Колонка Владимира Абаринова "Предубедительные улики" о процессе по делу об убийстве Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой зацепила, и я решила ответить. Не поспорить, а продолжить разговор и по возможности прояснить неточности.

Не берусь оценивать дело как «сомнительное» или «очевидное». Посетив несколько первых заседаний суда, я поняла только то, что оно сложное. И взялась разбираться в нем, вникать, стараться не делать скоропалительных выводов и ничего не упустить. Поэтому хочу уточнить моменты, которые упоминаются в колонке Абаринова, с учетом последних двух заседаний.

Обыск. Версия Тихонова и Хасис не совпала с протоколом. Это, безусловно, вызвало сомнения, которые подкрепились тем, что свидетели-эфэсбэшники, проводившие обыск (Дмитрий Жемеров и Сергей Даладов) отвечали на вопросы подсудимых и адвокатов «в условиях, исключающих визуальное наблюдение», то есть из тайной комнаты. Измененный голос в динамиках – вот и весь сотрудник.

Могу понять, когда скрытыми выступают свидетели убийства. Верю, что им страшно. Но сотрудники ФСБ приходили делать обыск, вероятно, не в масках? Их лица известны Тихонову и Хасис, они дают показания как должностные лица, присяжных в зале нет (допрос проводился в рамках процессуального этапа процесса), фото- и видеосъемка запрещена. Кого они боятся?

Первыми живыми свидетелями были следователь Ольга Неминущая и понятая Наталья Синельникова. Их показания некоторым образом сдвинули чашу весов в пользу протокола. Даже если не брать во внимание следователя, понятая была вполне убедительна и вроде как не заинтересована.

Адвокат Маркеловых Роман Карпинский, высказывая свое мнение о протоколе обыска, отметил, что в процессе имеет значение наличие изъятого оружия, а также тот факт, что Тихонов признал его своим и согласился с тем, что незаконно продавал его. Спор о нарушениях при обыске не может рассматриваться в данном суде, он должен быть обжалован отдельно. Необходимо уточнить, что этот обыск не относится к убийству - он является доказательством по статье о незаконной торговле оружием.

Ни один документ, ни одно действие до сих пор не было обжаловано защитой Тихонова и Хасис. Ни обыск, ни арест, ни мешки на головах. Что странно.

Внешность убийцы. Когда я писала, что «последующие бесконечные и бессмысленные уточнения у свидетеля возраста убийцы, цвета бровей, одежды и прочего теряются на фоне услышанного», я не имела в виду, что это незначительные моменты вообще. Все дело в том, что серьезных расхождений в показаниях не было. Приведу примеры.

В показаниях во время следствия Мурашкин (кстати, почему фамилия вымышленная?) говорит, что человек с пистолетом, которого он видел на Пречистенке, был на вид 20-22 лет. Потом свидетель описывает еще какие-то подробности и снова, в этом же предложении, возвращается к возрасту – дает молодому человеку на вид 25-30 лет. Давая показания в суде, Мурашкин сказал "20-27 лет". Относительно цвета бровей свидетель дает показания «темные, но не черные» (следователю), «темные, такие русые» (суду).

Потому я и назвала эти уточнения бессмысленными – они ровным счетом ничего не дали ни защите, ни обвинению.

Репортажи из зала суда. Могу отвечать только за свои, и, надеюсь, они не выглядят тенденциозно. Адвокаты защиты действительно ведут себя недостойно и грубо, это можно увидеть в любой день судебного заседания. Их не нужно «изображать», они сами показывают себя во всей красе. Судья, видимо, в напряжении от сложности процесса и внимания прессы, пытается вести процесс «как надо». Но что-то не заладилось, и «как надо» не получается. Один из зрителей после очередного заседания отметил: «...что очевидно: никто (адвокаты защиты, прокуроры и судья) не знает, как должен выглядеть нормальный судебный процесс. Адвокаты пляшут, пытаясь выглядеть эффектно. Судья пытается их успокаивать, переходя в назойливые нравоучения. Прокуроры банально срываются на хамство и гримасы». Вот вам тоже мнение.

В общем, понятно, в какой стране, с какими следствием и судебной системой мы живем. И хотя не питаю симпатии к подсудимым, я понимаю, что должны быть наказаны настоящие убийцы, а не первые попавшиеся под руку неонацисты. Тихонов и Хасис имеют право на правосудие. И дело тут не в абстрактной справедливости (у каждого она своя), а в законе.

Лично я вижу выход в том, чтобы слушать людей в суде, вглядываться в их лица (при условии «визуального наблюдения»). И пытаться понять самостоятельно: убийцы или невиновные сидят на скамье подсудимых.

Я понимаю, что всем уже надоела эта тема, но мозговые черви работников департамента по наказаниям внезапно совершили очередной кульбит – и меня уже посылают в исправительный центр № 132 в славный поселок городского типа Коцюбинское. Добрый участковый, заходивший ко мне месяц назад, меня банальным образом дезинформировал. Never trust a cop.

Стоило мне в пятницу зайти в департамент, как тотчас же вручили путевку в колонию. Два дня я об этом не писал в блоге, т.к. выяснял у знающих людей подробности ситуации, чтобы не вышло очередного крика «волки», направленного в пустоту. Волков все же нет, но шакалы на горизонте определенно присутствуют.

Завтра последний день в Киеве, а во вторник сажусь на электричку и в добровольном порядке еду «на поселение». Возвращаюсь в социально близкую среду.
Селят там в бараке с другими осужденными, передвижение по поселку на радость местным жителям свободное. В гости можно ходить каждый день, посещения не нормируются.
Карточный телефон на территории колонии присутствует легально, насчет мобильных не уверен.

Есть ряд идей, как сделать жизнь в исправительном центре и окружающем городке лучше и веселее (идеи сугубо мирного характера, например, проведение выставки современного искусства, на которую уже подписались Никита Кадан, Артем Лоскутов, Маша Киселева и Стюарт Хоум), но их воплощение в жизнь зависит от того, насколько начальство будет гибким и восприимчивым к инновациям. Троицкий, помнится, предлагал что-то похожее Ерофееву и Самодурову, у меня есть шанс воплотить идею арт-колонии на практике.

Что можете сделать вы, дорогие читатели:
1) Помочь деньгами. Не факт, что я смогу полноценно продолжать работу, во всяком случае, в первое время. Хотя из редакции уже планируют написать в колонию письмо с просьбой дать мне допуск к средствам связи и возможность дальше заниматься журналистской деятельностью. Так что, если все будет хорошо и образуются излишки денег, они пойдут в киевский АЧК или вернутся благодетелям.
2) Приезжать ко мне в гости. Регулярно. По одному посетителю в день как минимум. Чтобы держать руку на пульсе, так сказать. Коцюбинское недалеко от Киева. Друзья и так смогут установить график дежурств. Поощряются частые визиты журналистов и правозащитников.
3) Можно передавать мне всякие ништяки. Попозже, когда я выясню обстановку в колонии, можно будет более определенно сказать, что и как.
4) Можно проводить акции солидарности в любой форме. Тем более что еще не рассмотрена кассация в Верховном cуде.
5) Нужно быть готовыми проводить акции солидарности в ультимативной форме, если связь со мной вдруг окажется нарушенной более чем на день (чего в условиях «ограничения свободы» быть не должно).

Пароль от своего блога и аккаунтов в соцсетях я во вторник передам надежным людям, которые в любом случае продолжат вести их в согласии с моими заветами.

Надо заметить, что я еду в колонию отнюдь не из «уважения к закону». Просто уходить в бега и скрываться годами из-за того, что какой-то жирный мудак в нелепом галстуке решил признать меня виновным, кажется мне несколько неправильным.

Да, чтобы упредить множество повторяющихся вопросов, мой приговор вот, он не предполагает условное наказание, предполагает «ограничение свободы». Я ошибочно полагал, что удастся отбыть его по месту жительства, но это не так.

Посмотрел интервью с Данилкиным. Я несколько раз бывал в Хамсуде, глядел на судью – в реальности он куда более подвижный и нервный человек. Быстро ловит ситуацию, тонко говорит, обрывая или шутя, длинных фраз избегает. Вообще судьи говорят длинно, монотонно и малопонятно, только зачитывая приговор. Это люди образованные, хитромыслящие и обладающие подвижной психикой. Можете поверить, судей я видел множество, а можете проверить – суды у нас открытые.

Так вот, говорил он явно отшлифованные и заученные фразы. Притом канва многих ответов была не им сформулирована. Смотрел Данилкин куда-то в центр, поспрашивай ведущий его еще часик – начал бы раскачиваться и повторять одно и то же.

Если вспомнить момент зачитывания приговора, антигерой последних месяцев выглядел хотя бы живым человеком. Нервничал, форсировал голос и подрагивал. А теперь сидит такая использованная машиной кукла, ноль эмоций.

И вопрос у меня в голове: а зачем он это, что ему светит?
Я встречался в качестве "правонарушителя" с госпожами Дятловой (Тверской мировой) и Родионовой (Пресненский), через пару лет мелочного заказного мочилова активистов переходящими из мировых судей в федеральные. Да, временами информационная волна на пару дней выносила их фамилии, но потом так же быстро о них все забывали. И административный арест, пусть даже кого-то известного, пакость мелкого исторического масштаба, маленький штрих в энциклопедию судейского беззакония. Почти чистая совесть и очевидно более светлое будущее.

А что будет с Данилкиным? Его со временем назначат рулить Мосгорсудом? Будут двигать куда-то дальше по судейской иерархии? Сомнительная перспектива для живого человека, за два года выпотрошенного до состояния нелепой куклы. На бездушного садиста, отморозка и негодяя Данилкин не тянет.

Что он будет говорить себе на старости лет, желая, как все старые люди, уйти умиротворенно и безболезненно? Что приказ повторно засудить Ходорковского и Лебедева все равно бы выполнил кто-то другой, выполнил бы куда грязнее? Что такие были времена? Что такие известные и богатые люди на зоне живут в разы лучше простых зэков? Что он сам стал жертвой системы?

И ведь будет думать, что мог под предлогом прессинга увезти семью за границу и сам свалить в какой-то момент. Что жила бы сейчас семья беднее, зато счастливее и, как говорится, со множеством плюсов к карме. Без материнского крика в спину: "Будьте прокляты вы и ваши дети".

В общем, вопрос о будущем Данилкина – риторический. Выученными фразами в эфире Первого канала он прочитал некролог себе как человеку.

Вчера в Мосгорсуде третий день рассматривалось дело об убийстве Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой. По просьбе обвиняемых и адвокатов защиты обсуждалась необходимость изъятия из дела протокола обыска: по их мнению, этот документ составлен с серьезными ошибками.

Поскольку это вопрос процессуальный, присяжных в зале не было. (Если протокол изымут, то присяжные ничего не должны знать о его деталях, чтобы это никак не повлияло на их решение.)

Первым допросили оперуполномоченного ФСБ Дмитрия Жемерова. Он непосредственно осуществлял задержание Тихонова в арендуемой квартире и изымал вещи, описанные в протоколе. А там было что изымать: пистолеты (в том числе браунинг, из которого были убиты Стас и Настя, наган с глушителем), автомат Калашникова с двумя снаряженными магазинами, патроны, предметы для изменения внешности (парики, накладные усы и бороды), детонаторы, гранаты, поддельные документы с фотографиями Тихонова, националистическая литература. Поскольку данный свидетель является действующим сотрудником спецслужбы, его допрашивали дистанционно – по аудиосвязи с измененным голосом. Адвокат Хасис Небритов настаивал на присутствии свидетеля в зале, назвав суд «процессом чревовещателей». Судья отказал, ссылаясь на то, что в таком случае придется сделать процесс закрытым.

Свидетель начал рассказ. Поскольку время было раннее (седьмой час утра), понятых они нашли возле метро. Когда подошли к квартире, дверь в тамбур им открыл хозяин квартиры. Затем они позвонили, и дверь в квартиру открыл сам Тихонов, который уже был одет в куртку, а на спине висел рюкзак. Ему было предъявлено постановление на проведение обыска, на что Тихонов, представившись Комаровым, сказал, что он здесь не живет и уже уходит. Его пытались остановить, но он полез под куртку, где оперативники увидели рукоятку пистолета. Ему тут же скрутили руки и застегнули их наручниками. Затем руки сковали Хасис (уже на всякий случай), которая стояла в коридоре сразу за Тихоновым. После этого им обоим постановление уже предъявили полностью и начали обыск вместе с еще двумя следователями, в присутствии двух понятых, хозяина квартиры и эксперта-криминалиста. Кроме обыска помещений пришлось провести личный досмотр Тихонова, и тут у него срезали рюкзак (так как руки были застегнуты наручниками), где нашли автомат.

(Читать целиком)

24 февраля состоялось очередное судебное заседание по уголовному делу моей жены Таисии Осиповой. В этот день мы должны были отметить десятилетие нашей свадьбы. Таисия встретила эту дату в СИЗО города Смоленска.

В случае обвинительного приговора ей грозит от 8 до 20 лет лишения свободы. Даже по самому оптимистичному варианту никак не менее 10 лет. Именно этот срок в качестве минимального для нее обещали Таисии опера ЦПЭ, когда кошмарили ее в тюрьме в первые дни после ареста. Оказывая на нее психологическое давление, они пытались принудить ее дать ложные показания на меня.

Тут следует пояснить, что помимо того, что я член исполкома "Другой России" и отвечаю за координацию работы региональных организаций партии, я являюсь еще и членом оргкомитета Стратегии-31, где отвечаю за продвижение акций в поддержку Стратегии-31 в регионы и за взаимодействие с инициаторами региональных стратегий. Видимо, в силу этого интерес к своей персоне со стороны правоохранителей из числа борцов с экстремизмом я ощущал на себе постоянно. Чуть больше года назад, 9 декабря 2009 года, в квартиру, где я живу в Москве, ворвались «маски-шоу» вместе с операми центра «Э» МВД по ЦФО во главе с их начальником полковником Н.Н. Олехновичем. Результатом стало возбуждение против меня липового уголовного дела, которое потом было закрыто. На том обыске присутствовали и моя жена с дочерью Катриной, которой тогда было четыре года. Вторые в своей жизни «маски-шоу» ребенок пережил спустя менее чем год.

В этот раз «борцы с экстремизмом» решили надавить на меня через жену и ребенка.

(Читать полностью)

К сожалению, мы не имеем лицензии на отстрел бомжей, а других законных способов справиться с ними сегодня нет.

Ссылка

Если говорить о моем (сугубо личном) мнении о причинах прихода представителей опеки в дом Евгении Чириковой, то я абсолютно не сомневаюсь в том, что это попытка запугивания. Подобные вещи периодически случаются: использование администрациями разного уровня сотрудников опеки для давления на гражданских и политических активистов – более-менее сложившаяся практика. Структуры власти прочно провязаны и проклеены между собой, и, естественно, если администрации района велено Чирикову «погнать из леса», то вот вам простой способ грубо намекнуть ей, что следует заниматься не политикой, а воспитанием детей. И опека никуда не денется: пойдет куда сказано и будет врать про письмо от соседей.

Что до самого института опеки, то он, с одной стороны, конечно, защищает интересы детей, но с другой – у него и свои интересы есть, как у любой современной чиновничьей структуры. И их обычная деятельность – не оппозиционеров репрессировать, разумеется, а о бюджете думать. Отнятый ребенок – это, кроме всего прочего, деньги на его содержание, поступающие в специализированное учреждение, связанное с этой самой опекой. Поэтому отнять ребенка в принципе выгодно, сколько бы господин Астахов ни рассказывал о том, как он учит сотрудников опек беречь и сохранять семьи.

(Читать целиком)

После вчерашнего шквала звонков в опеку она не то чтобы отозвала свои претензии, но стала отрицать, что вообще приходила. То есть, когда наши активисты туда звонили, представители опеки стали отрицать тот факт, что они посещали моих соседей.

Я понимаю, почему они это делают, - закон не на их стороне. Мои соседи подтвердили, что не писали такого заявления, следовательно, опека работает по анонимке. Получается, что любой человек может написать анонимку, желая неприятностей ближнему своему по каким-то причинам, и это повод ворваться к нему в дом и проверить, бьет ли он своих детей? Начинать какие-то проверки и доставлять массу неприятностей человеку и его детям на основании анонимного заявления – закон не может приветствовать такого рода деятельность. Я думаю, что они это поняли. Это первое нарушение.

А второе нарушение заключается в том, что химкинская опека не имеет никакого отношения к детям, которые прописаны на территории Москвы. И что это вдруг по анонимному заявлению заинтересовались детьми, прописанными в другом месте?

Я очень благодарна тем людям, которые звонили в опеку, это послужило реальной защитой. Все эти органы работают не по закону, а так, как считают нужным, как бог на душу положит.

(Читать полностью)

Обвиняемый Тихонов

21 февраля началось рассмотрение по существу уголовного дела об убийстве Анастасии Бабуровой и Станислава Маркелова. Присяжные начали знакомиться с делом: прокурор рассказал им, что Никита Тихонов и Евгения Хасис обвиняются в убийстве в составе группы по мотивам идеологической ненависти и вражды, а также о том, что Тихонов обвиняется еще в незаконном хранении и торговле оружием и подделке документов. По месту его жительства изъято большое количество оружия и боеприпасов, в том числе «браунинг», из которого были убиты 19 января 2009 года Настя и Стас. При задержании у Тихонова при себе был поддельный паспорт на имя Тарасова Андрея Николаевича.

После оглашения обвинения сторона защиты заявила, что Тихонов хочет дать показания, разъяснить присяжным свое мнение. По закону обвиняемый может сделать это в любой момент процесса. Хасис отложила свои объяснения, сообщив лишь, что убийства не совершала и «умысла даже такого никогда не имела», а их обвинили, чтобы «похоронить возможность поимки настоящего преступника».

Тихонов рассказал присяжным, что признает свою вину в хранении и продаже оружия, а также в использовании поддельных документов. За это он готов нести ответственность. Но он не хотел бы всю жизнь провести в тюрьме за убийства, которых не совершал, «тем более в составе группы, тем более по мотивам идеологической вражды». Стаса он не знал, с Настей знаком не был. Где был 19 января 2009 года – не помнит.

Оружие продавал, потому что находился в розыске по делу об убийстве Александра Рюхина и не мог зарабатывать легально. Называть своих поставщиков и покупателей отказывается, так как они «не сделали ему ничего плохого». «Я торговал оружием, потому что не хотел воровать», – говорит Тихонов. Нет, он не винит в этом Маркелова, работавшего по делу Рюхина со стороны потерпевших. Только «следствие и оперов». «Браунинг» же попал к нему случайно – попросили отремонтировать.

Тихонов переходит к знакомству и истории отношений с Хасис и рассказывает нам романтическую историю любви и тайной жизни по съемным квартирам и под чужими документами. Говорит, что предлагал Хасис съехать от него, предполагал арест. «Что поделаешь, если я такой бедолага? – серьезно и печально глядя в зал, спрашивает Тихонов. – Но она осталась со мной, и вот чем все кончилось». Говорит спокойно, уверенно, продуманно. Для присяжных, которым предстоит во всем разобраться.

(Читать полностью)

Уважаемый Дмитрий Анатольевич!

Распространенность пыток, физических и психологических, на этапах дознания и следствия, а также в условиях заключения в нашей стране, приняла масштаб характерный для тоталитарного общества.

Средневековые по своему характеру пытки применяются широко и повсеместно, как с целью получения самооговоров и оговоров других людей, так и с целью морального подавления заключенных. Несмотря на все изменения в законах и на все реформы правоохранительных и правоприменительных органов, практика пыток сохраняется и даже расширяется.

Мы считаем создавшуюся ситуацию абсолютно нетерпимой и требующей совместных действий и от государства, и от гражданского общества.

Мы возлагаем свои надежды на Вас, поскольку именно Вы неоднократно провозглашали важность соблюдения принципа верховенства закона, и являетесь гарантом конституционных прав и свобод человека в нашей стране.

Мы призываем Вас выйти с законодательной инициативой с целью изменения Уголовно-Процессуального кодекса РФ с тем, чтобы показания обвиняемых, данные на предварительном следствии, сохраняли свою силу только в случае их подтверждения подсудимым в суде. Это обессмыслит применения пыток и принуждения к показаниям на стадии дознания и следствия.

(Читать целиком)