Смертная казнь в XXI веке - это абсолютная дикость, кажется, даже в России это поняли, продлив мораторий на нее вплоть до отмены. При достигнутом уровне технического и интеллектуального развития человечества мы можем и должны искать другие способы борьбы с преступностью.

На эту тему есть два хороших фильма: «Мертвец идет» и «Жизнь Дэвида Гейла».

В первом фильме герой Шона Пенна – жестокий убийца, приговоренный к казни. Показывают последние дни его жизни: цинизм, тревогу, раскаяние, острое желание не умирать, отчаяние и приведение в исполнение смертного приговора. Его преступление ужасно, вина доказана, но мы видим, что он живой человек, и кажется, можно найти другой способ его «исправления».

Второй фильм – про гражданского активиста, борца со смертной казнью Дэвида Гейла (в исполнении Кевина Спейси), который оказывается приговоренным к высшей мере наказания. Несколько лет он пытается доказать свою невиновность, но его казнят. После казни всплывают факты, опровергающие его вину. Все в шоке от случившейся судебной ошибки, но исправить ничего уже, разумеется, нельзя.

Представьте на минуточку, что вы находитесь на месте человека, оказавшегося в лапах судебной системы, которой нет до вас дела. Еще при этом вы, возможно, темнокожий или мексиканец (в США это, наверное, как таджик или оппозиционер в России). Системе кажется, что двух свидетелей достаточно, она не обращает внимания, что семеро отказались от обвинительных показаний, данных под давлением полиции. Нет орудия преступления, невозможно установить, кто стрелял. Нет вообще ни одного вещественного доказательства! А вас все равно приговаривают к смерти, причем с полным правом – прикрываясь законом и от имени всего народа страны. Ощущаете ужас и беспомощность? Наверное, именно это почувствовал американец Трой Дэвис накануне своей запланированной смерти, после 22 лет борьбы за жизнь и свободу.

Трой Дэвис не добился освобождения, но добилась ли чего-то судебная система штата Джорджия? Она ведь хотела показать, что исправляет преступников, защищает общество. Но осужденного это не исправит, даже если он был виновен, потому что он мертв.

Преступники – действующие или потенциальные – увидели, что смертный приговор – дело случая, казнить могут, не особо доказывая вину. К тому же нет никакой статистики, доказывающей, что наличие смертной казни снижает уровень преступности где бы то ни было.

Общество тоже не почувствовало себя защищенным, скорее, наоборот, потому что оно просило разобраться в деле и не убивать Троя Дэвиса. Теперь люди поняли, что каждый может стать жертвой судебной ошибки. Вряд ли кто-то из жителей Джорджии сейчас скажет, что ощутил защиту штата после узаконенного убийства Дэвиса.

Это больше похоже на месть. И присутствие родственников убитого при казни Дэвиса – лишнее тому подтверждение. Они смотрели, как он умирает, и должны были, вероятно, испытывать удовлетворение. Это и есть правосудие – возмездие, око за око?

Вчера Европейский суд по правам человека огласил постановление по делу "ОАО "Нефтяная компания "ЮКОС" против России". Из документа, в частности, следует, что ЕСПЧ не нашел в деле факта дискриминации компании по политическим мотивам. И понеслось. "ЮКОС проиграл дело против РФ, а Страсбург признал только мелкие нарушения!" – наперегонки цитировали государственные СМИ заявления российских чиновников.

При этом комментаторы как-то стыдливо умалчивали о том, что "мелочами" они называют нарушения таких фундаментальных прав, как право на защиту собственности (статья 1 Дополнительного протокола к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод) и на справедливое правосудие (статья 6 Конвенции). Это главное, что позволит теперь миноритарным акционерам "ЮКОСа" добиваться возмещения нанесенного им ущерба и справедливого судебного разбирательства.

Что же касается мотивов дела "ЮКОСа", то, на мой взгляд, можно и согласиться с постановлением европейских судей, не увидевших в нем политики. Правда, не могу не заметить, что о некоторых персональных делах против юкосовцев даже сами занимавшиеся ими следователи говорили, что эти дела политические. Вот, например, откровения следователя Александра Банникова, который вел дело бывшего сотрудника службы безопасности "ЮКОСа" Алексея Пичугина.

"Он сказал, что знакомиться с этим "мусором" (материалы дела) не имеет никакого резона и я, как бывший сотрудник органов, должен это понимать. Он сказал, что я лично как Пичугин никого не интересую. Дело политическое, и интересуют Невзлин, Ходорковский и другие совладельцы нефтяной компании. Какие бы прекрасные адвокаты меня ни защищали, исход дела предопределен", – рассказал Алексей Пичугин на суде. О том, что "это дело государево", поведал следователь Банников и другому фигуранту – Михаилу Овсянникову (свидетельствовавшему впоследствии в защиту Пичугина).

Не дезавуировало постановление ЕСПЧ и многочисленные отказы судов различных государств в экстрадиции бывших юкосовцев – политических беженцев.

Однако, повторюсь, вполне можно и не характеризовать подоплеку дела "ЮКОСа" как политическую. И назвать его мотивы иначе – личными и материальными. Для постоянных наблюдателей не секрет, насколько лично Владимир Путин воспринимает Михаила Ходорковского. Очевидцем такого отношения нынешнего премьер-министра к экс-главе опальной нефтяной компании была, в частности, Светлана Ганнушкина – председатель комитета "Гражданское содействие", член совета Правозащитного центра "Мемориал". В интервью автору этих строк она рассказывала:

"Ни один судебный процесс по делу "ЮКОСа" не проходит объективно и беспристрастно. Это мне стало особенно ясно в 2003 году, когда о Ходорковском заговорили на встрече Комиссии по правам человека с Путиным. Этот процесс и этого человека тогдашний президент воспринимал очень лично, о процессе говорил крайне возбужденно, не выдерживая стиля деловой беседы".

Демонстрировал Владимир Путин свое эмоциональное отношение к Михаилу Ходорковскому и на встрече в дискуссионном клубе "Валдай" 6 сентября 2010 года. Об этом свидетельствовал главный редактор польской Gazeta Wyborcza Адам Михник. По его словам, Владимир Путин, говоря о "деле Ходорковского", продемонстрировал "персональную эмоцию". На другие вопросы премьер-министр отвечал спокойным тоном и шутил, но на этом вопросе интонация Путина резко изменилась.

Можно, конечно, сказать, что Европейский суд пока не указал, что "ЮКОС" стал жертвой рейдерского захвата в результате личной неприязни Владимира Путина к его главному владельцу. Но все еще только начинается.

Ветеран российской правозащиты Людмила Михайловна Алексеева опубликовала ответ на наше открытое письмо к правозащитникам, объяснив, почему МХГ до сих пор не принимала участия в процессе другороссов, судимых за «организацию» беспорядков на Манежной площади. Конечно, Людмила Михайловна участвует в правозащите практически столько же, сколько я живу на свете, и потому ей виднее. Но, признаться, меня ее резоны удивили.

1) Мне казалось, что если правозащитник видит грубое нарушение государством прав человека, то его дело – предложить помощь первым, не ожидая, когда его об этом специально попросят пострадавшие. Другое дело, что пострадавшие вправе отказаться от предложенной помощи. При этом мимо крупных и резонансных событий он не может пройти в принципе, поскольку мониторинг нарушений прав человека входит в обязанности правозащитников вообще и список уставных задач МХГ в частности.

2) Мне казалось, что дело правозащитника - защищать права человека от нарушения их государством. Любого человека, вне зависимости от того, невинный он гражданин или преступник, толстовец или боевик «Тигров освобождения Тамил Илама». Право на справедливый и беспристрастный суд является, как известно, одним из ключевых прав человека. Мне казалось, что, если в предъявлении обвинения именно данным конкретным лицам доказуема политически мотивированная избирательность; если в обвинительном заключении, наряду с внешне правдоподобными утверждениями, содержатся пункты более чем сомнительные даже на беглый взгляд; если суд при этом сформирован из известных «асов» заказных политических дел – это само по себе должно явиться предметом внимания правозащитников вне зависимости от того, насколько реальной является часть предъявленных обвинений.

Может быть, я ошибался?

Во всяком случае, меня радует высказанная Людмилой Михайловной готовность взяться за это дело, если «Другая Россия» обратится к ней с соответствующей просьбой, и я искренне надеюсь, что так оно и произойдет.

В ответ на обращение, опубликованное в блоге Павла Шехтмана, хочу сказать, что никто к нам по «манежному делу» не обращался. Раньше нацболы неоднократно обращались к нам по некоторым делам. Я проводила пресс-конференции, писала письма по поводу нацболов, которых мы считаем политзаключенными.

В этот раз абсолютно никто не обращался. А у нас такое правило: мы очень редко выступаем в поддержку тех, кто не обращается к нам за помощью, потому что наше обращение, хотя, конечно, и показывает поддержку правозащитного сообщества, но не всегда расценивается адвокатами и самими подсудимыми как поддержка, которая способствует более справедливому рассмотрению дела. Мы можем общаться с представителями власти насчет того или иного дела, привлекать к нему внимание, но опять же это всегда должно быть по просьбе либо самого человека, либо его адвокатов или родственников. В противном случае нам совершенно справедливо могут сказать: «А, собственно, кто вас просил вмешиваться? Мы считаем, что вы ухудшили наше положение».

В данном случае есть только одна проблема. Каждый раз, когда мы работали по делам нацболов, наши юристы всегда изучали материалы дела и убеждались, что не было совершенно никаких насильственных действий со стороны активистов. На Манежной площади насильственные действия были. Поэтому нам надо быть уверенными в том, что данный конкретный нацбол, который к нам обратится (если обратится), в этих насильственных действиях участия не принимал.

Так было с Химкинским лесом: мы заступались за молодых людей, потому что наши юристы, изучив все детали, пришли к выводу, что обвиняемые не громили городскую администрацию Химок. Мы защищаем только в тех случаях, когда человек не участвовал в насильственных действиях.

Делом по Манежной площади наши юристы не занимались пока, так как, повторюсь, не было обращений от подсудимых или их адвокатов. Но если наша поддержка нужна, если люди придут, мы готовы включаться.

В фонд «В защиту прав заключенных» обратилась адвокат Георгия Меквевришвили, содержащегося в «Бутырке» (СИЗО-2 г. Москвы), печально известной смертью юриста Сергея Магнитского.

Адвокат сообщила, что ее подзащитный страдает тяжелой болезнью органов пищеварения - спаечной тонкокишечной непроходимостью, имеет некроз петли тонкого кишечника с перфорацией. При этом после операции на кишечнике на животе Меквевришвили осталось два послеоперационных свища.

В июле 2011 года Георгий находился в СИЗО-1 г. Москвы под наблюдением врачей, однако все лечение заключалось в том, что ему несколько раз сделали внутримышечные инъекции антибиотиков и дали слабительное. В начале августа его и вовсе выписали «в удовлетворительном состоянии». В СИЗО-2 Меквевришвили диагностировали кишечную непроходимость.

Адвокат пишет: «Меквевришвили заметно потерял в весе, выглядит изможденным, у него страшные боли, в брюшной полости у него свищ и во время моей беседы с ним в изоляторе у него намокает майка, так как из свища периодически вытекает гной».

По заключению врачей у Георгия в любой момент возможно обострение спаечной болезни с явлениями непроходимости, показано частое дробное питание, соблюдение диеты. Представителям общественной наблюдательной комиссии, посетившим Меквевришвили в СИЗО, он рассказал, что не может употреблять большую часть пищи СИЗО, а лишь кисломолочные продукты: творог, йогурты, кефир. Поэтому он питается, только тогда, когда его угощают сокамерники.

14 января 2011 года правительство приняло постановление №3 «О медицинском освидетельствовании подозреваемых или обвиняемых в совершении преступлений», согласно которому тяжело больные обвиняемые и подследственные могут быть освобождены из-под стражи.

21 июля года адвокат обратилась с заявлением к начальникам СИЗО-1 и СИЗО-2 о направлении Меквевришвили на медицинское освидетельствование.

28 июля руководство СИЗО-1 отказало в направлении на комиссию на том основании, что заболевания Меквевришвили по своей тяжести не соответствуют заболеваниям, включенным в перечень постановления, и показаний для лечения в стационаре не имеется.

Ответа от руководства СИЗО-2 до сих пор нет, хотя согласно п. 3 постановления начальник места содержания под стражей должен рассмотреть заявление и медицинские документы в течение рабочего дня, следующего за днем их получения.

Сотрудники Фонда направили обращение руководителю медицинского управления ФСИН России С.Н. Барышеву с просьбой тщательно изучить историю болезни Меквевришвили и выйти с ходатайством о направлении его на медицинское освидетельствование. Также направили письмо уполномоченному по правам человека по Москве А.И. Музыкантскому с просьбой принять все меры для обеспечения надлежащей медицинской помощи обвиняемому Меквевришвили и ходатайствовать перед руководством УФСИН по Москве о направлении Меквеврешвили на медицинское обследование для последующего освобождения по состоянию здоровья.

Меквевришвили нуждается в срочном комплексном медицинском обследовании и лечении, поскольку состояние здоровья вызывает серьезные опасения за его жизнь. Любое промедление может привести к летальному исходу.

Как выяснилось, по факту вывешивания 5 июля с.г. баннера, изображенного на фотографии, возбуждено и расследуется уголовное дело.

Описание событий, связанных с вывешиванием баннера, в ЖЖ у Евгения Фельдмана, который был задержан при фотосъемке акции. Фото - его авторства.

Сегодня Евгений был вызыван в ОВД по району "Хамовники" и допрошен в качестве свидетеля.

Дело возбуждено по п.б ч.1 ст.213 УК РФ (хулиганство).

Хулиганство, то есть грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, совершенное... б) по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы, - наказывается обязательными работами на срок от ста восьмидесяти до двухсот сорока часов, либо исправительными работами на срок от одного года до двух лет, либо лишением свободы на срок до пяти лет.

Сам плакат кажется мне неуместным и бессмысленно эпатирующим, но оснований для возбуждения уголовного дела, на мой взгляд, нет никаких.

Очевидно, что вывешивание такого плаката никак не выражает неуважения к обществу, скорее, наоборот, гипертрофированное уважение. Да и грубость нарушения общественного порядка сомнительна. Нарушение порядка есть, а грубое - с чего?

Ну и насчет мотивов тоже большие сомнения. Если только сами неустановленные авторы не заявят, что руководствовались мотивами политической и идеологической вражды, никак иначе установить этого нельзя. Текст растяжки, хоть и дурацкий, является не призывом, а прогнозом. Верным или неверным - вопрос десятый, да и ответить на него, пока фигурант жив, невозможно.

Так что лучше бы ОВД "Хамовники" не позориться и закрыть это дело. Это тем более актуально в связи с тем, что единственным подозреваемым на данный момент может быть только сотрудник того же ОВД г-н Кыналы, изъявший такую (или эту же?) растяжку у Дениса Юдина еще 16 июня.

Завтра, 15 сентября, в Тверском суде продолжится рассмотрение по существу дела о событиях на Манежной площади. Предыдущее, первое по счету открытое заседание выявило позиции сторон, суда, потерпевших омоновцев и вообще пролило немало света на особенности этого процесса. Самое время напомнить о них.

Начнем с судей. В первом открытом заседании к председателю Тверского суда Игорю Алисову (он единолично вел дело на предварительной стадии) добавились судьи Алексей Криворучко и Александра Ковалевская. Первый известен как фигурант списка Кардина, куда он попал за то, что продлил арест Сергею Магнитскому за месяц до его смерти в Бутырке. Вторая осудила по беспределу Сергея Мохнаткина за участие в митинге Стратегии-31. Сам Алисов тоже небезгрешен – уже в ходе процесса по Манежке он отказал адвокату подсудимого Хубаева Евгению Архипову в ознакомлении с видеоматериалами, содержащимися в деле. Таким образом, отвод всем трем судьям, заявленный Хубаевым, был вполне обоснован. Однако судьи себя, конечно, не отвели.

Вторым важным моментом является категорическое непризнание сторонниками «Другой России» своей вины. Об этом необходимо помнить, так как СМИ преподнесли информацию поверхностно, не вдаваясь в детали. Так вот, Хубаев, Унчук и Березюк вину не признали. Березюк не отрицает лишь сам факт драки с омоновцем, которая относится только к одной из пяти(!) предъявленных ему статей УК. Вообще же в группе обвиняемых выделился явный лидер процесса – Руслан Хубаев. Именно он заявляет большинство ходатайств и задает больше всех вопросов. Это и неудивительно, Руслан - человек опытный: бывший руководитель мурманских нацболов и политзек. Подробнее о его судьбе я писал в посте ««Тамерланыч»».

Именно Хубаев выводил на чистую воду «потерпевших» омоновцев, которых допрашивали в первом заседании. Причем с первым из них проблем не было – парень честно сказал, что не видел никого из обвиняемых. Проблемы начались потом, после того как в перерыве прокурор уединился со свидетелями-омоновцами в отдельном коридоре, растолковывая им нужную обвинению позицию. И растолковал. Есть свидетель этого инструктажа, так что общество еще услышит подробности.

Тот же Хубаев был инициатором вызова в суд в качестве свидетелей пресс-секретаря ГУВД Москвы Виктора Бирюкова, главы ГУВД Владимира Колокольцева и министра МВД Рашида Нургалиева. Бирюков обращался к Хубаеву на площади, видимо, потому что тот выглядел старше остальных (существует фото). Колокольцев, как известно, вел переговоры с неизвестным в маске под крики толпы «Пи...бол! Пи...бол!» Ну, а Нургалиев на весь свет заявил по ящику, что в событиях на Манежке виноваты леворадикалы. Таким образом, все трое МВДшных начальников являются для суда ценными свидетелями, однако суд почему-то не захотел услышать их показания.

Также неплохо было бы вызвать в суд замглавы президентской администрации Владислава Суркова. Он хоть и не был на площади, однако о произошедших там событиях высказывался. «Одиннадцатое происходит от тридцать первого», - заявил он, например, имея в виду Стратегию-31. И его услышали. Во всяком случае, следователи. Так, в постановлениях о привлечении в качестве обвиняемых говорится буквально следующее:

«...являясь активистами незарегистрированных в Российской Федерации общественных организаций «Стратегия 31» и «Другая Россия», пропагандирующих, в том числе, отмену разрешительного порядка проведения массовых собраний граждан в общественных местах, заявляющих о своем нахождении в оппозиции по отношении ко всем действующим властным структурам Российской Федерации и представителям власти... решили использовать указанные обстоятельства для призыва собравшихся к активному неподчинению законным требованиям представителей власти и массовым беспорядкам... вступили между собой в предварительный сговор».

Поразительная по откровенности формулировка.

Общество, если оно не желает, чтобы его волю сломали окончательно, обязано взять под защиту наших парней. Приходите на процесс, пишите о нем, «срывайте паутину лжи», сплетенную новым царизмом и его опричниками.

Судебные заседания состоятся 15, 20, 22 и 29 сентября.

Вот мы и дожили до очередного акта милосердия от... уфсиновских палачей. Запрет массовых голодовок и членовредительства – теперь узаконенный метод физической цензуры для зеков. Ради их здоровья!

Ради нашего здоровья, когда мы устраивали голодовку за школы, в читинском спецприемнике был устроен целый консилиум из начальства, прокуроров, медиков. Тогда уже шел третий день. И все по-своему умоляли, всем не нужны были проблемы. Начальник так и трепетал, не знал, как угодить и хоть как-то смягчить нас.

А теперь у него есть четкая инструкция от Министерства Здоровья, и он либо палач, либо экс-начальник.

Что доводит зека до голодовки или вскрытия вен? То же, что вольного до уличных протестов, массовых. А одиночные голодовки, значит, еще допустимы? А как же вред здоровью? Или УФСИН волнует только массовый падеж?

Дело в том, что информации об одиночном голодании не так-то просто пробиться из застенка, если это не Ходорковский или иной громкий сиделец. А массовая акция – это уже своеобразный теракт с самозахватом, обеспеченный резонансом, поэтому более эффективный и устрашающий. Именно поэтому уфсиновский гнев оказался таким прицельным.

Мне кажется, это редкостно глупый закон, бумеранг прямого действия. Очевидно, что людей, идущих на самоуничтожение, не остановят статус «злостного нарушителя» и угроза новых истязаний со стороны администрации. А вот озлобят наверняка. И хотя мне не жалко надзирателей, но их популяция будет под большой угрозой: тот, кто рискует своей жизнью, заберет с собой и виновника риска.

Очередную выходку ФСИН по отношению к Михаилу Борисовичу Ходорковскому я могу оценить только с человеческой точки зрения, Я не юрист, а правозащитник. Считаю это произволом и чистой воды издевательством.

Вот что рассказал об этом событии адвокат Ходорковского Вадим Клювгант:

«ФСИН нашла иезуитский способ не дать Ходорковскому общаться с прессой... К нему пришли двое чинов карельского управления и сказали: если вы, Михаил Борисович, желаете давать интервью, мы не будем препятствовать, но встречи с журналистами - в счет свиданий с родными. Как всякий человек, находящийся в заключении, Ходорковский дорожит каждым свиданием с близкими. Поэтому он подписался под отказами в интервью».

Способ действительно иезуитский и антигуманный. Ходорковского боятся. Власть видит, что его не сломить, даже в заключении он остается свободным, говорит все что думает. И это очень странный феномен: пресса у нас перестала быть четвертой властью, на статьи журналистов-профессионалов перестали реагировать. А высказывания Ходорковского на любую тему вызывают панику. И к нему готовы применить все что угодно, нарушить закон и Конституцию, лишь бы он замолчал.

Комментарии адвоката Международной коллегии адвокатов «Санкт-Петербург», члена правозащитного совета Санкт-Петербурга Иосифа Габуния:

"В соответствии со ст. 10 УИК РФ Российская Федерация уважает и охраняет права, свободы и законные интересы осужденных, обеспечивает законность применения средств их исправления, их правовую защиту и личную безопасность при исполнении наказаний. При исполнении наказаний осужденным гарантируются права и свободы граждан Российской Федерации с изъятиями и ограничениями, установленными уголовным, уголовно-исполнительным и иным законодательством Российской Федерации.

В соответствии с положениями УИК РФ осужденные имеют право на определенное количество краткосрочных и длительных свиданий, причем законом не предусмотрена постановка вопроса предоставления свиданий в зависимость от того, являются ли посетители осужденного родственниками, либо являются представителями СМИ. Кроме того, в соответствии с положениями ст.4 Федерального закона от 15 июля 1995 г. N 103-ФЗ "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" содержание под стражей осуществляется в соответствии с принципами законности, справедливости, равенства всех граждан перед законом, гуманизма, уважения человеческого достоинства, в соответствии с Конституцией Российской Федерации, принципами и нормами международного права, а также международными договорами Российской Федерации.

Сотрудниками ФСИН России при ограничении количества свиданий по причине намерения осужденного дать интервью представителям СМИ грубо нарушаются как конституционные права человека и гражданина, так и права осужденного, предусмотренные УИК РФ. Статьей 29 Конституции РФ каждому гарантируется свобода мысли и слова. Кроме того, в указанной норме Конституции РФ закреплено право каждого свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом.

Любое противодействие должностных лиц ФСИН России, направленное на ограничение либо лишения права осужденного выражать свое мнение, распространять свое мнение, в том числе и посредством СМИ, незаконно".

Официальное введение санкций для заключенных, объявляющих голодовку, было прогнозируемо. Еще в бурятском СИЗО мне говорили: «Лечение тут бесплатное. Но! Если сами будете резаться – взыщем стоимость врача, бинтов там и так далее». В тот раз голодовки у меня не было, но вопрос уже заинтересовал. Ведь от членовредительства она отличается мало, значит, чего-то взыскивать нужно и за голодовку. Но меня рассмешила мелочность нашего правосудия. С людей, отправленных в ад, лишенных дома и прежнего статуса, оно не стыдится взыскивать стоимость поднятого врачебного зада и куска бинта! А если, не дай бог, повесишься на разорванной простыне – взыщут за простыню. Сдерите лучше кожу с человека, чем так мелочиться.

В читинском изоляторе я прошла голодовку, и единственным издевательством по этой части были ласковые предложения компота (впрочем, это немного компенсировалось мучениями в больнице). Однако проходит несколько месяцев – и жесткий законопроект запрещает, и грозит не деньгами, а физически. Запрещает что: взывать к системе или бороться с ней?

В этом читинском изоляторе они уговаривали нас подать жалобу в прокуратуру, но не голодать, намеком предлагали деньги на возвращение домой после выхода. А я отвечала: мы не собираемся подавать в прокуратуру; ничего, доберемся сами. Как они хотели, чтобы мы «обратили на себя внимание»... только бы системным способом! Тюремщики уговаривали заключенных жаловаться на самих себя! Лишь бы только не голодовка, не выход за флажки.

Я считаю, что для тех, кто действительно пытается призвать власти на помощь, новый законопроект очень суров, но цели не достигнет. Голодающий, слабый человек, которого они вдобавок заморят в карцере или изобьют, в итоге окажется в еще более опасной для жизни ситуации, чем просто при голодовке, и тем самым все равно создаст им ЧП. Но если идейный борец против легавых уже встал на путь голодовки, когда его никто не трогал, то прессинг лишь укрепит его мужество.

Счет за голодовку, счет за веревку... В сущности, силовики только затруднят себе задачу ломки самых стойких. Раньше можно было «залезть в душу с мылом» и уговорить выпить компотику, убедив, что менты тоже люди. А теперь они будут вынуждены игнорировать собственные правила, чтобы окончательно не ожесточать непокорного зэка. В противном случае его придется устранять, поскольку такого счета он не простит государству до конца жизни.

В качестве выхода я могу предложить только одно: обогнать пытки своей смертью. Проще говоря, выбирать сухую голодовку. Она либо заставит обратить на себя экстренное внимание и даже заставит администрацию отказаться от санкций, либо причинит смерть и избавит от любых наказаний. Для последовательно защищающих свои убеждения рекомендую другие способы – отказ от работы, от вставания перед надзирателями либо от всякого с ними общения. Считаю, что эти действия, не чреватые смертью, носят в чем-то даже более принципиальный характер, хотя и меньше напугают администрацию пресловутым ЧП, чем умирание от голода. Кстати, такие методы тоже могут привести к улучшению положения заключенного. Меня, во всяком случае, за невставание вызвали к оперу по особо важным делам, и не чтобы угрожать мне, а с осторожными вопросами – не оскорбил ли меня кто-нибудь?