На фоне паноптикума паясничающих мракобесов, по привычке именуемого российским парламентом, сенатор Константин Добрынин выглядит почти приличным. Критикует запретительно-репрессивные инициативы своих коллег и практику применения принятых на их основе законов. Выступает за гуманизацию пенитенциарной системы. Такой "путинист с человеческим лицом". И вот теперь он предлагает объявить оправдание сталинских массовых репрессий экстремизмом. То есть запретить информационные материалы, содержащие такое оправдание. Со всеми вытекающими репрессивными последствиями за их распространение.

Чем продиктована эта инициатива? Может быть, искренней тревогой по поводу нарастания общественного одобрения политического насилия, произвола и жестокости? Боюсь, что многие видные либералы, именно так воспримут инициативу Добрынина. Увидят в ней настоящий подарок. Вот только подарок этот с начинкой. Как та ахейская лошадь.

Защищать поклонников Сталина нет никакого желания. Во-первых, потому что противно. Люди, оправдывающие сталинский террор, вызывают точно такую же неприязнь, как те, кто оправдывает Холокост. Во-вторых, потому что сегодня они реально опасны. Ничего не забывшие и ничему не научившиеся, они начали войну за возвращение того, что многие опрометчиво посчитали ушедшим в прошлое навсегда. И опасны они не только для России. Они стали боевым авангардом путинской политики неоимперского реванша, угрожающей разрушить всю современную систему международного права, международной безопасности, погрузить мир в хаос. В-третьих, антисталинисты, переживающие за права сталинистов, должны четко осознавать, что на взаимность они рассчитывать ни в коем случае не могут. Дмитрий Аграновский не шутит, когда заявляет: "Сталинские репрессии - миф демшизы. Давно пора вводить уголовную ответственность за бездоказательное очернение истории СССР".

Но вот на этом месте возникает вопрос: должны ли мы чем-то отличаться от Дмитрия Аграновского? Кроме этого вполне риторического вопроса есть и вполне рациональные соображения. Проект Добрынина, если он будет принят, послужит прекрасным дополнением к закону Яровой, карающему за осуждение советских преступлений времен Второй мировой войны. Если одни сталинские преступления нельзя будет оправдывать по закону Добрынина, а другие нельзя будет осуждать по закону Яровой, останутся ли вообще в советской истории страницы, по поводу которых можно будет высказывать разные точки зрения?

Неужели в России любой идейный спор обречен быть соревнованием в принятии репрессивных законов друг против друга? Состязанием, кто кого запретит, привлечет к уголовной ответственности, посадит? Запреты против сталинистов не уравновешивают запреты в пользу сталинистов, а лишь увеличивают количество запретов, сокращают пространство свободы и расширяют пространство несвободы, на котором единственно допускаемую точку зрения устанавливает государство.

Разве не об этом говорит сенатор Добрынин, когда разъясняет критерии, по которым он предлагает определять, какие сталинские преступления подпадут под запрет их оправдывать, а какие нет? Не подпадут "действия, не ставшие объектом официального государственного осуждения". А вот те действия, которые стали объектом официального государственного осуждения, оправдывать будет уже нельзя. Вот выйдет постановление Святейшего Синода, тогда и узнаем, круглая Земля или все-таки на трех китах стоит. Фактически Добрынин предлагает сталинистам своеобразный раздел сфер влияния. Вот здесь будут действовать наши запреты, а вот здесь ваши.

Предложение Добрынина уже поддержал глава президентского Совета по правам человека Федотов. И это типично для наших системных или придворных либералов. Даже лучшие, прогрессивнейшие представители нынешнего российского истеблишмента остаются в душе верноподданными государствопоклонниками. В своих чаяниях они не идут дальше полутоталитарной модели с полусталинистской государственной идеологией. Они уповают на то, что государство защитит общество от вируса человеконенавистнических идей мудрыми и справедливыми идеологическими запретами. Это как желание поставить мента у своего супружеского ложа.

В 2009 году объединеннейшая и демократичнейшая партия "Яблоко" уже предлагала ввести уголовную ответственность за отрицание либо оправдание преступлений сталинизма. Тогда ехидный Илья Мильштейн написал:

Очень живо представляю себе эту картину. Черные "воронки" по ночам. Вырванный с мясом звонок. Строгий следователь с лицом Сергея Митрохина: "По нашим сведениям, вы отрицаете преступления, совершенные сталинскими палачами. Соседи доносят, что также и оправдываете". А потом, десятилетия спустя, волна посмертных и прижизненных реабилитаций. И две России, глядящие друг другу в глаза: та, что сажала, и та, что сидела. За отрицание или оправдание сталинских репрессий.

Дальше Мильштейн признает, что это гротеск. А когда активистку Юлию Усач судят за антифашистские карикатуры по статье о демонстрации нацистской символики, это гротеск? Когда на замечание Усач о том, что свастики были и в антифашистских произведениях Кукрыниксов, прокурор Кузнецов отвечает "если надо, мы и Кукрыниксов привлечем", это гротеск? Верноподданные придворные либералы будут придумывать мудрые запреты, а "правоприменять" их будут пришибеевы и держиморды, которые будут строить в три шеренги всех - сталинистов и антисталинистов, фашистов и антифашистов. Которым позволь - так они дотянутся своими лапами и до Кукрыниксов. Или, как в песне Галича, по этапу пригонят в Инту и загонят в барак Черное море.

Да, сталинисты - враги, идейное примирение с которыми невозможно. Вопрос в том, способны ли мы распространить на наших врагов наши нормы этики и права. Не в обмен на взаимность с их стороны, а просто потому, что мы считаем эти нормы правильными. Универсальными. Общечеловеческими. Цивилизация отличается от дикости способностью видеть человека в "чужом". И даже уважать врага. Даже на войне. Потому и возникло понятие "законов и обычаев войны". Убивайте врагов ваших так, как вы бы хотели, чтобы они вас убивали.

Если ты видишь человека, на которого распространяются твои представления об этике и праве, только в "своем", выделен ли он по родоплеменному, сословному, корпоративному или идеологическому признаку, то ты дикарь. Даже если тебе кажется, что ты защищаешь цивилизацию от дикарей. Сталинизм можно и нужно победить на поле боя, когда он берется за оружие. Но сталинизм нельзя победить идеологическими запретами. Потому что идеологические запреты - это и есть сталинизм. Что же касается инициативы Добрынина, то это повод лишний раз повторить: бойтесь данайцев, дары приносящих.

Сейчас я нахожусь в Петербурге, ни к какому вручению не готовлюсь. Неужели вы, такие наивные, думаете, что моя картина что-то получит? Никаких призов не будет, это невозможно, вы же журналисты, опытные люди, должны понимать, что происходит в мире и о чем моя картина... Европейские кинодеятели ненавидят музеи, культуру и серьезные разговоры о ней. Им удобно жить в тех параметрах, в которых они существуют. Тем более сейчас в Европе, насколько я могу судить, кошмарная цензура. Люди всего боятся, они в страхе от любого серьезного разговора, от любого термина, от любой дискуссии. Да, фильм одновременно на первом месте в рейтинге критиков и зрителей. Но устроители фестиваля думают иначе. У них совершенно другие интересы, и им глубоко наплевать на такого рода картины. Посмотрим, как будет меняться политическая обстановка в Европе, потому что сейчас там ситуация с цензурой гораздо сложнее, чем у нас.

Александр Сокуров, кинорежиссер

- Вот вы много повидали, много поездили. Скажите: где больше ценят русского человека, по ту или по эту сторону Пиренеев?
- Не знаю, как по ту. А по эту - совсем не ценят... В двенадцать ноль-ноль по Гринвичу я уже был представлен директору Британского музея, фамилия у него какая-то звучная и дурацкая, вроде сэр Комби Корм. "Чего вы от нас хотите?" - спросил директор Британского музея. "Я хочу у вас ангажироваться. Вернее, чтобы вы меня ангажировали, вот чего я хочу..." "Это в таких-то штанах чтобы я вас стал ангажировать?" - сказал директор Британского музея... Пошел в палату лордов и там сказал: "Лорды! Вот тут у меня за дверью стоит один подонок. Он из снежной России, но вроде не очень пьяный. Что мне с ним делать, с этим горемыкой? Ангажировать это чучело? Или не давать этому пугалу никакого ангажемента?" А лорды рассмотрели меня в монокли и говорят: "А ты попробуй, Уильям! Попробуй, выставь его для обозрения! Этот пыльный мудак впишется в любой интерьер!"

Венедикт Ерофеев. "Москва - Петушки"

10 сентября состоялось очередное заседание суда по делу Рафиса Кашапова. Общественность в Татарстане и за его пределами, интересующаяся ходом процесса, ожидала услышать в этот день приговор суда. Однако вынесение вердикта было отложено на 15 сентября.

К этому суду сторонники Кашапова, его адвокаты и общественные защитники усиленно готовились. Это и консультации с юристами и с экспертным сообществом, и уличные акции с проведением митингов и пикетов. Все это, несомненно, оказывает сильное влияние на организаторов судебного преследования. Будучи с самого начала в курсе этого безусловно сфабрикованного уголовного дела, отчетливо вижу все потуги и уловки стороны обвинения во чтобы то ни стало обвинить и посадить за решетку неугодного нынешнему режиму оппозиционера.

Зная Кашапова и его деятельность на посту руководителя отделения Всетатарского общественного центра (ВТОЦ) Набережных Челнов, могу сказать, что он действительно как кость в горле у власть имущих. Своей открытой и честной позицией практически по всем вопросам внутренней и внешней политики путинской России он доставляет много хлопот властным структурам и Татарстана, и России. Его делу посвящены материалы правозащитных центров "Мемориал" и "Сова", сайта "Грани".

Очень показательна его судьба за последние 20 лет (как, впрочем, и сотен других активистов оппозиционных общественных движений). За последние 10 лет Кашапов перенес как минимум два покушения на свою жизнь и здоровье. От одного из них он до сих пор не оправился и нуждается в регулярном приеме лекарств. Само покушение было демонстративным и наглым, и всеми было это воспринято как предупреждение, что в следующий раз он будет просто уничтожен. В тот день Кашапов получил тяжелую черепно-мозговую травму при нападении более десятка "неизвестных" молодчиков в масках на штаб-квартиру ТОЦ Набережных Челнов. Несколько невооруженных соратников и женщины, которые находились в помещениях штаб-квартиры, не могли оказать серьезного сопротивления нападающим и тоже были покалечены.

Кашапов - несгибаемый борец, и там, где он видит несправедливость, позиция его принципиальная. Эти его качества приводят в бешенство спецслужбы, его публикации обнажают всю их подноготную. Коротко скажу, что это уже не первая попытка фабриковать против него уголовное дело. Но все они кончались пшиком. Надо отметить, что в Татарстане "силовики" уже поднаторели на "мусульманских делах" и думали, что так же легко сфабрикуют уголовное дело по 280-й и 282-й статьям УК. Они не ожидали консолидации общественности и политического резонанса такого масштаба. Сторона обвинения, в том числе инициаторы и кукловоды из спецслужб, в определенной растерянности. Они даже не были готовы грамотно в процессуальном порядке отстаивать свои обвинения, а когда защита показала, а главное, доказала их абсурдность (с материалами можно ознакомиться, в частности, на странице пресс-центра ВТОЦ ), они запаниковали. Думаю, этим можно объяснить, почему суд и его кураторы взяли такой длинный тайм-аут. Заготовленное заранее и утвержденное в высоких кабинетах судебное решение скорее всего просто провалилось, стало неактуальным. Настолько вопиюще безграмотно было сфабриковано уголовное дело, что оглашать приговор в таком резонансном процессе судья пока не решился. Но надеяться на законность судебного решения в путинской России было бы наивно. Так что ждем 15 сентября, когда, может быть будет создан прецедент по применению ст. 280.1 УК (покушение на целостность Российской Федерации).

Последнее же слово Рафиса Кашапова было очень кратким: "В течение этих 9 месяцев, пока идет инспирированный спецслужбами процесс, после моих выступлений в свою защиту и заявлений о преступлениях в стенах СИЗО, после выступлений моих адвокатов, общественных защитников и свидетелей хочу сказать только одно: что я ни в коей мере не прошу милости, снисхождения или прощения у суда. Всего этого может просить только преступник. Я же никаких преступлений не совершал и всегда поступал по совести. А лишение свободы и возбуждение уголовного дела против меня применили исключительно из-за моих политических убеждений. А именно в связи с выражением мнения о внешней политике России, о действиях президента России Владимира Путина и развязывании им необъявленной братоубийственной войны, а также с моей позицией по защите крымских татар в связи нарушениями их прав и начатыми репрессиями против них. Процесс надо мной показал, что вина моя не доказана и не может быть доказана, виновным себя не признаю!"

"Организация запрещена в России". Такого рода примечание должно делаться в отечественных средствах массовой информации при всяком упоминании о "Правом секторе", УНА-УНСО и прочих сообществах, признанных судом экстремистскими и включенных в соответствующий черный список, - вплоть до "Исламского государства". Этого требует закон, и даже те СМИ, что вообще-то позволяют себе всякие вольности ("Эхо Москвы", The New Times, "Новая газета", "Ведомости", "Медуза"), так и поступают - похоже, не видят в этом большой проблемы. В самом деле, организация ведь запрещена? Запрещена. Так почему бы и нет?

Действительно, на фоне прочих это цензурное требование воспринимается как относительно безобидное. Однако безропотно подчиняться ему все-таки, мне кажется, унизительно. Ну ведь глупо же выглядит журналистский текст, напоминающий по стилю былину, где молодец неизменно добрый, девица - красная, меч - острый, а басурманский царь - собака. И как знать, чего еще захотят наши изобретательные власти. Может, примут закон, по которому любое упоминание о князе Владимире должно сопровождаться эпитетом "Красное Солнышко"? Тоже ведь ничего неправильного в этом не будет.

Но дело тут не только в раздражающей читателя или слушателя бессмысленности. На самом деле смысл в этом требовании есть. "Запретительные" пометки в тексте, каким свободолюбивым по содержанию он бы ни был, есть знак лояльности, готовности пойти навстречу государственным пожеланиям. "Это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение".

На днях меня поставили перед фактом, что я уволен с работы, а мое дело о сепаратизме передано в суд.

Считаю, что уголовная статья и Следственный комитет были просто использованы для того, чтобы меня убрать в связи с моей депутатской деятельностью в нашем маленьком городе Суоярви.

Положение в городе таково: старики умирают в ветхом жилье, молодые ребята не могут найти работу, многие уезжают, а некоторые и выбрасываются из окна. Смертность превышает рождаемость. Экономически у нас все ходит под Москвой и московскими фирмами. Все схвачено, налоги платятся в Москве, здесь ничего не остается, вывозится лес, щебень.

Старики, которые пережили войну, ложатся спать в неблагоустроенных квартирах и кладут себе в кровать бутылки с горячей водой, чтобы не замерзнуть. Умерла восьмидесятишестилетняя бабушка: два года назад ложилась спать с бутылкой, бутылка лопнула, обожгло все бедро и руки, и когда умирала, у нее так бедро и не зажило.

Я сделал фильм о проблемах моих избирателей. Одна героиня фильма живет в своем доме с рождения, пятьдесят семь лет. Упала с крыльца, сломала ноги. И она говорит: "У меня в этом доме родители умерли, и я не доживу, чтобы получить квартиру". Вы можете представить себе? Женщина живет в старом списанном каменном доме, и канализация поднимается до досок первого этажа, поднимается в унитазе, и весь дом наполнен блохами; она мне показывает все руки, искусанные блохами. Теперь пришли новые тарифы за жилье - люди вот за это ветхое неотапливаемое жилье должны платить еще в 4-5 раз больше.

У людей нет будущего.

У меня начался крик души, но нас нигде не слышат, и мы никому не нужны. Я писал два раза Путину, два раза Медведеву. Возил в Совет Федерации письма, специально купил костюм и билет на поезд. Писал Бастрыкину Александру Ивановичу.

Видимо, на митинге за отставку губернатора я сказал что-то лишнее: когда человек первый раз выступает, эмоций больше чем надо. Но это был просто крик души, потому что я защищаю интересы своих избирателей. Моя мысль развивалась таким образом: если мы экономически не можем в России жить, то пусть нам хотя бы дадут экономическую свободу. Я не собираюсь Россию рассоединять, я этого даже близко не смогу сделать. Сейчас мне из Финляндии в шутку пишут: "Какой кусок можете нам предложить?". Я смеюсь: "Ну, ребята..."

"Карелэнерго", где я работаю водителем-электриком, - предприятие большого уровня, и на них легко выходят и Следственный комитет, и прокуратура, и ФСБ. А статья о сепаратизме, которую ввели в 2014 году, - это бывшая 58-я тридцать седьмого года. И теперь они уже в открытую стали вспоминать 37-й год, они от него никуда не ушли.

Это началось после митинга, когда со мной в кафе встретился следователь и говорит: "Сепаратизм". Я говорю: ребята, а что я такого сделал? Если подсуетился маленько за своих избирателей, которые живут в таких условиях, значит, я сепаратист? А меня люди спрашивают: что же такое у нас в стране - если мы помогаем друг другу, значит, мы сепаратисты? Ну что поделаешь, теперь я вчера я получил бумагу от следователя карельского СК по особо важным делам Анисимова, что дело передано в суд.

После того как меня Следственный комитет нагрузил, у меня на нервной почве свело шею, дало в спину, целый месяц был на больничном. И однажды звонит мастер, мой непосредственный начальник: "Владимир, я сейчас в Сортавале, у руководства. Мне бы надо от тебя заявление, что ты уходишь". Нет проблем: с больничного выйду и, если вам надо будет, могу сам уйти. Адвокат говорит: "А что ты будешь уходить? Ты ничего противозаконного не сделал. Следственный комитет? Так пусть Следственный комитет и рулит". Потом звонит второй человек, уже из управления "Карелэнерго": "На вас запросили характеристику, что будете делать?". Я говорю: что вам надо конкретно? "Ну вы должны сами понять". Да ради бога, дайте хоть больничный закончить. После больничного выхожу на работу, вдруг подходит Агафонов (начальник Суоярвского РЭС ПО "Западно-Карельские электрические сети". - Ред.): пиши заявление, что ты уходишь на пенсию. Все, ты свободен. Ну, я и написал.

Но это все началось раньше, еще до сепаратизма.

Я как депутат обращался к главе города Петрову (глава Суоярвского городского поселения Роман Петров. - Ред.): на одном участке сорок лет не было света на улице. Волки ходят по поселку, на людей нападают после работы. Я главе администрации написал заявление. Прошло два месяца. Прихожу к нему: что будем делать? А он мне: "Выйди из кабинета!". Ну я ушел, потом написал депутатский запрос, опять отдаю. А он: "Подожди минутку, не уходи." Я стою, жду. Он набирает Агафонова и говорит: "Слушай, разберись с этим Заваркиным, что он тут ходит?" - и отдает трубку мне. Агафонов вначале матом, а потом: "Слушай, ты, я тебя выгоню к черту с работы, если будешь доставать Петрова." Я поехал к нему. Он с порога мат-перемат, потом говорит "Хочешь работать - закрой свой рот и не ходи больше туда". Я ему говорю, что я здесь по депутатской работе. По моим обязанностям - можешь как хочешь. Но по депутатской работе ты близко ко мне не можешь подходить, я выполняю наказы избирателей. Ну вроде бы он понял, но остался у него, видимо, осадок, что надо помочь Роману Витальевичу Петрову...

Вот и помог. Я так понял, что с моим увольнением Агафонов сам подсуетился. Якобы я не прошел медицинскую комиссию, а там еще 24 человека не прошли и все равно работают: у меня есть этот документ. При том, что если я не могу работать на высоте по медкомиссии, то я могу остаться водителем, сопровождая электрика без работы на высоте.

Но я выступаю не за себя, а за своих избирателей, хочу докричаться до ребят в Москве, которые сидят в удобных креслах.

У меня лежат семнадцать заявлений по ветхому жилью. Мы даже не можем назначить экспертизу. Говорят - никто вашу экспертизу делать не будет. Дальше: люди принесли заявление о хищении стройматериалов, техники. А в этом время прокуратура крышует господина Петрова Романа Витальевича. На днях арестовали следователя по особо важным делам, который вместе с бандитами вымогал у предпринимателей деньги. Что это такое? Куда обратиться, люди добрые? Вроде бы я депутат и по 131-му закону на все имею право, а по их закону о муниципальном образовании я ни на что не имею права. Раз я не могу добиться, наверное, я плохой депутат, но меня это все очень коробит.

Поэтому у меня есть просьба моя и моих избирателей. Я прошу помощи у всех граждан Финляндии, Дании, Греции, Польши Германии, всей Европы, да и в Соединенных Штатах не постесняюсь. Пусть каждый поможет одним евро и мы переселим моих людей. Для каждого гражданина Европы один евро ничего не стоит. А для моих людей это жизнь.

90-е годы помнятся мне как время деградации по всем фронтам. Это очень горько, конечно. Что, была свобода? Простите, но за эту свободу нас держали как за интимные части. "Что же, вы против свободы?" Нет, я за свободу, но я не хочу, чтобы моей свободой - писательской свободой, журналистской свободой - оплачивалось разорение научных институтов... В этих НИИ жила среда очень серьезная. Да, может, экономически не могли больше ее подкармливать, но надо было понимать, что Россия не живет без великого проекта.

Дмитрий Быков, писатель и журналист

Все эти шарашки повелись с девятьсот тридцатого года, как стали инженеров косяками гнать... На воле невозможно собрать в одной конструкторской группе двух больших инженеров или двух больших ученых: начинают бороться за имя, за славу, за Сталинскую премию, обязательно один другого выживет... А на шарашке? Ни слава, ни деньги никому не грозят. Николаю Николаичу полстакана сметаны и Петру Петровичу полстакана сметаны... Поиграют в шахматишки, покурят - скучно. Может, изобретем что-нибудь? Давайте! Так создано многое в нашей науке!

Александр Солженицын. "В круге первом"

Следственный комитет возбудил в Нижнем Новгороде дело по факту оскорбления Оксаны Водяновой, страдающей ДЦП и аутизмом. Оксану вместе с няней охрана пыталась выгнать из кафе с обидными для больного человека комментариями и угрозами. Случай привлек большое внимание прессы, после того как об этом написала ее сестра - топ-модель и филантроп Наталья Водянова.

Как только скандал стал достоянием общественности, СКР объявил, что возбудил дело по пункту "а" части 2 статьи 282 УК (унижение человеческого достоинства по признаку принадлежности к социальной группе с угрозой применения насилия).

Эта квалификация неправомерна по меньшей мере потому, что инкриминируемые высказывания не были публичными: их слышали всего три человека, один из них посторонний. Потом пришли еще три охранника. Возможно, еще пара официантов.

"Социальная группа" как объект оскорбления - это тоже в данном случае не подходит. Лучше бы уж внесли признак инвалидности прямо в формулировку 282-й статьи. Впрочем, это менее принципиальная претензия.

Возможно, в Cледственном комитете торопились отреагировать, не подумали. Но переквалифицировать дело никогда не поздно.

Для ситуации вроде этой есть другая статья - "дискриминация" (как в Уголовном, так и в Административном кодексах). И случай с Оксаной Водяновой - чистый случай дискриминации. Но она настолько редко применяется, что о ней, видимо, все забыли.

А случаи, когда людей наказывали за непубличные высказывания, в том числе по 282-й статье, бывали и раньше. В июле нынешнего года "Мемориал" признал политическим заключенным Антона Изокайтиса из Старой Руссы. Изокайтис был осужден на два года колонии-поселения за то, что, будучи задержан, в отделении полиции "одобрял терроризм" и "возбуждал ненависть к русским". Его слышали только несколько полицейских, а на суде он раскаялся - но получил реальный срок.

Законы, так или иначе ограничивающие свободу выражения по мотивам, которые обществом воспринимаются как политические, всегда проблематичны. Это относится и к наиболее популярному полю ограничения – к высказываниям на темы этничности и религии, но не только к ним.

Одна из проблем - формулировка критериев ограничений. В законодательстве они обычно разбросаны по разным нормам, так что люди в них легко путаются. В современной России сложилось довольно широкое представление, что есть такая ст. 282 УК, она про "экстремизм", а "экстремизм" - это все плохое.

Соответственно, во-первых, под статью 282 нередко подводятся высказывания и действия, которые следовало бы оценивать по другим нормам, и не обязательно УК (случай Водяновой), а во-вторых, действия, к которым есть этические претензии (разной степени общепринятости), но может и вовсе не быть правовых.

Эти предрассудки распространены и среди правоохранителей, и это не менее важно, чем их стремление к улучшению отчетности. Не говоря уж о менее распространенных, но более заметных случаях политического заказа.

Текст г-на Ганапольского не менее отвратителен, чем те книги, на запрете которых он настаивает. Когда ограничения на свободу слова вводит Украина, ее можно понять. Против Украины ведет агрессивную войну ее бывшая метрополия - имперская Россия. Войну всамделишную, а не понарошку. Войну на уничтожение независимого украинского государства. В ходе этой войны агрессор оккупировал и аннексировал часть украинской территории - Крым. Российские интервенты и их пособники-коллаборационисты продолжают терроризировать украинский Донбасс. И вряд ли было бы уместно году эдак в 1942-м требовать от Кремля свободы распространения берлинских нацистских изданий в Москве. Не потому, что они могли бы реально повредить кому-либо в Москве, а просто потому, что народ такого не понял бы.

Эта война рано или поздно закончится. Закончится, когда исчезнет угроза насильственного расчленения украинского государства извне. Эта угроза исчезнет лишь вместе с российской имперской квазигосударственностью. Именно квазигосударственностью. Любое государство рождается из бандитско-мафиозных группировок. Это знает любой археолог, копавший курганы племенной «братвы». Но только российское имперское государство так на этой стадии и осталось. И открыть дорогу к следующим стадиям развития общества может лишь радикальное территориально-политическое переустройство областей на построссийском пространстве. Рано или поздно оно произойдет. И тогда война закончится. И военная угроза исчезнет. И все идеологические ограничения на свободу слова в Украине тоже исчезнут. Может быть, не сразу. Может быть, за это придется побороться. Но так будет.

Однако г-н Ганапольский пишет вовсе не о вынужденных ограничениях на свободу слова в военное время. Он считает, что в любом государстве в любое самое мирное время должны быть запрещены «злобные книжки». Книжки, в которых, может, и нет чертежей Маутхаузена и Освенцима, но «выстраивается идеологическая конструкция оправдания вседозволенности и агрессии». Книжки, в которых «авторы унижают какую бы то ни было страну, не считают ее страной вообще, призывают эту страну уничтожить и ратуют за войну с этой страной».

Я не спрашиваю гражданина начальника Ганапольского, можно ли ратовать за военный отпор стране, вторгшейся на твою территорию и захватившей ее часть. Я не спрашиваю гражданина начальника Ганапольского, как он будет доказывать в суде, что некую страну не унижают произведения Чаадаева и маркиза де Кюстина. Я не буду доказывать ему, что из любой самой благородной на первый взгляд идеи можно при желании сделать самые людоедские практические выводы (и делали не раз). Предложение гражданина начальника Ганапольского вызывать полицию при обнаружении в продаже вредных книг свидетельствует о таких серьезных внутривидовых различиях, которые исключают возможность доказать что-либо. Я просто хочу сказать за себя.

Я хочу читать книги Гитлера, Старикова, Дугина, Мухина, Лимонова. И это мое сугубо личное дело, что я про эти книги буду думать, говорить и писать. Я хочу изучать любые человеконенавистнические идеи в первоисточнике. На стадии зарождения. Мне интересно, как из вроде бы человекообразных рассуждений рождаются потом чертежи Маутхаузена и Освенцима. Мне интересен этот механизм. Я хочу получать эти книги не из-под полы, а легально, не опасаясь, что те, кто предоставит мне эту возможность, будут подвергнуты уголовному преследованию, потому что гражданин начальник Ганапольский вызовет полицию.

Я считаю возможность беспрепятственно читать эти книги своим естественным и неотъемлемым правом. Далее, я считаю, что в этом праве со мной равны все прочие люди. Хоть гражданин начальник Ганапольский, хоть последний гопник из подворотни. Вот гражданин начальник Ганапольский сам наверняка эти книги читал. Значит, он считает, что ему их читать можно, а другим нельзя. Потому что начитавшийся Дугина гопник поедет убивать и умирать на Донбасс. Но чтобы начитавшийся Дугина гопник не поехал убивать и умирать на Донбасс, надо всего лишь, чтобы государство выполнило свою элементарную обязанность: перестало «не замечать» пункты вербовки боевиков, лагеря их военной подготовки, переправку через границу, снабжение оружием. Вот этого надо требовать, а не запрета книжек Дугина. Без массированной государственной поддержки «тамплиеров консервативной революции» никакие книжки Дугина никого не убьют.

Гражданин начальник Ганапольский борется не с архитекторами будущих Маутхаузена и Освенцима. Он посягает на мои кровные права и свободы. Как тот комиссар, который сначала вламывался в хату, потом отвязывал коня. Далее - по тексту известной популярной песни. В конце там вообще интересно. Гражданину комиссару Ганапольскому пламенный привет.

Как выяснили "Известия", в региональные библиотеки через НФ "Пушкинская библиотека" Фонд Сороса поставлял книги зарубежных авторов, чьи труды интерпретировали мировую историю с выгодной для Запада позиции. К примеру, в библиотеки Смоленской области поставлялись книги под редакцией Джона Кигана о Второй мировой войне... Также на полки российских библиотек поставлялись до недавнего времени и книги ученика Кигана... Энтони Бивора... Фактически под эгидой благотворительности, просвещения и образования Фонд Сороса активно внедрял нужную идеологию. Так как через выстроенную систему якобы добра Институт "Открытое общество" комплектовал библиотеки, в том числе школьные и вузовские.

Анастасия Кашеварова, заместитель главного редактора "Известий"

22 мая 1792 г. Прозоровский представил Екатерине, как доказательство вины Новикова, какую-то французскую книгу и каталог французских книг, купленных Новиковым у московского книготорговца Якоба Бибера. Прозоровский просил, чтобы были приняты меры к пресечению торговли запрещенными иностранными книгами, "а паче из разстроенной ныне Франции, служащими только к заблуждению и разврату людей не основанных в правилах честности"… Указ от 17 мая 1798 г. вводил цензуру при всех портах, обязал контролировать ввозимые периодические издания и книги и предусматривал наказание за непредставление их цензорам. Эти меры объяснялись происками французского правительства, желавшего "распространить безбожные свои правила" на другие государства, используя для этого даже газеты. Предписывалось всю периодику, особенно французскую, какими бы путями она ни была получена, представлять цензорам. Все иностранные сочинения должны были поступать на рассмотрение Совета, под председательством генерал-прокурора.

Павел Рейфман (1923-2012), филолог-славист. "Цензура в дореволюционной, советской и постсоветской России"

Мой друг Евгений Хамаганов, журналист оппозиционного сайта Asia Russia Daily (АРД), лежит в отделении нейрохирургии республиканской больницы им. Семашко с переломом шейного позвонка и травмой головы. Утром 12 июля его нашли лежащим ничком у гаражей возле своего дома. Со слов неизвестного нам (его друзьям и самому Жене) человека, вызвавшего скорую помощь, они якобы выпивали вместе на гараже, с которого Женя, оступившись, упал. Сам Евгений помнит только, что на него напали сзади и ударили чем-то по голове. Судя по характеру повреждений, его били и пинали по голове, а затем скинули вниз. Очнулся он только в больнице. Уголовное дело сразу после его поступления в больницу не было заведено из-за показаний гражданина, вызвавшего скорую помощь, а также заявления самого пострадавшего о том, что он упал с гаражей. Здесь надо понимать, что у Жени амнезия и посттравматический шок. Как еще может объяснить свою травму человек с амнезией, которого нашли лежащим лицом вниз на бетонном покрытии?

А теперь самое интересное: 17 июля в газете "Номер 1 в Бурятии" появилась одна из версий следствия, согласно которой никто на Хамаганова не нападал. И здесь возникает сразу несколько вопросов. Во-первых, следствие только началось. Кто дал СМИ доступ к документам начатого расследования?

Вторая нестыковка касается характера травм у Евгения. Вот что говорит друг Жени, гражданский активист Доржо Дугаров: "Я каждый день посещаю Женю в палате, и сегодня я находился у постели пострадавшего, когда начали поступать звонки - как мне, так и Жене - от людей, удивленных появлением статьи на одном из сайтов. По этическим соображениям я не делал никаких фотоснимков пострадавшего, шрамов и ссадин. Но хочу отметить: все эти ссадины, ушибы, синяки были получены только в результате длительного избиения. Если бы Евгений просто упал, как пишут в некоторых версиях... он должен был бы залезть на гараж несколько раз и упасть сначала спиной-затылком, получить перелом двух шейных позвонков и перелом основания черепа, затем вновь залезть на гараж и прыгнуть уже боком, чтобы повредить правый бок, затем вновь забраться и спрыгнуть прямо лицом вниз, предварительно поставив там камень, и прицельно попасть в него глазом. После этого он должен был бы встать, пойти и попросить какого-нибудь человека протащить его лежачего на спине, чтобы его руки получили ссадины от того, что его тащили по камням".

А теперь о некоем гражданине К., которого все считали соседом, вызвавшим скорую. Сразу после происшествия он попытался скрыться в одном из районов Бурятии. У Евгения пропали бывшие при нем деньги и сотовый телефон. Коллеги и друзья Жени ведут собственное расследование параллельно с правоохранительными органами. По словам Доржо Дугарова, им удалось выяснить, в чьих руках находится пропавший телефон. "В интересах следствия мы не можем раскрыть всех деталей, но эти люди отнюдь не мирные граждане… Вряд ли это заказчики - скорее, простые исполнители... уж больно они маргинальные и уголовные на вид. Да и Женя никоим образом не мог перейти им дорожку, а вот заказать им Хамаганова вполне возможно", - уверен Дугаров.

Угрожали ему много и часто. На сайте АРД, где он писал, на форуме Сайта бурятского народа (СБН), который он создал, в социальных сетях и в реале. Сам Женя склонен полагать, что нападение связано с расследованием крупной сети продажи контрафактного алкоголя. Он готовил материалы для публикации. Кроме того, несколько недель назад с ним уже пытались целенаправленно спровоцировать драку, но в тот раз Жене удалось благополучно избежать нападения, о чем он сообщил на своей странице в Фейсбуке.

Не является ни для кого тайной и горячая нелюбовь к нему со стороны русских националистов. В орбиту их ненависти Евгений aka Гыук (ник на СБН) попал много лет назад как основатель мегапопулярного в годы расцвета форумов Сайта бурятского народа (создан в 2000 году), став своего рода символом бурятского культурного возрождения и гражданской активности. Свое гражданское кредо он сформулировал недавно в одной из статей: "У меня часто спрашивают, почему я пишу на бурятские темы, занимаюсь бурятским вопросом. Для меня этот вопрос никогда не стоял. Я жил в бурятской деревне, говорю на родном языке, и для меня это вполне естественно. И меня удивляет, когда кого-то, кто ратует за возрождение и развитие родного языка, культуры, государственности, записывают в националисты, панмонголисты и так называемые «бурнацики»".

Приведу лишь несколько ярких примеров. Некий мутный ресурс в Живом журнале - Russiaforall.livejournal.com - несколько лет назад разместил следующую информацию о нем в статье "Бурятия и национализм": "Наиболее известным идеологом бурнацизма, своего рода «духовным отцом», является Хамаганов Евгений Андреевич, журналист и общественный деятель, основатель ресурса buryatia.org. Помимо общественной деятельности, прославился агрессивной русофобской риторикой. В настоящее время является редактором сайта burinfo.org, созданного для публикации компромата на местных политических деятелей, где между основной работой размещает материалы, призванные дестабилизировать национальную обстановку в регионе".

"Бурнацизм не пройдет!" - под таким грозным лозунгом вышла 14 февраля 2014 года читинская "Вечерка", анонсируя наиболее значимую публикацию номера. Журналист Алексей Карнаухов, один из лидеров "русского мира" и организатор несостоявшегося Русского марша в Улан-Удэ, в статье "Ветры сепаратизма дуют в Бурятии" выдал следующее: "...В Общественной палате прошла конференция публичных деятелей (в связи с отменой обязательного преподавания бурятского языка в школах. - Р.Д.). Странным образом практически все приглашенные участники прославились на ниве бурятского национализма. Тут были и Демсоюз Улан-Удэ, и автор разжигательных «антиколонизаторских» публикаций Бакалин Васильев, и «бурятский Троцкий» Евгений Хамаганов".

Забавно, что автор ничтоже сумняшеся причислил к лидерам бурятского национализма членов Демсоюза Надежду Низовкину и Татьяну Стецуру. Статья Карнаухова получила большую известность в определенных кругах и была опубликована на русских националистических и откровенно нацистских сайтах, в том числе на сайте РОНС (Русский общенациональный союз - праворадикальная организация, запрещенная как экстремистская на территории РФ).

И уже совсем недавно Хамаганова объявмло представителем "пятой колонны" небезызвестное движение НОД: "Евгений Хамаганов. Краткий очерк как «личности»: Известен как блогер на сайте ARD (asiarussia), отличился статьей «Буряты - пора принять свою историю как она есть и жить дальше», где высказывался о том, что вхождение бурятских племен в состав Российской империи не было добровольным".

После убийства Бориса Немцова, также объявленного в свое время представителем "пятой колонны", проскрипционный список этой организации уже не кажется безобидной забавой сборища кащенитов.

Характерно, что новость о нападении на бурятского журналиста была воспринята в этих кругах с откровенным восторгом и злорадством: "Бурятского Троцкого" душевно встретили поздно вечером в подъезде. Вырубили сразу. Черепно-мозговая травма, ушибы мягких тканей головы и лица, оскольчатый перелом шейных позвонков. Состоянием его здоровья тут же озаботились "Дождь", "Эхо Мацы", "Свобода" и Андрей "Асуанская Впадина" Мальгин. Минздрав предупреждает. Майдаунизм опасен для здоровья".

В свете всего этого друзья Евгения считают, что, возможно, напали на него одни, но пытаются воспользоваться этой ситуацией другие недоброжелатели - «повыше сидящие». Те, кто могут дать отмашку на слив из материалов следствия.

И здесь на память приходит подобный случай нападения на журналиста.

Несколько лет назад, в период укрупнения регионов, когда мы с товарищами по правозащитному движению "Эрхэ" боролись против ликвидации автономии бурятских округов, редактора независимой газеты "Угай зам" ("Путь предков") Владимира Цыбикдоржиева также в 30 метрах от дома избили, выбив глаз. Преступники забрали сотовый телефон и блокнот с отчетами курьеров, которые доставляли маленькую бурятскую газету в села республики и бурятские округа, но не взяли довольно приличную сумму денег. В то время все оппозиционные силы в республике и округах подвергались прессингу со стороны силовых структур: активистов вызывали в отдел "Э", задерживали на акциях, изымали тиражи листовок и брошюр. Так что у нас практически не было сомнений в том, какие именно силы стояли за нападением на пожилого человека. Вопрос о том, кто стоит за нападением на Евгения Хамаганова и кому выгодна дискредитация одного из лидеров общественного мнения в Бурятии, пока остается открытым.