К правительствам и народам мира

Мы, российская общественность, просим вас принять неотложные меры для освобождения Надежды Савченко и передачи ее нейтральной стране на лечение.

Вы имеете возможность предоставить обеим сторонам, РФ и Надежде Савченко, гарантии беспристрастного рассмотрения дела и экстрадиции ее обратно в РФ, в случае, если суд найдет обвинения обоснованными.

Но прежде, чем предстать перед судом, она должна получить адекватное лечение и гарантии личной безопасности и честного суда.

Мы, граждане России, не можем допустить, чтобы смерть Надежды Савченко осталась на нашей совести. Не допустите этого и вы, используйте любые доступные политические механизмы.

Надежда Савченко, украинский летчик, попала в плен в июне 2014 года и находится в российской тюрьме в статусе не военнопленного, но подсудимой. Законность этого процесса и самого акта выдачи ее с территории Украины в другую страну Надежда отвергает и с середины декабря держит бессрочную голодовку.

ПОДПИСАТЬ ВОЗЗВАНИЕ

27 января дело Шилова, Зелениной и других («маковое дело») было возвращено прокурору Брянским областным судом.

Каждый из сотен тысяч российских предпринимателей, продающий сегодня пищевой (кондитерский) мак, оптом или в розницу, поставлен под угрозу уголовного преследования за сбыт наркотиков, якобы замаскированных под видом невинного продукта питания.

Семена мака не обладают наркотическим или иным психоактивным действием и поэтому не признаются наркотическим средством. Однако при исследовании высокочувствительной аппаратурой экстракта семян мака даже самой высокой степени очистки всегда выявляются в ничтожных количествах наркотически активные алкалоиды опия (морфин, кодеин, тебаин). Иногда на семенах мака судебные эксперты обнаруживают неотделяемые микронаслоения млечного сока (опия), находят среди них в качестве естественной примеси микрочастицы коробочек. Абсолютная, вплоть до удаления наночастиц, очистка пищевого мака при его промышленном производстве невозможна, да и не требуется.

В РФ никакие сорта мака не возделываются. Весь находящийся в продаже мак является импортным. Поэтому импортеры мака вдобавок к преследованию за сбыт привлекаются к уголовной ответственности за контрабанду наркотиков.

Сбыт и контрабанда наркотиков - тяжкие и особо тяжкие преступления, наказуемые вплоть до пожизненного лишения свободы. За сбыт в особо крупном размере минимальный срок - 15 лет. А мак ведь ввозится вагонами.

Ситуация парадоксальна. Один и тот же объект одновременно предстает в двух несовместимых качествах. Законопослушными гражданами кондитерский мак используется только как пищевой продукт. С этой стороны он оценивается таможенными и санитарными правилами, техническими регламентами, целью которых является безопасность продуктов для здоровья. С такой позиции подходят к пищевому маку Минсельхоз, Минздрав, Роспотребнадзор.

Одновременно тот же самый продукт, не вызывающий претензий гражданских ведомств, рассматривается наркоконтролем как наркотик. Отсюда многофигурные уголовные дела, как, например, это самое дело Шилова, одного из импортеров мака, и организованного им «преступного сообщества» из 13 человек. Дело разветвленное, в сотнях томов, одно обвинительное заключение составляет 139 901 страницу (это не опечатка, именно шестизначное число). В одном из вменяемых эпизодов в 42 тоннах мака эксперт насчитал 295 грамм морфина, что соответствует 0,00069%. По мнению следователей, это доказывает вину Шилова, а по мнению специалистов - свидетельствует о высокой степени очистки шиловского мака.

Проблема нецелевого использования наркоманами плохо очищенного пищевого мака действительно есть. Но, как доказывает экспертиза Минюста, нельзя получить наркотическое средство из мака, импортированного Шиловым, по способу, описанному наркоманами. В прежние годы в Россию попадало немало плохо очищенного мака с высоким содержанием сорной органической примеси. Известны и случаи подмешивания в семена мака маковой соломы с последующей реализацией под видом пищевой продукции. Необходимость пресечения подобных действий очевидна. Но если к таким специфическим «точкам» выстраивались очереди наркоманов, то никакого ажиотажа свободно продающийся в любом продуктовом магазине пищевой мак не вызывает, хотя в нем с лабораторной точки зрения есть и маковая солома, и следы опия, и опийные алкалоиды.

По другому эпизоду Шилов и его дистрибьюторы обвиняются в покушении на сбыт пищевого мака, в 750 килограммах которого содержится 22 грамма маковой соломы. Следствие пытается убедить суд, что конечные потребители - наркоманы покупали мак ради содержащихся в 1 килограмме 0,029 г мусора.

Для того чтобы в России продавался мак, пользующийся популярностью у кондитеров и потребителей кондитерских изделий, а не у наркоманов, и чтобы к ответственности привлекались продавцы сырья для производства наркотиков, а не любые попавшиеся под руку бакалейщики, в ГОСТе «Мак пищевой» должны быть установлены допустимые в пищевом маке количества наркотических алкалоидов, соответствующие принятым в большинстве стран критериям.

Эта не столь сложная проблема, конечно, подлежит правовому урегулированию. Но ФСКН занимает по ней неконструктивную позицию, фактически блокируя любые попытки юридически корректного решения. Заявляя, что маковая солома и опий (морфин, кодеин и тебаин в них содержащиеся) в любом случае запрещены в свободном обороте, независимо от их количества, и не отрицая в то же время легальность пищевого мака, ФСКН по сути держится за коррупционную схему: один и тот же мак может спокойно продаваться в одном магазине и изыматься группой захвата наркоконтроля - в другом.

Многие предприниматели осуждены на значительные сроки за импорт и реализацию нормального пищевого мака. Так, Роман Дементьев и Роман Пронякин приговорены за оптовую торговлю пищевым маком к 13 и 10 годам. Дважды выносился Армавирским городским судом оправдательный приговор в отношении супругов Болдыревых, владельцев бакалейного магазина (где продавался расфасованный в Москве кондитерский мак), и дважды приговоры отменялись Краснодарским краевым судом по представлению прокуратуры. В настоящее время третий состав суда вернул дело на доследование, но не освободил из под стражи дважды оправданного Болдырева.

И Брянский областной суд, хотя и вернул дело прокурору, не осмелился при этом освободить пятерых обвиняемых, не первый год содержащихся в СИЗО, в том числе сына Шилова.

Следствие по делу Шилова велось в Москве. С переносом рассмотрения дела в Брянск (по месту нахождения таможни) обвинение рассчитывало снизить общественный резонанс, сбить информационную волну. Но, похоже, прогадало. Судьи в провинции зачастую независимее московских. Шилов и прочие запросили суда присяжных. И отказать им в этом нельзя, так как статья предусматривает пожизненное лишение свободы. Город сравнительно небольшой, все друг друга знают, присяжные на виду и должны решать по совести.

ФСКН перестаралась. Почти 300 свидетелей обвинения, грузовики материалов дела. А ведь суд должен все это исследовать, всех допросить. В лучшем случае это года на полтора. Да и скамья присяжных может не выдержать и распасться. Тогда все сначала.

К «преступному сообществу» Шилова пришпилено и дело Ольги Зелениной, заведующей химико-аналитической лабораторией Пензенского НИИ сельского хозяйства. Зелениной вменяют авторство заключения специалиста, в котором была критически оценена ведомственная экспертиза арестованного мака. Для дискредитации научно обоснованного заключения Зеленину облыжно обвинили в пособничестве наркоторговцам.

Если это дело вернется в суд, не увидят ли присяжные за тысячей томов материалов и сотнями свидетелей, для чего на самом деле нагромождена машинерия этого театра абсурда? Явно не для того, чтобы доказать мнимую опасность пищевого мака и защитить общество от наркотиков: ведь для этого следовало бы просто запретить пищевой мак. Цель, похоже, одна - показать, кто здесь главный: не здравый смысл, не закон, а человек с ружьем.

Скажу честно и откровенно. Мне не нравится, когда каких-нибудь симулирующих державно-патриотические припадки депутатов или каких-то темноватых субъектов с бегающими глазками из «администрации», или каких-то мелких, но шумливых бесов из телевизора называют «клоунами».

Это совсем неправильно и совсем несправедливо. И совсем обидно за старую почтенную профессию, за насущно важную и необходимую в контексте трудной истории европейской цивилизации социально-культурную функцию.

Клоун - это не дурак, как некоторым кажется. Клоун - это рентген, показывающий нам нашу собственную глупость, нашу пошлость, наше бесчестие. Клоун выступает на цирковом манеже или на ярмарочной площади, или приходит в хоспис, чтобы поддержать дух у тех, для кого смех - последнее, но мощное обезболивающее средство.

Почему люди радуются клоуну? Потому что он принимает на себя, на своего нелепого, но обаятельного, беззащитного, но и неуязвимого персонажа все то, что мы боимся невзначай обнаружить в зеркале. Особенно с утра, когда мы в наибольшей степени уязвимы для собственного взгляда.

Он и есть зеркало. Но кривое, но смешное и потому - утешительное. «Да это же не я! - облегченно думаем мы, глядя на его симпатичные кривляния. - Разве ж у меня такой огромный красный нос? Такая растрепанная пакля вместо волос? Такие широченные и вечно сваливающиеся штаны в крупную клетку? Такая ядовито-зеленая в красный горошек драная шляпа? Разве ж у меня такой дурацкий визгливый голос? Разве ж я так суетливо двигаюсь? Нет, нет! Слава богу, это не я! Рыжий, браво!»

А эти? Какие же они клоуны? Единственное, что их роднит с клоунами, - это то, что они тоже не боятся казаться смешными. А чего бы им бояться-то на самом деле? Старый детский анекдот помните? «Дура-дура, а десятку в день имею!» Ну так вот…

Никакие они не клоуны. Они те, кого в клоуны никогда не возьмут - за бездарность, жадность, бессердечие и полное отсутствие воображения и чувства юмора.

Они не клоуны, нет. Клоуны - это не те, кто визгливо и истерично генерирует ненависть, зовя к захвату, к насилию, к убийству. Клоуны - это уж скорее те, кого время от времени не склонные к шуткам люди в черных масках вместо лиц, «калашниковыми» вместо рук и пустыми черными мешками вместо сердец убивают всего лишь за то, что они клоуны.

Я спел на митинге. С этого все и началось. Задела за живое моя веселая сатирическая песня «Путин, хеллоу!», исполненная на Марсовом поле.

Я и раньше пел подобные песни, но на этот раз, похоже, мой заряд попал им куда-то в очень уязвимое место.

Такое ощущение, что у путинской банды началась агония. Не только из-за меня. Правая их рука не знает, что и зачем делает левая. Там паника с истерикой, по моему ощущению. Содержимое внутренних органов шибко обиделось и стало подленько мстить. За падающий рубль, за неудачу на Украине, за пустые прилавки Крыма, за Навального, за болотников... Прозвучала команда всем подразделениям: «Фас!».

Вот они и действуют по всем фронтам. Отменяют мои концерты и отдельные выступления, давя на организаторов всеми доступными методами.

Натравили на меня РАО, хоть до сих пор проблем с этой организацией не было.

Наняли команду ботов, которые гадят в соцсетях, звонят круглые сутки с угрозами мне и моим близким.

Видя, что меня не запугать, они взялись за клубы и концертные площадки, которые, по моему ощущению, они сами же и крышуют.

Самое обидное, что все эти события происходят как раз в дни памяти Владимира Семеновича Высоцкого, чье творчество неизменно связано с сатирой и гражданской позицией, критикой власти. Отмененный концерт как раз был посвящен памяти великого барда, и уже непонятно, кого отменяют: то ли Высоцкого, то ли Новицкого, то ли вообще культуру в нашей стране.

Честно говоря, я даже где-то благодарен этим опричникам, так как стать запрещенным в смутные времена для поэта - это великая честь. Каждый их запрет подтверждает, что мы идем в правильном направлении. Ведь самолет взлетает против ветра, и только дерьмо плывет по течению.

МВД сообщило о подготовке законопроекта об упрощенной форме расследования преступлений небольшой и средней тяжести, в том числе без согласия обвиняемого с предъявленным обвинением.

Сегодня дознание в упрощенной форме на досудебной стадии законом предусмотрено, но оно возможно только при согласии обвиняемого и полном признании им своей вины. К тому же дознание в упрощенной форме производится лишь по преступлениям, по которым не предусмотрено следствие, то есть в основном по статьям о преступлениях небольшой тяжести и некоторых средней тяжести.

Хорошего в дальнейшем упрощении уголовного процесса ничего нет. Даже нынешнее дознание в сокращенной форме - процедура отнюдь не безупречная, пусть и при условии согласия обвиняемого.

Вообще любые вариации на тему досудебных и особенно судебных сделок не имеют ничего общего с правосудием. Это худшее, что было нами заимствовано у американского судопроизводства. Ни экономия времени всех участников процесса, ни разгрузка судов не могут быть оправданием упрощенных процедур. И то, что таково повсеместное веяние, не делает квазисудебный порядок лучше. Разгрузка следователей и судей допустима только одним путем - через сокращение числа расследуемых и рассматриваемых уголовных дел. Уголовно-правовой инструментарий должен использоваться в исключительных случаях и с особой осторожностью. Формальных признаков преступления при отсутствии ощутимого вреда не должно быть достаточно для возбуждения уголовного дела, а возбужденные уголовные дела после проверки могут тем или иным образом прекращаться: вследствие примирения обвиняемого с потерпевшим, на основании малозначительности содеянного, перенесением конфликта в гражданско-правовую сферу.

Между тем сегодня в особом порядке рассматривается около 65% общего числа уголовных дел - и это при том, что на особо тяжкие преступления особый порядок распространяется пока лишь по небольшой части дел, при расследовании которых заключено досудебное соглашение с обвиняемым.

Наша правоохранительно-судебная система такова, что вынуждает всех, включая правозащитников, радоваться наличию особого порядка, дающего заключенному обвиняемому облегчение - которое заключается не в том, что сделка влечет смягчение наказания (пока не было вообще сделки, сроки не были больше), а лишь в том, что человек отправляется в колонию без длительного маринования в СИЗО. Более того - сделка вредна, так как повышает "человекоемкость" уголовной машины: упрощенный, то есть убыстренный порядок производства позволяет осудить за день не одного, а полтора десятка человек.

Стоит сейчас припомнить этапы появления в УПК особых порядков. Интересующиеся могут почитать давнюю стенограмму обсуждения этого вопроса в Думе при рассмотрения проекта УПК во втором чтении. Сделку отстаивали Елена Мизулина (на трибуне) и Александр Котенков как представитель президента. Против сделки были фракция СПС (выступал Виктор Похмелкин) и КПРФ (Виктор Илюхин), а также многие из "Российских регионов" и независимых. Глава УПК о сделке прошла лишь с третьей попытки голосования, и то после того как представитель президента предложил ограничить особый порядок только делами о преступлениях, влекущих за собой не более 3 лет лишения свободы. Не прошло и полгода, как предел увеличился до 5 лет, а через год - до 10, что и сохраняется по сей день. Но уже на горизонте маячит законопроект о разрешении сделок по статьям с наказанием до 15 лет. Правда, он, слава богу, еще год назад застрял перед вторым чтением.

Через несколько лет появилось досудебное соглашение о сотрудничестве, еще более губительное для правосудия. Особая опасность такого порядка не только в том, что показания одного обвиняемого по многофигурному делу топят всех прочих. Еще хуже то, что дело в отношении пошедшего на сотрудничество обвиняемого зачастую выделяется в отдельное производство, штампуется судом в особом порядке и покрывается статьей 90 УПК «Преюдиция». А в этой статье сказано, что обстоятельства, установленные вступившим в силу приговором суда признаются последующими судами без дополнительной проверки. И хотя в той же статье 90 оговаривается, что такая преюдиция не влечет за собой признания виновными иных лиц, не участвовавших в первом (выделенном) деле, это для них мало что меняет: если приговором, основанным на сделке, признано, к примеру, совершение изнасилования и убийства тремя лицами, одни из которых пошел на сделку, а двое других заявляют о своем неучастии, то эти двое, конечно, в приговоре первого лица не называются, зато считается установленным само событие преступления: что осужденный отдельно Иванов и двое других лиц совершили изнасилование и убийство, а труп, скажем, утопили в реке. Бывают случаи, что убитая является потом домой сухой и невредимой (как это было по известному делу Михеева в Нижнем Новгороде), однако далеко не всегда все оканчивается так относительно благополучно.

Упрощать судопроизводство ради уменьшения скученности в СИЗО - то же, что строить новые тюрьмы, увеличивая число посадочных мест. Улучшать условия в следственных изоляторах надо, но не строя дополнительные СИЗО, а закрывая старые. Пора прекратить удобные следствию, но необоснованные аресты - есть и другие, в большинстве случаев достаточные меры пресечения. Заключение под стражу по-прежнему применяется чрезмерно широко и на слишком долгое время, хотя о недопустимости такой практики давно высказались и ЕСПЧ, и Конституционный, в Верховный суды. Злоупотребление досудебным арестом находится в прямой связи с особым порядком слушания дела судом: посидев в СИЗО, человек, виновен он или нет, охотнее соглашается на сделку.

Если статья УК принята, она должна выстрелить. Когда была введена уголовная ответственность для неоднократно задерживавшихся на акциях протеста (статья 212.1), было понятно, что сделано это не для красоты. И что пойдет по этой статье вполне определенная группа человек так из десяти, заранее всем известных поименно.

Оставалась интрига - когда. И остается интрига - будут ли сажать или шантажировать бесконечной подпиской-условкой.

Всю осень я смотрела на тех самых активистов, которые уже навинтились на статью, и мысленно прощалась с ними. И думала: вот обычно-то бывает, что человек только заподозрил, что ему грозит уголовное преследование, только получил слив из органов - и старается исчезнуть. А эти весело подсчитывают свой пятый или шестой протокол по 20.2 КоАП. И обсуждают, когда выйдут вновь.

Кстати, вышедшего из следственного отдела Владимира Ионова, которому только что объявили об уголовке, кое-как уговорили не ходить на следующий день на Манежку. Суббота же. Пикеты за смену власти. А товарищи в спецприемнике, некому больше - и как тогда власть менять?

Нет, они все не хотят сидеть (остроты на эту тему хороши лишь от друзей и в меру). И, может, кто-то и заляжет на дно, примет обоснованное решение уехать. Да, у некоторых из них в дефиците чувство юмора, реальности, самоирония. Одно точно: они не специально "копят административки", чтобы принести себя в жертву. Они просто идут туда, куда зовет их совесть, тогда, когда она их туда зовет, и с теми словами на плакате, которые они считают нужными в данный момент.

И эти уголовные дела будут неожиданно честными. Неожиданно для нашего подлого государства, привыкшего маскировать политические преследования под фальшивые уголовные дела. Впервые они сказали очень прямо: если вы будете на постоянной основе участвовать в акциях протеста, мы вас будем сажать - и даже для приличия других поводов придумывать не станем. Вам даже не надо угадывать, по каким признакам узнавать о грядущем задержании: чистая математика, считайте протоколы, отмечайте в календаре... Что? Там ничего непонятно - два, три или четыре, просто задержания или вступившие в силу постановления? В общем, друзья, чаще чем раз в полгода не винтитесь - или пеняйте на себя.

К счастью или к несчастью, дело "о многократных пикетах" будет совсем не таким, как "болотное". В нем не будет случайных людей. "Странные" будут, а случайные - нет.

Сюжет с первопроходцем Ионовым, который стучал из машины с тонированными стеклами, когда его насильно вывозили из ОВД в СК (зачем? пришлите деду домой повестку, куда он денется?) очень демонстративен и показателен. Это громкое и, видимо, последнее китайское предупреждение.

Это кастинг. В конце останутся самые последовательные. Считающие, что они в своем праве. Что это не они должны убегать, а те, кто их сажает.

Представим себе дальнейшее. Вокруг будут дискуссии, целые диспуты, по которым можно писать учебники о стокгольмском синдроме. Говорить будут понятно что. Во-первых, они (новые узники) сами же виноваты, так как их предупреждали. Во-вторых, они маргиналы. Может, и не все, но тем не менее. А значит, солидаризироваться с ними не нужно...

Сейчас из-за отвращения к Лимонову и его сторонникам трудно вспоминать тот феномен, который когда-то значил для меня очень много: Стратегию-31. Но не вспомнить нельзя - ведь это чистая идея осознанной борьбы за свободу собраний. Идея поставить право выше нормативных актов, выше страха наказаний. Идея, переросшая своего создателя ("когда б вы знали, из какого сора").

И те, кто пойдет в тюрьму за одиночные пикеты на Манежке, будут продолжателями настоящей Стратегии-31. И продолжателями дела диссидентов 60-х, с открытым забралом отстаивавших свои права на демонстрации и публикации. А может, даже и сатьяграхи в духе Махатмы Ганди, не нарывавшегося на репрессии, но и не боявшегося их.

Ранним утром 16 января в Москве началась финальная стадия спецоперации по уничтожению архитектурного наследия города. Застройщик «Великан XXI век» с согласия властей начал снос знаменитых "домов Привалова" на Садовнической улице, заранее заручившись максимальной силовой поддержкой. Сотрудники ЧОПа и полиции оцепили квартал, перекрыв проход не только к уничтожаемым зданиям, но и к подъездам жилых домов.

На глазах у местных жителей и нескольких десятков градозащитников экскаватор стирал в пыль выявленный памятник федерального значения «Ансамбль доходных домов Привалова, 1810-е, 1900-1913, архитектор Нирнзее», который по закону охранялся государством. Под завалами оказалась погребена квартира, где в 1914-1916 годах в редакции журнала «Млечный путь» читал свои стихи молодой Сергей Есенин.

Компания-застройщик прекрасно знала, что с 15 декабря 2014 года Министерство культуры рассматривает экспертизу, которая признает дома памятниками. Об этом статусе знало и правительство Москвы, включая заместителя Собянина по строительству Марата Хуснуллина.

Тем не менее 24 декабря на заседании «сносной комиссии» правительства Москвы чиновники проголосовали за снос выявленного памятника. Среди голосовавших «за» - руководитель департамента культурного наследия Александр Кибовский и главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов.

Особенный интерес представляет строение 2 - самая поздняя постройка владения, украшенная готической башенкой. Фактически владение по Садовнической, 9 представляет собой сформировавшийся целостный архитектурный ансамбль и является своего рода музеем Нирнзее под открытым небом, дающим наглядное представление о разных этапах его творческого пути.

Сегодня третий день, когда ситуация на Садовнической улице находится вне правового поля. Снос продолжается, а полиция и прокуратура отказываются останавливать работы, ссылаясь на приказ «сверху». Депутатов для проверки документов на стройплощадку не пропускают.

Сейчас на примере уничтожения "домов Привалова" мы увидели настоящую "новую градостроительную политику" Собянина, а не ту, о которой слышали с трибун.

Мне тут дали прочитать статью из МК, которая появилась у них на сайте через несколько часов после того, как отец Глеб отошел ко Господу. В заголовок вынесли ложь («Андрей Кураев - о Глебе Якунине: «Он выкрал секретную книгу и передал на Запад») и опросили людей, которые наговорили невесть что о Глебе. Я решил ответить.

1. «Трудно найти более противоречивую с ортодоксальной точки зрения личность: дважды отлучался от церкви, сидел в тюрьме, отбывал ссылку, боролся за независимость РПЦ от государства, но при этом сам хотел быть одновременно святым отцом и депутатом Госдумы...»

Какая чушь! Как можно дважды отлучить от церкви? Отлучили отца Глеба один раз и совершенно незаконно с «ортодоксальной точки зрения». Он никогда не хотел быть «святым отцом», это звучит как издевка, как обвинение в претензии на святость. Понятно, что автор обыграл обращение «святой отец», которое, кстати, не употребляется в церкви, но обыграл явно с заказной иронией.

2. Андрей Кураев, протодиакон: “Глеб Якунин был сложным человеком. Условия жизни в Советском Союзе привели его к идее, что принятие священства - это форма борьбы с тоталитарной системой. Потому что церковь при всем своем показном согласии с советской властью оставалась единственным гражданским институтом, в котором можно было думать без оглядки на решения последнего пленума ЦК КПСС.

Отец Глеб решил, что церковное служение - это тот способ, которым он может служить своему народу и своей совести. Близкие ему люди говорили мне, что позже он считал принятие священства по нерелигиозным мотивам главной ошибкой своей жизни.

И все же он совершил очень важную для жизни и истории вещь: насколько я понимаю, тюремный срок он получил за то, что смог выкрасть из кабинета Совета по делам религии секретную книгу - «Законодательство о культах». Дело в том, что в Советском Союзе этот кодекс был засекречен. Каждый священник был обязан его соблюдать, но не имел возможности его прочитать. Он мог узнать о том, что нарушил какой-то параграф, только в пересказе офицера КГБ или уполномоченного совета по делам религии. Этот свод законов был засекречен, в том числе, и для того, чтобы Запад не знал, как на самом деле осуществляется политика в области религии в Советском Союзе. Для Запада существовала только статья Конституции, гарантирующая свободу совести и «свободу отправления религиозных культов и атеистической пропаганды». Если трактовать последнюю фразу буквально, то права на религиозную пропаганду брежневская Конституция (в отличие от сталинской!) не предусматривала. И вот Якунин смог не просто похитить, но и передать на Запад «Законодательство о культах», и оно там было опубликовано. Якунин при Советской власти был занозой и для московской патриархии, поскольку критиковал ее чрезмерную лояльность власти, а она своей реакцией на эти укусы постоянно доказывала правоту слов отца Глеба.

…В России же все священники, кроме Якунина, предпочли сдать депутатский мандат и остаться во служении. А он стал депутатом Госдумы. А позже началось его странствие по сектам, попытки с нуля создать свою церковь. Эта страница его жизни мне не понятна и чужда. У Христа нет запасной церкви».

МОЙ ОТВЕТ:

Согласие церкви с компартией не было лишь показным. Иерархи вместе с властью закрывали церкви, сажали людей. И внутри многие из них были едины с компартией, искренне воспевали ее и любимых вождей. Всякое было: кто лишь внешне подчинялся, а кто всей душой.

Глеб поступил в семинарию в 1958, чтобы стать священником. Исполненный горячей веры. Откуда вы придумали нерелигиозные мотивы? Если и было влияние на него, то его друга Александра Меня, который вдохновил его на принятие священства. Рукополагал Глеба будущий митрополит Рижский и Литовский Леонид (Поляков).

«Законодательство о культах» было тогда у многих священников, ничего секретного в нем не было, и не крал его отец Глеб. Ложь. Была история с другой книгой: еще в семинарии он взял в библиотеке «Философию свободы» Бердяева, а когда узнал, что гэбисты хотели изъять книгу из библиотеки, отказался вернуть, сказал, что потерял, и предложил оплатить ее стоимость. За то был исключен из семинарии. Но это совсем другая история о совсем другой книге.

Была еще одна история. О ней вспоминает прот. Георгий Эдельштейн: «Глеб познакомился с какими-то работниками совета по делам религий и купил у одного из них несколько папок документов из совета по делам религий. Одну из этих папок он передал на запад, по-моему, в Keston college, сейчас это Keston institute, это был так называемый «доклад Фурова в ЦК КПСС» о том, как совет по делам религий (а Фуров был заместителем председателя, Куроедова) курировал РПЦ. Этот доклад Фурова был опубликован в Париже, в «Вестнике Р.Х.Д.», главным редактором которого был Никита Алексеевич Струве. Это, конечно, была бомба. Тогда же отец Глеб передал и другие документы о том, как высшие иерархи РПЦ - архиепископ, потом митрополит, потом патриарх Алексий (Ридигер) и митрополит, а потом патриарх Пимен (Извеков) - встречались с сотрудниками совета по делам религий, с уполномоченным по Москве Плехановым, который, по словам отца Глеба, был полковником КГБ, и с тем же Фуровым, как они доносили и друг на друга, и на других священнослужителей, как они помогали безбожникам губить РПЦ». Заметим, что купил, а не выкрал. Там же были и характеристики на многих архиереев как доносчиков и соработников КГБ, кто более из них предан советской власти.

Тюремный срок отец Глеб получил за «Комитет по защите прав верующих», в котором активно защищал гонимых христиан всех конфессий, а также иудеев и мусульман.

Что значит «у Христа нет запасной церкви»? У Бога всего много, и церквей большое разнообразие. А РПЦ сегодня ко Христу отношения не имеет вовсе. Она у Кремля, а не у Христа. Ее отец Глеб справедливо и называл «тоталитарной сектой».

3. Всеволод Чаплин, протоиерей: «Мы спорили с этим человеком, наши взгляды на церковь и общество серьезно расходились и я считаю, что он мог бы быть критичным не только по отношению к советским и российским властям, но и по отношению к Западу, который оказывал ему поддержку. Но, несмотря на разногласия, мы периодически встречались и охотно общались, а на публичных мероприятиях всегда обменивались доброй шуткой.

Он был личностно ярким человеком, с ним хотелось и общаться, и шутить, и спорить. Его вклад в жизнь церкви сложно охарактеризовать однозначно. Он отстаивал права верующих во время гонений при советской власти. Пострадал за это, но в какой-то момент его деятельность, по-моему, стала слишком управляться извне. И когда дело, которому служил Якунин, победило - верующие, наконец, получили все права и возможности, за которые он боролся- гонения на церковь завершились, он не нашел себя в новых условиях. Продолжал выступать с позиций западных критиков всего нашего. Был слишком политизированным человеком, чтобы подчиниться решению синода о том, что духовенство не должно идти в парламент, и покинул церковь. Это была большая потеря. В первую очередь - для него самого».

ОТВЕТ:

Деятельность отца Глеба извне никогда не управлялась. Ему подсказывало сердце и его вера, как нужно жить и служить. «Он не нашел себя в новых условиях»? Во-первых, ему некогда было находить себя в условиях, он никогда не приспосабливался к условиям. Во-вторых, условия в церкви не изменились: как была кагэбэшной, так и осталась. Поэтому он и продолжал свою борьбу. И что у вас на зубах навяз якобы во всем виноватый Запад? На Западе поддерживали наших узников, в том числе христиан, посаженных при участии церкви, боролись на Западе за их освобождение. А вы без «Запад виноват» ни за что не можете держать ответ?

Как вам не стыдно утверждать, что отец Глеб «покинул церковь»! Откуда вы это взяли? Его гнали и выгнали. В 1992 г. был открыт архив КГБ, в который отец Глеб получил доступ и опубликовал обнаруженные там сведения о сотрудничестве иерархов РПЦ с КГБ. Там все высшие чины были под кличками: Алексий II - Дроздов, Кирилл - Михайлов и пр. За это и сняли сан. А он продолжал обличать архиереев. Тогда и придрались к политической деятельности, чтобы отлучить. А в парламенте политикой в свое время занимались патриарх Пимен, митр. Алексий Эстонский и Таллинский, арх. Платон Аргентинский, митр. Питирим (Нечаев), протоиерей Вячеслав Полосин, протоиерей Николай Злобин. Так что решение о запрете на политическую деятельность было показательной травлей одного человека - отца Глеба.

На прощании с отцом Глебом говорили, что нет другого человека, на которого вылилось бы столько клеветы. Клевету эту многие годы лила Московская патриархия, и продолжала ее лить даже в день смерти отца Глеба. Но клевета эта - лишь награда перед Богом: «Блаженны, когда оскорбляют, преследуют вас, и клевещут на вас, обливая грязью из-за Меня! Радуйтесь и ликуйте. Велика ваша награда на небесах! Так гнали пророков, которые жили до вас».

В первый послепраздничный день редакции ряда орловских газет и сетевых изданий получили письма регионального управления Роскомнадзора. Представители ведомства предупреждали о недопустимости публикаций карикатур на пророка Мухаммеда. В письмах также обращалось внимание на недопустимость разжигания расовой, религиозной, национальной ненависти.

Такое предупреждение, конечно, вызвано трагедией в Париже, где религиозные фанатики расстреляли редакцию сатирического журнала Charlie Hebdo. Однако вряд ли какое-либо региональное издание захотело бы публиковать подобные карикатуры, так что никакой нужды в "руководящем указании" не было. Просто местные чиновники решили лишний раз продемонстрировать свою бдительность.

Прощание с Еленой Цезаревной Чуковской как будто не случайно совпало с днем празднования Рождества. Священник Иоанн Привалов, приехавший на похороны из Архангельска, говорил о том, что Елена Чуковская укрепляла его в вере, будучи сама неверующим человеком. Впрочем, он замечательно написал об этом несколько лет назад, когда Елена Цезаревна была еще полна творческих сил:

«Мы иногда не чувствуем, что есть тайна веры и тайна неверия. Не все можно объяснить, доказать, исправить. Но вот то чувство неизъяснимой радости и благодарности Богу, которые живут во мне после встречи с Еленой Цезаревной и Лидией Корнеевной, углубило во мне веру в Бога и человека, подарило чувство непреходящего счастья».

Елена Цезаревна действительно была человеком, встречи с которым радовали неизменно, – человеком отзывчивым, открытым, искренним. Она обладала каким-то внутренним светом, который согревал окружающих.

В былые годы никому бы не пришло, наверно, в голову назвать внучку Корнея Чуковского диссидентом или борцом с режимом. Но та огромная работа, которую незаметно совершала она именно в этом направлении, превосходила усилия многих более известных на этом поприще людей - и по объему проделанного, и по результатам. Она была неутомима в защите жертв режима, в оказании поддержки и помощи преследуемым. И только оглядываясь назад, можно с уверенностью сказать, что Елена Цезаревна была неотъемлемой составляющей общего движения за свободу, деятельным тружеником противостояния тоталитарному монстру. Как и ее мать, Лидия Корнеевна Чуковская.

«Люша Чуковская почти пять лет, с конца 1965, стояла в самом эпицентре и вихре моей бурной деятельности: эти годы на ней перекрещивались все линии, все связи, вопросы, ответы, передачи - и еще потом следующие три года до моей высылки немало шло через нее... Она была как бы начальник штаба моего, а верней - весь штаб в одном лице (увы, постепенно это и в КГБ отлично поняли). Еще оттого особенно, что я никогда не жил в Москве, иногда в Рязани, иногда в Подмосковьи, а дела непрерывно возникали и решаться должны были именно в Москве... И ни разу за первые четыре года работы между нами не возникло объяснения: как она всю мою работу понимает? - так ли, как я. Зачем она все это делает? Я понимал по-своему, она по-своему, а работали ладно, дружно, без запинки...»

Нужно полностью прочесть главу «Елена Цезаревна Чуковская» из «Невидимок» Солженицына, чтобы оценить работоспособность, мужество и, в сущности, героизм этой невысокой и хрупкой на вид женщины, никогда не претендовавшей между тем на сколько-нибудь высокую оценку своей самоотверженности.

Конечно же, и удары со стороны КГБ она получала сполна. В начале 1970-х на ее жизнь покушались дважды, в июне 1973-го она чудом выжила в подстроенной аварии - неудавшемся политическом убийстве и долго восстанавливала здоровье после тяжелых травм. В силу своего характера она включилась тогда вновь в активную деятельность, не дождавшись полного выздоровления.

Не прекратились атаки КГБ на нее и после высылки Солженицына из страны: непрерывная, нескрываемая слежка, звонки, угрозы - все это было частью повседневного быта Елены и Лидии Чуковских.

Когда началась перестройка, Елена Цезаревна первая выступила в печати с ярким и убедительным призывом опубликовать «Архипелаг ГУЛАГ» на родине. Долгие годы она была активным сотрудником литературного представительства Александра Солженицына, а в 2011 году стала лауреатом его премии. Однако драматичный диалог, описанный Солженицыным в «Невидимках», в котором она выразила страстное неприятие «патриотической» линии, начавшей тогда зарождаться в деятельности писателя, так и остался незримой чертой, разделявшей ее с поздним Солженицыным. Что не мешало ей до конца сотрудничать с ним в тех делах, которые считала важными.

В Доме русского зарубежья, где проходило прощание с Еленой Цезаревной, прозвучало много важных свидетельств о ней.

«Она неспособна была кого-либо огорчить... Она резко пресекала похвалы в свой адрес... Ее отличало удивительное чувство юмора... Такие люди создают смысл жизни...»

Одна из ее сотрудниц по редакторской работе вспомнила, как недавно она искала на переделкинском кладбище могилу Георгия Владимова и Елена Цезаревна помогала ее поиску по мобильному телефону. А когда оказалось, что могила в заброшенном состоянии, Елена Цезаревна, не имевшая уже сил приехать сама, вскоре перезвонила ей и попросила найти человека, который ухаживал бы за могилой, а она будет за это платить. И в этом была она вся - в неутомимой готовности немедленно приходить на помощь: живым - в беде, ушедшим - в сохранении памяти.

Говорили о том, как ей постоянно приходилось вступать в неравный бой: то с цензурой за издание "Чукоккалы", то с чиновниками за сохранение дома Чуковских, за создание музея своего деда. А ведь противостояние это принимало порой фантастические масштабы, и силы казались неравными абсолютно...

Другая героиня "Невидимок" Солженицына, бывшая узница сталинских лагерей Надежда Григорьевна Левитская, сказала:

«Александр Исаевич не любил связывать между собою своих помощников, но Люша была центром, и от нее шли лучи во все стороны, она знала всех. Мы много вместе работали до его высылки, а после именно через Люшу поддерживались с ним связь... У нас были сходные черты характера, мне было легко с ней работать... Последнее, что я читала, - это книга Елены Цезаревны «Чукоккала и около», замечательно написанная, и дневники и воспоминания Лидии Корнеевны. Я несколько раз ей звонила, чтобы высказать восхищение этими книгами, восхищение всей ее работой, но ей уже трудно было говорить... Человек был целиком захвачен своим долгом и перед дедом и матерью, и перед Александром Исаевичем. Она самозабвенно помогала ему, в чем я и старалась ей помогать...»

А мне вспомнилась моя первая встреча с Еленой Цезаревной в 1988 году, когда я только вернулась из ссылки и пребывала в нелегком состоянии от контраста между насыщенной московской жизнью, наполненной тогда каким-то вихрем иллюзий и надежд, и той реальной и безнадежной действительностью, которая осталась там, в ссылке. Тогда-то мне позвонила Флора Павловна Ясиновская, мать Павла Литвинова, и настоятельно позвала в Переделкино на ежегодное празднование дня рождения Корнея Ивановича. По традиции дом Чуковских наполнялся в этот день гостями. Когда мы вошли, Лидия Корнеевну я увидела и узнала сразу, что было неудивительно: знала по фотографиям, читала ее книги. Но, увидев Елену Цезаревну в окружении множества других людей, я почему-то сразу же поняла, кто она, и показалось, будто мы знакомы очень давно...

Нет, об этом я не говорила на прощании. О чем-то похожем говорили другие люди. А я рассказала о том, как в тот вечер кто-то из гостей, подняв тост за Елену Цезаревну, вспомнил эпизод, как однажды Корней Иванович Чуковский за этим же столом посреди блистательного застолья сказал: нас здесь столько знаменитостей собралось, а вот Люша между нами - это Дымов.

Уже отойдя от микрофона, я сообразила, что упустила это пояснить - ведь не все в наше время читают Чехова. Героиня рассказа «Попрыгунья» окружала себя яркой публикой и знаменитостями, среди которых ее муж, врач и ученый Дымов, казался незаметным. И только после его смерти она осознала в скромном подвижнике, который всегда был рядом, великого человека.

И дело ведь не только в том, что среди литературной элиты, собиравшейся в Переделкине у Корнея Ивановича, Люша (так называли Елену Цезаревну дома) была не гуманитарием, а химиком. Корней Иванович оценил в своей внучке скромность и самоотверженность в работе и потому, наверное, сделал ее распорядительницей своего литературного наследства. Не предполагая, возможно, в полной мере, как много она сумеет сделать в этом качестве для него - а потом и для Лидии Корнеевны.

То домашнее празднование дня рождения Корнея Ивановича в Переделкине было, наверное, последним. Вскоре семья покинула дом, он стал музеем, Елена Цезаревна бывала уже там не как дома, а ради помощи музею, а дни рождения Чуковского отмечались уже по-другому. Я часто виделась с Еленой Цезаревной в Фонде Солженицына - и каждый раз радовалась встрече. Люди, знавшие Елену Цезаревну как блестящего редактора и знатока литературы, удивились бы, наверно, узнав, что она к тому же и ученый, кандидат химических наук. А друзья-химики вряд ли предполагали, что она так много сделает для литературы...

В кладбищенском лесу в Переделкине было солнечно, холод почти не чувствовался. Свечи не гасли - день был на редкость безветренный. Люди молча передвигались по узким тропинкам среди высоких деревьев, чтобы бросить последнюю горсть земли. Когда свежая могила уже укрылась венками и цветами, отец Иоанн хотел отслужить поминальный чин. Но, чтобы не смущать усомнившихся родственников, он поднялся на несколько метров вверх, к могиле Бориса Пастернака. Тут уже возражений быть не могло: и Борис Леонидович, и его сын Евгений, похороненный рядом, были церковными людьми. Елена Пастернак, много лет дружившая с внучкой Корнея Чуковского, и ее сын, внук великого поэта, одобрили поступок отца Иоанна. Таким образом люди, нуждающиеся в прощании с ушедшими через церковную молитву, получили возможность принять участие в литии (кратком поминальном чине). Дружба Елены Цезаревны с православным священником, ее сотрудничество с ним в культурно-просветительских поездках в Архангельск, ее заступничество за отца Иоанна, когда он подвергся гонениям, ярко характеризуют ее - человека разностороннего и открытого. Умеющего жить над барьерами разногласий, непонимания и разночтений - во имя того неиссякаемого общего и подлинного, что объединяет людей.

«В годы прошлые, лихие
В стих отлитые стихии –
Таинства души».

Поэт поневоле

Весна 1983 г. Лагерь «Пермь 37». У заключенного Глеба Якунина отбирают Библию, и он объявляет голодовку. Его сажают в карцер, где, однажды надзиратель поздравляет его с Пасхой. Отец Глеб расстраивается, что он, священник, не знает дня Воскресения. «Тогда Бог в утешение, наверное, послал мне стихотворение». Первое, посланное, останется самым нежным и мелодичным из написанного (см. сборник стихов «Богу служение - стихосложение»). Его невозможно читать ровно, оно само поет свою песню под звуки плачущей мандолины:

НОГИ РАВВУНИ

Грешная Мария Магдалина,
Города, нагорья и долины,
Письмена дописаны пути,
Только Отчий город впереди.

Грешная Мария Магдалина,
Сердце кличет - плачет мандолина.
Похоронный миро, как любви елей,
На голову и ноги Раввуни пролей.

Грешная Мария Магдалина,
Разве зовы сердца одолимы?
Ты волной волос омой и оберни
Нежно, как младенца, ноги Раввуни.

Грешная Мария Магдалина,
Счастье миг, а время скорби - длинно.
Эти ноги утомленные - скоро
Тяжесть мира понесут на Голгофу- гору…

Так в заключении родился еще один «поэт поневоле» (или «по неволе»). Люди нередко начинали сочинять стихи в лагере, подтверждая печальную истину, что «тюрьма рождает поэтов». В лагере у отца Глеба рождается противопоставление священника - зэку как истинному служителю Христа. 20 ноября 1984 г., в день освобождения из-под стражи, за которым последовала ссылка в замороженный Ыныкчан (Якутия), он написал поэтическое завещание, которое я разместила в Фейсбуке, как только узнала о его смерти.

ЗАВЕЩАНИЕ

Тем, кто будет класть меня в гроб,
Я завещаю, чтоб
Не облачали
Меня в иерейские
Ризы,
В которых уже не обличали,
Служили Богу без риска,
В почти ливрейские,
В которые дули лишь легкие бризы.

Но душу мою облегчите -
Тогда меня облачите
В Зекову робу
Грубую.
В родной споцодежде
Одной лишь надежде
Предам себя, когда пойду в утробу
Гроба я.

Нет у меня святых орденов -
Ни великого князя Владимира,
Ни преподобного Сергия,
Которых дают за усердие
В разной степени.

Но ты, Господи, тогда меня
Помяни,
Одинок
Ордерок -
Бирку с именем увидав на моей
Груди.

Ты возвел меня сам
В высший - зековый сан,
Царством Божиим награди.

Хоронили отца Глеба в священническом облачении: стихотворение – молитва, образ, не прямое указание; его ризы не были ливрейскими, он носил их с честью и небывалым мужеством.

Поэтическая молитва наполняла почти все его стихи. Он либо начинал с обращения к Богу, святым, либо заканчивал криком в небеса. Свой сборник он назвал «Богу служение – стихосложение»: стихов плетение было литургическим, истовым, отец Глеб жил словотворчеством, поиск нужного слова мог занимать недели, его невозможно было переключить, например, на мемуары, стих действительно был его стихией. Он подолгу обсуждал найденные рифмы, предлагая все новые варианты, просил о редакторской помощи, и при этом боролся за каждую букву, а потом вдруг переписывал все заново.

Поэт-метафизик

В ссылке Глеб Якунин замахнулся на Иоганна Вольфганга нашего Гете:

«Идея этого произведения сложилась под влиянием классиков современного эволюционизма - Тейяра де Шардена и Владимира Вернадского в те далекие годы, когда я отбывал свой лагерный срок в 37-ой Пермской политзоне. Тогда возник план, уйдя в ссылку, взяться за фундаментальный труд, объясняющий первопричины катастрофы, постигшей российскую православную империю в 1917 году, а также тяжкого кризиса, поразившего само российское православие, - кризиса, который и ныне углубляется с каждым годом.

Но сбыться моим замыслам не удалось, в первую очередь по причине «технической» – в далекой Ыныкчанской ссылке (500 км от Якутска), где я оказался в 1984 году, литература, необходимая для написания академической работы, оказалась практически недоступной.

Тогда я, перегруженный идеями, жаждущими воплощения, предпринял отчаянную попытку выразить своё мировоззрение в стихотворной форме, хотя ясно понимал основную трудность - богословие, догматика, историософия - весь этот мир, требующий чётких, жёстких словесных конструкций, очень сложно втиснуть в нежно-хрупкие рамки языка поэзии.

Но все же приступив к делу, я сразу замахнулся на создание монументальной драмы в высоком классическом стиле (в подражание «Фаусту» Гете)».

В далекой сибирской ссылке,
в наитии, без предпосылки,
средь горных кряжей,
во мховой пряже,
средь листвинично-
брусничных
красот
души обнажил исподнее
в благое лето Господне
одна тысяча девятьсот
восемьдесят
пятое.

Поэма рождалась долго и трудно. «Хвалебный примитив юродивый в честь Бога, мирозданья, родины» увидел свет в 2000 году; второе издание, исправленное и дополненное, появилось в 2008-м.

О мой Бог, о мой Патрон!
Я не Гете -
йота только
из-под гнета,
но фауст-патрон
и мой не пуст -
его запустил
из пустующих
уст
Всесильный,
Всехвальный,
о Боже, Ты Сам!
(хвалу возношу ко святым Небесам),
себе амбразуру
из уст образуя,
Божественную бойницу!
И вот распростёрт
пред Тобою ниц я.

Второе издание 2008 г. Иллюстрации Александра Левинсона.

Поэтический манифест космической духовной эволюции и православной реформации написан был «по Меню»:

Сие меню
для духом нищих,
составлено из терпкой пищи,
по Меню Александру.

Отец Глеб свободно соединяет несоединимое, воплощая принцип discordia concors в традиции метафизической поэзии. Читатель должен понимать церковнославянизмы, литературные аллюзии, научную и богословскую терминологию, а также лагерную феню. Что за сочетание, скажете вы? Символическое для России 20 века, в которой верные Христу и свободные духом шли в лагеря.

Был я ранее
как бы раненый,
схоластикой
креационной,
что вся в пластике
реакционной.
Был в агонии
как в зек-вагоне я.
Был в мучении
от учения
о космогонии.

А теперь по живому
учению -
течению
блаженно теку
в лагуну
теологуменов…

…

Второй закон термодинамики
Включил души моей динамики,
И я в сердечном умилении
Воздал Создателю хваление.

Подобно Христу, сравнивающему Царство Божие с закваской или горчичным зерном (любимый образ Якунина), отец Глеб обращается к бытовым образам – манной каше, универмагу, или к банкомату, интернету, когда размышляет о космическом духовном росте:

Люблю я мир,
как манную
с вареньем,
желанную
мне с детства кашу.
Ей, Боже, не совру, ничуть не приукрашу.
Моя позиция
пусть сице
в стихослуженьи отразится,
астрономически-гуманная
гастрономически - гурманно.

Глеб Якунин создал свой язык, новый раешник, легко пренебрегая правилами, условностями, идя в словотворчестве своей дорогой столь же уверенно, как и в творчестве религиозном. Он смеется и юродствует, при этом рубленые фразы падают, как поваленные деревья; размашистые тире подобны взмаху топора: за строками можно увидеть кряжистую глыбу Глеба - крепкого, ладного, полного энергии и неиссякаемой веры в Бога и преображение России. Он называет свои вирши лубочными картинками, но они не просто «словеса», они «троса стальные,/Чтоб ими души поднимать/Упавшие и остальные».

Он соединил в своих стихах шутовство юродивого, пламенную веру пророка и светлый ум исследователя. Он пишет как право имеющий, как призванный проложить путь к очищению Церкви от фальши и ферапонтовщины, а языка – от штампов и мертвечины. Для него главными врагами православной веры являются обрядоверие без Христа (“Вера в свечке, в куличе - Русь лежит в параличе”), языческий культ имперской агрессии («Русь поверила Проханову/ Про империю – про ханову») и сотрудничество с КГБ:

Это лишь явочный храм!
Он же - спецхран
Для святых донесений,
Где можно закладывать
Без опасений.

Глеб Якунин просит у Бога прощения за церковную кичливость, державную агрессивность, за «кондовую ветхозаветность», рабство «крещёной собственности», подражательную беспомощность и антихристианский бунт.

Поэт-летописец

Стихи о Норд-Осте, Беслане, убийстве Анны Политковской и Александра Литвиненко, об Олимпиаде, судах над выставками «Осторожно, религия!» и «Запретное искусство 2006», поэтический цикл «Пуссиниана» - это своего рода поэтическая летопись последних пятнадцати лет. В 2004 году отец Глеб написал стихи о Майдане, которые и сегодня звучат остро:

На Майдане незалежности
апельсиновые нежности,
цвет оранжевый.
(…)

Метрополия московская,
митрополия поповская -
монополия каковская!

Что же наш майдан -
залежности?
Демократов принадлежности
в чемодан мы упакуем,
и свободу упокоем.

Или нашему майдану
Богом снова будет дан
дар любви к свободе,
чтоб на подвиг годен
каждый был,
при любой погоде.
Дар, что братья сохранили
на окраине,
в Украине.

Нам восстать от летаргии?
Петь свободе литургии?

21 сентября 2014 г. на московском Антивоенном марше я никому не могла дозвониться по телефону. Связь не работала. Отец Глеб и его дочь Аня звонили мне каждые десять-пятнадцать минут: «Где вы? Мне срочно нужна помощь. Это очень важно». – «Плохо себя чувствуете? Что случилось?» - «Нет, я написал очень важное стихотворение. О Ходорковском. Обязательно нужно сегодня же опубликовать». И мы стояли у входа в метро, не обращая внимания на проходящих мимо друзей: он читал новое стихотворение о будущем президенте Ходорковском по исписанной сикось-накось бумажке, я набирала текст на планшетнике, комментируя что-то, он то недовольно, но смиренно соглашался, то спорил.

Подписался в конце - «Священнопрещеннейший Глеб Якунин». И радостно спросил: «Правда, здорово придумал?» - «Потрясающе», - ответила я. Когда ему что-то нравилось, он обычно говорил «Потрясающе!»

27 декабря на прощании с отцом Глебом в Сахаровском центре я читала его стихи. Подходили друзья, просили прислать тексты. Я думаю, что панегирики смутили бы его, а стихам он был бы очень рад. В репортажах о похоронах его впервые называли не только священником, правозащитником и политиком, но и поэтом.

Ты тронул
меня десницей,
Божественнейшим перстом,
и огненная колесница
врагу полетела
на трон;
на бронепрестол.
Врагу
в тело
она полетела,
врагу
полетела в рога,
о, как, Господи, Родина мне дорога!

Ответ на письмо группы русских эмигрантов в поддержку политики Кремля

Наша совесть побуждает нас сегодня ответить на недавнее письмо некоторых потомков первой русской эмиграции. Оно было опубликовано на сайте организации «Русский мир», который является своеобразным пропагандистским оружием «русских соотечественников зарубежом». В контексте нынешнего российско-украинского конфликта подписавшие письмо заявляют о своей поддержке политики Владимира Путина и выступают против руководства Украины.

Не желая пускаться в полемику, мы в то же время должны с сожалением заметить, что среди наших близких и друзей есть такие, которые в настоящее время поддерживают авантюристскую политику Кремля. Однако, будучи также представителями русской эмиграции, мы не можем согласиться с тем, чтобы ее наследие в пропагандистских целях использовалось нынешним руководством России.

Кремлевская пропаганда всегда - как в эпоху всесильного КГБ, так и сегодня - играла на патриотических чувствах русской эмиграции. Конечно, большинство русских эмигрантов всех поколений ощущали и ощущают свою связь с Россией, с русской культурой и православной верой. Но русская интеллигенция - от Бердяева до Буковского - всегда проводила различие между освященной духом свободы и правды «русской идеей» и националистической политикой Кремля, будь она прокоммунистической или проевразийской. Эмигрантские объединения, СМИ и молодежные организации в Париже, Лондоне или Нью-Йорке выступают за Россию Пушкина и Сахарова, а не за Россию Дугина и Зюганова. В русской эмиграции нет ни партии проевразийской, ни партии прокоммунистической. Большинство русских эмигрантских приходов во Франции находится в юрисдикции Константинопольского патриархата, а в США - Американской православной церкви, а не в юрисдикции Московского патриархата. Ибо они давным-давно отказались от ереси филетизма, отдающего предпочтение «русскому миру» в ущерб единству исповедующих единое крещение.

Называющие себя в письме наследниками русской эмиграции и поддерживающие сегодня политику Владимира Путина в качестве главного аргумента выдвигают то, что украинское руководство осуществляет военную операцию в Донбассе. Но они должны знать, что агрессором является Россия: ведь те вооруженные люди, которые захватили Крым и сегодня дестабилизируют положение в Донбассе, - россияне. Они должны знать, что нынешнее украинское руководство ведет оборонительную и антитеррористическую борьбу и - в отличие от предыдущего правительства - предусматривает политическую децентрализацию. Они должны знать, что жители Крыма не россияне, а русскоязычные и что они сегодня глубоко сожалеют о присоединении к России, о чем свидетельствует их нежелание возвращать украинские паспорта. Они также должны знать, что согласно опросу три четверти жителей Донбасса желают оставаться в составе Украины. Из прессы и интернета им известно, что политика России по отношению к Украине была осуждена большинством стран - членов ООН и что Россия была лишена права голоса в ПАСЕ. Они знают, что президент Порошенко многократно призывал к прекращению огня и мирному урегулированию и что эти призывы не были услышаны украинскими сепаратистами, объединенными с российскими наемниками.

Однако все эти аргументы отвергаются этими русскими эмигрантами ради сокровенного желания быть признанными «Родиной-Матерью» (напомним, что большинство подписавшихся уже давно европейские граждане). Они утратили доверие к западным демократиям, что все больше сближает их с правопопулистскими и экстремистскими партиями, которые, правда, в европейской политике составляют меньшинство. Наконец, они абсолютно не знают украинской культуры и ее своеобразия.

Вопреки всему и насколько это еще возможно, мы стремимся к диалогу с ними. Мы пытаемся им объяснить, что даже русские олигархи больше доверяют западным демократиям, чем нынешнему авторитарному режиму в России, предпочитая жить в Европе или в США и посылать туда учиться своих детей. Мы хотим им напомнить о страшном разочаровании тех ослепленных национализмом защитников сталинской России, которые по возвращении в СССР погибли от пули в затылок. Мы напоминаем им завет Александра Солженицына «жить не по лжи» и призываем отбросить убийственный миф «собирания русских земель». Мы советуем им прочесть труды выдающегося русского историка Георгия Федотова, преподававшего в Свято-Сергиевском институте в Париже и в Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке: будучи пламенным русским патриотом, он признавал многовековое своеобразие украинской культуры, наряду с Московской Русью также являющейся наследницей Киевской Руси. Мы хотим им сказать, что подлинная Россия была тогда великой, когда была открытой миру и соблюдала международное право. Именно с такой Россией и следует проявлять солидарность. Нужно также поддерживать тех граждан России, которые борются в защиту правды, мира и достоинства человека.

Однако, увы, они нас не слышат. Они очарованы растущей силой русской клептократии и ложью русского президента о Крыме как «исконно русской земле» (на самом деле присоединенного к царской империи лишь в конце XVIII века) и о киевском князе Владимире как о русском государе, а также провинциальной и тщеславной идеей «Москвы - третьего Рима»...

Антуан Аржаковский, Франция

Андрей Бессмертный-Анзимиров, США

Артемий Кейдан, Италия

Все-таки наше общество очень, очень больное. Я не знаю ни одной другой страны, где было бы так много людей, готовых ради карьеры, денег и просто так лгать, писать ложные доносы, вести следствие по дутым делам, обвинять людей в том, в чем они невиновны, и выносить заведомо неправосудные приговоры.

Ну, в советско-сталинское время таких людей частично можно было оправдать жутким страхом, который они постоянно испытывали. Страхом, что не солжешь, не сподличаешь - сам попадешь под жернова и близких своих туда же затянешь. А теперь нет никакого внятного оправдания подобному поведению. Нельзя же считать оправданием подлости то, что не повысят в должности, обойдут премией или еще что-нибудь в этом духе.

И все-таки находится огромное количество людей, которые не боятся лгать, лжесвидетельствовать, отправлять невиновных людей в тюрьму и на гибель. Каким смелым в подлости нужно быть человеком, чтобы, зная про себя, что подлец, не бояться смотреть в глаза своим соседям, сослуживцам, родственникам и даже собственным детям.

А еще меня удивляет беспечность этих людей. Ведь большинство из них еще достаточно молоды, чтобы опасаться, что доживут (а ведь доживут!) до времени, когда произойдут в стране перемены (обязательно произойдут!) подобные тем, какими запомнился год 1991-й, И тогда, очень даже вероятно, возникнет вопрос (к сожалению, слабо прозвучавший в начале девяностых) о люстрации.

И тогда вас, бесчестных и подлых доносчиков, следователей, прокуроров и судей погонят с ваших должностей с позором, а кое-кого подвергнут суду - с полным правом на защиту, без притягивания за уши ложных свидетельств и доказательств. Это будет справедливый суд, и поэтому, в отличие от братьев Навальных, вы не дождетесь от общества ни поддержки, ни сочувствия, а ваши дети будут скрывать от людей, что они ваши дети. Искренне желаю вам жить долго!

По независимым гражданским организациям нанесен очередной удар - вслед за «Голосом», Правозащитным центром «Мемориал», Московской школой гражданского просвещения, фондом «Общественный вердикт» и другими уважаемыми общественными объединениями в «иностранные агенты» власти зачислили и Общественную комиссию по сохранению наследия академика Сахарова, более известную как Сахаровский центр.

Важнейшей общечеловеческой ценностью Андрей Дмитриевич Сахаров считал интеллектуальную свободу. Неслучайно именно организация свободной дискуссии стала главным способом работы Сахаровского центра. И как раз это оказалось решительно не по вкусу Министерству юстиции. «Политической деятельностью в интересах иностранных источников» объявлено открытое и ничем не стесненное обсуждение острых проблем прошлого и настоящего России. Обсуждение, в котором, на наш взгляд, сегодня более всего нуждается наша страна, наши сограждане.

Мы требуем немедленно прекратить кампанию по навешиванию ярлыков на независимые организации. Эта кампания копирует худшие образцы травли инакомыслящих в советские годы.

Объявление «иностранным агентом» - это не только преднамеренное оскорбление Сахаровского центра, это оскорбление и памяти А. Д. Сахарова, возвращающее нас в эпоху, когда его самого бесконечно обвиняли в «предательстве Родины», в «обслуживании интересов Запада».

Мы выражаем солидарность нашим друзьям в Сахаровском центре.

Мы уверены, что они, как и другие наши коллеги из преследуемых организаций, будут продолжать свою работу даже и в самых трудных обстоятельствах.

От имени "Международного Мемориала" - Арсений Рогинский, председатель Правления

Открылся участок платной трассы Москва - Петербург, и произошло ровно то, о чем мы предупреждали Дмитрия Медведева несколько лет назад: эта трасса не решает транспортных проблем. Она предполагает пробку, она так спроектирована, что на нее нет нормального заезда. Чтобы оплатить проезд, надо отстоять в пробке.

Впрочем, есть люди, для которых трасса - настоящее благо. Если вы хотите доставить удовольствие Аркадию Ротенбергу, нужно ездить по этой трассе как можно чаще. Защитники Химкинского леса и Bankwatch подготовили исследование, из которого понятно, что вся прибыль по проекту сначала идет концессионеру французской фирме Vinci Concession Russie, а потом в офшоры. Один из офшоров - киприотский - принадлежит лично Ротенбергу. Поэтому если вам хочется в кризис поддержать человека, который попал под санкции, конечно, нужно по ней ездить.

А огромному количеству людей она принесла массу проблем. Трасса спровоцировала строительный бум, а социальная структура в Химках осталась на уровне 1950-1980-х годов. Сегодня застройка такая, что в некоторые районы пожарная и скорая проехать не могут. Несколько месяцев назад на улице 9 мая из-за этого сгорел человек. Дети в школах учатся в три смены, дома строятся окно в окно, вырубаются новые скверы и парки. Более подробно о проблемах Химок можно прочитать в моей статье.

Нельзя не упомянуть о состоянии окружающей среды. Уже погибли тысячи гектаров леса, и это помимо вырубленного. Трасса не запущена, но уже высохло тысячи гектаров. Даже если этот лес не трогать, то такое количество людей и машин и так резко повышают нагрузку на зеленый массив. А если его еще посередине разрубать, то, конечно, лес деградирует.

Обещанных компенсационных посадок в Химках нет, где они есть, неизвестно. Даже если найдут где посадить, это ерунда, потому что взрослый лес - единый организм. Новые деревья не экосистема, ее формирование - это долгий процесс. Примерно миллион жителей Химок, севера Москвы, Солнечногорска, Долгопрудного недополучают свежего воздуха. И единственный человек, которому от этого хорошо, - Аркадий Ротенберг.

То, что осталось от Химкинского леса, или в полумертвом состоянии, или погибнет в первые годы эксплуатации трассы. Чем плотнее инфраструктура, тем более забита дорога, какой бы широкой она ни была.

Но не жалею о потраченных годах и силах. Мы создали прецедент. Удалось спасти несколько российских лесов, где не было международной мафии. Мы показали, что можно сопротивляться неправильным решениям. У людей есть инструкция: что делать, если в ваш лес пришли с противозаконными планами. Да и нельзя говорить, что мы проиграли окончательно. Во-первых, кризис на нашей стороне, во-вторых, идет разбирательство во французской прокуратуре. Мы подали иск к Vinci Concession Russie, его приняли к рассмотрению и даже передали в вышестоящую прокуратуру Парижа. А если концессионер уйдет из этого проекта, трассу можно поменять.

К тому же, если каждые 40 км будут строить по 14 лет, как сейчас, то на строительство уйдет 210 лет, а впереди еще много природных объектов, которые можно отстаивать.

Глебушке на хлебушек

В начале 1980-х, после одной из поездок к отцу Глебу в лагерь, его тетушка Лидия привезла мне фотографию. На снимке был изображен мужчина в бушлате, весь обросший, худющий-прехудющий, в валенках. Девяностолетний старик. «Отец Вячеслав, я вижу, вы не узнаете, а ведь это Глеб». Я стал всматриваться в черты лица, сквозь космы волос, и увидел за ними черточки отца Глеба около глаз. Такие же черточки были и у Лидии, и другой его тетушки - Агафьи. Только тогда я поверил, что на фотографии передо мной Глебушек. Таким стал отец Глеб, оставленный почти всеми в своей церкви, которую он защищал. Почему «Глебушек»?

Был такой диссидент Вадим Шавров, вместе с Красновым-Левитиным он написал большой труд об обновленцах, который был издан за границей. Когда отца Глеба запретили в служении после «Открытого письма» 1965 г., Вадим ходил по московским церквам и просил: «Дорогие батюшки, кто сколько может: я собираю Глебушке на хлебушек». Глеба никуда не брали на работу, жить было не на что, трое малолетних детей, а за тунеядство ему еще и грозило выселение из Москвы. Я как-то спросил Глеба: «Была ли помощь от сочувствующих священников?». Он упомянул отца Валериана Николаева, Виктора Ипполитова и еще несколько имен. Помогали тайком. А что же Патриархия? Никакой помощи: вначале запретили в служении («Не защищай церковь! Так тебе и надо!») и отправили на 22 года под запрещение. Затем совместно с властью посадили в 1979 г., дали ему пять лет лагерей и пять лет ссылки, потом сняли с него сан и в завершение этих мерзких поступков – отлучили от церкви. Но дело-то в чем? В том, что в такой церкви нормальный верующий находиться вообще не может.

Таков краткий путь настоящего священника, который не в себя богатеет, а богатеет в Бога. И нет сегодня в церкви никому дела, болеет ли отец Глеб, жив ли он. Настоящие пастыри церкви не нужны. Настоящие мешают остальным жить, богатеть в себя, а не в Бога, мешают князьям церкви властвовать.

Все повторяется: Христа гнали, гонят и Его настоящих последователей.

"Кирилл Меламуд задал мне вопрос: "Почему же Вы оставались в Церкви и продолжали содействовать присоединению к ней людей?"

Дорогой Кирилл, я почти всю свою сознательную жизнь находился в Церкви, и на моем пути были люди, которые старались как-то изменить, обновить ее жизнь. Священники Димитрий Дудко, Сергий Желудков, Александр Мень, Николай Эшлиман, Глеб Якунин, митр. Леонид (Поляков), который рукополагал отца Глеба, Павел Адельгейм, арх. Ермоген (Голубев), который рукополагал отца Павла. Много сделали для обновления Церкви Борис Талантов, Лев Регельсон, Феликс Карелин, Вадим Шавров, Краснов-Левитин, Николай Петрович и другие. Все эти люди находились в Церкви, старались что-то сделать, чтобы Церковь вышла из паралича, и сами из нее не выходили.

А Церковь старалась от них избавиться: с помощью государства посадила Димитрия Дудко, запретила в служении Сергия Желудкова, дали условный срок Льву Регельсону и Виктору Капитанчуку, запретила о. Николая Эшлимана и гнала о. Павла Адельгейма, до самой его мученической кончины. И о. Глеб не уходил из Церкви, пока не сняли с него сан, то есть ушли его. А потом и отлучили.. Долгие годы брезжила какая-то надежда: что все изменится, придут другие люди, другой патриарх, другие архиереи. Но увы, ничего не поменялось, а становилось еще хуже. Сейчас в Церкви, в данный момент, вообще никого нет, кто противостоял бы этой безумной корпорации под названием РПЦ. "Все тонет в фарисействе..."

Лежит в больнице в тяжелом состоянии отец Глеб Якунин, оклеветанный, презираемый Церковью, которую он всю свою жизнь защищал и старался что-то сделать для ее воскрешения.

Я для этого очень мало делал. Просто с 1965 года, как умел, поддерживал отца Глеба и его семью. Рассказывал верующим в храме и в воскресной школе об "Открытом письме" о. Глеба и о. Николая Эшлимана.

Ничего у нас не получилось. Даже у такого великана духа, как о. Глеб. Наверное, только Сам Христос может подойти к парализованной Церкви и сказать "встань и ходи"!

***

Помню рассказ тетушки Лидии:

"После "снятия сана" отец Глеб зашел как-то в Храм Космы и Дамиана в Шубине. Служба закончилась, и к отцу Глебу выстроилась целая очередь за благословением".

Митрополитбюро снимает сан, а верующие просят: "Батюшка, благословите!" Понимают, где благодать.

Запрещение в служении, снятие сана, отлучение от Церкви - все холостые выстрелы, рассчитанные на не думающих и слепо верующих.

Глеб был священником, есть и будет! Не только в этой жизни, но и в будущей. Аминь.

Одиночный пикет в путинской России всегда был актом смирения демонстранта. Один в поле не воин. Что может быть беззащитнее человека, стоящего в отдалении от своих единомышленников и молча показывающего миру какую-то важную для него мысль? Даже руками он размахивать не может: обе руки заняты плакатом.

Нельзя собраться толпой без высочайшего соизволения, нельзя скандировать, нельзя эффектно ходить по улице, но можно встать одному или нескольким людям поодаль друг от друга и выражать позицию молча. Можно выйти без двухнедельной подготовки, что особенно важно, когда случилось из ряда вон выходящее событие и отреагировать необходимо сразу. Можно растянуться вдоль улицы, будто живые рекламные щиты.

В каком-то смысле это смирение было наименее унизительным. Не надо клянчить разрешения и получать тычки от хмыря из администрации, что, мол, в уведомлении написано мероприятие "о ситуации с правами человека", а на плакате "Путина в отставку", уберите плакат. Не надо прятаться, отказываясь от самой идеи демонстрации. Мол, плакаты нельзя, так мы откроем зонтики и все поймут, что мы хотели сказать. Или сейчас мы пойдем на народный сход, но только предварительно снимем белые ленточки, чтобы никто не догадался, что мы в оппозиции.

Смешно выглядят люди, которые, будучи побежденными, сыплют угрозами в отношении власти, а одиночный пикетчик и не стесняется своей слабости, на Кремль идти не рвется, временным правительством себя не объявляет - и оттого выглядит более достойно.

Так уж получилось, что я с добелоленточных времен не заглядывала в ФЗ-54 "О собраниях", а он с тех пор претерпел фатальные изменения. Вчера вечером, готовясь к "суду" по своему задержанию, я вдруг обнаружила, что одиночные пикеты теперь тоже запрещены.

Ну как запрещены... "Уведомление о пикетировании, осуществляемом одним участником, не требуется... Совокупность актов пикетирования, осуществляемого одним участником, объединенных единым замыслом и общей организацией, может быть признана решением суда по конкретному гражданскому, административному или уголовному делу одним публичным мероприятием".

Прочитав новую редакцию, я задумалась: а как мне строить свою защиту? Сказать, что я была единственной, кто держал плакат и вообще присутствовал на Манежной площади? У "судьи" на столе еще несколько "дел" от того же вечера. Знакома ли я со свидетелями? Конечно, знакома. Но что они там делали? Просто стояли? Тогда это митинг. По ФЗ-54 митинг - "это одновременное массовое присутствие граждан". Чем оно отличается от одновременного массового присутствия граждан в троллейбусе? Целью: "публичное выражение общественного мнения по поводу актуальных проблем преимущественно общественно-политического характера". Как понять, что у людей именно такая цель? А никак - нет обязательных признаков митинга: сцены, плакатов, скандирования. По выражению лиц, значит. Ну а собрание, по ФЗ-54, должно происходить в специально отведенном месте - значит, это не собрание. Сказать, что все-таки серия одиночных? Но это тоже подпадает... Откуда я взяла плакат? С собой принесла? Так могут и организацию пришить (организация, по ФЗ-54, это в том числе и изготовление средств наглядной агитации). Взяла у другого пикетчика? Действовали организованной группой по предварительному сговору.

Куда ни плюнь, везде виновата. Ну я и плюнула. Изложила правду. Пришла выразить мнение. Делала это мирным и законным способом. Так же делали и другие люди. Видела задержания и считала их незаконными. Хотела сменить пикетчика, когда он устанет, но он не успел устать: пришлось перехватить у него плакат после его задержания.

"Судья" Алеся Орехова вкатила мне за это 20 тысяч штрафа и написала в мотивировке, что я не отрицаю, что - о ужас - "пикетчики сменяли друг друга", добавив при этом, что учитывает "общественную опасность" правонарушения. А что может быть опаснее, чем коварно сменяющие друг друга одиночные пикетчики?

Получается, что серия одиночных пикетов - это даже не несколько плакатов одновременно, а один плакат, который периодически держат разные люди (не менее одного человека в течение часа, дня, года?). Также получается, что уведомлять об одиночных пикетах в принципе не нужно, но потом государство оставляет за собой право вас наказать. Или не наказывать. Но заранее знать об этом, даже если вы хотите быть законопослушным, нельзя.

Более того, если вы три раза так неудачно не угадаете, вы становитесь уголовником.

Если вкратце пересказать ФЗ "О собраниях" (или другие "законы" РФ), то будет примерно так: если вы дышите, то лучше не дышите. Никакого способа остаться в правовом поле у вас уже нет.

Придется с этими формулировками идти в ЕСПЧ, а заодно уже для развития темы в Конституционный и Верховный "суды".

Вот только если разницы между одиночным пикетом и уголовным преступлением нет...

Вообще-то говоря, я мог бы и дальше ничего не знать о свалившейся на меня славе. Но с утра стали звонить из различных радио и газет и спрашивать, что я об «этом» думаю. «О чем об этом?» - спросонья спрашивал я. «Ну как же, - говорили мне. - Возбуждение дела. «Книги в парке», Следственный комитет. Маркин…»

Ну вот, опять Следственный комитет! Снова возбуждение. Совсем же недавно я уже ощутил себя кем-то наподобие чеховского персонажа, на которого наехала лошадь и который стал знаменитым, потому что об этом происшествии сообщила местная газета. Уже ведь приходил я в этот комитет. Чего еще-то, казалось бы!

А вот, оказывается, чего.

Чья-то заботливая рука прислала мне ссылку на документ, подписанный действительно г-ном Маркиным. Документ довольно длинный и поначалу показавшийся мне не слишком внятным в силу густого нагромождения ни о чем не говорящих мне цифр, аббревиатур и имен собственных.

Так и скользил я по тексту мимо всех этих совершенно непонятных ЗАО «БЮРО17» и «бюджетных букридеров», пока не наткнулся-таки на свою фамилию в соседстве с фамилиями еще двух-трех коллег-литераторов.

Интонационно этот документ вообще-то выдержан в приличествующем жанру бюрократически-бухгалтерском стиле. Но когда дело дошло до литераторов, то и общий стиль - ненадолго, впрочем, - принял кое-какие очертания газетного фельетона 60-х или 70-х годов. Ну, типа, «но забывчивость - не единственная странность, случившаяся с этими представителями творческих профессий». Сразу дунуло легким тухловатым ветерком из пыльной библиотечной подшивки.

Кроме не слишком, прямо скажем, ярких стилистических особенностей текст этот содержал пару-тройку случаев так называемого вранья. Я имею в виду лишь те случаи, о которых я знаю точно. Про остальные сказать не могу - пусть скажут другие, кто, как говорится, «в теме». Ну, хорошо, не вранья - недостаточно, допустим, полной информированности.

Ну, например, это: «В организованных Маркво мероприятиях принимали участие писатели и представители творческой интеллигенции, однако все они почему-то случайно оказались членами так называемого «Координационного совета оппозиции», «Лиги избирателей».

Так вот. Я лично ничего такого членом не был, не являлся, не состоял. Сообщаю я об этом не потому, что считаю предосудительным участие в той или иной общественной организации - ничуть нет. А просто вот это не соответствует действительности. Ну, извините, гражданин, соврамши.

А вот само указание на это - пусть и не имеющее отношение к реальности - обстоятельство лишь укрепило мою и без того отчетливую уверенность в политической мотивированности этого дела.

А вот и еще одно вранье для примера. Хорошо, не вранье, ошибка. «Борис Акунин, узнав о вызове к следователю, выехал за пределы России». Нет, дорогие товарищи, я, уж извините, знаю из первых рук, что все было ровно наоборот. Сначала «выехал за пределы», а уж потом - «вызов к следователю». Очень вас уважаю, но истина дороже.

Или вот такое: «Лев Рубинштейн и Виктор Шендерович и вовсе отказались общаться со следователем, сославшись на ст.51 Конституции РФ. Подобная реакция заставляет задуматься, чем же таким занимались эти лица в проекте».

На этот пассаж, выдержанный все в той же старо-фельетонной стилистике, обогащенной легкими угрожающими обертонами и подозрительным оперским прищуром, ответить как раз можно.

Отказались вот почему. Скрывать-то, разумеется, нечего. А дело в том, что существует такое понятие, как репутация. А о том, что «они» умеют удивительным образом любое высказывание с непринужденной легкостью переворачивать с ног на голову, известно более или менее всем. Ну, такая уж репутация, что поделаешь. Так что лучше помнить о том, что «мысль изреченная есть ложь». По крайней мере, в данном конкретном случае.

На вопрос, «чем же таким занимались эти лица», ответить и вовсе легко. А было бы еще легче, если авторы этого пламенного документа когда-нибудь выбрались бы на ту или иную встречу автора с читателями. Ну, просто ради общего развития. «Лица» во всех подобных случаях - и в этом случае в частности - приходят туда, куда их приглашают, забираются на сцену, садятся за столик, вынимают свои книжечки, протирают очки и в течение некоторого времени вслух читают отрывки из этих своих книжек. Потом они отвечают на вопросы из зала. Потом они подписывают всем желающим свои книжки. Потом они, усталые, но довольные, идут по разным своим делам, даже и не рассчитывая на то, что рядовая - одна из очень многих - встреча с читателями может в какой-то момент стать объектом профессионального интереса того или иного комитета - хоть Следственного, хоть Нобелевского, хоть какого-нибудь еще.

Ну, а что касается «заставляет задуматься», то лично я это только приветствую. Задумываться всегда полезно. Я это точно знаю. Так что задумывайтесь, друзья. Для чего же вам голова-то, в конце концов.

Авантюра Путина с Крымом и Донбассом не могла не обернуться военным пожаром. Пламя вроде бы потушили, но угли-то тлеют. И пока не вспыхнуло снова, надо было ехать в Украину, хотелось своими глазами увидеть то, что с ней стало. Увидеть и кажущийся спокойным Киев, и прифронтовые города - Харьков, Днепропетровск, Запорожье, Мариуполь, но прежде всего родной город - оккупированный Луганск. И, если получится, постоять у того рубежа, где когда-то проходила линия фронта и делила родовое село на две части. Но это при немцах, в 1942-43 годах. Теперь же Донбасс сам накликал на свою голову и войну и разруху. И это край, всегда гордившийся тем, что никогда не гонит порожняк. Оказывается, еще как гонит! Поэтому легко и бездумно стал пешкой в чужой игре. Но наблюдать драму земляков со стороны и досадно, и стыдно, и больно.

Сначала это был север Луганской области: Лисичанск, Сватово, Старобельск, Меловое - ни сепаратистам, ни российским войскам эти районы захватить не удалось. Но страху на людей нагнали. Отрезанные от областной столицы городки жмутся к Харькову, туда ездят на работу, за товаром - впрочем, на работу в Москву(!) тоже ездят. Настроения у людей разные, но больше всего боятся бомбежек. Недалеко от Старобельска стояли части Нацгвардии, сначала там летали российские беспилотники, а потом... Короче, с тревогой встают, с тревогой и спать ложатся. Ведь если что, то и Харьков не сможет укрыть. Этот город и сам лакомый кусок для агрессора. Весной не получилось объявить Харьковскую республику, но сепаратистское подполье продолжает активно действовать. А то откуда в городе взрывы за взрывами?

Как похвастался некий агитатор «Новороссии», «Харьков скоро будет нашим. Там уже все готово». Хвастался на станции Чертово Северо-Кавказской железной дороги. Где в ноябре пришлось застрять чуть ли не на сутки - единственную гостиницу к тому времени уже с месяц как оккупировали российские военные в штатском. Местные рассказывали - встали на постой со своими двухъярусными кроватями.

О, это Чертково и его контрольно-пропускной! Там российский пограничник поинтересовался: «Значит, на родине побывали? И как на родине?» - «А то вы не знаете!» - «Не знаем. Нас туда не пускают» - «И правильно делают» - сорвалось с языка. И язык пришлось прикусить. А то пограничник напрягся, стал придираться, а за ним и другой вдруг поинтересовался: «Что у вас в рюкзаке?» - «Хотите проверить?» Но, видно, определив на глаз, что рюкзачок не серьезный, пропустили без обыска.

Интереснее было в следующую поездку, на других российских КПП. Из Каменск-Шахтинского безлошадные добираются до границы на попутном транспорте (до Луганска всего 103 км), дальше пешком до известного теперь всем российского пункта Изварино. Здесь ничем не интересовались, сканировали паспорт и только. С некоторым мандражом вместе с другими следую дальше, и вот уже виден ангар с надписью «ЛНР», и подобие поста с бородачом в камуфляже. От протянутого документа бородатый в кубанке с малиновым верхом отмахнулся: «Вас уже проверили, проходите...» Ах, вот оно что! Вот кто, оказывается, в доме хозяин! И не надоело России который месяц раздраженно заверять мировое сообщество: мы тут ни при чем!

От Изварина снова на перекладных, сначала до Краснодона, а оттуда в Луганск. Везде следы войны, есть они и в городе. Хотя страшнее выглядят не выбитые стекла и обрушенный угол здания, а оставшиеся от избирательной кампании билборды. На них боевик с автоматом настойчиво зазывает: «Приходи на выборы. Будут все свои». Хорошо хоть автомат держит дулом вниз.

Выборы прошли, но город и люди будто пеплом присыпаны. Пустыми громадами стоят многие заметные здания. Ну бог с ними, с цирком и теми же супермаркетами, но не работают вокзалы - ни железнодорожный, ни автобусный. Только у одной из платформ автовокзала будка диспетчера. Закрыты банки и сберкассы, валюта только у менял на рынке. Но расчеты в гривнах, в чем же еще. Правда, платежеспособность граждан аховая: нет пенсий - за ними надо выбираться на подконтрольную украинской власти территорию. Рабочим задерживают зарплату, бюджетникам ее не платят вовсе. В том числе хирургам в больницах и врачам скорой помощи. И говорить в такой ситуации о лечении не приходится.

Магазины работают, и хоть ассортимент по сравнению с довоенным временем скудный, но продукты сплошь украинские. Они считаются качественнее, а если появляются российские, то все подозревают, что из «гуманитарной помощи». Кстати, о российской помощи Донбассу. Из восьми конвоев на начало декабря продовольствие в Луганске выдавали всего лишь раз (подчеркиваю - один раз!) Два килограмма крупы, два баночки консервов и полпачки рафинада на человека. Интересно, чем пилили эти пачки? Так что о «конвоях добра» луганчане имеют самое конкретное физическое представление. Так давились за жалкой подачкой - у некоторых ребра до сих пор болят.

Что касается коммунальной жизни, то она по советским меркам вполне сносная. Газ есть (для поддержки своих марионеток Россия последний кубометр пожертвует!), а проблемы с водой в Луганске были и до войны. Вода и теперь только по графику, особенно жесткому на окраинах города. Тепло в квартиры подается, но надежнее газовые котлы - их начали устанавливать еще в девяностые и в частных домах, и в маленьких кухнях хрущевок. Другое дело, что оплачивать эти блага народу нечем. И если в теплом особняке за высоким забором и с «плазмой» на стене (кстати, обладатели спутниковых антенн беспрепятственно смотрят украинские каналы!) можно поверить, что война далеко, пусть и бухает где-то за городом беспрерывно, то как выживают в бедных хатах одинокие старики - отдельная тема. Как и тема поддержки сепаратизма.

Поддержка была. И со стороны не только русской части населения, но, пусть малой, и украинской. Правда, при первых признаках военного режима народ резво побежал в разные стороны. Первыми покинули молодую республику самые образованные и самостоятельные - деловые люди, квалифицированные врачи, юристы и прочие. Квартиру в Луганске сейчас действительно можно купить за бесценок, только некому оформить сделку - практически нет нотариусов. Хотя зачем нотариус, когда при таком «гуляйполе» да с автоматом наперевес можно экспроприировать хоть движимое, хоть недвижимое. Потому-то народ в городе ведет себя осторожно, самое ценное припрятал и теперь сидит тихо, терпеливо дожидаясь конца преставления. Цену разнообразным «премьерам» своей «республики» они теперь хорошо знают - все сплошь артисты погорелого театра. Впрочем, погорельцы и массовка, и зрители, сделавшие этому «театру» кассу.

Сепаратистским ветром в Донбасс нагнало такого человеческого мусора, что еще долго там не будет нормальной жизни. И хоть Луганск никогда не считался ни научным, ни культурным центром, но теперь город и вовсе пустыня - практические все высшие учебные заведения украинской властью выведены за пределы ЛНР. Худо-бедно работают лишь школы и детские сады - вот и все образование. Что будет с детьми, с теми, кто уже с малолетства знает, что зимой идет снег, весной распускаются листочки, а летом бывает война? Что будет с родителями этих детей? Чем будет жить сам Донбасс, когда шахты‬ подтоплены, заводы разрушены и взорваны не только мосты, но и мозги?

Разуверившиеся во всем, люди клянут и сепаратистов, и украинскую власть вместе с Порошенко и Верховной радой. Но новостей ждут не из Москвы - из Киева. По привычке? И все больше становится тех, кто хочет одного - вернуть прежнюю жизнь. «Чтобы было как было». Только боятся признаться себе, что так, как прежде, не будет никогда. И признать, что, возжелав поменять шило на мыло, потеряли и шило, и мыло. А главное, честно сказать себе: и мы виноваты. Своими руками подбрасывали дровишек в тот костер, куда Путин плеснул бензина. А потому могли бы и догадаться, что, как шутят в Сети, не Стрелковым было начато, не Гиркиным и закончится. Хотя нам ли пенять неразумным донбассцам! Не мы ли в России вырастили этого монстра? Не мы ли покорно принимаем его психоз за норму?

Домой возвращалась рейсом Луганск - Ростов. Сразу за городом навстречу попалась колонна военных грузовиков. На фоне неубранных, стоявших, как черный лес, подсолнухов, машины шли долго. И эта картина, как ничто другое, обещала: конфликт надолго. А тут еще для убедительности рядом в салоне два парня из тех самых российских «добровольцев». На погончиках армейских курток вместо лычек георгиевская лента. Видно, навоевавшись, ехали на побывку домой.

Границу пересекали на пропускном пункте Должанский. Серьезный такой пост, со сканированием багажа, собаками и другими примочками. На подъезде в салон зашел пограничник и сразу приступил к парням: «Со службы? Патроны в карманах не забыли? Предупреждаю сразу, все незаконное сбрасываем здесь, через десять метров - протокол и в клетку!» Те тут же выдали и гильзы, и новенькую каску - мол, это все. Но не тут-то было.

Цивильных быстро пропустили через контроль, а парням устроили личный досмотр, видно, предполагая обнаружить в солдатском исподнем по гранатомету. Не нашли, но мелкие фронтовые цацки отобрали. Парни вернулись в автобус раздраженными: «Теперь пусть сами себя защищают...» Понятное дело, любая власть пресекает вывоз трофеев из района боевых действий. Но с российскими «добровольцами» особая статья. Потрошить - этого мало, хорошо бы и память стереть. А то один из парней не особо и скрывал: «Меня фээсбэшник сблатовал. Говорил, такой опыт будет, такой опыт...» (Он и позывной вербовщика назвал.). «Опытом», судя по всему, вояки остались недовольны. Уже в Ростове, увидев на табло обменников курс валют, отреагировали весьма экспрессивно. Спрашиваю: «Вы что же, только сейчас об этом узнали?» - «Откуда! Мы в такой заднице были! Никакой связи абсолютно...»

Да, связь дело архиважное. В августе 2014-го замолчали телефоны дорогих для меня людей в Луганске - и только в ноябре уже из Киева смогла я дозвониться и узнать трагическую весть. Глава семейства Александр Васильевич (фамилию не назову) погиб именно в августе при минометном обстреле. Этот 48-летний деятельный мужик, прошедший Афганистан, нашел смерть буквально на пороге своего дома. И жизнь большой семьи непоправимо надломилась. В таких случаях теперь принято спрашивать: «А кто стрелял?» И здесь ответ однозначен: снаряды и пули, убившие и Александра и сотни мирных людей в Донбассе, отливали в Кремле.

Заявление бывших политзаключенных

В Москве продолжается судебный процесс над известным российским политиком Алексеем Навальным и его братом Олегом Навальным. По надуманному, бездоказательному, фальсифицированному обвинению прокуратура запросила у суда реальный срок в 10 лет лишения свободы Алексею и 8 лет Олегу. Если суд вынесет такой приговор, это будет определенно означать, что времена политического террора вернулись в нашу страну уже и в ХХI веке.

Мы, бывшие политзэки советской поры, прошедшие через судилища такого рода, а впоследствии и через лагеря и тюрьмы, решительно протестуем против политического по сути своей, неправосудного преследования оппозиционного политика и призываем всех, кто у нас в стране и за рубежом всерьез озабочен судьбой России, присоединиться к нашему протесту и требовать немедленного прекращения позорной судебной расправы.

20 декабря 2014 г.

Лев Тимофеев
Александр Подрабинек
Вячеслав Бахмин
Григорий Пасько
Виктор Давыдов
Кирилл Попов
Николай Ивлюшкин
Алексей Смирнов
Александр Скобов