10 декабря был арестован оппозиционер и обозреватель рязанской "Новой газеты" Сергей Ежов. Он был задержан 8 декабря на акции за честные выборы. Сергею дали девять суток ареста за неповиновение требованию сотрудника полиции, из зала суда он был доставлен в ИВС Хамбушево.

Рязанское бюро «Новой газеты» проводит сбор подписей в поддержку своего арестованного обозревателя. Это письмо будет передано в суд при обжаловании его ареста. Сбор подписей еще продолжается. Вот текст письма.

Открытое письмо в поддержку Сергея Ежова

Мы, сотрудники рязанского бюро "Новой газеты" и другие подписавшиеся, считаем совершенно необоснованным арест на девять суток, которому подвергнут обозреватель "Новой газеты" Сергей Ежов. Акция, во время которой он был задержан, носила исключительно мирный, ненасильственный характер. Нет никаких оснований считать, что Ежов, находясь за пределами ИВС, представляет угрозу для общества.

Алексей Фролов, главный редактор рязанского бюро "Новой газеты"
Роман Сивцов, медиа-юрист
Константин Смирнов, обозреватель "Новой газеты"
Антон Фролов, заместитель главного редактора газеты "Мещерская сторона"
Павел Гресь, главный редактор сайта "Наша Рязань"
Николай Кириллов, полномочный представитель учредителя газеты "Вечерняя Рязань"
Дмитрий Гудков, депутат Государственной думы

Вы можете оставить подпись комментарием (укажите, пожалуйста, имя, фамилию и род занятий) или выслать данные на почту супруги Сергея Ежова - [email protected]

Что еще можно сделать для Сергея? Ответ - здесь.

Поскольку автор публикации о нападении в Жмурове попал в зону без Интернета, то есть собственно в Жмурово, то новости прошедшего дня сообщаю я.

В понедельник вечером к пострадавшим приезжала полиция. Спустя сутки после вызова начальник районного управления, дознаватель и трое сотрудников опросили участников истории, в том числе и нападавшего Павла Лихачева. У его отца взяли расписку, что тот не будет давать в руки сыну свое ружье.

Утром во вторник у Валерия Дмитрошкина, наконец, побывал травматолог. Снял побои и сделал пессимистичный прогноз на ближайшее время, сказав, что очень серьезная проблема со связками, возможно, потребуется операция. Побывал в больнице и сотрудник полиции, принял заявление.

Днем в Жмурово приехали съемочная группа канала «Рен-ТВ» и корреспонденты рязанской газеты «Мещерская сторона». Журналисты до позднего вечера очень кропотливо опрашивали и снимали всех участников конфликта, кроме находящегося в больнице Валерия Дмитрошкина. К нему они наведаются, по всей видимости, завтра.

В процессе беседы стали известны подробности. Оказалось, что 35-летний Павел Лихачев избивал 76-летнего инвалида Геннадия Макарова с особой жестокостью: после первого удара Макаров упал и ударился лицом о ковш трактора, на котором приехал Лихачев. Когда Макаров попытался подняться и стоял на коленях, Лихачев нанес второй удар в лицо. Мужчина кое-как в себя пришел и второго удара сейчас даже не помнит.

Зато удар хорошо видел и запомнил 19-летний Николай Овчинников, который и остановил беспредел. Он стоял в стороне и видел разговор троих жителей села с Лихачевым. В тот момент, когда на пожилых людей посыпались удары, Николай рванул к компании и остановил нападавшего.

Алла Дмитрошкина, которая дважды падала на землю от ударов, жалуется на боль в спине и ноге – именно по этим частям тела пинал ее Лихачев. У Геннадия Макарова сильно отекла левая часть лица, на котором глубокая кровавая рана длиной около 7 сантиметров, отекла и болит рука, разбит висок.

Телевизионщики очень хотели поговорить с главой администрации Юлией Лихачевой и ее отличившимся мужем. Днем в администрации сказали, что Лихачевы уехали в Михайлов после вчерашнего визита полиции. Но журналисты дождались и сумели побеседовать с супругами. Наконец, мы узнали их версию произошедшего.

Глядя в камеру, Павел Лихачев заявил, что Валерий Дмитрошкин, пьяный и с камнем в руке, напал на него, ударил, пытаясь помешать грузить щебень, на который у Лихачева «есть документы». «Видите, какая шишка?» - показал на голову Лихачев. Шишки никто из присутствующих не увидел. Все, что произошло с Дмитрошкиным, его женой и соседом, было в целях самообороны, утверждает Лихачев. Но он никого не бил, потому что для него «дети и старики – это святое» (!). Про статьи сына он ничего не кричал. А что до блоков – то да, брал. Знал, что чужие, но все равно 4 блока к себе увез. Потому что ему для теплицы надо.

Веник спросил Павла: «Если отец напал на вас, то почему он в больнице, а не вы?» Лихачев нашелся мгновенно: «Я бы тоже мог лежать сейчас в больнице, да мне некогда».

Супруга Лихачева в целом подтвердила его версию, добавив от себя лишь одну деталь. Она сказала, что муж ударил Валерия Дмитрошкина потому, что увидел его пьяного с камнем под ковшом и хотел спасти его жизнь – ведь Дмитрошкин мог попасть под трактор.

Снятие побоев Аллы Дмитрошкиной и Геннадия Макарова произойдет завтра – травматолог работает на несколько сел, в Жмурово попасть сможет только завтра в полдень.

Деревня бурлит: все обсуждают случившееся, к пострадавшим приходят односельчане и выражают поддержку, стараются помочь. Иначе как «агрессивным козлом» и «дурным» Лихачева не называют, не скрывая накопившейся неприязни к нему.

Кажется, есть надежда, что дело не заглохнет. Внимания много, большое спасибо за это тем, кто делает перепосты, пишет статьи, звонит, снимает, пишет комментарии и делится своим опытом. Вы очень мощно поддерживаете нас, даже Лихачевы это ощутили :)

Благодаря стойкости Василия Алексаняна, его отказу дать лживые показания в обмен на свободу и медицинскую помощь, многие осознали, что «именем Российской Федерации» - а значит, и их именем тоже – творится преступление, в котором они участвовать не хотят.

Уже и не вспомнить, как завертелась в 2008 году кампания солидарности с Василием Алексаняном. Мы списывались и созванивались – разные знакомые и незнакомые из десятков городов России и других стран. Делились информацией, планировали акции, подписывали обращения, проводили большие митинги и одиночные пикеты у ФСИН. Была голодовка, в которой приняли участие 13 человек.

Ярким воспоминанием стало для меня одно из судебных заседаний, на котором в очередной раз продлили содержание Василия под стражей. В этот день попасть в зал, как всегда, не удалось, и мы большой толпой стояли в коридоре. Ждали, когда конвой проведет Василия, потом планировали дожидаться решения суда.

Я присела на стуле рядом с троими мужчинами с борсетками. Сначала искренне отвечала на их вопросы о том, почему я здесь и кто такой Алексанян, не умела еще отличать сотрудников Центра «Э» (или они тогда еще были УБОПом?). А они, видимо, в виде ответной любезности со смехом рассказали мне, как у них на допросе обвиняемый выпрыгнул в окно и сломал позвоночник (это они о Борисе Стомахине, я сразу догадалась). Как ошпаренная я отбежала в другой конец коридора.

Тем временем появился конвой, и мы наконец увидели Василия. Он был в пуховике и шапке, явно мерз даже в жарком коридоре суда из-за постоянной собственной высокой температуры, шел, опустив голову. Мы расступились и всячески старались выразить поддержку Василию, но он не смотрел на нас. Лишь когда кто-то тронул его за плечо, он быстро накрыл эту руку своей и повернул лицо в том направлении, где находился человек. Увидев блуждающий взгляд, мы поняли, что Василий ничего не видит. Совсем. И тогда кто-то из наших ребят, кажется, это был Ваня Ниненко, закричал: «Свободу!» - и все подхватили. Василий вздрогнул и заулыбался – только тогда он понял, как много народу собралось поддержать его. «Спасибо», - сказал он нам негромко, но все его услышали.

Утром 7 февраля Василия перевели в больницу. Это была наша общая маленькая победа. Потом еще была долгая борьба за то, чтобы сняли цепь, приковывающую его к кровати, потом сбор залога. И свобода. Часто потом я думала о Василии и очень радовалась, что он на свободе, в кругу семьи. Очень хотела познакомиться с ним, но так и не решилась побеспокоить.

Тогда мы сделали, наверное, все что могли. Радовались, что он свободен, и надеялись, что жизнь на свободе будет долгой. И только теперь, когда Василия больше нет, я отчетливо поняла, что это было бы возможно, только если бы не было СИЗО в его жизни. Когда Василия арестовали, у него был ВИЧ в стадии 3а, с этим при нормальном лечении живут, и живут долго. Когда его освободили, это уже был СПИД. Плюс туберкулез, рак, слепота.

За сегодняшний день я прочитала много о Василии. «Герой», «непобедимый», «настоящий», «честный» – так пишут о нем блогеры. Он умер не в тюрьме, как Магнитский, но по той же причине. Из-за нехватки не героев, но просто настоящих честных людей в судах и системе исполнения наказаний.

Дмитрий Дашкевич, лидер белорусского "Молодого фронта", написал из тюрьмы письмо своей девушке и соратнице Насте Положанко. Получил его Настин папа, сама Настя арестована.

Дима - очень стойкий парень. То, что он пишет в письме, пугает. Особенно тех, кто знает Диму очень хорошо. "Я не знаю, что с Димой нужно было сделать, чтобы он такое написал", - сказал мне его товарищ Андрей Ким.

Адвокат Димы считает, что письмо должно быть опубликовано.

"Настенька!

Пишу тебе из отстойников Могилевской тюрьмы. Где окажусь утром - не знаю, обратный адрес покажет.

К лучшему измениться ситуация в Горках не захотела. Совсем наоборот. Сказать, что изменилась она к худшему, - не сказать ничего... Определили местные мне такую кабалу, из которой, наверное, уже и не выберусь...

Нужно видеть Марину (адвоката. - Ю.Б.) как можно скорее.

Как-то нужно пережить, но как?.. не знаю и сам. Ему было проще - Он шел на Голгофу половину дня!..

P.S. Когда дойдет до тебя это письмо, я буду где-то в другом месте. Это же очень похоже на Жодино. Тут я до числа 22-23-го.

Чудесный город, чудесное здание, чудесные комнатки. Спал за 2 суток 1,5 часа и ел 0,5 раза. Но больше и не лезет, ни сон, ни еда. Голова дымится, и душа не находит покоя.

Дай-то Бог, чтобы вы с Мариной добрались до меня раньше, чем мои письма к вам.

Целую и обнимаю мою любимую маленькую девочку.

19.09.2011 19:25
СИЗО-2, камера 108"

Смертная казнь в XXI веке - это абсолютная дикость, кажется, даже в России это поняли, продлив мораторий на нее вплоть до отмены. При достигнутом уровне технического и интеллектуального развития человечества мы можем и должны искать другие способы борьбы с преступностью.

На эту тему есть два хороших фильма: «Мертвец идет» и «Жизнь Дэвида Гейла».

В первом фильме герой Шона Пенна – жестокий убийца, приговоренный к казни. Показывают последние дни его жизни: цинизм, тревогу, раскаяние, острое желание не умирать, отчаяние и приведение в исполнение смертного приговора. Его преступление ужасно, вина доказана, но мы видим, что он живой человек, и кажется, можно найти другой способ его «исправления».

Второй фильм – про гражданского активиста, борца со смертной казнью Дэвида Гейла (в исполнении Кевина Спейси), который оказывается приговоренным к высшей мере наказания. Несколько лет он пытается доказать свою невиновность, но его казнят. После казни всплывают факты, опровергающие его вину. Все в шоке от случившейся судебной ошибки, но исправить ничего уже, разумеется, нельзя.

Представьте на минуточку, что вы находитесь на месте человека, оказавшегося в лапах судебной системы, которой нет до вас дела. Еще при этом вы, возможно, темнокожий или мексиканец (в США это, наверное, как таджик или оппозиционер в России). Системе кажется, что двух свидетелей достаточно, она не обращает внимания, что семеро отказались от обвинительных показаний, данных под давлением полиции. Нет орудия преступления, невозможно установить, кто стрелял. Нет вообще ни одного вещественного доказательства! А вас все равно приговаривают к смерти, причем с полным правом – прикрываясь законом и от имени всего народа страны. Ощущаете ужас и беспомощность? Наверное, именно это почувствовал американец Трой Дэвис накануне своей запланированной смерти, после 22 лет борьбы за жизнь и свободу.

Трой Дэвис не добился освобождения, но добилась ли чего-то судебная система штата Джорджия? Она ведь хотела показать, что исправляет преступников, защищает общество. Но осужденного это не исправит, даже если он был виновен, потому что он мертв.

Преступники – действующие или потенциальные – увидели, что смертный приговор – дело случая, казнить могут, не особо доказывая вину. К тому же нет никакой статистики, доказывающей, что наличие смертной казни снижает уровень преступности где бы то ни было.

Общество тоже не почувствовало себя защищенным, скорее, наоборот, потому что оно просило разобраться в деле и не убивать Троя Дэвиса. Теперь люди поняли, что каждый может стать жертвой судебной ошибки. Вряд ли кто-то из жителей Джорджии сейчас скажет, что ощутил защиту штата после узаконенного убийства Дэвиса.

Это больше похоже на месть. И присутствие родственников убитого при казни Дэвиса – лишнее тому подтверждение. Они смотрели, как он умирает, и должны были, вероятно, испытывать удовлетворение. Это и есть правосудие – возмездие, око за око?

«Я – герой. Быть героем легко. Если у тебя нет рук или ног – ты герой или покойник. Если у тебя нет родителей – надейся на свои руки и ноги. И будь героем. Если у тебя нет ни рук, ни ног, а ты к тому же ухитрился появиться на свет сиротой, – все. Ты обречен быть героем до конца своих дней. Или сдохнуть. Я герой. У меня просто нет другого выхода».
Рубен Давид Гонсалес Гальего. Белое на черном

16 августа Рубен Давид Гонсалес Гальего упал на рельсы метрополитена в Вашингтоне. Он пытался сесть в последний вагон поезда, зацепился за подножку, не удержался, сверху на него упала коляска весом 100 кг. Рубена доставили в больницу со множественными закрытыми переломами ног и лицевых костей, отколотой частью кости черепа. Врачи прооперировали его, но впереди долгая реабилитация, на которую, конечно, нужны деньги. Медицинская страховка Рубена не покрывает всех расходов.

В своих рассказах Рубен показал, в какой стране мы живем. «Когда познакомился с мамой, понял, что для того, чтобы объяснить миру, кто я такой, нужно писать. Слишком много странностей, слишком много недоговоренности и лжи вокруг нашей истории. Если ее не опишу я - опишет кто-то еще, причем так, как ему выгодно. Конечно, большинству людей веселее представить наши судьбы как нелепое стечение обстоятельств. Это не так. Я оказался невольным свидетелем социалистической системы изоляции неполноценных», - рассказывает в он в одном из интервью.

Не будучи изолированными, не проведя в детских домах и домах престарелых годы жизни, мы никогда бы не узнали, что там происходит, как живут рядом незаметные нам люди. Потому что мало кто вырвался оттуда и не всем удалось сохранить себя и описать ту «социалистическую систему изоляции», которая и сейчас никуда не делась. Эта история не только про СССР, но и про эту страну.

Сейчас у нас есть возможность дать обратную связь писателю, чья книга открыла ужасный мир и познакомила нас с удивительным мужественным человеком.

Во-первых, можно подписать письмо, чтобы Рубена, лауреата «Русского Букера» 2003 года за книгу «Белое на черном», признали победителем «Русского Букера десятилетия». Денежная премия не будет лишней в тяжелой ситуации, в которой оказался Рубен. Подпись можно поставить по ссылке.

Во-вторых и в-главных, мы сами можем по мере сил помочь Рубену. Известны счета Катерины Гонсалес-Гальего, куда можно посылать деньги для Рубена Гальего (информация из ЖЖ Юрия Васильева, редактора сайта «Радио Свобода»):

(Реквизиты для помощи)

Новости из разгромленного Лондона, Ливерпуля и других британских городов, где молодежь вышла на улицы в ответ на убийство жителя Тоттенхэма, впечатлили. Ни одно убийство в России не вызвало такой реакции общества, пусть не всего, а хотя бы самой радикальной его части – молодежи. В пяти городах происходят погромы, полиция вызывает подкрепление, кого-то хаотично арестовывают, премьер-министр прервал отпуск...

В нашей стране на одно из самых дерзких убийств – Стаса Маркелова и Насти Бабуровой – отозвалось около двух тысяч человек. Примерно столько людей пришло на акцию памяти через год и примерно столько же через два. На следующий же день после убийства около сотни анархистов и антифашистов провели демонстрацию в Москве и разбили несколько витрин. Общественность тут же высказалась в духе «так не поминают». Признаться, у меня и самой возник вопрос, помнили ли люди, бившие витрины, по какому поводу они вышли?

Но текст "Осколки наши слезы" многое разъяснил мне тогда. Действительно ведь: «...дались эти стекла и куски оргалита, красная цена которым - тысячная часть от дневной прибыли коммерческого банка. Когда убили двух очень хороших людей, и люди эти даже не были посторонними для собравшихся». И мне нечего возразить: «За прошедшие сутки мы и пили, и молчали, и приносили цветы на Пречистенку... Но еще мы забили «стрелку» в центре города и нашли, кто быстро сделает баннер. Чего мы не делали, так это не заботились «что подумают» политтехнологи и прочий скам, так как ненавидим всю эту шушеру за продажность и цинизм. Другие мысли обуревали – как же жить дальше в такой стране?»

Наверное, это правильно, что молодежь вышла на улицы города пусть и за незнакомого многим им человека. Полиция застрелила его и не объяснилась, как я понимаю, до сих пор. И то, что сейчас ходят слухи о том, что он был преступником и первым открыл огонь, ничего не меняет – полиция ведь этого не подтвердила, не обосновала.

Но чем больше вчитывалась в заметки разных авторов, так или иначе освещавших события в Англии, тем меньше становилась зависть к привидевшейся мне гражданской активности и солидарности. Это стало напоминать события на Манежной площади, разве что без националистического компонента.

Люди и тут и там вышли вроде как в знак протеста против убийства определенного человека. В обоих случаях полиция знала заранее о том, где и когда «пройдет линия фронта», но и наша милиция и их полиция дали погромам случиться.

Как рассказывали некоторые московские фанаты в частных беседах, они ушли с Манежной площади, потому что поняли, что это больше похоже не на акцию памяти, а на провокацию властей, подобную событиям там же на Манежной в 2002 году (драка футбольных фанатов как-то очень гладко предварила тогда принятие закона об экстремизме). Ну а кто-то остался и в этот раз на Манежке: бить неславян на площади, догонять их в метро, драться и кричать то самое про Кавказ.

Как видно из лондонских сообщений, многие сейчас просто бьют витрины, жгут машины и мародерствуют. Как минимум последнее действие вряд ли можно посвятить памяти убитого Марка Даггана. Требования лондонских погромщиков невнятны, вместо акции памяти и гражданского сопротивления произволу полиции пока получается мутная история.

В случае с Манежкой в организации беспорядков обвиняют нескольких нацболов. Вряд ли они настоящие зачинщики драк и расправ. Во-первых, слишком уж хорошо знаю на своей шкуре, как оперативно (и иногда превентивно) реагирует власть на акции, организованные не ею. А во-вторых, посадить нацболов – это так просто, они же и так все «экстремисты» автоматически.

В Лондоне сейчас задержано несколько человек, посмотрим, что с ними будет. Но я не удивлюсь, если среди погромщиков обнаружится несколько активно действующих полицейских в штатском. Хотя кто же их обнаружит?

20 июня, во Всемирный День беженца, у посольства Украины в Москве состоялась акция в поддержку Дениса Солопова. Российский активист и художник, он оказался в киевском СИЗО №13 – пошел уже четвертый месяц его заключения.

Наверняка вы помните всю эту историю почти годичной давности. 28 июля 2010 года произошла демонстрация у администрации города Химки. Молодые люди выразили свое несогласие с действиями местных властей. Многих тогда напугали травматические пистолеты, дымовые шашки, большое количество внезапно самоорганизовавшейся молодежи. Но по итогам мы имеем поврежденную дверь, четыре разбитых окна и фасад, исписанный несколькими надписями в защиту леса. Формат непривычный для наших широт, однако по факту радикальный, но ненасильственный протест – никто не пострадал и не должен был пострадать. Сухим языком цифр итог акции можно обозначить так – 95 тысяч рублей имущественного вреда.

Но вопрос о возмещении урона так и не встал на повестку дня. Власти решили ситуацию в свойственной им – карательной – манере.

Демонстрация могла бы стать предметом долгих дискуссий о способах протеста и методах борьбы (и они в том или ином виде происходили), но большее внимание привлекли последовавшие после нее репрессии в отношении людей, которых власти закавычили в группу «антифа». Вдруг стало страшно и опасно быть антифашистом.

Задержания, избиения, обыски – всему этому подверглись сотни молодых людей. Двое из них, Максим Солопов и Леша Гаскаров, были арестованы и провели в СИЗО Можайска около 3 месяцев, а старший брат Максима Денис вынужден был бежать из России.

За пределами страны он получил статус беженца по нормам ООН, и подал документы в украинскую миграционную службу на предоставление политического убежища. Украина отказала и сдала его правоохранительным органам. Суд постановил назначить экстрадиционный арест, и уже четвертый месяц Денис дожидается решения о том, куда его вышлют. По закону выслать его в страну, где его жизни и свободе угрожает опасность, то есть в Россию, Украина не может. Но, увы, такой вариант не исключен.

Друзья Дениса решил провести третий по счету пикет у посольства Украины, призывая власти освободить узника и перестать нарушать закон и международные обязательства. Власти Москвы запретили акцию, объяснив, что ее цель допускает «вмешательство в судебную систему другого государства». Впервые акция в защиту Дениса была запрещена.

Но участники сорванного пикета не растерялись и провели мероприятие в виде одиночного костюмированного спектакля, в котором четыре героя - беженец, полицейский, миграционщик и Еврокомиссия – рассказали вышеописанную историю Дениса. Описывать сам спектакль нет смысла, достаточно посмотреть на фото – и все будет ясно.

Привожу фотографии из "Новой газеты". Их не так много, вся история состояла из 40 реплик, но и из этих фотографий становится понятна суть произошедшего вчера у украинского посольства.

Свободу Денису Солопову!

(Смотреть фото)

В России почему-то сейчас мало кому интересно, что происходит в соседней Беларуси. Иногда пишут о бывших кандидатах в президенты и журналистах, чьи имена на слуху, но о менее известных людях, осужденных или тех, кто вот-вот будет осужден на несколько лет тюрьмы, не пишут совсем. О правозащитниках из России и Украины, которые пытаются работать на месте, по крупицам добывая информацию, и которых задерживают, высылают и запрещают въезжать в Беларусь в течение двух-трех лет, – не пишут тоже.

Вчера в Сети появилась аудиозапись заявления бывшего оппозиционного кандидата Андрея Санникова в суде. Он рассказывает, как над ним издевались в СИЗО КГБ. В суде Санников отказался от навязанных ему слов и признаний и рассказал, что сделал это, пытаясь спасти жену и сына.

Знаете, как выбивали из Санникова нужные показания? Приведу примеры с цитатами из его заявления в суде: вот так в СИЗО КГБ создается атмосфера для ломки людей, и так «убеждают» тех, кто не ломается.

Спать под нарами и мерзнуть.
«Меня поместили сильно избитого, продержали 5 часов, не давая выйти в туалет, поместили в камеру без места, фактически на пол, то есть на доски, которые лежали под нарами. Между нарами и полом было узкое место. С больной ногой было очень сложно там находиться. В камере было холодно. Очень холодно».

Приседать голым.
«Заводят в подвал, в большое помещение, холодное, бетонное. Раздевают догола, ставят возле стенки на растяжку, то есть ноги шире плеч. Голыми, с вывернутыми руками в холодном помещении могут продержать достаточно продолжительное время. Потом заставляют приседать. Каждый раз я обращал внимание, что у меня травмирована нога и что это зафиксировано в медпункте СИЗО КГБ. Это не действовало».

Собирать яблоки.
«...одевшись, ты собираешь свои вещи. Особенная "удача", если с этими личными вещами попадается передача, которую ты только что получил от матери. Во-первых, она тяжелая, то есть с ней спускаться и подниматься трудно. Во-вторых, там апельсины и яблоки, которые хорошо раскатываются по полу. Наверное, особое удовольствие доставляло наблюдать, как заключенные их собирают».

Привыкать к звериному крику и грохоту.
«Тебя гонят вниз, при этом колотят дубинками по всему, что рядом находится – по стенам, по самой лестнице, – чтобы все дрожало. Люди в масках, которые действительно были хорошо обучены и оказывали психологическое давление этими звериными криками, грохотом, позволяли себе толчки в спину дубинками, удары по ногам».

Не получать писем.
«Я незаконно был лишен права на переписку в течение месяца. Я не получал писем от родных, они не получали моих писем».

Смотреть «воспитательное» кино (помните «Заводной апельсин»?)
«...меня полностью изолировали от информации, не получал газет и до сих пор не получаю те, которые мне выписываются. Отключили трансляцию телевидения. Вместо этого включили внутреннее телевидение. Вначале принудительно заставляли смотреть официальную белорусскую пропаганду, затем стали показывать фильмы - видимо, для подготовки заключенных к чему-то. Не знаю, к чему, потому что один из этих фильмов стал в России предметом уголовного дела. Называется он «Россия с ножом в спине». Черносотенный фильм, открыто антисемитский, призывающий бороться с «жидовским фашизмом» и уничтожать евреев. Это не единичный случай. Показ документальных фильмов с откровенными сценами насилия(отрезание голов чеченскими бандитами у пленных, расчлененные трупы, в том числе детские) – это обычная практика в СИЗО КГБ».

Долгожданный результат.
«Все это можно было бы выдержать. Но 22 декабря, когда мне предъявляли обвинение, я узнал, что где-то рядом в камере находится моя жена. Потом я узнал, что моего сына хотели похитить с помощью органов опеки. И мне было прямо сказано и начальником СИЗО, и следователями Мироновым, Лавренчуком, и оперуполномоченным Фетисовым, что если я хочу помочь своей жене, я должен давать показания. Не просто показания, а те показания, которые нужны.

31 декабря, накануне Нового года, поздно вечером, у меня состоялась принудительная беседа с председателем КГБ Зайцевым, который угрожал жизни и здоровью моей жены и ребенка. Когда я отказывался подтверждать ложь, которая мне предлагалась, когда я отказывался писать какие-либо прошения, Зайцев мне заявил буквально следующее: тогда к вашей жене и ребенку будут применены более жесткие меры.

Я, конечно, опешил от такого, потому человек, находящийся на такой должности и считающий себя, наверное, офицером, не должен говорить как криминальный авторитет. Но я воспринял эти слова очень серьезно и понял, что действительно от меня зависит, наверное, жизнь и жены, и ребенка, поскольку жена была в этой же тюрьме, где я знал, как относятся к заключенным. Тем более специфика изолятора КГБ состоит в том, что есть женские камеры, но надзирательниц нет».

Полный текст заявления можно прочесть здесь

Вчерашний вердикт присяжных Тихонову и Хасис стал финалом марафона для всех присутствовавших в зале. Прокуроры, адвокаты, потерпевшие, журналисты, присяжные и подсудимые – все ждали этого дня. Суть ожиданий была разная, но момент для всех был общий.

Коллегия присяжных удалилась на принятие решения в 15.59. Не придя к единому мнению по некоторым вопросам, через три часа они начали голосовать. Процесс этот затянулся и превзошел все ожидания – рабочий день был давно закончен, здание суда было закрыто, но внутри все еще шла работа. Вердикта ждали около шести часов.

К половине десятого вечера напряжение достигло предела – журналисты нервно шутили, адвокаты пропадали в курилке. Родители Насти – Лариса Ивановна и Эдуард Федорович – одиноко сидели в уголке, там же, где всегда их можно было найти во время прежних перерывов.

Во время оглашения вердикта старшиной присяжных аквариум с подсудимыми окружили плотным кольцом милиционеров. Я была далеко и из-за оцепления не могла видеть Тихонова и Хасис. Думала, будут истерики и кровопролития. Но те, кто был ближе, говорят, что оба были спокойны, улыбались.

На два десятка вопросов, заданных присяжным, мы постепенно получали ответы. Где-то единогласное мнение о виновности, где-то голосование. Доказана ли виновность Хасис в убийстве? Да (8 за, 4 против). Доказана ли виновность Тихонова? Да (7 за, 5 против). Одним голосом меньше, и Тихонова бы оправдали. Ни разу ни по одному из пунктов не заслужили подсудимые снисхождения присяжных. Напряжение, дошедшее до предела, сменилось спокойствием. Этих слов ждали несколько месяцев, и они прозвучали. Кто-то услышал то, что хотел, кто-то – то, чего боялся.

Из зала расходились оживленно: корреспонденты наперебой сообщали своим новостным службам решение присяжных. Мы отошли небольшой группой – с журналистами «Эха Москвы», «Новой газеты», с родителями Насти – и не понимали, что сказать друг другу, Ларисе Ивановне, Эдуарду Федоровичу... Давая свой первый комментарий в этом процессе, Лариса Ивановна сказала кому-то на диктофон: «Мы удовлетворены принятым решением. Мы благодарны российскому правосудию».

Спустились на первый этаж, охранник отпер дверь суда. На крыльце была настоящая пресс-конференция: камеры, софиты и микрофоны были направлены на адвокатов защиты, как на «героев». Лариса Ивановна остановилась, растерянно глядя на это почти киношное представление, мы с Надей из «Новой» провели ее мимо и в сторону. Эдуард Федорович подошел следом.

Еще немного постояла с ними, совершенно не находя слов. Мне так хотелось просто обнять их, но это было бы, наверное, неприлично. Так и не сказав ни слова, я ушла, стараясь избегать компаний расходящихся знакомых журналистов.

Мне хотелось домой, хотелось выпить чего-то крепкого. Но вместо этого я поехала на Пречистенку. Время отмоталось на два с лишним года назад, все события 19 января 2009 года проступили ярко именно сейчас, когда принято справедливое, на мой взгляд, решение. Отчетливо осознала я тот факт, что решение присяжных, конечно же, ничего не исправит, и с потерей надо учиться жить. Нет никакой справедливости, нет возмездия и облегчения от него. Но есть свершившееся правосудие, это правильно, так должно быть.

Дома из твиттера узнала, что многие вчера вечером пошли на Пречистенку после суда. Никто не радовался вердикту, все приняли его сдержанно, хотя понятно, что ждали именно такого решения. Наступила развязка, но процесс пока не окончен. В мае свой приговор вынесет суд.

Вчерашнее судебное заседание по делу об убийстве Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой было примечательно появлением неожиданного свидетеля и бурной реакцией на него со стороны подсудимых, в том числе со стороны прежде всегда спокойного Никиты Тихонова.

Свидетель Сергей Александрович Голубев, лидер российского отделения нацистской организации Blood & Honour ("Кровь и честь") - группировки Combat 18 ("Борьба 18"), националист и якобы прототип героя ненаписанной книги Тихонова, явился в суд свидетелем со стороны обвинения. Его имя не звучало на процессе, но известно о нем было достаточно: подсудимый очень много рассказывал об этом человеке, называл его радикальным националистом, осуждал Илью Горячева за контакты с ним. Имени его он не называл, только кличку – Опер.

Представ перед судом, Голубев, он же Опер, рассказал примерно то же самое про Тихонова – мол, радикальный националист, приветствующий прямое действие (свидетель пояснил, что «прямое действие» - это физическая ликвидация каких-либо лиц) и предложивший ему участие в вооруженной борьбе, в убийстве «врагов нации» – антифашистов, представителей правоохранительных органов, судей и адвокатов.

Опер, по его словам, отказался от участия в такой деятельности, поскольку интересовался только музыкой и путь «бойца» ему не был близок. После этого, как сообщает свидетель, Тихонов стал относиться к нему хуже и даже грозился убить. Подсудимый, справившись с удивлением и растерянностью, вызванными появлением свидетеля Голубева, продолжал утверждать, что незнаком с ним и видит его впервые.

Свидетель же настаивал, что их знакомству с Тихоновым около 8 лет. Горячо и с энтузиазмом Опер "сливал" Тихонова и попутно Горячева и его связи «в верхах». К примеру, свидетель рассказал любопытную деталь: мол, Горячев говорил ему, что националистическую организацию «Русский образ» поддерживают власти. Опер поверил: «Чего стоит концерт группы «Коловрат» на Болотной площади 4 ноября 2009 года? Очевидно, что там были серьезные покровители».

Прошелся Опер по репутации Тихонова как «белого героя», сказав, что не понимает, зачем скрывать свои убеждения, отказываясь называть себя националистом: «Я русский националист, я этого не стесняюсь, люблю свой народ. Тихонов сказал вроде, что он не националист. Зачем отрицать свои убеждения? Наверное, кто-то стесняется этого. Ну, что ж, хозяин – барин».

Не обделил внимание Опер и Евгению Хасис. «Я лично ее никогда не знал, что не помешало ей рассказывать обо мне всякое сотрудникам ФСБ. Год молчит по делу, зато очень разговорчива с сотрудниками». В аквариум, где находились подсудимые, свидетель старался не смотреть.

Голубев особо отметил, что пришел в суд сам, никто его «не заставлял и не доставлял». «Мне надоело читать о том, "что сделал Опер", поэтому я пришел. На меня наговаривают, у моих друзей проходят обыски. Я буду за себя бороться и за своих друзей. Поэтому я нашел смелость прийти и рассказать, что знаю», - сказал он.

После шквала вопросов со стороны участников процесса свидетель Голубев-Опер покинул зал под бурные аплодисменты Тихонова и Хасис. И хотя осталось ощущение, что свидетель много еще мог бы рассказать, сказанного им было достаточно, чтобы поставить под сомнение абсолютно противоположные показания подсудимого.

***

В этом процессе меня все больше удивляет, с какой легкостью вчерашние «товарищи по борьбе с врагами нации» сдают друг друга. Это и Тихонов, сдающий Опера, и Опер, сдающий Тихонова. И Мухачева, пытавшаяся спасти Хасис, вместо этого слившая Собера-Барановского... В одном случае нехватка смелости, в другом – ума.

На "правых" сайтах и форумах много слов о солидарности, стойкости и «героизме в лапах системы». На деле же все те, кого мы увидели в суде со стороны националистов – вживую и на видео (как Горячев) – спасают только собственную шкуру, активно и добросовестно зарывая товарищей.

В прошедшие выходные ездили с Веником в Киев навестить товарища Володарского в Коцюбинской колонии, что недалеко от города. Оказался он там, напомню, за проведение акции протеста у Верховной Рады. Саша и его партнерша имитировали половой акт в знак протеста против абсурдного закона о порнографии. Партнерше удалось избежать последствий, а Саше акция обошлась дорого – суд назначил наказание в виде ограничения свободы сроком на год.

Ограничение свободы – странное наказание, россиянину непривычное. Его можно отбывать дома как наше условное, а можно оказаться в колонии наподобие наших колоний-поселений, как Саша. И сидеть ему там до декабря, если в июне не выйдет по УДО.

На разбитом ПАЗике мы ехали минут 15 от конечной станции метро. В поселке нас встретили: яркое весеннее солнце, дорожная пыль, рельсы, ведущие неизвестно куда, и широкая дорога вдоль белого забора. Вот по ней-то мы и пошли. За белым забором находится колония. Рядом со стеной – трехметровая вспаханная граблями полоса, на которой будет виден след любого желающего подойти поближе, чтобы, например, что-то перебросить.

Дальше все было предсказуемо уныло – старое кирпичное здание, железные двери, решетки, окошко дежурного. Туда отдаем все наши вещи: сумки, мобильники, паспорта. Заполняем бумажки - спасибо Ане, которая нас сопровождала: без нее не разобрались бы в этой бюрократии с первого раза. Аня отдает за свидание 20 гривен, еще гривну – за бланки заявлений. Все двери открываются, как водится, по одной. Сначала перед нами, потом за нами. Затем следующая. Нас встречает один из осужденных, спрашивает фамилию, обещает позвать Сашу. Мы тем временем отдаем передачу и идем в комнату для свиданий.

Комната – смесь казенного дома и актового зала детского сада. Зеленая краска до середины стены и сказочный лес, нарисованный на одной из них. Вдоль стен стулья и небольшие столики. Суббота, здесь много людей, нам некуда сесть, поэтому стоим у стеночки, ждем.

Сквозь стекло видим приближающегося Сашу, он открывает дверь, заходит, оглядывает нас, жмет руки. Чисто выбрит, прическа – короткий ежик. Радует, что он не в робе, но, судя по зимнему пуховику, апрель в колонию еще не пришел.

Первым делом Саша рассказывает нам новости: несколько дней назад сняли начальника, поймали на взятке в 1100 гривен (около 4 тысяч рублей), теперь ему грозит до 15 лет лишения свободы. Воспринимать эту новость как хорошую здесь не спешат – неизвестно, каким будет новый начальник, а тут от него многое зависит. Кроме того, есть мнение, что пришлют какого-то бестолкового начальника, который все развалит. Тогда колонию «придется» расформировать, а земля (дорогущая, к слову) пойдет под коммерческую застройку. Ну, знакомые схемы, да.

Колония эта относительно спокойная: пытки и прочие нарушения прав человека последние год-два здесь не практикуются. Работы мало, та, которая есть, нудная и бесполезная: обтачивание пластмассовых деталей, уборка снега (пока не растаял) с места на место. Есть еще лесопилка (Саша пока там не был) и отдел сбыта.

Колония производит рубильники и выключатели, которые по идее должны продаваться. Но не продаются, потому что сайт, через который пытаются это делать, совершенно неконкурентоспособен. Вот здесь как раз Саша и предложил свои услуги – сделать нормальный сайт, организовать продажи, но старый начальник не успел решить вопрос, а и.о. всего боится – мало ли что будет делать заключенный за компьютером. Боится и.о. также и разрешить прогулку, хотя по закону заключенные могут выходить в поселок, не покидая его территории и возвращаясь к оговоренному времени.

С Сашей сидят разные люди. Много тех, кто сидит за наркотики, в этом Украина похожа на Россию. Только у нас наркотики подбрасывают по политическим мотивам (взять дело той же Таисии Осиповой), а у них из-за денег. Что, в общем, не сильно лучше. Кто-то досиживает здесь суровый срок, начавшийся еще на зоне, кто-то сидит небольшой срок здесь с самого начала. Хотя слово «небольшой» здесь, наверное, неуместно. Жутковатое впечатление даже от недолгого пребывания. Вот вроде Саша, мы с ним говорим, смеемся, делимся новостями. И границы свободы-несвободы не видно, а она есть.

Саша очень бодрый, пытается оптимизировать жизнь в колонии, сделать осмысленной работу, с пользой потратить время. Постоянно заказывает книги, планирует выучить иврит – встретил человека, который может его обучить. Интересуется нашими новостями – спрашивает о деле «химкинских заложников», о процессе по делу об убийстве Маркелова и Бабуровой.

Время вышло, нам пора уходить. Саша окликает нас уже на пороге – при выдаче передачи вернули макароны и рис. Их надо варить, а это запрещено, можно только заваривать кипятком. Хотя плитки вернули в камеры, пользоваться ими можно только для разогревания.

Забираем рис, макароны. Решетки открываются перед нами, за нами, подходим к дежурной, она выдает нам вещи, паспорта. Мы замерзли в колонии, ежимся. Проходящий мимо сотрудник говорит: «А вы что хотели! Тюрьма! Бетон!»

На улице тепло и солнечно, мы возвращаемся в мир. Идем к остановке автобуса и едем обратно в Киев. А Саша продолжает сидеть. И может просидеть до декабря, если мы не поможем ему нашими письмами поддержки (от людей и от организаций), направленными в Управление департамента исполнения наказаний (04071, м. Київ, вул. Воздвиженська, 2) и администрацию колонии (08298, смт. Коцюбинське Київської області, вул. Залізнична, 1, Ірпінський виправний центр (№132)).

Вся надежда на нас, в общем-то.

Доказательства стороны обвинения

На этой неделе сторона обвинения закончила представлять свои доказательства. За это время участники процесса и зрители заслушали свидетелей, содержание протоколов, ознакомились с видеосъемкой и материалами прослушки (экспертизами и аудиозаписями), изъятым оружием, в том числе «браунингом», из которого было совершено убийство, и экспертизами по нему, изъятой одеждой и списками литературы, пулями, которыми были убиты Стас и Настя.

Последний день представления доказательств стороны обвинения был посвящен прослушиванию аудиозаписей, сделанных в квартире Тихонова и Хасис в период с 23 октября по 3 ноября 2009 года. Накануне оглашались материалы экспертиз этих записей и выдержки из них. Теперь же у участников процесса была возможность услышать все своими ушами.

Качество записи было очень низкое, разобрать удалось далеко не все. Коснусь того, что было слышно отчетливо. Это многочисленные разговоры об имеющемся оружии, «движении», «бригаде», «мусорах», статье Михаила Маркелова. Также упоминаются некие Опер и Эд. Обо всем этом уточняющие вопросы задавали адвокаты обеих сторон, прокуроры, судья и присяжные.

На все вопросы о «движении» и «бригаде» Тихонов отвечал: «Чьи это реплики?» Чаще всего это были реплики Хасис, поэтому Тихонов говорил: «Спросите у нее, когда придет время». Из контекста очевидно, что «движение» - это среда общения Тихонова и Хасис: «Если нас вычислили, то это слил кто-то из сук в движении, кто-то ссучился». Кстати, эта фраза сама по себе довольно красноречива. Если нас вычислили.

Большой интерес у Тихонова и Хасис вызвала статья Михаила Маркелова (брата Стаса) о том, что он провел собственное расследование и выяснил, что преступник был не один и что убийцы не в России. Тихонов и Хасис обсуждали, для чего была опубликована эта статья. Они однозначно восприняли ее как направленную на них. «Они охуенно нас знают, раз устроили такую провокацию. Они знают, куда мы будем валить», - взволнованно говорит Хасис. «Что ты будешь делать, если нас арестуют?» - спрашивает Тихонов. «Я буду всех убивать», - решительно и почти весело отвечает Хасис.

Когда речь зашла про статью, снова всплыли вопросы о том, когда подсудимый узнал про Маркелова и о том, что по его инцитиаве Тихонов был объявлен в розыск. Тут Тихонов начинает путаться, в том числе противореча прежним показаниям, данным в суде. Отвечает он уверенно, но каждый раз разное.

Время от времени упоминаются два человека: одного называют Эдом, другого – Опером. Отвечая на вопросы, Тихонов пояснил, что Эд – это его знакомый сотрудник правоохранительных органов, сообщать о котором он ничего не намерен. Тихонов весьма категоричен - не верится, что он способен так рьяно защищать человека, которого должен бы согласно собственной шкале причислять к «мусорам».

Опер же, напротив, как будто малоинтересен Тихонову. Называя его радикальным националистом, Тихонов отмечает, что общение с ним происходило только через Интернет и только в целях «списывания» с него героя политического детектива. «Был националистический форум, который я часто посещал, привычно общался», - рассказывает Тихонов о месте «встреч» с Опером. Кроме того, Тихонов говорит, что «умеренный националист» Илья Горячев зря слишком много общался с Опером и что этим объясняется тихоновская фраза на прослушке: «Мне нет дела, что будет с Ильей».

Опера называют лидером какой-то бригады. Что за «бригада» - позднее нам пояснит Хасис, на которую, к слову, уже очень много «переведено стрелок». Тихонов на львиную долю вопросов касательно материалов с ноутбука и прослушки отвечал: «Спросите у Хасис». Расчет на то, что судья забудет об этих вопросах, был бы наивен. Он складывает в стопочку вопросы присяжных, а также кропотливо записывает в свой блокнот вопросы остальных участников процесса.

Ждать осталось недолго, так как 31 марта Хасис начала давать показания. Она сказала, что хочет ответить на вопросы своего адвоката, и судья пояснил ей, что, начиная отвечать, фактически она начинает дачу показаний. И теперь у нее нет возможности молчать, придется отвечать на вопросы других участников процесса. Хасис впала в дикое раздражение, но была вынуждена продолжать говорить, иначе разрушилась бы намеченная линия защиты.

Опять несколько удивил адвокат Тихонова Васильев. Он спрашивал, собирался ли Тихонов при задержании отстреливаться от милиционеров и планировал ли в реальной жизни ходить по улицам и убивать людей. Судья снял вопросы, поскольку они могут ухудшить положение подсудимого.

Доказательства стороны защиты

В первый день представления доказательств стороны защиты были исследованы телефонные переговоры с нескольких сим-карт, изъятых у подсудимых при обыске. Выяснилось, что никаких звонков в момент убийства или около него ни на одной сим-карте не обнаружено. Доказательство слабое, так как понятно, что сим-карту можно оформить без паспорта и выкинуть в любой момент.

Кроме того, адвокаты продолжили давить на тот факт, что не были найдены гильзы. Для этого был зачитан протокол осмотра карьера, куда свозили снег с Пречистенки, плавили его там в поисках гильз. Отсутствие гильз, в общем-то, не является ключевым моментом, хотя, вероятно, отметить его стоило. Насечки на пуле также уникальны, и их легко сопоставить с оружием. Наличие гильз могло бы стать лишь дополнительным доказательством, а их отсутствие не умаляет наличия пуль.

Ключевым моментом в этот день было выступление отца Тихонова в качестве свидетеля. (Что рассказал Александр Тихонов)

14 ноября 2010 года около 17.40 в дежурную часть милиции по Савеловскому району поступило сообщение, что у платформы "Дмитровская" произошла драка между футбольными болельщиками с использованием кусков металлической арматуры. Примерно через час после этого в 250 метрах от платформы "Дмитровская" неизвестный гражданин в штатском, назвав себя бывшим сотрудником милиции, указал выехавшим по вызову милиционерам на группу подростков как на участников драки.

Сотрудники милиции остановили ребят, попросили вывернуть карманы. Двое парней и девушка подчинились и начали выкладывать содержимое карманов на капот милицейской машины. Не обнаружив никакой фанатской символики и запрещенных предметов, стражи порядка все же решили подростков задержать. Схватили самого младшего, 14-летнего Алексея, и, несколько раз ударив по спине и шее прикладом автомата, стали запихивать в машину.

Увидев избиение товарища, двое других подростков попытались убежать. Одному из них это удалось, а 17-летнюю Алену догнал один из сотрудников и стал бить головой о гаражи, оторвал ей капюшон, выкрутил руки и стал вырывать вещи, которые она успела сунуть в карман. Среди них оказался газовый баллончик, который сработал в руках милиционера и обжег горло Алене и лицо сотруднику милиции. В это время подбежал человек в штатском, с которого все началось, и помог протащить Алену до милицейской машины, чуть не переломав ей пальцы на ноге. В машине на Алену надели наручники.

Через четыре часа в отделении было установлено, что Алексей и Алена не имели отношения к драке фанатов. Обстоятельства нанесения побоев подросткам никто не выяснял. Однако оперуполномоченный Фадеев из отделения проводил Алену и ее родителей до травмпункта, где были зафиксированы все перечисленные выше травмы.

Здесь история могла закончиться. Но родители Алены оказались не согласны с таким положением дел и написали жалобу на действия сотрудников милиции. Дальше ситуация стало развиваться по сценарию «дела Остапова».

Невзирая на показания подростков и медицинские документы, органы внутренних дел и прокуратура стали отрицать избиение Алексея и Алены. А нет избиения – нет дела. Чтобы отвлечь и саму Алену и ее родителей от наказания виновных милиционеров, 31 января 2011 года против девочки возбудили уголовное дело. Часть 1 статьи 318 Уголовного кодекса: «Применение насилия, не опасного для жизни или здоровья... в отношении представителя власти... в связи с исполнением им своих должностных обязанностей наказывается штрафом в размере от двухсот до пятисот минимальных размеров оплаты труда... либо арестом на срок от трех до шести месяцев, либо лишением свободы на срок до пяти лет». Потерпевшим по делу признан сотрудник милиции Е.В. Бойков.

Думаю, стоит запомнить и еще одно имя – следователя Марии Тагировны Вяльшиной. В служебном рвении она решила немного попрессовать подростков и, вызвав на допрос Алексея и его родителей, стала объяснять ему: «Ты понимаешь, что у милиционеров могут быть проблемы из-за тебя и твоих показаний? Тебе их не жалко?» Родители Алексея написали жалобу на давление со стороны следователя при проведении допроса.

Кроме того, из следственного отдела, в котором работает следователь Вяльшина, в институт к Алене во время занятий приехала сотрудница, имени которой узнать не удалось, вызвала старосту ее группы и спросила: «Где сейчас находится Алена?» На ответ старосты о том, что у всех сейчас идут занятия, следователь воскликнула: «А разве она все еще ходит на занятия? Я думала ее давно посадили!»

25 марта 2011 года на руки Алене и ее маме выдали обвинительное заключение. Вот-вот начнется суд. В процессе Севы Остапова значительную роль сыграли активность родителей, друзей и участников общественной кампании в защиту Севы. Отбить вчистую Севу не удалось – он получил год условно. Но это ровно в два раза меньше, чем просил прокурор.

Дело Алены пока идет под копирку дела Севы. Родители и сама Алена настроены решительно. Им нужна огласка и наша поддержка. Журналисты, блогеры и просто неравнодушные люди могут сделать многое – этому уже достаточно примеров. Попробуем?

В Смоленске в пятницу прошло очередное слушание по делу Таисии Осиповой. Поддержать ее приехал Леня Николаев из группы "Война", недавно отсидевший три месяца в СИЗО. Вот что он рассказал мне по телефону:

"Сегодня на процессе по делу Таисии Осиповой был допрос свидетеля – оперативника, который участвовал в обыске. Он попался на откровенной лжи. Там были споры вокруг некоего Антона – человека, который, по утверждениям сотрудников, на обыске не присутствовал, а сегодня мы просматривали видеозапись и отчетливо видели этого человека. Кроме того, была представлена совершенно потрясающая аудиозапись. Там о закупке договаривается другой человек - собственно говоря, ни одного слова Таисии на этой записи нет.

Когда у оперативника спросили, почему в деле не фигурирует этот человек, на которого так много всего указывает, ведь он мог иметь отношение к этим наркотикам, никаких вразумительных объяснений он дать не смог. Насколько я знаю, его будут привлекать за дачу заведомо ложных показаний, что стало очевидно после просмотра видео.

Видеозапись велась не с самого начала обыска, в суде представлен 10-минутный фрагмент. Видно, что запись ведется не с начала и не до конца, но и на этом куске видно, что все происходило не так, как рассказывают оперативники. И из этой записи нельзя понять, подбросили наркотики или нет. В квартире находилось несколько человек, что там происходило до того, как включили видеокамеру, непонятно.

Оперативник на допросе вел себя очень нагло, можно даже сказать по-хамски. При том что, как сказал адвокат, из-за присутствия прессы сегодня он вел себя корректнее, чем обычно. Осиповой оперативник сказал в зале суда: «Жалко, что не я занимался вами с самого начала. Вы бы у меня шли с группой лиц».

Основные понятые – это нашистка и девушка из «Молодой гвардии». Двое других понятых, по всей видимости, вообще не участвовали в обыске, так как их подписей нигде нет. Те подписи, которые есть, им не принадлежат, и на представленной видеозаписи этих понятых просто нет.

Прокурор задавал вопросы, в основном касающиеся Катрины - дочери Таисии. Такое ощущение, что прокурора больше интересовало лишение родительских прав, чем что-либо еще.

Таисия выглядит очень плохо. Уставшая, но отчаянно борется, очень много задавала вопросов, очень активно вела себя, хотя видно, что самочувствие ее далеко не самое лучшее. Ее нельзя держать в тюрьме, но суд отказывается ее выпускать под залог.

Фактически я убедился здесь, что очень грубо и нагло состряпано дело Таисии. Кроме странных понятых, которые утверждали, что контрольная закупка состоялась, ничего нет. Все обвинения в адрес Таисии строятся на предположениях. В понедельник прения – самая интересная часть, и после этого приговор.

Еще очень важно: сегодня озвучили показания, которые дал письменно Сергей Фомченков, муж Таисии. Он показывает, что ему неоднократно звонила знакомая Таисии - она предупреждала, что на нее давят оперативники, просят по-дружески зайти к Таисии и подбросить наркотики. Сергей предупреждал Таисию, что ей лучше уехать из города, но она не захотела, она человек несгибаемый, упрямый, решила, что это ее город и она его не покинет.

Сам Сергей не может приехать в Смоленск, его здесь ждут, чтобы «закрыть». Ей предлагалось неоднократно: «Вытащите мужа в Смоленск, и вас отпустят». Но Таисия не пошла ни на какие уступки.

От «Войны» я приехал один, ребята не смогли. Приехал специально на суд. Я мало чем могу помочь, но прокурор действует как бы от имени всего общества, творит все эти бесчинства от нашего имени, нельзя просто сидеть сложа руки и смотреть на это. Я просто не мог не приехать. Более наглого, более беспардонного политически мотивированного "закрытия" сейчас в России нет".

Сегодня у посольства Украины прошли одиночные пикеты в защиту украинского художника Александра Володарского, которого все запросто зовут Шиитманом (ВИДЕО).

Друзья, коллеги Володарского и прочие граждане России, получив запрет на обычный пикет, встали на удалении друг от друга одиночными пикетами, что вызвало одобрение присутствовавших сотрудников полиции из ОВД «Пресненское» и 15-го оперативного полка полиции. Они так и сказали: «Раз акцию запретили, надо одиночными пикетами стоять. Стойте по одному, и мы вас трогать не будем».

Сотрудники посольства выходили посмотреть на нас, потому что из окна видно было плохо, а посмотреть, видимо, хотелось.

Полиционеры тоже хотели поучаствовать, но плакаты им брать запрещено, поэтому они общались с участниками пикетов в привычном духе. «Ваши документы?» - спрашивали они по очереди у всех участников. Получилось несколько забавных диалогов.

Открыв блокнотик, замначальника ОВД «Пресненское» подошел к девушке с плакатом «Свободу Володарскому!»:

- Ну, рассказывайте, как вас зовут?
- Я бы не хотела этого вам сообщать.
- Дайте мне ваш паспорт! Я должен вас переписать.
- На каком основании?
- На том основании, что вы проводите одиночный пикет.
- Нет такого основания.
- Как нет? Я же должен выяснить, кто вы такая!
- Я участница одиночного пикета, гражданка Российской Федерации.
- Но я должен знать ваше имя. На основании закона!
- Какого именно закона? Покажите его. Мне кажется, вы ошибаетесь и предъявляете незаконные требования. А это неправильно как-то.
- Вам нужен закон? Хорошо! Я сейчас в префектуру позвоню, они скажут, что с вами делать!

(Подробности и фото)

Колонка Владимира Абаринова "Предубедительные улики" о процессе по делу об убийстве Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой зацепила, и я решила ответить. Не поспорить, а продолжить разговор и по возможности прояснить неточности.

Не берусь оценивать дело как «сомнительное» или «очевидное». Посетив несколько первых заседаний суда, я поняла только то, что оно сложное. И взялась разбираться в нем, вникать, стараться не делать скоропалительных выводов и ничего не упустить. Поэтому хочу уточнить моменты, которые упоминаются в колонке Абаринова, с учетом последних двух заседаний.

Обыск. Версия Тихонова и Хасис не совпала с протоколом. Это, безусловно, вызвало сомнения, которые подкрепились тем, что свидетели-эфэсбэшники, проводившие обыск (Дмитрий Жемеров и Сергей Даладов) отвечали на вопросы подсудимых и адвокатов «в условиях, исключающих визуальное наблюдение», то есть из тайной комнаты. Измененный голос в динамиках – вот и весь сотрудник.

Могу понять, когда скрытыми выступают свидетели убийства. Верю, что им страшно. Но сотрудники ФСБ приходили делать обыск, вероятно, не в масках? Их лица известны Тихонову и Хасис, они дают показания как должностные лица, присяжных в зале нет (допрос проводился в рамках процессуального этапа процесса), фото- и видеосъемка запрещена. Кого они боятся?

Первыми живыми свидетелями были следователь Ольга Неминущая и понятая Наталья Синельникова. Их показания некоторым образом сдвинули чашу весов в пользу протокола. Даже если не брать во внимание следователя, понятая была вполне убедительна и вроде как не заинтересована.

Адвокат Маркеловых Роман Карпинский, высказывая свое мнение о протоколе обыска, отметил, что в процессе имеет значение наличие изъятого оружия, а также тот факт, что Тихонов признал его своим и согласился с тем, что незаконно продавал его. Спор о нарушениях при обыске не может рассматриваться в данном суде, он должен быть обжалован отдельно. Необходимо уточнить, что этот обыск не относится к убийству - он является доказательством по статье о незаконной торговле оружием.

Ни один документ, ни одно действие до сих пор не было обжаловано защитой Тихонова и Хасис. Ни обыск, ни арест, ни мешки на головах. Что странно.

Внешность убийцы. Когда я писала, что «последующие бесконечные и бессмысленные уточнения у свидетеля возраста убийцы, цвета бровей, одежды и прочего теряются на фоне услышанного», я не имела в виду, что это незначительные моменты вообще. Все дело в том, что серьезных расхождений в показаниях не было. Приведу примеры.

В показаниях во время следствия Мурашкин (кстати, почему фамилия вымышленная?) говорит, что человек с пистолетом, которого он видел на Пречистенке, был на вид 20-22 лет. Потом свидетель описывает еще какие-то подробности и снова, в этом же предложении, возвращается к возрасту – дает молодому человеку на вид 25-30 лет. Давая показания в суде, Мурашкин сказал "20-27 лет". Относительно цвета бровей свидетель дает показания «темные, но не черные» (следователю), «темные, такие русые» (суду).

Потому я и назвала эти уточнения бессмысленными – они ровным счетом ничего не дали ни защите, ни обвинению.

Репортажи из зала суда. Могу отвечать только за свои, и, надеюсь, они не выглядят тенденциозно. Адвокаты защиты действительно ведут себя недостойно и грубо, это можно увидеть в любой день судебного заседания. Их не нужно «изображать», они сами показывают себя во всей красе. Судья, видимо, в напряжении от сложности процесса и внимания прессы, пытается вести процесс «как надо». Но что-то не заладилось, и «как надо» не получается. Один из зрителей после очередного заседания отметил: «...что очевидно: никто (адвокаты защиты, прокуроры и судья) не знает, как должен выглядеть нормальный судебный процесс. Адвокаты пляшут, пытаясь выглядеть эффектно. Судья пытается их успокаивать, переходя в назойливые нравоучения. Прокуроры банально срываются на хамство и гримасы». Вот вам тоже мнение.

В общем, понятно, в какой стране, с какими следствием и судебной системой мы живем. И хотя не питаю симпатии к подсудимым, я понимаю, что должны быть наказаны настоящие убийцы, а не первые попавшиеся под руку неонацисты. Тихонов и Хасис имеют право на правосудие. И дело тут не в абстрактной справедливости (у каждого она своя), а в законе.

Лично я вижу выход в том, чтобы слушать людей в суде, вглядываться в их лица (при условии «визуального наблюдения»). И пытаться понять самостоятельно: убийцы или невиновные сидят на скамье подсудимых.

Обвиняемый Тихонов

21 февраля началось рассмотрение по существу уголовного дела об убийстве Анастасии Бабуровой и Станислава Маркелова. Присяжные начали знакомиться с делом: прокурор рассказал им, что Никита Тихонов и Евгения Хасис обвиняются в убийстве в составе группы по мотивам идеологической ненависти и вражды, а также о том, что Тихонов обвиняется еще в незаконном хранении и торговле оружием и подделке документов. По месту его жительства изъято большое количество оружия и боеприпасов, в том числе «браунинг», из которого были убиты 19 января 2009 года Настя и Стас. При задержании у Тихонова при себе был поддельный паспорт на имя Тарасова Андрея Николаевича.

После оглашения обвинения сторона защиты заявила, что Тихонов хочет дать показания, разъяснить присяжным свое мнение. По закону обвиняемый может сделать это в любой момент процесса. Хасис отложила свои объяснения, сообщив лишь, что убийства не совершала и «умысла даже такого никогда не имела», а их обвинили, чтобы «похоронить возможность поимки настоящего преступника».

Тихонов рассказал присяжным, что признает свою вину в хранении и продаже оружия, а также в использовании поддельных документов. За это он готов нести ответственность. Но он не хотел бы всю жизнь провести в тюрьме за убийства, которых не совершал, «тем более в составе группы, тем более по мотивам идеологической вражды». Стаса он не знал, с Настей знаком не был. Где был 19 января 2009 года – не помнит.

Оружие продавал, потому что находился в розыске по делу об убийстве Александра Рюхина и не мог зарабатывать легально. Называть своих поставщиков и покупателей отказывается, так как они «не сделали ему ничего плохого». «Я торговал оружием, потому что не хотел воровать», – говорит Тихонов. Нет, он не винит в этом Маркелова, работавшего по делу Рюхина со стороны потерпевших. Только «следствие и оперов». «Браунинг» же попал к нему случайно – попросили отремонтировать.

Тихонов переходит к знакомству и истории отношений с Хасис и рассказывает нам романтическую историю любви и тайной жизни по съемным квартирам и под чужими документами. Говорит, что предлагал Хасис съехать от него, предполагал арест. «Что поделаешь, если я такой бедолага? – серьезно и печально глядя в зал, спрашивает Тихонов. – Но она осталась со мной, и вот чем все кончилось». Говорит спокойно, уверенно, продуманно. Для присяжных, которым предстоит во всем разобраться.

(Читать полностью)

Вчера в Мосгорсуде начался процесс по делу об убийстве Стаса Маркелова и Насти Бабуровой. Возможно, под судом настоящие убийцы.

Спустя два года после убийства мы получили надежду... на справедливость? возмездие? правосудие? Я шла к суду и думала, что начинается важный этап в моей жизни. Необходимо все понять, проанализировать, сделать выводы, не ошибиться.

В Мосгорсуде ничего не начинается вовремя. Хоть час, но просидишь в бессмысленном ожидании. Обязательно поменяют зал, и придется еще побегать в поисках правильного. Так и в этот раз: отбор присяжных заседателей по делу об убийстве Стаса и Насти был назначен на 10 утра в одном зале, а начался через два часа в другом. Судья, который принял и будет вести дело, – Александр Замашнюк.

Спустя некоторое время после начала заседания из зала стали выходить «отбракованные» присяжные. К участию в процессе не допустили сотрудников силовых структур, людей, которые не могут принимать участия в заседаниях из-за болезни, семеро присяжных взяли самоотвод, один отказался, сославшись на то, что принимать взвешенное решение ему будут мешать убеждения, одной женщине стало плохо в зале, и она, дрожа и качаясь, покинула здание суда. В итоге остались 12 основных и 9 запасных присяжных. Адвокат родителей Насти Владимир Жеребенков с удовлетворением отметил объективность суда при отборе кандидатов.

После этого был рассмотрен вопрос о мере пресечения обвиняемым Никите Тихонову и Евгении Хасис. В связи с тем, что преступление относится к особо тяжким, а также ввиду того, что обвиняемые могут давить на свидетелей (одному из них – Илье Горячеву – из-за угроз со стороны Тихонова и «его окружения» даже дают госзащиту), суд принял решение оставить их под стражей до 24 июня. К слову, это максимальный срок на данный момент – полгода с момента поступления дела в суд.

Обвинение считает, что сторона защиты будет пытаться оспаривать законность и допустимость основных доказательств – показаний, протоколов, прослушек. Однако обвинение готово к этому и обещает «много сюрпризов».

Вот коротко все, что вчера произошло в зале суда. Мы это узнавали по крупицам, сидя восемь часов в коридоре. Только под конец дня прессу и зрителей запустили в зал на оглашение решения по мере пресечения – это была единственная открытая часть заседания. Я вошла в зал и увидела их – за стеклом. Держась за руки, они смотрели на вошедших внимательно, он – спокойно, она – весело. Я видела их фото, читала в «Новой» расшифровки прослушки их квартиры, и вот они – живые, разглядывают нас, а мы их.

Чувство реальности покинуло меня на все то время, пока мы слушали судью, зачитывавшего решение. Я не испытала ненависти, злости, мне казалось, что это кино или книга с детективным сюжетом – двойным убийством, судом и какими-то неизвестными. Мне представилось, как они делали это. Два года назад. На Пречистенке. Не могу понять – меня кто-то убедил в том, что они убийцы, или я сама уже верю в это?

Слишком много вопросов, ответов на которые не найти сейчас. Нужно наблюдать за процессом, вслушиваться в показания, вчитываться в документы и ждать решения суда. Следующее заседание суда, на котором начнется рассмотрение дела по существу, состоится в ближайший понедельник, 21 февраля, в 11 утра. Заседание будет открытым.

Грани-ТВ выложили видео о тибетской детской деревне, и я решила поделиться своими небольшими познаниями о ней (даже, скажем так, воспоминаниями), полученными в ноябре 2010 года в Дхарамсале.

Были мы в деревне 27 ноября, это был первый день медиа-тура для российских журналистов. Небольшую делегацию привезли в одну из тибетских детских деревень, где нас встретил директор Цеванг Йеши. Он провел нас по всему комплексу и рассказал, как устроено это необычное учебное заведение.

Тибетская детская деревня – это школа для детей тибетских беженцев или для детей, бежавших из Тибета без родителей (с проводниками), где они имеют возможность получить традиционное тибетское и современное академическое образование. Здесь научные занятия перемежаются духовными, гармонично формируя подрастающее поколение тибетцев. Надо сказать, что бежать из Тибета – это только звучит как-то быстро и понятно. Бегут дети и взрослые обычно в зимнее время, когда в Гималаях больше всего снега (равнинные преследователи-китайцы непривычны бегать по горам, да еще по колено в сугробах), преодолевают несколько сотен перевалов, а протяженность общего пути я даже примерно осознать не могу. Я не знаю, сколько времени занимает путь, но вы можете составить примерное представление об этом, посмотрев фильм "Переход через Гималаи: тибетские дети отправляются в изгнание".

Признаюсь, я вошла на территорию школы-деревни, едва сдерживая слезы. Десятки маленьких потрепанных ботиночек, аккуратно составленных у входа в дом, одинаковые рубашечки и разноцветные носочки, сохнущие на веревках после стирки, понимание того, какие испытания прошли эти дети и какие им еще предстоят (ведь многим нужно будет вернуться обратно так же – через горы, а многие уже не застанут своих родителей) – все это давило камнем, и я думала только об одном: как бы не расплакаться прямо у всех на виду.

Первых мы увидели ребятишек разного возраста, которые укладывали большие чемоданы: собирали летние вещи на хранение до следующего сезона. Дружные, тихие, они слаженно выполняли поставленную задачу, с любопытством поглядывая на нас и спокойно реагируя на фото- и видеоаппаратуру. Мы вели себя как туристы-вандалы, снимающие экзотику, но я знала, что если мы не будем этого делать, то ничего не привезем домой. И не покажем, какие люди тут живут.

(Читать целиком)