В конце декабря, под впечатлением приговора Лебедеву и Ходорковскому, я написал статью «Молчаливая интеллигенция». Из первых строчек этой статьи - о неминуемости фашизации партии власти и быстро растущем нацистском сегменте в радикальной оппозиции - «Эхо Москвы» сделало хорошую передачу «Будущее России – фашизм». Смею надеяться, что мой отчаянный призыв к интеллигенции не смолчать перед лицом наглого надругательства над правом, вместе с другими такими же призывами, например, Бориса Акунина, сыграл свою роль в появлении обращения 45-ти к «Международной амнистии» о признании Ходорковского узником совести.

Но мне хочется коснуться другого феномена – «орущей интеллигенции». Так я обозначаю тех, кого полтораста лет назад называли нигилистами и разночинцами – народный, «низовой» слой интеллигенции, не просто людей интеллектуальных профессий или с духовными запросами, а тех, кто готов интенсивно «производить смыслы», стать идеологами массового протестного движения. Это та самая интеллигенция, про которую сто лет назад Зинаида Гиппиус писала, что они – те, кто «едят сардины с ножа». Возможно, это прообраз настоящей левой интеллигенции западного типа, которая вновь завелась в нашей стране, после 40-летнего господства правизны разных оттенков^*.

Японская трагедия только помогла уточнить мне образ перегревающегося социального реактора. До этого приходил в голову только кипящий котёл или бурлящая магма в недрах еще спящего вулкана. Какой в России социально-политический пейзаж? Статусные интеллектуалы призывают власть одуматься и заняться реформами. Cтатусные оппозиционные партии убедительно играют роль парламентской оппозиции в условиях парламентской демократии, накал и последовательность их критики подчас достигает уровня антибюрократических инвектив журнала «Крокодил». Простой народ готов решительно протестовать против роста цен и тарифов, против того, что сносят их гаражи, что из кранов норовит потечь всякая гадость. Он только совершенно не понимает, зачем ему демократия, ибо политиков и прочих депутатов искренне презирает (хотя втайне и опасается – как деревенского колдуна) и самых отъявленных норовит отправить в их отстойник – Госдуму, чтобы не путались у приличных людей под ногами.

И вот на краю этого болота бурлит ключ народного гнева – «орущая интеллигенция». Эти люди, теперь в основном молодые, буквально физически чувствуют боль от загнивающего заживо социума, в котором социальный протест концентрируется лишь на двух основных пунктах: запретить танцевать лезгинку на Красной площади и положить состояния героев «Русского Форбса» на их сберкнижки. Идеологический багаж «орущей интеллигенции» довольно причудлив – он состоит из обломков различных, подчас карикатурно устаревших доктрин: черносотенные идеи «народной монархии» вековой давности, романтический неосталинизм, постнародничество, мозаика из умиления перед простой «экологической» жизнью и напыщенной прохановской гордостью за советские гигантские «заводы и реакторы», полное неприятие государства как воплощения исторического зла, взятое одновременно от двух злейших врагов – патриархального крестьянства и «доброго старого» блатного мира с его отвержением всего «красного», раннефашистские идеи о «нации-пролетарии» и обрывки сверсовременных антиглобалистских идей... В этом вареве рождаются очень странные доктрины. В последнее время все большее влияние приобретают две идеологии – мечта о русском государстве, свободном от коррупции (ибо чиновников подкупают, вестимо, инородцы) и от инородцев, несущих свои «чуждые» обычаи, например, пугающий обычай отмечать свой главные религиозный праздник распределением баранины, а не развозом свинины по кладбищам.

Но оставим злорадство. Ведь главная сила демократического движения конца 80-х – антисоветская «советская интеллигенция» - тоже составляла свое мировоззрение из противоречивых и архаичных на тот момент теорий – романтического национализма XIX века, либерализма дорузвельтовской эпохи, идеализированного православия, ностальгического монархизма, почерпнутого из эмигрантской мемуаристики, наивной социал-демократии, вычитанного из перестроечной публицистики тэтчеризма... Из этого винегрета и составилась та идеологическая база, которая обеспечила победу демократического движения в России и национал-демократических движений в других частях СССР, позволила начать быстрый переход к многопартийности и рынку.

Такой клокочущий ключ есть в любом обществе. Но российское общество неудержимо движется к новой смуте. Огромную роль в этом играет «медведевская оттепель». При предыдущем тиранстве велено было считать, что всё замечательно, а отдельные недостатки суть следствие: а) родимых пятен «проклятых девяностых»; б) всемирной русофобии. Теперь получена возможность почти откровенно критиковать существующую действительность, пинать «партию власти» - ее вот-вот, как год назад милицию, превратят во всероссийского мальчика для битья. Особо шумных критиков преследуют, но приговор к условному сроку за то, за что раньше давали несколько лет тюрьмы в пыточных условиях, только разжигает симпатии к протестующим. В результате общественно-политическая обстановка «плывет» - она так же медленно вползает в новую дестабилизацию, как 12 лет назад медленно вползала в путинский авторитаризм.

При этом и «реверс» уже невозможен – правитель (в ставшей модной «политологии ужасов» - это вернувшийся на президентский пост Путин), который попытается «поставить на место» разошедшееся общество, столкнется с полным непониманием и отторжением. По своим последствиям это можно уподобить только экстренному вводу графитовых стержней в четвертый энергоблок Чернобыльской АЭС утром 26 апреля 1986 года.

Вернуть народную любовь такой «опричный режим» может только «китайскими» рецептами – жесточайшими показательными репрессиями против чиновников, стремительным уменьшением социального разрыва за счет сверхобложения богатых и новым подчинением истеблишмента дисциплинирующей и аскетической политической силе. Очевидно, что элиты решатся на такой вариант только перед лицом новой смуты и анархии. Как всегда бывает в истории, власть имущие, нахлебавшиеся «тиранства» послереволюционной «стабилизации», мечтают о гарантиях защиты от произвола и поэтому потребуют соблюдения демократических норм. С этой же целью российская аристократия после бироновщины требовала «шляхетских вольностей», послесталинская номенклатура – возвращения к «ленинским нормам социалистической законности», а послеандроповская – «правового государства».

Мне нетрудно представить себе игру олигархов в восстановление «приоритета прав человека». Но это никак не снимет нарастающее возмущение коррупцией и социальным расслоением, прямиком ведущее к столь модному сейчас «арабскому сценарию». Любой массовый социальный протест, а поводом к нему может стать что угодно, будет подобен землетрясению, разрушающему защитный корпус реактора. Общественно-политический кризис мгновенно превратит «орущую интеллигенцию» из сборища маргинальных чудаков в лидеров народного движения. Никакие «превентивные» репрессии этого не остановят – в комиссара (не путать с самозваными титулами путинюгендцев) революционных масс способен превратиться любой молодой и энергичных интеллектуал с подвешенным языком и политическим темпераментом. Главное тут владение общим кодом с рабочим классом. В создании такого общего интеллигентско-пролетарского семантического кода большое значение имеет владение единой с младых ногтей общей квазикриминальной знаковой системой – с ее отторжением государственности и простыми принципами справедливости и взаимовыручки.

Поэтому, например, таким идиотизмом со стороны «борцов с экстремизмом» является недавний приговор за фальшивую антиментовскую листовку молодому тюменскому профессору Андрею Кутузову – два года условно ужасом в землю не вдавливают, но сколько студентов после этого пополнят ряды потенциальных борцов с режимом?!

Но и для либеральной оппозиции этот «бурлящий котел» – плохое подспорье. В этом котле неприятия личных свобод и толерантности не меньше, чем у большевиков, а освоение националистических идей идет с такой скоростью, что скоро можно будет говорить о неонацистском (национал-революционном) движении как об одной из ведущих сил радикальной оппозиции.

Поэтому, как это ни парадоксально, предотвращение взрыва ультраоппозиционного «реактора» - это первоочередная задача для мудрых людей как людей в элите, так и во внесистемной оппозиции.

Мудрые в правящей элите должны прекратить идиотничать с «либерализацией по капле» и решиться на взрывное расширение присутствия в политическом классе левых либералов и демократических популистов (органично тяготеющих к формированию отсутствующей в России социал-демократии): немедленная политическая амнистия, немедленная регистрация всех новых партий, резкое снижение предвыборного барьера, легализация предвыборных блоков, а также использование всех административных и информационных ресурсов для укрепления позиций либеральной оппозиции. Возможно, что наиболее надежным способом гарантировать превращения «партии власти» из профсоюза чиновников в реальную и действенную политическую силу будет раздел ее (а попутно финансовых, аппаратных и информационных спонсоров) на две-три конкурирующие партии.

Все эти меры по мгновенной (с точки зрения истории) демократизации дадут возможность политическим радикалам выйти из гетто, перестать чувствовать себя партизанами на оккупированной территории, получить возможность для политической и бюрократической карьеры. Одновременно это предотвратит ползучий процесс фашизации «партии власти». Эта угроза - не привычная демократическая страшилка: любая меритократическая (правительство – единственный европеец) элита, взявшая на вооружение национально-консервативные установки, имеет неукротимую тягу к фашизации.

Но и мудрым людям в либеральной оппозиции необходимо сделать очень многое для «уменьшения температуры в рабочей зоне реактора» - необходимо резко повернуть программные установки к социал-демократии, предоставив защиту рафинировано-либеральных устоев прогрессистам из правящего лагеря.

Распространение этнического национализма, принявшее после 11 декабря характер эпидемии, может быть преодолено только общей борьбой за принципы права. Даже резко оппозиционные силы не считают установление полноценной демократии первоочередным лозунгом, но идеи соблюдения личных прав и защиты человеческого достоинства, включая гарантии от нищеты, вполне могут стать объединяющей доктриной, способной помочь формированию гражданской нации и тем избежать распада страны во взрывах межнациональной и региональной ненависти.

^* Только в России с середины 1970-х годов и в Израиле социологи отмечают феномен «правой интеллигенции», в остальном мире молодость, интеллектуализм и левизна давно стали неразрывны.