первого класса, которые, согласно правилам "Почты России", могут весить до 500 граммов. На письма в УИК РФ ограничений нет. Более тяжелые книги разрывают на части(!), чтобы их приняли как письмо.

Однако колония ФКУ ИК-10 города Саратова пошла по пути беззакония дальше и вернула мне и такое письмо. В нем были открытка ко дню рождения (замечу в скобках - 11 ноября, а сейчас уже декабрь) и научно-популярный журнал. Основание для возврата почтового отправления сформулировано предельно лаконично и столь же непонятно: "Не положено".

Мне неизвестен действующий нормативный акт, запрещающий осужденному получать письма (хотя исторические примеры есть: в частности, такие ограничения существовали в СССР во времена ГУЛАГа). Зато известно, что Конституция РФ (о которой тюремщики, как складывается впечатление, порой забывают) имеет прямое действие и является высшим законом. Согласно п. 2 ст. 21, "никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию".

А разве можно воспринимать иначе фактическое воспрепятствование чтению осужденными и вынуждение их родственников идти на всевозможные ухищрения, чтобы преодолеть этот странный препон?

Кстати, о Василии Андреевском, которому было адресовано письмо. Этот человек попал за решетку в 19 лет. Сейчас ему 30. Василий был приговорен к 13 годам заключения по ложному обвинению в убийстве. К убеждению в том, что обвинение ложное, приходит любой, кто берет на себя труд познакомиться с уголовным делом.

Например, правозащитница Елена Санникова, неоднократно защищавшая Василия в судах. Этой осенью она представляла его интересы в судебном процессе в Саратове по вопросу об условно-досрочном освобождении. "Склонен к написанию жалоб. Виновным себя не признал... К освобождению не рекомендуется", – такова была характеристика, представленная начальником отряда колонии. И суд принял сторону администрации учреждения.

Очевидно, что фактический запрет чтения - это очередной способ давления на неудобных осужденных. И история с письмами Василию Андреевскому - далеко не единичный случай даже в моей практике переписки с сидельцами. Только далеко не каждый из них решается жаловаться, идти на конфронтацию с системой. Нередко еще больше боятся это делать близкие осужденных - ведь их родные находятся в полной зависимости от ФСИН.

А мы будто уже привыкли к тому, чем должны возмущаться, - к фабрикации уголовных дел, осуждению невиновных, жестокому обращению с заключенными. К этому нельзя привыкать. Иначе мы из человеческого общества превратимся в стадо, чей удел "ярмо с гремушками да бич".

Политзаключенный, повторно осужденный на 6,5 лет строгого режима за свои статьи, прислал новое письмо Вере Лаврешиной из пермской колонии. Стомахина на четыре месяца перевели во "внутреннюю тюрьму".

Здравствуйте, Вера!

Так и не получил я от Вас тут никаких писем - ни посланных почтой, ни привезенных сюда, а потому пишу Вам сам. Пишу, потому что, если честно, с последнего свидания, бывшего уже почти месяц назад, скучаю по Вам, по Вашей удивительной душевности и человеческому теплу, по Вашему юмору, по Вашему боевому задору, с которым Вы рассказывали мне о былых боевых подвигах, по стойкости и несокрушимости Вашего духа.

Много еще можно перечислить...Таких людей, как Вы, посылает в трудную минуту судьба, и это - большое счастье. Да, счастье - иметь такую сестру, и может быть, стоило ради этого получить 6, 5 лет...

Дела мои, если Вы о них слышали, довольно мрачны. 1 ноября меня после третьей отсидки в ШИЗО (10 суток) перевели-таки в СУС (ОСУОН, отдельный запираемый барак, очень внутри неудобный, да еще и, как выяснилось, жутко холодный, и врач туда приходит сам, и баланду приносят, и зэков выпускают разве что на час гулять во двор - я, впрочем, не ходил, я не люблю эти прогулки, а вместе с уголовниками - тем паче). Продлением срока наказания, правда, СУС не грозит, но хорошего там тоже ничего нет. Из особых фирменных прелестей - шмоны могут быть там хоть каждый день (в остальном лагере - обычно раз в неделю, в четверг). Вот со шмонов-то все и началось.

Холод в этом СУСе был такой, что как-то согреться я мог только в своей спортивной куртке, что вы с матерью привезли мне в сентябре. И в ней же 2 дня подряд я выходил на шмоны, когда они были в бараке, 5 и 6 октября. Не казался мне шмон настолько уж важным мероприятием, чтобы поверх куртки робу надевать, да и лежала роба в бауле, а баул был заперт в каптерке на 2-м этаже (а мы днем сидим на 1-м), его не так-то просто еще и достать оттуда. И 5-го числа те, кто меня шмонал, слова не сказали мне про это. А вот 6-го пришел со шмон-бригадой некто Черников, начальник местной оперчасти, вот он тут же, как увидел, прицепился: мол, где роба? Я ответил, где. На обратном же пути (на шмон тоже загоняют наверх), он мне опять сказал: мол, Стомахин, наденьте куртку х/б, а то я рапорт уже на вас написал. Я ответил: давайте, давайте, мне за это еще 15 суток дадут, повод как раз подходящий. Он говорит: нет, мол, на 15 суток не тянет. Ну, думаю, десять-то суток точно получу, как в тот раз...

На следующий день с группой зэков из этого СУСа вызывают меня на "крестины", как неофициально называют здесь зэки "дисциплинарную комиссию" с участием всего начальства, и дают за эту самую куртку х/б... четыре месяца ПКТ (помещения камерного типа)!..

И вот сижу я в той же камере, что сидел и со статусом ШИЗО, - крохотная одиночка, 6 шагов в длину, 3 в ширину. Точно так же в 5 утра, по подъему, забирают матрас и нары, пристегивают к стене. 16 часов нельзя лечь, можно только ходить туда-сюда и сидеть на табуретке. Есть, правда, в статусе ПКТ и отличия от статуса ШИЗО в лучшую сторону: проще попасть к врачу (есть запись с утра на текущий день), ходит библиотека по воскресеньям и носит книги - аж четыре штуки я сейчас взял, можно держать при себе бумагу, ручки, конверты, получать и отправлять письма, вообще побольше вещей тут можно иметь, чем в ШИЗО, в том числе свою посуду. В камере тепло, слава богу, топят хорошо. В общем, можно вроде бы жить. Моральных сложностей, вроде нехватки общения с уголовниками-сокамерниками, или что "стены давят" (на психику), как многие из них говорят, у меня нет абсолютно. Скучно тоже мне не бывает. Есть книги, есть еще учебник немецкого языка, купленный и присланный мне еще в "Медведково" Г., - передайте ему за это еще раз мою благодарность. Словом, заняться есть чем, ура!!! В ШИЗО было тяжелее. Так что красота, а не жизнь!..:)) Тот срок, если вы читали мой тогдашний дневник, был мне тяжел в основном морально, этот - я уже понял - будет тяжел чисто физически.

Хоть и есть тут врач - что толку от него? Все болезни обостряются в этой камерной системе, это давно известно. Позвоночник у меня каждый день к вечеру болит ужасно, это прямое следствие того, что нельзя весь день прилечь. С левой стороны, под ребрами, пониже сердца, тоже какие-то боли начались, довольно сильные, еще с сентября; иногда и в спину отдается эта боль. Обращался к местным эскулапам - кто говорит, что это "кишечные колики"(так в карту и записал, хотя это чушь, конечно), другой - что поджелудочная железа (вот это скорее), но для точного диагноза нужно УЗИ как минимум, тут его нет, надо ехать на краевую лагерную больницу в ИК-9, ехать этапом, на столыпине, с вещами, это для меня целое путешествие, этапы вообще вещь тяжелая, самая тяжелая из всей зэковской "жизни". И я не смогу пока (да еще зимой) решиться на такую тяжкую поездку. А еще ведь надо, чтобы ОНИ согласились этапировать, одного моего желания мало...

Так вот и маюсь, сидя на табуретке. Другая проблема, тоже чисто физическая, материальная, - сидеть тут, в ШИЗO/ПКТ, на одной баланде, а она очень скудная. Иногда картошку, макароны или суп даже вроде бы и неплохо приготовят, есть можно. Но... на картошке, макаронах, перловке/овсянке фактически тут только и сидишь, да и их очень мало для взрослого человека. На 7-м бараке когда жил, ходил в общую столовую, там в меню так и писали: каша С КУРОЙ:)) Но реально - не с "курой", а со шкурой от этой самой "куры", да плюс с костями. А мяса-то практически нет... Унизительно это - ходить все время голодным, уже через 2 часа после обеда, через час после ужина, я Вам скажу...

Ларек (магазин) тут есть, но в ПКТ превращается в чистую фикцию. Можно то ли 1000 рублей в месяц тратить, то ли даже больше, никак не могу узнать. Но: розеток в камере нет, кипяток надо только у охраны просить, чтобы порошковую картошку или лапшу б/п, например, приготовить (тут это основа рациона, кроме баланды). Консервы купишь - а чем их открывать, зубами? Открывалку, что мать прислала бандеролью, мне тут вообще не пропустили: она, мол, из нержавеющей стали! НУ И ЧТО??!! Да даже колбасу купишь - чем резать ее (и хлеб для бутербродов тоже)? Нож же тоже здесь "не положен"! В общем, бред собачий... А уж кофе и чай, говорят, здесь вообще официально запрещены, их в ларьке ПКТшник и купить не может...

Вот этим - голодом и болезнями - они, получается, сейчас хотят меня взять. В том-то и особенность этой системы: она, если б и хотела, хуже бы придумать не смогла. Настолько высок здесь градус безразличия, наплевательства и абсолютно бездушного изуверства по отношению к людям, что и захочешь - хуже уже не выдумаешь...

Не возьмут они меня этим, ни болезнями, ни голодом не возьмут, это я твердо обещаю Вам и всем моим друзьям, кто меня помнит и следит за моей судьбой!! Стою твердо на прежних позициях - и буду стоять! Сломать, согнуть, подчинить меня своей воле они не смогут, пока я жив, и вот это-то последнее слово и есть цена вопроса. "Не одолеть им дух мой - только тело", - как сказано у меня в одном стихотворении.:) Выживу - значит, победа за мной, за всеми нами, врагами этой Системы, хоть победа и не окончательная, увы. Нет - значит, такая судьба, что ж поделать...

Прочел тут одно интервью Шехтмана по поводу происшедшего с ним (Павел Шехтман - гражданский активист и публицист, фигурант уголовного дела по 282-й статье. - Ред.), в том числе там был приведен и его пост в ФБ, ставший первопричиной этих проблем. Молодец Шехтман, полностью этот его пост поддерживаю, целиком; присоединяюсь и жму руку. Вообще хочу выразить солидарность с его настроем, его позицией по актуальным вопросам, видимой и из поста, и из всего интервью (там он меня упоминает - потому оно ко мне и попало), пожелать стойкости и мужества в нашей общей борьбе. Если выпустили под подписку, если только 282 ч.1, - может и обойтись без срока, штрафом каким-нибудь, как у Вас или в 2009 г. у Крюкова (Сергей Крюков - ульяновский публицист, фигурант пяти уголовных дел; преследуется за статью о Стомахине и репосты в соцсетях. - Ред.). Да, немного о письмах. 17 октября, идя как раз с Вами и матерью на свидание, я получил письмо от Петра Т. и уже 18-го отправил ему ответ.

Наконец, от Игоря Ш. я после присланной летом еще книжки никаких писем не получал, но фрагменты его письма на "Гранях", которые он Вас просил передать мне, я прочел в распечатках. Я сейчас напишу ему письмо, как только закончу вот это, к Вам, так что нет гарантии, что его отправят, но все же сообщите ему это, пусть ждет.

Смотрел тут в СУСе новости. Донецк и Луганск так и не взяты... Полный позор!:(( Что "Правый сектор" и "Свобода" так и не прошли в Раду - позор не меньший...То, что пишет И.Ш. - что при вероятном завтрашнем нападении Путина на Германию там начнется повальное бегство, паника и измена вместо отпора, - это совершенно чудовищно!.. Что же делать, чтобы эта чума не подмяла под себя и впрямь всю Европу?!...

Вот почти что и все, что хотелось сказать. Да, тут, в ПКТ этом, уже близка грань выживания, когда может из-за болей и голода уже не хватить сил таскать ноги. Жизнь бренна и коротка, может быть, здесь придется и окончить ее.

Что же, надеюсь, Вы и другие близкие и друзья будете меня помнить хотя бы какое-то время после смерти. А большего - увы, я за свою жизнь не смог добиться.

Да, еще хотел спросить, почему у Вас такой ник - vaverka_148? Вавёрка - это белка по-белорусски, даже строчка в одной песне есть: "Упалюй ты мне злату вавёрку". Может быть, корнями Вы из тех краев? Sorry, если вопрос дурацкий, просто интересно стало...

Вот, наверное, и все на сегодня, дорогая Вера. Спасибо Вам огромное за все, за Вашу помощь, за то, что Вы не забываете меня ( и мать тоже), ездите, пишете обо мне, выходите регулярно на площадь... Огромное спасибо, и впрямь, иметь таких людей рядом - это высшее счастье и утешение, посылаемое судьбой в страдании...

Боюсь, что раньше апреля теперь не свидимся, а писем Ваших - очень жду!!! Лучше шлите заказными, чтобы знать, получила их зона или нет; ну а чтобы я получил - и не ответил - такого просто не может быть. Если долго молчу - значит, не пропустили Ваше письмо ко мне или мое - к Вам.

Dum spiro spero, вспомнилось вдруг тут. Пока дышу - надеюсь...

Может быть, я доживу до конца этого срока, кто знает...

Всего самого наилучшего, Вера! Пишите!!!

ПБК!

Слава Украине!

Ваш Борис Стомахин, политзаключенный.

09.11.14, ИК-10, Пермский край.

Пришло сообщение, что с 7 ноября Бориса Стомахина на четыре месяца отправили в помещение камерного типа (ПКТ). Видно, перевода в ОСУОН (отряд строгих условий отбывания наказания) администрации колонии мало. Одеяло и некоторые другие теплые вещи Борису так и не дали. Борис находится в холодной одиночной камере и вынужден спать в своей старой куртке.

На каком основании Стомахину назначили очередное дисциплинарное взыскание и применили к нему столь суровое наказание (максимальный срок в ПКТ - 6 месяцев), пока неизвестно.

Кроме того, на Стомахина давят финансово. Денежный перевод, отправленный Борису через сайт «Родная связь», вернулся обратно с пометкой «отказ банка». Никакой подробной информации о том, почему банк отказывается принимать деньги для Бориса Стомахина, отправленные официальным переводом через специализированный сервис, до сих пор получить не удалось.

Можно предположить, что это происходит из-за того, что политзек Стомахин включен в список террористов и экстремистов, составленный Росфинмониторингом, как лицо, привлеченное к уголовной ответственности по так называемым «экстремистским» и «террористическим» статьям УК РФ.

В любом случае отказ банка принимать официальные переводы для заключенного, осуществленные в рамках действующего российского законодательства, является грубейшим нарушением его прав и будет обжалован в судебные и иные инстанции. Борис Стомахин, находясь в местах лишения свободы, никак не сможет использовать эти деньги для финансирования экстремистской и террористической деятельности. Так что такие действия противоречат не только законодательству, но и здравому смыслу.

Я читала «Буреполомский дневник» Бориса Стомахина. Это не просто текст, описывающий холод человеческих душ и мрак равнодушных стен, это еще и глубокая философия.

Узник, сознательно выбравший не побег в дальние страны, а заточение, достоин уважения и поддержки. И не только за свои убеждения, но и за силу духа.

Даже находясь среди нелюдей, полных ненависти друг к другу, Борис Стомахин старается спасти кошку, которую другие заключенные ради забавы решили убить. Ему омерзительны и противны современные «законы тюремного мира» с иерархией унижений, подлости, разврата, неуважения к тому, кто хоть немного слабее физически. И появляется от всего этого острое желание покончить с собой.

Однако, проводя годы в тюрьме по политическим мотивам, Борис Стомахин осознает, что такая жизнь - это естественная среда для тех, кто верит слову и делу вождя-краба и его помощников, уверено рулящих битой посудиной к самому центру ада.

Стомахин пишет:

5.1.2009
«Смертельная схватка приличных, цивилизованных людей с мразью и швалью, с подонками и агрессивно-уравнительным завистливым отребьем - вот суть нашей истории, нашей борьбы, и будущее зависит от исхода этой схватки. Об этом писал в 70-е Буковский, а в наши уже дни - Нестеренко. И именно об этом.

Страницы книг листая
И слушая эфир,
Мы чуем запах стаи,
Заполонившей мир...»

Надежды на освобождение нет. Помощь нескольких сочувствующих слишком слаба, а лидеры оппозиции заняты собой и своими проблемами.

Это запись от 19.7.2008
«И никакого тебе УДО!!!!!!!!! Даже и не мечтай!!!!!!!! Так и будешь до конца срока терпеть этого дебильного, тупоголового лося - соседа по проходняку, нагло лезущего каждый день напролом - по ногам, по головам, - когда ему надо у себя под подушкой что-то достать, или повесить шапку, или полотенце, или взять ложку... Впрочем, кажись, его срок кончается раньше, чем твой. А УДО не будет, да, это несомненный факт. Придется сидеть до самого конца...»

Я несколько раз обращалась в различные российские издательства с просьбой опубликовать труды Бориса Стомахина, но мне ответили отказом. Неудивительно.

Как и чеченские дневники, тема российских тюрем не пользуется большим спросом среди тех, кто верит российскому телевидению.

Откровенной подлостью является, после того как Бориса Стомахина осудили на новый срок, не включить его в мемориальский cписок политзаключенных. Его имя должно быть там под № 1.

Я призываю не проходить мимо матери Стомахина. Регине Леонидовне нужна поддержка, чтобы, проведывая сына, она могла передавать ему, тяжело пострадавшему от современной российской системы за свои убеждения человеку, необходимые вещи.

Сделать передачу непросто. Не секрет, что сотрудники тюрьмы, откровенно издеваясь, часто не принимают даже лекарства. Но Регина Леонидовна очень старается.

СЧЕТ ДЛЯ ПОМОЩИ БОРИСУ СТОМАХИНУ:

Стомахиной Регине Леонидовне
Марьинорощинское отделение Сбербанка N 7981/01370
Р.сч. 42307.810.8.3805.2112039
в Сбербанке России г. Москвы
ул. Мурановская, д. 3

Еще можно написать письмо Борису Стомахину. Ведь условия в тюрьме для него просто невыносимые: из-за прямолинейности узника и твердости его характера, рабы путинской системы стараются изо всех сил, чтобы причинить ему как можно больше страданий: это и ШИЗО, и всевозможные надуманные обвинения, ведущие к новым репрессиям.

Адрес для писем:

618232, ст. Всесвятская, Чусовской район, Пермский край, ФКУ ИК-10, Стомахину Борису Владимировичу, 1974 года рождения.

СВОБОДУ ПОЛИТЗАКЛЮЧЕННОМУ БОРИСУ СТОМАХИНУ!

О чем конкретно говорили на онлайн-форуме "Политзеки 2.0", я так и не поняла. Возможно, целевой аудиторией форума были те, кто стоит в стороне от активизма, но готов послушать Михаила Ходорковского и других известных людей. Надеюсь, таким образом они ознакомились с темой и персоналиями. Практический смысл разговора пока не проглядывается.

Обсудили, конечно, вопрос, которому не один и далеко не десять лет и который почему-то считается ключевым. Кого признавать или не признавать политзаключенным? Человека, который не применял насилие или не пропагандировал? Или, может, применял, но его лишили права на справедливый суд? Или наказание несоразмерно содеянному?

Amnesty International пользуется понятием "узник совести", и означает оно, что человек не позволял себе насилия или призывов к нему. Свои критерии есть у "Мемориала", у "Союза солидарности с политзаключенными". "Русь сидящая" оперирует понятием "неправосудно осужденный", к которому можно отнести значительную часть обычных российских зеков. Михаил Ходорковский заявил, что для него политзаключенные - это люди, которых посадили, чтобы "отжать" собственность.

Каждый раз, когда по этому вопросу начинаются горячие и не очень дебаты, я вспоминаю, как Александр Скобов мне рассказывал историю своей второй отсидки. Когда в 1982 году взяли его коллегу по диссидентскому движению Льва Волохонского, он написал на стенах белой краской лозунги в его поддержку. Улик, что это сделал именно он, у КГБ не было. На этом месте голос Скобова становился очень радостным и гордым, как будто он добился невероятного успеха и произошло что-то очень хорошее: "И пришлось им меня сажать за статью в самиздате!" Ведь иначе было бы уголовное обвинение в вандализме.

Кто не понял, еще раз: человек готовится заехать в тюрьму и психушку на неопределенный срок, но главная его проблема - как сесть именно по 70-й статье, а не по какой-то другой. А то правозащитникам придется долго спорить и доказывать самим себе, что распространять клеветнические измышления, порочащие советский строй, можно не только на бумаге, но и на стенах домов. Или нельзя, конечно, но все же... Хотя здравый смысл шепчет: ну какая разница?

Опыт показывает, что составить абсолютно полный объективный список политзеков невозможно, как невозможно довести до совершенства критерии признания политзаключенным и узником совести. При определенных условиях политзаключенными можно назвать и террористов (у них ведь политические требования), а можно отказать в признании узницами совести Pussy Riot на том основании, что административное правонарушение они все же совершили и, скажем, выражали позицию в неподходящем месте.

Пытаясь устраивать конкуренцию списков, нужно понимать, что список - вещь для истории полезная, но мертвая. Одни и те же люди в одном и том же списке получают совершенно разное внимание и разную помощь, а за статус "узник совести" ни премию не выписывают, ни с вещами на выход не приглашают. Поддержка будет лишь в том случае, если сколь-нибудь широкие круги убедятся в том, что человека посадили по беспределу.

Тюремно-правозащитное поле не нуждается в унификации. Это лоскутное одеяло, которое можно делить на группы людей, на методы помощи, в котором разные кусочки пересекаются, частично накладываются друг на друга. Посадка чистых, как стеклышко, узников совести и бесчеловечные условия содержания обычных зеков - это разные ступени одной то же системной проблемы: беззащитности человека перед государственным насилием.

Глупо предъявлять одному общественнику претензии за то, что он занимается не всеми, кем надо, или не тем, кем надо. Хорошо, если Ходорковский профессионально займется посаженными по беспределу предпринимателями. Отлично, если кто-то будет специализироваться на беременных женщинах в тюрьме, кто-то на преследованиях свидетелей Иеговы, а кто-то попытается остановить распространение туберкулеза в колониях.

Если что и нужно, то это координация разного рода инициатив, обозначение лакун - а их много. Форум с обсуждением практических вопросов был бы намного интереснее.