Впечатления от суда над Гаскаровым, прошедшего 15 октября 2010 года. Заметки участницы Кампании Ольги Мирясовой.

Когда мне приходится бывать в судах, я каждый раз удивляюсь абсурдности происходящего и тому, насколько они похожи на спектакли. Сценарии для которых, как известно, пишутся заранее и итог предрешен. Вчерашний суд по изменению меры пресечения ничем от привычного образа не отличался: судьи как будто заранее знали результат и просто были вынуждены соблюсти такую формальность как судебное заседание.

Алексей Гаскаров и его друзья и близкие, сидевшие в зале, все-таки надеялись, что суд не ограничится отменой приговора и отправкой дела на пересмотр в Химки, а освободит Алексея в зале суда. Тем более, УПК настаивает именно на этом. Устанавливать меру пресечения для обвиняемого имеет право только районный суд (ст. 108 ч. 4 УПК РФ), и если вышестоящей инстанцией отменено решение Химкинского городского суда, то обвиняемый должен быть немедленно освобожден (ст.108 ч.11 УПК РФ). Никакие суды кроме районных не наделены правом назначать меру пресечения, но Московский областной суд почему-то решил самостоятельно продлить заключение Алексея Гаскарова. Он отменил решение Химкинского, но назначил новую дату, когда Гаскаров потенциально сможет выйти на свободу – 27 октября. И довольно вероятно, что химкинский суд снова продлит заключение Алексею, чехарда будет продолжаться, а человек сидеть.

Надо отметить, что вредничать в ходе заседания ни судьи, ни прокурор не стали. Они удовлетворили почти все ходатайства защиты и обвиняемого, приобщили к делу несколько положительных характеристик и документ о том, что Гаскаров был направлен на место событий в Химках как корреспондент ИКД. (Правда, из троих защитников, заявленных Алексеем, к участию в заседании допустили только одного – Льва Пономарева.) Но и суть дела, казалось, их не интересовала. Вопросов они не задавали, решение было зачитано скороговоркой. При зачтении судья даже оговорился весьма символическим образом: сказал, что ходатайство защитника решено удовлетворить, что означало немедленное освобождение Алексея. И поправился через несколько секунд: удовлетворить частично.

Гаскаров пытался привлечь внимание судей к тому, что свидетели, на показаниях которых строится обвинение против него, не заслуживают доверия, а его поручители, напротив, известные в правозащитном движении люди, депутаты Госдумы. Адвокат Алексея перечислил набор положительных характеристик и продемонстрировал несостоятельность аргументации следователя о необходимости его содержания под стражей. Но суду было все равно.

Вспоминаются антиутопии про тоталитарные государства. Большая безразличная машина вращает свои колеса и колесики, а сырье для нее – человеческий материал. И плывут человеки по конвейеру, раскладываются по ячейкам – кто-то пригоден для производства, кто-то для размножения, кто-то пусть пока полежит на складе. Машина сейчас оценивает опасность Леши для общества (или для себя?) и решает, надо ли его отпустить на свободу. Как и по каким правилам, мы не знаем, потому что слишком мало имеют наши законы отношения к реальной жизни, потому что фасад деятельности системы слишком мало отражает ее внутреннюю кухню.

Поэтому-то мы не очень надеемся переиграть машину по ее правилам. Мы пытаемся сделать Алексея гвоздем для нее или непредусмотренной гайкой, которую она не сможет так же спокойно «отработать», как остальной материал, и поспешит избавиться, чтобы спокойно функционировать дальше...

По мере пресечения Алексею Гаскарову сегодня было принято то же решение, что и по Максиму Солопову ранее. Видимо, оно сыграло свою роль: Мособлсуд проштамповал.

Дело вернули в суд первой инстанции – Химкинский городской, Алексею продлили меру пресечения до 27 октября. Я должен сказать, что это незаконно. В прошлый раз, после суда по Максиму, я не говорил об этом, потому что боялся, что по второму обвиняемому будет принято другое решение, но теперь можно смело говорить. Мособлсуд отменил решение суда первой инстанции, сочтя его незаконным. Но при этом Мособлсуд необоснованно повторяет то же самое, продляя обоим содержание под стражей. При этом никаких оснований для продления у них нет, они их не назвали. Почему необходимо содержание под стражей Гаскарова до суда в Химках? Они обязаны были выпустить и Максима, и Алексея на свободу.

На судебном заседании по делу Гаскарова я выступал с тех же позиций, что и на заседании по делу Солопова. Первое, что я сказал, это то, что для меня нет более яркого эмоционального переживания, чем видеть за решеткой Алексея (он присутствовал в зале суда). Большего противоречия с личностью Гаскарова я представить не могу. Это человек, которого я очень хорошо знаю, журналист, финансовый аналитик, экономический эксперт, который активно участвует в общественных акциях. И он сидит за решеткой. Я говорил суду, что такими людьми, как Гаскаров, надо гордиться, он занимается важной общественной деятельностью – борьбой с российскими нацистами.

Конечно, я напомнил о том, что Верховный суд два раза принимал решение о необходимости соблюдения законности и обоснованности при выборе меры пресечения. Даже в случае тяжкого преступления необходимо прежде всего изучить личность обвиняемого, а здесь даже тяжести нет. Еще я говорил о том, что президент сейчас следит за практикой применения меры пресечения и несколько раз заявлял о том, что под стражу брать надо реже и не допускать необоснованного применения этой меры пресечения.

Адвокат приобщил к делу несколько характеристик, грамоту от губернатора Московской области, от мэра города Жуковского. Было много документов, которые говорили о личности Леши. Более того, я приобщил еще один – приглашение Алексею от какой-то фирмы, которая предлагает ему место финансового эксперта. Также приобщено редакционное задание о поездке на концерт 28 июля от Института "Коллективное действие". Поручительства были те же, что и в деле Максима, – от Людмилы Алексеевой, Сергей Ковалева, от меня и от депутатов Шеина и Пономарева.

В своем открытом письме президенту Фонда Сахарова Юрий Самодуров полностью исказил свои взаимоотношения с Сахаровским музеем и безответственно бросает Фонду и Музею абсолютно незаслуженные и необоснованные обвинения. Все это я оставляю на его совести.

По сути происшедшего могу пояснить следующее:

В частном письме своим знакомым Елена Георгиевна Боннэр предложила собрать средства для помощи Самодурову и Ерофееву - двум осужденным по делу о выставке "Запретное искусство-2006", проходившей в Сахаровском центре, - для выплаты определенного им судом штрафа и на оплату юридических расходов для подачи иска в Европейский суд в Страсбурге в связи с неправосудностью решения российского суда. В качестве законного адресата она предложила Американский Фонд Сахарова, как единственный на Западе счет Сахаровского Музея и центра, позволяющий донорам списать свой вклад с доходов (это Самодурову хорошо известно).

Американский Фонд Сахарова не объявлял подписку о сборе средств для выплаты штрафа и оплаты расходов адвокатов по делу о выставке "Запретное искусство-2006" и не учреждал для этого никаких фондов.

У Самодурова не было никаких оснований для такого утверждения.

Но гораздо более важным - и страшным - мне представляется вот что.

Самодуров, декларируя свою якобы принципиальную позицию, отказывает человеку, не разделяющему ее безусловно и безоговорочно, в праве:

- на отстаивание конституционного принципа России как светского государства об отделении церкви от государства;

- на активную защиту от уголовного преследования людей, отстаивающих это конституционное право.

Из письма Самодурова следует, что человек, не полностью разделяющий его эстетическую позицию или его представление о том, как должен работать Сахаровский Музей и центр, не имеет права на собственный взгляд на проблему.

То есть, по сути, Самодуров отказывает человеку, не разделяющему его нетерпимую позицию безусловно и безоговорочно, в свободе совести, мысли и слова.

Чем же тогда позиция Самодурова отличается от позиции современных российских властей?

На мой взгляд, это новая идеологическая цензура, и она тем страшнее, что исходит от человека, считающего себя правозащитником.

Р.S. Горько видеть поразительную легкость, с которой Юрий Самодуров зачеркивает многолетнее сотрудничество и все дружеские связи.

Я не знаю, справедлив ли приговор, вынесенный Егору Бычкову. Я не вникал в это дело детально, да и не о том я сейчас.

Дело и не в том, что всевозможные деятели и журналисты возбудились от этой истории.

И не в том, что они побудили новоназначенного советника президента по правам человека Михаила Федотова взять дело Бычкова под свой контроль. Любое подозрение в неправедном суде должно привлекать внимание общества.

Я понимаю, что слова "борьба с наркобаронами" звучат гораздо ярче, чем "защита гражданских прав уголовников", чем занимался в том же Екатеринбурге Алексей Соколов.

И даже не в том дело, что екатеринбургский правозащитник также недавно осужден по сфабрикованному делу на те же 3 года. И не в том, что о Бычкове я слышу по сто раз на дню, а о Соколове как-то уже забылось.

Больше всего в истории Егора Бычкова меня потряс опрос, проведенный "Эхом Москвы" во время эфира. На вопрос "Cчитаете ли вы необходимым принудительное лечение наркоманов?" 93 процента слушателей ответили утвердительно.

Недавно схожая цифра всплыла при голосовании там же против мусульманских праздников.

Демократия - глас народа. Но при таком запредельном для любых вопросов (а тем более вопросов из области запретов и насилия) единогласии, боюсь, никакая демократия скоро просто не понадобится...

Рассмотрение апелляционной жалобы на решение Химкинского городского суда, продлившего срок содержания под стражей Алексея Гаскарова, состоится 15 октября, в пятницу, в 10 часов утра в Московском областном суде.

Напомним, 27 сентября Химкинский городской суд вынес решение продлить срок содержания под стражей Алексея Гаскарова еще на два месяца. Суд проходил в полузакрытом режиме: в зал заседаний пустили только адвоката Георгия Семеновского, маму арестованного Ирину Гаскарову, а также одного журналиста - корреспондента «Коммерсанта» Александра Черных. Около пятнадцати человек остались ждать в коридоре.

На рассмотрение жалобы в Московский областной суд намерены явиться Лев Пономарев, исполнительный директор Движения за права человека, Андрей Демидов, заместитель директора Института «Коллективное действие», и другие поручители.

8 октября Мособлсуд отменил решение Химкинского городского суда о продлении срока содержания под стражей для второго обвиняемого по «химкинскому делу» – Максима Солопова.

Адрес Московского областного суда: Красногорский район, п/о «Красногорск-2», МКАД 65-66 км, телефон: 8 (498) 692 61 04, 8 (498) 692 61 45.

Проезд: 1. станция метро «Мякинино», далее пешком, 2. От станции метро «Тушинская» автобус № 436 до остановки «Административно-Общественный Центр Московской области» или автобус № 640, № 631 до остановки магазин «Ашан», 3. От станции метро «Щукинская» автобус № 638 до остановки магазин «Ашан» или автобус № 687 до остановки «Сбербанк».

Дополнительная информация: тел. 8-915-053-59-12
[email protected]
http://khimkibattle.org

Атака на Бычкова и его фонд (Егор Бычков, экс-глава нижнетагильского фонда "Город без наркотиков", осужден за применение насилия к наркозависимым. - Ред.) напоминает удивительные события на летних пожарах: милиционеры не давали людям вырубать защитные просеки и копать пруды, запугивая селян и дачников делами о самоуправстве. 

Ссылка

Как-то уж очень дружно вся мразота вписалась на защиту Бычкова: от Холмогорова до Данилина, от Андрея Малахова до Сергея Стиллавина. В какую мусорную кучу палкой ни ткни - обязательно попадешь в защитника Бычкова.

Очень умиляет основной аргумент защитников ройзмановского садиста: дескать он пытал наркоманов по просьбе их родителей. Часто эти же люди бывают противниками абортов (right-wing, как-никак). То есть по их логике сделать аборт - это грех, а вот пытать взрослого человека (пусть даже он больной мудак) по разрешению его родителей - это святое дело, благодеяние практически.

Что касается его возможного положения в лагере, Ройзман и Адольфыч высказывают противоположные точки зрения.
Я был в тюрьме был совсем недолго и на экспертное мнение не претендую, но с людьми немного пообщался, с разными.
Могу сказать, что барыг в тюрьме действительно не любят. Как не любят, например, сутенеров.
Но не любят их скорее классовой ненавистью, как проклятых капиталистов. Потому что все так или иначе пользуются их услугами, а они, суки, наживаются на бедных людях, кровь из них пьют и некачественным товаром травят. Правильная и разумная позиция, вполне разделяю.

У нас существенная часть камеры сидела за наркоту, а многие из тех, кто сидел за кражу, были наркоманами. Так это общий режим, большинство по первому разу. Среди тех, кто на строгом (пересекался в ИВС и на боксах), наркоманов гораздо больше, один себе в медпункте кровь сам брал из паха, врач вену никак не мог найти.

У нас камере никто не ширялся, правда. В тюрьме смотрящий (бывший героинщик) стал сторонником здорового образа жизни и отказывался помогать приобретению тяжелых наркотиков. В то же время ничего не имел против травки, хоть она к нам в камеру ни разу и не попала.
В других же хатах, особенно на строгом режиме, кололись очень многие. Диабетик в тюрьме на вес золота: ему можно иметь настоящий шприц на легальной основе. А вообще импровизируют всячески: как правило, делают шприцы из ручек - технологию не знаю, не сталкивался.
На ИВС был колоритный парень, который, по его рассказам, просыпался с винтом и засыпал с героином. Его начинало ломать у меня на глазах: со стороны похоже на сильное похмелье, по потолку не ползал и с мертвыми младенцами не говорил. Ждал, когда отправят в СИЗО, чтобы наконец-то уколоться.
Думаю, что на зоне с наркотиками еще проще, больше пространства для маневра.

Так вот, возвращаясь к Бычкову: даже "сторонники здорового образа жизни" наподобие нашего смотрящего вряд ли отнеслись бы благосклонно к человеку сотрудничавшему на воле с ментами и помогавшему сажать людей, пусть и барыг. А фонд, надо заметить, сдавал ментам не только барыг, но и покупателей. А это уже не капиталисты-кровопийцы, это "социально близкие".

Так что с людьми Бычкову в заключении общаться не светит.
Только лишь с козлами: с заключенными работающими на администрацию.
Следить за его безопасностью будут тщательно, отсидит скорее всего без больших потерь и выйдет героем, причем выйдет скоро - слишком уж рьяно за него все впрягаются.
Эдакий Робин Гуд в глазах своих поклонников.

Их совершенно не смущает, что настоящие робингуды в своей борьбе за правду не сотрудничают с шерифами. И уж тем более не "ломают жизни" студентам с гашишем, для того чтобы потешить собственные садистские наклонности.
Подумалось только что: если бы майор Евсюков устроил стрельбу не в магазине, а в каком-нибудь месте сбора безобидных торчков, он бы мигом стал героем для той же публики, которая сейчас молится на Бычкова.

Кстати, Гаскаров и Солопов все еще сидят в тюрьме. И гном с айпадом не заступается за них, как в случае с Бычковым, а напротив, требует сажать все больше и больше людей, давая ментам карт-бланш на пытки, похищения и выбивание показаний. Это так, для расстановки приоритетов.

Уважаемый президент Фонда Сахарова господин Кляйн! Уважаемые члены американского Фонда Сахарова!

Сегодня я познакомился с опубликованным в Интернете сообщением о том, что американский Фонд Сахарова объявил подписку о сборе средств для выплаты штрафа и оплаты расходов адвокатов по делу о выставке «Запретное искусство-2006» и даже учредил для этого Фонд Самодурова/Ерофеева.

Около двух месяцев назад Вы, г-н президент, позвонили мне домой и спросили меня - хочу ли я и согласен ли я, чтобы американский Фонд Сахарова оказал мне финансовую поддержку/ И я сказал Вам (питая к Вам лично и многим членам американского Фонда Сахарова симпатию и благодарность за прошлое сотрудничество), что я не хочу принимать и безоговорочно не приму какую бы то ни было финансовую помощь, в которой в какой-либо форме участвуют американский и российский Фонды Сахарова и их члены. Сообщаю всем членам американского и российского Фондов Сахарова об этом еще раз, и вынужден теперь сделать это публично.

Позиция лиц и организаций, которые предали меня и Ерофеева в деле о выставке «Запретное искусство-2006», сначала осудив мое решение о проведении этой выставки и саму выставку как дискредитирующую имя Сахарова, дискредитирующую Музей и неуместную в Музее и общественном центре имени Сахарова, а затем вынудив меня во время суда уйти с должности директора Музея и центра имени Андрея Сахарова (перед этим дирекция Третьяковской галереи уволила Ерофеева), после чего я продолжал защиту этой выставки в суде и перед лицом общества не в качестве представителя авторитетной и уважаемой институции, а в качестве частного лица, так же, как и последующий отказ российского Фонда Сахарова и Музея и центра имени Андрея Сахарова от осуществления объявленной при открытии выставки программы «Запретное искусство», рассчитанной на многолетний мониторинг административной цензуры в сфере современного искусства посредством проведения выставок «Запретное искусство 2007, 2008, 2009», делают для меня неприемлемой какую бы то ни было помощь, в которой участвуют российский и американский Фонды Сахарова. Такая помощь для меня тем более неприемлема, что в ответ на мой вопрос: «Остается ли позиция американского Фонда Сахарова в отношении выставки «Запретное искусство» прежней?» - г-жа Нина Буис, член американского Фонда Сахарова, приехавшая на оглашение приговора Таганского суда, сообщила мне, что позиция американского Фонда Сахарова относительно неприемлемости проведения выставки «Запретное искусство» в Музее и общественном центре имени Сахарова осталась прежней.

Моя позиция остается противоположной. Она заключается в том, что Музей и центр имени Сахарова и я как его директор, проводя выставки «Осторожно, религия!» и «Запретное искусство-2006», были правы, следуя профессиональной и гражданской миссии Музея и осуществляя свои профессиональные обязанности и гражданский долг – говорить открыто и прямо присущими музею средствами, в частности, выставками, об острых и значимых вопросах, в том числе о неприемлемости претензий РПЦ на духовное господство в светском государстве.

Поэтому объявление американским Фондом Сахарова подписки в мою и Ерофеева поддержку для выплаты штрафа и оплаты расходов адвокатов я считаю не очень честным шагом, который сделан без моего согласия. Этого согласия я не давал и не даю.

Что касается моих расчетов с адвокатами, я не прошу Вас о помощи в решении этого вопроса. Адвокаты Анна Ставицкая, Ксения Костромина и Дмитрий Курепин защищали меня и Андрея Ерофеева безвозмездно. Конечно, мы хотим им заплатить достойный гонорар, но сделать это я смогу тогда, когда смогу. Что касается вопроса о средствах для выплаты штрафа, я (а также Андрей Ерофеев) решим его благодаря поддержке тех лиц и организаций, которые не осудили и не осуждают проведение мной выставки «Запретное искусство-2006», а считают эту выставку хорошо сделанной и проведенной в правильно выбранном месте и в правильное время.

С уважением,

Юрий Самодуров

К сожалению, я не обладаю всей полнотой информации по этому уголовному делу (Егора Бычкова. - Ред.), но мне очевидно, что наше законодательство не решает главный вопрос - о том, как нужно поступать с людьми, которые являются наркоманами и которых их родители пытаются спасти от неминуемой гибели от наркотиков... мне кажется, что суду надо было больше разбираться в субъективной стороне преступления. В уголовном праве есть понятие "состав преступления", то есть умысел - на что направлен был умысел? Умысел был направлен на то, чтобы похищать людей? Умысел был направлен на то, чтобы их избивать? Или умысел был направлен на то, чтобы их избавить от наркотической зависимости? Если умысел был направлен на избавление от зависимости, то в этом нет состава преступления. Это умысел не преступный. Он не предусмотрен нашим уголовным законодательством. Я думаю, наш совет специально поинтересуется материалами данного дела, естественно, мы не будем вмешиваться в судопроизводство, но проблема, которая высвечивается этим делом, она очень важна, и безусловно мы будем ее обсуждать.

Ссылка