Ушедший декабрь был богат на события, по моему глубокому убеждению, четко обозначившие, что наша страна обрела (или выбрала) свой путь на многие годы вперед.

Сперва всех думающих людей потрясла «Манежка», открывшая не только бездны зоологической ненависти и все убожество массового сознания тинейджеров, но и градус ксенофобии, очевидно, не оставляющий Российской Федерации шансов на сохранение в прежнем виде в среднесрочной перспективе. Эффект усилила тень провокации, слишком густо накрывшая события вечера 11-го, а особенно события 15 и 18 декабря: и «внезапность» произошедшего для властей, обычно так уверенно контролирующих оппозиционеров; и безнаказанность организаторов беспорядков, контрастирующая с репрессиями, обрушенными на молодежное анархо-антифашистское движение после Химкинской акции 28 июля (а ведь справедливо, как выясняет следствие, били стекла в резиденции организаторов избиений оппонентов мэрии); и мощная интернет-игра, по интенсивности сравнимая только с той, что проводили птенцы гнезда Суркова против «несогласных» и эстонцев; и засвеченные на акциях национал-болельщиков наши-комиссары.

Как и в 1905 году, за спиной погромщиков настойчиво замелькала власть.(Читать дальше)

Теперь можно окончательно подвести итоги Манежки.

1. Путин приносит цветы на могилу, братается с футбольными фанатами, чуть ли не зигует с ними в едином порыве. Хулсы приручаются властью по той же схеме, что и байкеры несколько лет назад, что и неудивительно, так как субкультуры очень схожие. В статье Соколова-Митрича обывательская ксенофобия начисто убивает некоторые разумные мысли, мне не понравилось, но вот совет перечитать «Ангелов ада» Хантера Томпсона очень правильный. Только в ключевом моменте Соколов, конечно, ошибся: роль outlaws у нас сегодня играют не столько кавказцы, сколько как раз околофутбол. Пассионарная и агрессивная субкультура, которая по своей природе глубоко консервативна. Авангард реакции, который заходит так далеко, что даже государству приходится периодически жать на тормоза. В то же время общего у власти и правых околофутбольщиков куда больше, чем различий, и они легко способны прийти к компромиссу. Как пришли в свое время к компромиссу американское правительство и байкеры, разгонявшие антивоенные демонстрации.

Власть и раньше не стеснялась использовать хулсов для нападений на политических противников (и нападения на бункер НБП были, и прыжки на Марш несогласных), теперь эта дружба фактически узаконена.

2. Дмитрий Медведев объявляет борьбу с ксенофобией. Борьба с ксенофобией – отличная штука, позволяющая на самом деле бороться с чем угодно. Например, с «людьми в масках». Или с либеральной оппозицией, которая, как сказал Сурков, и распространила пагубную моду на «несанкционированные акции». Или с призраком национал-большевизма. С анархистами, в конце концов. Борьба с ксенофобией способна легитимизировать в глазах общественности (в том числе международной) что угодно.

3. Общество расколото, и у каждой половинки есть свой вождь, который говорит те слова, которые от него хотят услышать. Это и есть тандемократия в действии: каждый крутит свои педали, но двигаются они в общем направлении.

26 декабря впервые в жизни пошла на митинг. На Пушкинскую. Пошла, потому что и собачьему терпению приходит конец. Громко кричала «Фашизм не пройдет!», «Россия для всех!» и «Маша – молодец!», радостно аплодировала и ловила каждое слово. Видела, как выступавшим порой трудно давалась «площадная» речь, как не любят они «манежи и арены, где миллион меняют по рублю»; понимала, что именно Манежная заставила некоторых из них впервые забраться на трибуну, потому что ни стихи, ни романы, ни фильмы не могут стать массовым ответом на манежный нож. Нужна площадь, толпа единомышленников, улица, запруженная народом. Каждый второй либо сокрушался, что нас было мало, либо радовался, что много, а самый яркий трибун – Дмитрий Быков (читаю и слушаю всегда с наслаждением) – иронически играл цифрами, которые будут сжиматься в ближайшем будущем и разрастаться в отдаленном завтра.

Количество – это важно, не спорю. Но содержание речей важнее. Они были ответным словом на нацистский бунт, который возмутил, потряс, ошарашил, разгневал. Чувства праведные и благородные. Но, слушая речи на Пушкинской, я мысленно откликалась на них с Манежной, невольно моделируя образ неонаци, который бросает свои реплики в ответ на наши аргументы. Не того наци, что засоряет матом Интернет, а идеолога, вожака. Ответы оппонента не дают мне покоя. Пусть выскажется. В нем голоса, рассыпанные по форумам, комментариям и постам. Мы на Пушкинской радовались, что слышим и понимаем друг друга, но главное, чтобы нас поняли там – на Манежной, те – со свастикой, с маленькой россией только для себя. Чтобы хоть что-то услышали. А на каком языке с ними говорить? Вопрос вопросов. Диалог культур, картин мира, идеологий и религий. Попробуем его начать в виде спора.(Разговор Пу и Ма)

Народу на Пушкинской сегодня, скажем так, было достаточно. Но я, конечно, был бы рад, если бы мы запрудили половину Москвы. Правда, наверное, это будет возможно, если произойдет еще какая-то ужасная встряска, чего я не желаю, конечно. Получается, что Манежной для этого оказалось недостаточно.

Кроме митингов, надо образовывать молодежь. Ее пробовал образовывать Ходорковский и был так жестоко наказан. И сам, и образцово-показательно для других людей, которые собирались заниматься деятельностью такого рода. Им власть дала знать, что самодеятельность она не поддерживает.

Но все равно сегодня народу много было, это радует.

Слава богу, собралось все-таки такое количество людей, несмотря на погоду и все остальное. Я думаю, что если бы пришло хотя бы вдвое меньше, это было бы очень грустно. Сегодня, я считаю, состоялось важное начало. Хотелось бы, чтобы это продолжилось.

Что для этого нужно? Надо говорить власти правду, пока она не начнет ее слышать. Чем больше людей будет выходить на такие митинги, тем больше шансов, что власть прислушается.

Власть у нас трусливая: она испугалась каких-то бандитов около Манежа, да так, что начала заигрывать потом с ними, бегать к фанатам, возить их на могилы и все остальное. Это лицемерие от страха.

Хотелось бы, чтобы страх перед такими собраниями, как сегодня на Пушкинской, заставил власть прислушаться и уйти от того курса фашизации страны, который проводится на сегодняшний день.

Я не пойду на митинг. 28-го премьера. 26, 27-го прогоны. Первые и последние. Пишу это, чтобы оправдаться. Перед собой. Неловко.

Но я уже там. На митинге. Спасибо тем, кто придумал и организовал. Спасибо тем, кто пришел. Спасибо, если нас много. Если нет, все равно спасибо. Каждому.

Давайте в порыве праведного гнева и яростного желания убрать коричневое дерьмо с улиц родного или неродного города не забудем о собственной ответственности. Ведь это «коричневое» – наши дети. Взращенные в озлобленности, зависти, неуважении к личности... Как мы с ними - так и они с нами.

Ведь это мы позволили исказить и уничтожить само понятие «патриотизм». Превратить его в пустое махание флагами и крики «Рос-сия!» по любому поводу, желательно погромче, чтобы не слышать ничего другого.

Мы позволили руководству государства делить народ на своих и чужих. Не только в лагерях на Селигере, но и в речах «лидера нации», для которого трусливое «Это не я!», похоже, становится любимым приемом и последним аргументом.
Убили Политковскую? Это не я! Мне же невыгодно! Чур-чура!
Не готовы к лесным пожарам? Это не я! Лесной кодекс принимала Госдума! Остальное – это Лужков! А я вот, видите по телевизору? Покупаю новую технику для МЧС! Узнали меня?
Низкий уровень жизни населения? Падение реальных доходов? Так это же не я! Это «лихие 90-е»! Я вам лучше про индексацию пенсий расскажу!
Выступление фашистов-националистов? Это не я! Это оппозиция такая! Видите, что будет, если не я! И т.д. со всеми остановками. Точнее, без остановок. Во время просмотра последнего «общения с народом» пригрезился мне невидимый глазу титр: «Неприостановленный». Ну да Бог ему судья... И, Бог даст, не только Бог...

Давайте же не уподобимся нашему премьеру и скажем: «Да, это я! Позволил, проморгал, довел... Это моя вина! Это моя лень, инертность, равнодушие...» Давайте вспомним, что не мы для власти, а власть для нас. Давайте будем ответственны за то, чему хлопаем, кому жмем руку, во что вступаем, в чем участвуем, что делаем и чего не делаем...

Конечно, ничего не изменится. В одну секунду... Но давайте начнем. С себя. Мне кажется, уже пора...

Я обязательно постараюсь прийти на митинг. Хотя бы на несколько минут.

Я нахожусь далеко от вас и не могу физически присоединиться к вам 26 декабря на Пушкинской площади, поэтому я только могу передать вам всем, что я с вами вместе в борьбе против фашизма в России.

Я москвичка, еврейка "кавказской национальности". В 41-м защищала страну, в 45-м плакала от радости. В 53-м протестовала против "дела врачей". И все годы с весны 1937-го ждала, что какой-никакой, но вернется мама из карагандинского лагеря. А когда она вернулась, позвонила в дверь, я ее не узнала, приняла за нищенку. И все эти годы в снах заливалась слезами по моему расстрелянному папе. А у папы была язва желудка, и по вечерам он просил "Люся-джан, налей мне грелку, живот болит очень". И плакала по бабушке, растившей трех сирот 37-го года, сделавшей свой последний вздох в блокадном Ленинграде. И всю жизнь мучилась - виновата, что маму посадили, что я ее не узнала. Виновата, что отца расстреляли, что стоит на Востряковском кладбище памятник ему, а под памятником пустота. Виновата, что не осталась умирать в блокадном Ленинграде вместе с бабушкой. Родину мне, видите ли, надо было спасать! Родину! А теперь уже сил спасать родину нет. И даже нет сил самой себе налить грелку. И как ее спасать - родину? Как не знала, так и не знаю. Причислите меня к тем, кто 26-го придет на Пушкинскую. Считайте, что я пришла туда, опять спасать родину, хотя ноги не ходят.

Предполагаю, что «Манежный мятеж» войдет в учебники истории нашего века так же, как «пивной путч» лидера мелкой популистской партейки Гитлера и генерала Людендорфа 1923 года вошел в учебники истории века минувшего.

Этот «мятеж» буквально переместил нас в политическое зазеркалье, в мир теней. Жизнь теряет цвета и мерность – мы погружаемся в серое, мутное, буквально плоское состояние, с каждым шагом, проваливаясь в муторную бесконечность, как в зыбучие пески или трясину. Просто физически ощущается вибрация мощных механизмов, внезапно включившихся для разгона мировой истории. И нужны необычайные усилия, чтобы успеть переломить обозначившийся вектор социального развития, что увлекает страну в бездну. В этом зазеркалье все двоится и раскалывается. Трещины бегут по всем концам политического спектра, разделяя и левых, и правых, и умеренных.

Естественно, более всего меня волнует стремительное оформление движения «национал-либералов», ибо в них я вижу могильщиков российской демократической оппозиции. Впрочем, полагаю, что 100 лет назад Плеханов и Мартов с тем же мистическим ужасом прозревали в Ленине могильщика русской социал-демократии, а через два десятилетия Троцкий, Пятаков, Зиновьев и Бухарин в Сталине – могильщика большевизма.

Пишу о нарастающем трагическом расколе именно радикально-либеральной оппозиции, ибо каждый должен прежде всего говорить об измене идеалам среди своих, а не среди своих оппонентов. Тем более что уже вижу, как подобные отчаянные тексты пишут мои духовные двойники в левом и правом лагерях.

Новорожденный русский национал-либерализм, естественно, уже имеет внутри себя разные течения, но его объединяет одно – он хочет не противостоять расистско-ксенофобной волне, но пусть частично, но признать ее «правду» и использовать волну русского этнонационализма как в серфинге. Промчаться на ней, а не изображать донкихотствующего осла, вставшего на пути локомотива с жалким плакатиком насчет равноправия народов и их мифической дружбы.

Немного истории. Почти шесть десятилетий назад администрация американского президента-республиканца, четырехзвездного генерала Эйзенхауэра всерьез занялась десегрегацией учебных заведений в южных штатах. Но на пути темнокожих школьников и студентов, пытавшихся войти в своих альма-матер, встали негодующие толпы. Это были не только фанатичные расисты - некоторые исходили из вполне рациональных соображений: ребята из бедной, невежественной, криминализированной негритянской среды сразу создадут значительные проблемы для их детей. Полицейские и шерифы на Юге были откровенно на стороне митингующих. Но бравый президент, командовавший войсками союзников в Европе в 1944-1945 годах, сам видевший последствия владычества фашизма в освобожденных им странах, не дрогнув отдал приказ. И национальная гвардия и даже морская пехота ежедневно образовывали живые коридоры, по которым дети и подростки шли учиться. На защиту темнокожих учеников встали солдаты с винтовками.

Весьма вероятно, что ценой этой решительной политики стало поражение республиканцев на президентских выборах 1960 года. Часть консервативных южан отошла от республиканцев, и альянс двух будущих великих социальных реформаторов Джона Кеннеди и Линдона Джонсона с трудом, но победил республиканского «преемника» - Ричарда Никсона.

А теперь поиграем в альтернативную историю. Президент США с его немецкими протестантскими корнями мог не переть против рожна и сказать что-нибудь типа «суть Америки в западном духе... есть объективный конфликт христианской и африканской культур... объективные отличия в менталитете... мы уважаем наших темнокожих сограждан, но не надо спешить со смешением обычаев...» Тогда десегрегация провалилась бы, южане горой поддержали бы генерала-патриота и его преемника – вице-президента Никсона (реальные избирательные права цветные получили повсеместно лишь при Джонсоне). Но еще через полтора десятилетия Америку охватили бы гигантские расовые бунты, переходящие в гражданскую войну. Возможно, в ее ходе созрел бы проект концентрации цветных в нескольких штатах, выделенных в особую территорию.

В любом случае охваченные расовой войной и дискредитировавшие само понятие западной демократии Соединенные Штаты не смогли бы остановить коммунистической экспансии в Западной Европе и Латинской Америке. Дальше Запад ждала бы либо бесславная капитуляция, либо, на последнем рубеже Вашингтон схватился бы за ядерное оружие, как это показано в знаменитом фильме Стэнли Кубрика «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу».

Но боевой генерал тем и отличался от спецслужбистского подполковника, что ему и в голову не приходило заигрывать с чернью. И тогдашние американские либеральные интеллигенты тем и отличались от нынешних российских, что понимали очевидную вещь – если свобода и права человека не расширяются, то они схлопываются.

Но вернемся к национал-либерализму. Исторически так назывались либеральные партии второй половины XIX века в Германии, Австрии и Италии, которые, в отличие от либералов Франции, Великобритании, Швеции и США, отказались от безусловного установления либеральной демократии (как правило, парламентской) и признали гегемонию военно-аристократических кругов, поскольку только те якобы могли авторитарными методами обеспечить национальное единство и консолидацию государства.

Именно национал-либералы, преодолев либеральную аллергию на европейские войны, поддержали ту политику неистовой милитаризации, которая закономерно привела к Первой мировой войне, ставшей подлинной катастрофой для европейского либерализма. Именно национал-либералы помогли Муссолини и Гитлеру создать конституционное парламентское большинство.

С моей субъективной точки зрения, синтез либерализма с этническим и великодержавным национализмом обрек классический либерализм на позорную капитуляцию – сперва перед военно-аристократическими кругами, а затем и перед диктаторами и тоталитарными движениями.

Давайте посмотрим на ту реальную конкретную программу, с которой мог бы выступить этнический русский национал-либерализм. Альфой и омегой программы освободительного (то есть азиатского и латиноамериканского) национал-либерализма является национализация компрадорского монополистического капитала, создание барьеров на пути иностранного финансового воздействия на страну и формирование национального частного (частно-государственного) военно-промышленного комплекса. В этом смысле предотвращение превращения "ЮКОСа" в часть глобального транснационального альянса с участием «Сибнефти» и «Эксон Мобил» путем передачи «Юганскнефтегаза» в монстр «Роснефти» есть абсолютно национал-либеральный шаг. Дело же "ЮКОСа" – свойственные революционной поре издержки, куда как более гуманные, чем приемы германской «ариизации». Однако, насколько я знаю, свежеиспеченные отечественные национал-либералы дело "ЮКОСа" и иные путинские спецнационализации категорически не одобряют.

На этом конструктив национал-либерализма по-российски завершается. Дальше начинается недостойная для либерала (то есть по самоопределению существа в высшей степени рационального и верящего в превосходство индивидуальных свобод) апелляция к коллективному бессознательному быдла.

Кстати о быдле. Забавно, что восприятие русского народа как сообщества лиц, склонных к правовому нигилизму и злоупотреблению горячительными напитками, но зато питающих глубокое отвращение и к протестантской этике труда, и к конфуцианской этике почитания предков, одновременно разделяется как вестернизированной элитой, разумно поделенной на правящих консерваторов и оппозиционных либералов, так и некоторыми представителями кавказских диаспор и исламского духовенства.

Проще говоря, очень забавно, что наши доморощенные хантингтоны непрерывно говорят о роковом конфликте «христианской» и «мусульманской» культур, но при этом полностью разделяют с «мусульманами» взгляд на защищаемых ими «христиан» как на криминогенную и бездельную пьянь.

Впрочем, особого парадокса здесь нет – националисты, даже либеральные, любят только идеальный образ нации, конкретными же людишками охотно при этом жертвуя.

Но с какой же все-таки программой могут выступить русские христианские национал-либералы?

Разумеется, мы отбросим анекдотическую идею запрета публичного исполнения лезгинки (хотя все «послеманежные патриоты» делали упор именно на исполнение лезгинки на священном месте скейтбордистов – Поклонной горе). Опыт борьбы с «обменниками» показывает, что отныне исполнять будут не лезгинку, а кавказский сиртаки (вариант: горскую хору).

Очень важный программный пункт - потребовать от сотрудников правоохранительных, судебных и административных органов от нерусских взяток не брать, а если уж взяли, то нарушать закон токмо в ущерб другим нерусским, русских же наипаче в обиду не давать.

Выдвинуть лозунг «У нерусских не покупаем» (см. роман Олега Дивова «Выбраковка»? Или лозунг «русский труд»? Вообще я патриотически-спортивный молодняк к метле приставил бы с удовольствием – творческая работа на свежем воздухе, да и бесплатная комната дворнику для устройства личной жизни от муниципалитета положена. Проблема том, что бизнес и так поделился: кавказцы берут своих, славяне – своих, евреи – своих...

Превратить кавказцев в «неграждан» (по образцу эстонских и латвийских национал-либералов)? Так для этого сначала надо всех превратить в граждан. Просто вижу, как победившие оппозиционные национал-либералы (сиречь оранжево-коричневые) организуют свободные демократические выборы, а кавказцев лишают избирательных прав. Такая Алабама-1960. С вооруженными до зубов неграми.

Отделить Кавказ? Строго говоря, национал-либералы должны свято чтить «14 пунктов Вильсона», включая безусловное право народов на свободный выбор государственного устройства и национальную независимость. Поэтому народы СКФО имеют полное право, как создать свои суверенные национальные государства, так и объединить их затем в союз или конфедерацию.

Но исключение республик из России? Представим себе этот процесс. Как только тема начинает приобретать реальные очертания, из охваченных смутой республик немедленно бегут в Россию десятки тысяч милиционеров и чиновников с семьями. И интеллигенция, которая не захочет жить при революционно-исламистском режиме.

А с гор в города едут грузовики и иномарки с ликующими бородачами, увешанными пулеметными лентами. Просто вход Кастро и Че Гевары в Гавану 1 января 1959 года. Провозглашение в Джохар-кале Имамата Кавказ. И влезающие по пояс в кавказские дела бешено конкурирующие между собой Ахмадинежад, бен Ладен и саудовский король...

Для ведущего тотальную войну с исламской революцией Запада, для той самой «белой» Европы, на интеграцию с которой уповают наши национал-либералы, этот сценарий будет равноценен полной геополитической катастрофе. Столько сил приложить, чтобы купировать создание имамата на Западном берегу реки Иордан и в Южном Ливане, - и получить его около каспийских нефтегазовых месторождений, между Турцией и Ираном, в обширном горном краю. Конец света.

Очевидно же, что Запад, поддержавший Путина только за то, что тот предотвратил (или хотя бы на полтора десятилетия отсрочил) появление исламского государства в Чечне, сделает все (все – это ВСЕ), чтобы его глупенькие национал-либеральные поклонники не смогли «исключить» Кавказ из России.

И последний довод в спину национал-либерализма. Двадцатилетние упования российских либералов на то, что раскрепощенное население потянется в средний класс, скандально провалились. «Молодые образованные горожане» России хотят быть чиновниками или клерками госкорпораций. Они мечтают о службе, о надежной карьере. Быть «прослойкой», как в советское время. Только не между партхозноменклатурой и «героическим рабочим классом», а между олигархами и маргиналами.

А настоящий мелкобуржуазный «средний класс» - привычные к риску торговцы и люди «свободных профессий» (юристы/стоматологи) - сейчас рекрутируется из кавказских и центральноазиатских диаспор. Точно так же было с евреями в Речи Посполитой и китайцами в Индонезии и Малайе.

Поскольку наши либералы – это марксисты наоборот и им нужен класс-гегемон, то пусть смирятся – почти единственным последовательно рыночным в веберовском смысле социальным слоем в России являются именно выходцы из диаспор, для которых путь в белые воротнички почти заблокирован.

Если же национал-либералы желают цивилизационной интеграции Кавказа в вестернизированную Россию, модернизации Кавказа, то очевидно, что вытаскивание северокавказской молодежи в Россию, обеспечение ее «русским» высшим образование, а затем статусными рабочими местами, включая госслужбу, – единственный способ вырастить «проимперскую» прослойку. Только так можно заново создать, применив термин безвременно скончавшегося блестящего молодого социолога Владислава Галецкого, «склейку» – социальную группу, объективно заинтересованную в сохранении федерации, рассматривающую «большую Россию» как среду социальной мобильности и являющуюся единственным инструментом секулярной модернизации Северного Кавказа.

Я согласен с Шендеровичем и разделяю его призыв на митинг, который пройдет на Пушкинской площади в это воскресенье, потому что события внутри нашей страны дошли до какой-то критической, опасной точки. Наверное, это та точка, которая называется точкой невозврата. Еще немного, и мы перейдем черту и провалимся в катастрофу.

Такой уровень ксенофобии и вообще беспредела разного рода при полной беспомощности, а точнее, попустительстве властей создает серьезную опасность для всех нас.

Общество должно противостоять этой опасности, оно должно показать, что оно действительно общество и что у него есть желание жить в безопасной и свободной стране. Общество должно продемонстрировать волю к достижению такой свободы.