В начале февраля в Сахаровском центре прошли первые курсы новой Школы общественного защитника, организованной "Русью сидящей".
Об институте "непрофессиональной защиты" (или "общественной", как ее называют по советской традиции) было много споров. И опыт очень разный.
Вот что я думаю по этому поводу.
1. Как любое участие граждан в общественном деле, это, безусловно, элемент гражданского общества. А с ним у нас нынче весьма хреново.
2. Тех, кто готов добровольно защищать права другого человека, тоже негусто. Учитывая растущее число невинно попавших в конвейер правоохранительной системы - катастрофически мало.
3. Квалифицированных, не ангажированных и стойких адвокатов тоже не хватает.
Причем проблема касается отнюдь не только "политических".
Поэтому любой готовый впрячься за справедливость и право - на вес золота.

При одной оговорке, с которой начал свою лекцию в Школе адвокат Сергей Панченко: "Как и у врачей, главная заповедь защитника - не навреди!". Защитник прежде всего должен быть достаточно подкован в законах и процессуальных тонкостях. Во-вторых - дисциплинирован и психологически готов к столкновению с "карательной машиной". И в-третьих, осознавать свою ответственность перед тем, кому он берется помогать. Опять же, как говорят адвокаты, "после суда вы пойдете домой, а сидеть - клиенту".

Из нашего опыта (защиты на "Болотном процессе") могу сказать, что защитник может очень многим помочь и самому обвиняемому, и даже его адвокату. Школа попытается хоть в какой-то мере подготовить ко всему этому потенциальных волонтеров или родственников обвиняемых. Или хотя бы показать человеку, что такое институт защиты, и куда ему двигаться дальше при выборе этого пути.

Краткий курс касается всех возможных тем: Уголовного и Административного кодексов, прав защитника, всех стадий процесса, работы с документами, доказательствами, фото- и видеоматериалами, свиданий в тюрьме и даже "послесудебной" стадии - колонии и УДО.

А как это выглядело, кто и зачем пришел поучиться - лучше посмотреть.

На "первом потоке" вели занятия адвокаты Алхас Агбаджава, Екатерина Горяинова, Михаил Иерусалимский, Сергей Панченко, Максим Пашков, юрист-эксперт ОД «За права человека» Олег Безниско, имеющие опыт общественной защиты Сергей Шаров-Делоне, Дмитрий Борко, Петр Курьянов, руководитель "Руси сидящей" Ольга Романова и другие.

На сайте Школы можно найти расписание следующих курсов - они будут как дневными, так и вечерними.

Из «болотников первой волны» продолжает сидеть один лишь Сергей Кривов. У него самый большой срок. Говорят, потому, что слишком упирался на суде. Да, он постоянно чего-то требовал и произносил многочасовые речи. Бурно обсуждалась его двухмесячная голодовка. Сперва говорили, что голодает зазря - протоколы, мол, суд имеет право и не выдавать до окончания процесса. Не обращая внимания на его слова, что он требует вообще вернуть процесс в правовое русло. Потом, когда Сергей стал терять сознание в зале суда, спохватились и стали возмущаться, что судья не допускает к нему врачей «скорой». Много было вокруг него шума.

Мосгорсуд скостил Кривову на апелляции лишь три месяца. Следующая инстанция - президиум Мосгорсуда. Сейчас Кривов в четвертый раз подал кассацию. Предыдущие три бесследно пропали вместе со всеми приложенными документами или были отклонены по несуществующим основаниям. Это происходит не где-то в Урюпинске, а в президиуме Мосгорсуда. Теперь текст кассации опубликован в интернете. А 10 февраля брянский суд рассмотрит его прошение об УДО.

В дни процесса, разбираясь в деле, я не раз пользовался удивительными разработками Кривова. Готовясь к суду, он исписал заметками и выписками из дела тонны бумаги. Да, Кривов иногда ошибался в трактовке законов - он не юрист. Да, иногда его действия вызывали раздражение у многих, обвинявших его в бессмысленном буквализме и цеплянии за любую мелочь. Казалось, что это рвет ход процесса, лишая его логики и понятности. Но была ли вообще какая-то логика в этом безумном процессе, об изначальной искаженности и незаконности которого не раз заявляли адвокаты?

Адвокаты, составляя жалобы, рационально выделяют лишь самые главные противоречия, на которые можно бить наверняка. Кривов несколько сумбурно вываливает все сразу. Но благодаря этому у него выходит некий «катехизис» Болотного дела со всеми его красками и дикостью. Что же пишет Кривов в своей жалобе, в чем его «крохоборство»?

Ходатайства

Кривов пишет: «Судья не раз отказывал в рассмотрении ходатайств Кривова, ссылаясь на ст. 271 и 291 УПК и то, что ходатайства могут быть поданы только на определенных стадиях суда. На просьбы заявить ходатайства суд делал замечания Кривову о нарушении правил судебного заседания и угрожал удалением из зала. Споры о праве заявить очередное ходатайство более пяти раз заканчивались удалением Кривова из зала суда».

Что же написано в этих статьях, на которые ссылалась судья Никишина?
Статья 271: «Председательствующий опрашивает стороны, имеются ли у них ходатайства. Лицо, заявившее ходатайство, должно его обосновать».
Статья 291: «По окончании исследования представленных сторонами доказательств председательствующий опрашивает стороны, желают ли они дополнить судебное следствие».
А в статье 120 прямо сказано: «Ходатайство может быть заявлено в любой момент производства по уголовному делу».

Я помню один из самых ярких примеров. 4 сентября допрашивался «потерпевший» от Кривова омоновец Алгунов. Он юлил, издевался над защитой и вызвал всеобщий хохот, когда после показа ему видеозаписи заявил, что не видит на ней, как полиция машет дубинками. Допрос затянулся до вечера. Перед объявлением перерыва Кривов заявляет, что имеет ходатайство (это часто бывает и во время допросов - например, огласить прежние показания свидетеля). Судья даже не стала его слушать. Все ждали, что на следующий день допрос важного свидетеля продолжится. Как же мы удивились, когда утром на свидетельском месте оказался новый полицейский! Некоторые адвокаты вообще не успели задать вопрос Алгунову, но Никишина просто не стала никого слушать. Я хорошо помню, как Кривов кричал из клетки: «Выведите меня отсюда, я не хочу участвовать в судилище!»

На апелляции в Мосгорсуде Кривов заявляет о необходимости рассмотреть отказы на 83(!) его ходатайства, поданных в ходе суда. И судьи коллегии Мосгорсуда спокойно пишут: «Отклонить, поскольку действующим УПК не предусмотрено апелляционное рассмотрение результатов каждого из ходатайств, рассмотренных судом первой инстанции».

А статья 389.2 говорит: «Определения или постановления ... об удовлетворении или отклонении ходатайств участников судебного разбирательства и другие судебные решения, вынесенные в ходе судебного разбирательства, обжалуются в апелляционном порядке одновременно с обжалованием итогового судебного решения».

Пресловутые протоколы

Сколько было из-за них споров! Кривов требовал, чтобы протоколы заседаний изготавливались по ходу суда. Да, по закону лишь «может изготавливаться по частям». Это зависит от решения судьи. Суд шел непрерывно восемь месяцев. Иногда были небольшие «технические» перерывы. Что мешало судье дать команду делать во время них протоколы порциями? Наверное лишь то, что больше нуждалась в них защита. Без них нам действительно было очень трудно готовиться к бесконечным допросам свидетелей. Кроме того, чем больше времени проходит, тем труднее заметить ошибки и расхождения протокола с тем, что на самом деле происходило. Когда протоколы все же стали выдавать, Кривов подал 13 жалоб на неточности протоколов. На самом деле это не так уж много на толстенные тома.

Доказательства обвинения

Кривов пишет: «Суд отказался не только приобщить к уголовному делу, но даже обозреть фотографии Кривова С.В., подтверждающие факт его избиения и получение им травмы головы. Фотографии сделаны свидетелем Детиной М.Ф. и представлены им лично суду в ходе своего допроса со всеми пояснениями. Детина М.Ф. представил суду также фотоаппарат, которым он делал фотографии, карту памяти с файлами самих снимков... Более полной информации невозможно представить. Тем не менее, суд выразил сомнение, что фотографии сделаны в указанное время и в указанном месте».

Скажу лишь, что таким же способом не были приобщены снимки, предложенные защитой Луцкевича, Зимина, Савелова.

Одна из не приобщенных судом фотографий: Сергей Кривов на Болотной с огромной шишкой от удара дубинкой

На отведенных судом снимках - огромная кровавая шишка на лбу у Кривова. Но помимо этого, несколько свидетелей в суде показали, что Кривова избивал дубинкой «потерпевший» от него полицейский Алгунов.

Какое же это нашло отражение в приговоре?
«Что касается показаний допрошенных по ходатайству защиты свидетелей Богдановой П.А. и Детины М.Ф., также заметивших у металлических барьеров Кривова С.В., свидетеля Харитонова Н.И., удержавшего от падения Савелова А.В. в момент прорыва цепочки и видевшего мельком Кривова С.В. в момент противостояния демонстрантов и сотрудников полиции у металлических барьеров... то суд отмечает, что сведения, сообщенные указанными лицами, лишь подтверждают установленные судом обстоятельства присутствия подсудимых в районе Болотной площади».

То есть свидетели, по мнению суда, лишь «заметили и подтвердили присутствие подсудимых на площади». Остальное, по мнению суда, не имеет отношения к делу.

Преступный умысел

Кривов пишет: «Суд подменил слова Кривова о том, что он осознанно принял участие в согласованном мероприятии, а затем вынужден был обороняться от противозаконных избиений, на «спланированный умысел участия в массовых беспорядках».

Вообще этот самый «умысел», являющийся одним из главных мотивов обвинения, никак не доказывается судом в отношении всех «болотников». Возник и возник - судье виднее, что там у них в голове было «с 16 до 20 часов 6 мая 2012 года».

Удостоверения и прочие подтверждения полномочий

В суде Кривов и его защитник постоянно спрашивали у полицейских, были ли у них действующие удостоверения. Казалось бы, ерунда. А по ходу апелляции в Мосгорсуде случайно выяснилось, что прокурор Бабек не имеет доверенности на представление прокуратуры в данном заседании. Судья ответила, что новой доверенности прокурору не требуется, если он принимал участие в суде первой инстанции. Но Бабек не принимала участие в суде первой инстанции.

Подумаешь, всем же ясно, что перед нами прокурор! Зачем документ, если ясно, что только полицейский станет нас задерживать за какой-нибудь невинный и законный пикет. Ну не оформили правильно бумажку. Рапорт подписал за коллегу тот, кто задержанного и в глаза не видел. Потом пришлось на суд сходить за него - приврать. Следователь подскажет, как давать показания. Прокуратура не обратит внимания на бесчисленные подтасовки в деле и передаст его в суд. Суд...

Кривов всего лишь требовал законности во всем.

Мне показалось, что очередной вечер в поддержку политзеков заметно отличался от прежних (сколько их уже было!). Или я давно их не посещал. Нынешний проходил в клубе со странным названием "Дождь-мажор" - маленьком, простом, запрятанном глубоко в подвале, куда спускаешься по обледенелым расколотым деревянным ступенькам, как в котельную. Впрочем, нормальный андеграунд, вполне соответствующий теме. "Вечер поддержки Хороших Людей" был посвящен четверым: анархистам Сократу (Алексей Сутуга) и Дмитрию Бученкову, акционисту Петру Павленскому и "беспартийному" активисту Ильдару Дадину. Хотя вспоминали всех сидящих за свои убеждения.

Выступали политзеки - "болотники" Денис Луцкевич, Андрей Барабанов, Алексей Полихович, Владимир Акименков. Верные подруги Настя Зотова и Аня Королева сообщили, что подали заявление о браке с сидящими в московских СИЗО Ильдаром Дадиным и Дмитрием Бученковым. Выступили Ольга Сутуга - мать сидящего в колонии Сократа, адвокат Светлана Сидоркина, защищавшая многих анархистов и "болотников". Надя Толоконникова прекрасным глубоким голосом очень стильно пела под фортепиано. Харизматически хрипел "Укроп", патетично прогремел классику Брехта Сергей Васильев, солист "Кабаре Безумного Пьеро", роково зажгла группа "Аркадий Коц".

И народу довольно много пришло - никак не вмещались в тесный зальчик. Все бы душевно, но во всех выступлениях звучали только две темы: как писать политзекам и как правильно, с минимальными потерями "сидеть". Ни о вызволении тех, кто еще под следствием или ждет апелляций, ни тем более о скорой победе справедливости речи не шло. Даже сбор денег как-то отошел на второй план - все понимают, что кошельки соратников тают на глазах. Единственное пожелание "постарайтесь все же не садиться" прозвучало без особой надежды. Такое время.

Я четвертый год занимаюсь Болотным делом во всех его видах. Мне часто говорили: "Зачем? Ведь ничего не добиться от этих судов, они всегда сделают, как захотят!" Иногда мне казалось, что мы все же чего-то добиваемся. Пусть неэффективно, непропорционально приложенным усилиям, но отвоевываем какие-то крохи, месяцы у ожидавшихся приговоров. Это помогало жить, потому что даже месяц чьей-то свободы стоит того, чтобы за него побороться. А иногда я думал, что если бы общество (а я ждал от него тогда, в 12-м, гораздо большей поддержки) вообще не отреагировало на Болотное дело, а сами ребята, их адвокаты и мы - общественная защита - "сидели тихо", то им бы дали меньше. А само дело давно было бы закрыто и не сажали бы все новых и новых. Потому что это и была главная цель - заставить всех затихнуть. И тогда жена говорила мне: "Да, мы бессильны. Но мы работаем не для судей и прокуроров, а для тех, кто сидит за решеткой. Они должны чувствовать постоянную поддержку, тогда им будет легче перенести несправедливость".

Наверное, этот вечер был о том же. В сложившейся ситуации единственное, что мы можем, - сохранять друг друга, заботиться, беречь. Я бы только добавил, что беречь не только тех, кто сидит в тюрьме. Всех - соратников, единомышленников, друзей, родных. Поменьше искать врагов - они сами вылезут и себя явят, уж не сомневайтесь! Поменьше искать поводов для склок и раздоров. Недавно на антифашистском марше я всех спрашивал: "А что такое сегодня фашизм?" Многие отвечали: "Ненависть". Мы чувствуем ее наступление. Она нужна тем, кто хочет нами управлять с ее помощью. Но даже они заслуживают лишь презрения.

Только к концу очередного суда над очередным "болотником" Иваном Непомнящих я вдруг понял, что мы побеждены. И побеждены не Системой, Путиным или Бастрыкиным. Победителем оказалась ложь. Она заложена была в саму основу этих обвинений и состряпанных дел. Лгали следователи, свидетельствовавшие полицейские, прокуроры. Лгали судьи, изображая, что судят и пишут приговоры. Лгали самим себе зрители, приходившие поддержать ребят и одновременно поддерживавшие в себе ложные надежды на "хорошего судью", на проснувшуюся у чиновника совесть, на внезапную удачу. А еще раньше люди лгали себе в попытках оправдаться перед кем-то за свое "агрессивное поведение" (терминология следователей) на Болотной, разыскивая таинственных провокаторов.

Так же себе самим на этом процессе лгали и адвокаты, уверовав, что можно чего-то добиться, найдя единственно "верную стратегию". На этот раз они попытались вообще не опровергать обвинений по "старшей" из двух вменяемых статей - "участие в массовых беспорядках", сосредоточившись на второй ("насилие над полицейскими"). Мол, что там происходило вокруг нашего подзащитного - не важно, хоть массовые беспорядки, хоть праздник Пасхи! Если он не бил полицейских (как утверждает обвинение), то и к беспорядкам не имеет никакого отношения. Ведь ничего иного, никаких других признаков "участия" ему не предъявлено.

Позиция казалась разумной. Во-первых, юридически это совершенно правильно. Во-вторых, возникает возможность негласного торга с обвинением: вашему начальству так нужно признание "беспорядков" на Болотной? Пожалуйста, мы думаем иначе, но не спорим. Все равно уже куча судов эти самые "беспорядки" признала, создав преюдицию и сформировав общественное мнение. А нам отдайте мальчика, который к ним не причастен.

Такие игры не проходят. Церберам не нужны мелкие уступки, они ждали полноценного покаяния. А на такую сделку с совестью не были готовы пойти ни Иван, ни адвокаты. В итоге в прениях защита все же попыталась робко заявлять о "непрофессионализме полицейских" и их неправомерных действиях, ссылаться на какие-то статьи и упоминать какие-то показания. Это выглядело беспомощно и слабо по сравнению с мощной беззастенчивой ложью обвинения. А ведь какая красивая была идея! Вообще не возиться с деталями, потому что на видеозаписи зафиксирован весь эпизод и там просто НЕТ ничего того, что придумало Ивану следствие.

Сегодня биться с таким "судом" невозможно никак - он всегда пойдет на подтасовку, манипуляцию законами или прямое их нарушение. И победит. Лжи и отсутствию здравого смысла можно противопоставить только здравый смысл и правду. Так поступил только непрофессиональный защитник Ивана Сергей Шаров-Делоне. Он неплохо разбирается в законах, но предпочел разложить обвинение с точки зрения простой человеческой логики человеческим же языком. Это ничего не изменило, но его речь можно хотя бы опубликовать, чтобы кто-то еще несведущий понял суть этой дикости.

Не лгал и сам Иван. Он не сказал практически ни слова на процессе, отказавшись от показаний, участия в прениях и последнего слова. "Мы посмотрели видео и все увидели. Решайте сами", - сказал он. В результате этот тихий интеллигентный парень выглядел настоящим Мужчиной.

Хотя, может быть, и он себе привирает. Что, отсидев, он сможет начать новую - спокойную и счастливую жизнь. Думаю, Владимир Ионов посмотрел на эти вещи трезвее.

О "суде" как суде, о Болотном деле как Деле сказать больше нечего. Но я хочу сказать о двух его персонажах.

Судья



Всем нравилось, как судья Алексей Кавешников ведет процесс. Спокойно, уважительно к обеим сторонам и к даже к зрителям. Ивана из-под домашнего ареста отпускал даже на работу съездить, чтобы решить вопрос с зарплатой. А я помню, как Никишина на процессе не давала моей подзащитной Саше Духаниной переехать "под арест" в квартиру мужа! Ничего похожего, никакого прессинга. Сегодня был странный эпизод во время приговора. Начав читать решение, судья вдруг осекся и сел, покрывшись испариной. Попросил включить кондиционер и потом всю дорогу утирался салфетками, еще несколько раз прерывая чтение. Стоявшая рядом со мной женщина сказала: "Я чувствую, он сейчас принимает решение!" Я слышу подобное уже который год и даже перестал беситься. Совесть, говорите? Может быть, но скорее - духота. В любом случае мне плевать на его чувства, если я заранее знаю, что он скажет в конце.

Недавно, после приговора Дадину, "Дождь" попросил меня порассуждать о человеческих качествах судьи Дударь. Я отказался. У судьи не должно быть человеческих качеств. Он должен быть беспристрастной машиной Правосудия. Они и есть - машины. Только машины карательные. Если и были другие, их давно там не осталось. И теперь быть винтиком "вертикали" - главное их свойство, всех без исключения. Когда же мы поймем, что судье нельзя "верить" или "не верить"? Он либо судья, либо нет. Все эти - не судьи.

Гособвинитель



Прокурор Амирхан Костоев тоже вел себя на процессе "прилично". Очень вежливо. Постоянно благодарил защиту за то, что им так легко было договариваться в мелких вопросах процессуального "быта". Договориться об удобном порядке вызова свидетелей, "пропустить вне очереди" противоположную сторону. Не зачитывать бесконечно длинных и нудных протоколов, которые всем давно знакомы, а просто номера их перечислить. В перерывах охотно курил с адвокатами, дружелюбно обсуждая ход процесса и предстоящий приговор. Он показывал себя как человек, понимающий всю бредовость процесса и старающийся без особого шума и огласки как-то поправить эту дикость. А я смотрел, как он с небрежной улыбкой перелистывает страницы дела, и думал: а если речь пойдет о "10 годах без права переписки", он с таким же лицом подмахнет обвинение?

Я сам слышал, как он втирал адвокатам, что не хочет крови Ивана и готов на "условку". Вот только бы начальство не помешало! Когда Иван отказался отвечать на его вопросы, он переживал только за один: ну почему Иван не ответил "да" на вопрос, сожалеет ли он обо всем происшедшем?! Ведь это не было бы признанием вины, но так похоже! А теперь, мол, с начальством заново придется согласовывать условный срок - они наверняка рассердятся. Узнав об этом, я уже не ждал ничего хорошего. Потому что более дешевой и откровенной ментовской разводки придумать трудно. А мусорам верить нельзя, этому надо учить детей с трех лет. И с какой убежденностью и напором он клеймил Ивана, выступая в прениях!

Амирхан Костоев - сын знаменитого следователя прокуратуры Иссы Костоева, "человека, поймавшего Чикатило". Из всего прочитанного о нем я помнил одно: что он чувствовал, когда узнал о казни человека, из которого следователи выбили признание в преступлениях Чикатилло. При том что сам Костоев непричастен к этой "ошибке". Я нашел его недавнее интервью: "Мое сердце болело, когда я читал жалобу Кравченко в президиум, он писал: «Наступит день, когда всем вам будет стыдно за мою безвинно погубленную жизнь!». 40 листов написал - как издевались, как мучили его. Если меня на том свете спросят, почему так случилось, я не смогу найти этому оправдания".

Интересно, сколько его сын будет помнить приговор Ивану? Или для включения прокурорской совести нужно непременно убить невинного? Или правда, что мы совсем деградировали и у детей вовсе отсутствует этот орган - совесть? Но я ведь вижу перед собой Ваню Непомнящих!

P.S. Как и на первом моем "большом" процессе, приговор вызвал у большинства скорее удовлетворение. Ведь "подарили" целый год жизни на воле! Отца я понимаю. Но я не отец Ивана. И признаюсь себе, что кроме дополнительных 9 граммов ненависти, ничего во мне не прибавилось.

"Три года - за одиночные пикеты!" - не выкрикнул, а взрычал весь зал хором после приговора. Я бы сам заорал, если бы не эта тягостная привычка человека с камерой: помнить, что главная задача - запечатлеть все до конца. Я впервые видел, как на политическом приговоре (где присутствуют привычные ко всему активисты или правозащитники) люди плакали навзрыд. Я понимаю: такого беспредела в Москве еще не было. Было недавно у Сенцова, и будет вскоре еще более нелепое у Савченко, но это далеко, на юге. А в Москве была Болотная, там тоже суд был безобразен, но люди до сих пор стесняются: кто-то ведь стукнул нескольких полицейских! Не важно, что не те, кого посадили, но все же как-то неловко... Были бесконечные административки за те же липовые задержания на пикетах, но там всего лишь штраф, максимум - "сутки". А теперь - тюрьма. Я сам испытываю бешеную ярость.

Новая статья за "неоднократные нарушения" (212.1), конечно же, и античеловечна, и антиконституционна, и совершенно нелепа с точки зрения права. Я уже писал об этом, не буду повторяться. Но и это не самое худшее.

Худшее - родные традиции. Кроме знаменитого русского "авось", есть не менее популярное "так уж повелось". Сколько раз на свои рассуждения о законности, о том, как все должно быть, я слышал это вечное: "Ты же понимаешь, так у нас принято". Часто к этому добавляют "А высовываться не надо". Или "Да всегда можно как-то выкрутиться, закон ведь - что дышло". Огромная неповоротливая бюрократическая машина ("чудище обло, стозевно и пр.") сложилась в России так давно, что никто уж не помнит когда. И выживать в ней гораздо легче, если не пытаться ее сокрушить, а пользоваться ее неуклюжестью, находя лазейки и надеясь на авось - не заметят, договоримся, простят. Это до тех пор, пока эта машина не сходит с ума, забыв все остальные свои функции, кроме карательной. И тогда наступает 37-й год.

Да, всем здесь правит не закон, а пресловутая "практика". И по этой сложившейся практике полицейские всегда врут, а суд им всегда верит. Но ведь с полицейским можно "договориться", и дело вообще не дойдет до суда. А потом появляются такие, как Ионов и Дадин. Или Гальперин. Или еще десяток таких же - блаженных. Как сказал Ильдар перед приговором: "Я противник насилия и готов отправиться в тюрьму во имя борьбы с ним". Таким не предложишь отсидеться или "договариваться".

По этой самой "практике" можно доказывать свое алиби (что тебя вообще не было там, где ты кому-то привиделся). И тебя, может быть, отпустят, подержав для острастки в тюрьме (Катя Самуцевич, Даниил Константинов, некоторые болотники, оказавшиеся задержанными совсем в другом месте). Можно тихушничать, идти на сделку, "не выступать", и тебя, может быть, "пожалеют", дав "ниже низшего". Но если тебя просто свинтили менты на одиночном пикете потому, что начальство потребовало красоты и порядка на площади или просто у них настроение дурное, - ты не докажешь ничего!

У Ильдара Дадина и Владимира Ионова (его суд закончится завтра) на двоих - восемь эпизодов задержаний (как того требует статья). Из восьми - семь незаконны даже по безобразно ужесточенному закону о митингах. Их брали в результате провокации (когда подходит провокатор и встает на секунду рядом с пустой бумажкой - выходит уже не одиночный пикет). Вместо того чтобы по закону предупредить и дать время на исправление ситуации, берут в момент, не успеешь оглянуться. Их брали вообще стоящими в стороне от пикетчика. А эти убежденные "одиночники" к тому же яростные законники и принципиально следуют правилу: один стоит, остальные ждут смены в сторонке. Их брали за то, что вступил в спор с полицейским, когда товарища "винтят" незаконно. Только один эпизод из восьми нарушает существующий закон: несколько человек прошлись по улице с плакатом, не подав заявку. Страшное преступление!

Куча свидетелей, ворох видеозаписей. Суд их выслушал и посмотрел. Но в соответствии с практикой рядовой полицейский - "незаинтересованное лицо", а все свидетели защиты - "заинтересованные". Ну хорошо, привлеките их за дачу ложных показаний! Но практика этого не предполагает. Что за бредовая формула приговора "дали показания с целью защиты обвиняемого"?! Так соврали или нет? Или обвиняемый не имеет уже права на защиту?

Впрочем, все эти рассуждения стремительно теряют смысл. Потому что машина, похоже, в очередной раз сошла с ума. Для начала она решила убрать с глаз тех, кто раздражает ее, портя стерильную чистоту городского ландшафта. А чем еще они опасны машине? Я видел равнодушные глаза людей, проходящих мимо пикетчиков. Сегодня не время святых и блаженных. Кровь избитого в ментовке Ильдара, покореженные жизни болотников и много другого припомнят машине, когда она затрещит по швам. Когда ей вкатят счет по всему сразу: и за отсутствие колбасы, и за жизни солдат, погибших в бессмысленных войнах. И за политзеков. Машина не умеет смотреть в будущее? Ну ладно, ей же хуже.

Во время большого "Болотного процесса" (я был на нем в составе защиты) и после меня часто спрашивали: "Ну а что же защита? Неужели они не могли представить убедительных аргументов в защиту ребят? Там же все ясно, как белый день!"

Сейчас по новой статье 212.1 судят людей за "неоднократные" задержания на пикетах и прочих акциях. Судят уголовным судом, срок - до пяти лет. Судят 75-летнего Владимира Ионова и 33-летнего Ильдара Дадина, мать несовершеннолетнего ребенка Ирину Калмыкову, ждет суда Марк Гальперин.

В деле Ионова четыре задержания. Он принципиальный "одиночник". Выходит на пикеты только один, с нарисованными собственноручно плакатами. Одиночный пикет не требует согласования. Единственное, как можно нарушить закон (даже сегодняшний неконституционный и репрессивный закон о митингах), - если с тобой рядом встанут другие люди. Тогда пикет перестанет быть одиночным. Ионова не раз задерживали за то, что рядом с ним в какой-то момент пристраивался провокатор с бумажкой. Когда такое происходит, "одиночник" старается поскорее отойти в сторону и убрать свой плакат. Но Ионов не успевал - задерживали мгновенно. Хотя по закону полицейский сперва должен предупредить о нарушении и дать время на его исправление. Никто не предупреждал.

В суде, конечно, они говорят, что предупреждали, но он не послушался. При всех эпизодах присутствовали свидетели - соратники Ионова, наблюдавшие со стороны. Специально наблюдавшие - чтобы свидетельствовать, если что случится. Есть фотографии и видеозаписи, на которых он стоит в гордом одиночестве.

И вот в суд приходят люди и рассказывают, как было на самом деле. Говорят, с какой стороны подошел и как выглядел провокатор, сколько времени (секунд) прошло до задержания. Говорят, что провокаторов тоже задерживали, доставляли в ОВД, но потом они куда-то испарялись. В полицейских протоколах их нет. Судья внимательно людей слушает. Уточняет детали. Все как положено.

На прошлом заседании выступала свидетельница, снимавшая заодно на видеокамеру. Она об этом рассказала суду, описав, что снимала, зачем и как. Сегодня адвокат Ольга Чавдар собиралась приобщить к делу эту видеозапись.

Адвокат подготовила документы:
- адвокатский запрос к автору видеозаписи;
- адвокатский протокол добровольной передачи видео автором адвокату;
- протокол опроса автора обо всех деталях съемки (когда, где и чем снято, как скачано и перезаписано и т.д.);
- протокол осмотра флеш-карты и ее содержимого. Она подробно описана во всех документах (номер, цвет и т.д.).

Гособвинитель Воеводина сразу вскочила и повергла всех в шок. Оказывается, "обвинение предоставило достаточно доказательств вины Ионова" и все остальные материалы считает избыточными и ненужными. То есть она нарушила сразу два закона: произвела оценку доказательств (что имеет право делать только судья при вынесении приговора) и предложила лишить человека права на защиту. С точки зрения здравого смысла это звучит не менее дико: "нам для обвинения больше материалов не нужно". Простите, а для защиты теперь вообще нельзя ничего предъявлять?

Что же судья Леонид Гарбар? Он не сделал замечания прокурору за грубое нарушение процессуального кодекса. Он отказал адвокату в приобщении видео и документов. Только с другой формулировкой. "Свидетельница уже была допрошена накануне и все описала. Она сама сказала суду, что снимала Ионова с перерывами, поэтому запись ничего не докажет. Нет возможности проверить подлинность видеозаписи". Все.

А что будет со свидетельскими показаниями? Я знаю заранее. В приговоре суд скажет, что они являются друзьями обвиняемого и, значит, заинтересованными лицами. Поэтому суд подвергает сомнению их показания. Видео в деле нет, проверить ничего невозможно. Так же было и в "Болотном деле". Есть еще вопросы к адвокатам?

P.S. Я хотел было найти в сети фотографию судьи Гарбара. Но ее нет. Судей снимать нельзя.

Суд - публичное место, сюда может войти каждый. Суды бывают разные. В новом и просторном здании Преображенского суда, например, чистые туалеты и кофейные автоматы. И на входе лишь вежливо осведомляются, есть ли запрещенные к проносу предметы. Но чтобы по-настоящему почувствовать, как должны по-русски соотноситься гражданин и государство, надо побывать в суде Басманном.

Здесь лишь одна категория граждан чувствует себя хозяевами - судебные приставы. Они тут повсюду, в выглаженной черной униформе, тяжелых "берцах" и заломленных беретках, при полной амуниции: бронежилет, рация, наручники, пистолет под мышкой. Досмотр на входе соответствует: заставив высыпать все из сумки, обшарив все ее микроскопические отделения, прощупав карманы пальто, мне напоследок предложили задрать штанины и обласкали ручным металлоискателем. У девушки-коллеги "зазвенела" застежка лифчика между лопаток. Не смущаясь, пристав прощупал рукой ее спину. Коллега предложила снять трусы и присесть - так положено в тюрьме.

В Преображенском судят Владимира Ионова, в Басманном - Ильдара Дадина. Антураж разный, но суть процессов одинакова: обоих судят за неоднократные (и незаконные) задержания на одиночных пикетах и митингах. Вот как выглядел сегодняшний день в Басманном.

Суд одного за другим допрашивает свидетелей обвинения - полицейских, которые задерживали Дадина на разных акциях. Я дословно записал показания полицейского Георгия Иванова. Остальные свидетели выглядели примерно так же. "Дадина доставили от памятника Жукову за несанкционированный пикет с группой граждан". - "По какому случаю пикетировал?" - "Не помню". - "Сколько человек было с ним?" - "Не помню". - "Транспарант был только у Дадина или еще у кого-то?" - "Не помню". - "Его задержали одного?" - "Не помню". - "Когда это было?" - "Не помню". - "Ну хоть в какое время года?" - "Кажется, весной. Или зимой". - "Вы видели совершенное им правонарушение?" - "Нет".

Прокурор - молодая женщина с хорошо поставленным уверенным голосом и распущенными светлыми волосами - начинает злиться. По ее ходатайству зачитывают показания Иванова на следствии. Там все старательно расписал казенными фразами следователь (полицейские так разговаривать не умеют). Оказывается, все происходило 23 августа. Прокурор (наставительным учительским тоном): "Ну теперь вы вспомнили, наконец, что дело-то летом было? Вспомнили, что вы составили протокол в соответствии с законом и объяснили Дадину его права?" "Да", - выдавливает из себя "свидетель".

Потом наступает черед Дадина. Каждому полицейскому он задает один набор вопросов. Это не по делу, он их просто просвещает. Таков Ильдар.

"Вам известна статья 15 Конституции, говорящая, что Конституция имеет верховенство над всеми законами?" - "Да". (неуверенно) - "Вам известно, что по статье 31 Конституции граждане имеют право собираться мирно и без оружия, проводить собрания, митинги и т.д.?" - "Да". - "Я был без оружия и мирным?" - "Да". - "За что вы меня задержали?" - "За нарушение федерального закона 54 о митингах". - "Вы видите противоречие между Конституцией и этим законом?" - "...Нет! Вы, конечно, мирно, но ведь нарушили закон о митингах!" Так отвечают все.

Был только один - постарше и поумнее, командир ОМОН. И он уже уволился. На последний вопрос Ильдара он ответил иначе: "Ну я согласен, согласен, но..." И развел руками. Еще он сказал дивную фразу: "Нам дают указания - мы их задерживаем". Это при том, что он командовал нарядом и сам должен был принимать решения. Кто им "указывает", осталось невыясненным. Еще он сказал: "Я каждый день задерживал кучу народу - как все упомнить?"

Правда, и он соврал. Сказал, что Дадин в тот день стоял с плакатом, а на самом деле его задержали, как только вышел из метро, еще и не успел ничего. А потом его избили в автозаке.

Но вдруг все изменилось. На свидетельское место вызвали отца Ильдара. Я слышал о нем только, что на следствии он дал показания против своего сына. Тяжелой походкой, прихрамывая, вышел пожилой невысокий коренастый человек с седыми волосами до плеч, бородой и благородным восточным лицом. Он был в черном костюме, из-под которого единственным ярким пятном светилась красная рубашка. Заговорил с трудом.

"Мы с сыном не общаемся много лет, хотя живем в одной квартире. Год назал приходили двое с удостоверениями, сказали, что сын на Майдане. Потом звонил следователь, сказал, что я должен приехать, потому что от этого зависит, где будет сын сидеть - в тюрьме или дома. Он показал мне видео, как Ильдар дает интервью на каком-то вокзале. Потом - разные задержания. Я говорю: он же не сопротивляется, какая тут уголовка? Но он объяснил статью.

У нас трое сыновей, мы с детства гордились Ильдаром, был примерный ребенок, старался в школе. Учитель говорил, что у него есть стержень. Мы еще с детского сада, когда уходили, оставляли дом на него - деньги, все. Хотя он не был старшим. Спортом занимался, был чемпионом Подмосковья по боксу. В институт поступил бюджетный. Всем помогал всегда. Унаследовал мои черты.

Потом начал ходить на демонстрации. Не работал. Друзья его? Они мне не интересны. Не уследил я. Я пожилой, живу при восьмом правителе. Путин - это, я считаю, для страны повезло. Его бы (Ильдара) черты - в нужном направлении, чтобы место в жизни занять... Увы, думаю, он запутался. Мне как отцу это жаль".

Простая человеческая речь, наполненная горечью, изменила все в зале. Приставы, которые еще недавно пытались вытащить под руки мать Ильдара за то, что у нее зазвенел телефон, притихли. Прокурор, забыв про злобную настырность, мягко напомнила ему, что он может остановиться, если ему трудно, и не отвечать "по 51-й статье". "В общем, вы его положительно характеризуете?" - подсказала судья.

Ильдар задал отцу единственный вопрос: "На допросе Вы сказали, что я занимаюсь политикой с 2005-го. Почему?" Оказалось, что следователь просто обманул старого человека. Отец спросил его (запамятовал), когда были события на Болотной, потому что именно с тех пор Ильдар "увлекся политикой". Следователь ответил, что в 2005 году. Так и записали. Еще в тех показаниях записано, что Ильдар "участвовал в антиправительственных демонстрациях в Киеве". Отец знал об этом, слышал, как Ильдар рассказывал другим домашним. Следователь тоже это знал. Спросил отца - тот подтвердил. Такие показания. К статье, по которой обвиняют Дадина, не имеют никакого отношения.

Потом мы вышли из зала и, хотя рабочий день в суде еще не закончился, приставы начали животами вытеснять нас к выходу, как на митинге. И все вернулось на свои места.

Петр Павленский у горящей двери здания ФСБ (КГБ) 9 ноября 2015 года. Кадр видеозаписи

Когда-то давно, в советские времена, мне попалась в руки "диссидентская" книжка о России, изданная далеко-далеко. Ничего из нее не помню, кроме одной фотографии: на мутном размазанном снимке угадываются контуры здания на Лубянке и торчащий перед ним "железный Феликс". Сильнее всего врезалась в память подпись: "Снимок сделан из окна быстро едущего автомобиля". Здание КГБ фотографировать было нельзя. Передние парадные двери здания вплоть до сегодняшнего дня я ни разу не видел открытыми. Настоящий главный подъезд, с нависающим над дверьми массивным барельефом советского герба, выходил в маленький задний переулок и смотрел прямо на знаменитый "Дзержинский" гастроном. Когда я проходил мимо этого дома в те годы, мне всегда казалось, что он окутан густым облаком. Это было облако страха и недоверия. Не могу сказать, что за последние 25 лет мои ощущения сильно изменились.

Здание КГБ, 1980-е:
Уже в разгар перестройки, в январе 91-го года, только что созданная "Независимая газета" послала меня снять вблизи этот "закладной камень" для какой-то статьи о сталинизме - тогда эта тема обсуждалась вовсю. В голове у меня все еще жила та картинка из "антисоветской книжки". Для конспирации я зашел сперва в гастроном, там достал из сумки камеру, подготовился. Выйдя с толпой людей из магазина, сразу вскинул камеру, нацелившись на расположенный как раз напротив подъезд. И тут на мое плечо легла чья-то рука, а тихий ровный голос произнес в ухо: "А вот этого не надо". За мной стоял обычный мужчина в пиджаке, глядя на меня без злобы или страха - очень спокойно, даже с легкой улыбкой. Возможно, кто-то из сотрудников КГБ просто вышел в обеденный перерыв в магазин и случайно оказался за моей спиной. Или нет, я не знаю.

"Посягательства" на неприкосновенное здание я видел дважды. Первый раз - еще до моих опытов с фотографированием. 30 октября 1989 года недавно созданный "Мемориал" совместно с другими движениями отмечал День политзаключенного. Каким-то невероятным образом тогда, несмотря на угрозы "сверху", удалось единственный раз в истории "взять КГБ в кольцо" - несколько тысяч человек встали по периметру здания на Лубянке, держа в руках зажженные свечи.

Акция в День политзека 30 октября 1989 г.

Второй раз Лубянка оказалась окружена людьми 22 августа 1991-го, в день победы над путчем ГКЧП. Огромная масса людей праздновала, расписывала фасад и фиктивные парадные двери КГБ лозунгами, свергала "железного Феликса" с его постамента.

22 августа 1991 года.

А позади здания, из дверей истинных, выходили люди с коробками, портфелями и ящиками, наполненными какими-то бумагами, складывали их в багажники служебных "Волг" и уезжали в неизвестном направлении. Они покидали свой "дом" спокойно и без суеты. В их движениях чувствовалась уверенность, что они сюда еще вернутся. Никто их тогда не останавливал и внутрь не заходил.

"Настоящий" главный вход в здание с задней стороны. 22 августа 1991 года.

На Лубянской площади в последнее время прошло несколько смелых политических акций. Но к стенам самого здания активисты, как правило, не подступались.

Некоторым из моих знакомых все же довелось побывать внутри этого дома. Все они были там с одной целью: на допросах.

Сегодня на суде над Иваном Непомнящих, последним (пока) из судимых "болотников", последний реально важный свидетель обвинения окончательно рассыпал дело.

Обвинение строилось на нескольких взаимосвязанных постулатах:

Иван был задержан 6 мая на Болотной.

Причина - "мешал задержанию других граждан".

В ответ на это двое полицейских 2-го оперполка задержали его.

Есть повторное нарушение Иваном закона - сопротивляясь своему задержанию, он бил полицейских руками по рукам и зонтиком - по шлемам. Тем самым заработав себе ч.1 ст.318 ("насилие в отношении представителя власти").

А все его поступки вместе доказывают, что он участвовал в массовых беспорядках (ч.2 ст.212).

Полицейские оперполка спустя два с половиной года после событий были признаны потерпевшими от Ивана. Во время следствия они сперва ничего не помнили, но когда следователь показал им видео эпизода, сразу вспомнили все - и за что задерживали Ивана, и как он их побил, и "физическую боль" от его ударов. На суде описать, как он "мешал задержаниям" ни один из них не смог. Про удары тоже невнятно вышло. Один из них пытался указать на имеющейся у суда видеозаписи мифический удар зонтиком, тыча пальцем в пустое место. Подробный пересказ их допроса стоит почитать отдельно - как литературное произведение. Это гораздо убедительнее, чем любые мои теоретизирования.

Сегодня пришел третий свидетель - Алексей Климов, бывший тогда старшим инспектором отдела информации и документирования. На деле, как пояснил Климов, это значит, что они с оператором в гражданской одежде присутствуют на массовых мероприятиях и снимают, если происходят какие-то нарушения. В протоколе допроса Климова на следствии сказано, что тот находился рядом и хорошо видел все - и как Иван "мешал и провоцировал", и как, куда и кому Иван наносил удары руками и зонтиком. Что ему показывали видео - не сказано, а значит - все видел и помнит сам.

Сегодня в суде Климов:

1. Отказался от своих показаний, что Иван перед задержанием "провоцировал и мешал".
2. Сказал, что при задержании Иван "отмахивался".
3. Сказал, что Иван "делал движения руками, похожие на то, как действуют в дворовой драке, когда хотят кого-то ударить".
4. Признал, что перед дачей показаний на следствии следователь показывал ему видеозаписи.

Таким образом:

1. Никто из свидетелей не помнит (или не знает), за что Ивана стали задерживать и что он делал до задержания.
2. Ни один из свидетелей не давал показаний и не опознавал Ивана до демонстрации им следователем видеозаписи (на которой невозможно усмотреть никаких противоправных действий).
3. Показания единственного "стороннего" наблюдателя могут служить основанием лишь для обвинения по ст. 19.1 Административного(!) кодекса ("неподчинение законному требованию сотрудников полиции"). Наказание - штраф до одной тысячи рублей или арест на пятнадцати суток. Описания типа "отмахивался" и "делал движения" никак не могут рассматриваться в качестве доказательства умышленных ударов и превращать обычное нежелание "задерживаться" в "применение насилия против представителей власти".
4. Если Иван не делал до задержания ничего противозаконного, то и само задержание незаконно. Что автоматически снимает с него претензии в участии в массовых беспорядках, и даже в "неподчинении законным требованиям".

Собственно, и все. Зачем мы на нескольких заседаниях суда выслушивали многочисленных свидетелей обвинения, доказывающих сам факт массовых беспорядков? Какое отношение ко всему этому имеет Иван? Я вижу лишь один смысл.



Иван Непомнящих - первый из всех судимых "болотников", кого обвиняют только за то, что он сопротивлялся своему задержанию. На суде выяснилось, что никаких агрессивных действий до этого вменить ему не получилось. И если суд вынесет обвинительный приговор, это значит, что практически любой из десятков тысяч участников той демонстрации может считаться участником массовых беспорядков лишь потому, что не хотел быть задержанным. А мне почему-то кажется, что в тех обстоятельствах вряд ли нашелся бы хоть один человек, радостно отправившийся в автозак.

Впрочем, нет, один был. На одной из видеозаписей событий присутствует человек в истерике. Он прыгает на полицейское ограждение с истошным криком: "Арестуйте меня, арестуйте меня! Там бьют, мне страшно, арестуйте меня!". Но я не буду это показывать, это просто неэтично по отношению к нему. Так что придется поверить мне на слово.

Второй раз я попадаю на ежегодный аукцион в поддержку политзеков. Его проводят с 2012 года, и вначале он был посвящен болотникам - посадки по Болотному делу как раз были в самом разгаре. В том году вокруг клуба, где он проходил, крутились омоновцы, но все прошло спокойно. В воздухе было тревожно, но еще чувствовался драйв и желание что-то изменить.

Сегодня политических процессов и политзеков заметно прибавилось. Мне понравилось, что, выставляя лот, его владелец мог назвать персональный адрес - кому он хочет передать выручку от продажи. Главных впечатлений, пожалуй, два.

Во-первых, в зале преобладала молодежь. Много незнакомых лиц, но все же показалось, что в основном присутствовали активисты, журналисты, родственники - те, кто наиболее близок к теме. Режиссер Гарри Бардин удивленно сказал, представляя свой лот - куклу вороны, "снимавшуюся" в его фильме: "Я вижу тут в основном молодежь, пусть и неравнодушную, но без особых банковских счетов. А я ожидал увидеть тут олигархов, знакомых нам, которым, может быть, мы вскоре тоже будем собирать деньги, чтобы позаботиться об их жизни в заключении..."

Режиссер выставил за свой вполне уникальный лот 10 000. За эту сумму его и купили с некоторым напряжением. Когда стартовая цена была совсем небольшой (300-500 рублей), торг шел оживленнее, но цена не поднималась выше 4-5 тысяч. Были занятные экспонаты - "печать Фандорина" от Акунина, книги с авторскими автографами, картины. Но я ждал большего разнообразия и качества. Такое впечатление, что идея выставить тот или иной предмет возникала у людей буквально в последний момент - что под руку попадется.

Майка со знаменитой "иконой Pussy Riot" от Артема Лоскутова, за которую штрафовали его и угрожали заблокировать "Грани", ушла за 4,5 тысячи. Видимо, эта картинка долго будет возбуждать правоохранителей - недавно они завели на Артема дело о трехлетней давности публикации этого страшного экстремистского изображения в Твиттере.

Второе впечатление - появление темы, которой, наверное, не могло не быть. Украина. Каска и противогаз, подаренные на Майдане журналисту Александру Черныху, вызвали веселое оживление. Возможно, потому, что их примеряла на себя ведущая аукцион Мария Алехина. Но когда вышла двоюродная сестра Олега Сенцова с лотами от Олега, а также Геннадия Афанасьева и Александра Кольченко, в зале повисла странная тишина. Она возникала почти каждый раз, когда всплывала украинская тема. Я так и не понял ее природу. Было ли это смущение перед мертвыми и людьми, получившими сроки, несоизмеримые со сроками большинством наших "обычных" политзеков? Или та неуверенность, которую я и сам часто испытываю, когда разговор об украинских событиях заходит с незнакомыми людьми? Когда не знаешь, как собеседник отреагирует, не набросится ли на тебя с проклятиями. А где-то в подсознании всплывает генетическая память о 37-м. Трудно сказать, что в эти минуты происходило с людьми. Но тема упрямо вылезала раз за разом, и первым ее задал тот же Бардин, очень твердо и уверенно посвятивший лот своему коллеге - Сенцову.

Из уже освободившихся болотников встретил Илью Гущина, а также Николая Кавказского и Володю Акименкова (он был в числе организаторов). Последние двое попали под амнистию еще во время суда. Сейчас будут выходить и другие ребята, интересно, придут ли они на следующий аукцион? Впрочем, неизвестно, состоится ли он. Ведь и нынешний прошел со второй попытки - первую еще летом успешно сорвали власти, не встретив сопротивления владельцев московских клубов.

Когда я уходил перед последней сессией торгов, собрали около 200 000 рублей. По нынешнему уровню сборов на всяких митингах и прочих мероприятиях это очень хорошо. Но если разделить на всех сидящих...

Наверно, сегодня трудно ждать другого результата: у меня есть отчетливое впечатление, что повсюду жертвователи - одни и те же люди. Все это не особо вдохновляет, но главное - аукцион прошел, деньги собрали, кому-то придет на зону передача пожирнее, чьи-то нуждающиеся родственники получат помощь. Дело надо делать невзирая на погоду.

Сегодня на суде над Иваном Непомнящих были два свидетеля обвинения, которые меня потрясли. Нет, не сказанным - за время Болотных процессов я слышал обо всех этих вещах десятки раз. Потрясло сочетание этих свидетелей. Роли, в которых они оказались.

Первым шел полицейский 2-го оперполка. Крупный, сильный, грубоватый мужик, обращавшийся к молодому адвокату "девушка". С очень простым, милицейским, слегка кособоким языком. Служака. Кто-то скажет даже - "солдафон". Он по своему разумению старался говорить правду. Что со своего места не мог видеть столкновений. Что выход с площади по "горбатому" мостику (он возле него и дежурил все время) сперва был открыт, а потом полицейские его перекрыли. Что сквер постоянно был оцеплен полицией (чего не должно было быть по договоренности с организаторами). Что на инструктаже перед митингом их "накачали": что, мол, после (после, а не до!) митинга некоторые демонстранты могут сесть на землю и не уйти (здесь, на набережной или в сквере, а вовсе не на улице возле "Ударника"!).

Были две вещи, которые он повторил по нескольку раз. Во-первых, что сам видел среди демонстрантов детей. Его об этом не спрашивали. Видимо, это его чем-то взволновало тогда. А во-вторых, про пресловутые опрокинутые туалеты. Что он точно не видел, но вполне может допустить, что хлынувшая толпа просто неумышленно их уронила. "Это вполне возможно", - повторял он, зачем-то стараясь донести эту мысль. Мы-то знаем, что как раз с туалетами все было осознанно, но он почему-то хотел высказать свои сомнения.

А потом пришел совсем другой человек. Образованный, средних лет, можно сказать - интеллигентный. Врач. Знающий клятву Гиппократа. Сергей Иванович Ларин его зовут. Во время шествия и митинга он руководил бригадами "скорых", которые должны были заботиться о людях. Насмешливым обвинительным тоном он сходу начал обличать коварных демонстрантов. Он рассказал буквально следующее.

1. Что точно не помнит, был ли оцеплен полицией сквер, но в самом сквере демонстранты точно были. Немного, но были.
2. Что видел, как со стороны участников "сидячей забастовки" в полицию летела металлоарматура.
3. Что видел своими глазами несколько прорывов полицейского оцепления возле "Ударника".
4. Наконец, самое главное. Что львиная доля людей, которым медики оказали помощь, были полицейскими. Что у полицейских в основном были травмы, очень опасные для жизни, - "проникающие колото-резаные раны, в том числе - шеи". Полицейских к врачам обратилось человек 50-70. А демонстрантов - всего человек 15. И травмы их были несравнимо более легкими. "Потертости", как он сказал. А то и просто - истерики и психозы. "Один человек дважды к нам попадал с истерикой. Его полицейские вывели за оцепление, а он вернулся и снова - к нам". Еще врач рассказал про женщину, которая прикинулась беременной, засунув подушку под платье. И орала благим матом "Убивают!". Полицейские ее с трудом достали из давки (значит, давка все же была?), а уж врачи ту подушку обнаружили.

Он был уверен и улыбался. Он знал все. Что бросали камни. Что поворот на набережную с моста был достаточной ширины, чтобы пройти большой колонне. Когда ему начинали задавать въедливые вопросы, он легко "уходил в отказ": я был занят оказанием помощи и особо не смотрел. Но как же тогда увидел с такой подробностью? Он знает, что полиция постоянно обращалась к демонстрантам через мегафоны и это всем было прекрасно слышно. Правда, оказалось, что он имел в виду требования пройти к месту митинга на набережную. А адвокаты хотели узнать, говорили ли полицейские, где можно выйти назад из этого ада. Кажется, такая постановка вопроса сильно удивила врача. Врача...



Прокомментируем по пунктам. С первыми - легко. Врач просто врал.
1. Сквер был оцеплен, и демонстрантов там не могло быть. Не допустить их туда было едва ли не главной задачей полиции, судя по обнародованному оперативному плану.
2. В то время, когда проходила "сидячая забастовка", никаких столкновений еще в помине не было, а уж тем более - летающей арматуры. Да и никакой арматуры следователи не нашли при исследовании места происшествия, что опять же в протоколах написано.
3. Даже в обвинительном заключении написано, что прорыв был один.

С медициной сложнее, но еще хуже. В своих первых показаниях еще в июле 2012 года Ларин говорит про 23 пострадавших, которым их служба оказала помощь. Среди них было двое полицейских. Случайно, потому что оказание помощи полицейским входит в задачи ОМП ГУВД. Еще веселее выглядит справка ЦЭМ, приложенная к делу самим следствием. По ней помощь гражданскими врачами оказана 53 обратившимся. У которых в основном ушибленные раны головы, черепно-мозговые травмы, сотрясения мозга, гематомы, переломы, растяжения. Среди 53-х - лишь четверо полицейских. Значит, 49 демонстрантов. 49:4 "в пользу демонстрантов" по справке и 15:70 "в пользу полиции" по Ларину. Еще на том допросе Ларин говорил про летящие пустые пластиковые бутылки и пластиковые же флагштоки. Про камни и арматуру - ни слова.

Я понимаю, почему прокурор не потребовал огласить его прежние показания, как это делает обычно. Потому что Ларин на суде даже "перевыполнил норму". Очень старался. Даже больше, чем подполковник Беловодский. Но и это не главное.

Врач, переживающий за нескольких полицейских и плюющий на десятки тысяч гражданских. Следить за здоровьем полицейских даже не входило в его обязанности, у тех свои врачи были. Как это возможно? Что за деформация сознания? Убеждения? Да нет там никаких убеждений. Просто шкурный ведомственный интерес. Врачи, пишущие освидетельствования под диктовку полицейских. Врачи, к которым демонстранта надо было принести на носилках, чтобы они обратили на него внимание. Врачи, переписывающие медкарты. Врачи, определяющие в психушку человека за то, что он оказался на митинге. Как теперь модно говорить, "мы своих не сдаем!". В итоге получаем врача, лжесвидетельствующего перед судом. Поздравляю.

Протоколы первого допроса врача Ларина и список пострадавших на Болотной по справке Центра экстренной медицины:

Подполковник Беловодский на Болотной площади и в зале суда

После перерыва возобновился процесс над последним (пока) из болотников - Иваном Непомнящих. У него (как и у всех прежде осужденных по этому делу) две статьи: 212-я (участие в массовых беспорядках) и 318-я (насилие над представителем власти). Я уже разбирал подробно его случай, ничего нового пока не прибавилось. В отличие от прошлого заседания (где показания "давали двое "пострадавших" от Ивана полицейских) этот день стал бы малоинтересным. Если бы не подполковник Игорь Борисович Беловодский.
Обвинение, как и в предыдущих процессах, выставляет полицейских - свидетелей и потерпевших - "по 212-й", то есть продолжает упорно доказывать само наличие массовых беспорядков. Хотя, казалось бы, преюдиция по этому вопросу уже существует. Эти свидетели в своих показаниях ничего не сообщают о конкретных эпизодах, в которых фигурируют обвиняемые (в данном случае Иван), а "потерпевшие", оказывается, потерпели от "неизвестных лиц". Были массовые беспорядки на Болотной или это было нечто другое - спорить об этом давно устали. Прежние суды признали, что были, это дело их совести.

Для судьбы каждого из обвиняемых (и для Ивана тоже) гораздо важнее, казалось бы, другой вопрос: какое отношение имеют его действия к этим происходившим "на территории от Малого Каменного моста до Фалеевского пер. в период от 17:00 до 20:00" мифическим беспорядкам?
Логика обвинителей такова: мы доказываем наличие массовых беспорядков, обвиняемый толкнул (схватил, дотронулся) до полицейского, значит, он сознательно принял участие в беспорядках. А если нет уверенности, что он вообще что-то сделал (толкнул, схватил, дотронулся), то последним аргументом против него является то, что он был участником массовых беспорядков. Значит, должен был что-то незаконное сделать. Замкнутый круг, по которому мы ходим уже который процесс. И за которым как-то незаметно теряется тот факт, что и массовые беспорядки доказаны липово, и конкретные действия подсудимых описаны в липовых показаниях липовых свидетелей. А уж связь между этими двумя вещами (статьями 318 и 212) вообще не приходит в голову доказывать. Зачем, если и так все ясно?

Эти умопостроения обвинителей не просто и не только "госзаказ". Это ментальность. И не случайно обвинение упорно вызывает свидетелем подполковника Беловодского уже на третий процесс. Он выражает эту ментальность, возможно, лучше многих прокуроров и следователей. Потому что она его сущность. Он так думает и потому говорит правду. Или то, что ему кажется правдой. Поэтому он почти каждое свое утверждение сопровождает словами "по всей видимости", "это мое личное мнение" и даже "это мои убеждения" (уже только поэтому суд не должен бы учитывать его показаний). Поэтому он легко говорит о том, чего сам не видел, но в чем убежден. Его картина мира ясна: есть "правильные" люди, и есть враги. Поэтому все те, кто, по его мнению, "прорывал оцепление и устраивал провокацию", одеты в темную одежду. Поэтому вместо возбужденных и возмущенных людей, окруживших его на площади, он видит "группу накачанных спортивных молодых людей в черном", напавшую на него. Что с того, что в результате "нападения" этой страшной банды с него всего лишь сорвали погон?

Он не видит противоречия в своих словах о провокаторах, которые "провоцировали толпу", спрашивая полицию, почему людей не пропускают. Это для нас очевидно: если пройти можно, то этот вопрос никого не спровоцирует. А если пройти нельзя, то "почему не пропускают" - вопрос логичный. Но только не для подполковника: если не пропускают, значит, просто надо подчиняться. Для полковника нет слова "разгон", а есть "сотрудники работали по зачистке мероприятия". Звучит мудренее - и никакого эмоционального оттенка. И вроде все в порядке.

На "процессе 12-ти" подполковник отличился тем, что на вопрос, имеет ли он претензии к кому-то из сидящих в клетке обвиняемых (ни одного из которых он на Болотной не видел), ответил: "Имею ко всем. Потому что они все попрали закон". А почему вы уверены, что попрали? "Потому что сидят здесь!". Сотруднику правоохранительных органов даже не пришло в голову, что до приговора на всех распространяется презумпция невиновности.

В этот раз подполковник превзошел самого себя. На вопрос адвоката Динзе: "За какие противоправные действия полиция задерживала людей?" - полковник дал ответ, наиболее кратко и точно отражающий полицейскую логику власти. Он сказал: "Я лично считаю всех находившихся на площади совершившими противоправные действия тем, что они не прошли к месту законного митинга". Власть до сих пор запугивает участников той демонстрации, периодически возвращаясь к истории Болотной новыми арестами и обвинениями. Но пугает как-то иносказательно, намеками. Подполковник Беловодский первым за три с лишним года сказал четко и внятно, по-военному: виноваты все уже тем, что там были.

Следующее заседание суда 29 сентября, в 10:00.

Я нашел только один кадр, на котором Юрий Афанасьев улыбается. Начало лета 1989 года, открытие первого съезда нардепов СССР. Радиотрансляции слушали на кухнях, в автобусах и на рабочих местах. Если на съезде что-то шло не так, собирались десятки и сотни тысяч и требовали своего. Собирались в далеких Лужниках, еще не воспринимая эти выселки как "слив протеста". Потому что никогда прежде такого не было и было неважно где. Отдаленная площадка была видна всему миру. Этот год до сих пор я считаю лучшим, потому что страна почувствовала свой шанс и еще верила в него. На съезде родилась Межрегиональная депутатская группа - первая оформленная фракция демоппозиции.



Афанасьев шел сквозь толпу, его приветствовали, как и многих других, и он смеялся. Мне он всегда казался человеком трагическим. Мощно возвышаясь на какой-нибудь трибуне, он обычно смотрел куда-то вдаль и, казалось, видел в грядущем нечто тревожное и драматическое. Даже когда уверенно и сильно говорил с каким-то полканом в 90-м. Тогда Горбачев вывел войска, чтобы перекрыть эти бескрайние людские реки, периодически разливавшиеся в центре Москвы в те годы. А на Садовом тем не менее собрались сотни тысяч. "Вы понимаете, что вы сейчас отвечаете и за возможную трагедию сегодня, и за наше общее будущее? Посмотрите, сколько людей, они ведь все равно пойдут, но какой ценой?" И солдатиков отводили в переулки, чтобы не мешали людям.



Очень символичный кадр для меня - межрегионалы на сцене, кажется, Дома кино. Было какое-то собрание демократов по ходу съезда, на котором дела шли хреново, они оставались там в меньшинстве, проигрывали какие-то голосования и постановления. Когда уже расходились, на сцене сложилась такая совершенно цельная композиция, олицетворявшая печаль и безнадежность. В центре ее располагался Афанасьев. Сегодня я думаю, что проиграли во многом из-за этой постоянной готовности к худшему и хронического чувства вины. Слишком долго и последовательно это воспитывали в нас, и все мы были инфицированы в той или иной степени.



В июне 93-го, еще до всех кровавых событий в Москве, Афанасьев внезапно отказался от депутатского статуса и ушел из политики. Так вышло, что встречи с ним отмечали для меня какие-то очень важные точки в истории. Следующий раз я встретил его в 2010-м и спросил: почему? Не было еще ни митингового всплеска 2011/12 гг., ни новых законов, ни Украины...

Известная группа "депутатов-активистов" предложила разрешить полицейским стрелять в людных местах. Можно, конечно, серьезно обсудить эту перспективу. Но стоит ли? И так понятно, что полицейскому для того, чтобы исполнять свои полномочия, нужны определенные права. В том числе право на насилие. Ограниченное разумными пределами в конкретных обстоятельствах. И в людных местах встречаются террористы и опасные для тех же людей преступники. Вопрос в другом: кто и как будет проверять и оценивать эти обстоятельства и действия полицейских? Права у полиции (милиции) у нас были всегда. И всегда были какие-то ограничения. Так во всем мире устроено. Но у нас свои "особенности".

Кто о чем, а я о "своей" Болотной. Для примера. Там полиция тоже применяла силу "в публичном месте". Еще без всяких законодательных новаций. Потом, якобы, проверили и убедились: силу применили законно. В итоге имеем такие (официальные!) цифры.

Пострадавшие 6 мая (информация ГУВД на 07.06.2012 и Центроспаса на 07.2012):
Полиция - 29
Демонстранты - 50 (в основном ушибы и рваные раны головы)

Признаны потерпевшими по делу:
Полиция - 79
Демонстранты - 2 (оба случайно пострадали от действий других демонстрантов)

Примечание. Среди пострадавших демонстрантов 6 человек старше 50 лет и три женщины: 16, 19 и 64 лет. Это официальный и далеко не полный список.

Все проблемы российских законов и отношения к ним граждан начинаются и в сущности заканчиваются практикой их применения. Если все знают, что страна живет не по законам, а "по понятиям", то стоит ли удивляться, что со временем народ вообще перестает реагировать на законодательство? И вот тогда становится возможна вся эта вакханалия совсем уж бредовых законов. И какая разница, что там написано?

Можно ограничить полицейских применением спецсредств в виде рожков мороженного. Можно разрешить им бомбометание. До тех пор пока одни и те же люди будут принимать законы, действовать и проверять затем себя самих, совершенно не важно, что понапишут. Пуля всегда может превратиться в пельмень, а сломанная полицейским нога - в опасное оружие в руках демонстранта.

Российские власти ответили на вопросы ЕСПЧ по Болотному делу. Видевшие ответ специалисты говорят, что ответили с необычной для себя обстоятельностью. Возможно, подписавший бумагу замминистра юстиции г-н Матюшкин гордится большой проделанной работой. Однако, сколько ни обосновывай ложные тезисы, достоверней они не становятся. Каковы же главные положения бумаги?

1. Нарушений прав граждан на мирное собрание не было. Поскольку "согласно обвинительному заключению, активисты не подчинились законному требованию полиции прекратить согласованное мероприятие после начала давки, применяя насилие к ОМОНу, что описано и закреплено в приговорах".

2. Действия полиции и последующие приговоры судов не были политически мотивированы. Потому что после Болотной оппозиция провела несколько крупных согласованных акций, а сразу после Болотной в Москве действовал стихийный оппозиционный лагерь "ОккупайАбай".

Ответить на эти возражения очень легко. Факт одностороннего и негласного (более того - умышленно засекреченного) изменения полицией схемы проведения митинга зафиксирован даже в российском суде. Не стоит закапываться в детальные рассуждения о "бутылочном горлышке", "двух шагах полицейской цепочки" и прочих порой спорных деталях событий. Достаточно глянуть на одну простую схему.

На ней зеленым цветом обозначено отведенное для митинга пространство и пути похода к нему в соответствии с договоренностью заявителей с мэрией и столичной полицией. Точно так же выглядела схема митинга, состоявшегося 4 декабря, которую и договорились в точности повторить. Это также сответствует схемам, опубликованным накануне митинга на сайтах ГУВД и РИАН, на которые ориентировались и организаторы митинга, и рядовые участники. А красным показано то, что осталось от этого в реальности в результате тайных махинаций полицейских.



Да, позднее оппозиция проводила и другие мероприятия. Но, во-первых, "ОккупайАбай" (как и многие другие более мелкие стихийные акции) проходили не благодаря, а вопреки усилиям полиции, которая в итоге неизменно их разгоняла или пыталась насильственно переместить в другое место. А во-вторых, вы, господа, сами опровергаете свой тезис. И до, и после, когда полиция соблюдала договоренности с организаторами, никаких "беспорядков" не происходило. И только единственный раз, когда вы почему-то решили действовать иначе, случился инцидент. Так чьи же действия лежат в его основе?

Что такое "нарушение прав" в конкретной области? Наверное, российская власть считает, что это создание ГУЛАГа и запрет всего всем. Но это уже называется иначе - "тоталитарный репрессивный режим". "Нарушение прав" - это не колючая проволока повсюду. Это когда г-н Иванов не получает должной по закону медпомощи. Или сын г-на Петрова - образования. Или защиту г-на Сидорова, приводящую свидетельства его невиновности, не слушают в суде. Или когда власти, если хотят, позволяют спокойно провести оппозиции митинг. А когда они в этом не заинтересованы - митинг срывают. А затем, ссылаясь на создавшуюся опасность для людей, отменяют вовсе. В то время как могли бы эту опасность сами устранить на месте (открыть все закрытые зоны). А еще лучше - не создавать вообще.

Вот это и есть политическая мотивированность всего, что устроили власти на Болотной и после.

Теперь защита болотников должна направить в ЕСПЧ свои возражения на возражения официальной России. Надеюсь, опытные адвокаты сделают это еще более убедительно, чем я.

Степан Зимин, получивший один из самых больших сроков "за Болотную" (3,5 года), на свободе. Это, конечно, главное. Но все это время мне хотелось рассказать историю его защиты. В свое время у меня просто не хватило времени и сил.

С осени 2012-го мы с женой начали свое журналистское расследование по Болотному делу. Потом стали помогать адвокатам. На суде по "делу 12-ти" я уже вошел в процесс официальным защитником. После ареста очередного обвиняемого следствие обычно сразу предъявляло крошечный кусочек видеозаписи, где смутно был виден вменяемый ему эпизод. Остальное - договаривалось словами, но считалось, что видеозапись - серьезный аргумент обвинения. Мы тут же начинали искать источник или альтернативные видео и фотографии, сопоставлять, сводить, анализировать.

Со Степой у нас была настоящая головная боль. С другими было понятнее: в большинстве случаев нам сразу удавалось найти съемки вмененных им эпизодов. Или понять, что эпизод этот - чистая выдумка. "На словах" Степану вменялось бросание в полицию кусками асфальта. Такое было на Болотной, и несколько эпизодов "с киданием" были обсняты со всех сторон. Но Степы на тех кадрах не было. Его вообще не оказалось на видеосъемках с Болотной (которых мы просмотрели почти 100 часов). То есть да, мы нашли кадры с ним еще во время шествия, до прихода на Болотную. Это был шок: Степан (в нем больше двух метров росту) возвышался над морем людей, как могучий утес. Его невозможно было не заметить. Тем более что, по словам полицейских, он был в черной маске! Однако на Болотной мы его никак не находили.

В деле тоже не было съемок самого эпизода - был кусочек "оперативного" видео, где уже задержанного Степана подводят к автозаку. Конечно, не сам эпизод, но уже что-то! На нем стоял "тайминг", но мы не могли спросить полицейского оператора, насколько он достоверен. Вдруг - удача: на фотосъемке корреспондента "Граней" Жени Михеевой отыскивается тот же самый момент. Такой же кадр, но с другого ракурса, мы обнаружили в фототеке РИАН. И у Жени, и на съемке "Новостей" стояло время, которое можно было проверить. Да, часы на камерах были выставлены правильно. Примерно то же время стояло и на оперативном видео.

Следующим делом мы обратились к составленной еще раньше шкале времени всего, что происходило на Болотной. Оказалось, что 18:07 (время, стоявшее на полицейской съемке) - самое начало событий. Еще до появления всяких "загородок", "камней" и до начала каких-либо столкновений. Стало понятно, почему мы не видели Зимина. Его уже просто не было на площади. А в момент его задержания огромная масса демонстрантов, еще не разрезанная омоновскими рейдами на части, плотно стояла напротив полицейской шеренги. Очень плотно стояла. Почти в давке. ОМОН понемногу поджимал толпу в сторону канала, только усиливая тем самым сдавленность. Полиция только и могла что пытаться выдергивать кого-нибудь из самого переднего ряда (зачем они это делали - другой вопрос). Операторы и фотографы тоже не могли проникнуть вглубь стоящей массы, и все съемки того времени - общие планы, со стороны. На них видна лишь неразличимая, уходящая вдаль масса людей. А Зимин говорил, что стоял в глубине. На съемке Минаева с верхней точки есть только один подходящий для случая Зимина момент: когда ОМОН клином попытался разрезать толпу, но увяз в людской массе. Кого-то прихватив с собой по дороге, омоновцы отошли назад. Кого тащат, сверху не видно, но именно там должен был стоять Степан.

Ни о каком "беганье туда-сюда и метании асфальта", о котором в голос рассказывали свидетели обвинения, и речи быть не могло. Особенно в отношении гиганта Степана. На суде, правда, главный "потерпевший" (он же "свидетель") омоновец Куватов пытался объяснять, что Степан "в давке переносился постоянно с места на место и бросал камни со всех сторон". Но судья и прокуроры воспринимали этот бред как должное.

В деле лежало еще одно видео. Следствие пыталось ссылаться на него в обвинении, но оно стало подарком защите. На нем мелькнул уже задержанный Степан, которого вели двое омоновцев. Но нас теперь интересовал даже не сам эпизод, а его время. А оператор РИДУСа, ведший онлайн-трансляцию, снимал нон-стопом. Правда, на записи время не отображалось, но можно было сопоставить запись с самой полной и непрерывной видеохроникой - трансляцией Минаева. Там со временем было все в порядке (его, правда, тоже пришлось устанавливать, но это было легко благодаря заметным часам в студии). Более того: снимая, оператор в какой-то момент четко произносит фразу: "Начали бросать камни", - и кладет камеру на землю, чтобы надеть защитный шлем. Происходит все это уже гораздо позднее задержания Зимина.

Мы нашли оператора Тимофея Васильева. Я опасался: репортеры часто сторонятся участия на какой-либо стороне. Но Тимофей без колебаний согласился прийти в суд по вызову защиты. Оказалось, он уже давал показания следователю, когда у него изымали съемку. Тимофей выступил в суде внятно и однозначно: подтвердил свое авторство и то, что съемка велась непрерывно. Степана он не вспомнил, но заверил: до того как он произнес свою фразу, камней не было.

Казалось бы, все уже ясно, но к тому времени был горький опыт дела Михаила Косенко, где доказательства защиты тоже казались абсолютными и несомненными. Со свидетелями Мише повезло как никому, но суд полностью наплевал на это. Поэтому нужно было найти все возможные аргументы, подтвердить показаниями каждый шаг. И тогда мы стали искать свидетелей задержания Степана. Шли несколькими путями.

Мы знали, в какой райотдел полиции он был доставлен. На сайте ОВД-Инфо нашлись, пусть и неполные, списки задержанных 6 мая по всем ОВД. Когда задерживают не десятками, а сотнями, то просто заталкивают всех подряд в ближайший автобус. Заполненный автозак едет в райотдел. Такой конвейер. Это значит, что оказавшиеся в одном отделе могли приехать в одном автобусе. То есть быть задержанными почти одновременно. Обычно тот, кто сообщает о задержанных из райотдела, оставляет ОВД-Инфо контактный телефон. Мы нашли такого человека, но у него не оказалось контактов всех остальных задержанных. И мы полезли в соцсети. У нас были только фамилии без имен. На митинг съезжались люди из разных городов. Но первый "комплект" возможных свидетелей был определен.

Одновременно мы снова просмотрели тонны видео, пытаясь найти людей, которых тащили в автозаки примерно в это время. Кроме того, мы обнаружили в деле еще одну оперативную съемку, сделанную уже в ОВД. На ней была единственная женщина, активно отстаивавшая свои права перед полицейскими. Ее же лицо было и на снимках задержаний, и в одном из профилей Вконтакте. Я написал ей личное сообщение. Вообще я много писал незнакомым людям в соцсетях по этому делу. Кое-кто не ответил или сказал, что больше не хочет вспоминать эту историю, но большинство откликались сразу же. Так я познакомился с Леной К. и ее мужем, будущими свидетелями в суде (их задержали вместе, на кадрах так и тащат - обнявшихся). Их закинули в автозак практически одновременно со Степаном, и они все помнили. Да, их выдернули из густой толпы, это было около 18:10, в самом начале, еще никто ни с кем не дрался и ничего не кидал, все основные события они вместе со Степаном наблюдали уже из окна. Нашлись еще несколько человек из этого автозака. К сожалению, они либо не помнили Степана, либо не могли подробно описать обстоятельств своего задержания. И потому защита решила их не выставлять

Оставалось найти связующее звено между свидетелями и Степаном. Среди снимков с Болотной на Яндекс-фотках нам попались фотографии Лены и других задержанных, сидящих в самом автозаке. А в самом центре между ними - Степан! Автор снимков, молодой фотолюбитель Айнур, тоже был среди задержанных и немедленно согласился представить свои снимки в суде. Все срослось: свидетели, подтверждающие их слова снимки, время, Степан. Наша "сыскная" функция закончилась. Дальше за дело взялись адвокаты Максим Пашков и Сергей Панченко.

День, когда они представляли в суде свои аргументы, должен был стать триумфальным для защиты. Судья Никишина сразу почуяла неладное. Но поначалу не могла понять, к чему клонит защита, по крупицам собирающая факты из документов и кажущихся разрозненными показаний свидетелей. И тогда судья решила бить обухом. Найдя "слабое звено" в лице непривычного к таким ситуациям провинциального юноши-фотографа, она обрушилась на него с грубым нажимом, издевками и двусмысленными вопросами. Парень просто растерялся. Вернее, он оставался верен себе, но они как будто заговорили на разных языках. А судья и не пыталась понимать свидетеля. Она отвела и его показания, и его снимки как "недостоверные". Я описал тогда эту историю. Но мне до сих пор стыдно перед честным, искренним Айнуром. Особенно стыдно за некоторых зрителей и участников процесса, которые, не разобравшись в ситуации, поспешили злобно поддержать судью в обструкции. Это ведь правоохранители не хотят слышать и понимать нас. Но и Маша Баронова, и активисты из группы поддержки болотников, они по одну сторону с Айнуром, а тем более со Степаном, которого тот пришел защищать...

Других свидетелей ей "остановить" не удалось и остальные материалы пошли в дело. Но тогда я понял: Степану - сидеть. И блестящие выступления адвокатов в прениях уже ничему не помогли.

Три года назад десятки тысяч людей пришли на Болотную площадь Москвы. У них были разные желания и ожидания. Одни намеревались, как обычно, прийти, чтобы обозначить свою позицию, послушать ораторов и уйти. Другие надеялись, что представится возможность дойти до Кремля и постоять там, у заветных стен, - так же мирно, как первые на Болотной. Самые отчаянные мечтали, что рано или поздно им удастся в этот самый Кремль войти. И в политическом смысле люди эти придерживались очень разных взглядов. Это нормально - любое здоровое общество состоит из множества самых разных людей. Важнее для здорового общества - как и насколько адекватно люди поступают в конкретных обстоятельствах. Необходимо заметить, что у собравшихся не было ни оружия, ни автомобильных покрышек, даже большинство пластиковых бутылок с водой они оставили «на рамках».

На Болотной же возникла неразбериха. Поначалу все повели себя тоже по-разному. Кто ушел от греха подальше, кто сел на асфальт, кто заметался из конца в конец небольшого пространства, окруженного семью тысячами полицейских. Кто-то стал вырываться, лишь бы что-нибудь сделать и сохранить иллюзию, что можно как-то влиять на ситуацию. А вот бесчисленные полицейские, вместо того чтобы неразбериху разрулить и обеспечить безопасность пришедших граждан (как указывает им закон), начали этих граждан хватать, бить и вытеснять в разные, часто противоположные стороны. Создав еще большую неразбериху.

И тут граждане отреагировали совершенно адекватно: они обиделись и рассердились. И повели себя на удивление дружно. Во-первых, они не ушли, как им приказали полицейские. Отказались уходить не 10 или 100 человек, как бывало раньше, а многие тысячи. Во-вторых, они стали требовать от полицейских уважения к себе. В-третьих, всеми доступными средствами не позволять полицейским задерживать товарищей. А товарищами сразу стали все окружающие, на ком не было полицейской формы, вне зависимости от их взглядов и мечтаний. Все разногласия между ними свелись к тому, как защищать себя и других. Некоторые нашли на абсолютно пустой площади несколько кусков отколовшегося асфальта и решили кинуть их в нападавших. Другие, опасаясь последствий или считая неприемлемым любое насилие, убеждали их этого не делать. Но смысл действий для всех был одним, и осознавали его вполне ясно.

В результате усилий полиции 6 мая 2012 года на Болотной площади люди повели себя совершенно адекватно. А на политическом пространстве, может быть, впервые возникла небольшая работающая модель гражданского общества. Все произошедшее после никак не укладывается в моем сознании.

В деле об убийстве Немцова, похоже, происходит новый вброс информации. В опубликованной "Коммерсантом" статье приводятся новые данные и меняются акценты в старых. В чем же "сенсация"?

1. Название статьи ("Свидетель не узнал убийцу Бориса Немцова") предполагает, что состоялось опознание свидетелем предполагаемого убийцы. И тот его не опознал. Однако уже в самом начале текста сказано, что "убийца не подходит под описание свидетеля". Так "не узнал" или "не подходит"? Непонятен как смысл сообщения, так и источник информации. Газета ссылается на два источника – "близкого к следствию человека" и адвоката Заура Дадаева, но непонятно, от кого из них что известно.

2. Свидетеля, упорно называемого всеми комментаторами "основным" (при том что как минимум еще один известен, а всего у тела побывало не менее 6 человек) и в публикации LifeNews именовавшегося Виктором М., "Коммерсант" теперь называет Евгением.

3. Появляются якобы новые детали его показаний, противоречащие не только его опубликованному интервью, но и сами себе. В описании киллера появляется характеристика "худощавый, в висящей мешком одежде" (ранее LifeNews со ссылкой на "источник в органах" писал - "нормального сложения"). В результате главный подозреваемый Дадаев, обладающий крупным сложением, теперь меньше подходит под описание. Меняется и описание одежды убийцы: если раньше он был одет в "коричневый свитер", то теперь – "темная толстовка с капюшоном".

4. Впервые сказано, что уборочная машина пробыла на месте преступления всего несколько секунд, ее водитель говорил с Дурицкой, не выходя из машины, а свидетель, как бы, наблюдал это со стороны. Но за эти "несколько секунд" Дурицкая, по данным Коммерсанта, умудряется "бегать между своим приятелем и снегоуборщиком с мобильным телефоном в руке". Смысл этого уточнения может быть в том, что свидетель Евгений (он же Виктор М.) не видел водителя в лицо. Однако в интервью LifeNews он прямо говорит, что видел и даже разговаривал. А то, что водитель выходил из машины, подтверждает и видеозапись регистратора проезжавшей машины, и единственная видеозаписьс места преступления. А никакой "беготни" Дурицкой туда-сюда на ней не наблюдается.

5. Появляется информация о двух новых свидетелях (женщине и девушке). На них явно акцентируется внимание, в текст вводятся усиливающие впечатление слова ("появились каким-то образом", "подозрительный", "быстро ушли"). Содержится тонкий намек на их связь с Дурицкой.

Вопросов эта широко обсуждаемая публикация оставила больше, чем дала информации. Откуда взялись эти новые "показания" свидетеля? Показанный LifeNews "Виктор М." и "Евгений" - один человек или разные? Судя по описанию обоих (шел позади, первым подошел к телу и пр.) - один. Но его ли нам показал в свое время LifeNews или вообще какое-то подставное лицо? Почему из шести человек, побывавших на месте преступления после выстрелов и перед приездом полиции (что легко установить из все той же знаменитой видеозаписи камеры наблюдения), свидетель (или журналисты?) впервые упомянул тех двух женщин, по прежнему умалчивая об остальных?

Складывается впечатление, что публикация просто призвана заронить сомнения в виновности Дадаева и слегка "перевести стрелки" на таинственных женщин. Но реального материала для этого у редакции нет.

Принято считать, что мы живем так, как живем, потому, что основная масса народа приучена к халяве, ожиданию манны небесной и не приучена думать. Вот если бы все думали так, как немногие «думающие»... Я стараюсь читать в интернете «думающих».

За короткий промежуток между арестом обвиняемых в убийстве Немцова чеченцев и награждением Кадырова интернет «думающих» (не весь, конечно, но заметная часть) наполнился сдержанной радостью. Суть идеи: «Если уж истинных убийц Кремль все равно не выдаст, то хотя бы Путин теперь разделается с надоевшим ему Кадыровым. Хоть одним меньше будет. Иначе что бы все это могло означать?» Правду говорит Путин: народ наш един. И склонен он к халяве в равной мере во всех сословиях и политических течениях.

Теперь все стало на свои места. Если во всей этой истории и содержалось послание обществу, то оно ошеломительно просто и откровенно: «Причина убийства - гнев единого советского народа, который, не став дожидаться всех этих крючкотворов - судей и прокуроров, взял на себя тяжкий труд по избавлению Родины от заокеанской нечисти. И правильно народ-патриот делает! Мочить в сортире без суда и следствия».

В эту концепцию прекрасно укладывается и «добровольческое движение» по защите Донбасса, и всякие антимайданы, и НОД, и «возмущенные православные». А награждение Лугового - вишенка на торте.

Власть, оказывается, тоже плоть от плоти и так же предпочитает решать свои проблемы чужими руками. А если без шуток, это называется фашизм, разжигание гражданской ненависти и гражданской войны. Какая там статья становится популярной – измена родине? Я не знаю, что это такое. Но если что и можно отнести к этой статье, то в первую очередь эти эксперименты, которые проводит власть с сознанием собственного народа.

Может, правда, все несколько иначе. Есть ведь другая традиция у тиранов: наградить и поднести яд в заздравном кубке. Поглядим, конечно, но пока не верится.

Не знаю, кто им приказывал. Я не знаю субординации внутри этой группы: кто принимал решения, кто с кем советовался и кто сколько знал. Я всего лишь прочел все материалы дела. Но теперь я знаю, как это работало. И даже многие имена.

Схема фабрикации «Болотного дела» выглядит просто. Полицейские, чтобы не отвечать за события на Болотной, давали следователям одностороннюю, неполную или ложную информацию (на самом деле в большинстве случаев инициатива исходила от следователей, но для понятности картины начнем с «низшего звена»). Следователи должны были бы эту информацию досконально проверять и уточнять, но вместо этого использовали ее с одной целью - доказать вины «болотников». Основная задача прокуратуры - следить за соблюдением законности (в том числе полицией и следствием). Получив от следствия грубо сляпанное, недоказанное, во многом сфальсифицированное дело, прокуроры должны были вернуть дело на доследование, а то и возбудить новое дело - о фальсификации. Но вместо этого они просто переписали весь этот бред в обвинительное заключение. И передали его в суд. Суду бы внимательно исследовать документы и доказательства, выявить нестыковки и нарушения процессуальных норм следствием, грубые ошибки при составления обвинения прокуратурой. И вернуть дело прокурорам, строго наказав больше так не делать. Но суд еще раз переписал текст обвинений в свои судебные решения. Так, пройдя все ступени правосудия, ложь (или заблуждения по глупости и непрофессионализму) рядового полицейского о том, что «имярек участвовал в массовых беспорядках», стали приговором.

Десятки, если не сотни людей стряпавших «Болотное дело» на всех его этапах, прекрасно видели, что происходит. И каждый поспособствовал или по крайней мере не помешал полученному итогу. Следствие с ног сбилось в поисках некой «организованной группы», действовавшей на Болотной. Так вот, описанное выше и есть «преступная деятельность группы лиц по предварительному сговору». И эта группа - российское правосудие.

Члены этой ОПГ оказались еще и халтурщиками - они оставили в деле массу следов своих махинаций. И подарили нам возможность узнать имена фальсификаторов и технику их работы.

Прежде всего это тотальный «копипаст»: огромные куски текста кочуют тут по всем документам - от написанных под копирку показаний омоновцев до постановления суда. Во-вторых, «конвейерные технологии»: надо продлить срок заключения обвиняемым - и один и тот же оперативник пишет на всех обвиняемых пачку рапортов, состоящих из одной фразы: «находясь на свободе, имярек планирует скрыться от следствия и оказать давление на свидетелей». При том, что имярек этот сидит в тюрьме уже полгода. Если следствие и придумало машину чтения мыслей, то в деле это никак не отражено. Или даты. Есть донесения оперслужб о «выявленном участнике массовых беспорядков» и найденном свидетеле его действий, которого надо бы допросить. Вот только датированы эти донесения позже, чем задержание «болотника» и допрос свидетеля. Так «был ли мальчик»? И кого за что решили сажать в действительности?

И это я еще не говорю о сути дела. А там, похоже, почти все липа, с начала до конца. Потому что практически все «свидетели» по сто раз меняли показания. В итоге они все «вспоминали» о событиях, в точности повторяя даже не сюжеты видеозаписей, имевшихся у следователей, а «описания» их, сделанные следователем Гуркиным. А описания эти весьма далеки от того, что есть на видео. Вряд ли некий омоновец Куватов имел такой зуб на студента Степу Зимина, что каким-то образом добыл хранящиеся у следствия оперативные видеосъемки, узнал о показаниях других свидетелей, сочинил конструкцию ложных показаний - и все только чтобы посадить Степу. Значит, все эти «конструкции» - дело рук следователей.

Не раз я слышал от некоторых друзей и близких «болотников», наблюдателей и адвокатов, заразившихся «стокгольмским синдромом» в атмосфере этого дела (атмосфере жесткой заданности оценок, произвола и безнадежности): «Ну вот этот полицейский - не врет, искренний парень. И следователь у моего не худший в сущности мужик, просто служака». Я честно пытался быть «адвокатом дьявола» и искал в деле хотя бы кусочки правды и искренности. Увы! Почти все, что казалось на первый взгляд честным, на поверку оказывалось фальшивкой.

Напоследок они сманипулировали еще раз: вынесли отнюдь не самые жестокие приговоры. О’кей, ребята, вы «проявили гуманность», потому что «всем все ясно - наказывать не за что, но наказать надо, чтоб неповадно впредь». Я счастлив, что мою подзащитную Сашу Духанину «отпустили» под условку, а оклеветанный Артем Савелов не получил 8 лет. Насколько я знаю, приговор удовлетворил и многих посаженных, и их семьи. Но теперь «гуманисты» будут торговать своей «гуманностью»: намекать, что для благополучной отсидки на зоне и даже возможного УДО лучше бы забыть обиды, не ворошить прошлое, а тихо досидеть. Чтобы потом как ни в чем не бывало продолжить прерванную на несколько лет этим делом жизнь в России. Или незаметно для давно все позабывших соотечественников уехать куда подальше. Но в таком случае «гуманисты» от власти смогут в любой момент снова применить свои «умения» в отношении любого из нас.

Я долго думал, продолжать ли публикации по «Болотному делу», если это не нужно никому. И решил, что необходимо. Зло должно быть если не наказано, то хотя бы явлено миру. Подслушивающие, подсматривающие, запрещающие и сажающие должны знать: за ними тоже наблюдают. И преступления их видны.

В публикуемой таблице названы все участники произвола, кого удалось выявить, используя только лишь материалы дела. И персональная роль каждого. И статьи Уголовного кодекса, по которым я надеюсь привлечь их в будущем. Но это простые исполнители - важнее назвать заказчиков. Если я не успею, это сделает кто-то другой. Даже если перемен в России придется ждать еще дольше, процесс осуждения нынешнего государства должен стать более категоричным и внятным, чем вялое осуждение сталинизма, пришедшееся на наш век. Иначе это будет повторяться вечно.

Партнеры проекта: ОВД-Инфо, Комитет 6 мая, Каспаров.Ру, РосУзник, Союз солидарности с политзаключенными.