Были времена, когда люди ходили с двумя перекрещенными мечами за спиной и могли при случае достойно перешагнуть границу этого мира, забирая с собой жалкие души врагов.

Все изменилось с тех пор, как появились рабы. Им запретили носить оружие. С тех пор жизнь раба не стоит даже плевка их господина.

А если появляется храбрец, слова которого подобно клинку, и он кричит, призывая очнуться тех, кому ноздри пробили еще при рождении и прочно застегнули ошейник, такого человека либо объявляют сумасшедшим, либо убивают, либо же долго пытают, подвергая длительному тюремному заключению.

Борис Стомахин - личность яркая и неоднозначная: это мыслитель, публицист, философ. Прочитав его стихи, я утверждаю, что он ко всему еще и поэт. Настоящий.

Впервые я услышала об Стомахине в 2005 году благодаря его публикациям, а лично познакомилась в 2011-м в Музее имени Сахарова.

Он громко протестовал против войны в Чечне, называя российских военных "оккупантами". И я поддерживаю его в этом утверждении, пройдя ад чеченских войн и чудом сумев там выжить.

Зимой 2000-го оставшихся в живых стариков и детей из моего двора в городе Грозном, среди которых большинство были русскими, российские военные повели расстреливать, но в итоге постреляли над головами и, сказав, что "пошутили", прогнали прочь. Мне было уже четырнадцать, и я умела писать стихи:

На снег, в Крещенье, 19-го,
«Из дома — вон! Не запирать!
С собою вещи — не вытаскивать!
И ног не смейте обувать...
Идите — вон! Вперед! Без паспорта!
Он вам не нужен! Вон! На снег!..»
Мы смотрим — перед нами в маске
Военный русский человек...

Когда Борис Стомахин прочитал их, то сказал:
«По этим ублюдкам надо было запалить из гранатомета!»

Конечно, ни я, ни Борис Стомахин не убийцы. Мы люди слова: писатели, публицисты. Нам свойственны метафоры и предельная точность деталей. Но иногда очень не хватает пары мечей.

Современные граждане России в полусне: их слабые протесты в общем безрезультатны. Настоящей прочной оппозиции нет.

Кухонные диссиденты ждут уютного гроба - между горячими закусками, рюмкой и руганью очередного господствующего тирана.

Слабая видимая оппозиция напрягается, придумывая очередной повод для сбора денег, а также соблюдая возможность закрыть рот каждому, кто действительно знает и говорит правду в силу своей осведомленности.

И мне понятны строки Бориса:

Никого у меня не осталось -
Ни родных, ни друзей, ни подруг,
И маячит за окнами старость –
Мой последний единственный друг.

Опостылели стены родные,
Я вовек уже в них не вернусь.
Надо ехать в пределы чужие,
Где не властна расейская гнусь.

Но тюремные крепки засовы,
И решетки на окнах тверды.
Скоро срок намотают за Слово
Мне советские эти суды.

И опустят в такие глубины,
В этот жуткий, бессмысленный ад,
Что имей и здоровую спину –
Не нашел бы дороги назад.

И закончится жизнь не в Европе,
Где свободны и слово, и мысль,
А в глухой русской лагерной жопе
Средь двуногих глумящихся крыс...

Когда Борис Стомахин попал в тюрьму впервые, мне суждено было разговориться с ребенком в одной московской семье.

- Нужно устроить ему побег! - сказал двенадцатилетний герой.
- Как это сделать? - спросила я, приготовившись выслушать новое поколение.
- Странные вы взрослые! Его же фашисты в машине возят! Напасть нужно и освободить, как во времена Робин Гуда. Тогда люди помнили о чести и справедливости, а наши времена мне что-то не сильно нравятся...
- Мне тоже... - ответила я и подумала: а почему бы и нет?

Борис Стомахин выступал на митингах с плакатами против войны в Чечне, говорил то, о чем другие думают с оглядкой, а потом лицемерно шепчут, что нужно-де применить христианское всепрощение к ублюдкам.

Но никто, ни один человек, ни единого раза (не считая богословских бесед да пары банок кильки) не попытался ему реально помочь! Есть, конечно, ничего не решающие подписи в его защиту, среди которых нацарапана и моя. И это в государстве, где у власти бандиты, где повсеместно продажные судьи, цензура в литературе и кино взошли на запредельный уровень угождения властям и единственная справедливость - это руки и то, что ты можешь в них взять.

Бориса Стомахина вновь незаконно арестовали в 2012 году. После того как он уже отсидел пять лет по жутким российским тюрьмам. И невзирая на его инвалидность после падения с четвертого этажа при первом аресте и старую одинокую мать, за которой нужен уход, опять заточили за решетку.

Его арестовали за слова и мысли в стране, которая упорно добрела до точки невозврата.

Я подала кассационную жалобу и замечания на протокол судебного заседания по продлению срока Борису Стомахину.

«Никогда таких длинных протоколов по таким делам у нас не было», - сказала мне секретарша в суде. Действительно, документ немаленький - больше шести страниц. Обычно протоколы по продлению на одной-двух умещаются.

«Протокол готовили тщательно, вряд ли у вас будут замечания», - сказал судья. Лицо у судьи добродушное, вежлив, явно ведь не злодей. И что бы ему было не внять нашим доводам и выпустить Бориса до суда? В судебном заседании он удовлетворил ходатайство о моем участии в качестве защитника – правда, только в данном суде по продлению срока, а не на весь оставшийся период следствия, как ходатайствовал Стомахин.

После всех правовых аргументов на суде я привела простой человеческий: у Бориса Стомахина пожилая мать, сердечница-инвалид, она и так очень много уже перенесла, никого кроме сына у нее нет, и неизвестно, дождется ли она его из заключения. Я завершила речь призывом к милосердию.

Мы ходатайствовали об изменении меры пресечения на любую другую. И вряд ли пострадал бы от начальства судья, если бы под домашний арест, например, отпустил Бориса. Нет же - продлил срок содержания в тюрьме вполне хладнокровно.

Просматривая протокол судебного заседания, я сразу же наткнулась на огрехи. «В случае продления меры пресечения в виде заключения под стражей, направленной на изоляцию Стомахина Б.В. от общества с целью оградить последнее от преступной деятельности обвиняемого...» Такую словесную абракадабру приписали мне в реплике, но не могла я так выразиться ни при каких обстоятельствах! И мои слова «тексты, вменяемые Стомахину» секретарши методично заменили на «тексты, написанные Стомахиным». Каверзная оговорка. Не внесли в протокол какие-то важные вещи, например, приведенный адвокатом Виктором Бородиным перечень постановлений Конституционного суда, статей Конституции и международных пактов, в соответствии с которыми лишение свободы до суда в случае Стомахина противозаконно. Забыли внести и слова адвоката о том, что на форумах в интернете можно найти массу высказываний с различными резкими призывами и если за все это сажать, то можно дойти до абсурда и пересажать огромное количество людей.

Борис Стомахин обвиняется по статьям 282 ч.1 (разжигание ненависти), 205 ч.2 (оправдание терроризма) и 280 ч.1 (призывы к экстремизму) - последнюю недавно добавили. Конкретно же вменяется несколько текстов, размещенных в интернете. Борис в следствии не участвует, ссылаясь на 51-ю статью Конституции. Следователь Абоев, ходатайствуя об очередном продлении содержания Стомахина под стражей, сослался на необходимость завершить осмотр всего изъятого на обыске при аресте, получить заключение амбулаторной психиатрической экспертизы и предъявить обвинение.

Все эти действия не требуют дальнейшего пребывания Стомахина под стражей, разумно объяснил адвокат Бородин. Статьи не тяжкие, потерпевших нет, свидетелей, на которых мог бы повлиять обвиняемый, тоже нет. И ни одного обстоятельства, оправдывающего содержание Стомахина под стражей до суда, ни следователем, ни прокурором не названо.

Я говорила о том, что тексты, вменяемые Стомахину, располагались в интернете на мало посещаемых ресурсах, их почти никто не читал. Содержание человека под стражей в таком случае абсурдно, потому что только способствует распространению текстов, к ним привлекается внимание, арест достигает противоположного результата. Слово из-за решетки громче звучит. Поэтому со словом вообще нет смысла бороться с помощью арестов.

Я привела на суде пример (его тоже в протокол не занесли), когда текст с явным экстремистским призывом повлек за собой чудовищные преступления против человечности. Это призыв Симонова и Эренбурга «Убей немца!». Не фашиста вооруженного, а немца. Массовые преступления против мирных, ни в чем не повинных людей стали следствием ненависти, стимулированной подобными текстами. Однако в голову никому не приходит признать их экстремистскими, сажать за их распространение. Стомахина же посадили за тексты, которые вообще никакого преступления не стимулировали, даже самого малого. И призывов как таковых в них нет, это лишь эмоции человека, вызванные переживанием жестокости мира, а сажать за это – лишь умножать ту самую жестокость.

На предыдущем суде по продлению срока Стомахину в начале февраля судья была неприветливая и резкая, в зал не пустила никого, даже мать Бориса, сделав заседание закрытым. На последнем же заседании судья и в зал всех пустил, и аргументы выслушал внимательно, и даже с обвиняемым, говорившим с судом сидя, вполне был приветлив. А итог один – Стомахин сидит.

Между тем следствие подходит к концу. В ближайшие дни начнется знакомство с материалами дела. В этом обещает участвовать адвокат Михаил Трепашкин, намеревающийся защищать Стомахина в суде.

Моя кассационная жалоба вряд ли будет удовлетворена Мосгорсудом. Таким образом, Борис останется под стражей на неопределенный срок. Пять лет он уже отсидел за три статьи в малотиражке. Теперь будет суд за три статьи в интернете - и сколько он даст с оглядкой на предыдущие пять лет? Нет надежды, что мало. И невозможно сказать, когда освободится этот мученик, страдающий за резкий стиль и злую идею, за однообразные, исполненные тоски и отчаяния тексты, которые никому не принесли никакого вреда, разве что настроение кому-то испортили. Как и невозможно предсказать, долго ли еще продлится это абсурдное стремление ограждать общество от идей с помощью решеток и колючей проволоки.

Мне кажется, они (Путин и Медведев. - Ред.) даже сами себя загнали в определенные рамки, что разогнали публично эту тему больше, чем она присутствует на самом деле... Понимаете, это далеко идущие такие вещи. Это невозможно. Все время думать, что все кругом одни жулики, и людей, у которых есть деньги, не пускать во власть или не допускать до решения... А кто тогда будет решать эти тяжелейшие вопросы, кто будет ими заниматься? В общем, в борьбе с коррупцией главное - знать меру.

Игорь Шувалов, первый вице-премьер

- У Топтунова отбирают дачу! - крикнула Инна, делясь сенсационной новостью, которой знакомые огорошили ее в лесу.
- И правильно отбирают! - загремел Сокол-Кружкин. - Давно пора! С жульем, допустим, надо бороться!
- Но почему он жулик? - возмутился Дима. - Человек умеет жить.
- Ты мне скажи, - вошел в раж Семен Васильевич, - на какие заработки заместитель директора одноэтажной трикотажной фабрики отгрохал себе двухэтажный каменный особняк?
- Это его дело, - примирительно вставил Семицветов.
- Нет, наше! - праведный гнев обуял тестя. - Мы будем прост-таки нещадно преследовать лиц, живущих на, допустим, нетрудовые доходы!
- Папочка, заткнись! - нежно прошипела дочь.
Семен Васильевич захохотал.
- Ага, испугались! Кто ты есть? - повернулся он к Диме. - Вот дам тебе прост-таки коленом и вылетишь с моего участка!
Стращать Диму было излюбленной забавой тестя. Его солдафонский юмор постепенно приближал Диму к инфаркту.

Эмиль Брагинский, Эльдар Рязанов. "Берегись автомобиля"

Конституция - это буква, а не дух. Потом, что такое Конституция? Конституция меняется, когда из нее вырастает субъект. Камзолы меняются. Конституцию шьют Юдашкины от Конституции. И эту Конституцию - мы знаем, кто ее сшил и в какой момент. Эта Конституция была напялена на окровавленное тело в 1993 году.

Александр Проханов, писатель и публицист

При виде исправной амуниции
Как презренны все конституции!*

* Мысль хороша, но рифма никуда не годится. Приказать аудитору
исправить.

Козьма Прутков. "Военные афоризмы"

В понедельник правозащитный фонд "Общественный вердикт" сообщил, что 15 апреля "правительство России направило в Европейский суд по правам человека декларацию, в которой признано, что условия содержания заключенной Таисии Осиповой в СИЗО №1 города Смоленска с 26 ноября 2010 года по 15 августа 2011 года не отвечали требованиям статьи 3 Европейской конвенции по правам человека. Эта статья запрещает пытки и другие формы унижения человеческого достоинства. Правительство... готово выплатить Осиповой компенсацию". В Министерстве юстиции уточнили, что деньги Таисия получит только после исключения ее жалобы из списка дел, подлежащих рассмотрению ЕСПЧ, что возможно по решению самого суда.

То есть правительство РФ озаботилось собственным имиджем и готово подкинуть немного денег Таисии Осиповой, чтобы она отозвала иск, но при этом продолжить над ней издеваться.

Как раз в этот же понедельник Таисия позвонила мне, впервые после двухнедельного перерыва, и рассказала про последние "пытки и и другие формы унижения человеческого достоинства", которым она подверглась.

Она только что вернулась из областной ФСИНовской больницы, расположенной в Торжке. Везли ее опять кружным путем, через тверской СИЗО, хотя есть прямой этап из Торжка до колонии в Вышнем Волочке. В тверском СИЗО она, как и в прошлый раз, сильно простудилась и лежала с температурой под 39, была даже не в состоянии подняться. Естественно, никакого лечения она не получала. И только когда формировался очередной этап в колонию, которым Таисия должна была ехать, ей срочно принесли лекарства, причем из ее собственных запасов, хранящихся в медчасти. При этом основная цель была не вылечить, а сбить температуру. До конца это им не удалось, но Таисии в медицинской карточке "нарисовали" температуру 36,6 и отправили в "столыпин". Так и не вылечив, повезли в колонию, где поместили в карантин, откуда она вышла в саму колонию лишь через пять дней.

Сами результаты более чем месячного нахождения в тюремной больнице, как и ожидалось, оказались никакими. Назначив Таисии лечение от диабета (принимать глюкофаж), в медицинских документах врачи указали, что у ней лишь "нарушение толерантности к углеводам". Врачи просто скрывают диагноз либо не могут его установить, так как в той больнице нет даже специалиста-эндокринолога. Таисия говорит, что "правды здесь не добьешься". Сейчас она пишет жалобы на действия тюремных медиков и результаты обследования.

А вчера мне позвонил бывший политзаключенный Сергей Мохнаткин, не понаслышке знающий о тюремной больнице в Торжке. Он сказал то же самое - что там скрывают диагнозы, занижают тяжесть заболевания. Заключенные же для них не люди...

Михаил выглядит все хуже. На первом заседании в ноябре он поразил меня неожиданной для психически нездорового человека собранностью, четкостью речи и мысли, решимостью бороться за себя. Сегодня я видел другого человека. Он постоянно вскакивает с места в клетке, пытается что-то говорить судье - и не всегда "в тему". Да просто выглядит заметно хуже. 10 месяцев нездоровый человек в тюрьме НИ ЗА ЧТО! 4,5 месяца длится суд, и на нем пока НИЧЕГО не происходит и ничего не доказывается!

Суть происходящего проста: человека с безобидным депрессивным диагнозом обвиняют в опасном для общества преступлении. Для этого ему сперва радикально меняют диагноз. А затем держат в совершенно неприемлемых для его реального диагноза условиях. Изматывают прессингом мучительного ожидания. Чтобы потом сказать: "Вот видите!". Человека методично и последовательно сводят с ума в корыстных целях.

Четвертое заседание по делу Михаила Косенко, выделенного из большого Болотного дела.
Напомню, на предыдущих обвинитель Иванова зачитывала материалы обвинения. Сперва описывала огромное количество видеоматериалов, содержащихся в деле и не имеющих к Михаилу никакого отношения. На следующем заседании - перечисляла вещдоки, собранные на Болотной площади (плакаты, зонтики и книги), и повреждения одежды и снаряжения омоновцев.

Сегодня день привычно начался со скандала: конвой упорно запрещает адвокатам и подсудимому (находящемуся в клетке) передавать друг другу бумаги. "Только через мои руки, я сперва посмотрю!" - заявляет конвоир. Документы конфиденциальные, но видно издалека, что это ходатайства, справки и прочие документы по делу. Конвойные обычно ссылаются на некий "приказ 140" - закрытую инструкцию МВД. Но адвокаты знают этот документ, там сказано лишь, что "конвой обязан препятствовать общению подсудимого с посторонними лицами и передавать запрещенные к передаче предметы". Адвокаты ссылаются на Конституцию, УПК, разъяснения Верховного суда и международные конвенции, гарантирующие право на общение с адвокатом и соблюдение адвокатской тайны. Тупик.

Когда судья Москаленко открыла заседание, адвокат Шухардин вынужден был ходатайствовать о праве передать Михаилу два документа. Судья неожидано отказала. Реакция адвокатов была мгновенной: отвод судье за предвзятость!

Та, как положено, удалилась и, посовещавшись сама с собой, свой отвод отклонила.
Второе ходатайство - о повторной психиатрической экспертизе. Первая проводилась 9 месяцев назад. Последние полгода Михаил находится в тюремной больнице, но не принимает привычных лекарств. "Заметно, что состояние его изменилось, но мы не можем его оценить. Суду неизвестно реальное психическое состояние Михаила сегодня", - говорили адвокаты. Но судья сочла это лишним.

Затем рассмотрели продление содержания под стражей (срок ареста заканчивается 22 апреля). Михаил просил заменить тюремную больницу на домашний арест. "Тюремные условия меня очень угнетают", - сказал он. Обвинитель, пользуясь привычным набором "сможет влиять, мешать, сбежать, продолжать", требовала непременной тюрьмы. "Имитация обоснования в виде произнесения расхожих, ничего не значащих фраз!" - так описал новый адвокат Михаила Мирошниченко ее аргументы. Тем не менее, арест продлили.

Наконец, нам предъявили первого живого свидетеля обвинения. Вернее, представителя ГУ МВД Москвы, понесшего, по версии обвинения, немалые убытки. Высокая блондинка Татьяна Колмакова, должность которой я то ли не услышал, то ли она вообще не была произнесена, смогла лишь подтвердить давно повторяемый ущерб в 371 тысячу рублей в виде "утраченных 27 шлемов "Джетта", 8 раций, 4 пожарных ковриков" и т.д. Единственная новость - ГУ МВД отказалось от материального иска к обвиняемому, потому что "иное лицо, проходящее по делу, уже возместило ущерб".

Известно, что осужденный первым Максим Лузянин что-то возмещал. Если он действительно отдал МВД 371 тысячу рублей (за всю потерянную или украденную амуницию, да еще возместил лечение пострадавшего от него бойца), а после получил 4,5 года тюрьмы, то это трудно назвать иначе чем рэкетом со стороны государства.

Колмакова упомянула полицейский "План обеспечения общественной безопасности на Болотной площади 6 мая". Но на вопросы Михаила об этом плане ответить не смогла, объяснив, что компетентна лишь в вопросе материальных убытков.

Не смогла она ответить и на вопрос адвоката Ржанова: "В рамках какого обвинения инкриминировался Косенко этот якобы нанесенный ущерб: по ст.212 (о массовых беспорядках) или ст.318 (нападение на полицейского)?"

Другие свидетели - пострадавший омоновец, представители ПО "Универсал" и ГУ МВД по Челябинской области (они тоже были на Болотной!), обожженный пенсионер и др. - на суд не явились. Возможно, не случайно. Обвинитель очень хотела просто зачитать их показания. Без них. А зачем, правда? Вопросы всякие задавать станут... Адвокаты воспротивились, и судья вынуждена была согласиться с их правом допросить свидетелей. Следующее заседание - 20 мая.

Вы упомянули об "известном блогере, оппозиционере Алексее Навальном". Если мы будем говорить, что блогеры "более равны, чем неблогеры", как у Джорджа Оруэлла, у нас будет "Скотный двор", а не демократия. Все должны быть равны перед законом. Но если есть обвинение в экономических нарушениях, их нужно расследовать, независимо от того, блогер человек или нет... У нас и представители бывшего руководства Министерства обороны сплошь и рядом находятся под следствием. Поэтому ни блогеров, ни чиновников не нужно рассматривать в отрыве от фактов. Нужно исходить из того, есть ли обвинения, доказуемые в суде.

Сергей Лавров, министр иностранных дел

Лишь там над царскою главой
Народов не легло страданье,
Где крепко с Вольностью святой
Законов мощных сочетанье;
Где всем простерт их твердый щит,
Где сжатый верными руками
Граждан над равными главами
Их меч без выбора скользит

И преступленье свысока
Сражает праведным размахом;
Где не подкупна их рука
Ни алчной скупостью, ни страхом.

Александр Пушкин. "Вольность"

Сейчас Минюст готовит для передачи в суд административное дело против ассоциации "Голос". Судья должен или назначить дело к рассмотрению, или вернуть его в Минюст для устранения процессуальных недостатков - но в данном случае их нет. Да и нам не хотелось бы волокиты. Пусть суд рассмотрит по существу претензии к деятельности "Голоса" и его главы Лилии Шибановой.

Полагаю, дело будет рассмотрено в течение недели-двух, откладывать не будут. Практика показывает, что административные дела, инициированные властями, обычно рассматриваются очень быстро: вспомним хотя бы прошлогоднее дело о ликвидации лагеря "Оккупай" на Чистопрудном бульваре или многочисленные дела в отношении участников массовых мероприятий. А вот если гражданин попробует в судебном порядке оспорить действия властей по статье 254 ГПК, дело может растянуться на годы.

Мы в суде будем доказывать, что претензии к "Голосу" необоснованны. Организация не получала иностранного финансирования. Норвежская Хельсинкская группа по своей инициативе перевела "Голосу" премию. Эти деньги поступили на транзитный счет. В этом случае, если организация соглашается принять поступившие средства, она дает банку распоряжение о зачислении денег на свой валютный счет. "Голос" предупредил норвежцев, что не сможет принять эти деньги. Средства на счет организации не поступили. Гражданский кодекс предусматривает, что получатель дара (это один из видов дарения) может от него отказаться.

Минюст и не спорит с тем, что "Голос" не использовал эти деньги для разработки Избирательного кодекса, но исходит в данном случае из буквального толкования закона об "иностранных агентах", где нет прямой увязки иностранного финансирования с политической деятельностью.

Трактовать разработку Избирательного кодекса как политическую деятельность - это бред. Разработку проектов и нормативных актов назвать политической деятельностью невозможно. Закон не дает толкования этого термина, но, если исходить из общей практики, "политическая деятельность" предполагает прямое участие в избирательных процессах, поддержку конкретных политиков или партий. "Голос" же при разработке Избирательного кодекса предлагал реализовать в соответствии с Конституцией избирательные права граждан - неопределенного круга лиц.

Замглавы департамента Минюста по делам НКО Татьяна Вагина специально подчеркнула, что мониторинговую деятельность "Голоса" по наблюдению за выборами в ведомстве не считают политической деятельностью. По словам Вагиной, политической деятельностью признана именно разработка Избирательного кодекса, поскольку это проект нормативного акта, который направлен на изменение ситуации в сфере избирательного процесса. Нам такая позиция не кажется разумной, логичной и обоснованной.

Конечно, я буду стараться защитить интересы "Голоса" и Лилии Шибановой и в мировом суде, и в апелляционной инстанции. Однако эти московские суды известны своей политизированностью - рассмотрение дел основывается не на праве, а на политической целесообразности. Так что положительный результат получить вряд ли удастся.

Это дело важно еще и тем, что позволит обратиться в Конституционный суд с жалобой на закон об "агентах". Как известно, у обычных граждан и организаций нет возможности оспорить в КС закон, который еще не применялся, - сначала нужно стать его жертвой.

Вместо загранпаспорта в ФМС вчера выдали вот этот документ:

«Ваше право на выезд временно ограничено, так как три года назад вы были привлечены. Мера пресечения не избиралась. О решении нет сведений. Повторно можете обратиться после вынесения решения по делу».

То есть три года назад меня оштрафовали по сомнительному обвинению в хранении экстремистской травы, штраф я заплатил, судимость погашена уже два года как, но у ФМС сведений об этом нет.

Очень смешно. Начальник УФМС по Новосибирской области Елена Александровна Максимова, кажется, даже не читала этого документа, потому что трудно себе представить, что человек, составляющий такую чушь, может занимать пост начальника. Кто же ее так подставил?

Журналистка Анастасия Кириленко переписывается с Марией Алехиной по обычной почте. Маша согласилась публиковать отрывки из этих писем в блоге на "Гранях".

Сегодня 14 марта. Завтра у меня начинается длительное свидание, так что попробую написать письмо а этот вечер. Я несколько волнуюсь, впервые увижу Филю, выросшего на год.

Начать, наверное, надо с того, что я действительно продлила пребывание в безопасном месте, что очевидно удобнее и мне, и администрации, хоть в чем-то мы согласны. Постоянно рефлексировать по поводу того, как это выглядит, я устала, а выходить в отряд, чтобы доказать публике, что я могу жить в условиях для этого не совсем предназначенных, не хочу.

Не далее как вчера приходил прокурор (известный нам прокурор Ташкенов, который также выполняет функции по надзору за законностью в США) - им пришла бумага из Брюсселя о том, что нам не дают встречаться с родственниками и адвокатами (мне и Наде), вот прокурор и просил объяснение, опровергающее предположение европейцев.

Я в письменной форме раскритиковала порядок и количество предоставления свиданий и дополнительно указала, что адвокат ждет по полтора-два часа, а правозащитников вообще не пустили. Потом прокурор пожелал «взглянуть, как я живу». Только переступив порог камеры, он быстро осмотрелся, бросил «все условия созданы, ну что, я пойду» и быстро засобирался.

За ту минуту, что он стоял, «собираясь», в преддверии, я успела сказать, кажется, все, что думаю и о нем и об «условиях, которые созданы». Я сообщила прокурору, что каждая вещь в этой камере, начиная от чайника, заканчивая чистящим средством для полов, была добыта со спорами, встречами, просьбами, жалобами, письменными заявлениями и стоила немалых усилий, хотя по закону (за соблюдением которого он, прокурор, должен надзирать) я на все это имею право, а способствовали осуществлению этих прав, кажется, все, кроме прокурора. В общем, на суде по УДО, чувствуется, я еще услышу о себе много хорошего со стороны прокуратуры.