Когда два года назад я решил стать сотрудником Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) по Москве, я догадывался, что это, как и любая общественная деятельность, будет отнимать много времени и сил. В общем-то так и получилось – иногда меня просто не хватает. А иногда охватывает легкая паника.

Когда мы, например, ходили в женский СИЗО № 6, там было много ситуаций, каждая из которых сама по себе просто сенсация, о каждой надо кричать и придавать ей соответствующий резонанс. Но я понял, что испытываю чувство некоторой вины перед теми, кто на меня понадеялся, хотя я всем всегда говорил: «Друзья, я вам ничего не обещаю, я просто постараюсь вашу проблему высветить».

Комиссия заточена под то, чтобы проверять, как соблюдаются права заключенных. Когда мы с администрацией заходим в камеру, все всем всегда довольны, по-другому не бывает. В основном люди боятся, хотя и не все, бывают отчаянные. А мы ходим как свадебные генералы, какая-то ширма, декорация. Спросишь – ой, хорошо всем, прям санаторий. И медициной довольны, и питанием. А без администрации мы ходить не можем.

Мы приходили в СИЗО, чтобы переписать всех, кто болен и кто по экономическим статьям сидит. Заходишь в камеру, называешь себя, начинаешь переписывать. Люди воспринимают это как надежду, помощь в их деле. Выкладывают подробности дела, свои доводы, как будто я решающая инстанция, как будто от меня зависит решение об их освобождении. От этого мне неуютно, я чувствую себя Хлестаковым. Они потрясают бумагами, рассказывают свои истории, а я сижу и как будто изображаю, что я вообще чего-то значу.

Правда, были и какие-то успешные действия. По нашему ходатайству выпустили одну беременную на пятом месяце, у которой дома еще четверо детей. Мы передали молельный коврик блогеру Дудко. Постарались поддержать осужденную журналистку Айгуль Махмутову, даже приобрели для нее холодильник на общественные деньги (в Интернете Аня Каретникова объявляла сбор), но не успели передать – она уехала на этап. Она здесь была под следствием по второму делу (по первому у нее срок закончился УДО), ее отправили куда-то в область досиживать. Очень трагическая история. Но она очень хорошо держится. Мы два или три раза ее навещали.

Многие работники СИЗО не верят в нашу бескорыстность. Вот я по просьбе, подследственного связываюсь с адвокатом, о чем-то прошу, что-то передаю. И, видимо, трудно поверить, чтобы в наше время человек бросил все свои дела и ходатайствовал о ком-то чужом за спасибо. Одна подследственная так и спросила – сколько стоят наши услуги? Я сказал, что нисколько, но, похоже, она так и не поверила. Я думаю, что подозрение такое витает в воздухе вокруг комиссии. Может, даже внутри комиссии кто-то кого-то подозревает.

К нам постоянно поступают сигналы. И сейчас есть пара жалоб, по которым в данный момент работаем. У одного человека, которого я встретил в СИЗО, Николая Петровского, отобрали гражданство России. Он работал по контракту в Бресте, в университете, где создал юридический факультет и на нем же преподавал. Когда до окончания контракта ему недолго оставалось, он как-то резко высказался про Лукашенко. Его стали преследовать, потом закончился контракт, и он вернулся в Россию. Белорусский КГБ и тут стал его преследовать.

Первый раз его задержали в марте, доставили в отделение милиции, где сделали запрос в ФМС. После подтверждения российского гражданства Николая отпустили. При втором задержании ответ на аналогичный запрос был противоположный: ФМС сообщила, что Петровский является гражданином Белоруссии. Николай рассказал мне, что когда они работали в Белоруссии, им почему-то чуть ли не насильно, как он говорит, всучили белорусские паспорта. Но сам он заявления о лишении российского гражданства не писал никогда. На тот момент, когда мы у него были, подходил к окончанию срок в 40 дней, после которого его должны были экстрадировать или отпустить. На днях собираюсь звонить его жене, узнавать, как у него дела.

Теперь что касается отделений милиции, где мы тоже регулярно бываем. Поначалу для сотрудников милиции закон об ОНК, даже когда он уже действовал и был подкреплен приказом их министра Нургалиева, был новостью, и нас просто не пускали на порог некоторых отделений. И далеко не сразу мы приучили их к мысли, что нас надо пускать.

В Мещанском отделении как-то после акции 31-го числа мы простояли часа два или три, и милиционеры очень гнусно себя вели. Во-первых, имело место законотворчество: они выдумывали про какие-то сутки, которые должны пройти с момента уведомления о посещении, еще какие-то нормы, которых в законе нет. Но у нас-то при себе всегда есть закон - вот, покажите пожалуйста. И тут уже шли в ход всякие милицейские фантазии – я уж к ним давно привык: мол, у меня есть закон, но он в кабинете, а канцелярия сейчас закрыта.

Еще распространенный прием у милицейских начальников - это когда взрослые люди в звании полковника, подполковника говорят: «Сейчас приду, через пять минут» - и все, пропадают навсегда. Не стесняются просто прятаться.

В конце концов, путем жалоб и обращений в вышестоящие организации мы их к себе приучили. Заняло это где-то полгода. И сейчас во всей Москве нас пускают в любое время. И мы там в принципе существенную помощь оказываем. Многие задержанные говорят, что покуда мы не пришли, милиционеры совсем себя по-другому вели. Был такой эпизод. На ночь оставили ребят после какой-то протестной акции. Мы приехали, потребовали для них горячего ужина и постельных принадлежностей. Сотрудники милиции засуетились как-то, никак не могли с каким-то замом по тылу созвониться (он все не брал трубку), никак не могли найти ничего без него - а в итоге всех выпустили.

За время работы я заметил такую вещь, которую очень хотелось бы исправить. За два года работы мы так и не упорядочили работу нашей комиссии. Нет горячей линии, где сидел бы человек на телефоне и принимал бы звонки. Мы реагируем на жалобы, но каким-то непонятным путем они до нас доходят. Во многих изоляторах висят наши контактные данные, и многие пишут письма, но я понимаю, что эти письма будут неизвестно когда нами получены.

Небольшие деньги на оплату одного-двух секретарей могли бы улучшить эту ситуацию. Нужно чтобы людям было куда обратиться, чтобы все письма упорядочены были, чтобы было место, куда вся информация стекается.

Ну и конечно, хотелось бы законодательство подправить. Когда мы встречались с английскими посетителями тюрем, мы узнали, что они могут встречаться с заключенными так, что представитель администрации их видит, но не слышит. Это очень важно.

Я подал документы на новый срок в ОНК. Может, я и хотел бы спрыгнуть, но товарищи пристыдили меня. Это утомительно. Но надо.

Исходя из всего того, что раньше происходило, Ходорковскому и Лебедеву вынесут обвинительный приговор. Но скорее всего дадут не полный срок - не столько, сколько просит прокуратура. Что-нибудь такое "лояльное", в пределах девяти лет.

У меня сегодня за день было, можно сказать, два процесса. Я не была на суде Ходорковского сегодня, ходила только на общественные слушания, но была на суде Орлова-Кадырова. Процесс тоже совершенно политический, где тоже понимаешь: будет то, что скажут, несмотря на всю смехотворность, на то, как смешно выглядит представитель Кадырова. Все это было и на предыдущем суде. И все равно произошло то, что должно было быть. Приговор был обвинительный, но чуть мягче, чем просили.

Мои друзья, которые когда-то работали в "ЮКОСе", потом плавно расползлись по каким-то нефтяным компаниям. И все они считают, что такого, как было там, больше нет. Те, кто работает в ТНК-BP, рассказывают, например, что это только формально называется "Бритиш Петролеум", реально там не осталось никого из иностранных специалистов – всех вытеснили. Нет таких условий больше в стране. Нет нормальной работы для специалистов-нефтяников, которые занимаются в том числе и наукой в этой отрасли.

Я сама из Томска, где "ЮКОС" очень активно работал. Я помню, что "Газпром" не делал ничего, а "ЮКОС" строил дома творчества, открывал школы, выплачивал стипендии, строил дороги и так далее. И это все было очень ощутимо. Я помню, когда Ходорковский был еще под арестом, у нас проходили какие-то митинги, в которых участвовала молодежь, студенты, которые получали юкосовские стипендии. Потом все это утихло.

Непонятно, когда и как эта история закончится. Я боюсь говорить о том, что будет. Конечно, очень хотелось бы, чтобы всех, кого нужно посадить, посадили, а тех, кого нужно оправдать, оправдали. Но я настроена ужасно пессимистично.

В своем последнем слове Михаил Ходорковский дал оценку происходящему в стране. Он заявил гражданам, что мы теряем Россию. Здесь наши с Михаилом Ходорковским политические позиции совпадают.

За семь лет в тюрьме Ходорковский сохранил удивительное мужество. Я по-прежнему утверждаю, что он невиновен. Тем не менее надежда на то, что судья примет правосудное решение, минимальна. Давить надо на главу вертикали. Ходорковский и Лебедев семь лет безвинно сидят в тюрьме и, судя по всему, к сожалению, будут сидеть еще несколько лет.

Я был первым свидетелем со стороны защиты на этом процессе и в своих показаниях привел доказательства их невиновности и политической мотивированности их уголовного преследования. Возможно, что вертикаль в целях имитации правосудия снизит срок с 14 до 12-13 лет. На самом деле это издевательство над правосудием и здравым смыслом.

Утверждения защиты экс-главы "ЮКОСа" Михаила Ходорковского и бывшего руководителя МФО "Менатеп" Платона Лебедева о их невиновности являются ложными. Как передает РИА "Новости", об этом заявил прокурор Валерий Лахтин. "Мы не считаем необходимым подробно останавливаться на том, что наговорила защита и обвиняемые, поскольку все сказанное является явной ложью, и мы уверены, что суд, уйдя в совещательную комнату, удостоверится в этой явной лжи",- сказал он.

По словам Лахтина, подсудимые строили свою защиту на формировании в обществе мнения о политической составляющей своего уголовного дела, а информацию об этом они распространяли через подконтрольные им СМИ.

Если Лахтин не дурак, то кто? Ведь любому дураку понятно, что он не считает необходимым отвечать на аргументы защиты и подсудимых не потому, что он такой гордый и умный, а именно потому, что ответить нечего. Ни ему, ни всей ОПГ - объединенной прокурорской группе. И мне интересно, откуда у Лахтина такая уверенность, что судья Данилкин, только уйдя в совещательную комнату, сможет "удостовериться в явной лжи" защиты? А в явной лжи Лахтина и Ко где ему удостоверяться, если он уже имел неоднократную возможность сделать это непосредственно в зале судебных заседаний?

Нет, Лахтин определенно не умный человек, если говорит такое: подсудимые формировали в обществе мнение через подконтрольные СМИ. А кто мешал Лахтину и Ко формировать свое, путинско-каримовско-лахтинское, мнение через подконтрольные Путину и Сечину СМИ? Причем, если Лахтин успел заметить, Ходорковский и Лебедев находятся за решеткой, а Лахтин пока на свободе. Так кому проще формировать мнение? И что это за не названные Лахтиным "подконтрольные СМИ"? "Новая газета"? "Эхо Москвы"? Первая, как мне показалось, подконтрольна явно не бывшим владельцам ЮКОСа, а бывшему полковнику КГБ. "Эхо Москвы" - и вовсе "Газпрому", за которым всегда маячит тень Путина. Заметьте: подконтрольные Путину СМИ (а их десятки, если не сотни) о процессе почти не говорят - никогда и ни при каких условиях. Лахтина боятся? Или облажаться вместе с такими горе-прокурорами? (Хотя куда уж там дальше-то лажаться...)

И еще. Специально для Лахтина: политическую составляющую в этом деле и лепить-формировать не надо - она вылезает изо всех щелей этого позорного дела. А некто Путин своими мантрами типа "руки в крови" еще усилил эту составляющую. Так что совет Лахтину: иди к Путину и пожалуйся ему на распоясавшихся за решеткой подсудимых и подконтрольные им СМИ. Да, не забудь еще и про СМИ всей Европы: они тоже, судя по всему, "подконтрольны" Ходорковскому.

Разумеется, в Российской Федерации... сексуальные меньшинства находятся под защитой принципа юридического равенства... Однако "увлеченность" современных европейских юристов защитой прав и свобод лиц с нетрадиционной ориентацией приобрела гротескные формы. Иногда этот гротеск может переродиться и в трагедию, как это недавно произошло в Сербии, когда неприятие гей-парада в традиционно православной стране вылилось в массовые беспорядки. Проще всего эти беспорядки списать на экстремизм неких националистических и фашистских сил. А что если это реальное возмущение большинства граждан конкретной страны, которая протестует против действий меньшинства? Действий, которые ломают культурный, нравственный, религиозный код. В связи с этим как оценивать недавнее решение Европейского суда о неправомерности запрета гей-парадов в Москве? Не приведет ли это к повторению событий по сербскому сценарию уже в России?

Нельзя не отметить также, что ЕСПЧ через несколько лет "раздумий" вдруг взял в производство жалобу "объединенной оппозиции", которая ставит под сомнение итоги выборов в Государственную думу в 2003 году... Представим, что Европейский суд удовлетворит жалобу "объединенной оппозиции". Не будет ли такое решение использоваться для раскачивания российского общества по сценариям оранжевых, тюльпановых и прочих конструируемых "революций"? И будет ли это способствовать укреплению процесса, в котором, как никогда за последние годы, конструктивно выстраиваются отношения руководства России с лидерами ведущих европейских государств?..

Если нам навязывают внешнее "дирижирование" правовой ситуацией в стране, игнорируя историческую, культурную, социальную ситуацию, то таких "дирижеров" надо поправлять. Иногда самым решительным образом.

Ссылка

Во вторник, 2 ноября 2010 года, в 16.00 в Музее и общественном центре имени А. Сахарова (ул. Земляной вал, д. 57, стр.6, проезд до ст. метро "Курская", "Чкаловская", "Таганская") состоятся Общественные слушания на тему: "Итоги второго процесса Ходорковского-Лебедева: вердикт общественности".

В течение полутора лет, пока шел процесс Ходорковского-Лебедева, на судебных заседаниях в Хамовническом суде Москвы присутствовали российские и зарубежные правозащитники, общественные и политические деятели, эксперты, политологи, деятели культуры и науки, журналисты и другие граждане России.

Данные Общественные слушания - это подведение итогов проведенного многомесячного мониторинга, на которых общественность вынесет свой приговор, свой вердикт.

Кто неравнодушен, кто был на процессе, кто своими глазами видел абсурд происходящего - приходите на собрание общественности.

Господин Чубайс!

Ваше заявление газете Handelsblatt, если оно правильно процитировано, лежит за пределами этики и нравственности. Читаешь - и прямо мороз по коже! Не может быть "преувеличенным" внимание к судьбе любого человека, когда речь идет о его свободе, о его судьбе, и еще шире - о жизни и смерти. Ваша (я нарочито пишу слово ВАША) и ваших единомышленников модернизация ничего не стоит, пустое бряцание словом, если за ней стоит такое отношение к человеку.

Я сейчас не говорю конкретно о Ходорковском, Лебедеве, Пичугине и других юкоcовцах, попавших в мясорубку российского правосудия.

Я задаю Вам вопрос: для кого Вы собираетесь свершить эту пресловутую модернизацию - для галочки и отчетности, распилив неведомо сколько миллиардов? Или для людей? Если для людей, то прежде всего нужно людям вернуть чувство собственного достоинства и веру в тех, кто эту (именно эту, "сколковскую") модернизацию задумал.

Думаю, суд над Ходорковским и Лебедевым разрушил эту веру до основания. Конечно, ее рушили, но не столь ужасающими темпами, предшествующие шаги власти - разрушение Конституции и так называемая ВЕРТИКАЛЬ власти, законы, направленные против общества, принятые в последние годы, невиданная никогда в истории человечества по размаху приватизация - прихватизация общенародного достояния.

У нас ведь сегодня уже не власть, а от вершины вертикали, включая и суды всех инстанций, до последнего чиновника - коллективный маньяк Чикатило. Маниакально воровать, засуживать, убивать, обманывать - это краткий перечень дел, которыми занята власть.

Мы уже пережили одну модернизацию. Она началась с освобождения всех (всех до одного) политзаключенных. Она была неожиданной в нашем застое и краткой. Мы были доверчивы, радостны и добры. Не провели люстрацию, не вычистили авгиевы конюшни всяких Органов, вместо Учредительного собрания, избранного народом, доверили создание Конституции учредительному совещанию. И много еще чего не сделали. И мы очень быстро продали ту модернизацию за "чечевичную похлебку" и столь многообещающий ваучер. Теперь вот вы хотите, чтобы нынешней политической элите доверили ВАШУ модернизацию. Вначале экономическое чудо, а на второе блюдо - политические изменения. Я слишком старый человек - полагаю, что не доживу, но под руководством такой политической элиты (а вы ведь и есть эта самая элита) страну, хоть она, родимая, долготерпелива, ждет один лозунг - "Вставай, страна огромная". И она встанет. Очнитесь и обернитесь лицом к человеку - это не только к вам относится. И без вранья. Это ко всей вертикали. Человек – основа любой модернизации.

И одно маленькое напоминание - как раз о вранье. Когда только началась суетня вокруг ЮКОСа, первое лицо государства - Президент страны - заявил, что ЮКОС честно куплен неким "Байкалфинансгруп". Было сказано, что это лично ему известная и достойная фирма (точных слов не помню). У публики это заявление вызвало некую растерянность, потому что журналисты разыскали эту никому дотоле неизвестную "груп" в каком-то затрапезном здании в Тверской области, рядом то ли с пивной, то ли с закусочной.

И вот прошло два суда. И только что объявили - на пороге третий. И никто из этой таинственной "груп" не появился в заседании суда - ни в качестве свидетеля, ни в качестве покупателя и ни в каком другом качестве. Так, может, именно этот "Байкалфинанс" украл все то, что инкриминируется Ходорковскому и Лебедеву? И уместен второй вопрос, сквозной в романе Максима Горького: "Да был ли мальчик? Может, мальчика-то и не было?" И третий вопроc: может, был какой-то другой мальчик? Почему и как мог наш российский суд обойти молчанием то, в чем уверял всю страну ее президент?

Вы считаете, что осуждение Ходорковского и Лебедева - ошибка. Ошибки исправляют. Я считаю осуждение их, так же как и осуждение Пичугина, преступлением. За преступления судят.

Когда два года назад я решил стать сотрудником свердловской Общественной наблюдательной комиссии (ОНК), я надеялся реализовать задачи оперативной правовой помощи заключенным, находящимся в тюрьмах и колониях, следственных изоляторах и спецприемниках. Считал, что попытки осуществлять правозащитный прием заключенных позволят на новом уровне их консультировать и защищать их права.

Я побывал в различных колониях и СИЗО, в большинстве из них многократно, в связи с грубыми нарушениями прав человека со стороны должностных лиц ГУ ФСИН. В частности, многократно посещал СИЗО-1 в Екатеринбурге при получении информации о конкретных нарушениях прав человека на жизнь и здоровье, больше всего по проблеме распространения туберкулеза и неудовлетворительного лечения. Также посещал исправительные колонии (ИК), лечебные исправительные учреждение и изоляторы временного содержания (ИВС) в городах Ивдель, Нижний Тагил, Верхотурье, Каменск-Уральский, Богданович, Сухой Лог, Березовский, в поселках Сосьва и Восточный.

Если перевести нашу деятельность в цифры, то за период реальной деятельности ОНК Свердловской области – с марта 2009 года (когда начала функционировать ОНК) и по октябрь 2010 года - удалось посетить и провести выборочное обследование ситуации с правами человека в 25 исправительных учреждениях и 13 изоляторах временного содержания. При посещении мест принудительного содержания граждан мы проводили выборочные встречи с заключенными по вопросам обеспечения их права на жизнь, здоровье, человеческое достоинство, юридическую защиту.

Мы зафиксировали неприемлемые условия пребывания заключенных: высокую заболеваемость туберкулезом в СИЗО-1, непригодность здания в СИЗО-1 для содержания туберкулезников, отсутствие необходимого лечения. Были также установлены факты сокрытия преступлений против заключенных в ИК-62 в Ивделе, в колониях поселка Сосьва, ИК-52 в Камышловском районе.

При очень большой территории Свердловской области, разбросанности исправительных учреждений, нередко при отсутствии дорог (пос. Сосьва, Гари, Азанка и др.) поездки занимали по нескольку дней; еще время уходит на оформление актов и заключений по результатам поездок. По моим подсчетам, за неполных два года работа в ОНК заняла лично у меня не менее 30 рабочих дней.

Большую трудность представляло нередкое отсутствие второго человека для чрезвычайного посещения колоний. Мы можем инспектировать любое учреждение только в том случае, если нас как минимум двое. Но очень часто не находилось человека из ОНК, который был бы готов поехать со мной в СИЗО, ИВС или спецприемник даже в экстренных случаях. Приходилось откладывать посещение на неопределенное время.

Моим напарником в большинстве экстренных случаев мог быть Алексей Соколов, мой коллега и соратник по ОНК. Но против него было сфабриковано уголовное дело, сейчас он отбывает срок вдали от дома. Я считаю, что происшедшее с Алексеем говорит о реальности угрозы фабрикации дел против активных членов ОНК. Алексей был активен, вскрывал факты нарушения прав заключенных, факты коррупции и жестокости сотрудников ГУ ФСИН, и его таким образом «нейтрализовали».

Были попытки дискредитации и моей деятельности. Органы внутренних дел Свердловской области пытались изыскать компромат против меня, когда я посещал ИВС в Березовском 21 октября 2010 г., под предлогом поиска каких-то документов в сумке. Безусловно, такие действия связаны с активной деятельностью членов ОНК.

Но это что касается активных членов ОНК. Увы, не все таковыми являются. Взять хотя бы работу ОНК с мая по сентябрь 2010 года. По сути никакой работы не было. И из-за проблемы «второго человека» мне очень часто приходилось действовать как представителю правозащитной организации, без полномочий ОНК. В таких условиях я посетил более 30 колоний, оказал поддержку многим десяткам зэков, части из них в судах, что невозможно в рамках ОНК.

В октябре мне все же удалось расшевелить нашу комиссию: я вынудил председателя ОНК Степанову дважды посетить СИЗО-1 в связи с проблемой туберкулеза. 21 октября поездка в Березовский, о которой я писал выше, состоялась при участии еще двоих членов ОНК.

Практическая деятельность комиссии внесла определенные изменения в представления о реальной деятельности правоохранительных структур власти, вынужденной считаться с результатами своей деятельности. При всей скромной возможности общественников осуществлять свою деятельность за счет личного времени и финансовых средств, органы власти вынуждены обращать внимание на многие, даже непрофессионально полученные сведения по фактам нарушения прав человека в местах принудительного пребывания граждан и принимать определенные меры по предотвращению этих нарушений.

Об эффективности деятельности ОНК в Свердловской области говорить пока рано. Из-за продолжающейся закрытости и часто необъективного предоставления информации по формальным ответам органов власти невозможно дать объективную оценку ситуации по таким проблемам, как распространение туберкулеза, физическое и моральное насилие над заключенными, трудности с лечением опасных заболеваний, реабилитация заключенных перед освобождением. Невозможно до конца осветить и проанализировать и многие другие вопросы, возникшие в результате деятельности ОНК.

Я планирую войти и в следующий набор ОНК по Свердловской области и намерен продолжать активную работу в комиссии.

В видеообращении "приморских партизан", всколыхнувшем недавно Рунет, есть две стороны. Первая - это всплеск интереса и масса откликов, в которых прозвучали и сочувствие разных оттенков, и восхищение — как скрытое, так и нескрываемое. Сотни омоновцев с вертолетами и собаками ловили этих ребят, а они как ни в чем не бывало выбрались в укромное местечко и дают себе интервью... Впечатляет! К тому же они, оказывается, не только местным ментам, но и всей системе вызов бросили и демонстрируют твердую убежденность в своей правоте в преддверии неминуемой расплаты. Это вызывает симпатию.

Фактическая сторона сюжета осталась как бы в тени. Но она на поверхности - стоит лишь без эмоций выслушать этих ребят. Они рассказывают, как зарезали ножом спящего человека - возможно, пьяного, что, впрочем, не подтверждено. Однако фактом этой смерти они не удовлетворены и вдогонку пинают покойного: злобно насмехаются над ним, обзывают и даже грозятся осквернить могилу. Другой подвиг, в котором отчитываются юноши, — застрелили человека в затылок, предварительно избив. Не уточняется, трое били одного или пятеро, но подразумевается, что это была не драка один на один. Истязаемый кричал и звал на помощь, что в особенности забавляет юных робингудов и вызывает у них презрительный смех. Вместо междометий они часто употребляют мат, что, впрочем, простительно: другой речи в своем окружении они скорее всего не слышали. Молодые люди утверждают, что действуют для народа, но не скрывают презрения к слабому и трусливому люду. Не совсем понятно, умеют ли они без высокомерия относиться даже друг к другу: один размахивает во все стороны пистолетом, не замечая, как тычет дулом в лицо сидящему рядом товарищу...

Двоих из них уже нет в живых, трое сидят. Корректно ли замечать всю эту тень сюжета? Ведь они же убивали не просто, а из идейных соображений, со злом боролись... Однако такая борьба со злом напоминает даже не народовольцев или эсеров, которые все-таки убивали конкретных людей за конкретные злодеяния, устраивая предварительно какое-то подобие суда. Тут скорее на память приходят черносотенцы, громившие и убивавшие по признаку национальности, или большевистские комиссары, расстреливавшие за принадлежность к тому или иному сословию. Сам человек, его личность и степень предполагаемой вины в такой борьбе не имеют значения, а хладнокровная безжалостность только приветствуется.

Бесстрашие впечатляет, конечно. Комиссары тоже были бесстрашны — и пленили своей холодной головой и горячим сердцем немало утонченных натур. Однако же что могут наворотить такие вот будущие комиссары, если возьмут в свои руки хотя бы малую толику власти или вдохновят на такие же подвиги хоть малую часть молодежи? Впрочем, неутешительную картину грядущего они сами непроизвольно выдают в своем обращении, отчетливо проговаривая: «...страна катится в пропасть, и мы поможем ей быстрее докатиться до этой пропасти своими убийствами и хаосом... а те, у кого открыты глаза, будут стрелять, убивать, помогать нам...»

Тут уже даже не Ульянов-Ленин, а сам Петр Степанович Верховенский вспоминается. Стереотипы поведения интеллигенции, однако же, недалеко ушли от описанных полтора столетия назад в «Бесах». Трагедии минувших эпох ничему, оказывается, не учат, и образованный слой общества определяет свои симпатии по-прежнему - "себя губя, себе противореча, как моль летит на огонек полночный".

Расплывающемуся в улыбке умиления оппозиционно настроенному интеллектуалу как будто невдомек, что те, кто отчетливо говорит: «Мы не признаем ни федеральные законы, ни местные... Мы свои автоматы пристреливаем по вашей конституции...», — уже нацелили те самые автоматы на его пока еще вполне уютный и приемлемый для обитания мирок. Вирус большевизма заразителен, и он уже вовсю гуляет по России, тряся и лихорадя нервозное, лишенное интеллектуальной и духовной преемственности юное поколение.

Чем-то напомнил мне этих отчаянных ребят из Приморья — и по внешнему облику, и по внутреннему складу — другой герой дня, за которого встала горой куда более крупная часть российской общественности. Это более законопослушный молодой человек, куда лучше владеющий логикой и речью. Однако вирус того же большевизма неуловимо сквозит в его словах и поступках. Я говорю о Егоре Бычкове, борце с наркоманией с помощью наручников. Не сомневаюсь, что это искренний и мужественный парень, действительно веривший, что спасает людей. Однако же методы его полностью вписываются в концепцию, выраженную коротко и ясно одним из "приморских партизан": «Нам ваши законы побоку...»

Ох, откуда я только не слышу в наш пробужденный к новому большевизму век злые насмешки в сторону гуманности и закона. Одна из звезд отечественной журналистики даже термин такой недавно сочинила: инфантильный гуманизм. Такое замысловатое словосочетание прозвучало в радиопередаче, где доказывалась оправданность методов Егора Бычкова в борьбе с наркоманией и... дознавателей на Северном Кавказе в борьбе с терроризмом. Мол, эти самые инфантильные гуманисты, которые ратуют за человечность и закон, только мешают благородным рыцарям решать насущные проблемы. Потому что эти самые проблемы, по мнению автора словосочетания, решать следует любыми методами, будь то жесточайшие пытки и массовые убийства на Северном Кавказе или самопальные тюрьмы с голодом и наручниками в Нижнем Тагиле. «Нам ваши законы побоку», а цель оправдывает средства, как говаривали В.И. Ульянов и И.В. Джугашвили.

Однако сторонники подобных методов почему-то в упор не хотят видеть, что ни одна из этих проблем, будь то терроризм, наркомания или ментовской беспредел, противоправными и бесчеловечными методами не решается, а наоборот, усугубляется, загоняется вглубь, делаясь действительно неразрешимой.

Взять тот же терроризм на Северном Кавказе. Уже десять лет правоохранители отчитываются о несметных количествах «уничтоженных» боевиков — и что же? Чего достигли все эти «зачистки», пытки похлеще средневековых и практика «уничтожения» людей? Только того, что сопротивление зажгло уже весь Северный Кавказ, где дня не проходит без убийства или теракта. Равно и наоборот — сами кавказские комбатанты не добились силовыми методами ничего кроме бесчисленных потерь, ужесточения режима, усечения свобод в республиках. То, что еще лет десять назад можно было распутать тонким и кропотливым миротворческим процессом, теперь заведено в безвыходный тупик, в неисцелимую стадию беды.

Милиция у нас сегодня в таком состоянии, что исправить ее, пожалуй, можно только распустив и создав новую. Что же сделали для этого "приморские партизаны"? К сожалению, ничего - кроме увеличения и без того избыточного зла. Чтобы реально снизить коррупцию, насилие и прочую преступность в милиции, нужны титанические усилия гражданской общественности. А это не зарезать спящего мента, не выстрелить в затылок обезоруженному, на это нужно куда больше ума, выдержки и энергии.

На сайте «Движения за права человека» ведется мониторинг сообщений прессы о пресечении преступлений сотрудников милиции по всей стране. Список пополняется практически ежедневно. Так кто-то ведь добивается возбуждения этих уголовных дел, кто-то трудится над тем, чтобы установить общественный контроль за милицией, не оставлять безнаказанными преступления ее сотрудников. Вот бы куда энергию этих молодых людей! А сколько усилий нужно, чтобы добиться-таки реформы милиции, чтобы понять, как лучше эту проблему решить в наших тяжких условиях. Методы "приморских партизан" — только помеха в таком и без того нелегком деле.

Егор Бычков воевал против наркомании, другой беды нашего общества, с помощью пыток. Хвала тем, кто добровольно пошел на пытки, чтобы излечиться подобным способом. Однако же как можно приковать человека наручниками к койке против его воли? Из благих побуждений? Инквизиция тоже считала, что действует в интересах тех, кого подвергает страданиям. Уровень наркозависимости в городе снизился? Но как этому верить, если главный нарколог России четко говорит, что вылечить наркомана, закрыв его в комнате, невозможно - для этого нужен долгий процесс в стационаре с участием психологов и работников социальной службы. Как бы пригодилась энергия Егора Бычкова, если бы он попытался добиться устройства на Урале хотя бы одного заведения с профессиональным и человечным лечением наркозависимости!

Незадолго до вынесения приговора Бычкову мне с обыкновенным спамом стали приходить призывы в его защиту (завидный энтузиазм - за политзэков бы так заступалось!). Там были и приглашения вступить в группу с таким названием: "За продажу наркотиков — сажать пожизненно!" Вот так лозунг! Особенно с учетом всех, мягко говоря, несовершенств нашего правосудия. Неисцелима, однако, эта большевистская уверенность, будто арестами и тюрьмами можно хоть что-то всерьез исправить. Боюсь, и расстрела бы потребовали, не будь у нас моратория.

Наше общество испытывает тяжелейший дефицит человечности. Однако же я надеюсь, что есть еще люди, убежденные в том, что истязаниями и убийствами не победить зла. Таким людям не нужно благоденствие в мире решенных проблем, достигнутое насилием и жестокостью. На них-то вся и надежда.

Московское милицейское начальство в лице Бирюкова извинилось передо мной. Мы не стали спорить насчет того, специально сломали руку или не специально. Милицейское начальство в лице начальника ОВД «Тверское» Паукова сказало, что «наши милиционеры не будут этого специально делать, но если это сделал наш милиционер, значит, он сделал это по ошибке, значит, он не рассчитал свою силу». Ну, то есть просто – так получилось.

Мы сошлись на том, что организация задержания и доставки задержанных 31 мая была плохой, и это в какой-то степени спровоцировало дальнейшую сидячую забастовку, и всякие акции протеста, и мой перелом руки. Конечно, если бы нас сразу доставили в отделение, никто бы не стал выступать, никому бы нервы не портили, не стали бы хватать за руки. Но это логика бытовая, а если мы берем логику формально-юридическую, то какие бы ни были причины, представитель закона не должен был себя так вести.

Мы говорили о том, что в Грузии не берут взяток, о том, что во Франции можно устраивать демонстрации, об отношении к милиции и о том, что было раньше, курица или яйцо: кто кого не любит больше – общество милицию или милиция общество.

Обсудили и вопрос возможности моего отказа от попыток получения юридической сатисфакции. Мои собеседники согласились с теми аргументами, что я хочу довести это дело до конца и что я в своем праве это делать. Так что это ни в коем случае не мировая.

Я никого не хочу извинять, потому что человек, облеченный званием защитника закона, не должен нарушать закон. Точка.