Одним из важнейших критериев эффективности публичной акции является информационный отклик. Насколько удастся донести до целевой аудитории проблематику и идеи манифестации, в большей степени зависит от того, как информация о ней будет представлена в неподцензурных СМИ и социальных сетях. А это, в свою очередь, зависит от формы акции и от того, сколько человек в ней принимает участие и таким образом разделяет отношение к теме акции. Зачастую бывает так, что яркая нестандартная форма акции позволяет привлечь к проблеме больше внимания, чем стандартные митинги, пикеты и т.д. с более значительным количеством участников.

Очень важно грамотно организовать работу с представителями СМИ, заранее оповещать их о готовящихся мероприятиях, предоставлять информационные материалы. Работа с социальными сетями позволяет не только проинформировать людей о готовящейся акции или кампании, но и привлечь для участия в ней потенциальных сторонников.

Незаконными запретами власти зачастую помогают организаторам акций - неадекватные действия сотрудников правоохранительных органов на манифестациях привлекают внимание общественности гораздо больше, чем акции, прошедшие без инцидентов. Поэтому при событиях, требующих немедленной реакции общественности (репрессиях, арестах и т.п.), не стоит отказываться от проведения акций, если имеет место подобный отказ. Главное в таком случае, чтобы потенциальные участники были предупреждены о возможных задержаниях и представляли, как вести себя в подобной ситуации.

Однозначно успешными могу назвать акцию "Свободных радикалов" в рамках общественной кампании в защиту санкт-петербургских анархистов, на которых ФСБ пыталось повесить подрыв поезда из-за их антимилитаристских убеждений, и кампанию в защиту Артема Лоскутова, в которой "Свободные радикалы" занимались сбором подписей под онлайн-петицией.

Наш суд по выставке «Запретное искусство – 2006» долго уже идет, у нас скоро два года подписка о невыезде. И понятно, что собственное отношение к этому развивается. Я свое много раз высказывал, оно не оставалось одним и тем же. Я писал об этом («Искусство табу», к примеру).

На данный момент я пришел к мысли, что это дело, вообще говоря, мы проиграли. Не в судебном плане. В суде приговор будет обвинительный – это понятно. Но мы проиграли дело о выставке «Запретное искусство – 2006» потому, что те ценности, которые я разделяю, наши ценности, их, в общем-то, предали.

Что я имею ввиду? Музей и общественный центр имени Андрей Сахарова – это единственное учреждение культуры в стране, которое выполняет функции музея и одновременно общественного центра. Это не значит, что функция общественного центра – предоставлять помещение разным общественным организациям для проведения их встреч и т.д. Это значит, что мы брали на себя миссию говорить об острых и важных проблемах как музей имени Сахарова, и говорили об этом как учреждение культуры. Теми средствами, которые для культуры адекватны и естественны.

Для меня, в отличие от Андрея Ерофеева, речь идет не только об искусстве, но и о вызове Русской православной церкви (РПЦ). Я чувствую это как ее претензии на духовное и идеологическое господство в нашем обществе. Я этих претензий не принимаю, меня они дико раздражают. Выставка «Осторожно, религия!» оказалась узловым, поворотным моментом. Я совершенно не ожидал, что эти претензии сфокусируются на этой выставке. Это получилось таким катализатором.

Музей и общественный центр Сахарова выступил тогда единственным институтом, который прямо выставкой «Осторожно, религия!» заявил, что мы против претензий РПЦ на духовное идеологическое господство в обществе. Дальше церковь сумела очень много сделать. Священники в армии появились. Сейчас уже второй так называемый учебник написан по православию. Эти события в течение этих лет как-то развились, и я не вижу ни одного института, который бы этой тенденции противостоял, кроме правозащитников. Была какая-то группа учителей, которая как могла сопротивлялась. Но дело в том, что это не институты, это была группа единомышленников, которых это тревожит.

Когда появилась выставка «Запретное искусство – 2006», для меня речь шла о противостоянии этим претензиям церкви. Там три предмета являются центром особого внимания, спора и конфликта. Первое – это религиозные символы не для выражения веры в бога, совершенно в другом контексте для выражения каких-то других идей и отношения художника к тому, что происходит. Второе – это границы эротики и порнографии, третье – использование нецензурной лексики в искусстве. Это часто необходимо и оправданно в современном искусстве. Хотя часто можно и без этого обойтись.

Я считаю, что наши ценности предали. Потому что на процессе по выставке «Осторожно, религия!» участником процесса был Музей в лице меня как директора. И это придавало противостоянию определенный статус. Т.е. был субъект по процессу – Музей. А сейчас на процессе бодаются уволенный из Третьяковской галереи Андрей Ерофеев и практически уволенный из Музея имени Сахарова Юрий Самодуров. Я говорю «уволенный», потому что я подал заявление об уходе по собственному желанию после того, как мне сказали: «Мы приняли решение вас сменить». Это решение было в основном из-за выставки, но не только, были и другие конфликты между мной и учредителями.

Получилось так, что для общественного мнения в этом суде РПЦ противостоят бывший куратор, заведующий отдела Третьяковки Андрей Ерофеев, хотя он делал эту выставку не как завотдела Третьяковки, а как искусствовед, и я, который делал выставку в качестве директора Музея и после этого стал никем. Т.е. меня сделали никем. И получается, что с одной стороны против нас церковь действует руками «Народного собора» и ряда других организаций, а на этой стороне субъекта нет.

Ни один институт культуры в этом суде не отстаивает право на светское государство, на светское пространство деятельности для институтов культуры, где цензура церкви неуместна, где она не принимается. Может быть плохое искусство, может быть хорошее, но это искусство не оглядывается на то, что считают РПЦ и верующие. Должна быть у светского такая территория, и ее должен кто-то защищать. Раньше это защищал Музей и Общественный центр им. Андрея Сахарова. И даже если найдется галерея, которая покажет эту выставку, это будет лишено уже политической координаты, это будет внутри искусства.

Мы говорили о том, что это будет программа на несколько лет. Мы объявили об этом на выставке «Запретное искусство – 2006». Дальше мы хотели сделать «Запретное искусство – 2007», «Запретное искусство – 2008», «Запретное искусство – 2009». Уже прошло три года, когда этого никто не сделал. Музей Сахарова от этого отказался. Музей в этом смысле эти ценности предал. Члены Фонда Сахарова не считают это искусством, к сожалению. В этом смысле они не одиноки, это не считает искусством масса людей. Не только Светлана Алексеевна Ганнушкина, Сергей Адамович Ковалев или Елена Георгиевна Боннэр. Для них это все что-то ужасное и непонятное.

Но дело не в этом. Неважно, насколько это нравится или не нравится, насколько это любил сам Андрей Дмитриевич Сахаров. Я видел подписи в нашу защиту от Боннэр и Ковалева, но одно дело сказать, что за это нельзя судить, другое дело – показать выставку «Запретное искусство – 2007», «Запретное искусство – 2008», «Запретное искусство – 2009» на своей территории, придав этому принципиальное политическое звучание. Показать, что мы не принимаем политических претензий РПЦ на духовное господство в обществе.

Субъект, который не принимал, – пропал. Музей был таким субъектом, когда я был его директором. В этом суде его нет. Поэтому в общественном мнении этот процесс существует как препирательство странных, конфликтных, неуживчивых людей, которым чего-то нам не хватало. Как сказал Сергей Адамович Ковалев на Радио «Свобода» обо мне: «Вы хотели скандала, вы его получили».

Был бы я директором другого музея - я бы, наверное, побоялся провести эти выставки. Я и здесь думал... боялся и на самом деле не хотел скандала. Но я не хотел уступить, я не мог уступить. И не жалею, хотя меня за это поперли из музея. Я считал своим профессиональным долгом говорить об острых проблемах, в том числе языком современного искусства. Это стало той точкой, которая, оказывается, всех задела. У других конфессий, кстати, претензий таких нет. Они есть только у РПЦ.

В центре Санкт-Петербурга была отпразднована Масленица солидарности с Всеволодом Остаповым.

Традиционно в последний день масленичной недели люди, играя и веселясь, сжигая чучело богини смерти Мары, прощались со всем злом уходящей зимы. Но зло теперь – это не только мороз и холод, наледи и сосули. И зима – не просто холодное время года. Зима нашего времени – это скорее бедность и безработица, коррупция и беззаконие, ложь с экранов телевизора. А зло нашего времени - бесконечно обманывающие нас политики, чиновники, живущие на взятки, обнаглевшие менты.

Сева Остапов – один из молодых людей, которых 4 апреля 2008, якобы за распитие пива, забрали в отделение ОВД «Сокольники». В отделении ребят с садистской жестокостью в течение нескольких часов избивали дубинками и пытали электрошоком. Однако, несмотря на то, что о преступлении сотрудников милиции очень быстро стало известно общественности, сотрудников ОВД не уволили, а уголовное дело против них замяли. Вместо этого, чтобы покрыть совершенные преступления, возбудили дело против Севы Остапова – якобы в тот вечер он напал на милиционеров и пытался их побить. 17 февраля состоится вынесение приговора по делу Остапова.

Активисты Санкт-Петербурга устроили масленичные гуляния на Большой Московской улице. Ряженые в масках козлов и баранов, изображавшие милиционеров, охраняли подступы к импровизированному снежному городку с вывеской «ОВД Сокольники» и защищали чучело богини смерти в милицейской фуражке. Гости праздника закидывали оборотней-милиционеров снежками, и в конце концов, захватили городок-ОВД и подожгли чучело богини-милиционера.

За всем происходящим наблюдали многочисленные прохожие, некоторые с удовольствием принимали участие в празднике, ели блины, приготовленные активистами коллектива «Еда вместо бомб».

Художники-анархисты Питера. «Автономное действие» Питер.

Текст листовки:

Сегодня последний день масленицы. Традиционно в этот день, играя и веселясь, прощаются со всем злом уходящей зимы.
Но зло теперь – это не только мороз и холод, наледи и сосули. И зима – не просто холодное время года. Давайте взглянем шире! Зима нашего времени. Бедность и безработица, коррупция и беззаконие, ложь с экранов телевизора. Зло нашего времени. Бесконечно обманывающие нас политики, чиновники, живущие на взятки, обнаглевшие менты. Их безразличие, их самодовольство, их молчаливое презрение – это зло, с
которым хотелось бы распрощаться раз и навсегда!
Нашего друга, Севу Остапова из Москвы, пытаются посадить по ложному обвинению. 4 апреля 2008 года его и нескольких его друзей, якобы за распитие пива, забрали в отделение ОВД «Сокольники». В отделении с ними не проводили воспитательную работу и не составляли протоколы – с садистской жестокостью их методично, в течение нескольких часов избивали дубинками и пытали электрошоком. После этого, угрожая, ребят выкинули на улицу. Это громкое преступление сотрудников милиции очень скоро стало известно общественности, было написано много статей в газетах, прошло много акций протеста.
Но справедливость не восторжествовала! Дело против сотрудников ОВД «Сокольники» быстро замяли, никто из ментов не наказан и даже не уволен. А вместо этого, чтобы покрыть совершенные преступления, возбудили дело против Севы Остапова – якобы в тот вечер он напал на милиционеров и пытался их побить. Теперь студенту физмата Севе грозит срок за действия, которые он никогда не совершал. 17 февраля в Москве состоится последнее заседание по его делу.
Случай с Севой – хоть и нашумевший, но далеко не единичный. Людей, попавших в лапы ментов, незаконно осужденных – множество.

Мы штурмуем снежный город – ОВД «Сокольники», веселимся и едим блины - сегодня мы символически прощаемся со злом нашего времени. Только поддерживая друг друга, проявляя солидарность и объединяясь в борьбе со злом, мы однажды сможем попрощаться с ним по-настоящему!

http://piter.indymedia.ru/ru/node/9072

Не знаю почему, но так получилось, что совсем недавно я не особо интересовался судами и следить за процессами предпочитал, не мучаясь на твердых деревянных лавках в душных тесных кабинетах. Конечно, на судах я был. Сначала судили моих друзей, которые просто пришли к отделению милиции. Потом судили моих друзей, которые вышли на законную акцию в центре Москвы. Ходил на суд Ходорковского и Лебедева. Но это было, скорее, редкое развлечение.

А с начала года стал посещать процесс Всеволода Остапова, увидел своими глазами, что количество зрителей напрямую влияет на поведение судьи и государственного обвинителя во время процесса. Также из чистого интереса посетил суд (ну в этой стране это все еще называется судом) над Ерофеевым и Самодуровым.

Сначала меня приняли за «своего» и стали что-то объяснять про то, что «Народ есть, нет нации. И название «нация» нужно заслужить». Потом, когда выяснилась принадлежность, «зрители» стали замолкать при моем приближении: «Ишь, подслушивает!» Зайдя в зал, я поздоровался со всеми: «Шалом, православные!». Зрители немного подвисли, но после перевода на «национальный язык» хором начали шептать молитвы и проклятия. Потом удалось пообщаться с Юрием Самодуровым о том, что странно выглядят заявления «православных граждан» к господину Чуеву, которого на «православном языке» называют «содомитом». Данное высказывание видимо совсем шокировало окружающих, потому как не требовало дополнительного перевода. Говорят, что эти зрители также боятся фотоаппаратов и видеокамер (наверно в их понимании «там живет аццкий сотона»), но я еще не проверял.

Таганский суд (204 кабинет) слишком похож на какой-то базар из азиатских сказок: зрители спокойно входят и выходят во время заседания, могут обсуждать свои повседневные проблемы (при этом не особо понижая голос), могут есть и пить в зале, могут громко высказываться в адрес обвиняемых и их адвокатов и могут громко и вслух оскорблять их или командовать «заткнуться». Прокуроры могут спокойно опаздывать на полтора часа, судья их почему-то в этом случае будет ждать, а заодно их придется ждать и всем остальным. Секретарь может стоять своей нижней половиной в зале, а головой в совещательной комнате, при этом с кем-то там разговаривая. Судья может не делать замечания зрителям за неуважение (хотя наверно там и уважать нечего) суда даже после просьбы адвокатов. Так что это не суд, это некое помещение с людьми, которые почему-то по-разному одеты и сидят на разных сидениях.

10 и 11 февраля обвинение заканчивало свою часть. Уже были допрошены свидетели, которые от кого-то и где-то слышали по радио о выставке и сильно возбудились от этого на почве своей религиозной и национальной ненависти. Судья хотела зачитать материалы обвинения, но адвокаты встали на защиту закона и обязали судью не нарушать УПК, поэтому материалы пришлось зачитывать прокурорам. Государственное обвинение состоит из двух достаточно молодых капитанов юстиции, которые совершенно не владеют речевым аппаратом (тихий голос, плохая дикция и маленький словарный запас), поэтому разобрать, что они читают, слишком сложно. А поскольку все 13 томов дела состоят из однотипных заявлений («не видел, но оскорбился»), документы зачитывались следующим образом: «Страница 1 – заявление, страница 3 – заявление… страницы с 57 по 79 – статьи из интернета». Они зачитали какую-то бумажку с умными словами о «семантике значения» без начала и конца, без подписи, без авторства и без даты, на вопрос защиты: «Что вы сейчас зачитали», был дан ответ: «Слушать надо было». Они зачитали заключение эксперта-филолога о том, что «некоторый художники не имеют права называть себя художниками, так как не имеют художественного образования, и картины надо приравнивать не к предметам искусства, а к плакатам и транспарантам». Зачитали экспертное заключение психолога, который считает, что «рисование черной икрой нужно приравнивать к нанесению черной икры на могильные камни». Заодно зачитали обращение в прокуратуру 10-летней девочки (учись стучать смолоду, помни подвиг Паши Морозова!), которая о выставке узнала от бабушки и тоже возбудилась, чем только успела. Туда же – благодарственного письмо от «Объединения православной молодежи» (кстати, кто эта «молодежь» я пытался выяснить, но безуспешно).

Прокуроры краснеют, бубнят. Адвокаты спрашивают – прокуроры хамят в ответ. Обвиняемые пытаются выяснить, кто и в чем их обвиняет, на что получают хамские высказывания зрителей. Всего один раз судья сделала замечание зрителям, которые прямо велели адвокату заткнуться, но замечание было сделано каким-то извиняющимся тоном в духе: «Ну зачем вы мешаете, адвокат же имеет право высказываться в защиту...» Зато почему-то на просьбу прокурора судья среагировала очень оперативно, сделав замечание Андрею Ерофееву.

Конечно, это не суд. И дело даже не в том, что нельзя судить по УПК художников за их творчество и галерейщиков за их смелость. Дело в том, что нельзя допускать, чтобы банда (вернее – «организованная преступная группировка по предварительному сговору») непонятных личностей на основании чужих домыслов, не имея собственного мнения, решала, что можно рисовать, а что нет. Но я предлагаю всем сходить на этот процесс, можете взять с собой бутерброды-салаты-супы на случай если проголодаетесь (не знаю, есть ли микроволновка в совещательной комнате, но думаю об этом можно спросить). И еще предлагаю посмотреть экспонаты выставки «Запретное искусство 2006», а потом выступить в качестве свидетелей защиты. Кстати обвинение свою часть закончило, и теперь начинается представление доказательств защитой.

В связи с сегодняшним материалом Елены Боннэр, вот перепост ее статьи в Wall Street Journal, которая столь же актуальна сегодня, сколь была в 2003 году.

Елена Боннэр: Владимир Потемкин ("The Wall Street Journal", США) 17/06/2003

Нелегко управлять наследием великого человека, в особенности, когда зло, против которого он боролся и которое нередко побеждал, после его смерти возвращается с желанием отомстить. Вот почему я недавно с сожалением и гневом была вынуждена отказаться от плана возведения памятника моему покойному мужу, Андрею Сахарову, в его родной Москве. Ибо мне известно, что Андрей перевернулся бы в гробу, если бы я позволила его имени и его образу стать частью потемкинской деревни, которую российское правительство пытается построить для благодушного Запада.

Когда я наблюдала, как западные лидеры произносят тосты в честь Владимира Путина - который ранее в этом месяце воспользовался 300-летним юбилеем Санкт-Петербурга, чтобы подчеркнуть согласие Запада с его политикой - я была признательна за то, что никто не догадался привести официальную делегацию к статуе Сахарова, которая там стоит. Вздумай президент Путин привести своих гостей к Андрею, это было бы надругательством над его памятью, поскольку всякая политика путинской администрации является анафемой всему, во что верил и за что боролся Сахаров.

В последние 3 года я стала свидетелем систематического разрушения демократических институтов, подавления независимой прессы и разжигания национализма и ксенофобии. Но самым страшным преступлением правительства является продолжающийся геноцид в Чечне. Сталин сказал, что смерть одного человека - трагедия, тогда как смерть миллионов - статистика. Мрачная статистика российской политики в Чечне: 180000 погибших и 350000 беженцев, что составляет почти 50% довоенного населения этой республики. Западных лидеров, быть может, не волнует эта статистика, но для меня это не только угроза чеченскому народу, но также симптом ужасной болезни, которой заражены как Россия, так и Запад.

Тираническим режимам присуще стремление украшать себя поддельными атрибутами демократии: фальсифицированные выборы, раболепная система судопроизводства, манипулируемая пресса. В сегодняшней России этот маскарад именуется "управляемой демократией". Подобные режимы в особенности стремятся, чтобы Запад принимал подделку за настоящую демократию; иногда это стремление является основанием для квази-демократических инсценировок. Так, недавний чеченский "референдум", который вообще референдумом не назовешь, и "амнистия", которая таковой не является, заставил западных лидеров выступать в поддержку "политического процесса" в Чечне, который, в сущности, не является политическим процессом.

В момент, когда я пишу эту статью, еще одно искажение "управляемой демократии" Москвы происходит в лондонском суде, где умеренный чеченский лидер Ахмед Закаев сопротивляется своей экстрадиции в Россию. Его невиновность была доказана в декабре, когда Дания не признала ложных обвинений российской стороны. Более того, существуют достаточные свидетельства, что российские суды не являются независимыми, что на допросах применяются пытки и что сеть исправительно-трудовых лагерей - нынешний ГУЛАГ - является бесчеловечной.

Только одного этого достаточно, чтобы воспрепятствовать удовлетворению требования российской стороны об экстрадиции г-на Закаева. Но именно в силу этого Кремлю так сильно нужен г-н Закаев: чтобы можно было говорить, что российская и западная системы судопроизводства равноценны. Я была шокирована, когда британское министерство внутренних дел сочло обоснованным требование России, вознамерившейся получить голову г-на Закаева, чтобы тем самым придать легитимность своей фальшивой системе судопроизводства.

Мне говорят, что умиротворение "управляемой демократии" является неизбежным злом, которое необходимо, чтобы удержать важного союзника в составе коалиции против террора. Но единственным, в чем выразилось участие России в этой войне, были поставки оружия и материалов, а также обеспечение дипломатической и моральной поддержки Ираку, Ирану и Северной Корее; не говоря уже о геноциде в Чечне. Легитимизация ложной демократии, ложной системы судопроизводства и осуществляемой лишь на словах войны с террором вызывает сомнения в реальных вещах, в особенности у тех, кто, подобно мне, продолжает их ценить. Поэтому я не могу согласиться на то, чтобы был установлен памятник моему мужу в сегодняшней России, иначе он тоже станет подделкой.

В обширном интервью интернет-изданию "Каспаров.Ру" Владимир Познер объяснил, почему в конфликте вокруг Триумфальной площади виноваты несогласные, а не власть. Он признает, что предлоги отказов надуманы. Но все равно не следует «нарушать порядок». Надо идти другим путем. Быть умнее и тоньше. «Провести митинг на Болотной площади, на Тургеневской площади, при этом настойчиво добиваться Триумфальной, но не разговаривать в ультимативной форме». Задавать властям вопрос: «А когда можно провести митинг на площади?». Если власти ответят: «Никогда», то другого выхода не будет, тогда надо выходить. Тогда и он будет поддерживать несогласных.


Конечно, это лукавство. Конечно, Познер знает, что власти никогда не ответят: «Никогда не дадим». Напротив, они будут объяснять, что с превеликой радостью, при первой возможности дадут. Как только, так сразу. Только когда, это будут решать они. Так что Познер может быть спокоен. На слове его никто не поймает, и поддерживать несогласных ему не придется. А значит, он сохранит возможность «говорить, искать точки соприкосновения, идти во власть по возможности, налаживать диалог, стараясь сдвинуть власть в нужную сторону, а не просто противостоять ей и провоцировать ее».

Познер формулирует старую как мир позицию: для достижения результата надо подчиняться «правилам игры». Надо бороться с помощью закона, говорит он. Но в том то и дело, что речь идет не о законе. Причиной нежелания властей разрешить митинг на Триумфальной является исключительно само их нежелание разрешить митинг на Триумфальной, а по закону такая причина основанием для отказа быть не может. На самом деле речь идет о подчинении неким неформальным правилам, требующим от просящего позы покорности.

Российская власть всегда была очень чувствительна к тому, в каком тоне с ней разговаривают. Она не любит, когда на нее наседают. Любая поблажка с ее стороны должна выглядеть барской милостью, а не вырванной уступкой. Это обязательный принцип патерналистской системы. Именно этот принцип в точности воспроизводит система отношений в криминальном мире. Недаром криминальный авторитет называется паханом. Патернализм — это общественный договор между паханом и сявкой. А паханы, как известно, имеют нежную, легко ранимую душу. Они очень обижаются, когда их не признают за паханов.

Вот последний пример подобного мышления наших властных структур.

Центр по противодействию экстремизму затеял проверку интернет-издания Грани.Ру на предмет призывов к свержению конституционного строя либо разжигания межнациональной розни. В телефонном разговоре сотрудник Центра «Э» Скрипников предложил руководству «Граней» встретиться, а также потребовал предоставить копии регистрационных документов. Генеральный директор Юлия Березовская попросила прислать официальный запрос. И Скрипников обиделся: мол, отказываясь идти на неофициальные контакты с Центром «Э», руководители «Граней» обостряют ситуацию. То есть не хотят «разрулить» ее по понятиям. Не приняли сразу позу покорности. Имеют наглость требовать какие-то официальные бумажки.

Так в чем же неправ Познер? А в том, что если ты не хочешь быть сявкой, надо не пытаться уважить укоренившийся у властей паханский способ мышления ради отдельных позитивных достижений, а постараться вывести из строя механизм регулирования общественной жизни по бандитским понятиям. А для этого надо не вести себя как сявка.

Знаете ли вы, как в краткой публикации разом и правозащитников охаять, и себя в свете правдоискателя выставить, и Ходорковского лягнуть, и по Дымовскому походя проехаться, и власти милостиво угодить, и видимость порядочности соблюсти, и даже чуть ли не поборником демократии себя показать? Образец такого «творчества» представил на минувшей неделе спецкор «Известий» Дмитрий Соколов-Митрич в статье «Права нашего человека».

Почему правозащитники защищают такого-то, а не защищают эдакого? Универсальный вопрос, годный для того, чтобы бросить на вас тень, в защиту кого бы вы ни выступили. (Так что сидите лучше, граждане, тихо, иначе не избежать вам обвинений, что защищаете такого-то и не защищаете эдакого-то...)

Соколов-Митрич обвиняет правозащитников в том, что они не защищают... майора Дымовского. Сам-то он, конечно, понимает, что «майор Дымовский - человек мутный и скользкий» (ну как же дать заподозрить себя в симпатии к арестованному человеку?), он также не забывает сообщить: «Мне не за что уважать Дымовского» (как лишний раз себя не подстраховать от подозрения в сочувствии Дымовскому и априори отвести от себя резонный вопрос: а сам-то ты что не защищаешь?).

Спецкору «Известий» также не за что уважать и Ходорковского. Мол, в каком-то неназванном году он, Соколов-Митрич, был в Нефтеюганске, и «этого достаточно, чтобы на всю жизнь получить иммунитет от воззваний в поддержку этого человека» (подробности автор считает излишними).

То есть он-то хорош, не защищает ни Дымовского, ни Ходорковского. А вот правозащитники — плохие, потому что защищают Ходорковского, но не защищают Дымовского, делят людей на «своих» и «чужих». Даже версии есть, по какому принципу делят. Одни, оказывается, говорят, что по сословному, а другие — что по национальному: только «чурок» (нацменов, пардон) защищают, такие-сякие. Впрочем, ему, как стеклышко чистому, «все равно, где проходит эта граница между своими и чужими», но «главное - что она есть». А поскольку так бесспорно-аргументированно он уже доказал, что она есть, то, во-первых, «фарисеи гражданского общества» (так уже именуются правозащитники) ничем не отличаются от пособников «кровавого режима», а во-вторых, оказывается, это из-за них «мы и профукали демократию в России». Не больше, не меньше!

Да, это вам не «клевета на советский строй на деньги ЦРУ», это нечто более витиеватое. Похоже, что отвращение какого-то круга обывателей к врагам-правозащитникам пропагандой Соколова обеспечено, а уж правду он говорит или нагло лжет, люди, далекие от темы, проверять не станут. Тем более что и не покажут акций в защиту — хоть Ходорковского, хоть Дымовского — ни отечественные телеканалы, ни та же газета «Известия» — так откуда же факты людям взять, чтобы возразить? Народ доверчивый, привык отечественной пропаганде верить на слово.

Даже те, кто в курсе событий, не сразу возразят — когда такой клубок из лжи и клеветы наворочен, не так-то легко понять, с какого конца его разматывать.

Начнем с Дымовского, которого правозащитники как раз защищают (и утверждение, будто не защищают, — наглая ложь). Еще до ареста Дымовского в Москве прошли пикеты и митинги в его поддержку, и организаторы акций даже приглашали самого Дымовского выступить на митинге, но он отнесся с недоверием, сказав: я дело делаю, а не митингую. Эта настороженность как раз и укореняется в обществе усилиями таких вот спецкоров «Известий». Но, несмотря на это, правозащитники защищали и продолжают защищать Дымовского именно потому, что никакой черты между «своими» и «чужими» для них не существует (и это — вторая ложь Соколова-Митрича). Также вне интересов правозащитников, симпатичен или несимпатичен им данный человек, низок или высок уровень его образования, безупречна ли его биография, или же сам он в прошлом совершал неблаговидные поступки. Так, ежедневно в правозащитные организации поступают жалобы от заключенных и их родственников, и правозащитники не интересуются, за что эти люди сидят, как характеризовались по работе, а безоговорочно оказывают им правовую помощь, потому что унижать человека, бить, пытать и калечить — это вне закона, и сотрудники администрации, поступающие так, совершают преступление.

А Дымовского правозащитники защищают несмотря на всю сложность именно этой коллизии. С одной стороны, Дымовский сам был частью разоблачаемой им системы и потому сам мог быть замешан в должностных правонарушениях, о которых он же и рассказывает. (Если бы защита Дымовского получила широкую огласку — то вот так бы, скорее всего, в «Известиях» и написали: смотрите, мол, кого они защищают, мошенников, бывших оборотней в погонах — ну и политзаключенные у этих правозащитников...)

С другой стороны, арест Дымовского политически мотивирован, и причина его — не случай мошенничества, который, возможно, следствие и докажет, а выступления Дымовского с разоблачением коррупции в системе. Месть волчьей стаи отбившемуся волку. Может быть, политический мотив в данном случае нелегко будет доказать юридически, но он очевиден фактически, даже Соколову-Митричу это ясно. И именно поэтому правозащитники защищают Дымовского, несмотря на то что получат они за это не щедрый гонорар от «Известий», а угрозы, оскорбления и прочие неприятности. Так, правозащитник из Новороссийска Вадим Карастелев, активно защищающий Дымовского, получил неделю назад сообщение на сотовый телефон с угрозами расправы, которые я не буду воспроизводить, т.к. литературным языком угрожающие не владеют. Подобная смс-ка пришла в тот же день на телефон другого правозащитника, Эдуарда Мкртчяна, в которой расправой грозили уже не ему, а его несовершеннолетнему сыну в случае, если правозащитник выйдет «с плакатом дыма». Причем сын назван по имени, что говорит об осведомленности отправителем относительно состава семьи правозащитника и, возможно, его адреса.

«Поясняю, что дым — это прозвище Дымовского, а поскольку мы готовим митинг 21 февраля перед домом начальника УВД под лозунгами "Свободу Дымовскому!", "МВД - так жить нельзя!", "Начальника УВД по г. Новороссийску в отставку!", нас приглашают на беседы то к замначальника УВД, то к городскому атаману. В ходе бесед нам рекомендуют отказаться от Дымовского и уже предлагают должности. Как видно, они используют политику кнута и пряника», — сообщает Карастелев своим коллегам.

Пикет в защиту Дымовского и Чекалина (другого разоблачителя системы изнутри) прошел 4 февраля в Москве, на нем собирали средства для беременной жены Дымовского, и собрали вопреки ожиданиям около 10 тысяч рублей, которые придутся теперь более чем кстати: 8 февраля у нее родился ребенок, Дымовский стал отцом. Такой вот искренней, реальной помощью арестованному человеку занимаются правозащитники и просто отзывчивые люди, приходящие на пикет, и даже обычные прохожие, пока такие, как Соколов-Митрич, пописывают свои статейки.

Что же до Ходорковсокго, то я не знаю, что увидел в неизвестно каком году Соколов-Митрич в Нефтеюганске, но я знаю, что видим все мы сейчас в Хамовническом суде Москвы, и не только правозащитники, но и все сколько-нибудь здравомыслящие люди не хотят стране такого, с позволения сказать, «правосудия». Если же спецкор «Известий» узрел какой-то доселе неведомый компромат на Ходорковского когда-то в Нефтеюгенске, то пусть выступит свидетелем в суде, чем очень обяжет прокурора Лахтина, который уже в течение года (!) не может представить суду ни одного внятного свидетельства против Ходорковского. Если же такой информации у спецкора нет, то зачем же вводить в заблуждение читателя?

Я поинтересовалась, чем известен Дмитрий Соколов-Митрич. Узнала, что он является автором книги «Нетаджикские девочки. Нечеченские мальчики», в которой, как я поняла, осуждается общественность, возмущенная гибелью таджикской девочки и не защищающая русских девочек.

То есть способ мышления у публициста уже устоявшийся. Почему сам он не сделал достоянием гласности факты о русских девочках, и при чем тут вообще - таджикские они или русские, и с какой целью даже детей публицист делит на «наших» и «ненаших», остается вопросом открытым.

Но я не буду говорить, что как раз благодаря таким, как Соколов-Митрич, мы и «профукали» демократию.
Я только скажу: держитесь подальше от скользких пропагандистов и не берите в руки такую газетку, как нынешние «Известия».

В Петербурге памятник Сахарову мне очень нравится. И площадь такая маленькая. Очень удачно получилось.

Я считаю важным не просто формально решить, взять и сделать. Есть ощущение, что это превращается немножко в какую-то бюрократическую игру.

У меня пока чувство, что какое-то там есть второе дно, третье дно. Я не очень понимаю мотивы, а хотелось бы видеть все-таки мотивы людей, которые хотят конкретно этот памятник.

Если будет какой-то замечательный памятник, так это хорошо. Но я вообще не представляю, чтобы замечательный памятник в этой ситуации возник. Опять будет какой-нибудь Церетели или Рукавишников (памятник Достоевскому). Такого памятника, как в Петербурге, я думаю, не будет.

Просто памятник не нужен. Нужен хороший памятник. Для того чтобы возник хороший памятник, нужно какое-то настроение и путь его создания.

Безусловно, памятник Сахарову нужен. Каким он будет, должен определять конкурс. Слава богу, есть приличные люди, в частности, замечательный молодой скульптор Сергей Бычков, автор памятника Циолковскому в центре города Боровска – одного из лучших памятников, которые я видел в жизни. Он представляет из себя клон знаменитой ракеты, как на ВДНХ, а рядом булыжником выложено камерное пространство, и в нем на маленьком бронзовом стульчике сидит небольшая бронзовая фигурка в валенках с вытянутыми ножками. Это Циолковский, он откинулся и поднял голову наверх. И это такая прелесть, такой добрый гуманный памятник. Начинаешь любить Циолковского - а то ведь мы привыкли, что это сумасшедший человек, а здесь он мечтатель. Если бы такой Бычков сделал памятник Сахарову, это было бы замечательно. О творческом человеке говорит творческий продукт.

Где ему быть? Наверное, там, где Центр Сахарова, это место одно из лучших в Москве. Там уместно было бы сделать памятник, да и напротив жил Сахаров. Не надо из него делать истукана, не надо его ставить на пьедестал посреди проспекта. Это был настоящий человек, который противостоял злу, власти, и памятник ему должен быть настоящим.

Кто при звездах и при луне так поздно едет на коне?
А. С. Пушкин

В политике существует парадокс: после прихода к власти лидер высоко идеологизированной партии зачастую отказывается от идеологии в пользу прагматизма и начинает проводить политику прямо противоположную той, которую от него ожидали.

Примерами таких метаморфоз являются визит Ричарда Никсона в Китай, шаги Ариэля Шарона по ликвидации израильских поселений, прозападная ориентация Александра Квасневского, и жесткая линия Барака Обамы в войне с террором.

В немалой степени подобным разворотам способствует отсутствие идеологической оппозиции: Никсон мог не опасаться критики справа, а Обама - слева. Шарону не надо было отбиваться от "ястребов", а Квасневскому - от коммунистов.

Януковичу, что бы он ни делал, не грозит недовольство пророссийской части электората. Определяя свою политику по главному вопросу - ориентации Украины между "авторитарной империей" на востоке и "либеральным содружеством наций" на западе, он не должен беспокоиться о своей уязвимисти на "юговосточном" фланге украинской карты.

Если он решит двигаться в сторону Европы, то лишит своих противников главного аргумента, объединит страну и получит запас прочности на случай неудач в экономике. Если же сделает то, что от него ожидают - станет разворачивать корабль в сторону Москвы, то лишь усугубит раскол и даст своим политическим оппонентам массу опорных точек для реванша.

При этом, несмотря на равный вес двух противоборствующих идеологических направлений в массах, чаяния украинских элит - бизнеса, образованного класса, молодежи - очевидны. Они хотят быть гражданами свободной Европы, а не вассалами московской метрополии. В период между выборами их настроения весят гораздо больше, чем порывы оболваненных масс.

Настроения украинских элит лучше всего выразил, размышляя о будущем, вдумчивый блоггер: “Вы обречены вечно жить под игом бесчеловечной центральной власти с полицейским режимом, а мы будем жить по-другому. И все наше неприятие русского только от этого - мы боимся заразиться этой смертельной заразой - от русских телеканалов, фильмов, даже от мобильного телефона, который подключен к российскому оператору".

К тому же, как любой правитель, новый украинский лидер мечтает иметь свой голос в мировой политике. Европа готова говорить с ним на равных, а в Москве ему могут предложить лишь статус "младшего брата" Путина и Медведева.

Поэтому московские стратеги не должны удивляться, если "младший брат", немного поразмыслив, вместо того чтобы понуро побрести в кремлевское стойло, вдруг взбрыкнет и на всех парах помчится в европейские луга.

Представляется, что именно доктрина личности и, соответственно, государства и общества, экономики и социальности, направленных на поддержку личности каждого человека и создание условий для ее востребованности и максимально полной реализации, должны лежать в основе реализуемого нами, Россией, справедливого миропорядка. Это означает прямое отрицание доктрины индивидуализма и общества, выстраиваемого вокруг него... человеческая личность есть главный момент богоподобности и никогда не сводима к индивиду... Поэтому в нашей российской традиции нет никакого взаимоотрицания личности и государственности. Функция государства в России всегда заключалась в том, чтобы стоять на страже принципа личности и помогать личности каждого без исключения человека реализовывать себя, преобразуя и улучшая мир, делая его более справедливым.

Ссылка

Лично сочувствую потерпевшим. Поступок Евсюкова не соответствует всей его предыдущей жизни и службе. Поэтому убежден, что к ответственности его за этот поступок привлекать нельзя.

Ссылка

Когда я предложил Эрнсту такую передачу ("Познер". – Ред.)... я поставил этот вопрос: мол, давайте договоримся "на берегу", вы мне скажете, каких людей я не могу приглашать... Мне было названо некоторое количество людей, мы договорились, что к этому списку никто не будет добавлен, и на этом вопрос закрылся... Если решат тебя иметь, то тебя будут иметь... Я был пропагандистом СССР. Со временем я перестал верить в дело, которому отдавал все свои силы. Постепенно накапливалось сопротивление, и когда мне пришлось признать, что это дело не праведное, я принял решение выйти из партии. Я не стал диссидентом, у меня с ними были серьезные разногласия, потому что они постоянно обращались к Западу... Потом я уехал за границу и думал, что никогда уже не вернусь. Но... мне дали возможность делать программы на телевидении. Я согласился, дав себе обещание никогда не быть членом партии, не работать на власть и не быть в штате. Мне это удается на 90 процентов… Главный герой (фильма "Полет над кукушкиным гнездом". – Ред.), чтобы расшевелить пациентов сумасшедшего дома, на спор пытается поднять каменный умывальник… Над ним смеются, и он уходит, но, оборачиваясь, говорит: "По крайней мере, я пробовал". В конце, вдохновленный его примером, один из героев фильма, огромный индеец, вырывает умывальник, разбивает им прутья решетки и убегает из сумасшедшего дома. Эти слова стали архиважными для меня. Я всегда пробую то, что считаю важным... нравится это кому-то или не нравится.

Ссылка

Навеянное

Как раз когда я пишу эти страницы, второй канал Би-Би-Си показал нам удивительный документальный фильм о новом герое нашего времени Владимире Познере. Да-да, том самом Познере, что годами убеждал с экрана западных телезрителей... на своем безукоризненном английском и французском в преимуществах советского строя, в миролюбии советской политики, в том, что Сахарова сослали правильно, в Афганистан вторглись правильно, а в психушки никого кроме сумасшедших не сажают. Теперь же с не меньшей убедительностью, со слезой в голосе рассказывает, как он безмерно страдал все эти годы... И, конечно, ему приходилось лгать — а кому не приходилось! — отчего он страдал еще больше… Но вот и кульминация — август 1991-го, танки на улицах Москвы, "Лебединое озеро" по советскому телевизору и — освобождение Познера. Кадры из фильма Формана "Полет над кукушкиным гнездом": всегда покорный индеец-гигант вырывает из пола тумбу и крушит ею окно. Свобода! Он решился, он порвал путы. "Я не позволю себе поверить ни в человека, ни в правительство, ни в идеологию. Никогда больше!" - как всегда убедительно, на своем безукоризненном английском говорит он с экрана в заключение, словно старая потасканная шлюха клянется, что она больше никому, никогда, ни за что не даст. Благо никто больше и не просит. При чем тут вера? Ведь нам уже вроде бы объяснили: ни во что он не верил, он всю жизнь лгал и страдал.

Владимир Буковский. "Московский процесс"

Да, я знаю, что он (майор Дымовский. – Ред.) сидит в СИЗО и его подозревают в мошенничестве... Я даже слышал, что его теперь еще проверяют на причастность к наркобизнесу… Но я не слышал и не читал о Дымовском таких новостей: "С призывом освободить опального майора выступили лидеры правозащитного движения России"... "А вот куда делся майор Дымовский?" - это мой вопрос не к правоохранительным органам... Это мой вопрос к тем, кто именует себя правозащитниками, диссидентами... Я, конечно, понимаю, что майор Дымовский - человек мутный и скользкий. Я даже нисколько не удивлюсь, если на суде обвинение выставит неопровержимые доказательства того, что бывший старший оперуполномоченный новороссийского ОБНОНа действительно был замешан в наркоторговле... Мне не за что уважать Дымовского... почему все-таки забыты майор Дымовский и тысячи других смельчаков или чудиков, которые свое дело сделали, но рожей не вышли?.. Чем тогда фарисеи гражданского общества отличаются от пособников "кровавого режима"?

Ссылка

Хочется верить, что... призыв патриарха Кирилла к нашим олимпийцам: "Будьте сильными духом!" – не пропадет втуне. Как и благословение российской сборной, прошедшее в начале февраля в храме Христа Спасителя. Жаль только, что в это время большая часть российской команды уже тренировалась в Ванкувере...

Cсылка

На дворе у нас капитализм, и никаким образом помешать сносу архитектурных памятников, если у них появились конкретные частные владельцы, которым выгодно снести их, мы не можем. И никакие перформансы тут, увы, не помогут. Но, с другой стороны, те люди, которые делают такие вещи, – художники, творческая интеллигенция - они еще с советских времен или на генетическом уровне призваны быть общественно значимой группой населения. Они так или иначе формируют какое-то общественное мнение, что безусловно заслуживает уважения.

Пытаться надо, высказывать свое мнение как бы то ни было – в виде перформанса в том числе. Даже если наши интересы не совпадают с интересами представителей бизнеса и большинства равнодушных людей, все равно нужно дать обществу понять, что хорошо, а что плохо. Культура во все времена будет играть свою не последнюю роль.

Привет!

Вы уже читали статью Дмитрия Быкова по мотивам доклада ИнСоРа?

Мастерство метафорических образов едва не отвлекло меня от содержания. От шаблонов и лекал, выброшенных медийно-культурным трендсетером из окна браузера на головы читателей.

Словари, образы, метафоры публицистов и журналистов безнадежно устарели, тормозят развитие и переосмысление общественной реальности и практик.

Три черты, три представления о русском социуме в изложении Быкова прямо-таки взывают к утилизации.

1. «Главная черта русского социума, на мой взгляд,— это хорошо простроенные горизонтальные связи при слабых и искусственных вертикальных»

В современном смысле, развитых горизонтальных связей в России нет. Отдельные политологи представляют дело так, будто у нас особое гражданское общество, построенное на иных правилах. Однако, для теоретической точности и практической целесообразности я противник называния гражданским обществом кланов, клиентел, бандитских группировок. Движения автомобилистов не «бригады» на «бумерах». Горизонтальные, профессиональные и неформальные связи – возможно пересекающиеся, но разные явления.


2. «Нужно уметь поставить стране — пусть чисто номинально — великую и неосуществимую задачу»

Предложение "неосуществимого проекта" для русских – многажды использованный платок, которым только слёзы вытирать, умиляясь написанным.
С психологической т.з., выбор очень сложной задачи (или очень легкой) есть четко выраженный отказ от реальности, отказ добиваться достижимых и конкретных целей. Способ заранее снять ответственность за результат.
Именно ощущений реальности и ответственности не хватает нашему обществу.
Чтобы приехать в светлое будущее, нужны хорошие дороги, качественные автомобили и вменяемые гаишники.

3. «Третьей же чертой русского социума является недоверие к государственным институтам»

Недоверие к государственным институтам – третий шаблон, годами лежащий под рукой у публицистов.
Но позвольте!
А что такое государство?
А что такое государственные институты?
А как они появились и чем отличаются от других?

Я знаю один отличительный русский государственный институт – взяточничество. К нему имеется колоссальное доверие, он консолидирует русское общество, встроен в коллективное бессознательное и повседневные практики.
Тогда как парламент, федеральные выборы, частная собственность и независимые суды – институты чужие, привнесенные формально. Доверие к ним возникнет после интериоризации, присвоения народом как собственных ценностей содержания явлений.
Сначала у миллионов должна возникнуть потребность в суде, потом суд надо сделать честным и только тогда, через годы, честный суд станет государственным институтом.

Доклады ИнСоРа очень интересно обсуждать и куда менее интересно читать. А что совсем не интересно, но очень важно для политологов, публицистов и журналистов – выбросить рухлядь шаблонов, описывающих российскую реальность.

13 февраля мы, "Байкальская Экологическая Волна", проводим в Иркутске митинг, посвященный требованию отменить Постановление Правительства РФ №1, провести его антикоррупционную экспертизу, а также комплексную проверку технического состояния Байкальского ЦБК и его шламонакопителей, принять налоговые льготы для малого и среднего бизнеса, переориентировать поддержку Правительства с компании "Континенталь Менеджмент" на город Байкальск.

Мы планируем продолжить сбор подписей под обращением к Д. Медведеву, отправить письма главам государств, подписавших конвенцию о Всемирном природном наследии.

Байкальский ЦБК работает с 1966 года, использует старую технологию производства целлюлозы с использованием хлорной отбелки и большого количества воды. В результате в озеро сбрасывалось от 120 тыс. до 250 тыс. кубометров токсичных стоков в сутки, в которых содержатся токсические вещества. В месте сброса стоков гибнет многочисленное эндемичное живое население Байкала, ядовитая грязь накапливается на дне озера.

Кажется странным сбрасывать такие яды в колодец планеты: Байкал содержит более 20% поверхностной пресной воды мира и более 80% - России. Ценность воды растет год от года. Уже с 1987 года регулярно принимаются решения по БЦБК, и ни одно из них не было выполнено.

Байкальскому комбинату давали разрешение на пользование Байкалом только потому, что он выполнял программу перепрофилирования, по которой предусматривался отказ от хлорной отбелки целлюлозы и переход на замкнутый цикл водопользования. Очевидно, что компания "Континенталь Менеджмент" только делала вид, что выполняет данную программу, так как с 2005 до 2008 года ничего из обещанного не внедрено. И это неудивительно, ведь БЦБК работал без прибыли, пока в октябре 2008 года не закрылся по экономическим причинам, оставив город Байкальск без тепла. Последнюю зиму теплоснабжением города занимались областные власти.

Теперь вместо того чтобы цивилизованно закрыть технологически отсталое убыточное предприятие, Правительство РФ приняло Постановление №1 от 13 января 2010 года, фактически легализующее деятельность БЦБК (сброс стоков и сжигание промышленных отходов). Байкальский комбинат, не дожидаясь этого решения, уже стал работать, оформляя работников только на 7 месяцев. В одном из цехов произошла авария, в городские очистные сооружения стали попадать стоки Байкальского ЦБК. После длительного простоя с высокоактивными реагентами оборудование могло просто выйти из строя, а хорошие специалисты уже трудоустроены на других предприятиях.

Последний год город Байкальск работал над программой развития туризма, наша организация поддержала усилия города на поиски самостоятельного пути развития, поддержала проекты социального предпринимательства, стали появляться инвесторы, готовые вкладывать деньги в развитие туризма.

Открытие Байкальского ЦБК несовместимо с туризмом, хотя бы потому, что в городе и окрестностях сильно пахнет соединениями серы.

После митинга 6 февраля на заборе в Потаповском переулке появился стенд:











Очень отрадно, что есть какие-то параллельные движения помимо инициатив "Архнадзора", что кто-то еще берет на себя инициативу по выражению своей гражданской позиции.

Нужно не гадать, что эффективно, а что нет, - а пробовать, действовать. В Интернете акция произвела фурор, а прохожие-очевидцы проходили мимо, пожимая плечами. Плакаты висят себе до сих пор и висят, никто не удивляется. А по-моему, это отличная идея: хорошо, весело, здорово.

Любые способы борьбы с градостроительным безобразием нужны - в пределах закона, разумеется. А эффективно – это когда действий много, с разных сторон и в одну точку. Тот факт, что не одним краеведам это нужно, вселяет большие надежды.

Только-только (еще до примирения) Сергей Миронов назвал единороссов, возмутившихся его тишайшим бунтом, "Иванушками-дурачками", как поп-певец Кирилл Андреев из группы "Иванушки International" вступил в "Единую Россию". Это называется - нарочно не придумаешь: за что получают деньги те, кто отвечает за рекрутирование в "ЕР" звезд эстрады и спорта? Надо же так сесть в лужу... Впрочем, еще более блистательно сел в нее Борис Грызлов, обвинивший "Первый канал" в заказных передачах против "Единой России". Если он прав, за "медведей" делается страшно: мы хорошо знаем, кто тот единственный человек, который мог "Первому каналу" эти передачи "заказать". Неужели на следующих выборах Грызлов будет сетовать на "административный ресурс", на невозможность попасть на федеральные телеканалы, на притеснения поддерживающего "медведей" бизнеса и разгон "единороссовских" пикетов и митингов?