Бурная наступательная активность третьего срока Путина нарастает. На остатки конституционных прав обрушиваются удар за ударом. В ответ на «Закон Магнитского» партия власти жуликов и воров (мем) предлагает ввести спецрегистрацию неправительственных организаций, получающих иностранные гранты. Такой вот асимметричный ответ. Правозащитникам придется побывать в шкуре предыдущих заложников режима – грузин и таджиков.

Основной удар внешне наносится по статусным правозащитным организациям, в принципе выступающим за диалог с властью. Но реально он придется на местных правозащитников, которые станут пугалом в глазах провинциальных чиновников. Им, например, будет сложней помогать заключенным, жертвам полицейского беспредела, жертвам жилищных афер, незаконных увольнений и прочее.

Планируемый закон – еще один шаг в кампании Кремля по разделению российского общества на европеизированную и ксенофобскую части. И ни к чему оправдываться тем, что государственные структуры и созданные властью подставные «гражданские» организации получают американские и евросоюзовские гранты, на порядки превышающие помощь независимым правозащитным структурам. Надо честно сказать – Путин объявил психологическую войну на уничтожение правозащитного сообщества.

Обращу внимание на подтасовки со стороны апологетов закона. Прежде всего, выдаваемый за образец рузвельтовский закон об иностранных агентах был принят в 1938 году и направлен против агентуры Третьего рейха и оплачиваемой Берлином тайной пронацистской деятельности. Следовательно, Америку Обамы приравняют в качестве угрозы к гитлеровской Германии.

Далее, рузвельтовский закон направлен на агентов, выполняющих прямые указания иностранных «заказчиков». Российские неправительственные организации сами предлагают грантовые проекты, то есть сами «заказывают» себе формы и направления деятельности. Американский закон был направлен на предание гласности деятельности агентов нацизма и, позднее, международного коммунизма. Утвержденные гранты размещаются на сайтах фондов. Заставить НПО отчитываться перед Минюстом или налоговой в два раза чаще - это причинить некоторое беспокойство, но никак не парализовать деятельность организации. Поэтому смысл «антиправозащитного» закона – просто заклеймить неправительственные организации в глазах ксенофобов. Правда, возникает вопрос: позорит ли в современной России отметка «враг режима»?

В американском законе выделяется лоббистская или политико-пропагандистская деятельность по заданию иностранных государств или лиц. В единоросовском законе в качестве подозрительной будет отмечено стремление воздействовать на госорганы и государственную политику. Но любое обращение к должностному лицу, к депутатам, в органы власти (в том числе в суд) для защиты прав человека и гражданина – это уже стремление воздействовать на госорганы. Возможность легального воздействия на политику органов власти и легальное участие в формировании власти и политики – это основополагающие права граждан и их объединений в любом государстве, претендующем на звание демократического.

Новый антиконституционный законопроект, очевидно, преследует цель не допустить повторения событий декабря и марта, когда с помощью неправительственных организаций была развернута широкая кампания контроля над выборами. По результатам этой кампании общественность и пришла к выводу о нелегитимности нынешнего состава Госдумы и Путина в качестве президента. Спешу порадовать поборников режима: вряд ли будет еще одна такая кампания наблюдения – легитимными общество согласится признать только выборы уже по новым законам, с уже совсем по-иному сформированными избиркомами, под наблюдением новой, если хотите, революционной или «переходной» администрации.

Подоплека второго «закона Сидякина» (парень явно хочет попасть в университетские учебники истории России - в главу «Окончательный выход путинского режима из конституционного пространства и его нарастающий кризис») немудрящая. «Все знают», что на честных и свободных выборах «партия власти жуликов и воров» победить неспособна. Однако разоблачение нелегитимности выборов (а также системной коррупции верхушки режима) чревато крахом государственности. Следовательно, любая деятельность, направленная на разоблачение нарушения режимом закона, является подрывной. А финансирование деятельности неправительственных организаций, ведущих мониторинг соблюдения законов властями, их политическими агентами, а также правоохранителями, – суть враждебная деятельность, подрывающая власть жуликов, воров и палачей Магнитского и Алексаняна.

В свою очередь, на «асимметричный ответ» Госдумы на решение Конгресса по «закону Магнитского» я предлагаю отечественной оппозиции также ответить асимметрично – публичным заявлением о неизбежности люстрации в отношении всех бенефициаров узурпации власти: не только всех депутатов Федерального собрания, кто был во фракции «Единая Россия» в момент принятия антиконституционных законов, но и всего актива партии.

Не мы объявили эту войну.

Говорить, что Рубикон перейден и теперь Россия окончательно встала на рельсы гражданской конфронтации, - банально. Жребий был брошен, когда спецслужбы старательно планировали мышеловку на Болотной площади, готовясь использовать любые инциденты как предлог для приема самого драконовского законодательства. Прокремлевские политологи честно назвали появившийся как туз из рукава шулера закон – «законом о запрете революции». Это был такой очень разбавленный вариант с поджогом Рейхстага в феврале 1933 года.

После ареста Алехиной, Самуцевич и Толоконниковой в нашем обществе было снято моральное табу на политическое насилие. Арест храбрых молодых женщин показал: власть совершила зло, поставившее ее вне многолетних конвенциональных ограничителей. Я полагал, что весть об аресте участниц панк-группы заставит демонстрантов броситься на подлое и кровожадное государство. Я ошибся на два месяца. Двумя тщательно выверенными ударами – арестом певиц и сдвинутым навстречу шествию оцеплением - путинский режим ловко загнал шар общественной жизни в лузу полицейской государственности. 3 марта – 6 мая – 8 июня и у нас больше нет конституции, потому что единственной формой свободной политической жизни оставались демонстрации протеста.

Но напрасно считать, что новый закон запретил оппозиционную деятельность. Нет, он лишь запретил оппозиционные «игры в бирюльки». Приравняв флешмобы к демонстрациям, власти отменили «флешмобные демонстрации», когда участники старательно соревнуются вычурностью мелкопартийных флагов, изощряются в креативе и спорят за очередь выступить на митинге, как поп-звезды за концертными кулисами.

Стала очевидна и полная абсурдность такой парламентской оппозиционной борьбы, что три дня назад так встряхнула Думу. «Горе побежденным» - это ведь действительно горе. После того как фактически выигравшие 4 декабря выборы три системно-оппозиционные партии добровольно, за мелкие подачки при распределении комитетов, согласились признать себя побежденными, принятие законов вроде антимитингового стало неизбежным. Еще был шанс, осознав свой декабрьский позор, гордо покинуть Думу, предоставив «партии власти жуликов и воров» в тоскливом одиночестве голосовать даже не украденными мандатами, но доверенностями на них. 12-часовое шоу дало хорошую рекламу партии Миронова, сделала нескольких депутатов героями дня, а также развлекло нескольких сотен тысяч «потребителей гражданского протеста». Но к следующим выборам это шоу в духе Хармса забудется, а закон - точнее, уже «правила внутреннего распорядка» - останется. С деспотическим режимом нельзя бороться понарошку, инсценируя парламентские баталии и заменяя демонстрации хороводами и бродилками.

Июньская комедия с чтением абсурдистских поправок комическим речитативом маскировала тот прискорбный факт, что новый созыв Думы парламентом в строгом смысле слова не является. Когда все умилялись - дескать, наша Дума на один день стала похожа на российский парламент полтора десятка лет назад, - этим затемнялось главное: тогда Дума адекватно отражала настроения избирателей, и если часть депутатов регулярно торговала своими голосами «распивочно и навынос», то это был их личный грех, извинительный в эпоху «дикого капитализма», когда все только учились торговать, пуская в ход все что под руку попадется.

Имитационная демократия закономерно привела к имитационной революции. Имитационная демократия закончилась 4 марта. Имитационная революция закончилась 8 июня.

Не насилие, но нравственная сила – вот главное оружие протеста. Власть обращается к тщеславным, завистливым и трусливым. Все ее доводы – только для них. Уход трех фракций из Думы и их общий проход на Манежную площадь, где они стали бы молчаливым, грозным, неприкосновенным для полиции каре, похоронил бы злополучный закон и продвинул бы общество к демократии лучше десятка самых трогательных «оккупаев».

Нельзя следовать по тропинке, заботливо указанной тебе тем, кто мечтает, чтобы ты заблудился. Нельзя превращать протест в фиглярство. Безоружное общество перед лицом вооруженной до зубов власти сильно только своей безукоризненно нравственной позицией.

Стойкость и принципиальность сегодня – это тысячи, а возможно, и миллионы спасенных в результате предотвращенной гражданской войны жизней завтра. Не мы объявили эту войну, но в наших силах оставить ее в моральном, а не в физическом измерении. Полгода назад «Бело-зимняя революция» началась как нравственная, и только такой она имеет шанс на победу.

Полемика между властью и оппозицией, а также внутри оппозиции внешне выглядит как напряженная дискуссию о соотношении между методами законными (то есть записанными в нормативно-правовых актах) и правовыми (то есть гарантированными конституцией, международными актами и общим пониманием людьми западной цивилизации "естественных прав человека") средствами. Последнее очень важно. Все цивилизации, ведущие свою философскую традицию от Эллады, знают, что люди обладают набором неотъемлемых прав. К их числу относятся: право на национальную независимость; право свержения тирании; право объединяться для защиты своих публичных интересов и право иметь своих представителей во власти для обсуждения законов.

Эти права и древнее, и фундаментальнее, чем даже такие краеугольные либеральные права, как свобода совести или свобода интеллектуальной дискуссии. Например, эллины могли согласиться с необходимостью казнить "святотатца" Сократа, но "не понимали" разгона народного собрания. В Испании среди костров инквизиции разгон кортесов был непредставим.

Скажем, современные правители очень любят говорить о неприкосновенности границ. Однако в мире, где за 67 лет число членов ООН увеличилось в четыре раза, причем именно за счет территорий государств-учредителей, территориальная цельность совершенно не выглядит сакральной. Столь же относительны претензии правителей-деспотов править, поскольку они-де находятся у власти "законно" - с точки зрения их понимания законов. Национально-освободительная борьба и тираноборчество полностью соответствуют западной традиции права, хотя их реализация неминуемо нарушает массу писаных норм. Почти все современные режимы - включая, разумеется, нынешний Российский - приведены к власти революциями. Даже консервативные аравийские монархии - плод восстания против османского ига.

К сожалению, в нашей стране очень плохо осознанно одно из ключевых понятий в политических решениях Европейского суда по правам человека – "баланс интересов в демократическом обществе". Иногда властям приходится за день согласовывать миллионную манифестацию в центре столичного мегаполиса. Но ни одна самая демократическая власть не готова согласовать и крошечный пикет вдоль «зебры» центральной улицы в час пик. Путинский правоконсервативный режим притворяется, что главная его забота – защита права зевак слоняться по тротуарам без риска столкнуться с демонстрантами. На этом понимании и основаны все судебные решения по спорам о согласовании пикет и митингов. Власти притворяются этакими законниками-абсолютистами и называют неповиновение себе "правовым нигилизмом", хотя на самом деле это "циркулярный нигилизм". "Правовой нигилизм" как раз присущ властям с их запретами и разгонами.

"Циркулярный абсолютизм" власти обеспечивается административными и судебными решениями, которые – в смысле разрешений и запретов - постоянно противоречат друг другу. Можно освободить от согласований 30-тысячное мероприятие во славу власти, но запретить пикет на 20 человек, как создающий "опасную для жизни давку". Поскольку в России нет гражданского общества, то нет и гражданской репутации, испортив которую, человек сталкивается не только с нападками в прессе, но и с потерей неформального статуса в профессиональной корпорации.

Вызывающий цинизм власти, ее лукавое крючкотворство, достойное адвокатских ухищрений на бракоразводном процессе, закономерно вызывает реакцию в виде "конституционного абсолютизма" радикальной оппозиции, когда раздаются призывы вообще игнорировать любые проблемы мегаполиса при проведении демонстраций или отрицается голосование по партийным спискам на том основании, что в Конституции ничего не говорится о таком голосовании. В зазор между двумя этими "абсолютизмами" и попала знаменитая Стратегия-31, ставшая генеральной репетицией нынешнего протестного движения.

Подъем Стратегии-31 был вызван издевательством московских и питерских властей, готовых на любые политические и репутационные издержки, чтобы не пускать демонстрантов на Триумфальную площадь и к Гостиному двору. Общество разъярилось, столкнувшись с издевательской дискриминацией. В результате "конституционный абсолютизм" стал неофициальной программой движения. Однако, когда осенью 2010 года стало ясно, что Стратегия-31 - это эксперимент по приучению либералов к автозакам, начался острый кризис. Это кризис был снят в тот момент, когда стало ясно, что Стратегия-31 - это не движение под священным лозунгом 60-х "соблюдайте вашу конституцию", а "дни гнева и отваги", демонстрация презрения к путинскому режиму.

Если попытаться встать на объективную позицию (что в условиях революционного кризиса невозможно), то процесс согласования интересов возможен именно путем поиска "демократического баланса". Между метрополией и национальной провинцией, между стабильностью городской жизни и потребности выразить публичный протест, между стремлением к демократии и естественным правом обывателя на порядок. В России еще нет понимания, что никакое право не абсолютно. Например, демократия – это не "неограниченный абсолютизм" народовластия. А иногда люди имеют право даже перегораживать улицы и драться с полицией, и любимая либералами формула о государственной монополии на легитимное насилие не всегда правомерна. Сравним вечный позор Германии - "парламентария" Третьего рейха, строго по регламенту принимающего "расовые законы", - и вечную славу Германии - полковника фон Штауффенберга, который, говоря языком отечественной юстиции, совершил попытку убийства общественно опасным способом по мотивам политической и идеологической вражды. И вспомним, что последними Героями Советского Союза стали боевики, напавшие на патруль Советской Армии, выполнявший задание по обеспечению режима комендантского часа.

Власти обожают тыкать нам в нос суровость западных законов о беспорядках. Но каждый закон создан для применения права в конкретной социально-исторической обстановке. У нас нет традиции погромных действий тысяч радикальных демонстрантов, против которых и приняты новые западные законы о запрете масок, драконовские кары за беспорядки. У нас маски носят преимущественно левые активисты, и не для того, чтобы инкогнито бить витрины банков и магазинов, а чтобы не стать жертвой неонацистов, зачастую поощряемых спецслужбами. Реально для наших протестующих предел желаний - это возможность иногда занимать улицы и площади в пропорции 1/20, много 1/10, от тех помех, которые создают горожанам нескончаемые велопробеги, казенные празднества или величественные проезды кортежей. На Западе есть суды, одергивающие ретивость полиции, и есть гражданское общество, буквально убивающее презрением политиков, чиновников или судей, нарушающих правовые принципы во имя «закона и порядка»

После эпического 6 мая в либеральных кругах идет латентная дискуссия о праве на силовое сопротивление. Речь не идет о праве на личную самозащиту, здесь каждый понимает правоту тех, кто отбивается от садистов или спасает избиваемых пожилых людей, женщин, подростков. Проблема в праве на коллективную самозащиту. И здесь очень важен "страсбургский баланс" между защитой законности и традиционным правом на восстание. Например, я полагаю недопустимым четыре вида действий: проявлять инициативу в насилии (то есть идти на акцию, заранее рассматривая ее как предлог для нападения); применять непропорциональную силу (убивающее и калечащее оружие, зажигательные смеси), терзать беспомощных противников (топтать упавших, пускать им газ в глаза и проч.) и использовать не участвующих в схватке людей в виде живого щита. Мировая правовая традиция не отрицает гражданского конфликта, но мировая гуманитарная традиция и тут вводит свои запреты на "военные" преступления.

Среди основных неприятностей, которые обычно приносит революция, таких, как резкое ухудшение снабжения и общий социальный хаос, не последнее место занимает стремительное общественное размежевание. Вал этого размежевания все время мчится, накрывая деятелей и политические движения с головой и разделяя вчерашних единомышленников, отбрасывая в лагерь контрреволюции сонмы недавних прогрессистов и даже радикалов.

Сегодня разделяющим критерием является отношение к событиям 6 мая на Болотной. Каждый, кто говорит не только об исключительной ответственности демонстрантов, но даже о сопоставимой ответственности демонстрантов и властей, – контрреволюционер и враг дела освобождения от путинизма. Сражение на Большом Каменном мосту стало Мифом. Отношение к этому мифу – критерий отношения к Пятой Русской революции. Прославленные недавние кумиры протестного движения вроде Прохорова или Лимонова или признанные вожаки либерализма вроде представителей партии «ЯБЛОКО», «отмежевавшиеся» от демонстрации 6 мая, отброшены историей в стан противников революции. Все квазиумеренные рассуждения о том, что надо «остановится, оглядеться», как и псевдорадикальные – ну хорошо, не будет Путина, будет другой, какой-нибудь олигарх, поэтому, дескать, зачем выступать против Путина, – это доводы объективных защитников путинизма.

Революция принесет и несколько удовольствий, например, зрелище перепуганного Путина и прекращение Радзиховским непрерывного зачитывания мантр о бесполезности и изначальной обреченности любой протестной деятельности. Кстати, если бы Радзиховский реально хотел загасить протестную волну, он бы не внушал, что никуда ходить не надо – все одно бесполезно. Он бы говорил, что ходить надо исключительно на санкционированные мероприятия.

Конкуренция - великий двигатель не только экономики, но и политики. Яростная конкуренция между лидерами оппозиции, появление двух отчетливо разностильных лагерей в протестном движении – залог успешного развития. 18-летняя бешеная идеологическая конкуренция между Явлинским и Гайдаром и продолжателями его направления резко повысили политическую адаптивность российского либерализма. Соревнование между изобретателем Стратегии-31 Лимоновым и либерально-правозащитным крылом внесистемной оппозиции вытолкало последних на улицу и заставило найти «болотную» альтернативу ритуальным действам на Триумфальной. Сверхидея Лимонова – приучить либералов к автозакам – блестяще удалась. Но плоды этого пожали другие, любезно оставив трофей – Триумфальную площадь – предтече Пятой Русской революции.

Зимняя «бело-пушистая» революция вначале подчинила политиков фрондирующим литераторам. Но очень скоро выяснилось, что литераторы, не имеющие опыта перенесенных политических гонений и диссидентской деятельности, не могут быть лидерами политических движений. После мартовского поражения «союз писателей» с его исторически ограниченным лозунгом «честные выборы» фактически дезертировал, ушел во внутреннюю эмиграцию насыщенную творческую жизнь.

Майское восстание заставило «союз писателей» срочно вернуться с неба на землю и попытаться перехватить лидерство в протестном движении. Но сегодня это возможно только при готовности возглавить уличное движение, причем уличное движение против самой сути путинизма. Ни за кем другим общество не пойдет.

Так началось соревнование между политическим и неполитическим полюсами революционного движения. И это соревнование необычайно плодотворно для продвижения революции вперед, для повышения ее идеологической адаптивности и расширения социальной базы. При этом пространство для маневра очень узко: беспощадная черта, отсекающая стан революции от стана контрреволюции, сразу же отбросит в историческое небытие каждого, кто позволит себе лишь один неосторожный шаг в сторону оппортунизма, невосстановимо похоронит его общественную репутацию. По сути это соревнование за место вождя, который первым сумеет привести народное движение в Кремль. Да здравствует честная конкуренция. И пусть победит достойнейший.

Еще до возвращения Путина в Кремль можно было предположить, что его режиму, чтобы попытаться раздавить протестную волну, потребуется предлог для новых шагов к фашизации – некий аналог поджога Рейхстага. События вечера 6 мая у кинотеатра «Ударник» идеально вписываются в такой сценарий.

Вернемся мысленно на 107 лет назад – к знаменитым события Кровавого воскресенья 9/22 января 1905 года. Власти должны были понимать, что люди, идущие к царю с челобитной, будут обязательно стремиться к Дворцовой площади. Те, кто ставил на площади Преображенский гвардейский полк с приказом стрелять боевыми, заранее планировали бойню.

Если бы царь хотел избежать кровопролития (и своего последующего превращения в страстотерпца), то он мог либо перенести цель притяжения грандиозной демонстрации, устроив встречу своих представителей с делегацией демонстрантов в любом другом месте; либо перегородить дальние подступы к Зимнему дворцу, подогнать пожарные помпы для отгона самых рьяных и предпринять иные, не очень сложные меры. Войска перед дворцом, к которому неминуемо придет тысяч двадцать-тридцать демонстрантов, которые не смогут свернуть под давлением следующих колонн – это гарантированное кровопролитие.

Шеренга омоновцев перед входом на полупустую Болотную площадь, к которой целый час шли многие тысячи демонстрантов, – это гарантированная драка. Либо необходимость на глазах телезрителей всего мира растаскивать тысячи сидящих на асфальте протестующих. Когда мундирные идиоты и чиновные подлецы перекрыли дорогу колонне, идущей с Калужской площади под предлогом превышения заявленной численности участников акции (вместо ритуального тысячерублевого штрафа организаторам) – они сознательно готовили сражение. Если была идея распустить колонну демонстрантов, то, отлично представляя себе ее численность по данным с ежеминутно пролетающего вертолёта, можно было по громкой связи призвать людей разойтись.

Никаких указаний не было – мирная демонстрация дошла до места согласованного митинга, приготовившись минут 40 послушать дежурные речи ораторов о том, что не всё еще проиграно, что надо объединяться и прочее. Это была бы панихида по надеждам на общественный подъем. Но это стало первым с октября 1993 года открытым уличным столкновением демонстрантов с ментами. Это стало концом «гандистского» периода российского протестного движения, когда высшей гражданской доблестью считалось стать очередной невинной жертвой произвола. Печальный финал был превращен в боевой старт. Давно уже страх и подлость властей не обнажались с такой циничной откровенностью.

Собственно, ведь и демонстрация 9 января 1905 года рассматривалась не как начало Революции, но как последний всплеск петиционной кампании, начатой осенью 1904 года – сперва банкетами во славу призывов к реформам, затем принятием либеральных обращений от имени земств, адвокатских и профессорских собраний.

За прошедшие полтора года российское общество сперва жило иллюзией, что после 11 декабря 2010 года (Манежка) русские националисты стали главное оппозиционной силой. Потом - иллюзией, что призыв Навального голосовать за мироновцев и зюгановцев в декабре 2011 года ослабит «Единую Россию», а не просто повысит политическую капитализацию управляемой оппозиции. Потом была иллюзия, что Прохоров способен стать новым словом либерального сопротивления. Потом была иллюзия, что не прошедшие преследований литераторы способны возглавить политическое движение. Потом была иллюзия, что Кремль готов к диалогу пусть с самой умеренной оппозицией. Последней иллюзией было то, что вечером 6 мая власти не помешают вождям декабря торжественно и печально «закрыть» протестную кампанию. Иллюзии кончились. Началась русская действительность.

Где-то дней десять назад доверенное лицо избранного президента Путина Никита Михалков предложил в качестве наказания Алехиной, Самуцевич и Толоконниковой заменить им тюремный срок обязанностью повторить свою акцию у Стены плача и в Мекке. Он, видимо, уже видел, как свирепые иудеи в черных шляпах хватают участников панк-молебна. А если от них что-то останется (то есть их христианскую кровь не используют в пасхальной кулинарии), то российские военные вертолеты их перебрасывают к Каабе (пешком женщинам туда не подойти), где ваххабиты уж точно разбирают их на запчасти.

Такое предложение лучше всего свидетельствует о том, что господин Михалков совершенно не представляет себе действительно религиозного общества. Вот и господин Владимир Гундяев, известный как патриарх Кирилл (извините, точного воинского звания не знаю), когда публично говорит о том, что российское общество должно быть воцерковлено, видимо, не до конца представляет себе, как повело бы себя по-настоящему православное общество после акции Pussy Riot.

Проведем мысленный эксперимент. Четыре вызывающе одетые молодые женщины перед началом службы в одной из мечетей Махачкалы начинают речитативом восклицать нечто вроде: "Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного, покарай неверных тиранов и их местных прислужников, разоблачи стукачей в чалмах хаджи, очисти от них нашу землю, защити от их похотливых лап наших детей..." Их, конечно, скручивают, и в антитеррористическом отделе начинают выбивать признания в связи с ваххабитами.

А что скажут по поводу этого инцидента действительно ортодоксальные улемы? Наверное, нечто вроде: "Аллах, Милостивый, Милосердный, потому избрал слабых женщин, чтобы они сказали правду в лицо трусам и предателям, что не нашлось мужчин, в укор он это сделал правоверным. Пророк Иса, благословен, говорил, что когда люди молчат, камни вопиют истину". И через два-три дня по всему Дагестану реяли бы зеленые знамена.

Эта картина не так уж фантастична. Первая во всемирной истории фундаменталистская революция - восстание Хасмонеев в Иудее II века до н.э. - началось с того, что священник Маттафия убил как предателя элинизированного еврея при попытке принести языческую жертву. Начался бунт, был убит начальник сирийского отряда Апеллес. И понеслось.

Убежден, что некоторое подобие гипотетических событий в Дагестане произошло бы и в Израиле, если бы четыре молодые женщины подбежали к Западной Стене Храма и в стиле хасидских распевов воскликнули: "Барух ха-Шем, освободи землю Тобой Обетованной страны от правителей, предающих народ Твой, отдающий дома евреев их врагам, и освободи от раввинов, прислуживающим безбожным правителям". Возможно, что в ответ на территориях поселений началась бы политическая стачка и было объявлено отдельное государство Иудеи и Самарии.

Если бы Россия была действительно православной страной, то храм Христа Спасителя окружили бы сто тысяч верующих, требующих чтобы над страной прекратилась власть чекистов и из Церкви были исторгнуты те, кто свои погоны, данные им богоборческой сатанинской властью, прикрывал рясой. И после выступления православного священника-осетина о том, что Богородица покарает злодеев, приказавших жечь детей из огнеметов в Беслане, рыдающая толпа начинает движение к Кремлю. Полки внутренних войск и спецназа почтительно уступают им дорогу...

Вот поэтому оба Владимира - Путин и Гундяев, а также почитатель их обоих Михалков должны денно и нощно молиться, чтобы Россия не стала действительно глубоко верующей страной.

В истории, как и в кабаке, за все рано или поздно приходится платить сполна. Российские демократы, в отличие от своих восточноевропейских коллег, отказались от идеи люстрации, то есть публичного обозначения роли соучастников коммунистической репрессивной политики и запрета для некоторых из них на занятие определенных должностей, связанных с государственной властью, воспитанием и образованием, а также формированием редакционной политики. Формально говорили об ужасах «охоты на ведьм», забыв, что когда люди прекращают гоняться за ведьмами, ведьмы начинают охотиться на людей.

На самом деле реформаторы решили, что внедрить либерализм в нашей стране могут только люди, имеющие опыт внедрения социализма. В итоге к власти пришел весь дружный ведьмовский ковен. Именно в «демократическую эпоху» реализовался самый страшный кошмар советской интеллигенции – о захвате власти КГБ напрямую.

Если бы у нас все-таки случилась люстрация, то Ельцин не пострадал бы – он не скрывал своего членства в высших кругах КПСС, не был причастен к гонениям на диссидентов и был избран всенародно людьми, отлично знавшими о его партийно-номенклатурной карьере. Интересней вопрос с Путиным. К офицеру внешней разведки, к тому же лично непричастному к подавлению в ГДР оппозиции, претензий быть не могло. Но его причастность к борьбе с питерскими диссидентами в бытность на Литейном, 4 надежно закрыла бы ему дорогу в администрацию Петербурга.

Сейчас власть раздухарилась. Она ведет себя как мелкий шкодник, который с ужасом ждал заслуженной трепки, а вместо этого стал лишь свидетелем педагогической дискуссии, где одни предлагали его пожурить и лишить сладкого, а другие твердили о сугубом вреде наказаний для чуткой детской психики и предлагали наладить диалог. Осмелевший подонок теперь крутит «мочой»* и грозит всех «пописать».

Продление ареста Надежде Толоконниковой, Марии Алехиной и Екатерине Самуцевич под предлогом обеспечения их безопасности: что дословно повторяет нацистское обоснование бессудного интернирования противников Гитлера в открытый ровно 79 лет назад первый концлагерь Дахау. Законопроект о дискриминации геев**. Законопроект-петиция о регистрации фактически как вражеских агентов неправительственных организаций, получающих иностранные гранты (организации правительственные, получающих стократно большие, могут не волноваться). Законопроект о 50-кратном увеличении штрафа за участие в несогласованных демонстрациях и общественные работы (дворником) – за их организацию. Поток клеветнических телепередач и публикаций об оппозиции разбавляется потоком телепрограмм о всемирном англосаксонском русофобском масонском заговоре. Явно готовится новая идеология эпохи утроенного ВВП – защита России от смертельной опасности со стороны Запада и либералов-западников.

Вся эта вакханалия обусловлена пьянящим чувством безнаказанности. Но от него есть средство – вернуться к обсуждению темы люстрации.

Нынешние власть имущие должны понимать, что даже косвенное соучастие в систематическим нарушении прав и свобод не проедет без последствий.
Денацификация, проведенная союзниками в послевоенной Западной Германии, и люстрации в Восточной Европе научили общества простому принципу: зло обязательно должно быть наказано. Те, кто получал при тоталитаризме блага от репрессий, должен расплачиваться. Дабы неповадно было! Никаких «Анатомий протеста» не вышло бы на телеэкран, если бы двадцать лет назад авторы публикаций 1985 года о попытках академика Сахарова с помощью собственной атомной бомбы захватить мир и учредить мировое правительство, были «лишены огня и воды». Сегодня «птенцы гнезда» Потупчик должны предвидеть, что причастность к провокациям и «троллению» перекроет им любую возможность для административной или приличной журналистской карьеры - столь же надежно, как участие в осаде эстонского посольства 5 лет назад закрыло для них шенгенскую зону.

В ходе широкой дискуссии гражданских активистов, правозащитников и профессиональных юристов необходимо выработать четкие критерии «бенефициара репрессий». Говоря о персональной вине, прежде всего важно отшлифовать понятие «политическая коррупция» - предоставление или получение незаконных преимуществ с использованием властного ресурса за счет ущемления или нарушения прав иных физических или юридических лиц. Причем, получения не конкретными лицами, а социальными корпорациями или государственными и политическими структурами. Например, массовая фабрикация «шпионских», «наркотических» и «экстремистских» дел приводит не только к премиям и звездочкам для следователей и оперативников, но и резко повышает «политическую капитализацию» соответствующих ведомств. Фабрикация дел «экономических» кроме рейдерских удач конкретных лиц создала атмосферу в бизнес-сообществе террора, давшую возможность создания особой «опричной» прослойки силовой олигархии, а заодно, и нейтрализовать любую неконтролируемую социально-политическую активность предпринимателей. Без чего невозможна была бы вся нынешняя политическая конструкция.

Сейчас многократно повторяется, что необходимо беспощадно судить организаторов фальсификации на выборах как путчистов, экстремистов, террористов и т.п. Но нельзя бросить в тюрьмы всех несчастных избиркомовских училок, лишь закрывавших глаза на творимое беззаконие, или бригадиров «карусельных» групп. Но не должны лжецы и соучастники государственной лжи продолжать как ни в чем не бывало преподавать детям!

Люстрация может быть распространена не только на высшее и среднее аппаратное звено партии власти, захватившей места в центральном и местных парламентах в результате фальсифицированных выборов, но и на руководство «системной оппозиции», вступающей с узурпаторами в сговор с целью нелегитимного удержания власти. Разумеется, если будет документально доказана, например, связь между увеличением финансирования оппозиционных партий и согласованием их позиций с властью.

Главная цель люстрации – полное и невосстановимое разрушение правящей номенклатуры как консолидированного слоя, монополизировавшего политическую, государственную, экономическую власть, а также медиа.

Основной признак устоявшийся деспотии - именно наличие такого слоя. Базовая характеристика номенклатуры – подмена разделения институциональных функций (министр, депутат, судья, защитник, журналист) на распределение социальных ролей. Приведу примеры. Вот одному госчиновнику доверено сочинять законы, а другому – под видом парламентария их редактировать и приводить хоть в некое соответствие с Конституцией. Одному юристу доверено оформлять обвинительное заключение в виде приговора (убирая самые грубые прокурорские ошибки и вопиющие нелепости), а другому – в роли защитника обеспечивать признание обвиняемых или по крайней мере их процессуальную пассивность. Журналисту оказано высокое доверие - пропагандировать достижения власти (не знаю, чем это лучше агитации за педофилию в школе?) и соревноваться в очернении ее оппонентов.

Революция (или радикальное демократическое реформирование) способна выбить власть у старого истеблишмента. Но только люстрация предотвращает срастание чудища, уже, казалось бы, рассеченного богатырским мечом на мелкие куски.

Кроме того - и это огромное достоинство люстрации, - она высвобождает честных и порядочных профессионалов из плена коррумпированной и репрессивной
системы.

* Бритва или обломок бритвы (криминальное арго)
** Дискриминационный характер принимаемых законов в том, что они изначально постулируют аморальность однополой любви. Кстати, а что если нынешняя государственная борьба с «гомосятиной» даст такие же результаты, как государственная борьба с алкоголизмом, начатая 27 лет назад?

За капитуляцию орденов не дают. Даже если прекращение бессмысленного сопротивления спасает многие тысячи жизней. Когда в январе 1905 года генерал Стессель сдал Порт-Артур, он спас тысячи жизней российских солдат. Но его собирались отдать под трибунал, и только заступничество царя избавило Стесселя от долгих лет крепости. Потому что в тот момент, когда тысячи солдат и матросов отправились из пропитанных кровью и пороховой вонью траншей в чистенькие бараки для военнопленных (откуда по выходным отпускали к китайским проституткам), армия генерала Ноги двинулась под Мукден, похоронив все надежды России на победу. И поэтому падение Порт-Артура стало детонатором первой русской революции.

Можно понять молодую женщину, которая без звука подчинилась насильнику, протянувшему нож к коляске с ее ребенком, - был такой эпизод в криминальной хронике много лет назад, - но медаль за храбрость этой матери (ведь спасшей младенца!) все-таки не положена.

Вот как определил Нобель в своем завещании цели премии мира: "Тому, кто внес наиболее существенный вклад в сплочение наций, уничтожение рабства или снижение численности существующих армий и содействие проведению мирных конгрессов".

Нобелевскую премию мира не дают за контрреволюцию. Дают за вклад в дело мира и за поддержку усилий по торжеству демократии. Дают за демократическую революцию. Как дали Сахарову и Валенсе. Как дали литературную нобелевку Солженицыну, увидев в нем пророка мировой антикоммунистической революции. Горбачеву нобелевку дали за то, что он - в отличие от своих предшественников - не стал давить танками восточноевропейские революции 1989-го. При этом оставили за скобками то, что Горбачев давил танками революционные движения в СССР - в декабре 1988-го - в Армении, в апреле 1989-го - в Тбилиси, в январе 1990-го - в Баку. А затем - уже нобелевским лауреатом - в январе 1991-го в Вильнюсе, а в марте 1991-го оккупировал войсками Москву.

Предложение главреда "Новой газеты" Дмитрия Муратова выдвинуть на Нобелевскую премию Чулпан Хаматову, поддержанное совладельцем газеты Михаилом Горбачевым и рядом старейших авторов, например, Юрием Ростом, - это предложение наградить высшей мировой наградой за капитуляцию перед Путиным. Чулпан Хаматова все ж таки не Мать Тереза. Эта инициатива - ответ на "вражескую вылазку" Ксении Собчак, посмевшей напомнить актрисе, каким путем она заслужила послевыборный поток наград - звание народной артистки России и спецНику.

Хаматова и все ее заступники честно объяснили агитацию за Путина тем, что без поддержки высшей власти ее необычайно важная деятельность по спасению больных детей была бы невозможна. Объяснили так выразительно, что все явственно увидели финку насильника, занесенную над детской коляской. Очень активно порицать Собчак стали те, кто, фигурально выражаясь, разделся бы перед утроенным ВВП и без угрозы жизни, а так - за кило печенья и банку варенья или вовсе за добрый взгляд.

Смысл выдвижения Хаматовой на нобелевку ясен - самое умеренное крыло зимнего протестного движения в лице "Новой газеты" делает знак: мы полноcтью отмежевались от "радикалов" с их планами Марша миллионов. Для нас протесты закончились, и высшей награды достоин тот, кто нашел в себе мудрость принять неизбежное - торжество путинизма. И оставьте ваши попреки - гламурную капитуляцию можно сделать не менее изящной, чем гламурный протест. Хотя более всего демонстративного выдвижения на нобелевку сейчас достоин Олег Шеин. Но его протест пугает. И достойнейшие из людей уже заявили во всеуслышание, что никакие политические идеи не стоят человеческой жизни. Ибо тихий дощатый барак для пленных всегда уютней обстреливаемого бетонного бункера.

На пыльных тропинках далеких планет
останутся наши следы
«Песня советских космонавтов». Слова Владимира Войновича

Когда историки будущего будут оценивать фигуру Владимира Путина, они обязательно отметят среди прочих его роковых шагов и то, что на рубеже 2011-12 годов «нацлидер» старательно превратил политический конфликт в социокультурный раскол. В декабре ещё была борьба внутри слоя модернизаторов – авторитаристы столкнулись с либералами. Слой модернизаторов в России всегда делился на верхушку аппарата (это называлось запущенным Пушкиным мемом «единственный европеец») и на западническую интеллигенцию.

Часто этот слой действовал едино – это были «дней Александровых прекрасное начало», «эпоха великих реформ», начало тридцатых («и заодно с правопорядком» (Пастернак)), годы «среднего Горбачева» и «раннего Ельцина»... Но часто они воевали. Дважды интеллигенция свергала аппарат - в 1917-м и 1991-м. Но в декабре 2011-го, в начале «бело-пушистой революции», казалось, что и Касьянов, и Кудрин находятся по одну сторону баррикад. За это либеральных вождей нещадно критиковали и неосталинисты, и националисты, и радикальные оппозиционеры. С их точки зрения «Болотная» была раздраем между двумя кликами насильников над народом.

Точно понять причины начала «Белой революции» невозможно без учета так называемого «второго кризиса модернизации».

Первый кризис модернизации – это болезненная реакция традиционалистского общества на результаты ускоренной вестернизации. Самые известные плоды такого кризиса – большевизм, итальянский фашизм, германский нацизм, маоизм, исламская революция Хомейни.

Второй кризис модернизации – это отказ уже достаточно вестернизированных слоев, появившихся в результате авторитарной модернизации, мириться с сохранением сущностно традиционных принципов поведения власти и социальных отношений (произвол, коррупция, монополизация власти правящей кликой), требование наполнить реальностью декоративные институты современного демократического общества: суд, многопартийные выборы, СМИ, частная собственность, контроль гражданского общества над властью.

Осенью 2011 года миллионы людей в России поняли, что им невыносимо душно жить в мире Салтыкова-Щедрина и следить за интеллектуальными дискуссиями «западников» и «славянофилов», «монархистов неограниченных» с «монархистами просвещенными», над пустотой которых едко иронизировал еще Герцен. И возникло яростное стремление вырваться из этой ситуации вечного возвращения, когда правление царей, коммунистов и реформаторов приводит к одному и тому же деспотизму, чиновничьему и полицейскому произволу, застою, переходящему в социальный некроз, бесправию и нелепым попыткам обосновать свой «особый путь», что всегда означает чуждость идеалам европейского гуманизма, а поэтому культивирование злобно-завистливого антизападничества. Означало и в России, и в Германии, и в Испании...

В ответ Путин оперся на то, что можно назвать цивилизационным фундаментализмом: радикальную апологетику существующей социокультурной формы, стремление частично вернуться к ее ранним – героическим - формам.

Путинизм как-бы ставит интересный исторический эксперимент: изучив всемирную историю революционных движение и брожений, увидев, что предвестником краха каждого Старого режима является политика уступок и реформ, решили упереться и не давать ни каких потачек протестующим, не повторять ошибок Людовиков, Меттернихов, королей, царей, генсеков. А заодно с Моспатриархией решили создать последний бастион на пути Просвещения, спустя четверть тысячелетия дать отпор французским энциклопедистам с их докториной естественного права и культом разума.

Существующая в нашей стране социокультурная форма только внешне напоминает мессианско-бюрократическую монархию Николая I, как она окончательно выкристаллизовалась в период с «весны народов» 1848 года и до Крымской войны 1853-55 годов на основе еще одного знаменитого мема «православие, самодержавие, народность».

На самом деле тысячелетнюю русскую* цивилизацию (в понимании Тойнби) убил** Сталин, создавший на ее руинах неовизантийскую** империю – Четвертый Рим. Эта империя гниет и распадается уже полвека, и все общественные процессы на просторах бывшего СССР заражены ее гниением.

Два последних события дополнили картину цивилизационного маневра путинской группы – фактическая замена «Единой России» в качестве «партии власти» на зарегистрированный «Народный фронт» и объявленное руководством Моспатриархии на день рождения Ульянова-Ленина молитвенное стояние против Pussy Riot. «Партия жуликов и воров», при всей своей репутации, была партией авторитарной модернизации – множество чиновников, клерков и общественников, в глубине души ненавидящих «ультралиберализм» кудринского курса, обреченно поддерживали его. Складывается шизофреническая ситуация, когда режим, опирающийся только на полицейско-бюрократический аппарат, изображает личную унию между харизматическим правителем и задавленными и замордованными этим аппаратом массами. Такая схема работала только тогда, когда сама высшая власть вела смертельный огонь «по штабам» - во время большого террора 30-х годов и культурной революции Мао в конце 60-х годов. Когда такая политика носит имитационный характер – 100 лет назад при Николае II или сейчас в России, - она закономерно завершается быстрым крахом.

Общероссийский нарфронт и рогозинское движение в своей основе явные противники вестернизации. Нагнетание «умеренно-консервативной» верхушкой РПЦ**** истерии вокруг событий 21 февраля в ХХС показывает и ее стремление усилить конфронтацию с «европейской» частью общества. В том же ряду протаскивание гомофобного закона, фактически постулирующего аморальный характер однополой любви.

Говоря о возвращении к сталинским истокам, необходимо напомнить, что даже в Советском Союзе массовых митингов в поддержку процессов над врагами народа с 1938 года не проводилось. Дело старались ограничить собраниями и принуждением знаковых фигур к подписанию антидиссидентских воззваний. Поэтому пуссинги еще выразительнее, чем путинги, демонстрируют архаизацию политических практик.

Итак, мы видим, что триумвират "Путин, Гундяев, Рогозин" четко и однозначно стал на сторону неовизантийского фундаментализма. Их демократические противники ходом событий оказались на другой стороне социокультурного разлома – в ядре рождающейся Российской европейской (суб)цивилизации. Разлом проходит через всё общество – через церкви, партии, семьи. Но судьба сыграла с путинистами злую шутку – они оказались на одном цивилизационном поле с зюгановцами и иными неопостсталинистами. А вот зюгановцы явно осмелели и, объявив себя «третьей стороной» (или второй революционной силой), заклеймили Путина как нелегитимного лидера и русофоба, что является для «патриотического» лагеря самым грязным идеологическими ругательством. Таким образом, осенний конфликт в среде вестернизаторов, осажденных традиционалистскими массами, превратился к февралю в сражение путинцев на два фронта – с либеральными модернизаторами с одной стороны и с еще более радикальными антизападниками с другой. Это напоминает положение Гитлера летом 1941 года, когда он оказался в конфликте одновременно и со Сталиным, и с Черчиллем и Рузвельтом.

Отказ Медведева освободить политзаключенных и действительно демократизировать политическое законодательство делает невозможным компромисс между авторитарными и либеральными модернизаторами.

Идеологическая вторичность и непоследовательность в антизападничестве путинской группы делает ее отличной мишенью для критики со стороны их соседей по тающей неовизантийской льдине.

Из этого исторического тупика для Кремля нет удачного выхода. Превращение политического кризиса в цивилизационный создает уникальную возможность, похоронив вместе с путинизмом и неовизантинизм, освободить зарождающийся новый российский европеизм из-под руин сталинизма.

P.S. Считаю необходимым пояснить, что российский европеизм должен приложить все возможные усилия для цивилизационной интеграции кавказских и тюркских регионов нынешней Российской Федерации, вне зависимости от конкретных юридических форм их будущих отношений с Россией.

* Пусть не смущает сходство деспотизма петербургской монархии и коммунистов – в русской цивилизации крестьяне мечтали о земле, рабочие и студенты бастовали по любому поводу, бедняки голосовали за оппозицию, и никакими силами нельзя было заставить студентов участвовать в «каруселях».

** Он убивал ее не менее жестко и последовательно, чем Гитлер убивал идишланд – европейскую еврейскую (суб)цивилизацию.

*** Сталинская империя имеет такое же отношение к русской цивилизации, как королевство лангобардов к итальянской метрополии Западной Римской империи или эллинистический Египет до арабского завоевания и после – хотя в обоих случаях кардинально обновлялась только элита, нового населения – варваров или аравийских бедуинов были считанные проценты.

**** Сейчас честь русского православия спасают только клирики и миряне, тысячами выступившие против инквизиционных гонений на трех молодых узниц совести.

Когда западные правительства поздравили Путина с переизбранием, это вызвало гнев у оппозиции и радостное возбуждение у ново-старого руководства России. Необходимо правильно понять, почему Запад не захотел делегитимации Кремля. В доводах «вашингтонского обкома» в пользу Путина есть своя логика. Будет ли падение путинизма «бархатным» (после очередного марша миллионов правящая верхушка мечется между бегством в Венесуэлу и Лефортовским изолятором, а второй и третий эшелоны номенклатуры присягают временному революционному правительству) или более драматическим, но если не случится гражданской войны, то ни особых сбоев в поставках углеводородов в Западную Европу, ни расползания ядерного потенциала по чёрному рынку оружия не будет. Но главная головная боль Запада - это предотвратить превращение Северного Кавказа в большой сектор Газы, иначе говоря, новый Хамасленд. Все понимают: падение путинского режима – это падение Кадырова.

Риторика протестных лидеров «зимней революции» показала, что с падением путинизма поддержка Кадырова немедленно прекращается. Дальнейшее нетрудно себе представить: социальный, а затем и политический кризис в Чечне; переход кадыровцев (бывших партизан из секулярно-националистического крыла сопротивления) на сторону будущих победителей-джихадистов; эффект домино по всему Северному Кавказу – победоносный спуск «бородачей» с гор; потоки сотен тысяч беженцев в Россию, провозглашение в Джохар-кале Имарата Кавказ. Цепная реакция исламской революции в Азербайджане. «Аль-Кайда» на нефтеносном Каспии и на путях газового транзита. Этого сценария Запад активно не хочет. А протестное движение России и вообще русские интеллектуалы совершенно не проявляют желания обсуждать любые варианты противодействия такому сценарию, угрюмо замкнувшись на переживания вечной русской дилеммы: демократическая республика или исконное православное самодержавие.

Снобистское презрение столичных либералов к покорному электорату исламских республик с их, как кажется, анекдотичными 99%-ми результатами мешает понять логику такого голосования. Разумеется, итоги выборов среди традиционалистских слоев - что в славянской, что в угро-финской, что в тюркской и кавказской глубинке - удручают человека с европейским менталитетом. Но давайте взглянем на ситуацию иными глазами. То, что из мегаполисов выглядит как «партия жуликов и воров», в республиках – благодаря этническому подбору кандидатов – воспринимается как своя национальная партия. А все оппозиционные партии и все кандидаты на президентское место кроме гаранта статус-кво Путина выглядят «московскими русификаторами».

Еще полвека назад политологи отметили: на Западе свободой считают привычный нам демократический набор (независимый суд, свобода слова и собраний, идейный плюрализм, многопартийность), меж тем как в бывших колониях свободой считается возможность жить под властью соплеменников. То, что в столицах полагают удушливой этнократией, в бывших российских автономиях – долгожданное национальная пусть квази, но государственность. Кремль, терпящий этнократию, дающий шанс на общеимперскую карьеру выходцам из туземных местных элит и исправно поддерживающий эти элиты финансами, смотрится как почти идеальный просвещенный имперский центр. Поэтому поддержка Кремля не только этноэлитами, но и традиционалистскими массами естественна и разумна.

Кошмарное представление Михаила Делягина о крахе путинизма в результате «оранжево-зеленой революции» - победа либералов-западников в Москве и Питере и салафитское торжество в Поволжье и на Кавказе – оказалось ложным. «Оранжевые» и «зелёные» существуют в разных политических вселенных.

У нынешней российской радикальной оппозиции, в отличие от ее предшественников конца 80-х, нет внятного подхода к национальному вопросу. Протестное движение могут разделять споры о прогрессивном налоге, ЕГЭ, чубайсовской приватизации или роли Сталина во Второй мировой войне. И это не принципиально – все понимают: точки над ё расставят будущие свободные выборы – нового ли парламента, Учредительного ли собрания. Но народы национальных республик, прежде всего североавказских, ждут определенности.

Демократы 80-х были последовательными антиимперцами. Поэтому демократическое движение в России было поддержано национальными движениями в республиках. Сложился тактический союз, которому никакой ГКЧП противостоять не мог. События 1991 года стали и российской национальной (антиимперской) революцией. Однако затем большинство российских демократов заигралось в «реванш белого движения». Началось строительство малую либеральной неоимперии под названием «Российская Федерация». Такая крутая смене парадигмы немедленно привела к взрыву национализмов. Запылала Чечня, и в этом огне сгорела новорожденная российская демократия. От остальных республик откупились отказом от поддержки национальных демократических антикоммунистических движений и признанием номенклатурной этнократии, особыми «договорами».

«Новая оппозиция» - протестное движение, начавшееся в декабре 2011 года, - по сути безусловно является, как сказали бы лет тридцать назад, интернационалистским, объединяя людей независимо от этнической принадлежности. Но этот интернационализм (по-современному – универсализм) относится к складыванию того, что принято называть «русская политическая нация». В России быстро формируются две концепции русской политической нации: «открытая» (внеэтническая) и «закрытая» (этнорусская, неявно исключающая необрусевших мусульман, кавказцев и евреев). Скорее всего победит первый вариант. Но и он обходит стороной Кавказ и Татарстан, что предопределяет распад нынешней федерации вскоре после ухода Путина.

В 1991 году Москва «передавала» новосозданные государства Вашингтону, и это гарантировало геополитическую стабильность. Но после своей возможной победы революционно-исламские режимы не захотят идти «под руку» ни Вашингтона, ни Анкары, ни Эр-Рияда. А российские демократы – и правые, и левые - отказываются брать на себя ответственность за ситуацию на Кавказе. Сейчас там как бы маленькие «египты», «сирии» и «ливии». Уйдут «мубараки», придут «братья мусульмане».

Поскольку штормовой 11-й год убедительно показал тупиковость стратегии поддержки умеренных «светских» коррумпированных деспотий, единственная альтернатива исламистским революциям - это приход к власти светского антикоррупционного движения социал-демократического толка. Но такое движение может стать влиятельной силой только при внешней помощи.

От нынешних российских властей трудно ждать, что они, мысля на перспективу, окажут содействие в укреплении авторитета демократически-правозащитной оппозиции, включая возможность побеждать на выборах, иметь влиятельные СМИ, «снимать» наиболее одиозных личностей. При падении режима оказывать помощь кавказским светским демократам будет уже поздно. Поэтому российская оппозиция уже сегодня должна протянуть руку своим коллегам, сделать все для их интеграции в общее движение.

Сейчас от протестного движения вообще непонятно чего ждать. Вот как выглядят уже озвученные варианты альтернатив официальной национальной политики: отмена национальных образований (вариант «Соединенные Штаты России»), отмена федерализма (с заменой на национально-культурные автономии и «бантустаны»), исключение Кавказа из федерации. Любой из них при попытке реализации взрывает страну. Поэтому элита протестного движения просто обязана отвлечься от увлекательного сочинения идеального баланса между полномочиями президента, правительства и парламента и сформулировать оппозиционную концепцию национальной политики. Чтобы «нацмены» заранее знали свою судьбу «после Путина». И чтобы весь остальной мир не боялся «проклятой неизвестности».

Одним из доказательств того, что бурные события декабря-марта были не репетицией, но началом Пятой Русской революции, ее первым этапом, является то, что общество лишилось ранее очень влиятельного слоя мечтательных реформаторов – тех, кто уверял, что революция не нужна, поскольку власть и сама (особенно если ее стимулировать деликатным подталкиванием), так сказать, «осознавая всю тупиковость...», готова к коренным и последовательным реформам. Именно этот слой реформаторов, точнее, «реформолюбов», всегда сдерживает революцию, противопоставляя идеи «разрушительной» революции идею «созидательного» реформаторства. Но сегодня есть революционеры, стремящиеся снести (демонтировать) путинизм, и есть контрреволюционеры, возражающие против революции, борющиеся с ней - по самым разным причинам, включая самую вескую – привычное зло всегда лучше неизвестности. Бурные события середины марта показали – осмелевший, отошедший от декабрьского испуга Кремль развязал против оппозиции холодную гражданскую войну и уверенно встал на путь фашизации. Оппозиции наглядно продемонстрировали, что, как только Путин еще больше укрепится во власти, ее уже не только медийно обвинят в «измене родине», но и начнут сажать под всеми предлогами. Но понимание этого только обострит сопротивление.

За три зимних месяца мы в сжатом виде прошли тот путь, которое российское общество пережило в 1905-07 годах: от шока преступления власти и эйфории первых побед до соблазна поверхностным реформированием и горечи расправ и возвращения старого гнета. Но поскольку у «царя» не оказалось ни Столыпина, ни даже Витте, мы получили возможность посмотреть – в ускоренном режиме – альтернативный вариант отечественной истории, а именно сценарий, когда после временного спада протестного (тогда говорили «Освободительного») движения никаких реформ не последует.

24 года назад, в марте 1988 года, читатели «Советской России», а затем еще множества провинциальных изданий, перепечатавших распространенную ТАСС статью некоей преподавательницы Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами», поняли две очевидные истины: а) Горбачев не контролирует партию, и без мощной общественной поддержки перестройки ее ждет крах; б) крах перестройки означает, что государственной идеологией станет неосталинизм, а тех интеллигентов, что за спиной Горбачева расхрабрились настолько, что стали ругать сталинизм, создавать кооперативы и даже выступать за национальную идентичность, ждут лагеря. С этого момента начался обратный отсчет для КПСС и СССР, но и началась настоящая политика, борьба за перестройку вышла за пределы цековских коридоров, а интеллигентское движение в поддержку Горбачева стремительно переросло в массовое движение за многопартийную демократию, рынок и национальный суверенитет.

Своими действиями власть не просто рассекла общество на «Болотную» и «Поклонную» части - она сама стала «Поклонной». Кремль стремительно покинул правую часть центра политического спектра, став праворадикальным, а левую часть центра оттолкнул в стан революции. Практически единственной центристской фигурой сегодня является Михаил Прохоров. Отсюда массовая тяга к нему. Но Прохоров – тоже оппозиционер. И чем более многочисленную партию он создаст, тем сильнее она будет тянуть его к революционному стану. Антипутинская интеллигенция, антикоррупционный средний класс и антиопричная буржуазия, эти естественные резервуары прохоровского партстроительства, – это все армии будущих революционных боев.

Как и при всякой революции, в рядах революционеров идут напряженные баталии между умеренными и радикалами, а также между радикалами и ультрарадикалами. Это норма любого революционного процесса. Революция по форме – это сражение между регулярной армией и повстанческими отрядами. Поэтому на первом этапе у повстанцев нет единого вождя, эклектичная программа и серьезные тактические разногласия. Только сражения выявляют лучших стратегов, только в изнурительных битвах выкристаллизовываются адекватные программы. Как и во всякой большой революции, в нынешней сливаются несколько разных движений – либеральное, выступающее за правовое демократическое государство, консервативное (бывшее «медведевское большинство»), ограничивающееся очищением нынешней системы от произвола и коррупции, и левопопулистское, делающее упор на уравнительную справедливость и прямое народовластие. Объединить их в одно мегапартийную оппозицию не удастся, прежде всего потому что, в отличие от советских республик и соцстран конца 80-х, нет такого общеобъединяющего фактора, как национализм. Но невозможность создания российского аналога польской «Солидарности» 1980-89 гг. не означает невозможности стратегического союза и тактического взаимодействия между всеми оппозиционными «армиями». Как и не исключает постоянного «кидания» союзниками друг друга. Но в любом случае можно не опасаться одного – раскола оппозиции в результате перехода ее части на сторону ставшей «прогрессивной» власти. Путин – это Николай II без Столыпина. Он, фигурально выражаясь, может торжественно надевать почетный значок черносотенного «Союза русского народа», расстреливать демонстрантов и вешать революционеров, но он не может проводить «столыпинские реформы».

В июне 1799 года российский военно-морской десант выбил французов из Неаполя и сверг недолговечную Партенопейскую республику. После этого войска сицилийских Бурбонов и, как сейчас бы сказали, фундаменталисты (католические) с чудовищной жестокостью вырезали тех интеллигентов, кто за год до этого приветствовал французские войска, принесшие идеалы Просвещения и республики.

Я вспомнил этот «подвиг русского оружия», когда узнал, что картельный союз четырех «традиционных» конфессий, осудив Pussy Riot, сравнил их панк-акцию в ХХС с поведением французской армии в России. Но дальнейшая история Италии показала – будущее было за теми идеями, что несли французы.

Арест (формально - двухсуточное задержание) девушек из группы "Кошачий бунт" по обвинению в неподобающем поведении в Храме Христа Спасителя - это объявление войны гражданскому обществу России. Разумеется, причислять к гражданскому обществу фашизоидные псевдоклерикальные структуры, мечтающие о церковной инквизиции и расправах с инакомыслящими в России, было бы так же абсурдно, как признать структурой гражданского общества мафию.

Молитва об избавлении страны от диктатуры и полицействующих клерикалов - нормальная дань русской православной традиции, традиции юродивого протеста против проституирования церкви и сатанизации государства. "Богородица не велит молиться за царя Ирода" - благодаря Пушкину, а теперь и режиссеру Владимиру Мирзоеву, эти слова знает каждый образованный человек. Обозначение изверга и тирана Сранью Господней - корректное следование русской и европейской церковной традиции.

Этот арест - провокация. Ее тщательно подготовил альянс фашиствующего крыла партии власти и фашиствующего крыла Московской патриархии.

Очевидная цель провокации - чтобы больше было желания броситься 5 марта, в 59-ю годовщину официальной смерти Сталина, на дубинки спецназа у стен Кремля. Этот арест - предупреждение о том, что будет в стране, когда окончательно и неограниченно воцарится Срань Господня.

Я надеюсь, что международные правозащитные организации немедленно признают всех задержанных узниками совести как преследуемых за мирное выражение своей гражданской позиции.

Ровно два года назад я подвел итог своим конспирологическим штудиям относительно покушений на Литвиненко, Политковскую, Чубайса, Маркелова и других. Продолжу ту методу «следствие ведут колобки».

Когда совет российские СМИ торжественно оповестили мир о провале покушения на кандидата на пост Президента РФ со стороны чеченских партизан^*, автор задумался: а вдруг действительно экстремисты посмотрели чудесный фильм «Операция "Валькирия"» ^** и решили сыграть в Тома Круза, играющего полковника фон Штауффенберга. Но после гневных заявлений о том, что усомнившийся в подлинности злоумышления есть «психически больной», в душе автора зародились серьезные сомнения.

Итак. Незадачливые диверсанты были разоблачены после того, как у них на квартире взорвалась изготовляемая/испытываемая ими взрывчатка. Просто фильм «Статский советник» - на заброшенной даче эсер старательно разливает нитроглицерин по бомбам...

У злоумышленников компьютеры оказались набиты схемами проезда кортежа национального лидера Поклонной горы. После 11 Сентября каждый уважающий себя эфэсбешник рассказывал о найденных в схронах боевиков компьютерных программах по обучению управлением «Боингом». Разумеется, англоязычных...

Взрывчатку, которую делают на кухне, никто не потащит через границу – в первопрестольной кухонь не меньше, чем в Одессе, и ингредиенты купить не сложней, чем на Привозе. Взрывчатку, которую делают промышленно или в спецлабораториях и которая годится для атак на бронированные лимузины (например, всякие там бризантные заряды, кумулятивные ракеты...), не делают на кухне.

Для дальнейших рассуждений мысленно представлю себя Латыниной: взрывчатку, закопанную у железнодорожного полотна, не используют для атак на кортежи. Её используют против железнодорожного полотна. Взрывчатку для покушения против движущегося объекта не закапывают вместе с детонаторами на пять лет. Она, а в основном - они (детонаторы), могут испортиться. А проверить – никак невозможно. Потом окрестности ж/д полотна около аэропорта – очень странное место для складирования. Любая заброшенная дача или склад (где внутри дрова), а на стене «Россия для русских» - куда удобней.

Раненный при взрыве человек в умелых руках спецслужб даст любые показания. Воюющие с Путиным 12 лет, естественно, планируют покушения на него. И будут планировать до бесконечности. Ничего нового к образу председателя правительства это не добавит. И истерии, как в сентябре 1918 года, когда один из руководителей большевиков после покушения на него внезапно стал живым богом для миллионов, явно не будет.

Дополнительная версия. Трезвомыслящим в нынешней правящей элите, отлично понимающим, что новый срок Путина – это приход в Россию сперва полуфашизма^***, а затем и закономерной общественной реакции в виде арабского сценария, могло показаться, что теракт – это выход из грандиозного социально-политического тупика. Траур покрывает раскол. Террор – это очевидный повод для введения ЧП на полгода, а значит, и перенос выборов, и прекращение митинговой конфронтации. Затем - новые выборы, с уже новым кандидатом от партии власти, не имеющим путинского шлейфа. Бред? Не больший, чем официальная картина заговора.

^* Вслед за международным правом автор отказывается считать атаку на главу правительства воюющей стороны терактом: как и нападение на силовые структуры и органы власти, она является диверсией. Особенно после январского заявления «Имарата Кавказ» о прекращении атак на мирное российское население.

^** Тончайшая деталь: в фильме штабные генералы – это не привычные прусские андроиды, а военные интеллигенты в мешковатых мундирах.

^*** Одной из грандиозных политических побед протестного движения является сталкивание режима в леоньевско-кургинявско-рогозинскую нишу, что означает создание идеологического вакуума в центре политического спектра.

Сейчас в России очень хотят быть нацией. И 23 февраля – неплохой повод для разговора на эту тему. Попробуем определиться с некоторыми понятиями.

Вне зависимости от того, что вы считаете нацией – «закрытое» этническое образование (почти все современные народы), «открытые» этнические образования (русские, французы, итальянцы, аргентинцы, бразильцы, кубинцы, китайцы) или гражданское надэтническое сообщество (американцы, англо-канадцы) – нация воспринимается как большая семья. В этой семье гибель соплеменников всегда трагедия, а виновник (т.е. тот, кого официальная мифология считает виновником) их гибели – всегда враг. «Нация-семья» – это круг солидарности, т.е. границы сообщества, внутри которого готовы «кормить» вне зависимости от того, трудится ли население этой части страны как муравей, или «лето красное пропело», как стрекоза... В своей солидарности нация радикально отличается от подданных империи – она никогда не прощает народоубийства. Пока в России народ снисходительно воспринимает массовое истребление своих предков большевиками и сталинским режимом, говорить о русской гражданской нации, строго говоря, нельзя.

Для человека империи люди – это расходный ресурс, строительный материал: глина, песок, цемент истории... Если бы Латинская Америка осталась под властью Испании, мексиканские или перуанские школьники и студенты – подданные Испанской монархии (а потом граждане какой-нибудь Иберийской федерации) - вынуждены были бы рассказывать на экзаменах, как правильно и прогрессивно, как необходимо для создания мощного централизованного государства было уничтожение царств майя, инков и ацтеков. Подобно тому, как в российских учебниках «обосновывают» геноцид и этнические чистки западнокавказских народов в царствование праволиберального кумира Александра II.

В империях, переживающих модернизацию (точнее, вестернизацию), вестернизированные слои (элиты и субэлиты) относятся к оставшимся традиционалисткими слоям населения такое же отчужденно-высокомерное, как к туземцам в классических колониальных империях. Поэтому безжалостность к соплеменникам-жертвам имперской политики считается не только критерием лояльности (и режиму, но главное – самой идее империи), но и признаком обретенной европейскости.

Парадокс в том, что в современной России большевистскую и сталинскую политику считают геноцидом русского народа только две совершенно различные во всем остальном идеологические группы – либералы-западники и правые монархисты. Поэтому только эти группы сейчас формирую русское национальное сознание.

Не будем спорить о том, что на самом деле произошло 23 февраля 1918 года – героическое сопротивление новосозданной Красной армии или ее позорное бегство от победоносных войск кайзера. Какой-то бой был, и по его итогам наступление на собственно русские земли было остановлено. В истории героические мифы творятся и вокруг куда более сомнительных случаев. Но 23 февраля 1944 года начался сталинский геноцид вайнахских народов (геноцидом он был признан российским законом). Об этом геноциде, о сталинском геноциде и депортациях других народов молчит официальная пропаганда, его «обосновывают» неоимперцы и постсталинисты, массовое сознание этот геноцид полуоправдало... Это означает, что кавказцы не включены в круг солидарности гражданской российской нации. Что автоматически распространяет на них норму международного права о праве народов на самоопределение.

Не готово российское общество и воспринимать Голодомор как национальную трагедию украинцев, русских, казахов и казаков. Это показывает, что умозрительная концепция «Большой русской нации» как объединяющей великороссов и малороссов (украинцев) не имеет шансов на реализацию.

Неготовность большинства национально (а не имперски) мыслящих русских считать огромные – соотносимые с Холокостом - жертвы искусственного голода среди украинцев и казахов «своими» потерями, потерями России – это очевидный признак полной утопичности любого проекта создания новой нации на базе славяно-казахского «ядра» СССР.

Если бы в СССР десталинизация была доведена до конца (такой шестидесятнический идеал), то, допустим, 23 февраля отмечали бы день Советской Армии, а накануне чтили бы память жертв депортаций... Это давало бы повод почтить память и жертв царских расправ с адыгско-черкесскими народами в XIX веке. А если учесть, что пик жертв Голодомора пришелся на зиму 1933-34 годов, то и их можно было бы помянуть в феврале. Как в Израиле: накануне празднования Дня Независимости – День памяти павших в войнах Израиля. Но идеального Советского Союза не случилось – срыв десталинизации в итоге взорвал страну. Сейчас неизжитый сталинизм с его культом беспощадной империи подрывает основы и «правопреемника» СССР – квазиимперии «Российская Федерация».

Еще одна февральская дата – начало легендарного Ледового похода Белой гвардии, 24 февраля 1918 года – взятие алексеевцами станицы Аксай. Разумные правители России должны были бы превратить такое совпадение в символ национального примирения, почтить память героев антибольшевистского сопротивления. Тем более что и флаг теперь «белый», и герб вполне монархический.

Вот так и формируется национальное самосознание: примиряя сражающихся предков, каждой стороне отдавая дань за ее героизм и доблесть и признавая трагедию геноцида в отношении этносов, интегрируя их тем самым в общий круг «семейной» солидарности. Как сейчас в Германии, пусть во многом лицемерно (лицемерие, как известно, это дань, которую порок платит добродетели), постулируют христианские и иудейские корни немецкой национальной традиции.

Вот пусть чиновники, политики и интеллектуалы современной России лицемерно восхищаются героизмом обеих сторон в Гражданской войне и лицемерно оплакивают всех жертв геноцида, этнических чисток и искусственного голода. Так и создаются современные нации, так они обретают свои границы во времени и пространстве.

Считаю необходимым обратить внимание на некоторые сомнительные обстоятельства в обвинениях колумниста многих ресурсов Юлии Латыниной в адрес составителей списка политзаключенных, утвержденного Оргкомитетом митинга 4 февраля.

В своем комментарии она сочла возможным поставить под сомнение политический характер обвинений в адрес офицеров Аракчеева и Худякова, приговоренного сегодня Тверским районным судом Москвы к 12 годам заключения Дмитрия Барановского (РАТЕП и «Справедливость») и Ивана Белоусова, обвиненного в организации взрыва заряда на Манежной площади вечером 27 декабря 2007 года. Необходимо отметить, что Латынина в своем комментарии упустила ряд важнейших обстоятельств, существенно меняющих оценку ситуации.

Аракчеева и Худякова дважды оправдывал суд присяжных, причем вовсе не по мотивам исполнения ими приказа и т.п. Исследования на полиграфе не выявили вины Аракчеева. Лишение Аракчеева, как и затем бывшего сенатора Изместьева, возможности предстать перед судом присяжных уже указывает на наличие политического заказа.

Говоря о деле Дмитрия Барановского, Латынина упоминает замечательный факт – якобы вымогательство им у подмосковного министра 22,5 млн долларов США. То, что госчиновник обладает многомиллионным состоянием, само по себе должно служить основанием для его уголовного преследования.

Но самое нелепое «доказательство» было предложено по делу студента Белоусова. Во-первых, он никогда не входил в Национал-социалистическую организацию «Север». В ином случае приговор ему был бы куда суровей. Белоусов только ходил на полуподпольные идеологические семинары. В моменту обвинения он от правоэкстремистских кругов отошёл, но на «заметке» в спецслужбах остался. Во-вторых, имеющиеся в нашем распоряжении материалы ставят под большое сомнение доказательства обвинения в отношении якобы организаторов взрыва на Манежной площади. Это событие произошло в момент обострения политического противостояния в Москве, когда после Марша несогласных в конце ноября десятки оппозиционеров, в том числе лидеры, оказались под административным арестом и изоляторы ежедневно пикетировались. В этих условиях теракт, который можно приписать правым националистам, мог показаться выгодным для запугивания дестабилизацией и «русским фашизмом».

Но самое важное - экспертиза видеосъемки, якобы изображающая момент закладки Белоусовым и Скляром взрывпакета, проведенная экспертами-криминалистами МВД(!), не только констатирует невозможность идентифицировать обвиняемых - она дает основания поставить принципиальный вопрос о постоянном контроле спецслужб за происходившим. Взрыв произошел около 18 часов 27 декабря 2007 года. Информация с видеокамеры была снята и сохранена в 17.30 (это обозначилось как время создания файла). Круг лиц, которые могли получить быстрый доступ к памяти камер видеонаблюдения за площадью, очевиден. Понятно и почему «разоблачающая террористов» информация была снята за несколько минут до взрыва – после взрыва диск был бы тут же изъят (милицией, ФСБ или ФСО).

Вот на такие факты и надо обращать внимание, анализируя возможность политического заказа у осужденных.

Исполнилось 70 лет с момента конференции в Ванзее – совещания в пригороде Берлина, на котором и было согласовано, что окончательным решением еврейского вопроса будет не изоляция в гетто в Восточной Европе, не изгнание в заволжские владения, которые хотели оставить Сталину, и не отправка на Мадагаскар, но поголовное уничтожение. Реализацию этой программы позднее назвали Холокостом – по-гречески «всесожжение». Все предшествующие этому массовые убийства евреев, включая Бабий Яр, были акциями мести (за подрыв чекистами Крещатика, например) или запугивания.

Убежден, что Холокост стал кульминацией западной цивилизации – соединением усилий и ее религиозно-консервативной традиции, полторы тысячи лет раздувавшей антисемитизм, и её сравнительно молодой, двухсотлетней традиции - прогрессистско-механистической, с развитием техники, химии, логистики, виртуозной организации, сложной многослойной пропаганды, идеологии жертвования «неполноценной» частью во имя «общего блага». Европа ужаснулась делом рук своих, и начался постхристианский и постмодернистский этап – когда, в частности, бремя носителя гуманистических моральных норм было отнято у церкви и перешло к светской культуре.

Запад и европейские евреи вспоминают жертв Холокоста 27 января: в этот день в 1945 году Красная Армия освободила Освенцим – лагерь смерти Аушвиц-Биркенау. При этом все (почти все) деликатно обходят вопрос о том, что если бы Сталин не предал Варшавское восстание, то Освенцим был бы освобожден уже в августе 1944 года - на пять месяцев раньше, и это спасло бы не только сотен тысяч поляков и красноармейцев, но и множество евреев.

Израиль и еврейские евреи вспоминают жертв Холокоста в апреле, в память о восстании евреев в Варшавском гетто в 1943 году. Современный Запад не любит, когда субъектом истории является сам народ. Даже славу воссоединения Германии отняли у восставших немцев, отдав ее Горбачеву. Дескать, вот молодец, не пустил танки по берлинским улицам (как будто выпрашивающий осенью 1989 года на каждом мировом углу кредиты Кремль был способен на такое всерьез). Умная пропаганда отличается и от сусловского, и от сурковского агитпропов тонкостью – гипертрофия второстепенного лучше маскирует истину, чем самая изощренная ложь. Евреев спас Сталин. Немцев объединил Горбачев. И русских освободил Горбачев, а Ельцин разрушил державу...

Недавний скандал с ликвидацией надписи про жертв Холокоста в Ростове – из того же замалчивания Катастрофы европейского еврейства. Когда страна за страной, попирая свободу слова, вводит наказание за отрицание и Холокоста, и геноцида армян в 1915 году, то это не случайность. Известно, что Гитлер, решив устроить геноцид евреев и цыган, говорил: «Кто сейчас вспоминает геноцид армян?». Запрет на отрицание геноцида – это пусть и слабая, но попытка профилактики новых геноцидов. Отдельная тема – советское и постсоветское забвение Холокоста.

Проблема не только в антисемитизме истеблишмента, хотя и он играет важную роль. В прошлогоднем скандале вокруг «Сионских протоколов» обращает на себя внимание одна важная вещь - стремление трактовать историю и политику исключительно как заговор. И если трактовка истории как переплетения заговоров уже вбита в сознание Дэном Брауном, Робертом Ладлэмом, Дэвидом Моррелом и Умберто Эко, то над сегодняшним днем хорошо потрудились птенцы гнезда Суркова. Для победивших путинских чекистов такая картина мира понятна и естественна. Объективных социально-политических процессов, неминуемо дробящих империи, ниспровергающих диктатуры и, как выразился Рейган, «отправляющих на пепелище истории» паразитарно-силовые кланы, решили не замечать. Есть заговор. На заговор надо ответить хорошим контрзаговором (спецоперацией). Правление Путина стало каскадом спецопераций. И, начиная с антиоранжевой истерии в январе 2005 года, я с интересом смотрю, как Кремль своими руками создает в стране революционную ситуацию – по всем лекалам Николая II.

Антисемитизм истеблишмента (и партии власти, и системной «левопатриотической» оппозиции, бессильной вырвать влюбленность в чекизм из своего сердца) – это стремление вычеркнуть из общественного сознания способность государства к геноциду.

В эти дни следовало бы вспомнить еще два геноцида. Исполнилось 82 года с начала в декабре 1929 года «ликвидации кулачества как класса» - грандиозной карательной операции сталинского режима, включающей и Голодомор, удар которого пришелся преимущественно по украинцам (включая кубанских казаков, имеющих запорожские корни), и по казахам. Общее число жертв коллективизации, даже по «официальным, сильно заниженным данным» (постановление Госдумы 2007 года), сопоставимо с числом жертв Холокоста.

А 93 года тому назад, в январе 1919 года, начался первый большевистский геноцид – «ликвидация казачества». Если бы советская власть была свергнута до начала Второй мировой войны и, соответственно, не было ни Третьего рейха, ни Холокоста (Антанта, включая Россию, задавила бы Гитлера в зародыше), то народы свободной России обязательно чтили память жертв большевистских геноцидов.

Нынешний российский истеблишмент (и правящий, и «патриотическо-парламентско-оппозиционный»), являясь духовным наследником сталинской империи и чекизма, и стремясь возглавить антипросвещенческую традицию западноевропейской культуры, стремится замалчивать и советские преступления против человечности, и гитлеровский антисемитизм, видимо, испытывая к Гитлеру тайную благодарность за то, что тот так облегчил Сталину его послевоенную борьбу с евреями.

Нация отличается от конгломерата имперско-подданных тем, что никогда не прощает народоубийства. Пока в России народ снисходительно воспринимает массовое истребление своих предков коммунистическим режимом, то называть его нацией, строго говоря, нельзя. Интересно, что в современной России ленинскую и сталинскую политику считают геноцидом только две совершенно различные во всем остальном идеологические группы – либералы-западники и правые монархисты. Видимо, только на их основе сейчас формируется российское национальное сознание.

Автор сознательно не включает в перечень геноцидов массовое истребление и изгнание народов Западного Кавказа при Александре II и массовые сталинские депортации времен Второй мировой войны. Народы – жертвы этих Холокостов понимают, что стали жертвой геноцидов, и чтут память своих предков. У них все в порядке с национальным самосознанием, и им не приходит в голову искать оправдание своему истреблению.

Чтобы откликнуться на злобу дня, вот текст знаменитой песни борцов Вильнюсского гетто (автор Гирш Глик). Легенда прочно связала эту песню с трагедией Варшавского гетто. Мне этот перевод нравится больше, чем привычный, так напоминающий стандартные партизанские марши. Привожу его как пример мобилизующей риторики, в укор любителям плести риторические кружева на различных общегражданских радениях.

Не считай свой путь последним никогда,
Вспыхнет в небе и победная звезда,
Грянет долгожданный час и дрогнет враг,
Мы придем сюда, чеканя твердо шаг.

С южных стран и стран у северных морей
Мы здесь вместе в окружении зверей.
Где хоть каплю нашей крови враг прольет,
Наше мужество стократно возрастет.

Солнца луч озолотит сегодня день,
Уничтожим мы врага и вражью тень,
Если мы не отомстим за нашу боль,
Полетит к потомкам песня как пароль.

Песню кровью написал своей народ,
Птица вольная так в небе не поет.
С кровоточащею песней на устах
Мы идем вперед с наганами в руках.

Так не считай свой путь последним никогда,
Вспыхнет в небе и победная звезда.
Грянет долгожданный час и дрогнет враг,
Мы придем сюда, чеканя твердо шаг.

Три года назад, яростно нападая на тогдашнюю популистскую задумку лидеров ПЖиВ Лужкова и Шойгу – закон о защите истории (Великой Отечественной войны), я коснулся трагической дилеммы восточноевропейских народов – выборе между Сталиным и Гитлером. Они бы и рады были бы оказаться под эгидой Черчилля или Рузвельта, но такой возможности история им не подарила. Возможно, что, рассуждая телеологически, можно было посоветовать предпочесть Сталина, а потом «спокойно подождать» полвека до распада коммунизма. Но тогда для многих (не евреев и не левых) Великогерманский рейх воспринимался как защитник привычного порядка, церкви и частной собственности, как избавитель от колхозов, комиссаров и действительно кровавых чекистов. Известно, что как только вместо Рейха на Западе появился гостеприимный блок НАТО, то восточноевропейцы рванули к нему так, что «тапочки слетели», - и каждые десять лет лишь танки сдерживали народы в их безудержном порыве.

Я заранее понимаю, что, вступая в область рискованных ассоциаций, предоставляю уникальные возможности для недобросовестного цитирования. Например, как это было, когда различные подонки и тупицы превратили в апологию Власова мое сожаление о том, что если яростный националистический всплеск на Манежной не будет уравновешен подъемом интернационального демократического движения, то историки будущего констатируют, что «власовский проект» трансформации СССР победил «сахаровский проект». Но есть драматические исторические процессы, которые можно описать, только используя трагические и провокативные образы.

Полгода назад я написал, что если бы Гитлер и его окружение действовали в 1939-41 годах по рецептам их «гуру» – фельдмаршала Людендорфа 1915-18 годов, то 9 ноября 1941 года нацистская верхушка принимала бы парад победы в Москве – столице «национальной России".

Ирония истории в том, что сегодня перед отечественными образованными и зажиточными горожанами миллионников стоит такая же дьявольская альтернатива, перед которой оказались малообразованные крестьяне и недалеко ушедшие от них по развитию жители городов Балтии, Украины, Белоруссии, Кавказа, да и западной России летом 1941 года. Только сейчас идеологические маски сменились. Выбор таков: тоталитарный оппозиционер Зюганов несет потрясение всему привычному укладу, но возвращает динамику погрязшему в социальном некрозе обществу - или устоявшееся зло «четвертьфашистского» путинизма, при котором все-таки самые главные злодейства уже случились и «есть надежда на диалог».

Против перемен говорит то, что финансовая система способна рухнуть от самого слабого толчка, пожары многолетних национальных конфликтов вспыхивали и от меньшей провокации чем угроза ликвидации национальных автономий, и что «левый» реванш за октябрь 1993 года не ликвидирует, но лишь перешерстит путинскую опричную систему государственного рэкета и государственного рейдерства.

За перемены говорит объективная тенденция к ползучей фашизации партии власти, которую необходимо остановить любой ценой.

Второй тур – с неопостсталинистом Зюгановым и постнеофашистом Путиным – это фантастически важный выбор в истории не только России, но и мира.

При сохранении политической инерции лидер КПРФ просто играет с Кремлем в поддавки, повторяя свой совершенно проигрышный рисунок кампании 1996 года, когда, казалось, не выиграть у Ельцина выборы было невозможно. Так же точно проиграл Гитлер, уже бывший через месяц войны на полдороге к Москве. Но вот в 1917-18 году Германия шла на Восточном фронте от победы к победе. Причина в искусной политике окружения кайзера и его венценосного коллеги в Вене: вместо национального гнета, «нордической спеси» и людоедского расизма – защита национальных меньшинств, обещание независимости всем подвластным Российской империи народам, «хлеб и порядок», а в отношении самой России – ловкая игра с одновременной поддержкой и большевиков, и самых правых монархистов.

Поэтому сейчас Зюганов может победить, только если он будет вести себя в ходе нынешнего генерального политического сражения не как Гитлер, но хотя бы как Людендорф, неся перед собой не кошмар Антиавгустовской революции, но надежду на спокойные перемены к лучшему. Если же он не сможет быть «умнее Гитлера», то вся историческая вина за будущий неизбежный кровавый распад страны падёт именно на него.

Так, что, если исходить из финляндского опыта 1939 года, в этом марте российскому среднему классу придется решать, что лучше спеть:

Иди за Урал, иди за Урал,
Там много места для Молотова.
Туда отправим и Сталина и его приспешников,
Политруков, комиссаров и петрозаводских жуликов.
Нет, Молотов! Нет, Молотов!
Ты врешь еще больше, чем сам Бобриков!

Или же, напротив:

Много лжи в эти годы наверчено,
Чтоб запутать финляндский народ.
Раскрывайте ж теперь нам доверчиво
Половинки широких ворот!

Ни шутам, ни писакам юродивым
Больше ваших сердец не смутить.
Отнимали не раз вашу родину -
Мы приходим её возвратить.

На днях беседовал с рижским философом Наумом Надеждиным о судьбах России. На естественный вопрос о возможных перспективах ответил, что, не будучи Нострадамусом, ничего конкретно сказать не могу и, более того, поскольку Россия сейчас проходит точку бифуркации, то ничего определенного добросовестный человек сказать и не может - кроме того, что все может измениться от легчайшего колебания крылышек бабочки.

Сейчас на роль бабочки очевидно претендует кандидат на пост российского президента Зюганов. Геннадий Андреевич, которого за содержание его политической риторики (особенно по части лагерного иврита) уже вполне можно обзывать «Геннадием Адольфовичем», совершенно неизбираем. Содержание его предвыборного листка с официозной биографией, заботливо раскиданного по подъездам спальных районов, убеждает в этом еще раз. Мелкий шрифт и нудный рассказ о прочно забытых политических баталиях 20-летней давности. В советскую эпоху так писали про вождей третьего разряда (вожди второго разряда сплошь оказались в антипартийных группах и уклонах): «еще в тысяче девятьсот лохматом году показал себя твердым искровцем, всегда боролся с отступлениями от ленинской линии» - и прочие волнующие перипетии сектантско-подпольной жизни.

Интонация зюгановской биографии трогательно напоминает издававшиеся в 20-е годы книжки из серии «Гражданская война глазами белой эмиграции» - в стиле "я предупреждал, но меня не слушали" - и пронизано той же тоскливой безнадежностью. И заканчивается она на самом интересном месте: вот к власти приходят Путин и «Единая Россия», продолжающие политику «ельцинской колеи». И на пути у оной колеи вновь встал во весь рост Г.А. Зюганов. Точка. Ни второй серии, ни сиквела не обещано.

Словом, Зюганов, говоря военным языком, «смазка для штыков» в любой предвыборной кампании. Но и у Бориса Николаевича Ельцина 16 лет назад рейтинг был 3%. А потом победа над Зюгановым с 55% голосов. А через месяц после нее у Ельцина опять рейтинг 3%. Ибо победил в июле 1996-го не Ельцин, но широкая антикоммунистическая (антизюгановская) коалиция.

Выход Путина во второй тур с Зюгановым – это триумф «бархатного Пиночета» над «бархатным Сталиным».

Выход во второй тур кандидата ПЖиВ и кандидата общенационального движения против жуликов и воров – это нежно чаемая либеральной интеллигенцией победа русской бархатной революции. В этом случае Зюганов подписывает с оппозицией «генеральные кондиции», вроде предложенных ему «Левым фронтом», закрепленные обещанием уравновесить «левого президента» назначением «правого премьера» (по образцу польского исторического компромисса 1989 года).

Однако если Зюганов предпочтет альянсу с несистемной оппозицией (либеральной и социал-демократической по духу) негласный союз с Кремлем, то отечественная история потечет по совсем иному руслу.

Главным признаком заключения такого союза станет проведение Зюгановым своей избирательной кампании «в поддавки»: под знаменами черносотенного национализма, ностальгического сталинизма и площадного антиельцинизма. Бонусом для Геннадия Андреевича в этом случае будет возможность стать на некоторое время лидером признанной «главной оппозиции». Личная цена – полная политическая дискредитация. А цена для российского общества – кровавая революция против опостылевшего путинизма через несколько лет.

Когда в августе прошлого года я оценивал возможности компромисса будущего (тогда, казалось, бесконечно далекого – где-то лет через пять) оппозиционного движения с режимом, то, к сожалению, не уделил нужного внимания феномену нелегитимности путинской системы.

Сейчас бушует полемика по поводу переговоров с Путиным. Изучив печальный опыт недавнего протестного подъема 2007-2010 годов, легко убедиться, как быстро раскололись ряды оппозиции, как только забрезжила некоторая надежда на успех. Тогда все по отдельности – радикалы и умеренные, националисты и неосталинисты, либералы и консерваторы - твердо решили, что таскать каштаны из огня для случайных партнеров они не намерены. В эти трещины все и провалилось.

Необходимо признать объективный характер противоречий. Говоря марксистским языком, «классовый смысл» движения «декабристов» - это возвращение к «ельцинским» нормам буржуазной демократии, и прежде всего создание системы нерушимых гарантий частной собственности и реальной конкуренции в политике и медиа.

«Белая» коалиция объединяет широкий спектр - от сторонников «честного путинизма» до сторонников «оранжевой революции». Но реваншисты 1993 года, мечтающие об искоренении буржуазии и буржуазного парламентаризма, а также «национал-демократы» после краха Стратегии-11 и «Русских маршей» - все они, почуявшие в декабре 2011-го долгожданный шанс перейти из статуса идеологических сект (из, условно говоря, кадрированных дивизий) в статус «офицерской» составляющей массовой протестной армии, – это реальная угроза движению, имеющему очевидный «среднеклассовый» характер.

Поэтому сегодня борьба внутри стана борцов проходит в еще более яростном варианте. И очевидно, что даже намек на компромисс умеренно-либеральной части «Болотной» с властью тут же расколет оппозицию, и в этот раскол «умеренные» провалятся. А рост отторжения путинской системы обществом таков, что ждать несколько лет, пока на основе поэтапной либерализации режима разовьется «половинчатая» демократия, никто не будет.

Проблема путинизма-2011 (в отличие от путинизма-2002, который мог дать задний ход) в том, что он преступен в юридическом смысле слова. Ни самодержавие в 1917-м, ни горбачевский режим 1987-89 годов, ни постфранкистский режим 1975-77 годов не были криминальными. Криминальным были германский нацизм, итальянский фашизм периода «Республики Сало», диктатуры Пиночета, Сомосы, Батисты, Стресснера, режимы апартеида в ЮАР и Южной Родезии. Именно поэтому провалились все тайные переговоры с эмиссарами Третьего рейха: даже самый мягкий компромисс предусматривал неизбежное многолетнее тюремное заключение для германской стороны переговоров и полный демонтаж режима, и все переговоры привели лишь к капитуляции в Реймсе на день раньше капитуляции в Потсдаме.

Криминальные режимы не могут быть постепенно либерализованы. Любые демократические реформы сразу ставят вопрос об их нелегитимности и об ответственности функционеров режима в общеуголовном понимании этого термина.

Политическое господство «партии власти» - это результат фальсификации выборов и давления на избирателей, а также итог цензуры и насаждения госидеологии, то есть узурпация власти, совершенная преступным сообществом. Экономическое господство путинской опричнины – это результат фальсификации уголовных обвинений, госрэкета и госрейдерства, манипуляций правосудием, пыточной системой в местах лишения свободы. Полицейская стабильность режима – результат антиконституционной слежки и провокаций, фабрикации политических и псевдоуголовных обвинений.

Либерализация деспотического режима воспринимается серьезно только тогда, когда освобождаются видные политзаключенные, ослабляется цензура в основных СМИ (то есть к ним получает доступ неуправляемая оппозиция), а суды и следствие пусть и от растерянности, но начинают следовать закону. Нетрудно представить себе мгновенное изменение российской политической конфигурации, когда на авансцене общественной жизни появится «узник №1», а тысячи предпринимателей, вышедших по «широкой амнистии», начнут ходить по судам и прокуратурам, требуя реабилитации и возвращения имущества.

Можно придумать – по йеменскому образцу - амнистию для виновников пыток и неправосудных решений. Но нельзя «законно» удержать украденное, нельзя заставить считать законными органы власти, сформированные по чудочуровским лекалам. И малая щепотка демократии ликвидирует путинизм.

Это второй-третий эшелон советской партхозноменклатуры рассчитывал выгодно обменять статус функционеров империи зла на места национальных президентов, демократических мэров и губернаторов, либеральных предпринимателей, консервативных политиков и поэтому осенью 1991 года легко сдал и КПСС, и СССР. Но бизнесмены, сделавшие при путинизме состояние и обеспечившие себе эксклюзивные возможности благодаря родству и дружбе с чиновниками и силовиками, отлично понимают, что в условиях конкурентного капитализма у них мало шансов сохранить привилегированное положение. То же относится к политикам из мира «управляемой демократии» - им вряд ли удастся остаться на плаву в среде демократии неуправляемой.

И поэтому путинизм не пойдет ни на какие уступки, ни на какой "круглый стол". Наигравшись с оппозицией, режим нанесет сокрушительный удар. Но парадокс истории в том, что именно этот удар реально сплотит общество, выделит лидеров протестного движения, как шелуху сметет все игры в бирюльки. И перед лицом очевидной фашизации системы все противоречия будут сняты.

Практика показывает, что правящий класс соглашается с утратой господствующего положения только перед дилеммой "жизнь или кошелек". Это не значит, что не может быть компромисса. Например, Госдума шестого созыва, строго говоря, нелегитимна не по самому факту избрания (неучастие в выборах ПАРНАСа, «РОТ-Фронта» и «Другой России», отсутствие мажоритарных округов - все это не имеет критического значения), но по составу. Для принятия заранее согласованных на гипотетическом "круглом столе" законов (об амнистии, о партиях и общественных организациях, о судебной системе, о выборах, о правительстве, о борьбе с коррупцией, об обеспечении независимости СМИ и проч.) можно договориться, что решения принимаются большинством в 2/3 голосов. Это фактически было бы принудительное создание коалиции «Единой России» либо с ЛДПР, либо со «Справедливой Россией» - коалицию, на которую «партия власти» была бы в любом случае обречена при честном подведении итогов голосования 4 декабря. И это могло бы помочь развязать конституционный гордиев узел.

Если просто договориться не удастся, то представители нынешней бюрократической и бизнес-элит должны понять, какой перед ними выбор: огульные революционные репрессии, включая поголовные люстрации в отношении функционеров режима и широкая национализация, либо «всего лишь» точечные преследования наиболее оголтелых организаторов политических и других «заказных» преследований, а также лиц, прямо причастных к политической коррупции.

Более года назад я обратился к потенциальной «Болотной», заклиная «третье сословие» стать средним классом и этим опередить ползучую фашизацию протестного движения. Еще через месяц, в конце декабря 2010-го, под впечатлением нового приговора Ходорковскому и Лебедеву, в дни, когда еще не остыла лава Манежного извержения, я ставил перед либеральными кругами почти буддийскую загадку: как предотвратить фашизацию страны, если и режим фашизируется на глазах, и в оппозиции стремительно растет доля радикально-националистической составляющей. Перед участниками сегодняшний оппозиции я ставил тяжелые вопросы, ответы на которые, полагал, может дать только чудо. Но чудо произошло – в считанные дни в России появилась основа политической нации и всеобъединяющей идеей стала борьба за демократию.

И именно сейчас враги «движения 10 декабря» начали против него психологическую войну. Одни откровенно стремятся к деморализации протестующих, уверяя, что они ничего не добьются и все протесты бесполезны, но вот если добьются, то до основания покончат с собственных хрупким благополучием. Так в начале 1990 года москвичей запугивали, что если он будут слишком рьяно выступать, то их лишат колбасы и устроят погром (под видом общества «Память»). Итог известен.

Другие враги демократии действуют более тонко: они объясняют, что общество уже победило, оно уже совсем-совсем гражданское, показало свою богатырскую силу - и теперь власть будет с ним обязательно считаться, разрешит создание ста правых партий (по-прежнему запрещая предвыборные блоки), а в четвертый раз Путина переизберут президентом уже совсем-совсем честно...

В тот же день, когда зубная паста вытеснила зубной порошок, появилась мудрая поговорка – пасту в тюбик обратно не соберешь*. То же самое и с утратой властью моральной легитимности Нравственная революция 5 декабря лишила «Единую Россию» морального права быть властью. Даже если за слова о нелегитимности режима давать не 15 суток, а 5 лет лагерей, то от этого захватчика не перестанут звать оккупантом, а деспота – узурпатором. Если сейчас либеральная улитка втянет рожки, то ведь из памяти общества уже не сотрутся кадры с десятками тысяч скандирующих про фальшивые выборы. Если либералы (новорожденный средний класс) забудут, как они стали мещанами во дворянстве, то ведь ни народные массы, ни молодая радикальная интеллигенция эту утрату властью морального права руководить страной не забудет. Только либеральную бывшую оппозицию эти протестующие сочтут такой же частью номенклатуры, как и чиновников, депутатов-единоросов и прокуроров, и сбросят вместе с ней.

При дестабилизации сложные системы видоизменяются до тех пор, пока не обретают нового устойчивого состояния. Это состояние может быть проще предыдущего, но может и быть принципиально более сложным. Такая трансформация (в социально-политическом воплощении – смута) будет длиться до обретения системой уровня стабильности. Если с поля боя за демократию дезертирует либеральная оппозиция, то агония режима продлится до неизбежного установления радикально-популистской диктатуры. Сейчас власть может достойно «отдать шпагу» только демократически-либеральной оппозиции, понимая, что лишь в этом случае немедленного социального обвала не произойдет, будет создано центристское коалиционное правительство, число жертв чисток неизбежных уложится в тысячу, а права личности и легитимная** частная собственность будут незыблемы. Любой иной вариант революции – неокоммунистический или социал-националистический - будет для правящей номенклатуры и ее интеллектуальной обслуги куда более фатальным. Поэтому умеренным прогрессистам из бывшего «медведевского большинства» прямой расчет молиться, что бы улитки смело перли рожками вперед.
Кстати, о молитвах. Общим рефреном всех выступлений на проспекте Сахарова было: «В следующем году - свободные!». Такой перифраз пасхального: в этом году рабы, в следующем – свободные люди. Но, чтобы быть последовательными в этой теме, «декабристы» должны день и ночь твердить (заменив Иерусалим на демократию): если я забуду тебя, пусть отсохнет десница моя, пусть прилипнет язык к гортани моей, если я не буду помнить тебя (Псалом 137).

* Ну, с помощью кондитерского шприца можно попытаться...
** Понятно, что на вывесках «Роснефти» черная полоска вновь смениться на зеленую.