После почти месячного перерыва в Московском окружном военном суде возобновились слушания по делу об убийстве Бориса Немцова.

Регулярно посещая этот суд, я пишу о нем очень редко. Потому что не знаю, что писать. С одной стороны, это важный процесс по громкому политическому убийству. Очень интересное дело, полное сложных криминальных коллизий и деталей. Оно целиком строится на огромном количестве технических деталей - биллинге телефонных звонков, видеозаписях камер наблюдения. То есть на вполне, казалось бы, объективных вещах, в которых интересно покопаться, понять логику следствия, убедиться в причастности обвиняемых. С другой стороны, слушания все больше превращаются в балаган. Обвинение само дискредитирует свои доказательства, защита не может этим воспользоваться.

Я уже писал, как была исключена из дела по совершенно непонятным причинам, без всякой экспертизы и просмотра, видеозапись содержащая, вполне возможно, алиби главного обвиняемого Заура Дадаева.

До этого выступали защитники "второстепенных" обвиняемых - Тамерлана Эскерханова и Хамзата Бахаева. Выглядело это так: адвокаты пытались представить доказательства непричастности подзащитных к преступной группе. После каждого оглашенного ими документа на сцену выплывала прокурор Мария Семененко и со всей страстью и артистизмом пыталась опровергнуть доводы адвокатов. Присяжные с серьезным видом внимали всему, но на лицах их не читалось понимание происходящего. Наконец, они потребовали от прокуроров еще раз уточнить, в чем же конкретно обвиняется каждый из пяти фигурантов. Потому что Бахаев, к примеру, по фабуле обвинения "перемещался на своем автомобиле и перевозил других членов преступной группы, помогал им скрыться", но не было приведено ни единого факта - кого, когда и куда он возил и кому помогал. В ответ Семененко заново зачитала все то же обвинительное заключение. В итоге этих баталий наши знания об этих фигурантах не обогатились ни на йоту.

И вот вчера свои доводы начал излагать Марк Каверзин, адвокат Дадаева, предполагаемого убийцы. До появления в зале присяжных суд обсуждает, что им можно показать, а что нет. Сперва бились за карту центра Москвы, которую Каверзин принес, чтобы нагляднее показать присяжным (многие из них не москвичи) место действия. Прокуроры знали об этом и не хотели этого. Почему - непонятно. Они зачитали письмо компании-изготовителя ("Атлас-прим") о том, что те являются эксклюзивным автором и никто другой изготовлять их карты не может. А поскольку Каверзин купил карту в торговой компании "Арт-Прайм", то она недействительная. Обалдевший Каверзин спросил: "Значит я не имею права покупать книги в книжном магазине?". Судья подумал и отвел карту, но по другой причине: она составлена в 2007 году и не является актуальной для событий 2015 года. Видимо, улицы вокруг Кремля за это время изменили свое расположение и названия. Я помню схватки в Болотном деле, когда судья Никишина никак не хотела позволить защите продемонстрировать карту Болотной. Но там целью было все запутать, чтобы скрыть откровенную фальсификацию обвинений. А здесь что?

Потом случилась небольшая сенсация. Каверзин зачитал присяжным данные транспортной системы "Поток" о передвижениях автомобиля "ZAZ Sence", на котором ездили и скрылись убийцы. Данные эти лежат в деле. Следствие утверждает, что, забрав стрелявшего на мосту, убийцы затем в ночь с 27 на 28 февраля бросили машину в Трубниковском переулке. Там она простояла до 1 марта, когда ее обнаружили следователи. Тогда же ее разобрали - сняли руль, педали, вырезали куски обшивки - чтобы отправить все это на экспертизы. А система "Поток" сообщает, что брошенный ZAZ продолжал ездить по Москве. На следующий день после убийства (28 февраля) в час дня "брошенная" машина замечена на Боровском шоссе. Но и после разборки следователями, она продолжает "светиться" на улицах: 5 марта - на Ореховом бульваре, 6 марта - на проспекте Андропова, 13 марта - на Волгоградке.

Еще более "сенсационно" возразила прокурор Семененко. После того как судья удалил из зала присяжных она зачитала ответ из ФСБ на свой запрос. Он очень лаконичен: "По полученным сведениям, автомобиль "ЗАЗ Сенс" перемещался по таким-то числам (перечисленные точные данные "Потока") с помощью эвакуатора для проведения следственных действий".

Куда перемещался? Для каких действий? На каком эвакуаторе? Почему "Поток" фиксировал номера перевозимой машины, а не эвакуатора? При чем тут ФСБ? А, главное, зачем прокурорам эта филькина грамота? Неужели нельзя было получить информацию у ведших дело следователей из СКР?



Ответ ФСБ на запрос прокуроров. Фото со страницы ФБ Розы Магомедовой

Адвокаты тут же намекнули, что ФСБ, по их сведениям, использует "конспиративные номера", которые вешаются на самые разные машины во время спецопераций. Если машину действительно следователи возили за какой-то нуждой, то этот "аргумент" прокуроров только породил подозрения во лжи. А если не возили, то шатается вся конструкция следствия.

На фоне этого бреда как-то совсем не прозвучал еще один довод Каверзина. По данным одорологической экспертизы, на извлеченных из машины фрагментах (включая руль) запахов человека не обнаружено. Причиной, по словам эксперта, может быть либо очень кратковременный контакт людей с автомобилем (при том что преступники должны были пользоваться им долгое время для слежки за Немцовым), либо "следы были уничтожены". Напомню, что другая экспертиза нашла в машине биологические следы нескольких обвиняемых.

Сказать по правде, я потерял к этому делу интерес. Оно, как и настаивают адвокаты семьи Немцова, оказалось полностью политическим. Только в отечественном понимании этого слова это означает, что никакие доводы логики, никакая криминалистика здесь не играют ни малейшей роли. Главное - на чьей ты стороне. "Если разваливать обвинение и отпустить этих ребят, то потом вообще следов не найдешь", - говорит адвокат Вадим Прохоров. Наверное, он прав. Тем более что сам я почти уверен: минимум трое из пяти обвиняемых как-то причастны к этому делу. Вопрос - как? Но если дело и дальше пойдет таким образом, достоверно мы этого не узнаем. Почему не стоит вопрос возврата дела в СК, я не понимаю.

"Герой интернета" Игорь Мурзин, публикующий в сети свое расследование, считает Прохорова "играющим за Кремль". Большинство посторонних, интересовавшихся у меня, "как там идет суд", заранее имеют свое мнение и ответы на все вопросы. Меня в этом деле больше всего впечатляет ужасающий уровень следствия и обвинения, которые, кажется, окончательно разучились работать профессионально. Но им теперь это и не нужно. Я не понимаю, с кем и каким образом отстаивать интересы правосудия в этой ситуации. И нужно ли это вообще кому-то в нашей стране.

Вчера адвокаты были у Максима Панфилова в Бутырке, он болен, температура около 39 держится уже несколько дней. Тем не менее сегодня его доставили в суд на очередное заседание. Оно все никак не начиналось. Затем стало известно, что ему стало плохо и вызвали "скорую". Мы видели, как приехали врачи, потом уехали. В конвойное помещение нельзя никому, даже адвокатам. Мать встревоженно бродила по первому этажу, пытаясь по беготне приставов, секретарей и врачей понять, что происходит с сыном.

Внезапно позвали в зал и ввели одетого в куртку и шапку, но все равно ежащегося и покачивающегося Максима. Судья Аверченко сообщила, что у него температура всего 37,7, и предложила продолжить слушания. Тем более что своей очереди дожидаются еще четверо пришедших по вызову свидетелей-омоновцев.

Я видел их в коридоре. Вновь никого по эпизоду Максима среди них не оказалось - обвинение продолжает доказывать 212-ю статью, "массовые беспорядки". Если не ошибаюсь, для этого они привели уже 11 свидетелей. Зачем столько? Они давно считают это доказанным, а Максима ожидает даже не приговор, а максимум направление на принудлечение.

Одного из пришедших я узнал - Кирилл Кувшинников был свидетелем обвинения Степана Зимина (приговор - 3,5 года). Тогда мы вполне аргументированно доказывали, что Степан никак не мог кинуть вмененный ему камень и уж тем более - сломать им палец омоновцу Куватову. На следствии Кувшинников наговорил много разного (или подписал наговоренное следователем). Но в суде, как я писал тогда, очень старался не подвести начальство, но остаться честным. Интересно, что теперь расскажет?

Максиму явно было не по себе. Адвокат Петр Анашкин сразу попросил перенести заседание. Судья, как положено, спросила мнения участников. Прокурор оставила решение за судьей. Зато сидящие в зале омоновцы (они все теперь в статусе "потерпевших" и поэтому, в отличие от свидетелей, сидят в зале вместе, слушая допросы друг друга и мотая на ус вопросы адвокатов) стали возражать. Они, дескать, слишком сильно заняты работой, чтобы ходить постоянно в суд.

Судебный пристав, сопровождавший Максима, при этом заботливо совал тому бутылку воды и смотрел на него вполне сочувственно. А когда судья все же решила перенести заседание, попросил ее поскорее отпустить Максима - тому становилось все хуже.

Следующее заседание назначили на 10:00 17 февраля. По слухам, ожидается появление главных персонажей обвинения, в первую очередь "потерпевшего" от Максима бойца Филиппова. Он также нам хорошо знаком: именно в него якобы попал Ярослав Белоусов (приговор - 2,5 года) своим лимоном, нанеся тяжелый физический и моральный ущерб.

В очередной раз сижу на суде по Болотному делу (почти пять лет, семь полноценных процессов, около 40 фигурантов). Судят Максима Панфилова (сдернул незакрепленный шлем с омоновца).

Обвинение привычно тащит в суд полицейских, сегодня их было семь. Все не имеют никакого отношения к Максиму, они - "свидетели по 212-й". У Максима не будет полноценного приговора, он признан невменяемым, суд может лишь направить его на принудлечение в психушку. При чем тут "массовые беспорядки", зачем маниакально их доказывать? Есть ведь заказная психэкспертиза, Максим не отказывается от своего поступка. Но Болотное дело тянется ради пиара - надо в очередной раз напомнить людям, чем грозит "несогласие". Поэтому нам снова и снова показывают, как избивали беззащитных омоновцев, пекущихся о благе граждан.

Среди десятков прошедших через болотные суды "свидетелей" и "потерпевших" в погонах встречалось несколько типов. Есть злобные мизантпропы, убежденные тираны-домостроевцы, доходящие до садизма. Есть беспринципные подхалимы, готовые врать с три короба что прикажут, и даже прибавлять от себя тонны околесицы, лишь бы начальству угодить. И есть вполне обычные люди. Сегодня были именно такие.

Один мне вдруг напомнил Ильдара Дадина - фигурой, манерами, голосом и даже немного лицом. Вполне живой парень, эмоционально, но упорно и терпеливо объяснявший непонятливым адвокатам, почему полиция действовала так, а не иначе. Он явно верил в свою благородную миссию, малоприятную, но нужную обществу, и искренне старался в этом убедить. Сложись его судьба по-иному, вполне могу представить его среди демонстрантов Болотной, горячо доказывающим полицейским их неправоту.

Другой, боец Кнехт, честно рассказал, что стоял в дальнем оцеплении у Большого Каменного, в 150 метрах от всех событий. Правда, в его показаниях следователю сказано, что "его затянули в толпу и отняли рацию, дубинку" и что-то там еще. Мне вот интересно, он тогда подмахнул это не глядя или сам сочинил, "пролюбив" где-то казенную амуницию?

Сегодняшние свидетели никого не топили, не сгущали краски. О своих мелких травмах, сделавших их "потерпевшими", говорили пренебрежительно. Они вообще очень мало помнят о событиях пятилетней давности. И все же Болотная в их рассказах превращается в какую-то фантасмагорию.

Ход тех событий давно известен до мелочей. Люди скопились у неудачно (скажем мягко) поставленной полицейской цепочки (кто от возмущения, кто от невозможности пройти, кто от простого непонимания, что происходит и куда идти). Час бессмысленной толкотни привел к давке и жалкому прорыву цепочки, закончившемуся через несколько минут. Никто никуда не пошел, цепь сомкнулась. Но, воспользовавшись этим, полиция сама начала давить на толпу, вытеснять, рассекать и разгонять так и не начавшийся митинг. Тут уж некоторые возмутились и оказали довольно вялое сопротивление, закончившееся полным разгромом демонстрации и задержанием 500 человек. Единственное, чего требовали люди, - дать им остаться на законном согласованном месте.

Полицейские так и рассказывали об этом "прорыве" - мелочь, участвовало совсем мало демонстрантов, все быстро закрыли, ничего опасного. Откуда же в их рассказах взялся какой-то "второй прорыв"? Говорили, что массовые беспорядки начались уже "потом" - когда же? На какую "проезжую часть" прорывались демонстранты, если они и пришли по перекрытой для транспорта проезжей Полянке? Все это я слышал и прежде, но понял только сейчас.

Дававшие показания никак не могли объяснить, за что они задерживали людей. Потерпевший Дмитрий Шевченко: "Которые лица кричали лозунги - "Долой государство!" и "Позор полиции!" - мы их задерживали. Негативно настроенных, как приказано было". В ответ на вопрос, запрещено ли на митинге держать плакат, Юрий Крыжский разъяснял пламенно: "Плакаты они просто держали, но эти же люди призывали других людей к конкретным действиям! Чтобы попасть на территорию Кремля, чтобы свергнуть власть, которую народ выбрал. Специально провоцировали других на действия против нас - полиции, которая людей и защищает! А вы говорите - плакаты..." Похоже, он верил в то, что говорил.

Для солидного, рассудительного майора Миненка совершенно очевидна "логика": "Людей толкали на нас, но это не была давка. Когда просто давка, руками в лицо полицейским не машут! Что я делал для обеспечения безопасности людей? Стоял в цепи и сдерживал напор!"

И тут я понял: они называют "вторым главным прорывом" и "началом массовых беспорядков" все, что происходило потом два часа, - возмущенную реакцию людей на начавшиеся атаки полиции. Они называют "попытками прорыва" и "беспорядками" сопротивление произволу! Они выворачивают реальность наизнанку и дальше видят уже только свое зазеркалье. Один видел "девушку, очень эмоционально кричавшую что-то в мегафон - кажется, призывы штурмовать Кремль". А что она может еще кричать? "Мы не уйдем!" и "Это наш город!" (этими кадрами был полон интернет) непонятны и не укладываются в их миф. Когда один из них, садист, бьет в живот ногой красноволосого паренька, принятого окружающими за девушку, и очкастый хипстер орет ему истерически: "Ты сгоришь, ты сгоришь в аду!", они искренне слышат в этом "призыв поджигать всех полицейских".

Задерживать "негативно настроенных" - это не оговорка. Они не понимают разницы между "кричать лозунги" и "бросать арматуру", между "штурмом Кремля" и требованием соблюдения закона. Поэтому они удивляются, когда адвокаты "придираются к словам", и изумленно выясняют, где же там был "огороженный барьерами проход", по которому надо было идти (его не было). Какая разница - были барьеры или нет, людей надо направлять барьерами, всем же ясно! И одна и та же "проезжая часть" может быть вполне законной, но тут же оказаться преступной, если поспорил с полицейскими. И "толпу рассекают с целью усиления общественной безопасности граждан" ("потерпевший" Марченко). Таков мир в их глазах. И я боюсь представить, сколько соотечественников видят его таким же.
"Потерпевшие" омоновцы в суде

Сегодня судья Житников исключил из дела как недопустимое доказательство одну из важных видеозаписей. Это запись камеры с подъезда дома № 3, к.2 по Веерной улице. В деле фигурируют два дома на Веерной. Квартира в доме № 46 принадлежит Артуру Геремееву. Свидетели говорят, что фактически он купил ее для своего дяди, Руслана Геремеева, замкомандира чеченского батальона внутренних войск "Север". В ней он и жил в последнее время, когда бывал в Москве. Там же, судя по всему, жил и его шофер Руслан Мухудинов - "Русик", считающийся единственным известным заказчиком убийства. Ни Артур, ни Руслан Геремеевы в деле не фигурируют. В ней же иногда ночевал (по его словам) и Эскерханов. Вторая квартира, в доме № 3 к.2, снималась теми же Геремеевыми. Там жил обвиняемый в исполнении убийства Дадаев; видимо, ночевали также Артур Губашев и Шаванов. Из этой квартиры Дадаев и должен был отправиться убивать Немцова.

В дело это видео вложили следователи. Еще там есть протокол выемки видео у владельца камер - ГКУ "Мосгортелеком". Передавая следователям записи, служащий отметил, что камера на доме 3 к.2 в эти дни находилась на профилактике и работала с перерывами. Но как-то работала. Только запись не разбита, как положено, по суткам, идет сплошным файлом и без привязки к точному московскому времени. Сказано также, что эта запись, общей продолжительностью 84 часа 32 минуты, содержит съемки с 15:40 25 февраля по 15:30 2 марта.

Дадаев утверждает, что на этой записи - его алиби. Обвинение потребовало эту запись из дела исключить, поскольку нет никаких гарантий, что там точно отражена последовательность всех событий, и невозможно установить их время. Защита заявила, что ни суд, ни обе стороны процесса не являются специалистами в технике видео и не могут судить о техническом состоянии записи. Поэтому прежде всего нужно сделать профессиональную экспертизу. Следствие по совершенно непонятной мне причине этим не озаботилось, хотя явно пыталось запись смотреть и что-то из нее почерпнуть. Еще менее я понимаю, почему этим заранее не озаботилась защита.

Скандальное видео оказалось в распоряжении редакции "Граней". Я не эксперт, но как репортер занимаюсь видеосъемкой уже много лет. И дальше буду говорить только о том, что понял исходя из своего опыта.

Непрерывна ли запись?

1. 84,5 часа записи, естественно, не могут вместить 5 суток, указанные в протоколе. Можно бы сделать вывод (как это сделало обвинение), что в съемках есть большие провалы. Но на записи есть дни и ночи. И каждое утро косяк подъезда окрашивается оранжевым светом восходящего солнца. Это происходит каждые 24 часа около 8 утра. Это согласуется со временем восхода в эти дни (7:28), с учетом того, что в начале путь солнечным лучам перекрывает стоящее в отдалении здание. Рассветов на съемке три. Начинается сюжет ночью. Вывод прост: съемка охватывает не пять суток, а время с ночи (4 часа утра) 27 февраля до 16:00 (примерно) 2 марта. При этом я не увидел на съемке каких-либо нарушений непрерывности записи. Хотя точно это смог бы сказать только эксперт.
Возможно, файл (вернее, т.н. "контейнер" видеофайла) чуть поврежден. Из-за этого, если во время просмотра переключать режимы (быстрее/медленнее, пауза и т.д.), изображение может скакнуть. Если смотреть непрерывно с помощью хорошей программы, все идет плавно.

Впрочем, один сбой записи все же имеется. В 15:03:30 по времени записи (примерно в 17:55 27 февраля) происходит скачок: человек, прогуливающийся возле подъезда, на следующем кадре оказывается в нескольких шагах от прежнего места. Видимо, потеряно несколько секунд. Причина может быть проста: человек этот - один из мастеров, приехавших на белом фургоне-"Газели". Они вели в подъезде (или в одной из квартир) какие-то работы, втаскивали и вытаскивали некие силовые агрегаты. Возможно, при их подключении произошел скачок напряжения и камера на время отключалась. Еще пару раз за все время изображение начинает дрожать на секунду-другую, но не пропадает и не сбивается. Других огрехов я не нашел.

Монтеры с оборудованием и место скачка записи

Привязка к реальному времени

Сами же следователи отмечали, что в ночь убийства Немцова (с 27 на 28 февраля) в одной из квартир подъезда произошел бытовой конфликт. Приезжали полицейский наряд и "скорая". Установлено, что "скорая" прибыла в 00:01, полицейские - примерно на полчаса раньше. Все это есть на видео: полицейские и врачи ходят туда-сюда, уезжают.



Если отсчитывать от этой удобной полуночной точки, все остальное сходится. Включая рассветы-закаты. Включая проходы обвиняемых, которые сопрягаются с вполне надежной камерой дома № 46: не раз они выходят из одного дома и через 10-12 минут (нужные для преодоления этого расстояния) входят в другой.

Алиби?

Теперь о главном. Заур Дадаев, судя по этой записи, 27 февраля входит в подъезд около 4 часов дня. И только в 00:40 из подъезда выходит человек в заметной куртке с мехом на капюшоне. Лица мы не видим, но из всех жильцов подъезда такую куртку мы видим только на Дадаеве (в другой одежде он на записи и не появляется). Человек несет в руке дорожную сумку или саквояж. Вместе с ним выходит, судя по всему, Руслан Мухудинов. Возвращается Дадаев с большой компанией в 2 часа ночи. Если это так, то Дадаев не покидал квартиру весь вечер и стрелять в Немцова в 23:30 не мог.

Дадаев входит в 16:00, выходит в 00:40 и возвращается в 02:05

Да, есть несколько возможностей опровергнуть это алиби.

1. С 4 часов до полуночи все же произошли дважды(!) незаметные (в поле зрения камеры в это время не попали ни один человек, собака или голубь, чтобы определить сбой) и кратковременные скачки съемки - случайные или кем-то созданные умышленно. И Дадаев успел в эти моменты выйти, убить Немцова и вернуться.

2. За вечер из подъезда выходят несколько человек, лиц которых не видно. Возможно, один из них был Дадаевым в чужой одежде, а кто-то вынес его куртку в сумке. Дадаев убивает Немцова в 23:30. В 00:40 сообщник с Мухудиновым выходит в куртке Дадаева. И затем в 2 часа ночи Дадаев, надев свою куртку, возвращается.

Убедительность этих версий я оценивать не возьмусь. Но проверять-то все это надо! И даже если алиби Дадаева будет подтверждено, это отнюдь не означает, что преступной группы не существует. Не означает, что Анзор Губашев и Шаванов не "вели" Немцова до последней минуты. Не означает даже, что Дадаев непричастен. Это значит лишь, что стрелял не Дадаев. Но это же вновь ставит все вопросы по поводу самого момента убийства, оставшиеся неразрешенными. В случае реальности этого алиби в деле уже нет ни оружия, ни убийцы, ни внятного описания, как убивали. И нет многих людей вокруг этого дела, чьи имена постоянно звучат в материалах, а физиономии светятся на кадрах. Это теперь называется "расследованием"?

Вопросы к следствию и обвинению

1. Главная улика против Дадаева - следы пороха, найденные на его одежде и теле (даже за ушами). Но он - военнослужащий. Он утверждает, что "отстреливал" личный пистолет, когда увольнялся из части, приехав в Грозный 1 марта. У столичных следователей нет прав, сил и возможности наведаться в Грозный и провести там следственные действия?

2. Следствие все же посмотрело и описало это видео, даже опросило по нему уборщицу Исоеву, узнавшую некоторых фигурантов. Почему тогда прокуроры включили частично эти материалы в обвинение, но до проходов Дадаева не дошли? Вместо этого написав, что материалы следствия подтверждают признательные показания Дадаева (от которых он отказался). А попутно и ошибившись в привязке к реальному времени.

3. Обвинение настаивает, что алиби опровергают показания полицейских и врачей, приехавших по вызову к соседям. Те говорят, что не видели ни одного "лица кавказской национальности". Но на видео с Веерной, 3 мы видим, что ночью одновременно с одним из полицейских в подъезд заходит Анзор Губашев. Значит, показания неточны? И вообще какое это имеет отношение к кадрам с Дадаевым?

Анзор Губашев и пятно лица полицейского позади него

4. На выброшенной из дела записи есть неизвестные люди, входившие и выходившие из дома вместе с фигурантами. Обвинение уверено, что эти люди не причастны к убийству, или намеренно выводит их из дела?

Если бы это не был суд присяжных, я бы сказал, что своим решением судья заведомо убил любой последующий приговор, который непременно будет когда-либо пересмотрен. Но в случае присяжных невозможна апелляция по сути дела. Любые ошибки и несоответствия фактов -не повод опротестовать приговор. Только грубые процессуальные нарушения. Если таковые не будут обнаружены в действиях суда, важнейший вещдок и все связанные с ним возможности установления истины похоронены навсегда.

Что такое правосудие по-русски? Это не "попрание законов", не "политически мотивированные приговоры", не "нарушение прав на защиту". Это когда судья после почти двух часов "совещания с собой" в совещательной комнате стремительно выбегает в зал и шепотом, невнятной скороговоркой, которую не могут разобрать ни подсудимый, ни адвокаты, ни тем более присутствующие в зале, начинает читать несколько жалких стандартных абзацев решения, миллион раз скопированных и повторенных сотнями судей во всех судах России. При этом даже не бросив в зал беглого взгляда и не заметив, что подсудимого нет в клетке - его не успели привести конвойные после перерыва.

Зал перешептывается в недоумении. Наконец у секретаря хватает решимости сказать об этом судье. Та возмущенно захлопывает свою папку: "Так что же мы тут все сидим?" (хотя во время любого оглашения судьей все стоят). И снова выбегает из зала, чтобы не видеть, как будут заталкивать в клетку подсудимого, снимать с него наручники, как на него будет смотреть мать.

Правосудие - это когда гособвинитель, высокая, стройная девочка с длинными волосами, похожая в своей синей отглаженной прокурорской формочке на школьную отличницу, несмотря на алые ногти и 20-сантиметровые шпильки, делающие ее выше всех в этом зале, изумленно раскрывает невинные глаза на претензии защиты. Защита всего-то ходатайствует о том, чтобы подсудимого не держали в железной клетке, а позволили сидеть в зале рядом с адвокатами. Защита старается, приводит статьи международных кодексов и хартий, пункты отечественного УПК и Конституции, ссылается на решения ЕСПЧ. Во всем мире это давно признано унижающим человеческое достоинство и незаконным. Девочка-обвинитель морщит лоб, чтобы найти слова и объяснить непонятливым. Наконец находит: "Я согласна, что содержание в клетке противоречит международным нормам, но у нас так принято, такие меры традиционно применяются​ ко всем, поэтому не вижу основания делать исключение для Панфилова".

Это я рассказываю о судье Замоскворецкого суда Елене Аверченко и гособвинителе Апухтиной, которые начали сегодня судить болотника Максима Панфилова.

До этого, правда, и судья возмутилась своими коллегами по "правоохранению". Позавчера она была вынуждена отменить назначенное заседание потому, что Максима не доставили из Бутырки, а прокуроры просто не явились без всякого предупреждения. Сегодня выяснилось, что Максиму показали уведомление о назначенном суде только вчера, причем дата на нем была переправлена ручкой с "26" на "28". При том что подсудимый должен быть по закону уведомлен о заседании за пять дней. "И кто же это правил мое постановление о дне заседания?" - негодовала судья.

А чего возмущаться? "Правосудие" по-русски - это когда всем на все наплевать. На законы, которые давно заменены на "у нас так принято". На людей, которых для "правосудия" не существует. Даже на коллег. Каждый крутится как может, решая свои шкурные задачи, пока начальство не прикажет. А если прикажет, можно не беспокоиться за свое профессиональное реноме.



Я уже не понимаю, зачем стараюсь описывать все процессуальные перипетии, статьи, ходатайства, обстоятельства дел. Это все не имеет никакого значения. И девочка с длинными волосами в прокурорской форме не имеет, и опытный судья. Они просто "озвучивают" то, что велено кем-то "сверху". Неважно кем: администрацией президента или председателем райсуда (самым низшим из начальников). А велено, может быть, даже не из-за политики или бабла, а просто ради корпоративного удобства.

Но я все же уважаю свою профессию и потому перескажу, что было.
Прокуратура ходатайствовала о продлении срока содержания Максима под стражей. Судья продлила - на 6 месяцев, до 14 июня. Тяжело больной Максим сидит с 7 апреля. Никаких обоснований продления на такой срок нет, только что "обстоятельства дела не изменились". Ссылок на законы нет, в том числе на необходимый в таких случаях Закон о психиатрической помощи. Не думаю, что начавшийся суд продлится полгода, запрошенный срок - законный максимум, формальность.

У защиты ходатайств было больше.

1. Допустить в качестве защитника Сергея Шарова-Делоне. "У подсудимого хватает профессиональных адвокатов", - сказала обвинитель, и судья не допустила Шарова. Несмотря на то что он уже дважды защищал болотников в разных процессах. Зачем отказали? Какую опасность для себя видят? Да никакой, просто чтоб "много о себе не понимал".
2. Проводить суд в закрытом режиме, чтобы не обсуждать публично массу нюансов реального диагноза Максима и не делать достоянием "лайфньюсов" бредни психиатрических экспертиз "от Сербского". Судья отказала: "Доводы защиты недостаточны для закрытия всего процесса в целом". Это значит, что пресса обязательно в очередной раз должна услышать про "беспорядки на Болотной". А когда дойдет до диагнозов, можно будет и закрыть на время.
3. Не держать его в клетке в зале суда. Судья согласилась с прокурором, что "у нас так принято".
4. Приобщить к делу заключение специалиста - президента Независимой психиатрической ассоциации России Юрия Савенко. Заключения его ассоциации сыграли немалую роль в быстром освобождении другого осужденного к принудлечению болотника - Михаила Косенко. Независимый эксперт не оспаривает заключение официальных о признании Максима недееспособным, но настаивает, что никакой опасности ни себе, ни окружающим он не несет и не нуждается в принудлечении. На это судья согласилась. Уже хорошо.

Максим постригся "под ноль". Его мать, ставшая его официальным представителем (он же "невменяемый"!), сидит рядом с адвокатами. В перерывах, пока адвокаты и журналисты кучкуются в коридоре, обсуждая свои дела, она остается сидеть на скамейке и незаметно плачет. Зальчик маленький, вмещает человек 10, все рядом с клеткой. Приставы и конвой не гавкают на посетителей - все все понимают. Это даже доставляет некоторое удовольствие. И это тоже признак российского "правосудия" - стокгольмский синдром.






Гособвинитель Апухтина


Уходя "думать" о допуске защитником Шарова, судья даже не удосужилась захватить с собой его документы. Все ясно заранее.


Два часа ждем отказов по всем ходатайствам.


Адвокаты и несостоявшийся защитник

Сегодня в суде по делу об убийстве Немцова произошло долгожданное: обвинение огласило показания Анны Дурицкой, данные ею следователям на следующий день после убийства. Это значит, что надежды увидеть ее саму в суде уже нет (закон дает лишь три основания для того, чтобы ограничиться оглашением показаний свидетеля, не вызывая его в суд: тяжелая болезнь, смерть и проживание в ином государстве).

Текст допроса от 28 февраля 2015 года почти не выходит за пределы уже известных фактов. В очередной раз подтвержден маршрут перемещений пары в день убийства. Шереметьево - квартира на Пятницкой - спа-салон (Немцов в это время пешком пошел в студию "Эха Москвы") - ГУМ - встреча в кафе "Боско" в ГУМе - мост. Добавлено, что в пять часов она на полчаса выходила в магазин.

Выяснилось, что накануне они созванивались по телефону (а не при помощи Viber, как обычно) и Немцов предлагал ей на выбор три ресторана, чтобы поужинать. В их числе кроме "Боско" был также Mercedes Bar в гостинице "Украина". Там часто собираются чеченцы определенного круга, бывали там и обвиняемые (известна фотография Эскерханова, бывшего там с Русланом Геремеевым). Возможно, это простое совпадение, но оно вызвало некоторое оживление журналистов.

О самом убийстве - очень кратко. Шла слева от Немцова, за руки они не держались. Услышала хлопок, подумала, что взорвалась петарда, посмотрела под ноги. Сразу же последовала еще серия хлопков, посмотрела направо - Немцов падал. Когда обернулась, увидела быстро отъезжающую машину светлого цвета. Решила, что стреляли из нее. Испугалась, в шоке даже присела. Потом побежала вперед, где остановилась оранжевая уборочная машина. Ее водитель отказался звонить сам, предложил ей самой набрать 112, что она и сделала, сообщив о покушении. Вернувшись к телу, обнаружила возле него молодого человека, который тоже звонил по телефону. Там и оставалась до приезда полиции.

Это не совсем сочетается с известными уже признательными показаниями Дадаева (от которых он потом отказался) и того самого "молодого человека" - пешехода, шедшего поодаль вслед за парой. Дадаев говорил, что, падая, Немцов потащил за собой Дурицкую, - она об этом не упоминает. "Молодой человек" утверждает, что подходил к стоящим у снегоуборщика водителю и Дурицкой и она сама сказала ему, что стреляли в ее друга, а уже после этого он вернулся к телу.

Ничего в показаниях не сказано и о людях, появившихся на месте убийства в течение первых нескольких минут, о чем свидетельствует запись камеры ТВЦ. В частности, о двоих, подошедших со стороны Болотной через две минуты после убийства и еще двоих, еще через три минуты пришедших со стороны Красной площади и вместе с Дурицкой ожидавших у тела приезда полиции. Конечно, это могут быть случайные прохожие. Но точная картина убийства и первых минут после него пока по-прежнему остается непроясненной, Мы также пока не знаем, пыталось ли следствие это выяснить

В последний раз до этого Анна встречалась с Немцовым в Киеве 12-13 февраля. Все время тогда они провели вместе, единственным, с кем встречался Немцов, был журналист Павел Шеремет, убитый в Киеве спустя полтора года.

Деталь, иллюстрирующая напряженность ситуации сразу после убийства: на следующий день следователи прошли с Дурицкой весь ее маршрут по Москве, фиксируя ее комментарии, но не рискнули зайти с ней в многолюдный ГУМ "из соображений безопасности".

Вернувшись на несколько дней назад, чуть дополню описания главных персонажей истории, которая постепенно раскрывается перед нами в суде. На второй день допроса уборщица Исоева рассказала, что Руслан Геремеев (который, по ее впечатлениям, не работал, в основном сидел дома перед телевизором и лишь иногда выезжал в "Президент-отель") раз-два в месяц отъезжал в Грозный на несколько дней.

Неизвестный Джабраил (приехавший в ночь убийства с главными подозреваемыми в квартиру на Веерной, 46, принадлежащую Геремееву), по словам Дадаева, работал не то в МВД, не то в ФСБ и был другом Руслана Геремеева, оставался у него ночевать.

По словам той же Исоевой, жильцы квартиры на Веерной, 46 регулярно молились - по 4-5 раз в день. Пропускал молитвы разве что Русик (Руслан Мухудинов). Напомню, что именно его следствие назвало заказчиком убийства по мотивам жгучей обиды за якобы оскорбленный Немцовым ислам. Исоева последний раз разговаривала с Русиком по WhatsApp 3 или 4 марта. Он сказал, что находится в аэропорту и улетает домой. В последний раз она видела его в сети 6 марта. Как известно, позднее он был объявлен в розыск.

В последние дни обвинение последовательно и не спеша раскручивает историю слежки и убийства, сводя воедино биллинги многочисленных фигурирующих в деле телефонов, фиксацию автомашин камерами наблюдения и сведения о перемещениях фигурантов. Честно говоря, я впервые вижу настолько внятно и старательно выстроенную линию обвинения, которую демонстрирует прокурор Мария Семененко. Правда, она не лишена театральных эффектов и натянутых комментариев (судья несколько раз указывал на недопустимость этого перед присяжными), но в целом видно, что гособвинители подготовились всерьез.

Но сложная, интересная и запутанная история с телефонами заслуживает отдельного описания.

Одна из моих любимых поговорок: "Иногда банан - это просто банан". А в человеческих отношениях причиной множества недоразумений и конфликтов я все чаще вижу проблемы с коммуникацией.

История вокруг отказа Ильдара Дадина от обследования высокопрофессиональным врачом, которое было организовано удивительно оперативно, уже обросла массой домыслов, взаимных претензий и недоверия. А ведь за 10 минут можно было найти самую простую версию, всего лишь поговорив с участниками ситуации. Я задал людям всего лишь пару вопросов. В то время как Ольга Романова и Сергей Шаров разыскивали лучшего врача, договаривались с колонией и обеспечивали доставку в Сегежу доктора и его оборудования, несколько человек обговорили с Ильдаром предстоящее обследование. О чем они ему сообщили?

Адвокат Ксения Костромина знала лишь специализацию врача, не будучи в курсе предполагаемых исследований. Они с Ильдаром обсудили, как и в какой последовательности лучше рассказывать врачу об истории его болезни. Так Ильдар и не отказывался говорить с врачом.

Жена Ильдара Настя Зотова говорила с врачом только в чате. По ее словам, все, что он ей сказал: "Не беспокойтесь, все будет хорошо". Она знала, что будет проводиться электроэнцефалограмма, но не представляла себе, что это такое и как выглядит. Вряд ли это знал и сам Ильдар, который вообще нечасто обращался к врачам.

Сергей Шаров подробно рассказывает, как они договаривались с медсанчастью колонии о предоставлении помещения для суточного мониторинга. Но он не общался с Ильдаром и не мог рассказать обо всем этом. Врач занят своим оборудованием, которое они везут из Москвы, и менее всех представляет себе, что такое тюрьма. "Ильдара привели, он принес постель, для того чтобы обследование могло проводиться во время сна. Но ровно с этого места все пошло криво", - говорит Шаров.

Что же такое суточный мониторинг ЭЭГ? "На голову пациента надевается шлем-шапочка, к которой подключаются регистрирующие электроды. Она удерживается на голове при помощи специальных помочей, крепящихся к эластичному ремешку на груди. Иногда по решению лечащего врача перед исследованием используется легкая премедикация, обычно пациенту дают лекарственные препараты с седативным действием. При проведении процедуры пациенту следует оставаться полностью расслабленным и не говорить". В течение суток пациент должен несколько раз засыпать и просыпаться, оставаясь подключенным к проводам.



Теперь представим себе состояние Ильдара. Он находится в абсолютно враждебном окружении, еще недавно подвергался пыткам и издевательствам. Из колонии пропадают другие заключенные, поддержавшие его протест. Мы не знаем, что ему говорили сотрудники ФСИН и какие истории рассказывали зэки. Одновременно с медицинской темой обсуждалось прохождение им полиграфа, и, насколько я знаю, адвокаты не рекомендовали ему проходить полиграф до обследования врачом. Ильдар не большой специалист в медицине и находится в состоянии постоянного стресса и напряжения. Неожиданно ему предлагают обвешаться электродами и подключиться к какой-то машине, более того - заснуть, принять расслабляющие препараты. Его об этом не предупреждали. Мне не кажется странным, что в этой ситуации человек требует присутствия адвоката на всех непонятных процедурах.

Это лишь мое предположение. Все делалось в страшной спешке и напряжении, общение между очень разными людьми, принявшими участие в судьбе Ильдара, происходило на бегу, по телефону или интернету. К сожалению, вместо того чтобы попытаться восполнить пробелы коммуникации и понять ситуацию, честные бескорыстные люди начинают искать виноватого. Так, может, его и нет вовсе? Обидно, конечно, когда делаешь для человека столько, а оно выходит криво. Но винить в чем-то Ильдара, по-моему, самое нечестное дело. Если свободные люди могут что-то забыть, не учесть и недопонять, то для него ситуация во сто крат сложнее. Кто для кого старается в этой истории, в конце концов?

Процесс над убийцами Бориса Немцова разворачивается не спеша. Большая часть информации, которую узнали присяжные (и журналисты) в первые дни, по жанру скорее напоминает светскую хронику, чем криминальное расследование. Второй шофер Немцова (в день убийства работал его сменщик, которого мы пока не видели) поведал о поездках Бориса Ефимовича на дачу. Администратор Bosco Cafe в ГУМе - о том, чем Немцов ужинал перед смертью. Директор спа-салона - о процедурах, которыми обычно пользовались Немцов и Дурицкая, и их стоимости. Никто из них не видел ни убийц, ни какой-либо слежки, и вызывало их обвинение, видимо, лишь с целью доказать, что Немцов с Дурицкой пришли на мост именно этим путем.

Также присяжные посмотрели на таксиста, выезжавшего на мост за пару минут до убийства. Его регистратор снял, как Немцов с Дурицкой направляются к мосту, обходя слева храм Василия Блаженного. Единственная достопримечательность на съемке - странный "Мерседес", внезапно развернувшийся перед таксистом через сплошную в начале моста. Защита потребовала от суда предоставить данные на эту машину, но судья отказал, предложив адвокатам самим разыскать неизвестный "Мерседес".

Наконец, дело дошло до криминалистики. Здесь произошло первое сражение защиты с обвинением, которое начало зачитывать присяжным протоколы осмотра места преступления. Адвокаты нашли в них ряд процессуальных недочетов.

Адвокаты не раз разъясняли свою позицию. Одним из доказательств вины служит идентичность гильз с места убийства и патронов, найденных при обыске в Малгобеке, в доме, где якобы жил Дадаев. Адвокаты зацепились за то, что гильзы были еще только направлены на экспертизу 1 марта, 2 марта "Коммерсант" уже сообщил о дате и месте их производства, а 7-го аналогичные патроны были обнаружены в Ингушетии. Небрежность оформления при упаковке гильз и намеренные утечки информации, по их мнению, могли быть умышленными для дальнейшей подмены. Хотя все данные о патронах легко узнать из их маркировки, которую видела куча людей в ночь после убийства.

Адвокат Дадаева Марк Каверзин считает, что совпадение патронов является основой всех доказательств в деле, а все остальное появилось лишь вследствие этого. Иное мнение у Вадима Прохорова, представляющего интересы семьи Немцова. Изучив материалы дела, он уверен в виновности как минимум троих из пяти обвиняемых и считает, что они заслуживают пожизненного заключения. Что до процессуальных недочетов, то, по его словам, в деле их еще будет немало, поскольку сегодня следователи не умеют и не привыкли работать строго по закону.

Для прояснения суд согласился вызвать свидетелями следователя, выезжавшего на убийство, женщину-криминалиста, проводившую фотосъемку, следователя, отправлявшую эти конверты на экспертизу, еще одну женщину, проводившую экспертизу гильз в Институте криминалистики ФСБ, и одного из двух понятых, наблюдавших за осмотром места убийства. Да, криминалист снимала гильзы на своем планшете, подложив лист бумаги, поскольку было темно, грязно и мокро. Никто точно не помнит, кто под чем ставил подпись, но все они достаточно схоже описали действия следственной группы и антураж, узнали конверты, а их рассказы звучали вполне естественно.

После этого судья отклонил ходатайство защиты об исключении из числа доказательств всех протоколов с места преступления и экспертиз патронов. При этом судья согласился было вызвать на допрос генерала Краснова, который вел вел следствие поначалу. Это вызвало ажиотаж у журналистов (Краснов известен расследованием громких дел - группы "БОРН", убийств Маркелова, судьи Чувашова и др.). Однако сразу Краснов не явился, а после проигрыша защитой "битвы против протоколов" надобность в нем вроде бы и отпала.

Наконец, присяжные узнали о расположении гильз, пуль и ран на теле Немцова. Гильз (и, соответственно, выстрелов) было шесть. Три нашли на лестнице, ведущей с моста (они улетели туда, видимо, после первых трех выстрелов, сделанных сзади, когда убийца нагнал идущую пару). Три других - на асфальте: две на тротуаре и одна на проезжей части. Видимо, выстрелы были сделаны уже с другой позиции - со стороны дороги. Это соответствует первоначальной версии, что Дадаев, уже убегая, обернулся и выстрелил еще несколько раз. Хотя и тут могут быть нюансы. И, на мой взгляд, пока остается вопрос, как мог убийца проделать все это за три секунды, на которые всех троих скрыл от камеры ТВЦ проезжающий снегоуборщик.

Три пули остались в теле, две - рядом. Один выстрел был мимо, пулю не нашли. Из ранений три сквозных и два слепых. Четыре пули вошли в тело сзади: три довольно кучно посередине тела и одна заметно выше. Одна - спереди слева. Это может вызывать вопросы, но все зависит от деталей, которые, надеюсь, будут озвучены криминалистами: как было ориентировано падающее и лежащее тело, откуда точно и в какой момент стрелял убийца. И главное - все пули были выпущены из одного ствола. Если экспертиза достоверна, это отметает многие конспирологические версии. Напомню, что пистолет так и не был найден.

Отдельная история посвящена тому, как добывались показания обвиняемых. Дадаев и братья Губашевы заявили, что их похитили на день раньше официального задержания, что пытали током. По их словам, оперативники сказали, что убили Шаванова (по официальной версии, он подорвался на гранате) и угрожали им тем же, грозили бедами родственникам. По словам Анзора Губашева, ему пообещали, что отпустят его брата Шадида, если Анзор уговорит его дать показания против себя самого, что он и сделал. Сам Шадид также жаловался на пытки и угрозы: "9-го пришел Краснов и эфэсбешник какой-то, он угрожал. Говорил даже: твою судьбу решил сам Путин". По этому поводу судья согласился запросить журнал посещений изолятора в те дни. Но выяснения обстоятельств следствия проходят по закону без присяжных.

Следующее заседание - во вторник. Напомню, "Грани" ведут твиттер-трансляции из зала суда.

Следствие по делу болотника Максима Панфилова завершено, скоро суд. Уже второму фигуранту Болотного дела грозит принудительное психиатрическое лечение, поскольку экспертиза Центра имени Сербского признала его невменяемым. Первый, Михаил Косенко, вышел из спецпсихушки очень быстро - врачи сочли, что ему там нечего делать.

Есть два пути, если тебе подают знак надежды: затихнуть, чтобы "не сглазить", или продолжать говорить о несправедливости. Я уверен, что быстрое освобождение Косенко во многом объясняется тем вниманием, которое к нему было привлечено. Скандал разгорелся в профессиональном сообществе психиатров, шумели правозащитники, Amnesty International признала его узником совести. Поэтому сегодня необходимо говорить о Максиме.

Надо понимать, что в Болотном деле не может быть оправдательного приговора или освобождения. Это просто запрещено. Когда оказывается, что выдвинутые обвинения совсем уж абсурдны, у исполнителей воли государства (следователей, прокуроров, судей - а они тоже люди и не хотят подставляться) есть несколько выходов:

1. Приговор ниже низшего, когда человек уж совсем очевидно невиновен (Савелов, Белоусов, Непомнящих).
2. Амнистия (когда так и не удалось доказать применение насилия к полицейскому, а значит, и участие в массовых беспорядках, ибо никаких других признаков массовых беспорядков найти не получалось).
3. Объявление человека сумасшедшим (Косенко).

Для того чтобы приговорить человека к принудлечению, необходимо доказать его "общественную опасность". В случае Косенко государству повезло: защита досконально доказала его невиновность, но у него был легкий психиатрический диагноз. Человек жил себе тихо, пил антидепрессанты и читал книги. Если бы он не решил сходить на митинг, жизнь его вряд ли привлекла бы чье-то внимание. Михаила полгода держали в тюрьме без лекарств. Потом, чтобы "отработать" приговор, судмедэкспертиза изменила его диагноз на предполагающий ту самую "общественную опасность". И неважно, что там было еще написано, как назвали его болезнь. Именно эта "опасность", а не конкретный диагноз или лечение (то есть забота о самом человеке) становится главной задачей государства и подвластных ему "врачей". Именно эта "опасность" стала главным ярлыком, приклеенным пропагандой ко всем болотникам.

В случае с Панфиловым, казалось бы, ничто не мешает его осудить: он сам признался, что снял с полицейского шлем. Страшное преступление для Болотного дела! Но Максим тяжело болен, и это видно всем. Вероятно, и обвинители понимают: пребывание в тюрьме может быть для него смертельно опасным. Болотники стали объектом мирового внимания, ЕСПЧ принимает по ним одно решение за другим, все не в пользу нашего государства. И с ним решают поступить так же, как с Михаилом Косенко. А в чем разница?

Максим, как и Михаил, жил себе незаметно. По словам матери, страдал от одиночества. Симптомы синдрома Туретта, которым он болен, - страшные тики из судорог и непроизвольных невнятных выкриков - не особо располагают к общению. Это за границей существуют сообщества страдающих этой болезнью, о них снимают сочувственные фильмы, они становятся даже виртуозами-парикмахерами - мы пока до этого не дожили. В 2011-м Максим нашел, казалось бы, общественное призвание и компанию - присоединился к наблюдателям на выборах. С этими новыми друзьями и поехал в Москву на митинг.

Наверное, ему было трудно в такой толпе. Мать подтверждает типичную для этой болезни реакцию - тики усиливаются в присутствии посторонних людей, особенно проявляющих агрессию в отношении больного. На Болотной он получил сполна: народ гоняли туда-сюда, сжимая в кольцо, про агрессию тоже сказано достаточно. В очередной раз ОМОН врезался в стоящих на крошечном пятачке людей, прижимая их к самому парапету канала. Позади была вода, спереди - цепи ОМОН. Кадры показывают, что Максим попытался вырваться из толпы, уйти с этого места, но было некуда. Прямо перед ним вырос омоновец с дубинкой, и Максим сдернул с него шлем. Тут же бросил на землю и вновь попробовал протиснуться прочь. Здесь его и повязали. Кто же создавал там эту самую "общественную опасность"?

Потом он четыре года спокойно жил дома. В общественную жизнь больше не совался. Потом за ним пришли. Прежде чем отправить на экспертизу, полгода держали в камере без лекарств (как и Косенко). Когда болезнь обострилась до крайности, признали опасным ненормальным. Теперь ему предоставлен издевательский выбор: пытаться оспаривать диагноз, чтобы угодить на 3,5 года в колонию, как Денис Луцкевич (его тоже обвиняли в сдергивании шлема), или сидеть в режимной спецпсихушке.

Я не врач и не могу обсуждать диагноз. Я только знаю, что общество в отношении больного человека должно руководствоваться двумя принципами: его благом и безопасностью окружающих. В чем для него польза от сидения на зоне или в сумасшедшем доме? И какую безопасность обеспечит это решение обществу, если полиция и дальше будет давить и врезаться, а больной Максим окажется в самых мучительных для себя условиях?

Чего добивается государство? Очередных разгромных решений ЕСПЧ? Изгнания российских врачей из международных организаций, как 30 лет назад? Не полезнее ли отпустить наконец человека домой, прекратив его мучения, избежав очередного скандала, просто позаботившись об обеспечении его нужными лекарствами?

Скудная и противоречивая информация по делу об убийстве Немцова приходила к нам в основном в первые недели. Это были не то умышленные сливы, не то фантазии журналистов. Основными источниками были LifeNews и Росбалт, а также Интерфакс и "Коммерсант". Поэтому я ожидал, что следствие припасло к суду много совершенно неизвестных ранее аргументов. Первые заседания зародили у меня сомнения. Следствие озвучило уже известную из СМИ версию, вызвавшую немало вопросов.

Суд присяжных сильно отличается от обычного уголовного суда. Присяжным предъявляют только те доказательства, которые суд сочтет непреложно установленным фактом. Поэтому все начинается в отсутствие присяжных: обвинение и защита спорят о допустимости материалов дела, которые предстоит продемонстрировать присяжным, об их достоверности, происхождении, корректности процессуального оформления, о том, как работало следствие. Всего этого присяжные знать не должны.

Поэтому в первые дни обвинение не смогло зачитать присяжным протоколы осмотра места преступления и такой важнейший документ, как описание найденных там гильз. Защита возражала против их оглашения, потому что усомнилась в их достоверности. На фотографиях, приложенных к протоколу, каждая гильза снята на том месте, где была обнаружена. Видно место, но сами гильзы слишком мелки, чтобы разглядеть детали. А фотографии, на которых они крупным планом и читаются маркировки, сделаны, по утверждению защиты, неизвестно где, на чистом листе бумаги. В самих протоколах эти маркировки не упомянуты, поэтому непонятно, где и что лежало на самом деле. К тому же на этих снимках нет подписей понятых. Адвокаты прямо заявили, что совпадение маркировок этих гильз с теми, что были найдены через несколько дней при обыске в Ингушетии, дает им основание подозревать, что либо одни, либо другие были просто подброшены. Судья решил отложить решение вопроса. Видимо, для разъяснения в суд будут вызваны составлявший протокол следователь и понятые.

Но попутно зрителям стало известно, что гильзы эти оказались разбросаны в самых разных местах - это противоречит версии, что Дадаев стрелял с одного места практически без остановки. Он сам неожиданно взял слово и эмоционально, но вполне внятно объявил: "Я профессионал и понимаю в оружии. Если бы я стрелял как говорят следователи, так - бах-бах-бах-бах, - то все гильзы должны были лететь в одну сторону, вправо, и лежать рядом". Дадаев вообще довольно активно и уверенно комментирует действия суда, и судья Житников относится к этому вполне терпимо.

Обвиняемые все держатся довольно уверенно, смеются, немножко наигрывают. Так, Тамерлан Эскерханов в первый день заявил, что "не понимает этого казенного языка", и просил объяснить ему на "простом деревенском чеченском", тут же перейдя на родной язык и позабыв русский, на котором только что говорил весьма чисто. При этом не теряют этакой восточной учтивости: дружно привстают, чуть склонив голову, когда судья обращается к ним с каким-то коллективным вопросом. Из адвокатов пока больше усилий и успешнее других берет на себя защитник Дадаева Марк Каверзин - кажется, единственный в команде столичный адвокат.

Если представление доказательства согласовано судом, то в зал приглашают присяжных. Первое появление этих 22 человек (12 основных и 10 запасных присяжных) произвело на меня немного странное впечатление. Показалось, что этих разных людей объединяет какое-то неуловимое сходство. Возможно, возраст - у подавляющего большинства он выше среднего, а может, еще что-то. Я отнюдь не желаю сказать дурное про незнакомых мне людей, но мелькнула мысль: это то, что и должно присутствовать в идеальном присяжном, - абсолютно нейтральный человек.

Выступил в суде и первый свидетель - один из двух водителей Бориса Немцова, Сергей Агеев. Я не очень понял, зачем он нужен был обвинению. В день убийства Немцова возил его сменщик, Дмитрий Петухов. Единственное, что сообщил Агеев по сути обвинения, - что за последнее время ни разу не замечал слежки или чего-то подозрительного. И что следить за подъездом Немцова было довольно сложно, поскольку вход и въезд во двор открывались охраной только для жильцов дома. Все это было "против" обвинения. Правда, он опознал Немцова и Дурицкую на показанных ему и присяжным кадрах с камер наблюдения в ГУМе. Они попали в камеры только по отдельности, ходили по рядам, видимо, в поисках друг друга, но этого мы так и не узнали. Потом вместе вышли на Красную площадь, откуда должны были бы пойти на мост, но "гумовская" съемка на этом заканчивается.

Потом всем показали главную видеозапись в деле - с камеры наблюдения ТВЦ, стоявшей на противоположной стороне Москвы-реки и запечатлевшей всю мизансцену преступления. Правда, в очень мелком масштабе. На большом экране ничего разглядеть было невозможно, поэтому прокуроры обошли присяжных с ноутбуком и раз пять прокрутили запись, каждый раз для трех-четырех человек. Агееву показали персонально, но он все равно не признал Немцова с Дурицкой. Да это и невозможно: фигуры людей выглядят на записи маленькими темными точками.

Отвечая на вопросы прокуроров, Агеев рассказал, что "Дурицкая была девушкой Немцова около двух лет и живет в Киеве". Что она приезжала примерно раз в месяц. Что он возил Бориса Ефимовича в основном на дачу в коттеджном поселке "Бенилюкс" на Новориге или в офис ПАРНАСа, находящийся недалеко от дома. А больше особо никуда. Водитель забыл даже про депутатство Немцова. Интересовался Немцов, по его словам, в основном спортом, что читал - Агеев не видел, какие газеты предпочитал - вспоминал с трудом. Учитывая, что прокуроры, еще прокручивая видео из ГУМа, старательно называли имена дорогих бутиков, в которые заходила Дурицкая, весь этот допрос постепенно создавал образ этакого светского повесы, но никак не политического деятеля. Не хочу быть конспирологом, но будь я присяжным, вряд ли смог бы почерпнуть что-то еще из этого допроса.

Основные действия на процессе только разворачиваются, надеюсь, что следующие дни окажутся продуктивнее.

В том, что болотник Максим Панфилов серьезно болен, следователь Уранов смог убедиться достаточно быстро после его ареста, и, похоже, его это не сильно обрадовало. Сейчас возникает подозрение, что следствие нашло для себя выход из неприятной ситуации, решив поступить с Максимом так же, как в свое время с Михаилом Косенко. Действительно, иметь тяжелобольного обвиняемого слишком хлопотно. Гораздо выгоднее представить очередного болотника опасным психопатом и направить его на принудлечение.

По этическим соображениям я не могу пересказывать все симптомы заболевания Максима. Что такое синдром Туретта, легко понять, набрав это словосочетание в YouTube. Однако страдающие им люди совершенно вменяемы. Они осознают, что с ними происходит, и это делает их муки еще тяжелее. Симптомы этой неврологической болезни могут многократно усиливаться при постоянном пребывании на людях, в обстоятельствах ограниченного пространства и при проявлении агрессии со стороны окружающих. Я не знаю, как сказались на поведении Максима давка и атаки полиции на Болотной. Но в тюрьме он находится в маленькой камере на восемь человек. По его словам, с ним сидят бывшие полицейские - явные антагонисты, учитывая его 318-ю статью.

За последнее время Максим трижды писал обращение к руководству СИЗО-5 с просьбой о медицинской помощи. Пять запросов об оказании помощи передали в медчасть его адвокаты. На два из них получены ответы, что заявления зачем-то переправлены в медчасть ФСИН по Москве. К Максиму за это время врач так и не зашел.

До этого фельдшер передал Максиму неизвестные таблетки, отказавшись сказать, что это такое и от какой болезни. Адвокатам было заявлено, что Максима «лечат достаточно», а феназепам (который он принимал дома) без рецепта специалиста давать в любом случае не будут. Специалист его пока не осмотрел.

Следствие вроде бы все сделало правильно: по ходатайству адвокатов изъяло в Астрахани все медкарты Максима и передало их в медчасть СИЗО под официальную бумагу. Так что теперь за него отвечают медики. Но почему ему не помогают, так до конца и непонятно.

«Своими заявлениями вы только создаете бумажную волокиту и мешаете нам его лечить», - упрекнул защитников начальник медчасти Валерий Иващенко. Но его и не пытались лечить. Видимо, все время уходит на писание ответов.

В среду посетители и журналисты не попали в Мосгорсуде на апелляцию по решению Басманного суда, продлившего арест Панфилова. Сперва мы по непонятной причине почти пять часов прождали начала заседания. А в последний момент нам сообщили, что заседание будет в другом зале, все туда побежали, пристав пропустил адвокатов и тут же закрыл дверь перед носом у остальных, заявив, что заседание уже началось.

Увидеть Максима, участвовавшего в заседании по видеосвязи, смогли только его адвокаты. Они поразились тому, насколько резко ухудшилось его состояние за последние две недели. "Я еще ни разу не видел его таким", - сказал адвокат Сергей Панченко. Возможно, публику и не пустили в зал, чтобы никто не увидел, как Максим в судорогах бьется о прутья решетки. Что происходило с Панфиловым в последнее время в тюрьме и получал ли он какие-то препараты, узнать не удалось.

Больше месяца назад Максима направили на судебно-психиатрическую экспертизу, но до сих пор он остается в СИЗО. В медчасти сказали: это потому что у них нет пробирок, чтобы сделать необходимые для отправки в Центр Сербского анализы. Я думаю, если еще немного помариновать его тюрьмой, «довести до кондиции», спецам из Сербского будет легче поменять ему диагноз на особо опасный психиатрический, как они это сделали с Михаилом Косенко.

Три года назад я писал о Михаиле Косенко:
"Суть происходящего проста: человека с безобидным депрессивным диагнозом обвиняют в опасном для общества преступлении. Для этого ему сперва радикально меняют диагноз. А затем держат в совершенно неприемлемых для его реального диагноза условиях. Изматывают прессингом мучительного ожидания. Чтобы потом сказать: "Вот видите!". Человека методично и последовательно сводят с ума в корыстных целях". Кажется, это становится стандартным приемом в Болотном деле.

Уже давно и регулярно ЕСПЧ признает условия содержания заключенных в российских СИЗО пыточными и противоречащими статье 3 Европейской конвенции о защите прав и основных свобод. Для Максима Панфилова это по определению пытка в связи с его диагнозом.

После того как Максима Панфилова, последнего из арестованных болотников, заключили под стражу несмотря на серьезный неврологический диагноз, о нем как-то подзабыли. Между тем, поводов вспомнить хватает.

К примеру, защита получила протоколы суда по аресту. Оказалось, что они изрядно отличаются от аудиозаписей заседания, имеющихся у адвокатов. "Протоколы содержат не просто искажения или ошибки, - говорит адвокат Максима Сергей Панченко. - Они практически полностью игнорируют все аргументы защиты, связанные со ссылками на Европейский суд. Я не думаю, что судья выполнял какое-то указание сверху. Скорее это типичный пример самоцензуры, опасение проявить хоть малейшее "потакание" защите".

Пропали не только ссылки на ЕСПЧ (включая упоминание дела "Фрумкин против России", в котором суд фактически возложил на полицию вину за все произошедшее на Болотной). Из протоколов "выпали" слова матери Максима о том, что он вынужден принимать весьма серьезные лекарства, или о прохождении им комиссии на инвалидность. Налицо желание суда не замечать серьезного диагноза Максима. Адвокат связывает это с жесткой установкой нашего государства на содержание человека в тюрьме невзирая ни на какие доводы милосердия. Не вошла в протокол и замечательная реплика следователя Уранова о том, что "юридическая квалификация действий Панфилова для решения вопроса об аресте не столь важна, как наличие административных протоколов за распитие спиртных напитков в общественных местах (давно утративших силу за истечением срока давности. - Д.Б.)".

Вот некоторые фрагменты протоколов судебного заседания и целые куски текста, оказавшиеся "потерянными". Все цитаты подтверждаются аудиозаписями заседания, имеющимися в распоряжении адвокатов и редакции.

Как положено, адвокаты, получив на руки протоколы, направили судье свои замечания. Обычно суд адекватно реагирует на такие вещи, если они вызваны техническими причинами (ошибками ведущего запись секретаря и пр.). Но судья Басманного суда Валентина Левашова в ответ выдала изумительное постановление: "В протоколах в полном объеме отражен ход судебного заседания". Не было этого, и все!



"Зачем с таким апломбом принимать закон о необязательности решений ЕСПЧ, а затем стыдливо стирать любые упоминания о нем из судебных документов?" - недоумевает адвокат Максима.

Остается снова вспомнить Сергея Кривова. Смеялись над ним: что за упертый буквализм - устраивать голодовку из-за отсутствующих или неточных протоколов суда? Ну вот они - судебные протоколы в Болотном деле...

Но и это еще не все чудеса в деле Панфилова. В среду на 14:45 назначена апелляция на постановление об аресте в Мосгорсуде. И на завтра же, на 11:30, - уже давно ожидавшаяся медицинская экспертиза в психиатрической больнице № 1 им. Н.А. Алексеева, куда с самого начала направило Максима следствие. На всякий случай один из адвокатов Максима будет дежурить в суде, другой - в больнице (защита получила право присутствовать при проведении исследования).

Сергей Панченко считает, что скорее всего рассмотрение апелляции будет отложено. 8 июня истекает срок ареста. За семь дней до того в суд должно поступить ходатайство от следствия о продлении ареста. Вряд ли за это время успеют назначить новое апелляционное заседание. То есть, как уже не раз бывало в Болотном деле, обвиняемого успеют уже "в очередной раз арестовать" и только потом рассмотреть жалобу на арест предыдущий. В обычных уголовных делах такого, как правило, не допускают. Но в Болотном деле система с маниакальной страстью идет на что угодно, лишь бы не выпустить человека из тюрьмы. Ни на один день. Вспомнить хотя бы, как ни на каких условиях не отпускали Андрея Барабанова на похороны бабушки. Ни анекдотичность доводов следователей, что студенты будут оказывать давление на свидетелей-омоновцев, ни сляпанные под копирку обвинения, ни даже очевидная ошибка следствия, спутавшего Дмитрия Бученкова с другим человеком, не играют никакой роли. Однажды попавший в маховик Болотного дела человек должен сидеть!

Про тверского блогера Андрея Бубеева я уже писал. Как его сперва Следком за записи "Вконтакте" про Украину посадил на год, а затем, чтобы не отставать от коллег, еще и ФСБ дело возбудила. Про то, как следователь забыл оформить положенными протоколами действия оперативника, которые сами по себе никак судом не могут рассматриваться. Как напутали с разными адресами страниц - непонятно, на какой что опубликовано было. Про эксперта, который почему-то на два вопроса следствия дал только один ответ.

А адвокат Светлана Сидоркина знай себе копается в деле и выуживает все новые ляпы. Сегодня вскрылся еще один феномен. Дело основывается на том, что оперативник ФСБ Подобуев с двумя невесть откуда взявшимися девушками-понятыми "осмотрел" у себя в кабинете аккаунт Бубеева и нашел там кучу экстремизма. Эти две девушки - единственные свидетели. Потом страницу заблокировали - видимо, по представлению того же опера. Так что теперь там вообще ничего нет.

Так вот, акт осмотра страниц (который сам по себе и так не может быть доказательством в суде, о чем сказано выше) составлен 12 февраля 2015 года. В нем перечислено много "подозрительных" записей Бубеева - с запасом, чтобы было из чего выбрать для обвинения. Начинает опер Подобуев еще с декабрьских записей, потом переходит на январь, февраль. А потом, забывшись, описывает записи, сделанные Бубеевым 20 мая. Повторю: осмотр якобы был и акт составлялся 12 февраля.

Одно из двух: либо опер т.Подобуев, а с ним и две свидетельницы - провидцы. Либо акт сфальсифицирован. И теперь непонятно: был ли этот осмотр, присутствовали ли при нем свидетельницы? И вообще были ли на странице Андрея Бубеева какие-то записи? Теперь Бубеев у них есть, а дела фактически нет. А человек сиди

Судья снова вызвал опера Подобуева для повторного допроса. Адвокат настаивает, чтобы местное ФСБ предоставило записи посещений здания для проверки того, приходили ли 12 февраля туда свидетельницы. Уверен, они с легкостью принесут "книгу посещений" с нужными именами. Только они снова окажутся на какой-нибудь не той странице. Или год перепутают. Если не век.

Листы из "Акта осмотра интернет-страниц Андрея Бубеева:

Акция протеста против сноса Таганской АТС на Покровском бульваре

В России кризис. На границе России война. Вокруг санкции. Но в Москве бум сносов и строительства. Люди теряют работу. Но строятся элитные апартаменты и торговые центры.

Вся "политика" в стране фактически запрещена. Любые политические идеи, движения и персоны дискредитированы. Но люди по всей Москве все больше выходят на митинги против сноса старых домиков и строительства на их месте коммерческих монстров.

Можно предположить, что скрытое недовольство жизнью всегда найдет выход. Но ведь не голодаем пока. Дело и не в домиках. Здание Таганской АТС, против сноса которого вчера на Покровском бульваре собрались сотни людей, - лишь символ. Пусть оно и памятник уникальной архитектуры конструктивизма, которую изучает и ценит весь мир. Но, честно говоря, красоты московским бульварам оно не придавало никогда. Да, на его месте построят какую-нибудь громадину, а не гармоничный для этого места особняк. Но и не в этом дело. Там будет элитное жилье, а не детский садик, но дело даже не в этом.

Люди выходят протестовать, когда вообще "достало". Это слово я слышал на рубеже 90-х в Москве. Оно же постоянно звучало зимой 2014-го в Киеве. "Достает" разное, но больше всего ложь и обида. Человек терпелив и доверчив, его можно во многом убедить. Но его нельзя оскорблять. Откровенным издевательским пренебрежением, обманом, который даже не пытаются скрыть. Ведь и зимой 2011/12 годов волна протестов была в первую очередь обидой на на наглую, открыто заявленную "рокировочку". На 146% на выборах. Ну будьте скромнее - все бы спокойно прошло.

Дело не в домиках. Сперва утвердили общественные слушания как обязательное условие любого строительства. Людям сказали: наконец-то вы сами будете участвовать в решениях по всем вопросам вашей среды обитания. Теперь слушания отменили. Зачем давать, если все равно отнимешь? А люди уже поверили, что имеют право. Поэтому на градозащитных митингах чаще всего звучит: "Мы хотим сами решать". Власть всегда отписывается. Но нельзя писать, что здание в конструктивистском стиле "не имеет исторической ценности, потому что на нем нет лепнины". Или, срубив 50 дубов, заявлять, что их тут вовсе и не было. Это уже издевательство. И на этом издевательстве почему-то всегда построена русская жизнь.

Я не понимаю, зачем власть имущим это нужно. В их собственности все ресурсы страны, у них есть вполне покладистый народ. Видимо, они просто не умеют иначе жить. Самые "запредельные" гопники водятся не в Люберцах и Купчине, а в рублевских особняках и правительственных зданиях. Эта чисто гопническая психология - не просто обобрать, а еще поизгаляться. Плюнуть в избитое лицо, помочиться на пальто уже ограбленного и лежащего у твоих ног. Они неплохо владеют технологиями властвования. Но преодолеть эту свою сущность не могут.

"Горячие точки Москвы" множатся с каждой неделей. Жители, опасающиеся ходить на политические митинги, дерутся с ЧОПом и противостоят полицейским во дворах и скверах. Казалось бы, при чем тут политика? В субботу в разных районах Москвы одновременно пройдут пикеты, акции и сходы по градостроительным проблемам.

Митинг против строительства в парке Дубки

Люди останавливают строительную технику

Вчера в Замоскворецком суде я наблюдал вынесение приговора "русскому поэту" Николаю Боголюбову. Его стихов достаточно в сети, рекламировать не буду. Обвинения по ч.1 ст.282 и ч.1 ст.280 УК ("возбуждение ненависти" и "призывы к экстремизму"). По каждой из статей несколько эпизодов, предельное наказание по каждой - до 4 лет колонии. Боголюбов публиковал тексты в книгах издательства "Долой зло!" и сам торговал ими в разных местах. Посвящены они в основном ужасам "жидовского засилья" на Руси.

Все вроде бы знакомо по другим подобным делам - суд, приставы, статьи, экспертизы, вызывающие скорее приступы смеха, чем ужаса (который по замыслу должны бы вызывать). Неряшливость следствия, подмененные вещдоки (в виде книг). Но никогда не бывал на "идеологических" судах над националистами, поэтому некоторые картины изумили. В зале суда есть люди с иконами. На процессах над демократической оппозицией с посетителей едва ли не силой снимали значки с безобидной символикой, рыскали по сумкам в поисках любой "агитации". О том, чтобы развернуть в зале плакат, и речи быть не могло. Насколько понимаю, икона - тот же символ идеологии, демонстрация несогласия с судом. Но все заседание несколько человек простояли со здоровыми иконами, и никто на это не реагировал.

Судья по обыкновению читает приговор тихой монотонной скороговоркой. В зале временами поднимается крик: "Не слышно, громче!". Приставы в некотором смущении шипят: "Ну перестаньте, тише, тише". А судья, сбившись с ритма, вдруг начинает стараться читать громче и с выражением. Опять же вспоминается, как вытаскивали из зала едва пикнувших зрителей на процессе по Болотной.


Николай Боголюбов (в центре), адвокат Оксана Михалкина и защитник Вячеслав Дацик

Посетители из "православной группы поддержки", кажется, еще более наивны в вопросах судопроизводства, чем из "либеральной" (в основном они обсуждают, что "если русского поэта осудят, это будет геноцид"). Думаю, "наших" просто больше били. С одной стороны, приятно видеть людей, все еще уверенных в своих правах и в том, что суд - это для них и про них. С другой - все же обидно, что власти к кому-то относятся более терпимо, чем к тебе.

Тексты, о которых идет речь, немыслимо юдофобские. Но это именно творчество, "полет души", а не политическая программа или манифест. Обсуждать всерьез высоту этого "полета" невозможно - у каждого свои представления о прекрасном. По-моему, это вопиющее графоманство. В основе их, безусловно, искренние убеждения автора. Ну вот так он видит мир - как беспрерывную трагическую борьбу Добра со Злом. Как истинный маргинал, он видит чертей в каком-то одном явлении, выбранном воспаленным сознанием: в евреях.

На самом деле Боголюбов - этакий Стомахин наоборот. Реальный смысл (или отсутствие оного) в текстах обоих трудно постичь уже из-за одной только формы: читать это отвратительно и скучно. Возражать этому бессмысленно, бороться (если ты придерживаешься иного взгляда на мир) - только создавать ненужную рекламу. Поэтому говорить тут можно не о явлении, а о реакции на него государства. И вот с ней я никак не мог согласиться. Воевать уголовными статьями с любым словом и убеждениями, на мой взгляд, совершенно недопустимо. Потому что, присваивая себе роль арбитра в споре идей и слов, государство неизбежно начинает включать в этот спор собственные интересы. И вот тут можно поговорить о справедливости.

В первом процессе Борис Стомахин обвинялся по тем же статьям. Только по 280-й часть была вторая, а не первая, как у Боголюбова ("призывы с использованием прессы или интернета"). Она лишь чуть более "тяжкая" (на год предельного наказания). Оба, вроде бы, "призывают уничтожать" - каждый свое "Зло". Один видит воплощением Зла русскую нацию, другой - еврейскую. А в отношении к большевизму так вообще сходятся. Стомахин получил по первому приговору пять лет лагеря. Боголюбов - год исправительных работ и штраф 200 000 рублей.

В деле видна попытка обвинить Боголюбова в "антигосударственности". В экспертизе читаем: "В книге Н. Боголюбова «Заря близка!» содержатся призывы к деструктивным действиям по отношению к современному российскому государству: Разгромить этот Ад! Разнести эту гипермашину, Жечь и жечь эту мразь <...> Кремль трижды взорвать". Есть там и пугливое цитирование про Путина: "В то же время в текстах Боголюбова выражено резко критическое отношение к современной политической власти. В стихотворении «Путин, мутин, ртутин, жутин...» негативное отношение автора к Путину выражено в том. что он ставит фамилию Путина в один ряд с другими изобретенными им говорящими фамилиями мутин и жутин, производными от глагола мутить..." Еще более смешна (но показательна) слабая попытка обвинить автора в нелюбви к Сталину: "В книге выражено и резко негативное отношение и к Сталину, фамилия которого также пишется с маленькой буквы как имя нарицательное".

Но во всем этом "безобразии" поэта обвинить не решаются - только в юдофобии и оправдании холокоста (хотя статья 354.1 УК - "реабилитация нацизма" ему, слава богу, также не вменена). В чем же разница между этими двумя идейными радикалами? Почему с иконой в зал суда можно, а со значком "Комитет 6 мая" нельзя?

Это не значит, что я призываю Боголюбова на пять лет укатать. Напротив: и его, и Стомахина, и всех остальных "идейных экстремистов" необходимо оставить в покое и дать наконец гражданам самим разобраться, какие стихи и идеи им нравятся.

На десерт пара цитат из многочисленных экспертиз в деле:

"Употребление дореволюционных графем (ъ, ѣ, і, ѵ) в тексте анализируемой книги, вероятно, имеет идеологическое значение и свидетельствует о приверженности прошлому и неприятию советского".

"На с. 90 приведены иллюстрации свастики, начертанной рукой Царицы-Мученицы Александры на стене Ипатьевского дома. Н. Боголюбов сообщает читателю, что свастику очень любили Святые Царственные Мученики (с. 89), он называет свастику святой. Таким образом, в тексте содержатся лингвистические признаки пропаганды идеологии фашизма".

"В текстах создается исключительно негативное, враждебное отношение к группе лиц, выделяемой по совокупности национального и религиозного признаков, - евреи/иудеи, - за счет использования экспрессивно окрашенной лексики, выражающей презрение, пренебрежение и уничижительное отношение к указанной группе лиц - жиды (оскорбительное наименование евреев), пархатое племя (прилагательное пархатый со значением больной паршою образовано от существительного парша, означающего грибковая болезнь кожи, а также струпья, появляющиеся при этой болезни на коже под волосами", в данном контексте оно используется в переносном значении как парафраз номинации «евреи» и имеет бранную окраску), иудейская моль (слово моль используется в метафорическом значении «вредителя»; ср. моль - маленькая бабочка, гусеница которой является вредителем меха, шерсти, хлебных зерен, растений)".

На очередном заседании суда в Твери, где судят Андрея Бубеева, немало интересного: выступление адвоката, повергшее в глубокий шок прокурора, загадочные решения судьи. Но начну по порядку.

Я знал, что на суд собирается приехать Владимир Акименков, взявший Бубеева под свое крыло. Володя, сам бывший узник Болотной, со всей страстью занимается помощью политзекам. Но для меня стало неожиданностью встретить на ступенях суда целую компанию бывших "болотников". Так вышло, что и Андрей Барабанов, и Денис Луцкевич, и Алексей Полихович сейчас тоже имеют отношение к правозащитным делам: кто занялся журналистикой, кто наблюдением, кто просто участвует в помощи семьям. В зале оказались и пресса, и представитель "Мемориала". Настя Бубеева, несмотря на грипп, была явно рада. По словам адвоката Светланы Сидоркиной, Андрей тоже очень доволен вниманием и поддержкой, которая становится все шире. Недавно он начал получать письма от многих незнакомых людей.

В суд снова не явились свидетели обвинения - две девушки, каким-то образом оказавшиеся рядом с оперативником ФСБ Подобуевым, когда он "осматривал" в интернете страницу Бубеева с "криминальными" записями. Других доказательств того, что эти записи действительно находились на странице Андрея "ВКонтакте", в деле просто нет. Одна свидетельница, по некоторым сведениям, сама работает в ФСБ, вторая вообще оказалась жительницей другого города. Сегодня судья решил организовать ее допрос на следующем заседании при помощи видеоконференции.

А затем адвокат заявила ходатайство о признании большинства доказательств обвинения недопустимыми. Вся доказательная база дела опирается на материалы оперативно-розыскной деятельности: рапорт опера Подобуева "об обнаружении признаков преступления" и составленный им акт осмотра интернет-страницы. Занятно, что страницу опер смотрел 11 февраля 2015 года, а следствию передал материал только 11 сентября. Тогда же, в феврале, против Андрея было начато дело по другому обвинению (тоже за публикации в интернете), а этому эпизоду хода не дали. В конце августа суд вынес первый приговор Андрею, а в сентябре зачем-то извлекли старое донесение опера и тут же завели по нему второе дело. Возможно, два ведомства просто изначально поделились "палками", решив последовательно "обстричь одну овцу": ведь первое дело заводил Следственный комитет, а второе - ФСБ.

Но по закону материалы сыскной работы сами по себе не могут служить доказательствами в суде. Потому что способы и источник их получения суд никак не может проверить. Только следствие может быть достоверным источником материалов для суда. Следователь должен был сам еще раз посмотреть интернет-страницу, оформить это процессуально протоколом, а полученные оперативные материалы и распечатки приобщить к делу в качестве вещдоков или "иных документов". И следователь попытался это сделать, но лишь 11 ноября (через 9 месяцев после того, как на страничку заглянул оперативник). И - какой облом! Страничка оказалась заблокированной! Так следователь и написал в протоколе: осмотреть содержимое не представляется возможным.

Что не помешало ему направить тексты и распечатки (полученные от оперативника) на экспертизу. А уж экспертиза признала текст и картинку экстремистскими. Остается маленький вопрос: "А был ли мальчик?" В деле есть только никак не оформленные распечатки и пересказ опера и свидетельниц, якобы видевших все это на страничке Бубеева. А если источник не подтвержден в соответствии с требованиями УПК, то как можно на его основании делать экспертизу?

Мало того! Оказывается, опер Подобуев, а вслед за ним и следователь постоянно упоминают один интернет-адрес, а в письме от администрации "ВКонтакте", доказывающем принадлежность страницы Бубееву, значится другой. Так что и где было опубликовано? Адвокат Сидоркина резонно потребовала исключить из дела как недопустимые и акт опера, и сделанную на его основании экспертизу.

Судья спросил мнения прокурора. "Считаю, нет оснований", - кратко отвечал тот. "Может, обоснуете?" - с надеждой переспросил судья. Прокурор думал довольно долго, но остался непреклонен: "Нет". "Серьезная позиция", - иронично заметил судья. И тут же сам отклонил ходатайство защиты, не приведя ни малейшего объяснения своему решению. Возможно, забыл, что по закону он просто обязан это сделать.

Тогда адвокат подала еще одно ходатайство - о вызове свидетелем эксперта Института криминалистики ФСБ Ольги Быкановой. Потому что вопросов к экспертизе не меньше. Например, почему в постановлении о производстве экспертизы следователь ставит перед экспертами два вопроса, а те в самой экспертизе отвечают только на один? Не говоря уж о том, что по закону в экспертизе должны значиться источник образования, послужной список, описание методик и прочие доказательства того, что эксперт действительно имеет право проводить такие исследования. Но Институт криминалистики ФСБ, делающий массу экспертиз по "экстремистским" делам, видимо, считает все сведения о своих сотрудниках гостайной.

"Что-нибудь по этому поводу прокомментируете?" - вновь съехидничал судья. Ведь именно прокуратура утверждает обвинение, "всесторонне изучив" материалы следствия. Но прокурор был непробиваем. Глядя в стол, он снова выдавил "нет". На этот раз судья почему-то согласился вызвать эксперта.

Это все не к тому, что Бубеев не репостил что-то в своем блоге. Может, и репостил, я не знаю. Это к тому, как работают сегодня следствие и прокуратура. Хреново работают. Потому что уверены - суд с ними заодно. Зачем тогда морочиться всякими бумажками и проверками? Начальство ведь велело ловить экстремистов, а не бумажки писать!

Но и это не главное в деле Андрея. Его судят за репост статьи. Ее написал Стомахин, который уже сидит. Сидит за другие тексты, а этот до начала следствия по Бубееву никакие органы в глаза не видели. Только недавно, задним числом, его признали экстремистским. То есть Андрея Бубеева судят за репост чужого политического текста. А про политические тексты сегодня никто не может сказать, какому оперу придет в голову найти там экстремизм. Выходит, что политические тексты вообще не стоит у себя перепечатывать - от греха подальше. Это и есть главная цель подобных дел. Молчать!

Наверное, в первую очередь надо бы говорить о главном герое этой истории - Ильдаре Дадине. Но если короля часто делает свита, то истинный герой сам освещает окружающее пространство, выявляя сущности, обостряя проблемы и заставляя проявляться характеры. Поэтому начну с других.

Судья. Ильдар Дадин — сама очевидность. Он произносит очевидные истины. Заведенное на него дело очевидно неправедное. И возражать на это практически нечего. Как ни изворачиваются его преследователи, очевидность эта не уменьшается, а игры их выглядят дешево и бездарно. Например, судья. Дело о «многократном нарушении» было заведено в тот момент, когда двух из трех необходимых для статьи 212.1 административных постановлений еще просто не существовало. То есть, суды уже вынесли решения, но на них были поданы жалобы, а до рассмотрения жалобы приговор считается не вступившим в силу. То есть уголовное дело в тот момент просто не могло быть заведено. Никак. Как сказал в суде Генри Резник, одного этого достаточно, чтобы дело закрыть и приговор Дадину отменить.

Защита просит апелляционный суд изучить постановления по «административкам» (с датами) и еще какие-то документы к каждой из них. Видимо, те самые жалобы, приложенные к делу, тоже с датами. Чтобы судье сразу все стало ясно. Но чтобы очевидность не вылезла наружу, судья Наталья Борисова использует дешевый трюк. Соглашается удовлетворить ходатайство защиты «частично» - исследовать только постановления по «административкам», но не рассматривать другие документы. С торжествующим видом судья читает бредовые постановления: Ильдар Ильдусович бегал, орал и всячески нарушал, проводя пикет из «приблизительно двух человек», и т.д. Так всем окружающим должно стать ясно, что Ильдар - человек плохой, а несовпадение дат никто не заметит. Но дело в том, что судья и так все знает. И начальство ее знает. И все знают. Так вылезает наружу еще один факт: судья - слепое, беспомощное и бездарное орудие террора.

«Проблема адвокатов». До сего дня можно было на все стоны притесняемой оппозиции отвечать: это не суды бесчестные, а адвокаты у вас плохие. Вот работали бы они добросовестно, ваc бы и не сажали. Конечно, и раньше оппозиционеров защищали отличные адвокаты. Но вот пришел Генри Резник. На перечисление его регалий и клиентов не хватило бы и двух заметок. Человек с непререкаемым профессиональным авторитетом. И что? На все его отточенные формулировки и ораторское искусство суд кладет с присвистом. Вопрос с «плохими адвокатами» оппозиции очевидным образом закрыт навсегда.

Пресса. Самое удручающее, что я увидел вчера в суде, это не безумное нелогичное решение суда, не дешевые разводки, не тюремные повадки приставов. Это Генри Маркович Резник, выдающийся адвокат, «ньюсмейкер», дающий у дверей суда интервью по делу важнейшей общественной значимости, «резонансному», как зовут такие в прессе. А напротив Резника - ни одной профессиональной телекамеры. «Свобода», «Дождь», «Грани» со своей легкой техникой, достаточной для интернета, да несколько блогеров с любительскими «мыльницами» или телефончиками. Я ходил на многие шумные суды еще с 90-х, но такого не видал. Зримое доказательство позорнейшей сущности российской прессы и в первую очередь телевидения.

Наконец, о самом Ильдаре. Он кристально чист и не умеет врать, а поэтому неуязвим. Люди у нас развращены давно насаждаемой идеологией вульгарного прагматизма и скептицизма в отношении высоких истин. Такие, как он, раздражают и утомляют многих своей упертостью. Но стоит увидеть его открытую улыбку или услышать взволнованный голос, все претензии забываются. Он спокойно «вредит себе», но этот вред тут же обращается в посрамление врагов. Он доказывает свою невиновность, говоря в суде, что в общей сложности его задерживали около 30 раз. Казалось бы - отпетый «рецидивист», давно пора сажать. Но ведь это лучшее доказательство последовательно мирного характера его протеста. Если бы он хоть раз позволил себе что-то мало-мальски криминальное, его давно бы упекли по уголовке. Но и воинствующие радикалы не могут обвинить его в стерильной «белоленточности» из-за его абсолютного бесстрашия.

Вокруг таких - абсолютно невиновных - обвинители ведут мутные игры с намеками: "Мы все понимаем, вышел конфуз, ты просто сиди потише, слегка покайся, а мы тебя как-нибудь на "условку" вытянем. С нас ведь тоже начальство требует, дай нам основания тебя простить!". Так недавно было с Ваней Непомнящих. Такие, как Ильдар или Ваня, просто не понимают этого языка.

Ильдару противопоказано говорить на казенном языке. Он добросовестно старается в суде, но сбивается, теряет мысль. И вдруг сквозь заикание и попытки подчинить себе чужие штампы прорывается совершенно чистый голос: «Пока ты сидишь на кухне, ты - соучастник фашизма. Статья 212.1 - это лишь один из фашистских рычагов. Если я ему подчиняюсь, всё, они меня сломали. Ребята, не переживайте! Насть, не плачь, все будет хорошо. Сила в правде. Мы победим. У честных людей совесть будет спокойна. Обращаюсь к палачам. Вы меня посадите, я этого не боюсь, но виновными будете вы, а не я".

Все граждане РФ знают, что митинги надо согласовывать. Даже те, кто никогда в них не участвовал. Потому что граждане РФ твердо знают, что "должен быть порядок". Полиция РФ тоже уверена, что "должен быть порядок". Да и я тоже считаю, что порядок должен быть. Остается вопрос, что каждый понимает под этими словами. В нормальном обществе все возможные разночтения в таких сложных и субъективных понятиях устраняет Закон. В отношении митингов такой закон есть - ФЗ-54 "О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях".

Про то, что обязательное согласование общественных акций с властями не соответствует 31-й статье Конституции, еще с 2009 года публично заявляли на Триумфальной основатели "Стратегии-31". Теперь они немного подзабыли о своих требованиях, но не о них речь. Кто-то до сих пор не согласен ходить за разрешениями в мэрию, но большинство уже привыкло. Есть же потребность хоть как-то выразить свое мнение! И мы идем на согласованный митинг. Что же мы "согласовали"? Читаем закон:

В уведомлении о проведении публичного мероприятия указываются:
1) цель публичного мероприятия;
2) форма публичного мероприятия;
3) место (места) проведения публичного мероприятия, маршруты движения участников
4) дата, время начала и окончания публичного мероприяти
5) предполагаемое количество участников публичного мероприятия;

Еще сказано, что каждое место имеет "норму предельной заполняемости". Если она критически превышена, полиция вправе потребовать от организаторов прекратить допуск граждан на эту территорию. И даже прекратить митинг, если "возникает реальная угроза для жизни и здоровья граждан". Разумно? Вполне. Еще полиция может требовать прекращения митинга, если участники "совершают противоправные действия". Дерутся, например, или ломают скамейки в сквере, а организаторы сами не могут с этим справиться. Лично я не против, с некоторыми оговорками и уточнениями.

Но там не сказано о том, что полиция должна обносить место митинга железными загородками, как вольер для диких животных.
Там не сказано, что приходящие на митинг люди должны, смущенно суетясь, выворачивать карманы, потому что "рамка зазвенела", и проходить ее снова и снова.
Там не сказано, что люди должны покорно разворачивать на входе плакатики, которые они усердно рисовали на кухне накануне ночью - чтобы стоящий на "рамке" полицейский мучительно напрягал извилины, пытаясь понять, "правильный" это плакат или нет.
Там не сказано, что любой полицейский может диктовать любому пришедшему, где ему стоять, как дышать и во что одеваться.

Что же может полиция по закону?
"Требовать от организатора и участников публичного мероприятия соблюдения порядка его организации и проведения".
Еще в законе есть важный пункт о правах граждан:
"Организатор публичного мероприятия, должностные лица и другие граждане не вправе препятствовать участникам публичного мероприятия в выражении своих мнений способом, не нарушающим общественного порядка".
Вновь и вновь - о пресловутом "порядке". Что же это за зверь такой?

А это - представления человека о допустимом. У всех оно разное. По-моему, порядок - это когда полицейский знает свое место и не мешает жить людям. По мнению полицейского, это его священное право - унижать любого, кто не в форме. Видимо, по мнению тех, кто приходит митинговать в загончик, это право быть униженным, выменянное на право постоять с плакатиком. Каждому - свое.

В связи с сообщением руководителя пресс-службы Следственного комитета В.И. Маркина считаем необходимым заявить, что вся деятельность Комитета 6 мая заключалась и заключается в поддержке политзаключенных по делу 6 мая и членов их семей, а также в привлечении общественного внимания к нарушениям прав граждан в связи с этим делом, т.е. является сугубо гуманитарной и правозащитной.

Являясь неформальным волонтерским объединением, Комитет ведет свою деятельность исключительно на пожертвования граждан и не связан с какими-либо отечественными и зарубежными правительственными учреждениями или фондами.

Вызывает недоумение отчетливо выраженное В.И. Маркиным пренебрежение фундаментальными правами человека на защиту, обеспеченными основополагающими международными конвенциями и соглашениями и Конституцией и законами Российской Федерации. Считаем необходимым напомнить г-ну Маркину, что судебное разбирательство в России имеет состязательный характер и функция защиты по своей сути заключается в дискредитации и опровержении аргументов стороны обвинения, подготовленных следственными органами.

Обращаем внимание г-на Маркина, что в своем решении по делу «Фрумкин против России» от 5 января 2016 г. Европейский Суд по правам человека в Страсбурге в результате всестороннего рассмотрения доводов и доказательств, представленных обеими сторонами, возложил всю ответственность за события 6 мая 2012 г. на Болотной площади на власти Российской Федерации, подтвердив позицию Комитета и выводы Комиссии общественного расследования от 23 апреля 2013 г., в котором Комитет принимал деятельное участие.

Напоминаем, что в настоящее время по неправосудным приговорам в заключении продолжают находиться Алексей Гаскаров, Дмитрий Ишевский, Сергей Кривов, Леонид Развозжаев и Сергей Удальцов; Иван Непомнящих в заключении ожидает апелляции, а Дмитрий Бученков находится в СИЗО под следствием.

Защитник Дмитрий Борко
Защитник Сергей Шаров-Делоне

Центральная улица Донецка, на которой стоит суд.

Донецк - не тот печально теперь знаменитый Донецк, а маленький городок Ростовской области - стоит на самой границе. Летом 14-го, в разгар боев, его окраина попала под обстрел. Народ в панике разбегался из города, но сегодня вспоминают это уже спокойно. По пути от железнодорожной станции Каменск-Шахтинска таксист показывает мне полигон, где тогда стояли российские танковые части. "Все дороги разворотили тут", - говорит он. И тут же переходит на Савченко, которую судят в Донецке. "Я думаю, лет 25 ей будет как раз. А лучше как при Петре - вздернуть и все". Впрочем, он быстро соглашается с тем, что она может быть вообще невиновна. Ухмыляется: "Но сидеть будет все равно - а сколько у нас людей невиновных сидит?!"

Местные в городке вполне приветливы и болтливы, но когда поднимаешь камеру, мгновенно замолкают. В приватном разговоре главных мнения два: "по телевизору говорят - убила наших парней, значит, лучше расстрелять" и "правду нам никто не скажет, и от нас ничего не зависит". Один пожилой дядька, трижды проверив, что я выключил камеру, счел своим долгом сообщить: "Жалко мне ее, неправильно так".

Зато абстрактные власти ругают со смаком: с 90-х позакрывали все шахты, разворовали заводы, работать негде, ездим вахтами в Москву на промысел, а цены выше, чем в Ростове.

В суде строгие и "вежливые" люди в масках держат порядок. В последнее время суд начал рассматривать и местные дела, а раньше, говорят, к 5-6 часам выстраивалась очередь у дверей, чтобы хоть по-быстрому развестись - судить было негде и некому. Два судебных зала отведены журналистам под трансляции. Суд идет в маленьком зале, куда никто не помещается, потому что остальные "простреливаются с улицы снайперами". Зато после суда сквозь толпу призраками проходят два настоящих снайпера с полной выкладкой и оружием: весь день они дежурят на одной из соседних крыш. Савченко вывозит караван из семи машин и автобусов - говорят, раньше было девять. Рассказывают, что привозившие ее ростовские менты днем, во время заседания, "бомбили" по округе, собирая дань с местных водил. Ажиотажа стало меньше и среди местных, и среди правоохранителей. Все привыкли.

В прениях, проходивших два дня - 2 и 3 марта, - обвинение выбрало на первый взгляд странную стратегию. Большую часть времени прокуроры посвятили опровержению доводов защиты. Выглядело так, будто это они защищаются. По сути, так и было - на следующий день защита выступила не просто убедительно, но и с артистическим блеском. Обвинители, уже знавшие все ее аргументы, не стали срамиться своими рассыпающимися доказательствами, а просто озвучили казенные отговорки, которые, видимо, и войдут в текст приговора. Самым ярким стало заявление, что несовпадения в показаниях свидетелей обвинения вызваны пережитым теми психологическим шоком и только подтверждают их достоверность. Свидетелей защиты прокуроры оценили прямо противоположным образом: любое совпадение в их показаниях истолковывалось как сговор. Еще один прием, применявшийся обвинением на процессе, - манипуляции с документами, полученными из Украины (а без этого невозможно было ни установить биллинги звонков по украинским сетям, ни получить многие свидетельские показания). Несмотря на равенство прав следствия и защиты по сбору доказательств, все иностранные материалы защиты признавались неправомочными. Остальное было заполнено патетикой и призывами к жалости в отношении жертв.

Адвокаты выступали агрессивно и уверенно, как победители, распределив обязанности. Основную массу криминалистических доказательств невиновности Надежды расписал Илья Новиков. Чисто "сыскная" работа была проведена титаническая и дотошная. Не уверен, что так умеют работать наши криминалисты. Обвинение и суд не раз пытались заставить Новикова "прекратить работать на прессу". Он действительно непрерывно разворачивал большие листы с картами и таблицами, которые не были приобщены или рассмотрены судом. "Я высказываю собственное мнение относительно сути процесса, на эти документы не ссылаюсь, а лишь демонстрирую вам то, что вы не принимали в суде!" - парировал он. Впрочем, судья был прав: зал был полон иностранных журналистов, консулов и наблюдателей, а защите нет смысла обращаться к суду. Единственное, что может спасти Надежду, - политическое давление. А со стороны российского общества его ждать не приходится. Биллинг звонков и астрономическая экспертиза видеосъемки задержания Савченко показывают, что она была задержана еще до начала обстрела, в наведении которого ее обвиняют. Но это были далеко не все аргументы.

Полозов раскрыл момент похищения Савченко и переправку ее на территорию России. Фейгин разбирал юридический статус всех фигурантов дела. Главные выводы: Россия не имеет юрисдикции для ведения этого дела; незаконно пересекшие границу журналисты не имели никакого статуса на Украине; "ЛНР" и "ополчение", как они фигурируют в деле, не являются субъектами права; обвинение утверждает, что территории "хотели отделиться", но это предполагает мирный процесс, а как сама Россия поступает в других случаях, мы помним по Чечне; единственный, кто имеет статус, - Надежда Савченко, военнослужащий и гражданин Украины.

Дело Савченко - это увлекательный криминалистический детектив. И чем-то ее процесс напомнил мне Болотное дело. Не только политическим заказом и произволом суда. Как заметил мой соратник по "Комитету 6 мая" Никита Канунников, "часто в делах исследуют сложные, понятные только узкому специалисту обстоятельства, а тут доказательства касались понятных для всех вещей: время, место, факты". В Болотном деле было "в неустановленное время на территории от такой-то улицы до такой-то". Все это легко можно было установить по десяткам видеозаписей, но следствие специально не делало этого, чтобы скрыть свои фальсификации. В деле Савченко тоже главным оказалось время и место ее задержания. Любому человеку понятно, что это узнается из биллинга телефонов, географических расчетов, работы с картой. Но и в этом деле следствие намеренно запутывало технические расчеты.

Еще одно сходство: абсурдистские игры следствия с "умыслом" обвиняемых. Статьи обвинения предусматривали обязательное наличие умысла. Нелепо было искать в Болотном деле умысел "подраться с ментами" - это все же был не деревенский сход "стенка на стенку". Поэтому следователи придумали, что у всех митингующих возник "план прорыва на Кремль". В деле Савченко обвинение пошло еще дальше: в конечном счете ей приписали намерение убить всех находящихся в том месте мирных граждан (украинцев и российских журналистов).



В самом процессе больше не осталось интриг, кроме одной: последнее слово Надежды. Гадают, почему судья внезапно прервал заседание и перенес ее выступление на несколько дней. Тем более что накануне Надежда пригрозила сухой голодовкой, если процесс будут затягивать. Может быть, именно поэтому и отложил, чтобы показать, "кто здесь круче". Возможно, из-за огромного стечения прессы и дипломатов - не хотели, чтобы к совершенно победному выступлению защиты прибавился еще и публичный моральный триумф обвиняемой. Но Надежда сама готова идти на встречное обострение, и ее сухая голодовка может довести ситуацию до критического цейтнота. В эти дни она выглядела очень энергичной, но сколько дух может управлять телом, никто не скажет заранее.

Еще я познакомился с замечательными людьми. С Натальей Алексеевной Кисель, бывшим университетским преподавателем, единственным жителем Донецка, посетившим почти все заседания суда. Возможно, именно за поддержку Савченко был разорен ее дом в Донецке. И координатором "Почты Росузника" Яной Гончаровой, по ее словам, "одним из 20 оппозиционеров миллионного Ростова".