Второй адвокат Таисии Осиповой Светлана Сидоркина направила в ЕСПЧ «Заявление о применении правила 39 Регламента Суда для немедленного освобождения Осиповой Т.В.из-под стражи в связи с угрозой здоровью и жизни».

Адвокат просит Европейский суд применить обеспечительные меры в соответствии с правилами Суда.

Обеспечительные (предварительные) судебные меры предполагают вынесение оперативного предварительного решения Суда для обеспечения интересов заявителя и применяются Европейским судом, если есть непосредственный риск причинения невосполнимого вреда жизни или здоровью заявителя.

Подача заявления связана с тем, что вынесение приговора по уголовному делу в отношении Осиповой ожидается 21 июля и, судя по всему, ей грозит обвинительный приговор с отбыванием срока наказания в местах лишения свободы, что противопоказано ей по состоянию здоровья.

(Подробнее)

Смешно, ведь еще вчера говорили: мы не можем назвать имена обвиняемых в гибели Магнитского. Но мы отлично знаем все эти имена из списка сенатора Кардина. И вот рабочие группы президентского совета по правам человека повторили эти фамилии. Хорошо, что дело не кончится тем, что осудят только медиков.

По моему мнению, дело Магнитского - крупнейший уголовно-коррупционный скандал десятилетия. Тут есть признаки мафии. В одной связке оказались Следственный комитет, Генпрокуратура, управление экономической безопасности ФСБ, Мосгорсуд, тюремные врачи... Я уж не говорю про одиозный Тверской суд Москвы, который выносил заведомо неправовые решения.

Возникает страшная картина: выстраивая вертикаль власти, Путин не мог не понимать, что это путь к коррупции. Значит, для того и делалось, а не для улучшения жизни людей.

Я очень включился в эту историю во время работы над спектаклем "Час восемнадцать". Я не кровожадный человек, но мне очень хочется, чтобы в тюрьме оказался следователь Сильченко - это настоящий упырь. Я хочу, чтобы сели бывший замминистра внутренних дел Аничин, Виноградова из Следственного комитета. Хочу не ради себя, а ради Натальи Николаевны Магнитской.

А про судей Тверского суда впору песни слагать. По-моему, этот суд надо расформировать. Вот уж кто рождает правовой нигилизм.

Президенту РФ Д.А. Медведеву

Я, Нагавкин Игорь Борисович, проживаю в Волгоградской области и подвергаюсь на данный момент преступному произволу со стороны судьи Антоновой М.В., сотрудников МВД и сотрудников прокуратуры Ворошиловского района г. Волгограда Русяева И.А. и Бондаренко А.В. Данные лица порочат честь и мундир своих подразделений, а также просто «насилуют» законодательство РФ. Складывается такое впечатление, что они живут в отдельном ГОСУДАРСТВЕ, со своим законодательством!

Посылаю Вам мое видеообращение и при необходимости могу предоставить аудио- и видеозаписи преступных нарушений вышеупомянутых лиц.

(ВИДЕО)

Судебное следствие по обвинению Игоря Нагавкина в покушении на кражу покрышки автомобиля продолжается. Суд идет под председательством мирового судьи судебного участка №78 Ворошиловского района Волгограда М.В. Антоновой и с участием государственного обвинителя А.В. Бондаренко.

В судебном заседании 28 июня был допрошен ключевой свидетель Ибрагимов, который отказался подтвердить свои показания на предварительном следствии (2010 г.) о том, что он якобы видел, что Нагавкин размахивал металлическим предметом перед милиционером.

29 июня суд продолжился. Нагавкин и его защитники Шухардин и Бенгардт заявили о фальсификации протокола осмотра места происшествия от 16 апреля 2010 года, являющегося главным и единственным источником вещественных доказательств.

Защита просила приобщить к материалам дела копию протокола осмотра места происшествия, изготовленную при ознакомлении с материалами дела после окончания предварительного расследования, поскольку имеющийся сейчас в деле протокол осмотра места происшествия, составленный тем же следователем и имеющий ту же дату и время составления, существенно отличается по содержанию.

Судья, поддерживая позицию гособвинения, отказалась приобщать представленную копию протокола, указав, что неизвестен источник происхождения этого протокола.

Более того, и гособвинитель Бондаренко, и судья Антонова активно возражали против приглашения в суд следователя Е.К. Александровой, составившей этот протокол, специалиста, участвовавшего в осмотре места происшествия и изготовившего фотографии, которые были также изменены и сфальсифицированы, а также понятых, подписи которых в этих протоколах значительно различаются.

Таким образом, суд занимает позицию стороны обвинения, не желает обращать внимания на доводы защиты, указывающей на недостоверность, недопустимость и, более того, фальсифицированный характер представленных стороной обвинения доказательств.

Суд отказал в удовлетворении ходатайства защиты о вызове и допросе понятых, которые осматривали вещественные доказательства (домкрат, баллонный ключ и перчатки).

Обвиняемый Нагавкин, в настоящее время находящийся на стационарном лечении и приезжающий в Волгоград за 100 с лишним километров, был удален из зала суда за ненадлежащее, по мнению судьи, поведение до стадии прений. Теперь он во время заседаний находится в коридоре, что вынуждает защитников периодически ходатайствовать о перерывах в судебных заседаниях для согласования с ним позиции защиты.

28 июня Государственная дума приняла в третьем чтении закон "О внесении изменений в статьи 82 и 165 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации", определяющий судьбу наркотиков, являющихся вещественными доказательствами по уголовному делу.
Их участь плачевна.

Цитирую новую редакцию соответствующего пункта статьи 82 УПК: "вещественные доказательства в виде... изъятых из незаконного оборота этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции, наркотических средств, психотропных веществ, растений, содержащих наркотические средства или психотропные вещества либо их прекурсоры, или их частей, содержащих наркотические средства или психотропные вещества либо их прекурсоры... после проведения необходимых исследований передаются для их технологической переработки или уничтожаются по решению суда".

В действующей редакции этой статьи упоминаются спирт и алкоголь, но о наркотиках ничего не говорится. Последние должны храниться и хранятся сегодня в полном объеме наравне с другими вещественными доказательствами. Правда, в принятом законе предусмотрено сохранение сравнительных образцов уничтожаемых веществ, "достаточных для сравнительного исследования". Более того, обвиняемый наделяется правом участвовать в судебном заседании, посвященном предстоящему уничтожению.

Только как быть в том случае, когда дело сфабриковано, экспертизы сомнительны и - что редко, очень редко, но бывает - вышестоящая инстанция отменяет приговор и направляет дело на новое рассмотрение? Как быть, когда какие-нибудь килограммы, а то и тонны вменяются некой организованной группе, из которой один "колется" и дело его рассматривается в особом порядке, причем качество доказательств судом не проверяется? Что делать тогда прочим "соучастникам", заявляющим о подложности "изъятого"?

По сути новая норма препятствует проведению повторных и дополнительных экспертиз, разоблачению фальсификаторов.

Правительство, выступившее с этой инициативой, в пояснительной записке указывало, что "при длительном хранении ряда видов наркотиков теряются их свойства". С растительными наркотиками действительно это со временем происходит. Но даже подпорченную массу можно при желании исследовать. И трупы подвергаются иногда эксгумации, а вот кремированное тело эксгумации не подлежит.

Вообще уничтожение наркотических средств, несмотря на все протоколы, дело темное. В дыму за всем не уследишь. А потом получается, что даже высокопоставленные чины полиции и наркополиции торгуют наркотиками, как, например, начальник отдела УФСКН по Московской области. Где они их берут?

Идея судиться с государством по любому поводу, собственно, лежит на поверхности, постоянно подогреваемая самим государством яростно преследующим активистов, художников и прочих хороших людей. Ленты новостей пестрят сообщениями о новых судах по беспределу, тут кажется, процесс действительно важнее результата. Все больше тех, кого машина правосудия пропустила сквозь свои жернова. Вылезши оттуда помятые, они уже не сомневаются в правильности выбранной позиции. Государственная машина штампует оппозиционеров. В ситуации отсутствия альтернатив и сужения поля свобод, эта процессуальная процедура становится отличительным знаком времени, типа хипстеров, эдаким трендом для амбициозных и жаждущих борьбы.

Нам говорят: на улицы выходить без "разрешения" нельзя - пожалуйте в суд. То есть выход на улицу - это как приглашение на танец. Все давно это поняли. Тему судебных взаимоотношений с государством развивают Лоскутов, "Война", Вика Ломаско и другие. Уже говорят о сформировавшемся модном жанре: "Суд надо мной"; вот и Кашин пишет. Не использовать суд как трибуну для пропаганды собственных идей и диалога с властью просто глупо, потому что другого, повторюсь, почти не осталось.

Около года назад мне пришла в голову идея одного остро актуального художественного проекта. Для его реализации требовалось собрать группу смелых, терпеливых художников, а также журналистов и правозащитников. Стал искать. Обратился к "Солидарности", к нескольким независимым правозащитникам, разговаривал с художниками из числа тех, кто "мог бы", делился с журналистами, но желающих вписаться не находилось. Пришлось на время оставить идею.

После акции с флагами "Белое на красном" 24 июня на Красной площади нас с фотографом и художником Владом Чиженковым доставили в ОВД "Китай-Город", где на удивление вежливые полицейские через два с половиной часа вручили нам копии протоколов и повестку в суд. Вначале мы было решили в суд не идти - пустая трата времени. Но желание развить тему, повеселиться и, конечно же, попиариться за счет государства заставило нас изменить свое решение. И мы решили бороться!

Тут я вспомнил о своем несостоявшемся проекте. Суть его в двух словах заключалась в том, чтобы превратить судебный процесс в художественный проект, при этом не забывая о практической стороне вопроса, то есть отстаивать свои интересы предполагалось по-настоящему, но, возможно, не всерьез. На подготовку времени почти не оставалось, было очевидно, что первый блин случится комом, ну вот такое, значит, хуевое искусство.

Представлять наши интересы в суде вызвался активист "Другой России" Матвей Крылов. Неоднократно судимый по многочисленным поводам, он имел опыт нахождения в суде, а также острое желание попробовать себя в качестве защитника. Для него было сюрпризом, что судить нас станет судья Боровкова, судившая Матвея незадолго до этого за участие в митинге на Триумфальной 31 марта и презревшая, наверное, все аргументы защиты. Стратегию мы выбрали простую - настаивать на отсутствии состава правонарушения, ссылаясь на статью 44 Конституции, гарантирующей нам свободу творчества.

Для начала суд опоздал на два часа - нас пригласили в зал в 13 часов вместо 11 утра. К тому времени мы успели заполнить стопку необходимой макулатуры, посмеяться над полицейскими-свидетелями и растерять всякий энтузиазм. Звали по отдельности. Я подслушивал, стоя под дверью, как полицейские мужчина и женщина по очереди снова врали про то, как мы выкрикивали лозунги и убегали с Красной площади. Адвокат Матвей задавал изобличающие вопросы, просил приобщить фотографии, где у нас демонстративно закрытые рты, уточнял у полицейского, в чем, на его взгляд, отличие политической акции от художественной, требовал не учитывать мнение полицейского как, возможно, заинтересованной стороны, согласно такому-то решению какого-то суда, просил свидетелей не подсказывать друг другу и нарвался в конечном итоге на обещание быть выгнанным из зала суда за непрофессионализм и некорректное поведение.

Наконец позвали меня. Я ответил на несколько дежурных вопросов. Адвокат Матвей просил приобщить к делу всевозможные ходатайства параллельно строча отчеты в Твиттер. "У вас все или есть еще какие-то ходатайства?" - спрашивает Боровкова. "Пока все, - говорит Матвей и замечает у себя на столе заранее заготовленное заявление об отводе судьи. - А, нет, вот еще..."

Через полчаса мы покидаем здание Тверского суда, не дождавшись пока судья Боровкова, удалившаяся совещаться сама с собой, принимать ли ей решение о собственном отводе или нет, снова вернется, чтобы судить нас. Свое наказание мы уже понесли, убив несколько часов на всю эту судебную волокиту. Но, может, вправду ради искусства.

Я надеюсь, что разъяснения Верховного суда по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности существенно повлияют на правоприменительную практику. Хотя есть такая российская особенность: Верховный суд разъясняет, но реальные перемены на практике происходят не так гладко, как хотелось бы. Потребуется еще время, возможно, годы, для того чтобы так или иначе существующую практику искоренить. К тому же я опасаюсь, что будут попытки расширительного толкования этого хорошего по сути постановления.

Для примера можно взять постановления Верховного суда по делам о свободе слова. С одной стороны, все четко разъяснено высшим судом страны, с другой – те решения, которые принимаются, вообще никак не согласуются с этими разъяснениями. Суды приходится вынуждать обращаться к решениям Верховного суда, так как уровень квалификации судей федеральных судов в целом, на мой взгляд, низок и они в большинстве случаев не руководствуются разъяснениями Верховного суда. Случаи, когда судьи подходят к рассмотрению подобных дел с точки зрения закона, очень редки.

Но все равно постановление по «экстремистским» делам имеет очень большое значение. Высший суд страны высказал свою позицию по этому спорному вопросу, внес определенность в правоприменительную практику.

В моей практике таких дел много – это все последние дела, связанные с гражданскими активистами и журналистами. Эти дела о критике представителей власти, порой жесткой критике, но не столь важно мягкая она или жесткая – на то она и критика. Наиболее часто встречающиеся случаи – конфликты с правоохранительными органами. Это ситуации, когда они воспринимают критические замечания как унижение достоинства представителя власти. Власть объявляется социальной группой, и обвиняемому вменяется статья 282 Уголовного кодекса. Во многих случаях мы занимали принципиальную позицию, утверждая, что чиновник не является социальной группой и судить людей за высказывания в отношении представителей власти по "экстремистской" статье нельзя, так как такие высказывания допустимы в соответствии с Конституцией.

Как раз сегодня, когда я читал это постановление, один из наших заявителей-антифашистов занес предостережение прокурора Республики Татарстан, подписанное 23 июня. Из этого документа вытекает, что предостережение «о недопустимости экстремистской деятельности выносится за то, что на одном из сайтов опубликован манифест «Автономного действия». Прокурор республики со ссылкой на психологическое исследование пишет: «Манифест «Автономного действия» проповедует исключительность идеологии либертарного коммунизма перед другими идеологиями, что создает благоприятные условия для негативного отношения к другим политическим взглядам».

Эта логика прокурора и даже нашего Центра «Э» непонятна. Получается, если человек скажет, что партия «Единая Россия» лучше всех, то получается, что другие партии хуже, а это уже экстремизм. Бред какой-то получается. Рассматриваемое постановление исключает такую интерпретацию. Так что мы попробуем использовать постановление Верховного суда в деле нашего заявителя-антифашиста, заодно посмотрим, насколько обязательны для исполнения постановления Верховного суда.

Безусловно, надо учитывать, что сейчас предвыборный год, и критики будет много. И она должна быть, чтобы выборы прошли максимально открыто. Дискуссии в этот период – нормальное явление, в том числе с критическими замечаниями по адресу тех или иных госструктур или политиков.

Мы сейчас на той стадии, когда борьба с реальными экстремистами, которые возбуждают вражду, применяют насилие, перекинулась на антифашистов, анархистов. Это идеологическая уже борьба, а не борьба с экстремизмом. Так что, уверен, юристам, правозащитникам и активистам придется еще приложить много усилий, чтобы остановить этот запущенный «антиэкстремистский» механизм, одного постановления Верховного суда тут недостаточно.

Предложенные сенатором Торшиным изменения в закон о Конституционном суде уполномочивают КС признавать недействующими решения Европейского суда по правам человека, если они вступают в противоречие с ранее сделанными КС выводами. Кроме того, законопроектом предлагается запретить гражданам РФ обращаться к европейскому правосудию, пока по их делу не будет принято окончательное решение Верховного или Высшего арбитражного суда.

Не надо спрашивать, отчего автор проекта, юрист, вступил в откровенный конфликт с правом. Торшин если и виноват, то лишь в том, что дисциплинированно исполнил поручение своей партии. Ведь, судя по всему, не он это писал. Если открыть законопроект на сайте Госдумы, обнаруживается забавная деталь. Файл с текстом проекта называется там «проект закона для Торшина.doc». Трудно предположить, что файл с таким названием возник в компьютере сенатора или кого-то из сотрудников его аппарата.

Известно, что самые сомнительные инициативы Кремля вносятся от имени парламентариев. На всякий случай. Если что, «я не виноват».

Как известно, ЕСПЧ применительно к России признает внутригосударственные средства судебной защиты исчерпанными после рассмотрения дела в кассационной инстанции, так как не считает существующее в РФ надзорное производство доступной и действенной стадией. Если бы Страсбургский суд руководствовался предлагаемым Торшиным критерием исчерпанности, это означало бы необходимость прохождения заявителями длинной винтовой лестницы надзора, особенность которой в том, что до «окончательного» решения Верховным судом можно и не добраться.

Поводом возникновения законопроекта стало постановление Европейского суда по делу «Маркин против России» от 7 октября 2010 года. Константин Маркин, российский офицер, будучи одиноким отцом, обжаловал отказ командования и судов в предоставлении ему отпуска по уходу за ребенком, поскольку закон разрешает такой отпуск только женщинам-военнослужащим.

КС, куда обратился офицер, не нашел повода для проверки конституционности примененного закона. ЕСПЧ же не только признал заявителя жертвой дискриминации по половому признаку в сочетании с нарушением его права на семейную жизнь, но и подверг критике позицию КС в этом вопросе.

Тогда возмущенный председатель КС Валерий Зорькин поставил ребром вопрос о месте ЕСПЧ в судебной иерархии.

Действительно - и здесь Зорькин прав, - в статье 15 Конституции говорится о приоритете международных договоров над законами, но не над Конституцией РФ, имеющей высшую юридическую силу. Но соотношение этих правовых величин не столь однозначно. Устанавливая компетенцию КС, Конституция в статье 125 наделяет его полномочием по разрешению дел о конституционности «не вступивших в силу международных договоров Российской Федерации». После вступления их в силу власть КС над ними иссякает. Так обстоит дело с Европейской конвенцией, давно ставшей частью нашей правовой системы. Ратифицировав Конвенцию, Россия признала юрисдикцию Европейского суда по правам человека.

Но как бы ни сочетались друг с другом Конституция и международные договоры, решения КС не равновелики Конституции. Из того, что последняя возлагает на КС функции конституционного надзора, не следует, что Конституционный суд вправе ставить себя на место Конституции.

Каковы последствия? В высшей степени странно было бы ожидать, что ЕСПЧ будет соотносить свою позицию относительно приемлемости поступающих от российских граждан жалоб с законодательством РФ. Страсбургу от торшинских поправок вреда не будет. А вот что ожидает жалобщиков, если они воспользуются своим конституционным правом обращения в межгосударственные органы, не дождавшись от Верховного суда окончательного решения? Нарушители закона должны быть как-то наказаны. Так что когда уровень безумия дойдет до принятия этого проекта, вопрос будет лишь в том, кому из единоросов будет поручено внести поправки в Уголовный кодекс.

Я не мог ожидать такого решения, хотя считаю, что у нас была очень сильная позиция в суде. Но, когда человека три месяца продержали в СИЗО, очень сложно ожидать оправдательного решения, какая бы сильная позиция ни была. Я оценивал шансы на оправдание примерно в 30 процентов. Но в итоге все круто получилось.

Судья ссылалась в моем случае фактически только на объективные доказательства. Показания всех тех наркоманов, которые были свидетелями, судья признала противоречивыми. Оставила она показания только одного Храмова, но их было недостаточно для вынесения обвинительного приговора – они полностью противоречили совокупности доказательств защиты.

Доказательства защиты были объективные – видеозаписи и фотографии, на которых было видно, например, как я был одет. Храмов же просто говорил, что меня видел, но не помнил, в какой я был одежде. И в целом показания были слабые. Я думаю, что самым убедительным доказательством были именно фотографии, а также результаты проверки на полиграфе. Возможно, еще на судью произвели впечатления наши выступления в прениях.

В отношении Макса Солопова судья оставила показания Храмова и Кривошановой, несмотря на то что было ходатайство о недопустимости рассмотрения ее показаний как добытых под пытками. Еще была видеозапись с телеканала «Дождь», которую в суде не исследовали, но судья в своем решении на нее сослалась: мол, на этой видеозаписи видно, как был одет Максим, а потом в этой же одежде был человек в маске. При этом в суде никто ни разу не показал, что на этой видеозаписи вообще есть Макс. Это очень сомнительный момент и повод для обжалования, безусловно. Макс, конечно, будет обжаловать приговор.

В моем случае, думаю, тоже будет обжалование – со стороны прокуратуры.

В целом в ходе процесса мне казалось, что все идет нормально, хотя все равно я ожидал другого результата. Этот приговор решает очень многие проблемы, потому что все равно, пока находишься под этой уголовной темой, на работу, например, не можешь нормально устроиться. Ладно люди из нашей среды, те, кто читает новости, понимают, что происходит. Но 90 процентов населения вообще далеки от всего этого, и когда всплывает такой момент, что человек привлечен к уголовной ответственности, это вызывает негативные эмоции. Я думаю, у меня теперь и на работе по-другому все пойдет.

Что касается демонстрации 28 июля 2010 года, то я по-прежнему считаю, что она была спровоцирована по большей части действиями властей и являлась адекватным ответом на то, что в Химках происходило. И сравнивать 10 разбитых окон и проломленные головы вообще некорректно. Все эти люди – местные бандиты и чиновники – столько лет избегают наказания за свои преступления, но зато устраивают некий громкий процесс из-за 10 окон. В результате этих действий теперь один человек скрывается, другой ожидает экстрадиции где-то в Украине. Это ненормальная ситуация, созданная этими самыми бандитами и чиновниками из Химок.

Выступил тут один поп, ярый противник гомосексуализма, требовал уважения к своим взглядам. Однако я хочу сказать не о терпимости к геям, я хочу сказать о толерантности по отношению к подобным попам. Хочу обратить ваше внимание, что поп говорит абсолютно в контексте ущербной логики толерантности и требует того же, что и его оппоненты - равенства в праве говорить.

Гомофоб требует терпимости для себя как для гомофоба, фашист требует терпимости к фашизму. И с точки зрения либеральной морали все они абсолютно правы, они имеют право на свою точку зрения.

Только проблема в том, что тот, кто нетерпим к другим, не имеет права требовать терпимости по отношению к себе. Если согласиться с этим утверждением, то мы сделаем простой вывод, что права человека и терпимость к его взглядам - отнюдь не священная корова и действия людей с реакционными взглядами нужно подавлять всеми способами, вплоть до насилия, если они угрожают обществу. Нельзя быть терпимым к нетерпимым, иначе эта терпимость доведет до концлагерей тех, кто терпит. Они, поверьте, не будут церемониться с геями, черными или евреями. Под крестный ход страну отведут прямиком в фашизм, за примерами далеко ходить не надо.

Однако, если Запад признает это, осудив высказывания попа, то тогда будут вопросы и к Саркози, пытающемуся играть на национальной гордости французов, противопоставляя их мигрантам. Да и вообще ко всем правым политикам Европы и США, которые так любят трясти своими христианскими побрякушками перед белыми фермерами и лавочниками, призывая спасти "белую цивилизацию" и яростно разделяя своих рабов на "белых" и "черных", на "геев" и "натуралов". Они едины с этим попом как молочные братья. От успешной защиты прав этого попа и его фашиствующих соратников из православно-хоругвеносной братии зависит судьба права респектабельных консерваторов говорить о "чуждых культурах" и сохранении "белой Европы".

Пока мы произносим это сладенькое словечко "толерантность", мы даем карт-бланш всем реакционерам мира на пропаганду расизма и ксенофобии.

Есть нормальные люди - и есть ксенофобы. Так вот, первые не должны просить толерантности у вторых, не должны взамен на снисходительное отношение к себе давать право реакции свободно открывать свою поганую пасть, подписывая некое двустороннее соглашение на «терпимость».

Именно борьба с толерантностью освободит мир от угрозы коричневой чумы. Именно момент, когда массы скажут консерваторам и подобным попам: «Толерантность к вам кончилась», будет началом освободительной борьбы человечества против реакции.

И ничто иное.

Никаких прав для правой реакции быть не должно, в какие бы одежды она ни рядилась: в рясы или в дорогие пиджаки депутатов Европарламента.