Вчера утром мне позвонил отец Игоря Решетина Андрей, мой коллега и старый приятель. Впервые за последние несколько лет я услышал его бодрый голос, он сказал: «Игорь дома». Я тысячу лет знаю Андрея, немного знал Игоря – мы познакомились после того, как его начали прижимать, он был у меня. А потом были годы борьбы. Арест Игоря был страшной трагедией для Андрея.

Помню, как выступал у Игоря в суде в качестве эксперта со стороны защиты. Это было 4-5 лет назад, все оставили в силе, и все оказалось напрасным. Очень обидно было услышать от какого-то идиота-судьи вопрос ко мне: «А почему вы считаете себя специалистом в этой области?» Работа Игоря была по аэродинамике, а у меня начиная с дипломного проекта 1954 года все работы были в области аэродинамики сверхзвуковых скоростей. Этот идиот, конечно, оставил приговор в силе.

И вот сейчас, за несколько месяцев до окончания срока, который недавно был сокращен в связи с новыми законами, его выпустили, слава богу, условно-досрочно. Хотя и с подорванным здоровьем.

Подельник Игоря Сергей Визир пока по-прежнему в колонии. Ему рекомендовали вчера срочно подавать на условно-досрочное освобождение. Потому что и Игорю раньше отказывали в УДО, и вот вдруг отпустили домой.

Почему это произошло? У нас сейчас в каком-то смысле потеря управляемости в стране. Идет какая-то разбежка от партии власти, тихая и очевидная. Какой-то раскол произошел.

Об этом свидетельствует еще одно - уже сегодняшнее – событие: инкогнито, без охраны и эскорта московский губернатор Сережа Шойгу приехал в город Жуковский, где люди давно борются за сохранение леса. Этот лес зовут Цаговским, потому что там находится крупнейший аэрогидродинамический институт, сокращенно ЦАГИ (Центральный аэрогидродинамический институт). Это моя альма-матер научная, крупнейший институт страны, там я работал и учился много лет, поэтому там мне все близко. И вот люди выходили на демонстрации, защищая лес, их разгоняли, приезжала Евгений Чирикова из Химок поддержать жуковских, а жуковские ездили в Химки. Их таскали, забирали в полицию, а теперь приехал Шойгу и говорит, что не надо рубить, надо провести исследование. Это тоже симптом. Сергей Шойгу – он из обоймы. Все это шатания какие-то, чем они кончатся – неизвестно.

В Нижнем Новгороде закончились суды над задержанными вчера защитниками разрушаемого варварской застройкой здания XIX века по адресу Б.Покровская, 98. 18 июня судья участка №6 мирового суда Нижегородского района Юлия Китаева успела осудить только троих из пятерых задержанных.

Активисты "Другой России" Екатерина и Александр Зайцевы получили по 15 суток ареста по ст. 19.3 КоАП ("неповиновение законному распоряжению сотрудника полиции"), причем в отношении Зайцевой были составлены еще два протокола - по ч.1 ст.17.3 и ч.2 ст.17.3 КоАП ("неисполнение распоряжения судьи или судебного пристава по обеспечению установленного порядка деятельности судов"). Санкциями данной статьи предусмотрено до 15 суток ареста.

Юристу, активистке "Справедливой России" Марине Чуфариной Китаева присудила 8 суток ареста. Чуфарина ранее не привлекалась к административной ответственности.

Сегодня состоялись суды над 64-летним пенсионером Юрием Гольбергом и правозащитником Станиславом Дмитриевским. Гольберга осудили до открытия судебного участка - около 7.40 - на 8 суток ареста. Суд над Дмитриевским закончился арестом на 15 суток. В ходе рассмотрения дела не было удовлетворено ни одного ходатайства.

Суды 18 июня проходили в закрытом режиме: в здание суда без объяснения причин не представившийся мужчина без опознавательных знаков, но с запахом алкоголя не пускал не только свидетелей защиты, но и адвокатов обвиняемых! Активисты не оставляли попыток пройти в суд, силовое противостояние завершило вмешательство вызванных на подмогу бойцов БСН, которые оттеснили граждан от двери суда, что позволило ее запереть изнутри.

Посетители учреждений, находящихся в одном подъезде с участками мировых судей, были вынуждены подчиняться "особому пропускному режиму", который установила судья Китаева. Единственным человеком, которому удалось проникнуть внутрь, была нетрезвая жена одного из сотрудников суда.

Перед началом судебных заседаний, со слов сотрудников полиции, Китаева "была злая как собака" и заявляла, что выполнит спущенные ей указания любой ценой, а нарушения закона предлагала обжаловать председателю облсуда.

Сотрудники полиции всячески помогали Китаевой "вершить правосудие", препятствуя проходу граждан в суд. Кроме того, с их стороны звучали угрозы доставить собравшихся в участок для проверки документов и даже для оформления административного правонарушения за "коллективно организованный одиночный пикет". Действиями полицейских командовал подполковник Максим Кораблев из ОП-5. По окончанию судов с ним уехала помощник Юлии Китаевой.

По окончании судов около двадцати граждан из "группы поддержки" ожидали выхода из суда Китаевой, чтобы высказать ей свою критику. После получасового ожидания Китаеву вывели в сопровождении конвоя БСН, посадили, нагнув голову, в полицейский "УАЗ". В это время граждане скандировали "Позор!". Затем Китаеву увезли.

Сама Юлия Китаева является бывшей сотрудницей МВД, а именно конвоиром подследственных. 8-9 июня Китаева арестовала на сроки от 8 до 15 суток пятерых участников пикета против поправок, ужесточающих административные меры по отношению к участникам протестных митингов, проходившего 8 июня на пл. Театральной. Из пятерых арестованных только Анна Кузнецова, отбывающая 13 суток ареста, до сих пор находится в спецприемнике, поскольку Илья Мясковский, Юрий Староверов и Глеб Калинычев добились освобождения в зале облсуда, а у Любови Годлиной уже истек срок наказания.


ФОТО

На этом видео запечатлен курьезный эпизод: жена охранника "подшофе" пытается пройти к суженому:

20 июня, в среду, в 12.00, в день конвоирования в Таганский суд солисток группы Pussy Riot для продления ареста на следующие 2 месяца, перед зданием Таганского суда по адресу Марксистский переулок, дом 1/32 начнется 2-й Открытый Судебный Фестиваль-культвстреча в поддержку арестованных участниц группы.



Блогер Антон Носик, гражданские активисты Евгения Чирикова и Ольга Романова, музыканты Александр "Чача" Иванов и Дмитрий "Сид" Спирин, журналист Андрей Лошак, художники Владимир Дубоссарский и Александр Шабуров, кинорежиссеры Александр Митта и Артур Аристакисян и многие другие деятели культуры и общественные активисты встретятся перед началом заседания, чтобы выразить свое отношение к очередному продлению тюрьмы для девушек, обвиняемых в исполнении панк-молебна "Богородица, Путина прогони".

Надежда Толоконникова, Екатерина Самуцевич и Мария Алехина провели в заключении 107 дней, за время которых следствие подготовило три противоречивых экспертизы. Две из них подтвердили, что мотивы преступления в деятельности группы Pussy Riot отсутствуют, но следствие 4 июня заявило об окончании расследования, не представив общественности доказательств того, что солистки группы совершили преступление по уголовной статье "хулиганство". За последние 3 месяца кампания в защиту арестованных девушек приобрела международный характер - Amnesty International признала их узницами совести, а по всему миру прошли акции и концерты в поддержку группы. Свое возмущение арестом выразили многие признанные мастера культуры - от режиссера Терри Гиллиама до участника Beastie Boys Адама Горовица.

Тем не менее, защита обвиняемых убеждена, что 20 июня в Таганском суде следствие добьется продления ареста для всех трех девушек на следующие 2 месяца.

Сообщение в блоге группы Pussy Riot с подробностями о Судебном Фестивале-культвстрече 20 июня - http://pussy-riot.livejournal.com/26633.html

Фейсбук-группа события - http://www.facebook.com/events/382103538515958/

20 ИЮНЯ, 12.00, ТАГАНСКИЙ СУД Г.МОСКВЫ, МАРКСИСТСКИЙ ПЕРЕУЛОК, 1/32.

Девять лет назад, 19 июня 2003 года, был арестован начальник отдела экономической безопасности "ЮКОСа" Алексей Пичугин. Это событие положило начало уголовному преследованию нефтяной компании Михаила Ходорковского и в конечном итоге ее уничтожению. Дело "ЮКОСа" стало пробным шаром, командой "фас", после которой вся следственно-судебная система нашей страны заработала в особом режиме. Теперь по неустановленным времени, месту и обстоятельствам – это формулировки из приговора Алексею Пичугину – можно приговаривать любого к десяткам лет лишения свободы или даже к пожизненному заключению.

Алла Пичугина с портретом сына на "Марше миллионов" 6 мая 2012 года. Фото Веры Васильевой, HRO.org

О судьбе жалоб, направленных Алексеем Пичугиным в Европейский суд по правам человека, а также о том, собирается ли он просить помиловании и как относится к возросшей активности гражданского общества, я беседовала с адвокатом Московской городской коллегии адвокатов, сотрудником Центра содействия международной защите Ксенией Костроминой.

Ксения Костромина. Фото Веры Васильевой, HRO.org

Алексей Пичугин был первым в деле "ЮКОСа" – первым арестантом, первым подвергнувшимся жестокому обращению за решеткой (вспомним "разведдопрос" 14 июля 2003 года в СИЗО "Лефортово" с применением психотропных средств) первым осужденным. И первым, кто обратился с жалобой в Европейский суд по правам человека. Но хотя его первая жалоба была коммуницирована в 2007 году, а подана еще в 2003-м, до сих она пор не рассмотрена по существу.

Как пояснила Ксения Костромина, в регламенте Европейского суда не существует предельных сроков рассмотрения жалоб.

"Если говорить конкретно об Алексее Владимировиче Пичугине, мы, его адвокаты, подавали две жалобы в Страсбург: на нарушения прав нашего подзащитного, допущенные в рамках его первого и второго уголовного дела. Первую жалобу, касающуюся дела по обвинению в организации убийства Ольги и Сергея Гориных, покушений на Виктора Колесова и Ольгу Костину, в 2007 году Европейский суд признал приемлемой, задал нам и представителям Российской Федерации вопросы и получил ответы. Что касается второй жалобы, связанной со вторым уголовным делом Алексея Пичугина, то она была подана в 2007 году и на данный момент еще не коммуницирована.

Я и мои коллеги надеемся, что после вынесения Большой палатой решения по "корпоративной" жалобе компании "ЮКОС" Европейский суд приступит к рассмотрению всех остальных юкосовских дел, в том числе дела Алексея Пичугина. Мы понимаем, как ждет этого его мама... Но пока у нас нет информации, когда это произойдет".

И все-таки столь затянувшаяся пауза непонятна. Ксения Костромина теоретически не исключает возможности того, что в отношении жалоб руководителей и сотрудников "ЮКОСа" в Европейском суде включены механизмы торможения. Впрочем, информацией о фактах такого влияния России на суд она не обладает.

Как известно, Страсбург не признал, что при аресте и содержании под стражей Михаила Ходорковского в отношении него была нарушена статья 18 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. В связи с этим Владимир Путин недавно заявил, что в деле экс-главы "ЮКОСа" Европейский суд не нашел политических мотивов.

Между тем, как напомнила Костромина, в практике Европейского суда это крайне редкая статья. При рассмотрении Страсбургом жалоб на Российскую Федерацию она была признана нарушенной только в деле Владимира Гусинского. Было установлено, что Гусинский преследовался в уголовном порядке не за те преступления, которые ему были вменены, а с тем, чтобы принудить его отказаться от активов, которыми он владел. То есть уголовное преследование использовалось с иной целью, нежели предусмотрено законом.

Что касается обеих жалоб по делу Алексея Пичугина, то в них у его адвокатов другие приоритеты. В частности, основной вопрос второй жалобы – нарушение статьи 6 Европейской конвенции ("право на справедливое судебное разбирательство").

Однако признание Страсбургом фактов нарушения в ходе судебного разбирательства на национальном уровне статьи 6 и последующая отмена приговора Президиумом Верховного суда РФ – это лишь первый шаг к восстановлению справедливости. Необходимо обеспечить, чтобы повторный судебный процесс не повторил недостатков предыдущего.

Как признает Ксения Костромина, механизмов, которые гарантированно обеспечивают это, не существует. Тем не менее повторное судебное разбирательство – это шанс восстановить справедливость, пусть и небольшой, с учетом известных проблем российской судебной системы.

"Если же в ходе повторного судебного разбирательства вновь нарушаются права подсудимого, то в Европейский суд подается новая жалоба", – добавила юрист.

Недавно в обществе обсуждался список из нескольких десятков фамилий людей, которых протестующие на Болотной площади считают политзаключенными. Он был передан тогдашнему президенту РФ Дмитрию Медведеву с просьбой помиловать осужденных, среди которых есть и Алексей Пичугин. В свою очередь, Медведев ответил, что не может помиловать человека без его личной просьбы. Однако Алексей Пичугин не стал просить о помиловании.

"Алексей Владимирович никогда не рассматривал вопроса подачи прошения о помиловании, потому что, по его мнению, помиловать можно того, кто виноват. Наш подзащитный настаивает на своей невиновности, непричастности к вмененным ему преступлениям и намерен добиваться своего полного оправдания в суде", – сказала Костромина.

Также бывший сотрудник "ЮКОСа", вопреки утверждениям, прозвучавшим на одном из телеканалов, не намерен добиваться смягчения условий своего пребывания за решеткой.

"Возможно, эта информация основывается на положениях Уголовно-исполнительного кодекса. Согласно этим нормам, осужденные к пожизненному лишению свободы через десять лет заключения при отсутствии взысканий переводятся со строгого режима на обычный. Поскольку Алексей Владимирович отбыл под стражей уже девять лет, то в следующем году, если ситуация никак не изменится, к нему должно быть применено это правило. Это общее правило, предусмотренное законом. Алексей Пичугин отбывает наказание на общих условиях и никакими привилегиями по сравнению с другими осужденными не пользуется", – прокомментировала ситуацию Костромина.

Надежды на положительные изменения в своей судьбе, по словам Ксении Костроминой, Алексей Пичугин связывает с происходящими в нашей стране:

"Ему пишет очень много сочувствующих людей. Наш подзащитный надеется, что возросшая гражданская активность означает позитивные перемены как в нашем обществе в целом, так и в судьбах несправедливо осужденных в частности".

* * *

Ксения Костромина о порученной Медведевым Генпрокуратуре проверке приговоров Пичугину и другим политзекам, в которых ведомство не нашло правонарушений:

"Проверять законность приговоров, которые уже вступили в силу, поручено Генпрокуратуре, которой защита неоднократно указывала на различные нарушения, но она их во внимание не принимала".

РАПСИ, 5 марта 2012 г.

Владимир Переверзин – бывший заключенный, сотрудник "ЮКОСа":

"В нашей стране кому угодно могут предъявить чудовищные, самые немыслимые обвинения и бездоказательно осудить, как и произошло с Пичугиным".

Пресс-центр Михаила Ходорковского, 1 апреля 2012 г.

Алексей Пичугин о возросшей гражданской активности российского общества:

"Верю в скорые добрые перемены. Дай Бог!"

Из письма из-за решетки

Тамара Морщакова, судья Конституционного суда в отставке:

"По действующим нормам, которые содержатся в указе президента, утверждающем положение о помиловании, ходатайство писать надо. Однако, согласно Конституции, у президента есть право на помилование граждан, и ничего дополнительного для этого не требуется... Те, кто ничего не совершал, не должны каяться. Это требование унижает человеческое достоинство и противоречит Конституции".

Forbes, 21 марта 2012 г.

Ученый и бывший политзаключенный Игорь Сутягин о своем сокамернике:

"Вот это вот, кстати, здорово запомнилось – рукопожатие и эта открытая, добрая, честная и чистая какая-то улыбка, я почему-то именно таким Алексея и запомнил. Не лицо, не образ даже – а вот какое-то чувство открытой доброй улыбки..."

Васильева, Вера. Алексей Пичугин – пути и перепутья (биографический очерк). – Прага: Human Rights Publishers, 2011.

Справка:

Алексей Пичугин был арестован 19 июня 2003 года.

В рамках первого дела он был признан виновным в организации (якобы в интересах компании "ЮКОС") убийства в 2002 году тамбовских бизнесменов Сергея и Ольги Гориных. А также в 1998 году – покушения на главу управления по общественным связям мэрии Москвы Ольгу Костину и разбойного нападения и покушения на управляющего компании "РОСПРОМ" Виктора Колесова.

Трупы предполагаемых жертв, супругов Гориных, обнаружены не были. Виктор Колесов и на следствии, и на суде неоднократно повторял, что не считает себя жертвой Пичугина. И вообще сомневался в том, что его кто-то хотел убить. В свою очередь, версия о причастности "ЮКОСа" к взрыву на лестничной клетке в доме родителей Ольги Костиной появилась только спустя почти пять лет после события. При этом она противоречит фактическим обстоятельствам по делу. А у Ольги Костиной случился карьерный взлет.

В рамках второго дела Алексей Пичугин был признан виновным в организации убийств в 1998 году мэра Нефтеюганска Владимира Петухова и директора московской торговой фирмы "Феникс" Валентины Корнеевой, а также организации покушений в 1998 и 1999 годах на управляющего австрийской компании "Ист Петролеум Ханделс" Евгения Рыбина. По версии гособвинения, поддержанной судом, Алексей Пичугин действовал, руководствуясь поручением вице-президента "ЮКОСа" Леонида Невзлина.

Все показания свидетели от прокуратуры по этому делу давали с чужих слов. Впоследствии осужденный Геннадий Цигельник, один из главных "козырей" обвинения, отказался от своих показаний против представителей "ЮКОСа", заявив, что оговорил Пичугина и Невзлина по просьбе следователей Генеральной прокуратуры в обмен на поблажку в сроке наказания. Но его обманули.

Приговорен к пожизненному лишению свободы. Удерживается в колонии ФКУ ИК-6 г. Соль-Илецк Оренбургской области, известной также под названием "Черный дельфин".

Ни по одному пункту обвинений Алексей Пичугин своей вины не признал.

Новый закон о митингах, возможно, не так страшен, как кажется. Слишком уж второпях он принимался. Самые высокие штрафы, насколько я понимаю, предусмотрены в нем за причинение вреда здоровью и повреждение чужого имущества. Но ведь на то уголовные статьи всегда существовали. Выходит, если вред чужому здоровью причинен вообще – это уголовная статья, а если на митинге – административная, новый закон о митингах. Причем если полицейский причинит вред вашему здоровью – его следует судить по уголовной статье, а если митингующий ему – то по административной... Конечно, не это имели в виду законотворцы. Они ведь там приписали: «...если эти действия не содержат уголовно наказуемого деяния». Но забыли разъяснить, какое такое реальное причинение вреда чужому здоровью может не быть уголовно наказуемым.

И много таких несуразиц содержится в этом законе. «Правовая калоша», как сказал бы Станислав Маркелов, юридический оксюморон, тупость и глупость. А что умного могли придумать думские законотворцы в такой спешке и панике?

Однако у нас не только дума управляема, но и суд, и, конечно же, этот закон намереваются использовать по беспределу (то есть приговаривать людей к большим штрафам не за реальные нарушения, а за выдуманные). Остудит ли это желание людей выходить на протестные акции? Думаю, что ровно наоборот.

А решение суда можно обжаловать. Вплоть до Страсбурга. Так что этот закон очень даже выгодным может оказаться. Присуждают вам 200 или 300 тысяч штрафа (да пусть даже 20-30) – не забудьте обжаловать. Оставят приговор в силе – пусть еще одним поводом для объединения граждан послужит сбор средств для оштрафованных. Только не надо лениться обжаловать дальше – в Страсбург. И через 5-6 лет, а то и раньше несправедливый штраф компенсируют такой же или даже более крупной суммой в евро. Государство получит ваш штраф – оно же вам потом его и вернет. С процентами. Так что не стоит бояться штрафа. А бояться надо совсем другого.

Вспомним Галича: «Бояться-то надо только того, кто скажет: я знаю, как надо». Тех, кто знает, как надо, среди нас немало. Каждый из таких знатоков убежден, что прав только он – и никто кроме. А с такой уверенностью, как правило, соседствует и жажда командовать другими. Забавно получается: люди выходят, чтобы отстоять свои права и свободы перед лицом репрессивной власти, и тут же в их рядах заводятся командиры, жаждущие учить, куда им ходить, куда не ходить, как забыть о своей свободе и подчиниться их «революционной» тактике.

Вот кто-кто, например, полагает, что выходить на гражданские акции нужно как на войну и при этом ни в коем случае не показывать полицейским паспорт во исполнение «бойкота незаконной власти».

А я вот, хоть убейте, не могу понять, почему я должна подчиняться каким-то «законам военного времени», если я хочу жить по законам мира, а не войны. И власть хочу заставить жить по этим законам. Мне заявляют: «Никто не требует быть героем, но не герои должны сидеть по домам, а не мешать профессионалам». А я вот, может быть, не хочу, чтобы на мирный протест в моем городе выходили хмурые и воинственные «профессионалы». Я хочу радости и улыбок на улицах города, а не гражданской войны. Я хочу предотвратить ее – эту войну.

Представьте, каково мне слышать из уст вчерашних собеседников и даже как будто соратников лозунги типа «Путин будет казнен» или «Смерть оккупантам» – мне, убежденному противнику смертной казни и насильственных методов борьбы. Эту кровавую революционную риторику нам с детских лет в тоталитарном государстве навязывали – а мы не принимали ее, эту идеологию смерти, за что и были гонимы. Каково же сейчас терпеть этот опустошающий кровавый вздор из уст «профессионалов»?

Да и героизм я понимаю совсем по-другому. Ребенка из огня спасти – вот это героизм. А паспорт не предъявить той структуре, которая тебе же его и выдала, из рук которой ты его добровольно однажды получил, – это всего лишь продемонстрировать собственную беззаботность, наличие свободного времени.

Как-то весной я оказалась в одном автозаке с женщиной, у которой больная мама с инсультом дома осталась. В отделении люди дружно потребовали отпустить ее первой – и своего добились. Как бы она смотрелась по отношению к беспомощной матери, если бы встала в позу и спрятала паспорт или отказалась от подписи под объяснением? «Не ходи, не приходи» – это ей уже власти сказали, а наше дело сказать ей приветливо: приходите еще! Ее подвиг повседневен – годами ухаживать за тяжело больной мамой. Но и право ее неотъемлемо – выйти в свой краткий выходной с белой лентой туда, куда она сочла нужным.

«Не готов оставить дома паспорт – не приходи, и даже мимо не проходи», – командуют между тем «профессионалы». Но люди, наверное, сами разберутся, куда им приходить и где проходить. Брать паспорт или не брать, предъявлять его или нет – это дело совести каждого, и никто ему в том не указ – за то и боремся. Если кто-то отказывается показать паспорт, выражая таким образом протест против незаконного задержания, – важно не допустить применения к нему пыток. Но брать с него пример или не брать – это каждый пусть для себя решает, по своим обстоятельствам, возможностям и разумению. И нельзя на человека при этом давить в ту или иную сторону.

В Советском Союзе было движение верующих людей, которые вообще не брали паспорт. Такая была форма непризнания безбожной власти. Они отсиживали за этот принцип долгие сроки в тяжелейших условиях. Но им и в голову не приходило кого-либо призывать следовать их примеру, укорять тех, кто поступает иначе, или называть самих себя героями.

«Фотографируются, обнимаются на лавочках и радуются непонятно чему», – возмущается «профессионал», наблюдая задержанных рядом с собой в автозаке. А я скажу: да тем и прекрасен сегодняшний протест, что люди улыбаются. Улыбки и радость – это и есть сегодня наше оружие против хмурой тупости и беспросветной глупости полицейщины. Демонстрировать интеллигентность и миролюбие – это прекрасная возможность доказывать несчастным полицейским их неправоту, преступность приказов, которым они подчиняются, когда хватают и тащат в автозак ни в чем не повинных людей.

«Протест... переполняется обывательщиной – людьми, не готовыми ни к чему и потому опасными для товарищей, склонными к предательству, и именно такие люди заполняют твой пыточный автозак», – негодует «профессионал», умудряясь даже автозак приватизировать. А ведь он мог бы, этот «профессионал», оказать юридическую или моральную помощь тем, кого забрали совсем уж случайно. Лучше бы, конечно, вообще никого не забирали. А уж коль скоро оказались в одном автозаке люди разных взглядов и возрастов – пусть как можно меньше будет среди них тех, кто ненавидит других за миролюбие, за отсутствие «героизма», за то, что они не такие, как он, что мыслят и действуют по-другому. Подобная ненависть и есть сегодня опасность и предательство общего дела.

«Зачем ты пошел демонстрировать мужество, которого у тебя нет?» - вопрошают «профессионалы», тем самым проговариваясь: они, оказывается, приходят демонстрировать мужество. Им трудно, наверное, понять, что кто-то выходит для другого: выразить свою гражданскую позицию, например, или быть там, где могут задерживать людей, наблюдателями, или пытаться защитить от слишком жесткого задержания слишком уж серьезных «профессионалов».

«Процент нормальных радикалов снизился за счет гуляющих тусовщиков и случайно взятых прохожих», - возмущается «профессионал», недовольный тем, что на улицу вышло слишком много людей. А я скажу: как хорошо, что снизился процент радикалов. Пусть будет побольше «тусовщиков» и «зевак», побольше «обывателей» и просто хороших людей. Радикалы – они там, наверху.

Радикализм - это «мочить в сортирах», «резать так, чтоб не выросло». Это увезти журналиста в лес и пригрозить кровавой расправой, а то и устроить ее. Или отдать подчиненным приказ хватать спокойно прогуливающихся людей и тащить в автозаки. Радикалы – они. А с нами пусть будет как можно меньше радикалов и как можно больше просто хороших и добрых людей.

«На войне главный принцип: если не готов, уходи», - диктуют «профессионалы» свои «законы» и даже не предлагают, а вменяют нам в обязанность «поделиться на ответственных подпольщиков и порядочных обывателей», «порядочность» которых будет состоять в том, чтобы не мешать «подпольщикам».

По мне же порядочность сегодня – это устремленность к миру, а не к войне. Я полагаю, что генерал Григоренко лучше, чем нынешние «подпольщики», разбирался в тактике войны, однако же, став видным участником открытого, мирного и высоконравственного гражданского протеста в условиях жесткого тоталитаризма, он отчетливо заявил, что «в подполье можно встретить только крыс».

Не хотят почему-то эти «профессионалы» и «подпольщики» понять, что если (не дай Бог) начнется настоящая гражданская война, то им придется подчиняться воле командования, а не «демонстрировать мужество» и учить «обывателей». Тогда о правах и свободах надолго придется забыть. Война перепахивает сознание людей, глубоко травмирует на поколение вперед, и десятилетия проходят, прежде чем общество начинает преодолевать травмы войны. А в гражданской же войне вообще не бывает победителей.

Сейчас у власти много тех, кто любит язык войны, и жажда «подпольщиков» воевать как раз им на руку. Наша же задача – противостоять войне миром. И всем миром, что называется.

Сегодняшний протест тем и силен, что мирен, что свободен от партийности, от подчиненности лидерам, от воинственности. Люди улыбаются друг другу – и это прекрасно. Люди выходят с радостью на лицах – и этим предопределяют успех. Люди не хотят кровавой революции – и это отлично.

Побольше бы таких гражданских акций, какими были «Белое кольцо», прогулка с писателями, первые дни «Абая». Побольше солидарности с политзаключенными и призывов к милосердию. Побольше улыбок, света, тепла, широты, доброты, уважения друг к другу и взаимопонимания. И поменьше злобы, напыщенного героизма, тупой партийной ограниченности. «Бояться-то надо» собственного недружелюбия, злобы, избыточной категоричности.

Конечно, полностью без «нормальных радикалов» никак. Они с неизбежностью появляются там, где собирается больше трех. Но наша задача – оставить их в меньшинстве. А если хоть одного из них удастся перетянуть на нашу сторону – на сторону мира и добра, – то эта победа будет столь же драгоценна, как и преодоление полицейщины.

Муратов четко поставил задачу - просто на авторитете заставить Бастрыкина гарантировать безопасность всех работающих журналистов. И он этого добился без козырей, практически с пустыми руками... В результате целому пулу главных редакторов Бастрыкин публично дал гарантию безопасной работы, да еще и извинился! Это победа. И фантастический прецедент.

Валерий Ширяев, заместитель директора "Новой газеты"

Наконец дон Барзини попросил объявить об окончании совещания.
- Мы обо всем поговорили, - сказал он. - Мы договорились о мире, и я предлагаю выразить нашу общую признательность дону Корлеоне, которого мы знаем как человека, умеющего держать слово...
Один только Филип Татталья был немного озабочен...
- Я согласился со всем, что здесь было предложено, - сказал он, - я готов забыть свое горе. Но мне хотелось бы получить более надежные гарантии со стороны Корлеоне. Не собирается ли он мстить?..
И тогда дон Корлеоне произнес свою знаменитую речь...
- ...Поэтому я отказываюсь от мести. Клянусь, что пока я руковожу делами семейства, мы пальцем не тронем ни одного из присутствующих здесь без оправданного повода или явной провокации с их стороны...
Кончив говорить, дон Корлеоне подошел к месту, где сидел дон Филип Татталья. Татталья встал, они обнялись и поцеловали друг друга. Остальные доны тоже встали, зааплодировали и по очереди пожали руки дону Корлеоне и дону Татталье. Возможно, свежеиспеченная дружба обоих донов была не самой искренней и они не станут посылать друг другу подарки на Рождество, но и не убьют друг друга, а в нашем мире этого достаточно.

Марио Пьюзо. "Крестный отец"

История с председателем Следственного комитета России Александром Бастрыкиным – это нечто новое не только в России, но и на всем постсоветском пространстве. Нет, мы знаем – точнее, подозреваем, – что власти как в России, так и в иных бывших советских республиках часто оказываются причастны к избиению и даже убийству журналистов и оппозиционеров. На Украине в 2000 году имел место похожий случай: журналиста Георгия Гонгадзе с санкции высшего руководства (ни «оранжевый» Ющенко, ни теперешний «антиоранжевый» Янукович никак не могут – или не хотят – выяснить, с чьей лично санкции, но чья фамилия в числе подозреваемых стоит в списке первой, всем известно) генерал Пукач вывез в лес и убил. Сергей Соколов, к счастью, жив, его только попугали.

Новое здесь то, что силовик – и не рядовой силовик, а руководитель силового ведомства – вывез журналиста в лес, угрожал ему убийством, совершенно не таясь. В свое время Пукач и тот, кто распорядился убить Гонгадзе, никаким образом не объявляли об этом публично. Как и множество руководителей разных рангов на постсоветском пространстве, отдавшие приказы об устранении неугодных им журналистов и несогласных. В каком бы состоянии аффекта Бастрыкин ни пребывал, он наверняка понимал, какой шум поднимется в связи с этой историей.

Некоторые готовы чуть ли не похвалить за это Александра Ивановича. Вот Божена Рынска в ЖЖ пишет: «Человек, способный вывезти в лес самолично, под своим именем, в ярости и в запале погрозить убийством, – не гнида. Бастрыкин показал, что он способен на прямую конфронтацию, он не боится афронта. Взбесился, задело за больное, сорвался с катушек и попер, как на буфет. Лично попер. Не от его имени наезжали приспешники, не чужими руками просил передать, не наркоту подбрасывал, не малолетку подкладывал. Лично пошел открытой войной». Мужик, одним словом.

Многие в случившемся усмотрели определенную пользу: власть открыто показала обществу, что она и бандиты – это одно и то же. Если раньше мы говорили «власть» и только подозревали – «бандиты» (и наоборот), то теперь, сказав «власть», можно смело подразумевать – «бандиты». И тоже наоборот. Но, может, в этом и состояла настоящая цель всей этой истории: отбросив церемонии, показать обществу свое истинное лицо?

У меня с самого начала вызывала большой скепсис версия части наблюдателей о том, что причины случившегося надо искать в борьбе силовиков: мол, хотят свалить Бастрыкина. Чуть ли не главным доводом в пользу этой версии служил факт осуждения главы СК депутатом-единоросом Александром Хинштейном, человеком известной репутации.

Понятно, что борьба среди силовиков имеет место. Но то, что она имеет непосредственное отношение к этой истории, с самого начала опровергалось, на мой взгляд, чисто техническим соображением: это ж надо было тем, кто затеял эту провокацию, заранее знать, что у Бастрыкина случится срыв и он вывезет Соколова в лес и будет ему угрожать. Скандал, убийственный для имиджа демократической власти: если она считает себя таковой или по крайней мере хочет, чтоб ее таковой считали, – случился, а Бастрыкин до сих пор не уволен. Это прямо подтверждает, что заговора против председателя СК нет. И обнажает истинное лицо нынешнего режима.

И это наводит на мысль о самой зловещей подоплеке случившегося: что никакой это был не срыв и уж тем более не борьба силовиков. Что власть таким образом пытается по-настоящему запугать общество: смотрите, если нам сошли с рук прошедшие выборы, нам теперь нет необходимости рядиться в тогу демократов и законников. Тем, кто усомнится в законности нашей власти, мало не покажется. Теперь нам нет никакого резона даже притворно огорчаться, что смерть очередного журналиста нанесла имиджу нашей власти больший ущерб, чем его публикации. Мы хунта и будем вести себя как хунта. Кто не с нами – тот против нас, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Берегитесь!

В этом свете обществу согласиться с муратовским «конфликт исчерпан» вдвойне опасно. Мотивы главного редактора «Новой газеты», стремящегося прежде всего обеспечить безопасность своих сотрудников («Осуждающие Муратова – за 19 лет существования газеты он похоронил 8 своих сотрудников. Просто имейте это в виду, когда мечтаете о войне», – напомнила журналист издания Елена Костюченко), по-человечески вполне понятны. «Не судите Дмитрия Муратова слишком строго», – рекомендует даже Александр Подрабинек, известный своей бескомпромиссностью. А все-таки неприятный осадок остался.

Вспоминается эпизод из фильма «Гараж», когда одного из четверых исключенных пайщиков – ветерана войны (его сыграл Глеб Стриженов) – правление кооператива, которому напомнили о заслугах ветерана, восстановило в правах. И тот, до того бунтовавший, как и все исключенные, успокоился. «Каждый счастлив в одиночку», – прокомментировал ситуацию герой Георгия Буркова.

Девочки из Pussy Riot никому не угрожали расправой, а только выразили свою гражданскую позицию в необычной форме в непривычном месте – их до сих пор держат в тюрьме, и светит им до 7 лет лишения свободы. Александр Бастрыкин угрожал убить журналиста (такая угроза, даже неосуществленная, уже является уголовным преступлением, а должность председателя СК в данном случае является отягчающим вину обстоятельством), и ему достаточно всего лишь извиниться?

Случившееся – не частный конфликт Муратова и Бастрыкина. Соколов может вернуться и, наверное, чувствовать себя в безопасности. А остальные? И не только журналисты, кстати, но и просто рядовые граждане?

В этой ситуации лучше всего будет последовать предложению Нателлы Болтянской (участвовавшей, кстати, в одиночном пикете у СК и в итоге не считающей себя преданной Муратовым) не увязывать позицию редактора «Новой» с дальнейшими действиями гражданского общества: «Надо давить на власть, если вы считаете необходимой отставку того же Бастрыкина. Нам с вами давить. Независимо от шансов на успех. А не оглядываться на Муратова». Об этом же сказал и Александр Подрабинек: «Дима Муратов, будем надеяться, выгородил Сергея Соколова, а наше дело – дожать Бастрыкина».

Вот только каковы действительно шансы на успех, когда хунта не считает уже нужным и скрывать, что она – хунта?

Пищи сладкой, пищи вкусной
Даруй мне, судьба моя, -
И любой поступок гнусный
Совершу за пищу я...
В сердце чистое нагажу,
Крылья мыслям остригу,
Совершу грабеж и кражу,
Пятки вылижу врагу.

Эти строки написал когда-то одаренный поэт Александр Тиняков - явление уникальное в истории русской литературы. Такому моральному кодексу многие исправно следуют, но мало кто осмеливается его открыто провозглашать. А вот если нечто нравственно сомнительное совершается не "за пищу", а во имя благородной цели?

Совсем недавно некоторые достойные люди оправдывали Чулпан Хаматову: ну, допустим, покривила она душой, но ведь за ней несчастные дети, а Путин человек мстительный, так что бог с ними с принципами. И вот теперь слышатся голоса в поддержку Дмитрия Муратова. Даже бескомпромиссный Александр Подрабинек говорит: "Не судите Дмитрия Муратова слишком строго. Представьте себя на его месте. Я знаю, каково это - хоронить своих журналистов. Муратов делает все, чтобы защитить своего сотрудника, а не посадить Бастрыкина. У него такие приоритеты. Кто-нибудь против?"

Да, высказаться против таких приоритетов язык не у всякого повернется. Наверное, и Хаматова, и Муратов поступили согласно требованиям своей совести. Но и в том и в другом случае пострадала честь. Тут можно вспомнить глубокое рассуждение старого русского критика и публициста Николая Михайловского: "Работа совести и работа чести отнюдь не исключают друг друга... Но они все-таки типически различны. Совесть требует сокращения бюджета личной жизни и потому в крайнем своем развитии успокаивается лишениями, оскорблениями, мучениями; честь, напротив, требует расширения личной жизни и потому не мирится с оскорблениями и бичеваниями... Работе совести соответствуют обязанности, работе чести - права..."

Что ж: как не раз случалось в нашей истории, совесть победила честь, обязанности восторжествовали над правами. Общественные условия таковы, что приходится выбирать. А жаль.

Мы не хотим мельчить, Александр Иванович, не хотим участвовать в клановой войне силовиков, и поэтому не цитируем то, что Вы в крайне экспрессивном состоянии высказали Соколову о газете, редакционной политике, как Вы охарактеризовали нашего погибшего обозревателя Политковскую... Соколов был усажен в машину Вашей охраной и отвезен без объяснения причин в подмосковный лесок... жестокая правда в том, что Вы в запале грубо угрожали жизни моего заместителя. И даже удачно пошутили, заметив, что сами же это дело и будете вести... теперь и я от Вас, господин генерал, имею право требовать. Требовать гарантий безопасности для Сергея Соколова и сотрудников редакции.

Дмитрий Муратов, главный редактор "Новой газеты. Из обращения к главе СКР Александру Бастрыкину 13 июня

У всех бывают срывы. Извинения принимаем... Нам надо продолжать работать... Конфликт исчерпан.

Он же. Из заявления на встрече с Бастрыкиным 14 июня

...И немцы схватили за руки и ноги Пирогова. Напрасно силился он отбиваться; эти три ремесленника были самый дюжий народ из всех петербургских немцев и поступили с ним так грубо и невежливо, что, признаюсь, я никак не нахожу слов к изображению этого печального события...
Ничто не могло сравниться с гневом и негодованием Пирогова. Одна мысль об таком ужасном оскорблении приводила его в бешенство... Он летел домой, чтобы, одевшись, оттуда идти прямо к генералу, описать ему самыми разительными красками буйство немецких ремесленников. Он разом хотел подать и письменную просьбу в главный штаб. Если же главный штаб определит недостаточное наказание, тогда прямо в государственный совет, а не то самому государю.
Но все это как-то странно кончилось: по дороге он зашел в кондитерскую, съел два слоеных пирожка, прочитал кое-что из "Северной пчелы" и вышел уже не в столь гневном положении. Притом довольно приятный прохладный вечер заставил его несколько пройтись по Невскому проспекту; к девяти часам он успокоился и нашел, что в воскресенье нехорошо беспокоить генерала, притом он, без сомнения, куда-нибудь отозван, и потому он отправился на вечер к одному правителю контрольной коллегии, где было очень приятное собрание чиновников и офицеров. Там с удовольствием провел вечер и так отличился в мазурке, что привел в восторг не только дам, но даже и кавалеров.

Николай Гоголь. "Невский проспект"

Статья Светланы Ганнушкиной "Министерство образования против образования" о дискриминационном приказе Минобрнауки, вводящем серьезные ограничения при приеме детей в школы, получила продолжение в виде нескольких публикаций в СМИ и стала поводом к проведению круглого стола "Крепостные школьники".

Круглый стол был организован в рамках «Среды Русского репортера» и прошел 13 июня в клубе «Завтра». В нем приняли участие председатель Комитета «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина, редактор отдела науки журнала «Русский репортер» Григорий Тарасевич, доктор социологических наук Владимир Мукомель и заместитель министра образования и науки РФ Игорь Реморенко.

Вся соль встречи была, конечно, в беседе с заместителем министра Реморенко, все остальные позиции уже были озвучены в вышеупомянутых статьях. Официальное мнение о приказе еще не звучало, и все ждали, что скажет замминистра о причинах появления приказа, о его правоприменении и о дискриминации, которую он содержит.

Напомню в двух словах, что согласно приказу Минобрнауки №107 от 15 февраля 2012 года "Об утверждении Порядка приема граждан в общеобразовательные учреждения" при приеме в школу дети и их родители должны предъявлять оригинал и копию свидетельства о регистрации по месту жительства на закрепленной за школой территории. По остаточному принципу в школы могут быть приняты дети с другой территории, находящейся в данном муниципальном образовании. То есть дети из Москвы могут учиться только в Москве, а дети из Обнинска - только в Обнинске. И если их родители, пользуясь конституционным правом на свободу передвижения, живут в отличном от постоянной регистрации месте, то в школу ребенка уже не возьмут. И это только россияне, что уж говорить об иностранцах: мигрантах, беженцах, лицах без гражданства.

На круглом столе чиновник от образования начал с причин появления приказа. В первой фразе он отметил, что сам имеет вопросы к приказу, а затем попытался объяснить присутствовавшим учителям, родителям, правозащитникам и журналистам появление странного документа заботой о тех, кто не может устроиться в школу из-за переполненности образовательно учреждения «незакрепленными лицами».

«Почему же вы решаете проблемы одних детей за счет других?» - справедливо заметила заместителю министра Елена Буртина, зампредседателя «Гражданского содействия».

Тогда он стал говорить о правоприменении: «Вы же понимаете, этот документ надо рассматривать в совокупности с другими нормативными актами», имея в виду Конституцию, Федеральный закон «Об образовании», Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод и Конвенцию о правах ребенка.

«Но ведь приказ им противоречит!» - прозвучала реплика с места.

Реморенко сказал, что, вообще говоря, отсутствие регистрации, конечно, не может влиять на прием ребенка в школу. И что никакой дискриминации в связи с приказом не будет, в чем мы все сможем убедиться, когда начнется учебный год. «Если бы уже были люди с отказами...» - начал Игорь Реморенко. «У нас уже есть такие случаи», - тут же ответила Светлана Ганнушкина. «Если бы были судебные решения, - продолжил он, – то можно было бы попробовать менять этот приказ, давать разъяснения к нему».

В общем-то, разговор подошел к решающей точке, и Григорий Тарасевич поставил вопрос ребром: может ли замминистра гарантировать, что ни одному ребенку не будет отказано в приеме в школу в этом учебном году?

«Такого не будет, все дети попадут в школу, – заявил замминистра. – Если кто-то получит отказ – я лично буду разбираться с этим вопросом».

Под занавес Игорь Реморенко дал свой электронный адрес, а также призвал писать ему на страничку в Фейсбуке. Он готов рассматривать критику приказа и конструктивные предложения по его изменению. «Если нужно будет доработать этот приказ, если в процессе действия выяснится, что в рамках приказа нарушаются права детей – в него будут вноситься изменения», - пообещал чиновник.

Публичное обсуждение приказа будет продолжено на страницах и дискуссионных площадках «Русского репортера», в офисе «Гражданского содействия» и, видимо, на просторах Фейсбука. В конце концов, я надеюсь, что логичным образом это обсуждение приведет к отмене противозаконного приказа.