Катастрофа ракеты «Протон» - красочное, конечно, зрелище - привлекает внимание прессы и людей в первую очередь. Однако вчера случилось еще кое-что эпохальное. «Бывшим экстремистам запретят общественную деятельность», верно сформулировал суть события «Коммерсант». Заголовок «Ленты» расшифровывает детали: «Руководителям экстремистских объединений запретят учреждать новые». Соответствующий закон 1 июля внесен в Госдуму. То, что он будет принят, и мгновенно, сомнений не вызывает.

Поняли, да, что случилось?

Нацболов поразили в правах пожизненно. Теперь никакой легальной общественной и тем более политической деятельности мы вести не сможем. Во всяком случае, те, кто состоял в НБП до ее запрета в 2007 году. Создавать организационные структуры запретит новый закон. А старый, ранее принятый, не позволяет это делать в личном качестве, например, баллотироваться на выборах. Дело в том, что большинство лидеров партии имеет судимости по «экстремистским» и другим «тяжким» статьям. А с таким бэкграундом в российскую политику нельзя.

Впрочем, у НИХ всегда были причины, объясняющие почему НАС нельзя пускать в легальное поле. Как выразился представитель Минюста в Таганском суде после первого отказа в регистрации НБП, году этак в 1999-м, «их пять тысяч, они все молодые, мы не знаем, чего от них ожидать». Эту фразу он произнес судье, в зале суда, в качестве последнего аргумента. Аргумент, как видите, работает до сих пор.

Нацболы, правда, были не первыми, кого запретили в России. Первой была организация "Хизб ут-Тахрир аль-Ислами". Им теперь тоже будет нельзя. Запрещенные люди. Объединиться, с ними что ли? Мощный получился бы альянс...

Последние события в Египте - напоминание о том, к чему может привести политика урезания демократии и поощрения фундаментализма: к отчуждению массы людей, в частности молодежи, и к мощному непредвиденному взрыву.

В Египте был явно нарушен баланс сил. Россия, несмотря на очевидный крен в ту же сторону, все еще пытается балансировать, хотя удается это плохо. Власть понимает, что открытие общества скорее всего приведет к ее коллапсу, но при этом не может и закрыть Россию, не производящую ничего кроме сырья, целиком зависящую от мирового рынка, причем ее элита уже глубоко интегрирована в структуры этого рынка. Закрыть Россию означало бы привести власть к краху иным путем. Поэтому, с одной стороны, казаки и иностранные агенты, а с другой - экономические форумы, восьмерки и двадцатки. С модернизацией, впрочем, покончено. Сколково приказало долго жить. Под молоток, наверное, пойдет и Академия наук, имущество которой разворуют и на этом закончат ее реформу. В принципе власти не нужна модернизированная страна, хотя и хочется побряцать современным оружием.

Элита богатеет за счет природных ресурсов, трубы. В таком контексте население, особенно образованное, "модернизированное", - только лишняя забота. Главная цель властей с самого начала 2000-х - нейтрализовать население, максимально уменьшить эффект его присутствия. Такая ситуация неизбежно ведет к полной блокировке всякого видения будущего. Дороги вперед нет, и никому в голову не приходит думать о стратегии развития. Советский союз был целиком повернут в будущее, нынешняя Россия не имеет никакой цели кроме сохранения status quo. Она все больше поворачивается к мифологизированному прошлому, которое возводится в государственный фетиш, посягательство на который приравнивается к преступлению.

В отличие от национальных государств прошлого или СССР, Россия сегодня совершенно не озабочена сохранением национального единства, сплачиванием населения в некую функционирующую общность. Власти до удивления спокойно натравливают одну часть общества на другую - верующих на атеистов, гетеросексуалов на геев, русских - на кавказцев или выходцев из Cредней Азии. Такая политика хорошо вписывается в сознание с блокированным будущим и в установку на "нейтрализацию населения" любым путем (пусть режут друг друга!). Возникает ощущение, что создание всеобщего раздрая и культивирование взаимной ненависти сегодня кажется властям лучшим способом удержаться у руля.

Но главное - это связывание ущербной легитимности режима с упорным утверждением отсутствия всякой альтернативы. Вколачивание в головы людей представления о том, что в мире нет ни малейшей альтернативы той реальности, которую предлагает власть, что политического поля и выбора быть не может ни при каких обстоятельствах, что опытный вор-бюрократ предпочтительней любого иного варианта - это краеугольный камень режима, не ведающего ни будущего, ни идеологии, ни стратегии. И именно это патетическое утверждение отсутствия альтернативы, свободы выбора, иного будущего характеризует политику конца истории, стремящейся балансировать между открытостью и закрытостью, современностью и фундаментализмом, при том, что пятачок, на котором балансирует эквилибрист, все сужается и сужается.

Вечером 28 июня в Москве очередной «антимигрантский рейд» перерос в массовую драку, в результате которой сотрудниками полиции были задержаны 60 человек. Активисты движения «Щит Москвы» ворвались в здание по улице Фабрициуса, дом 36, корпус 1, угрожая травматическим оружием и нецензурно выражаясь, выгнали находившихся в доме приезжих из Центральной Азии на улицу.

Подобные мероприятия проходят в Москве уже не первый год. Рейды по местам проживания трудовых мигрантов занимаются сразу несколько ультраправых организаций: «Тихий центр» (Елена и Роман Ткач), «Светлая Русь» (Игорь Мангушев и Иван Крылов), «Лига обороны Москвы» (Даниил Константинов), активисты объединения «Русские» (бывшее ДПНИ). Журналисты и общественные организации уже отмечали недопустимость подобных акций, как незаконных, унижающих человеческое достоинство. Но серьезным конфликтом закончилась только рейд, проведенный образованным в конце 2012 года движением «Щит Москвы», руководителем которого является Алексей Худяков.

Сам Худяков – ультраправый фанат футбольного клуба «Локомотив», активист движения «Россия молодая», участник «антинаркотических» рейдов «Молодежного антинаркотического спецназа» (МАС).

Последняя организация иногда занималась «мирной» деятельностью в виде выставок и семинаров за здоровый образ жизни, но более известна многочисленными погромами со стрельбой из травматического оружия, разбиванием машин и взломом дверей точек, торговавших курительными смесями («спайсом»). При этом руководители МАС не скрывали своей принадлежности к прокремлевскому движению «Россия молодая», а организация пользовалась поддержкой со стороны ФСКН и других государственных структур.

12 июня этого года было заявлено о прекращении деятельности «Молодежного антинаркотического спецназа», но уже 17 июня ему на смену пришло движение «М.А.С. 2.0», среди активистов которой снова фигурирует Алексей Худяков.

Несмотря на то что на странице «Щита Москвы» нет прямых указания на принадлежность к «России молодой», равно как и на странице «Румола» нет ссылок на «Щит Москвы», необходимо отметить, что Худяков не последний человек в прокремлевском движении. Он вместе с действующим руководителем Антоном Демидовым, а также бывшим руководителем движения «Россия молодая» и бывшим депутатом Госдумы Максимом Мищенко возглавлял избирательную комиссию по выборам председателя студсовета МГТУ им. Баумана в 2009 году. Вместе с Демидовым и Валерием Заборовским (руководитель «МАС», один из лидеров «Румола») в 2010 году обучался «профилактике наркомании». Оба списка содержат около 20 имен, то есть это не «люди с улицы». А в группе «Щита» снова фигурируют Демидов и Заборовский.

Непонятно, что стало причиной массовой драки в общежитии трудовых мигрантов: ультраправые фанатские привычки, насильственный опыт «антинаркотического спецназа» или закончившееся терпение приезжих из Центральной Азии. Но нельзя исключать, что Худяков и его команда рассчитывают на прикрытие ассоциированных с властями «друзей».

В 1999 году, когда мы поднимали восстание против наркоторговцев в Екатеринбурге, мы поняли, что наряду с цыганами и таджиками в торговле наркотиками задействовано большое количество сотрудников милиции.

Евгений Ройзман, общественный деятель

...Но я напомню саркастическую шутку Бодуэна-де-Куртене: когда русский украдет, говорят: "Украл вор", а когда украдет еврей, говорят: "Украл еврей".

Максим Горький. "Жизнь Клима Самгина"

Почти 300 лет назад (28 января 1724 года) по указу Петра I была учреждена Петербургская (позже Императорская, затем Российская) академия наук. Достижения ученых этой академии принесли славу России как государству знаний, образования и прогресса. На прошлой неделе правители России постановили разрушить этот центр науки, слить ее с не соответствующими ей по уровню медицинской и сельскохозяйственной академиями, захватить все земли, здания, всё имущество РАН, поставить над учеными надсмотрщиков и владельцев национального достояния страны.

Эти решения идут вразрез с устремлениями армии ученых. Когда директора-ученые и ученые советы открыто, перед лицом всех научных сотрудников определяют векторы развития исследований в их институтах, они действуют коллегиально и в рамках научных парадигм. Они сохраняют свободу научного творчества. Исторический опыт показал, что как только тоталитарные правители начинают диктовать ученым, над какими задачами им надлежит работать, наука хиреет и умирает. Это было в гитлеровской Германии, это происходило и в СССР, когда Сталин командовал в науке и запрещал кибернетику, генетику, философию, физиологию высшей нервной деятельности и математические основы экономики. Сейчас же российские властители вознамерились поставить над учеными «менеджеров», лишить ученых права распоряжаться выделенными на их работу бюджетами, упразднить всякую независимость от недреманного ока правителей.

Властители забыли, что ничто в истории не исчезает по приказу властей предержащих, что Пимены и Солженицыны были, есть и будут и воскресят в мировой истории все сколько-нибудь значащие события, вспомнят о создателях и гонителях, расскажут о подвигах столыпиных и преступлениях сталиных.

Досужие разговорчики о том, что РАН - это всего лишь клуб старцев, не более чем чем демагогическая уловка: ведь в пятистах научных учреждениях РАН работает более 55 тысяч сотрудников, большая часть которых отнюдь не старцы. Ссылки на слова одного молодого нобелевского лауреата не прибавляют мудрости этой болтовне. Да и разве уважение к старцам с их жизненным опытом и знаниями не признак душевного здоровья нации? Куда испарилось это душевное здоровье из мозгов нынешних властителей? Способны ли они действенно и разумно управлять Россией?

Когда после падения коммунистического режима в России ученые оказались на грани нищеты и прозябания, правительства разных государств и богатейшие люди (прежде всего Джордж Сорос) выделили огромные средства для поддержки фундаментальной науки и образования в России. Они делали это потому, что понимали, как это важно для прогресса всего человечества (один Сорос потратил на эти цели четверть миллиарда долларов из собственных средств, не претендуя ни на что). А сейчас российские правители собственными руками удушают науку в своей же стране. Позорнее этого сделать ничего нельзя.

Разрушение принципа самоуправления ученых РАН приведет к падению уровня исследований. Это означает отбрасывание страны к мракобесию и расцвету клерикализма и гегемонии тоталитарных устремлений правителей. Трудно отделаться от мысли, что такая цель и движет их действиями. Ведь среди ученых всегда были и остаются критики режима, наиболее грамотные и понимающие суть того пути, на который сегодня вступила страна. Не в том ли, что власти боятся этих критиков, коренятся причины сегодняшнего решения разрушить систему РАН? И только ли желанием захватить богатства РАН, распродать их и неправомочно завладеть новыми источниками для набивания своих карманов, объясняется «реформа РАН»?

Без теоретической науки, развивавшейся в России триста лет учеными Академии наук, без свободного и вдохновенного творчества лобачевских, менделеевых, ландау и капиц Россия обречена на еще большую зависимость от западного мира. Без достижений в науке невозможен прогресс промышленности, медицины, сельского хозяйства, не говоря уже о развитии армии, космоса, компьютерных и других технологий. Не существует ни одного исключения из этого правила. Надежды на то, что теоретическую науку можно будет укоренить в университетах, призрачны, потому что для этого власти СССР и России были обязаны десятилетиями развивать базу научных исследований в университетах, а для этого нужны были миллиарды и миллиарды долларов.

Переименованием вузов, открытием новых университетов (часто на пустом месте и с целью личного обогащения дельцов в сфере образования и управления, обзаводившихся липовыми дипломами кандидата и доктора наук) эту задачу решить нельзя.

Наносить своей же стране непоправимый вред, который будет углубляться год от года, могут лишь люди, думающие только о том, как сохранить свою власть над страной и обладание ее материальными ресурсами. Российская академия наук должна сохранить свою структуру и организационную независимость.

Где-то когда-то я прочитал мемуарный кусок про Льва Николаевича.

В этом мемуаре, и по фактуре, и даже по слогу очень напоминавшем хармсовские "Анекдоты про Пушкина", мне запомнилась такая сцена.

Приехали как-то в Ясную Поляну некие посетители, среди которых был, собственно, и автор воспоминаний.

И вот входит компания визитеров в дом, в доме их встречает кто-то из домочадцев и препровождает в гостиную. И вот они сидят в креслах, пьют чай, ждут, молчат, поглядывают на часы. А графа все нет и нет.

В какой-то момент дверь открылась и на пороге появился Л.Н. - босой, в какой-то мужицкой кацавейке и с двумя ведрами в руках.

Ведра были открыты, а потому и недвусмысленный дух, исходивший от них, не оставлял никаких сомнений относительно их содержимого. Ни с кем не поздоровавшись и ни на кого не глядя, он прошествовал со своими ведрами через всю гостиную, ворчливо бормоча себе под нос: "Всё сам, всё сам". И вышел через другую дверь. Чем там закончилось дело, я не запомнил.

Это я к чему?

А это я к тому, что "с повестки заседания Парламентской ассамблеи ОБСЕ снят проект резолюции о правах человека в России, который подготовила делегация Нидерландов. Об этом Интерфаксу рассказал глава российской делегации, депутат Госдумы от "Единой России" Николай Ковалев. По его словам, российской стороне удалось убедить коллег не включать в повестку проект резолюции, в которой содержались "необъективные оценки состояния дел с правами человека в России", и назвал снятие документа с рассмотрения "успехом российской делегации".

Насчет "успеха российской делегации", каковым успехом у них там считается удачно провернутый лохотрон, рассуждать неинтересно. Рассуждать про славные традиции "Мюнхена" - тоже.

Интересно то, что нам с вами лишний раз предложено понять, что наши права и свободы, наше достоинство - это не дело доброго и справедливого дяди Степы, которого тут ждут не дождутся, чтобы он навел наконец порядок в нашем беспокойном доме и надавал дидактических поджопников зарвавшимся хулиганам.

Это дело наше и только наше. Почему наши права должны кого-то волновать и беспокоить больше, чем нас самих? Не должны.

Думать - самим. Действовать - самим. Сопротивляться - самим. Это наше дело в той же мере, в какой и украденные права – наши и больше ничьи.

"Всё сам, всё сам". А если не сам, то никто.

Само по себе слово "культура" не кажется мне окрашенным в сугубо позитивные тона. Именно потому, что уже полтора года возглавляю одноименную газету. И с первых дней понимала, что делать издание, посвященное исключительно премьерам, выставкам, концертам, - значит уйти далеко от настоящей культуры... После письма деятелей культуры в защиту "пусек" я вообще серьезно задумалась о том, что нашей стране необходим новый культурный призыв... Все это надо учитывать, когда речь заходит про Год культуры. Пришло время государству задавать стандарты и поощрять образцы... Официальный запрет на идеологию привел к тому, что государство десятилетиями стеснялось вмешиваться в культуру. Держало себя с неподобающей стыдливостью. При этом антироссийская пропаганда и агитация ведутся у нас нагло, уверенно, бесперебойно, во многом - средствами культуры и при активном участии деятелей этой самой "культуры". Ну и журналистов, разумеется.
На мой взгляд, параллельно с разработкой стратегии развития национальной культуры необходимо сформировать госзаказ на средства массовой информации, озабоченные не одним лишь получением прибыли... А мы готовы коллег по всей России поддержать. Ибо какой же Год без "Культуры"?

Елена Ямпольская, главный редактор газеты "Культура". "Веселее, мы в культуре!"

Как же подданному знать мнение правительства, пока не наступила история?.. целесообразнейшим для сего средством было бы учреждение такого официального повременного издания, которое давало бы руководительные взгляды на каждый предмет. Этот правительственный орган, будучи поддержан достаточным, полицейским и административным, содействием властей, был бы для общественного мнения необходимою и надежною звездою, маяком, вехою. Пагубная наклонность человеческого разума обсуждать все происходящее на земном круге была бы обуздана и направлена к исключительному служению указанным целям и видам. Установилось бы одно господствующее мнение по всем событиям и вопросам. Можно бы даже противодействовать развивающейся наклонности возбуждать "вопросы" по делам общественной и государственной жизни; ибо к чему они ведут? Истинный патриот должен быть враг всех так называемых "вопросов"!..
Зная сердце человеческое и коренные свойства русской народности, могу с полным основанием поручиться за справедливость всех моих выводов. Но самым важным условием успеха будет выбор редактора для такого правительственного органа. Редактором должен быть человек, достойный во всех отношениях, известный своим усердием и своею преданностью, пользующийся славою литератора, несмотря на свое нахождение на правительственной службе, и готовый, для пользы правительства, пренебречь общественным мнением и уважением вследствие твердого убеждения в их полнейшей несостоятельности...
Примечание: в числе разных заметок на полях этого проекта находятся следующие... 1) "Велеть всем редакторам частных печатных органов перепечатывать руководящие статьи из официального органа, дозволяя себе только их повторение и развитие"...

Козьма Прутков. "Проект: о введении единомыслия в России"

Я считаю, что в центре Москвы может быть место, где лежат люди, деятельность которых имеет особое значение для российской истории, для развития государства, для развития нашей нации... Пантеон находится в центре Парижа - я извиняюсь - с прахом Наполеона... вот лежит Наполеон в Пантеоне. Кто там кроме Наполеона?.. Вот Арлингтонское кладбище находится не на окраине Вашингтона, правда ведь?.. И мы в этой войне победили немцев и всю Европу, которая была их союзником кроме Сербии. Только сербы и греки не были союзниками немцев в нападении на нашу страну.

Ссылка

Примечание. Прах Наполеона покоится не в Пантеоне, а в соборе Дома инвалидов. Арлингтонское кладбище расположено не в Вашингтоне, округ Колумбия, а в Арлингтоне, штат Вирджиния. Во Второй мировой войне союзником Германии в Европе не была не только Сербия (такого государства тогда вообще не было - была Югославия), но и, например, Великобритания.

...что же касается состава преступления, то я бы предложил сформулировать его так.
1) Публичное оправдание теории и практики немецкого национал-социализма (гитлеризма)... Под этот параграф подпадают... заявления во всем диапазоне... до "Миллионы красноармейцев погибли в немецких лагерях, потому что СССР не подписал конвенцию Красного Креста"...
Не нуждается в особых разъяснениях и третий параграф, философия которого целиком и полностью укладывается в солженицынскую формулу "волкодав прав, а людоед - нет". Дополнительно подкрепленную двумя классическими максимами: "победителей не судят" и "историю пишут победители".

Виктор Топоров, литератор. "Волкодав прав, а людоед - нет"

Мне уже приходилось писать в "Архипелаге", что эти несчастные наши воины были трижды преданы коммунистической властью:
- они были отданы в плен бездарным военным руководством без возможности сопротивляться и часто безоружными;
- отвергнув Женевскую конвенцию, советская власть отреклась от них, лишила не только помощи своей, но и международного Красного Креста, какая была у военнопленных всех других наций, поставила вне всякого статута и законной защиты - ниже уровня скотины, которую все же берегут из хозяйственного расчета;
- и вдобавок она объявила всех выживших - "изменниками", и судила.
Думаю: и вся человеческая история не знала такого бесстыдного отношения правительства к собственным солдатам, попавшим в плен.

Александр Солженицын. "Предисловие к воспоминаниям четырех советских военнопленных"

Pussy Riot test, или Битва Богов

Уже больше года я пишу письма на Запад христианам и ученым, занимающимся религией и искусством, с просьбой поднять свой голос в защиту Pussy Riot. В ответ редко встречаю поддержку, чаще получаю молчаливый или вежливый отказ, как например, «в нашем уставе записано, что институт не может принимать участие в кампаниях» или «архиепископ Йоркский будет молиться о разрешении конфликта», либо наталкиваюсь на сопротивление.

Но все по порядку. Шесть лет назад я сделала доклад в Даремском университете (Великобритания) о мертворожденном синтезе православия и марксистско-ленинской идеологии на материале современных антиутопий (Войнович, Сорокин, Пелевин и др.). В аудитории был английский православный священник, который, красный от негодования, пулей вылетел из аудитории, как только я закончила свою речь. Для него, в прошлом англиканина, православие было возвышенной мистической традицией, не имеющей никакого отношения к грязной политике, для него иконы были окнами, открытыми в вечность, но наглухо закрытыми от сквозняков времени. Он не понял моей критики в отношении идеологической мутации христианства, или не захотел посмотреть в лицо печальной реальности. Конечно, и писем о Pussy Riot я ему не писала.

До сих пор мне известны только два протестантских пастора, поднявших голос в защиту панк-молитвенниц: основатель Кестонского института Майкл Бурдо, неоднократно выступавший в западных СМИ, несмотря на отказ самого Кестона вступиться за гонимых, и новозеландский пастор Глинн Карди. Майкл Бурдо протянул нить от панк-молебна к письму соловецких епископов, осудивших в 1927 году Декларацию митрополита Сергия (Страгородского), после которой союз церкви с антихристианским государством стали называть сергианством; и далее – к Открытому письму (1965 год) священников Глеба Якунина и Николая Эшлимана, выступивших против соработничества священноначалия с компартией в массовых хрущевских гонениях на церковь. Пастор Глинн Карди (проповедь «Сила молитвы: Pussy Riot испытывает церковь») увидел в истории Pussy Riot «столкновение Богов» (clash of Gods) - бога-марионетки в руках власть имущих, которые используют его для сохранения власти и манипуляции общественным сознанием, и Бога справедливости, взаимной ответственности людей друг перед другом, и их равного достоинства перед Создателем. Именно этого Бога, мне кажется, с презрением отвергает Всеволод Чаплин, когда неуклюже говорит о своих оппонентах как неких еретиках, верующих в «Бога в душе хороших людей».

За последний год я потеряла способность общаться с несколькими друзьями в России и на Западе, не прошедшими, на мой взгляд, Pussy Riot test. Как преподаватель я всегда завышала студентам оценки на экзаменах, но за этот единый общечеловеческий экзамен, который пришлось сдавать всему миру после панк-молебна, я поставила много двоек, онемев от невежества и бесчеловечности «двоечников». До этого теста я не представляла, сколько в людях живет равнодушия, лицемерия, ханжества и жестокости. Время охоты на ведьм, Освенцима и ГУЛАГа казалось прошлым, которое мы худо-бедно преодолели, хотя последние десять лет я все больше чувствовала себя в обществе немецких бюргеров начала 1930-х, которые своим равнодушием допустили нацистов к власти. Но только в истории Pussy Riot я увидела, что жестокое насилие не просто допускается пассивными и равнодушными - оно, это насилие, уютно располагается внутри них, заботливо прикрытое одеялом из разноцветных оправданий: «здесь всегда так было», «ничего не могу сделать», «они сами виноваты», «так им и надо», «важны алтарь и трон», «Христос все равно в церкви», «не нужно драматизировать/политизировать», «простые люди не понимают», «мое дело важнее» и т.д. и т.п. Я говорю сейчас только о равнодушных, не касаясь крайних живодерских настроений.

Всемирный балаклавинг на этом фоне кажется ярким пламенем протеста, пылающим за колючей проволокой российского лагеря. Но и за балаклавингом можно увидеть «битву Богов», которая разделяет религиозные сообщества и академическую среду на Западе. Конечно, не в столь репрессивной церковно-государственной форме, как в России, но разделяет. На конференции в Веймаре в октябре 2012 года, посвященной московским процессам над художниками («Осторожно, религия!», «Запретное искусство–2006» и Pussy Riot») ко мне подошли христиане из Виттенберга, которые хотели, чтобы Надежда, Мария и Екатерина получили премию Мартина Лютера (их выдвинул городской совет), но столкнулись, в частности, с сопротивлением лютеранского теолога Фридриха Шорлеммера, углядевшего в панк-молебне не смелую и заслуженную критику пороков церкви, а кощунство. И вдруг (о радость!) весной 2013-го я получила замечательное письмо от голландского пастора и доктора теологии Хелеен Зоргдрагер, которая организовала первый на Западе международный междисциплинарный семинар по Pussy Riot, собрав историков, богословов, социологов, искусствоведов. Последняя встреча семинара в июне 2013 г. была посвящена проблеме кощунства в деле Pussy Riot. Я сделала доклад «Панк-молебен Pussy Riot обличает кощунство» (The anti-blasphemy message of Pussy Riot’s punk-prayer), перечислив ряд ересей и кощунств (сергианство, идолопоклонство, манипуляция святынями в политических целях, хула на Духа Святого, симония), которые стоят за теми пороками, на которые указали емкие строки панк-молебна. Затем послушала интересные доклады: «Юродство: благой союз кощунства и религии» Кароли ван Остенде, «Религия анархизма: провокации панков» Эрнста ван ден Гемела о тех панк-группах, на которые Pussy Riot ссылались в своих интервью, «Между свободой выражения и кощунством: напряжение, проявившееся в деле Pussy Riot» Альфонса Брюнинга о законодательстве разных стран в вопросах религии и свободы слова.

На следующий день я должна была читать открытую лекцию в Амстердамском свободном университете, на которую не пришел ни один человек. Организаторы стушевались, ссылались на массу событий в конце учебного года, на которых заняты студенты и преподаватели, на ливень, но потом, оглянувшись, заметили, что некоторые объявления о лекции (с моей фотографией в балаклаве и с иконой Pussy Riot в руках) исчезли со стен. На том же этаже в тот же день собирались западные православные священники и светила богословия - там проходила презентация книги того самого православного священника из Англии, который шесть лет назад в гневе покинул аудиторию после доклада о новой государственной идеологии - советском волке в православной шкуре.

Я четыре дня назад вернулся с Южного Урала, с Аркаима - это место, которое открыто было двадцать лет назад нашим великим археологом Здановичем... Место, где расположены десятки городов, огромных городов, засыпанных песками, прахом. Но в этих городах жило племя, жило население, которое изобрело колесо, построило колесницы, создало произведения искусства: "Авеста" и "Ригведа" - это арийские великие поэмы. И под музыку этих поэм они ушли из этих уральских степей: одни в Индию, другие в Иран, третьи в Европу... Это событие грандиозное! Оно делает Россию обладательницей этой матки, мистической матки... Нет, "хазарский" - это еврейские дела. А это арийские дела. Это арийские дела, которые ставят Россию обладательницей этой великой мистической матки, из которой будет рождаться следующий Евразийский союз.

Ссылка

Сегодня, в международный день поддержки жертв пыток "Нижегородское гражданское движение" на общем собрании приняло знаковое заявление.

Вот оно -

Заявление «Нижегородского гражданского движения»
по поводу избиения Александра Зайцева


Вечером 14 июня в Нижнем Новгороде было совершено нападение на активиста «Другой России» Александра Зайцева. В связи с этим Нижегородское Гражданское Движение заявляет следующее:

В последние два года нижегородские властные и силовые структуры окончательно сбросили маску принадлежности к цивилизованному обществу.

Политически активные граждане в Нижнем Новгороде подвергаются силовым репрессиям.

Если в прошлом давление на гражданских активистов ограничивалось антиконституционными запретами на митинги, силовыми разгонами демонстраций, сфабрикованными обвинениями и приговорами, то последнее время практикуется похищение и избиение политически активных нижегородцев.

4 февраля 2012 г. прямо в центре города оперативниками ЦПЭ был похищен и избит один из организаторов мирного шествия Николай Николаев. Похитители остались безнаказанными.

19 февраля 2012 г., перед автопробегом «Белые улицы», был избит нижегородский активист Алексей Садомовский. Тогда удалось установить личность нападавшего, но нижегородские «правоохранительные органы» не дали делу ход.

30 мая 2013 г. в центре города был сильно избит известный нижегородский активист Алексей Поднебесный. Избиение произошло сразу после нескольких гражданских акций, проведенных Поднебесным против незаконной уплотнительной застройки в Нижнем Новгороде. Нападавшие не найдены. Но полицейские намекнули активисту, что он «перешёл дорогу большим людям».

14 июня совершено нападение на активиста «Другой России» Александра Зайцева, похищенного на глазах его жены Екатерины. Нападавшие в масках затолкали активиста в машину, связали и начали методично избивать. Его вывезли в лес и там продолжили избиение. Связанным его бросили около муравейника, после чего Александр сумел выбраться на трассу. Ему диагностируют переломы рёбер, сотрясение мозга и многочисленные повреждения мягких тканей.

Причина нападения очевидна: 12 июня возле здания ФСБ появился баннер - «С днём предательства Родины!». Полиция заподозрила участие Зайцева и разыскивала его «для дачи объяснений». На второй день активиста выследили и похитили…

Можно констатировать, что полиция или другие «правоохранители» предпочитают действовать бандитскими методами. Политический террор становится реальностью наших дней. Государство превращается из полицейского в террористическое.

Мы заявляем решительный протест против подобных действий силовых структур и их криминальной агентуры.

Мы обращаемся ко всем порядочным людям в России и за её пределами, с призывом возвысить голос в защиту самых основ цивилизованного общежития.

Мы призываем бороться против превращения российского государства в уголовную банду.

НЕТ – ПОЛИТИЧЕСКОМУ ТЕРРОРУ!

Вот так умаешься за день, ляжешь наконец с наслаждением спать, и только потушишь свет и накроешься одеялом – бац – Новичков звонит (обязательно Новичков и обязательно в такие моменты!). «На доме Болконского пытаются краном сорвать купол, Рустам Рахматулин с архнадзоровцами залезли туда и приковались» (ну насчет «приковались» как потом оказалось было преувеличением). Вот те раз! Кто бы мог подумать, что тишайший Архнадзор, до сих пор воевавший главным образом, написанием бумаг и вызовами полиции, решится на такое, в их терминологии, «хулиганство»! Блин, но что же делать? Надо мчаться туда – а метро-то как раз закрыто - сумма, в которую обойдется частник, в моем бюджете пробьет очень солидную дыру. Звоню соседу-однокласснику, назовем его Серегой, из сочувствующих, он с машиной. «Ты не мог на полчаса раньше позвонить? – а теперь я уже принял, и хорошо принял». Вот облом! Выскакиваю – на улице ни одной машины. Вроде одна остановилась на мой взмах, но – «брат, как тут проехать к метро?» Снова звонит Новичков – вроде кран отцепили и чуть откатили – но все равно расслабляться нечего – лучше бы подъехать. Тут Серега решительно вызывается меня подвезти, несмотря ни на что «я, говорит, знаю, как проехать там, где нет ментов». Сажусь. Серега пьян действительно в дымину – но несмотря на это (а может быть именно благодаря этому) ведет очень осторожно. Подъезжаем – на куполе сидят Рустам и еще несколько человек, другие толпятся (точнее "стоят" - для толпы их маловато) внизу. На проезжей части сиротливо стоит кран со сложенной стрелой. Серега решительно рвется по лесам наверх – я за ним еле поспеваю. Рустам вежливо говорит, что народу достаточно и нам лучше спуститься – бухой Серега вступает в перепирательства – градус разговора повышается - Рустам наконец со всею решительностью и прямотой, на которую он способен по своей утонченной интеллигентской натуре, заявляет Сереге: «мне из-за вас разборки с охранниками не нужны». «Какие разборки – орет Серега – по*** мне всякие разборки, у меня пять судимостей!» Бедный Рустам едва не падает с купола. Наконец Серега слезает и уходит в бешенстве. Я тоже слезаю и остаюсь внизу с архнадзоровцами. Примерно через час вдали появляется Серега, белея рубашкой подобно привидению, и замогильным голосом изрекает мне следующее пророчество: «я уже протрезвел – но поскольку эти **** сказали мне, что это их акция, я в качестве зрителя. Так вот, сейчас у ментов смена кончается, в 8 часов будет пересменок, и затем-то и начнется». После чего исчезает, пророчество же немедленно начинает сбываться. Ментовскую машину, стоявшую у дома, сменяет другая, после чего мы видим, как на крыше пара охранников и мент ведут какие-то переговоры с Рустамом. «Лезем на помощь?» - говорю я Д.Л. «Мы с полицией не воюем» - отрезает он. Ну не воюете и не воюйте, я один же воевать не буду, ваш праздник – ваши и уставы… После этого мы видим, как Рустам и Ко послушно слезают с купола. Репортер, снимавший это, рыдает на моем плече. «Какой позор! Нет, пойду я лучше отсюда в Кисловский к ЗаПЧЕЛ!». И когда я уже сам был готов бросить все и бежать подальше от позора – на крыше, подобно Жанне д'Арк, появляется Наталья Самовер. Охранники пытаются ее спихнуть, она отчаянно сопротивляется. Д.Л. кидается за угол явно с целью пролезть с другой стороны – я за ним – охранник перехватывает грузного Д.Л. при попытке пролезть под сеткой, но я благополучно проскальзываю, добегаю до лестницы и под крик: «Куда?!» - лечу на крышу. На крыше Самовер уже нет, зато есть охранник, которые бросается мне наперерез. Вцепляюсь в какую-то конструкцию из труб. Охранник пытается меня оторвать, не может. Подбегает другой охранник, наносит несколько ударов (собственно, тычков, если вспомнить как они могут бить) кулаком по почкам, но первый говорит: оставь, давай вызовем полицию. Положение глупое, так как рабочим я никак помешать не могу – но спускаться вниз было бы еще глупее – ладно, суки, посмотрим что будет дальше. Поднимается полицай и говорит зловеще: «Запомни меня» «Ну, бляха №017799, и что?» «Нет, ты меня запомни» «Если бы я запоминал всякого полицейского, запоминалки бы не хватило» «Нет, ты меня на всю жизнь запомнишь». После чего требует спуститься – «да не спущусь и все». «А это уже неповиновение законным требованиям полиции» - говорит он голосом злодея из фильма ужасов. «Ага, статья 19.3» - радостно дополняю я. Засим начинается аццкий трэш, 18+. Наплыв. Я стою во дворе, весь белый от известковой пыли, в расхристанной камуфляжной бундесверке и руками, скованными за спиной наручниками. Передо мной беснуется полицай в штанах с явными следами чьего-то ботинка на них и орет, что я оказал активное сопротивление, ругался матом и ударил его ногой , а «это уже совсем, совсем другая статья – знаешь какая?» Я с гордо вскинутой головой молча смотрю мимо полицая – в общем это уже сцена из советского, а то и северкорейского героического фильма про партизан. Полицай продолжает разоряться, по пути жалуясь, что у них только 7 человек на район – и тут я, мысленно, покрываю всевозможными эпитетами архнадзоровцев, которые при таком-то раскладе не смогли закрепиться на крыше! Меня усаживают в машину и везут. По пути мы с ментами троллим друг друга. «Шехтман, ага! Москвич!» «Да, я москвич в третьем поколении. В отличие от некоторых, которые из колхозов понаехали и в полицию поступили». «Чего-то у вас одни евреи» «Да, потому что русским на свое наследие по*** – вот и приходится его евреям защищать». «Ага, лучше расскажи, сколько вам платят?» «Если бы нам платили, то прибежали бы все, даже русские с бутылкой в руке… Вон, на Хопре видел что было? Это потому что там действительно русские люди, а не быдломасса».

Наконец, впихивают меня в ОВД «Арбат» - и там я, признаюсь не без злорадства, обнаруживаю Рустама и еще трех купольных сидельцев. «Ага, говорю, ну если и так и так – ментовка, то тем более могли бы держаться на куполе, хрен бы вас оттуда достали, тем более полицаев семь человек на район». Архандзоровцы, между тем, все пытаются выяснить, являются ли они задержанными и если да то за что, ибо они послушно слезли с купола по словами: «Подчиняемся законным требованиям полиции» (Дословно!). Тут уж я не мог отказать себе в удовольствии процитировать из «Пушкинского дома» Битова: «Я не принадлежу к тем жалким людям, которых сначала незаслуженно посадили, а потом заслуженно выпустили». На меня архнадзоровцы посматривали без особой теплоты, и я понимал, почему. «Рустам – сказал я, - я понимаю, вы считаете, что я вас подставил. Но вам ничто не мешает в корректной форме от меня откреститься – мол гражданский активист, не член Архнадзора, по собственной инициативе…» «Мы так и сделаем» - кивнул Рустам с видимым облегчением. Все-таки конечно Рустам – эталон интеллигентности и деликатности, качества прекрасные, но которые однако не всегда служат хорошую службу в противостоянии с бандитами.

Нервировала только неопределенность: обойдется или таки пришьют уголовку? Конечно уголовка тоже неплохо – в том смысле что будет громкое дело из-за сноса дома Болконского – но домой все-таки хочется (а тут как раз зазвонил в телефоне будильник, напоминая, что в это время я собирался вставать с постели). Интересно, что в январе в ситуации, когда казалось, что надо мной захлопнулась крышка гроба и нескольких лет на зоне точно обеспечены – я чувствовал себя даже спокойнее. Ну захлопнулся гроб и захлопнулся, глупо конечно вышло но ничего не поделаешь, надо привыкать с этим жить… А тут – полная неопределенность, и не понять, дома ли я проснусь на следующее утро, или в СИЗО. Проходит мент: «Шехтман, адвокат есть? Звоните адвокату, сейчас приедут следователи из СК, а остальных мы отпустим». Ага, значит все-таки уголовка. Начинаю звонить адвокатам, в том что адвокат найдется, я как раз вполне уверен… И что же?! Адвоката нет НИГДЕ – все на Болотном процессе, остальные не могут. Вот этот-то момент поиска адвоката на протяжении чуть ли не двух часов потрепал мне нервы больше всего. Наконец «Общественный вердикт» сообщает, что ко мне едет Ржанов Владимир Игоревич. Ну слава богу! Архнадзоровцев повели оформляться, а у меня начали изымать и описывать вещи. Ну все, думаю, закрывают по-настоящему. В последний момент, пока не отобрали телефон, звоню Ржанову: «Где вы?! «Я как раз стою в проходной, через минуту буду». Действительно входит молодой адвокат, и меня вместе с ним ведут к начальнику… Вхожу, как полагается, без шнурков и поддерживая штаны, ожидая встретить обычную обстановку допроса… Блин, куда это я попал? На мягких кожаных креслах вокруг стола сидят какие-то солидные господа, чуть ли не в смокингах, сам начальник под портретом Путина, смотрится среди них почти неприлично в рубашке с короткими рукавами. Полное впечатление какого-то высокопоставленного совещания. Садимся, господа представляются – оказываются депутаты-коммунисты. И они вместе с начальником начинают что-то говорить о «компромиссе». С одной стороны, конечно, я считал что защищаю памятник, это заслуживает уважения. Но с другой стороны… Я должен понять… закон… полицаи не могут поступать иначе… и т.д. Я ударил полицейского… уважение к мундиру.. перед ним надо извиниться (я напрягаюсь: домой конечно хочется, но в какой форме они хотят, чтобы я «извинился»?) Расскажите, что было? Ну, говорю, мне начали заламывать руки, заломали больное правое плечо, было очень больно… я задергался… может и действительно ударил его ногой, не знаю. «Но ведь вы же не намеренно его ударили, ведь вы же не хотели, да?» «Да кто же в здравом уме будет себя ни с того ни с сего под 318-ю подставлять!» Все - тема ударенного полицейского закрыта. Но, как ни странно, не закрыта тема «компромисса». Начальник настойчиво рассуждает, что я должен их понять, они действовали строго в рамках закона и своих обязанностей, они не могли действовать иначе и т.п. Я после попыток спора об отсутствии документов и пр. отвечаю а-ля Лимонофф, что я конечно их точку зрения понимаю, правомерность на нашей стороне, но они выполняют свои служебные обязанности, будем считать что это как в греческой трагедии (т.е. в «Антигоне» по Гегелю), «у каждой стороны своя правда». Я-то думаю, что это наконец и есть тот непонятный «компромисс», вокруг которого они столько бьются. Но начальника роль Креонта не устраивает (должно быть, паче чаяния, читал «Антигону» и помнит, что Креонт весьма плохо кончил). Он возражает, что «правда одна» и находится она именно в кармане полицейского мундира. Мы отвлекаем полицейские силы от ловли настоящих преступников – нас надо снимать с лесов, ради нашего же блага, еще не дай бог упадем и разобьемся – вот я вас отпущу, а вы тотчас опять на леса полезете? - надо все делать по закону – подавайте бумаги – устраивайте пикеты, для согласования требуется всего лишь 5 дней – и вообще если хотите приносить общественную пользу, помогайте ловить жуликов, записывайтесь в народные дружины, это же так здорово было, в советские времена, ходили дружинники с красными повязками на рукавах и все жулики их боялись. Я вообще перестаю понимать смысл этих излияний: вроде мы не в детской комнате милиции и мне не 14 лет, чтобы вешать на уши такую пургу? Поначалу я думал, что он принимает меня за представителя «Архнадзора» и в моем лице ведет переговоры с организацией, и попытался объяснить ему, что я к «Архнадзору» никакого отношения не имею, но и это не подействовало. И наконец выяснилось, что разумелось под «компромиссом» - я должен был сказать: «дяденька, простите, я больше не буду лазить по лесам». Он видимо считал, что достаточно запугал меня угрозой тюрьмы, и я вполне созрел для таких обещаний. Наконец, вопрос был поставлен прямо и я так же прямо ответил «нет», под укоризненными взглядами депутатов и адвоката, повисла неловкая пауза… после чего начальник со вздохом сказал: «Идите, напишите в объяснении то, что вы мне говорили – и вы свободны». Я почувствовал некоторое обалдение, из которого был выведен депутатом-коммунистом, вежливо намекнувшим, что не мешало бы их поблагодарить за избавление от узилища. Я улыбнулся и поблагодарил. Депутаты уверяют, что это они достигли соглашения– я о закулисной стороне дела судить не могу и неблагодарным выглядеть не хочу – но что-то мне подсказывает… впрочем, об этом ниже.

Объяснение принимал молодой вежливый лейтенант, которого я, по лицу, принял за калмыка. Текст, написанный им под мою диктовку, был прекрасен, до сих пор каюсь что поправил в черновике все ошибки, решив, что защитнику культурных ценностей не пристало подписывать документ, где говорится: «Дом деда Н.Л.(Sic!) Толстого князя Болконского (sic!) так называемый дом Болконского», а слово «тщетных» было написано так: «четных». Я долго разъяснял другу степей разницу между историческим прототипом и литературным персонажем, но все мои попытки оказались «четны», так как он попросту переправил в обоих случаях Болконского на Волконского. Я просто теряюсь в догадках, где находит полиция такие кадры. Первоначально, каюсь, я думал, что в калмыцких сельских школах (за что приношу калмыкам искренние извинения), но потом узнал, что фамилия друга степей Ким и стало быть он не калмык, а кореец, отчего впал в когнитивный диссонанс. Ведь не в корейской же школе он учился – следовательно в русской? И русский язык для него родной, точно так же как для меня, и его основной культурный багаж должна составлять именно русская литература с «Н.Л.» Толстым, а никак не калмыцкий эпос «Джангар»? Это вообще что?

Составляя же бумагу, о щекотливом моменте я написал обтекаемо: мол заломали руки, я от боли задергался, полицейский утверждает что я при этом пнул его ногой, но действительно ли пнул – мне неведомо.

Когда замечательная бумага была написана и подписана, а вслед за ней написано обязательство о явке в ОВД по первому требованию (на деле ни к чему не обязывающая филькина грамота) - мне вернули паспорт, и я наконец понял, что действительно свободен.

Не веря происходящему, я спустился к дежурной части, где мне должны были отдать вещи – и тут меня разобрал нервный смех. «Архнадзоровцы действительно дураки – шепнул я адвокату. – Дом Болконского – это такое волшебное место, где с ментами можно делать все что угодно, только убивать нельзя. ПОТОМУ ЧТО ОНИ СМЕРТЕЛЬНО БОЯТСЯ ЛЮБОГО СКАНДАЛА ВОКРУГ НЕГО!»

< В состоянии легкой эйфории вернулся к дому Болконского. Там уже были прекращены все работы, якобы усилиями коммунистического депутата Родина, который ВНЕЗАПНО обнаружил запрещающий документ ОАТИ, выданный еще в марте и на который три месяца плевали. Я подозреваю, что дело не в Родине, а в выборах мэра. Но зачем же тогда Архнадзор ждал столько времени, ведь залезть на дом Болконского и устроить скандал можно было в любой момент, особенно после того как обвалилась стена? Неисповедимы пути Архнадзора.

P.S. Оформили меня, с моим-то криминальным составом, по той же самой статье 19.3 (неповиновение законным требованиям полиции), что и мирнейших архнадзоровцев. При том архнадзоровцы, которые «подчинились законному требованию полиции» и благодаря этому попали в ментовку на полчаса раньше меня, злодея, еще оставались там, когда я уходил – насколько я понял они все составляли какие-то бумаги. "А в прочем" (как писали в старину), приношу свои искренние поздравления Архнадзору - так или иначе, но ведь снос-то они действительно остановили!

P.P.S. А еще, когда шел оформляться, вышел у нас с Ржановым разговор с ментом (не калымком, другим). Мент тоже начал что-то про то, что лазили по лесам, опасно, могли упасть и убиться, ради какого-то дома… «Есть вещи, которые выше жизни» - сказал я. «Да, конечно. СЕМЬЯ» - немедленно и убежденно согласился мент. «Ну почему же, родина» -подсказывает Ржанов. «Культура» - добавляю я. «Да, да, конечно» - дежурно соглашается мент, но в голосе его не чувствуется ни искренности, ни убежденности. И этот разговор, для меня, объясняет ВСЕ события и явления последнего времени. «Семья» действительно – единственная надличностная ценность, которая доступна нашему деградирующему обществу. Все остальное – на уровне риторики, как коммунизм при Брежневе.

Милый, родной Александр Павлович, Саша... Официальные бумажки не признают даже самых ближайших друзей за родственников. Я не смогу получить визу, вовремя приехать попрощаться. Какой это был год, когда мы познакомились? 68-й? Раньше? Той зимой мы ездили большой компанией во Владимир и Суздаль, было жутко холодно. А кто еще был? Не запомнилось. Потом были разговоры о том, вступать ли Тане в комсомол. Дочь диссидента, еврейка, мехмат... - нет, решила не вступать. И правильно сделала, и поступила, и закончила. А мне было легче решать для себя - и мне комсомол не нужен.

К концу школы стало ясно, что мне бы подтянуться по математике, и я стал ездить к вам в Сокольники. Миша то играл на рояле, а то вдруг вставал на руки и делал круг по комнате. А я корпел над задачками. Вы были прекрасный учитель, а вот ученик вам достался так себе. Но не только же математике вы учили, так, может, в этом другом мне удалось сколько-то у вас перенять. В какой-то день мне показалось, Тани что-то долго нету. "Да где же она?" "Как где? В роддоме!" С тех пор у меня слегка развилась наблюдательность, беременный живот замечу, пожалуй, уже и на восьмом месяце.

Потом не стало Миши, и я стеснялся заходить: наверное, зря. Отец, уходя в тюрьму, наказал "будь поближе к Саше". И я зачастил снова. К тому времени от меня уже и прок мог быть какой-то. То мы заполночь чинили коляску - Женину? Нет, наверное уже Олину, перешедшую к ней по наследству от Жени. То разбирались с бумагами - сперва в основном с татарскими, а потом и по тюрьмам и лагерям, а то просто спорили, чьи новые башмаки лучше - мои за 11 рублей или ваши за 9 (кажется, вы тогда выиграли, ведь лучше значило дешевле).

Бумажных забот становилось все больше, "Хроника" становилась все толще и запаздывала все безнадежней. Иной раз нам не удавалось пересечься, и тогда, бывало, маленькая Оленька, только начинавшая говорить и отвечавшая односложно, докладывала. "Олечка, кто был?" - "Ваня". - "А что делал?" - "Бумажки, бумажки". А как я горд был, когда мне достался раздел "Тюрем и лагерей", и еще больше - когда вы подарили мне "Уленшпигеля" с посвящением "Лучшему читателю ТиЛя" - значит, могу, получается.

Я много раз видел вас усталым, озабоченным или огорченным - такая жизнь была. И только раз сердитым. Мою Таню забрали на 15 суток - для острастки перед серьезным арестом. И мы звонили в участок по поводу передачи. Вы осадили тогда барышню на другом конце провода: "Какой я вам молодой человек! Я вам в отцы гожусь!" Это мне вы годились в отцы, а не ей. Это мне пепел Клааса дважды стучал в грудь, когда вас арестовали, - за своего отца и за вас. Ваша карточка, та самая, веселая, с нашей свадьбы, оказалась "арестной" и встала у нас на полку, как и на полках у многих других людей. Этот же снимок становится "каноническим" и теперь. Грустная символика. Потом арестовали мою Таню, а немного погодя и меня самого.

Когда мы все повыходили, настала пора новых расставаний. И так же, как при аресте, было непонятно, увидимся ли вновь. Но и это оказалось не пожизненным. Меньше чем через два года мы встречали в Нью-Йорке и вас, и отца, и Андрея Дмитриевича, приехавших все вместе. С тех пор нет-нет да и отпускали дела то вас в Америку, то нас в Россию. Я не религиозен, вы знаете, но ведь если человек живет в памяти людской, то и нынешнее расставание тоже не "навсегда", правда?..

Есть два способа уничтожения архитектурного наследия Москвы. Самый простой, хорошо поработавший при Лужкове, называется "Моспожарстрой". Как только начинается активность градозащитников по какому-то объекту, на объекте "случайно" происходит короткое замыкание и он сгорает. В 2004 таким образом решилась проблема реконструкции Манежа, а чуть позже еще 30 московских исторических зданий.



На фото руины уникального деревянного ДК "Октябрь" на улице Маршала Малиновского. Он горел, однако то ли пожарные приехали очень быстро, то ли не во всех нужных местах "случайно" закоротило проводку, но сгорело меньше половины здания, так что через две недели после пожара его срочно пришлось ломать - ночью, даже не дав персоналу забрать из здания личные вещи. Когда я делал эту фотографию, сотрудники ДК пришедшие на работу, жаловались мне, что под руинами лежит даже рояль.

Но, видимо, душа вандалов тоже жаждет новизны. В последнее время для уничтожения памятников архитектуры используется способ "само сломалось" или "экскаваторщик напутал, но мы его ищем".



На этом фото руины Московской соборной мечети 1904 года постройки. Строили рядом с ней новую мечеть, копали-копали под стенами старой, и стена "неожиданно" обрушилась. Тут же ночью мечеть быстро снесли - все равно же сама рушилась.



Фотография дома Кольбе, часть которого "нечаянно" снес экскаваторщик, а потом благородный инвестор снес весь дом, чтобы защитить прохожих от разваливающегося здания". Собянин обещал уголовные дела", но на месте дома Кольбе сейчас котлован, и никто не сидит в тюрьме. Да и Собянин уже не тот и хочет совсем отменить согласование с Мосгорнаследием строек в исторических охранных зонах.



Дом Болконского сегодня охраняют примерно 20 человек. Большинство из них девушки. Больших экскаваторов на территории нет, так что, видимо, старое доброе короткое замыкание позволит Людмиле Путиной реконструировать свой особняк.

Сделать ничего нельзя. Двадцать человек - это еще много для Москвы. Тут все-таки дом - поддержать заложников "Болотного дела" в Мосгорсуд ходят менее ста человек. Невиновных молодых людей, которым дадут по 10 лет, и их родственников из 15-миллионной Москвы ходят поддержать менее ста человек.

Все, что захотят, они сломают, всех, кого захотят, посадят.

Александр Павлович Лавут был родом из того, ныне уходящего со сцены поколения интеллигенции, из которого вышли «диссиденты» 1960-1980-х. (термин крайне неудачен, но другого не придумали). К диссидентам первого призыва принадлежал и Александр Павлович.

В диссиденты шла сравнительно небольшая часть советской интеллигенции. За редкими исключениями эти люди не ставили перед собой политических задач, укладывающихся в обозримое время. Существо их жизненной позиции, при всем разнообразии взглядов, состояло в категорической и открытой несовместимости с тоталитарной системой, навязанными фальшивыми ценностями, унизительным двойным сознанием. В этом нравственном противостоянии лицемерию советской жизни Александр Лавут занимал особое место.

Внешне, событийно, его биография мало отличалась от других в ту эпоху и в том круге лиц.

Он был очень хорошим математиком - как, впрочем, многие.

Он вошел в состав первой независимой правозащитной организации в СССР, Инициативной группы защиты прав человека, и его подпись стоит под первым обращением этой группы в ООН с жалобой на собственное правительство. Как, впрочем, и подписи 14 других членов Инициативной группы.

Он участвовал в издании Хроники текущих событий, самого важного тогда общественного дела. Он многое внес в стиль и характер этого информационного бюллетеня правозащитников, – как, впрочем, каждый ее сотрудник.

Как и многие, он очень достойно отсидел свои два срока – лагерный и ссыльный.

Когда наступили новые времена, Лавут не рванулся в большую политику. Его общественный темперамент, как и прежде, вполне удовлетворялся гражданской работой. Подобно многим людям его поколения и его судьбы, он нашел свое место в гражданских организациях - в «Мемориале», в Сахаровском центре. Когда его просили, он, вместе с другими, безотказно выезжал в «горячие точки» в составе наблюдательных миссий правозащитных организаций.

Александр Павлович был человеком глубокого, точного, незаурядного ума. Но и в этом он не был уникален в своем кругу.

Но одним талантом он был одарен сверх меры, в исключительной и самой совершенной, эталонной, если можно так сказать, форме. Это редкостный нравственный дар, гармоничное сочетание скромности и доброты. Он был лишен капли тщеславия. Возбужденная патетика никогда не затемняла его мысли. Непомерную свою доброту, теплое дружелюбие, он умел делать ненавязчивыми, уместными и потому тактичными. Саша был благороден и прост. Он ничего не хвалил ради того, чтобы быть приятным, и потому его одобрение дорогого стоило. Но и спорил доброжелательно, не обижая оппонента.

Рядом с ним становились лучше и добрее те, кто имел счастье знать его. Он непрерывно дарил нам свою доброту и свое благородство.

Дай нам всем Бог суметь принять эти дары и достойно ими владеть.

Правление Общества «Мемориал»

Сергей Ковалев
Александр Даниэль
Арсений Рогинский
Александр Черкасов
Ян Рачинский
Светлана Ганнушкина
Елена Жемкова
Олег Орлов
Сергей Кривенко
Борис Беленкин
Мустафа Джемилев
Наталья Горбаневская
Павел Литвинов
Екатерина Великанова
Вера Лашкова
Александр Грибанов
Габриэль Суперфин
Людмила Алексеева
Ирина Кристи
Юлий Ким
Татьяна Хромова
Вячеслав Бахмин
Арина Гинзбург
Вера и Игорь Коганы
Феликс Серебров
Иван Рудаков
Юлиус Телесин
Юлия Вишневская
Андрей Григоренко
Владимир Гершович
Сергей Дедюлин
Юрий Фрейдин
Елена Сморгунова
Иван Ковалев
Татьяна Осипова
Галина Салова
Владимир Тольц
Леонид Вуль
Борис Смушкевич
Виктор Коган-Ясный
Вольфганг Айхведе
Геннадий Кузовкин
Алена Козлова
Ирина Островская
Павел Марченко
Сергей Лукашевский
Ольга Блинкина
Наталья Кравченко
Сигитас Тамкявичус
Пятрас Плумпа
Антанас Терляцкас
Ниёле Садунайте
Аримантас Рашкинис
Ионас Волонгявичус
Алексей Ю. Семенов
Евгений Сыроечковский
Нина Литвинова

О смехотворности попыток свести подоплеку налета на офис движения "За права человека" к очередному "хозяйственному спору" написано уже достаточно. К участию в рейдерских захватах, продиктованных исключительно корыстными интересами конкретных чиновников и аффилированных с ними криминально-коммерческих структур, не привлекают политическую полицию и геббельсовское телевидение. Да и нет у городских властей нужды лишний раз демонстрировать городу и миру откровенный бандитизм, когда того же результата можно было спокойно достигнуть "по-тихому", то есть через подконтрольное им учреждение, все еще по недоразумению именуемое судом. Очевидно, что их роль в этом деле второстепенная и жалкая. Это роль обслуги гангстеров, а не самих гангстеров. Она сводится к тому, чтобы публично врать, что все делается по закону, и выдумывать идиотские обоснования этого вранья. Блеять, что достаточным основанием нарушения законной процедуры выселения является то, что "суд – это долго и сложно" и у чиновников мэрии нет на это времени.

Такова сегодня роль всевозможных «неполитических» профессионалов-технократов во власти. То, что она жалкая, не делает ее менее подлой. Традиционную русскую привычку жалеть и понимать гангстерскую обслугу с ее семьями и детишками надо выдавливать из себя по капле, как того самого раба. История с якобы отправленным три месяца назад Льву Пономареву уведомлением об одностороннем разрыве договора аренды – это уже явный креатив чиновников московской мэрии. Получается дешево и сердито. Власти втайне принимают решение об одностороннем расторжении договора, а когда через три месяца истекает срок его обжалования, врут, что вовремя об этом решении уведомили арендатора. Если дело срочное, можно и просто соврать задним числом, что такое решение три месяца назад принималось.

Лев Пономарев, разумеется, обратится в суд. И будет ходатайствовать об истребовании документов, подтверждающих получения им оного уведомления. Но наш самый "законо"-послушный суд это ходатайство отклонит. Он не усмотрит оснований сомневаться в устных заявлениях представителей мэрии, поскольку их показания "логичны и непротиворечивы", а вот противоположная сторона в показаниях путается. Формулировка давно обкатана в судах по задержаниям на митингах.

Впрочем, подобные манипуляции с установленными законом процедурами не выходят за рамки ставшего обычным для власти жуликов и воров жульничества. А вот то, что уполномоченный по правам человека Владимир Лукин со свойственной ему интеллигентской деликатностью и подобающей его статусу политкорректностью назвал самоуправством, – это уже другая статья УК. Игнорирование властями законной процедуры выселения через суд – это уже прямой разбой, чистейший гангстеризм. Как и отказ пропустить самого уполномоченного в офис.

Гангстерские методы властей, то есть не регламентированное никакими законами (даже самими властями в свою пользу подправленными и жульнически примененными) насилие государственных структур с привлечением негосударственных военизированных формирований – обязательный спутник фашистских режимов на стадии их становления. Таким путем значительная часть неугодных режиму общественно-политических организаций подвергается разгрому, фактически лишается возможности продолжать свою деятельность, вынуждается к самоликвидации. После того как площадка оказывается в значительной степени расчищена, обычно следует общий законодательный запрет на какую бы то ни было легальную оппозиционную деятельность. Это уже фашизм завершенный, институционализированный.

Этот системообразующий, качественный элемент, позволяющий характеризовать режим как фашистский, у нас пока отсутствует. Зато идет быстрое количественное накопление отдельных признаков фашизма. Каждый из них по отдельности вроде бы и не самый главный. Но это уже то количество, которое очень скоро может перейти в новое качество.

Пока что открытым остается вопрос о роли в этом процессе статусных либералов-правозащитников. Членов Совета по правам человека, того же Владимира Лукина. Очевидно, что все их попытки как-то сдержать произвол и ползучую фашизацию, действуя через декоративные официальные структуры по их правилам, потерпели крах. Зато их присутствие в официальных структурах обеспечивают гангстерам более комфортные условия фашизации режима.

У системных либералов остается, правда, "последний патрон": возможность уйти со скандалом, коллективно и громко хлопнув дверью. Или хотя бы перестать говорить с гангстерами так, как если бы эти гангстеры были приличными людьми. Вынудить этим Путина повыгонять их раньше, чем он сам планирует. Понятно же, что в структурах завершенного фашистского режима места этим людям не будет вовсе и на определенном этапе власти от них освободятся как от исчерпавшего свою полезную роль балласта. Режим готовит для этого почву, последовательно понижая их статус. Когда режим демонстративно вытирает о статусных правозащитников ноги, а те утираются – это понижение их статуса, уменьшающее эффект от их возможного последнего демарша. Так что если слишком тянуть с использованием этого последнего патрона, он может отсыреть окончательно.

В этот понедельник, 24 июня, в Симоновском райсуде Москвы завершился еще один судебный процесс по делу "ЮКОСа" - против Леонида Невзлина. К пожизненному лишению свободы, которое бывший вице-президент опальной нефтяной компании получил по итогам своего первого уголовного дела в 2008 году, теперь добавили еще шесть лет.

Вероятно, потому, что это разбирательство проходило заочно, на фоне громких судебных процессов в отношении "болотных" узников и Алексея Навального, где на кон поставлены реальная свобода и здоровье фигурантов, его мало кто заметил.

А напрасно. Ведь проблема эта не Невзлина - на его жизнь, надеюсь, этот акт произвола под видом судебного никак не повлияет. Проблема наша. Многие приемы из "дела ЮКОСа" уже стали судебными прецедентами. Теперь за преступления, якобы, совершенные "в неустановленное время", "в неустановленном месте", по сговору "с неустановленными лицами" - формулировки, использовавшиеся в первом деле Невзлина и деле юкосовца Алексея Пичугина, - могут осудить любого.

Равно как и методы психологического давления и физического унижения перекочевали из "дела ЮКОСа" в "Болотное".

Второй судебный процесс в отношении Невзлина, в результате которого судья Алексей Назаренко признал подсудимого виновным в хищении акций дочерних предприятий ОАО "Восточная нефтяная компания" (ч. 4 ст. 160 УК РФ), обогатил отечественную правоприменительную практику очередными новациями.

В суд не был вызван ни один свидетель защиты - даже те, кого следствие само включило в обвинительное заключение.

Кстати, буквально через несколько дней после этого ситуация повторилась в суде по делу "Кировлеса" в отношении Алексея Навального. Там судья Сергей Блинов тоже отказал защите автора проекта "Роспил" в вызове всех своих свидетелей. Едва ли есть основания утверждать, что этот случай последний.

Гособвинитель по делу Невзлина Денис Штундер (сын судьи Петра Штундера, приговорившего Алексея Пичугина к пожизненному заключению) имел возможность приводить в суде свои доказательства в течение десяти месяцев. В свою очередь, адвокат подсудимого Дмитрий Харитонов получил слово только на два дня.

В числе таких "доказательств" были приговоры Мещанского и Хамовнического судов Ходорковскому и Лебедеву. Это при том, что Невзлина никогда не обвиняли в неуплате налогов, а из Хамовнического приговора Ходорковскому и Лебедеву эпизод с акциями ВНК был исключен в связи с истечением срока давности.

Одним из главных свидетелей обвинения против Невзлина, на показания которого прокурор ссылался в прениях сторон наиболее часто, оказался экс-директор дирекции по стратегическому планированию и корпоративным финансам "ЮКОСа" Алексей Голубович.

Ранее Голубович был объявлен в международный розыск по инициативе Генпрокуратуры, но потом заключил сделку со следствием и оно сняло с ценного свидетеля свои обвинения.

Голубович выступал с показаниями против Михаила Ходорковского и Платона Лебедева в Хамовническом районном суде. В немалой части на его же утверждениях основываются пожизненные приговоры в отношении Леонида Невзлина и Алексея Пичугина.

В Симоновском суде Голубович тоже появился как нельзя кстати для прокуратуры - как раз тогда, когда дело против бывшего вице-президента "ЮКОСа" казалось наблюдателям уже полностью развалившимся. Ведь в показаниях выступивших на процессе свидетелей обвинения не содержалось никаких прямых доказательств причастности Невзлина к сделкам мены акций, посредством которых якобы было осуществлено хищение.

А в конце мая этого года Голубович ничтоже сумняшеся заявил на радиостанции "Эхо Москвы", будто считает нужным освободить Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. Приговор судьи Виктора Данилкина (тот самый, в который он сам внес немалую лепту) политически мотивированный, сказал Голубович. Подавляющая же часть остальных свидетелей обвинения, дававших показания на процессе против Невзлина, вообще не называла его фамилию, не была с ним знакома, не имела отношения к сделкам с акциями. А некоторые даже не знали, по какому вопросу их вызвали в суд и в каком качестве.

Прокурор же, если ответы его не устраивали, ходатайствовал об оглашении показаний этих же свидетелей на предварительном следствии - якобы в связи с противоречиями. При этом ни его, ни суд не смущал тот факт, что допросы людей на предварительном следствии зачастую проводились по другим уголовным делам.

Так, например, случилось с сотрудницей юридической фирмы "Винсон энд Элкинз" Натальей Морозовой, которую допрашивали на предварительном следствии по делу бывшего юриста "ЮКОСа" Светланы Бахминой. Но ее показания огласили в суде над Невзлиным "в связи с существенными противоречиями", когда сказанное Натальей Морозовой не удовлетворило Дениса Штундера.

На вынесение приговора - при том что речи в прениях и прокурора, и адвоката насчитывали около сотни листов каждая - судья выделил себе всего две недели.

Процесс не просто заочный - без подсудимого. Но и без свидетелей - как защиты, так и, по сути, обвинения... Когда-нибудь, наверно, эти новеллы наших времен займут причитающееся им место в учебниках истории и юриспруденции, в разделе "Басманное правосудие".

Но без усилий общества это едва ли возможно.

Это бойцы московского ОМОНа Максим Санаев и Сергей Лукьянов, свидетели по делу Миши Косенко. То есть свидетели того, что Миша побил их товарища Казьмина. Его и впрямь чуток (меньше, чем многих демонстрантов) побили. Только Миша его не бил. А им надо это рассказать. Чтобы Миша - человек не вполне здоровый психически (слегка нездоровый, еще меньше, чем побили бойца Казьмина) - отправился на бессрочное принудительное лечение как опасный для общества безумец и смутьян. Чтобы в конце превратиться в тюремной психушке в овощ.

Наверное, им было стыдно. И потому судья Замоскворецкого суда Москаленко сделала так: когда пристав пустил сначала в зал на минутку фотографов (так уж сложился обычай), она выскочила из своей комнаты и быстро-быстро начала заседание. А когда заседание началось, входить уже никому нельзя. И пристав честно никого не пустил. Так все посетители и журналисты остались за дверью. А фотографов тоже выгнали.

И бойцы Санаев и Лукьянов рассказывали то, что им надо было рассказать про массовые беспорядки и драчливого Мишу Косенко, в пустом зале. Бойцам так было легче, и я не знаю, хорошо это или плохо. Хотя был очень зол. И когда нас потом пустили в зал, я не встал при входе судьи. И еще кое-кто не встал. Но судья этого не заметила. А судебные приставы дружно отвернулись к стенке. И у меня не было возможности сказать судье Москаленко всего, что о ней думаю. Это жаль.


Фото со страницы фонда "Общественный вердикт" в Фейсбуке

Я же историк, поэтому к истории у меня отношение очень простое... в пакте Молотова-Риббентропа нет ничего особенного. Поделили Прибалтику? А кто не делил?.. Все договаривались. Вы что хотите, чтобы государство, которое проводит независимую внешнюю политику, не пыталось защитить себя системой договоров? Или сейчас что-то иначе в мире делается? Нет, здесь может быть дана однозначная историческая оценка... история - как граненый стакан, в ней все зависит от конкретного преломления света.

Ссылка