Это просто иезуитское решение суда. Совершенно очевидно, что подобную сумму собрать и внести на счет Мосгорсуда вообще трудно, а за такой короткий срок просто невозможно. Видимо, это было сделано специально с целью показать: смотрите, какие мы все тут либеральные, к суду теперь не подкопаешься, меру пресечения Гулевич изменили, формально залог соотносится с той суммой, которая Наталье вменяется как причинение ущерба Номос-банку. А что она не может внести 100 миллионов рублей в течение одного дня – это, мол, ее проблемы.

Но почему в течение одного дня? А потому, что залог необходимо внести до истечения срока содержания под стражей, то есть до 7 ноября. 4, 5, 6 ноября – выходные, остается только один день – завтра. Если сумма не будет внесена, то будет решаться вопрос о продлении содержания под стражей.

Фактически это решение еще хуже, чем если бы просто оставили в силе решение Тверского суда, продлившего арест. А теперь вроде как изменили на залог, который, как совершенно понятно всем, в том числе и суду, просто нереален. Тем более при таких сроках.

Раньше, кажется, самый большой залог в российской судебной практике был за освобождение Василия Алексаняна. Я специально не слежу за этими цифрами, но о таких суммах прежде не слышала. Даже не знаю, Наталья пока единственная, с кого потребовали такой залог, или это у судов фишка теперь такая.

Теоретически это решение можно оспорить. Можно подать ходатайство о снижении залога. Но есть только один день - завтрашний, - чтобы обосновать это ходатайство, предоставить информацию об имуществе залогодателя и показать, что такая сумма непосильна. Но завтра короткий день, и даже если это ходатайство принести, реально никто его не сможет рассмотреть до 7 ноября. Замкнутый круг, иезуитское решение. По сути это просто издевательство над человеком.

25 октября 2011 года в фонд "В защиту прав заключенных" поступила информация от Нины Федоровны Толстой, матери осужденного Василия Анатольевича Толстого, 1986 г.р., отбывающего наказание в ФКУ ИК-7 Саратовской области.

С ее слов нам стало известно, что в колонии на протяжении длительного времени при непосредственном участии начальника учреждения М. Данилова и подчиненных ему сотрудников происходят регулярные издевательства над осужденными в виде жестоких избиений, оскорблений и моральных унижений.

Хотя сыну Нины Федоровны осталось отбывать только 11 месяцев, она совершенно не уверена, что он сможет вернуться домой живым. Он заражен ВИЧ-инфекцией, а отсутствие надлежащей медицинской помощи и постоянные побои создают пыточные условия отбывания наказания.

У нас нет оснований не верить словам матери, поскольку информация об издевательствах в ИК-7 Саратовской области, как бы ее ни пытались скрыть заинтересованные должностные лица, доходит до общественности. О безобразиях, творимых в ИК-7, мы узнаем от бывших осужденных, от адвокатов и из других надежных источников.

Сейчас в помощи правозащитников и просто неравнодушных людей нуждается также заключенный Анатолий Анатольевич Грицкевич, 1979 г.р., которому, по словам заявителей, обратившихся в наш фонд, начальник колонии и начальник оперчасти при избиении сломали руку.

К сожалению, выявить всех избитых и покалеченных в ИК-7 мы не в состоянии, но то, что многие осужденные из-за преступного бездействия со стороны местных органов прокуратуры, надзирающих за деятельностью этой колонии, ежедневно подвергаются унижениям и пыткам, не подлежит сомнению.

Сотрудниками фонда направлены официальные обращения к генеральному прокурору Чайке и директору ФСИН Реймеру с требованием провести проверки и привлечь к ответственности лиц, причастных к совершению преступлений. О результатах проверок и принятых мерах мы сообщим на своем сайте.

Вчера мой старший сын Иван, 6 лет, был впервые задержан полицией. Вместе с сопровождающей Викторией Кузнецовой он был доставлен в Тверское ОВД с Триумфальной площади, где прошла очередная еженедельная акция под лозунгом «Выборы без оппозиции – преступление!».

Виктория – мой младший товарищ по «Другой России». Расположенная к детям, она нередко выручала меня и соглашалась побыть с Иваном, если мне нужно было свободное время или грозило задержание.

Вчера был именно такой случай. Столичные власти традиционно отказались согласовать заявку на проведение акции, и сомнений в том, что полиция применит силу, не было. Однако и у меня не было выбора - призывая людей выходить протестовать на площадь, я должен выходить туда сам. Я и выхожу, оставляя при этом ребенка с кем-нибудь из товарищей, чаще всего с Викой. Потом его забирает либо мама после работы, либо я.

Для тех, кто не понял сразу, еще раз обращаю внимание: ни ребенок, ни Вика не участвуют в несанкционированных акциях с риском задержания, а находятся в стороне.

До сих пор этот механизм работал безупречно. Однако вчера впервые произошел сбой. Виновником стал некто Алексей Окопный, сотрудник московского Центра «Э». По какой-то странной причине этот персонаж не стесняется воевать с женщинами и детьми (спросите у Насти Рыбаченко и у той же Виктории). Видимо, он считает, что на войне все средства хороши. В том, что против нас, сторонников «Другой России», ведется война, я не сомневаюсь.

Так вот, вчера, после того как акция была подавлена превосходящими силами полиции, Окопный устроил задержание Ивана и Вики. Уже в ОВД он пытался преподнести мне это как заботу о детях. Впрочем, я его не слушал.

Я отказался представляться и разговаривать с сотрудниками до тех пор, пока мне не позволят поговорить с сыном. Мое предложение было разумным: вы даете мне возможность убедиться, что Иван в порядке, и объяснить ему, что мама уже едет, а я не мешаю процессу своего оформления. Полицию это не устроило – меня скрутили и кинули в «обезьянник».

Тем временем (это выяснилось впоследствии) моего сына допрашивала инспекторша по делам несовершеннолетних. Именно допрашивала, под протокол, фото которого публикую ниже. Насколько законны подобные допросы, нам, родителям, до сих пор неясно. По совету адвоката мама, приехавшая в ОВД за Иваном, подписывать его отказалась, но копию взяла.

Согласно протоколу, 6-летний Иван начал свою речь так: «По существу заданных мне вопросов могу пояснить следующее...». Далее он рассказал, что ходит с папой на Триумфальную каждый вторник и что папа отдает его знакомой – Вике, пока он вместе с другими людьми держит «длинную повязку» из ткани, на которой что-то написано белыми буквами, кричит и разбрасывает бумажки «про правду».

«Каждый раз, когда моего папу забирают в полицию, мы с Викой стоим на площадке, которая на улице, и ждем, когда меня заберет моя мама», - продолжал Иван. От себя добавлю, что речь идет о детской площадке на Патриарших прудах, недалеко от Триумфальной.

В графе протокола «образование» написано: «Д/С, 9-я группа». Д/С – это детский сад.

Вернувшись домой ближе к ночи, я помониторил Интернет и обнаружил, мягко говоря, не совсем адекватную реакцию людей на происшедшее. Многие недоумевали, зачем я «взял ребенка на несанкционированную акцию», а некоторые даже позволили себе нравоучительную брань в мой адрес.

Тот простой факт, что никаких «несанкционированных» акций быть не может, что согласно 31-й статье Конституции порядок проведения массовых мероприятий УВЕДОМИТЕЛЬНЫЙ, а значит, полиция должна не противодействовать протестующим, а охранять их, в том числе и Ивана, - это до отечественных моралистов не доходит.

Я догадываюсь, конечно, что моралисты имеют в виду. Интересы ребенка, считают они, превыше всего, и раз уж в стране сложилась практика запретов и репрессий, то следует им подчиниться - прекратить всякую протестную деятельность, сидеть дома и не вякать. Якобы ради детей. Именно этого и добивается Центр «Э». Однако, по-моему, как раз ради интересов детей и следует наращивать сопротивление. Ведь им здесь жить, в этой стране, не так ли?

А за сына моего не беспокойтесь. С ним все хорошо. Воспитанный в нацбольской среде, он вырос энергичным, бодрым и неустрашимым. Вчера в отделении он показывал полицаям кулаки. То ли еще будет.

(Ванино объяснение)

Чудовищная история даже по меркам путинской России. Во вторник после акции оппозиции на Триумфальной полиция задержала шестилетнего сына оппозиционера Сергея Аксенова вместе с его 16-летней няней. Они не участвовали в акции - Вика стояла в отдалении с маленьким Ваней и фотоаппаратом.

Ее задержали за фотографирование сотрудника Центра "Э" Алексея Окопного. Затем, уже в ОВД, сказали, что за участие в "несанкционированном митинге". Ребенка тоже отвезли в отдел и взяли у него "объяснительную". То есть шестилетнего ребенка допросили, к тому же без присутствия родителей. Скоро у полиции появятся детские наручники. Полицейские избили Сергея Аксенова, когда тот, также задержанный, пытался пройти к сыну.

Ребенка отпустили, когда за ним приехала мама. За девочкой-подростком никто не приезжал. Ее обвиняли в том, что она гуляла с чужим ребенком. Хотя, естественно, ни мать, ни отец мальчика не имели к ней никаких претензий. Обвиняли в участии в "несанкционированной акции". Но ответственность за нарушение порядка проведения массового мероприятия наступает с 18 лет. Да и не участвовала она ни в чем.

Она гражданка России с московской пропиской. Ее держали в ОВД до ночи за то, что ей 16 лет и она в 6 вечера оказалась на одной из центральных площадей столицы. Официально это был не арест, а проявление заботы государства о ребенке. Алексей Окопный, вот этот милый мужчина, сотрудник Центра "Э", российской политической полиции, заботливо угрожал молодой девушке изнасилованием.

Ни мать, ни отец не приехали за девочкой. Отпускать на поруки другим взрослым полицейские отказались. И глубокой ночью Вику Кузнецову отвезли в "центр временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей". Ее, не совершившую ничего противозаконного, могут удерживать там до 30 дней без решения суда, окружая всесокрушающей заботой нашего государства.

Понятно, что по времени приговор по делу Свиридова приурочен к "Русскому маршу". К тому же вынесен приговор по Манежке, и вот-вот закончится суд по убийству Волкова. То есть это такой комплексный сигнал реальным и потенциальным участникам марша: государство, с одной стороны, не одобряет беспорядков, а с другой стороны, заботится о том же, о чем и они заботятся – об "этнопреступности".

В деле об убийстве Свиридова я хотел бы отметить два момента. Во-первых, то, что Черкесову дали 20 лет за убийство, неудивительно. Это было убийство с использованием оружия, на него не нападали, он вообще в драку вступил отдельно. Нельзя сказать, что этот приговор как слишком суровый выбивается из практики подобных дел.

А вот по пять лет остальным - это немного странно. Если вычесть Черкесова с его стрельбой, то две компании сцепились из-за какой-то ерунды, подрались и нанесли друг другу легкий вред без использования оружия. Непонятно, почему это квалифицировано как хулиганство, а не причинение легкого вреда здоровью. Пять лет для них – это много, больше, чем положено. Людям попался неудачный компаньон, скажем так. Не было бы там Черкесова с пистолетом - ни о каких пяти годах для них речь бы не шла.

Что касается "Манежного дела", то трудно объективно оценить степень суровости вынесенных приговоров, потому что у нас вообще очень мало практики по части приговоров за участие в беспорядках. В данном случае люди обвиняются в том, что они в ходе массовых стычек пнули омоновцев. Не очень понятно, как за это надо наказывать. Есть какая-то большая несправедливость в том, что довольно серьезно наказаны несколько человек, хотя пинало омоновцев гораздо больше людей, и так бывает при любых массовых столкновениях. Почему именно эти люди должны быть наказаны настолько серьезно, когда другие - никак? Почему эти виновны, а все остальные – по крайней мере десятки людей – не виноваты оказались? Тут что-то неправильно с правосудием.

Я могу предположить, что следствие разрабатывает кого-то еще и дело дойдет до новых судебных процессов. Но пока такое ощущение, что больше никого не поймали. Может, кто-то есть еще, просто мы не знаем?

Если дело ограничится только этим процессом, картина будет выглядеть очень странно. Понятно, что эти люди из «Другой России» не первую скрипку играли в беспорядках. Либо хотелось именно нацболов поймать, либо за ними следили лучше, потому и поймали первыми.

Я не фанат (хотя в юности болел за "Спартак"). Тех, кто дешево, пошло и корыстно раскручивает "национальную идею", я считаю своими врагами (хотя и не отрицаю ряд проблем с этим делом). И когда я снимал на Манежке, меня тошнило (хотя я видел там кучу нормальных пацанских лиц). Но.

Про то, что делали там - протестующие ли, хулиганящие ли - обсудили сто раз. Но что делала власть (милиция)?

1. Не перекрыла входы в торговый центр, фактически предложив громить его. Почему-то не разгромили.

2. Когда народ уже сдувался и пытался расходиться, не пускала и загоняла в метро. Физика: при расширении энергия понижается. Ну разбрелись бы группками по центру, кого бы там стали бить? Туристов? Покупателей в дорогих бутиках? Но толпу сжали в метро, и она вновь взвинтилась и начались нападения - там, внизу, где не было милиции и отследить труднее.

Они хотели пройтись по Моховой? Ну и? Что делают в цивилизованном мире? Позволяют идти, сопровождая колонну полицией и контролируя от беспорядков. Прогулялись бы и остыли окончательно. Почему нельзя? Потому что бардака не должно быть видно. Пусть протестуют или бьют где-нибудь в Люблино, на рынке, в метро, где угодно - только не на глазах начальства и телевидения.

Зато теперь регулярно раздувают шум и шмон в центре Москвы, блокируя несчастную Манежку. Потому что выгодно: прекрасная напоминалка-пугалка для благочестивого обывателя. Страшные нацики, рвутся к Кремлю, да здравствует полицейское государство!

Финал последует завтра. Пятерых случайных (трое из них - неслучайны, но совсем по другой причине) закатают от 4 до 8-ми. Убийц Свиридова уже закатали так, как не закатывают отпетых рецидивистов. И тема закроется. И не надо искать тех, кто бил кавказских пацанов. И не надо искать тех, кто провоцировал на площади. И не надо ломать голову над нацвопросом. И не надо защищать гестарбайтеров от москвичей, и не надо обламывать удалых кавказских пацанов. И не надо ничего делать вообще.

Благочестивая публика сама станет рукоплескать бравым защитникам - "космонавтам". Зло наказано (нацболы - не "люди нашего круга", потому их не жалко, даже если с ними "слегка переборщили"). Радуйтесь.

А не слабо хотя бы в последний день прийти на суд - взглянуть в судейские глаза?

В настоящее время продолжаются споры вокруг "Манежного дела". Ставится под сомнение политический характер процесса: мол, судят участников массовых беспорядков, погромщиков и ксенофобов, надо было думать, прежде чем с ОМОНом драться.

Давайте отделим мух от котлет.

Во-первых, к сожалению, многие СМИ подхватили ложь о "массовых беспорядках" на Манежной площади. Между тем за участие в массовых беспорядках никого не судят - ведь их удалось избежать "благодаря действиям сотрудников МВД". Это официальная позиция обвинения. В части же "призывов к беспорядкам" обвинение тоже развалилось после того, как в суде выяснилось, что единственный свидетель, не являющийся сотрудником полиции, - несовершеннолетний Кубраков - при допросе в суде опроверг свои показания "про деньги и мегафон", данные в ходе следствия, рассказав, что дал их под давлением оперативников и что все, что написано в протоколе допроса, - ложь.

"Разжигание межнациональной розни" (ст. 282) вменяется только Березюку на основании того же протокола допроса Кубракова. Так что те, кто обвиняет фигурантов "Манежного дела" в ксенофобских лозунгах, могут остыть - если таковые на площади и звучали, то тех, кто их скандировал, среди подсудимых нет. То же показала и лингвистическая экспертиза по делу.

Третий аргумент - про то, что избивали сотрудников МВД (ст. 318), - вообще высосан из пальца. Унчука, например, по 318-й привлекают за то, что он якобы пнул в сторону ОМОНа елочную игрушку. Попала ли она, в кого попала, какие повреждения нанесла - ничто из этого вообще не рассматривалось. "Активная роль"! Пять лет!

То же с остальными. Хубаев обвиняется по ст. 318 за то, что кинул в сторону ОМОНа элемент металлического ограждения. Подтверждения, что он кого-то ранил, хотя бы задел, в суде получено не было. Шесть лет! Березюк, про которого омоновец-потерпевший сообщил, что подсудимый в ходе короткой стычки, ни разу не попал ему по телу и только один раз по шлему, - восемь лет! Столько убийцам дают. То же с оставшимися "беспартийными" подсудимыми.

В суде даже свидетели-омоновцы подтвердили, что давать сдачи толпа начала после того, как ее попытались при помощи дубинок с площади "зачистить". Так что версия нападения оголтелых ксенофобов на охраняющий покой граждан мирный ОМОН критики не выдерживает.

В то же время реальному "погромщику" Владиславу Хаханову, который после "Манежки" участвовал в избиении лиц кавказской национальности, еще 14 апреля этого года суд дал ПОЛГОДА УСЛОВНО! Цитирую: По информации следствия, 11 декабря 2010 года, после беспорядков на Манежной площади, 25-летний москвич Владислав Хаханов в вагоне электропоезда при перегоне от станции "Багратионовская" до станции "Фили" Филевской линии Московского метрополитена по мотивам национальной ненависти избил 35-летнего мужчину. В процессе избиения Хаханов употреблял оскорбительные выражения. Суд признал Хаханова виновным в преступлении, предусмотренном статьей "побои", передает РИА "Новости".

Вот еще: Хаханов осужден на полгода лишения свободы условно с испытательным сроком в один год. Решение суда стало первым приговором по уголовному делу, возбужденному в связи с событиями на Манежной. РАНЕЕ НЕСКОЛЬКО УЧАСТНИКОВ БЕСПОРЯДКОВ ОШТРАФОВАНЫ ЗА НЕПОДЧИНЕНИЕ СОТРУДНИКАМ МИЛИЦИИ.

То есть за то же, за что судят подсудимых по "Манежному делу", дают штрафы, а за реальное насилие, не опасное для жизни - небольшие условные сроки. И это нормально! Но Березюк, Унчук и Хубаев никого даже не избивали - их просто назначили ответственными за все, что произошло на Манежной площади 11 декабря 2010 года.

"Манежное дело" не просто "политическое", как десятки других. На нем отрабатываются принципиально новые методики подавления оппозиции. Это же калька с белорусского дела о "массовых беспорядках", происшедших после последних президентских выборов! За то, что некие отдельные лица совершили насильственные действия, до сих пор расплачивается политическая оппозиция режиму Лукашенко. И если сегодня у власти получится безболезненно осудить фигурантов "Манежного дела", многие рядовые оппозиционеры в недалеком будущем рискуют уехать в лагеря лет на 5-8. Только потому, что окажутся на одной площади с кремлевскими провокаторами. По тому, как шел процесс, можно сделать вывод, что власть боится массовых гражданских протестов и готовится их нейтрализовывать с помощью провокаций и показательных расправ с политическими оппонентами.

Взвесьте, пожалуйста, еще раз сроки, которые запросили "политическим": Кирилл Унчук - 5 лет лишения свободы, Руслан Хубаев - 6 лет, Игорь Березюк - 8 лет. Взвесьте и примерьте на себя. И подумайте еще раз, стоит ли протестовать против "манежного правосудия".

P.S. Ко всем неравнодушным просьба подписать обращение в поддержку заключенных по "Манежному делу".

Отечественная дипломатия действует в соответствии с поэтическим описанием русского национального характера у Алексея Константиновича Толстого: "Коль грозить, так не на шутку,// Коль ругнуть, так сгоряча,// Коль рубнуть, так уж сплеча!". Министр иностранных дел Сергей Лавров сообщил, что визовые ограничения по отношению к гражданам США, вводимые Москвой в ответ на известный "список Магнитского", превосходят по охвату американские. "Наш список пошире будет", - не без патриотической гордости объявил глава российского внешнеполитического ведомства.

А ведь на днях Сергей Викторович, комментируя этот вопрос в пространном интервью, ссылался на общепринятый в межгосударственных отношениях принцип взаимности ограничительных мер: "К сожалению, есть законы жанра, и они... действуют безотказно: все пользуются принципом "око за око, зуб за зуб". Но, по-видимому, та самая национальная удаль заставила забыть о правилах поведения на международной арене. Не станем же мы мелочно пересчитывать глаза и зубы, когда за державу обидно. Наш список пошире - знай наших!

В чем же суть обиды? Г-н Лавров признает, что гибель Сергея Магнитского в московском СИЗО - это "наша собственная трагедия" (иной прибавил бы, что не только трагедия, но и позор, но не будем придираться к словам). Однако, считает он, запрет на въезд в США для подозреваемых в причастности к смерти Магнитского, предложенный сенатором Кардином, неправомерен и недопустим: "Никто из зарубежных партнеров не правомочен решать за нашу судебную систему или навязывать нам решения, на которые компетентны только наши судебные органы. Не доказана вина никого из тех, кто присутствует в этих списках… Попытка сенатора является прямым грубейшим нарушением святого для любого американца принципа презумпции невиновности".

Между тем апелляция к "святому для любого американца принципу" в данном случае есть не более чем демагогическая уловка. Презумпция невиновности действует в сфере уголовного права, тогда как недопущение нежелательного иностранца на территорию государства уголовным наказанием не является. Это прерогатива соответствующих государственных органов, причем они, строго говоря, даже не обязаны объяснять мотивы запрета. Странно, что министр начисто забыл об этих элементарных правовых нормах, хотя не так давно его собственное ведомство ловко ими оперировало в связи с казусом российской журналистки Натальи Морарь. Можно вспомнить и о том, как несколько лет назад "невъездным" в Россию был сделан Уильям Браудер, глава фонда Hermitage Capital, в котором работал Сергей Магнитский. А ведь никакой суд Браудера не судил и тем более не признавал виновным - однако по его поводу никто о презумпции невиновности не вспоминал, да и ответных визовых ограничений американцы вроде бы не вводили.

Но бог с ними с американцами - как подмечено у того же Алексея Толстого, "Америка отстала:// В ней собственность царит и капитал". А вот о российских министрах в поэме "Сон Попова" говорится со всем уважением: "Я допущу: успехи наши быстры,// Но где ж у нас министер-демагог?". Приходится допустить, что со времени написания этих строк (1873 год) наши успехи стали еще быстрее.

Вселенский опыт говорит,
что погибают царства
не оттого, что тяжек быт
или страшны мытарства.
А погибают оттого
(и тем больней, чем дольше),
что люди царства своего
не уважают больше.

Недавно меня судили за «сопротивление законным требованиям полиции». Здесь я убедился, что судьи Питера отличаются от московских умением себя вести, подтверждая статус жителей культурной столицы. Это я заметил еще на судах по «Войне», где слушавшие обвинение и защиту с серьезным глубокомысленным вниманием судьи роли свои играли отменно. Когда глядишь на них, создается ощущение такое, будто действительно они занимаются поиском истины и будто с трудом выносят свои приговоры – оставить под стражей Олега и Леню. Мол, ничего не поделаешь: Вор должен сидеть в тюрьме, а Еб..тому нечего делать на воле, таков процессуальный кодекс.

Был момент, когда я вдруг на секунду усомнился в своей правоте и поверил им. Такого у меня не было со времен Башлага, когда все вокруг говорили, что черное – это белое, а белое – это черное. Гособвинители Питера так же умно и корректно бубнят свои доводы, поглядывая поверх очков своими умными глазами, будто действительно они творят правосудие, по которому мы все так истосковались. Неудивительно, какими ошарашенными выходят от туда обыватели, побывавшие там в первый раз.

В Москве же судьи вообще безразличны и пренебрежительны к происходящему, и у меня на процессе гособвинитель Циркун читал газету «Советский спорт», когда я и мои товарищи выступали с последним словом.

Приговоры те же, и я даже не знаю, что честнее у этих господ: вести себя по-московски, не прикрывая своего гадкого нутра, или стлать мягко, по-питерски. В любом случае вера гражданина в то, что закон в стране есть и именно от него отталкиваются судьи, если даже гибриды ментов-полицейских-прокуроров на них по привычке забили большие и толстые, уже умерла. И сериалы судебных разбирательств с «глухарями», «мухоморами» и другими «зверями» и братками-операми не реанимируют эту веру.

В этот раз судья Елена Мирошникова долго опрашивала меня и двух капитанов (точнее, капитана и капитаншу) обо всем, что нам известно по происшедшему 2 августа в 64-м отделении. Капитанша, например, сообщила судье, что они уже знали, кто я, так как на меня сразу пришла ориентировка. Но вот чего-то не хватало им. Нужно было, видимо, меня расколоть, чтобы все сам на блюдечке принес, или сделать так, чтобы мне неповадно было впредь перечить и строить из себя умного.

Вот и судья Мирошникова, проявив солидарность с капитанами, показала, что положить ей на Конституцию и на все федеральные законы. Показала, что Закон о полиции превыше всего: и федеральных законов, и Конституции РФ, и Всеобщей декларации прав человека. Пословица «я начальник, ты дурак!» - основной девиз чиновничьей России с момента появления чиновников как класса, и этот девиз теперь победил окончательно. А еще «после нас хоть потоп».

«А я вот так решила», - улыбаясь, прокомментировала дама в мантии свой приговор после суда. Ну, решила и решила, ей перед Богом за этот приговор отвечать, как и за многие другие: ведь я не первый и почему-то не сомневаюсь, что не последний.

На днях я был в другом судебном участке - №206 по Петербургу, у судьи Кузнецова. Там мне сообщили еще одну новость: оказывается, туда пришел материал за 31 августа. Тогда с Гостинки меня доставили в отделение на Чехова. Там я так же не стал сообщать своих данных, меня долго выспрашивали, водили к папилону, чтобы снять отпечатки пальцев, но я ответил: «Соблюдайте ваш закон». Один прапор сказал, смеясь: «Где сейчас найдешь тех, кто тебя задерживал?» Я в ответ так же засмеялся и развел руками: «Если таких нет, то отпускайте. В ваших подлогах я участвовать не стану».

Они от меня отстали, поместили в камеру. Под утро включили вентиляцию, выводили в туалет почти сразу, в общем, были обходительнее обычного. Вечером следующего дня у меня начались боли в области печени. Утром я перетерпел их, но вечером терпеть не стал и через час-другой попросил врача.

Бригада скорой меня госпитализировала. Все это, наверное, благодаря Вдовину, который, придя 31-го в отделение забрать Курносову, вдруг узнал меня и акцентировал на мне внимание сотрудников. Более ничем не могу объяснить такое галантное отношение ко мне (в отличие от отношения к другим задержанным той ночью гражданам). Крик арестанта из соседней камеры: «Начальник! У меня полный х.. воды, выведите в туалет!» - звучал часов с одиннадцати вечера и до пяти утра.

Так вот, за все время в отделении ко мне после первого отказа не подходили и не спрашивали более, кто я, не предлагали что-то подписать, не приглашали свидетелей или понятых зафиксировать мои отказы от подписей, как это было в августе в больнице. То есть я добился особого отношения к себе со стороны администрации нашего лагеря, одного из многих лагерей, на которые теперь поделена страна и в которых мы теперь живем. Мой: СПб – 78/1. Меня теперь здесь оформляют независимо от того, назвался я в отделении или нет, был ли доставлен в отделение и вообще присутствовал ли я на Гостином 31-го числа, как обычно. В лучшем случае я получу повестку в суд, в худшем – меня затолкают в машину у подъезда или заберут из квартиры, чтобы доставить на Захарьевскую, 6 отбывать выписанные сутки.

В другом лагере УЕ - 394/9 города Уфы - на меня так же оформляли рапорта и протоколы «за пыль» или за «нарушение формы одежды». Было, не было - никого не волновало. «Громов, за одну твою фамилию можно составить 50 рапортов вперед на год!» - сказал один надзиратель мне за полгода до выхода. Да, не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы оказаться пророком.

Меня не покидает чувство, что скоро для меня и моих сограждан даже троек не будут собирать, а будут штамповать приговоры, как тот же Кузнецов, по восемь с половиной дел в час. А может, их будет оформлять и штамповать контора на Литейном. А нас будут гнать в РосЛАГ без суда и следствия, которые уже давно становятся формальным делом и все больше уходят в Лету. Вон суд по Манежке - яркий тому пример. Государству мешают судебно-правовые формальности, оставшиеся в наследство от цивилизованного мира. С затруднением им приходиться уже между прениями сторон втискивать очередного стукача из проверенного Румола.

Сейчас поражает, с каким цинизмом работают тысячи палачей в судейских мантиях, полицейских и прокурорских мундирах, разделывают на своих рабочих столах, подобно мясникам, живых людей. Вычеркивают перьями этим людям годы жизни, выбивают зубы, опускают почки, отбивают печень. Судьи приходят после обеда, и, как в гениальном фильме Митты «Сказка странствий», пока подсудимый говорит о том, что честен, любит жизнь и свободу, они делают заказ на ужин.

«Язык на отдельном блюде, под шафранным соусом, нашпигуй заячьим салом. Утку тушите в красном вине, а бекасов в белом, смотри не перепутай, и передай трактирщику, чтобы наливал вино из бочки, что помечена двумя крестами, мы скоро придем... Кончили свою болтовню?»

Таких маньяков в лице Ежова и Ягоды даже Сталин не выдержал и отправил под пресс. А чудовище Берия устроил после этой сладкой парочки такие чистки в НКВД, каких, наверное, не знала история ни одной спецслужбы мира, даже в средневековье.

Но нынешнюю власть все устраивает, и боюсь, не чисткой рядов кончится этот хаос на местах, а кое-чем другим. А раз не начнется чистка сверху, ее рано или поздно начнут снизу, и чем эта чистка окончится, одному Богу известно.

25 октября 1990 года Комитет конституционного надзора СССР (предшественник Конституционного Суда) признал не соответствующим советской Конституции административное и уголовное наказания за употребление наркотиков, а также любое принуждение к лечению алкоголизма и наркомании. В заключении Комитета говорится, что положение Основ законодательства о здравоохранении, согласно которому "граждане СССР должны бережно относиться к своему здоровью", неконституционно. Такая обязанность «не предусмотрена ни Конституцией СССР, ни международными актами о правах человека и не может обеспечиваться мерами принудительного характера».

В этом Конституция России ничем от Конституции СССР не отличается. Обязанности быть здоровым в ней также нет.

В действующих Основах законодательства об охране здоровья граждан, принятых Верховным Советом в 1993 году, есть нормы, обязывающие к заботе о здоровье государство и медицинских работников. Обязанности индивида заботиться о себе Основами не установлено.

21 октября 2011 года Госдума приняла в решающем втором чтении проект федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», долженствующего заменить старые Основы. В статье 27 проекта, посвященной обязанностям граждан в сфере охраны здоровья, названа первая из них: «граждане обязаны заботиться о сохранении своего здоровья». Советское отношение к человеку, его телу как собственности государства возвращается. Слово сказано. Достаточно сказать «обязанность», как будет введена и ответственность.

Думается, что это чуть ли не основной маркер тоталитаризма: принудительное встраивание частного в общее – то, что Мишель Фуко назвал «властью нормализации», опирающейся на тюрьмы и медицинские службы.

Помимо общей нормы, к обязанностям граждан законопроект относит прохождение медицинских осмотров и диспансеризации «в случаях, предусмотренных законодательством Российской Федерации», т.е. не только законом, но и другими федеральными нормативными актами. А порядок проведения медицинских осмотров, диспансеризации, диспансерного наблюдения и перечень включаемых в них исследований будет утверждаться Минздравом. Решит министерство включить в диспансеризацию тестирование на наркотики – будь добр, писай в баночку.

Кроме того, закрепляется обязанность граждан, находящихся на лечении (как стационарном, так и амбулаторном), «соблюдать режим лечения, в том числе определенный на период временной нетрудоспособности». Т.е. больные обязаны будут выполнять все, и самые бредовые, предписания медиков. Назначат сто прививок - делай. Пропишут антибиотики – пей.

Принцип добровольного мотивированного согласия на медицинское вмешательство в проекте сохранен, но с примечательным исключением, которого нет в действующих Основах. Обращаясь в конкретную поликлинику, граждане по самому факту обращения будут считаться согласившимися на все, что будет им там предоставлено. При этом предполагается, что граждане выбирают поликлинику, где они предпочитают наблюдаться, лечащего терапевта и т.п. Это, конечно, весьма актуально в какой-нибудь Ивановской области, где пенсионеры по три часа добираются до единственной поликлиники на два района к единственному на район участковому. Конечно, в Москве или Петербурге выбор (или его видимость) есть. Но так как свобода выбора не должна быть безграничной, авторы проекта разрешают выбирать поликлинику не чаще, чем раз в год, и подписывать «на срок их выбора информированное добровольное согласие на медицинские вмешательства, которые включены в перечень, устанавливаемый уполномоченным федеральным органом исполнительной власти».

Похоже, принудительное лечение вводится не только для наркоманов и педофилов, но и для всех больных.