На современной войне есть такой термин – friendly fire («дружественный огонь»). Это когда артиллерия из-за недолета или перелета палит по позициям своих. Или когда бомбардировщики по ошибке сбрасывают бомбы на уже отвоеванную союзниками высоту, как это бывало между британцами и американцами в Ираке. Для нас же более привычный термин - "огонь по своим". И хоть огонь этот считается «дружественным», он все же остается огнем. И жжет, не разбирая, где свои, а где чужие.

С фестивалем неигрового кино «Россия» меня связывают долгие годы и множество приятных воспоминаний. Он возник в Екатеринбурге на излете 80-х, в разгар перестройки, и сразу стал главной смотровой площадкой российского документального кино. Остается таковой и доныне – более представительного и авторитетного кинофорума в нашей стране нет. Мои фильмы не раз участвовали в его программах – и в конкурсе, и в информационных показах. Я принимал участие в его работе и как член жюри основного конкурса. Знаю и дружу с его организаторами и устроителями. Ценю их усилия, результатом которых являются переполненные зрителями залы всех фестивальных показов, что остается абсолютно уникальным и делает Екатеринбург своеобразной столицей нашей кинодокументалистики.

Вот что написано на главной странице фестивального сайта

Фестиваль «Россия» проводится ежегодно с 1988 года и является самым представительным форумом документального кино на территории постсоветского пространства... Фестиваль не имеет тематической направленности. Главный критерий отбора фильмов – художественный уровень.

В общем, когда весной этого года был закончен монтаж моего фильма «Любите меня, пожалуйста», первые диски я отнес в наш Союз кинематографистов - московским отборщикам этого фестиваля. Пока шло лето, фильм жил своей судьбой – был показан на фестивалях в Киеве(специальное событие) и в Петербурге, в международном конкурсе «Послания к человеку». Фильм получил множество откликов в прессе и в Интернете, что легко можно проверить, набрав его название в любом поисковике. Он приглашен на ряд зарубежных фестивалей – в Польшу, Чехию, США, Германию. Ближайший показ состоится в октябре в официальной программе фестиваля в Лейпциге – одного из самых представительных зарубежных киносмотров. Причем устроители попросили у меня разрешение на трехкратный показ и уже номинировали его на престижную премию имени Фридриха Эберта.

К чему я все это? К тому, что, к сожалению, художественный уровень моего фильма не дотянул, увы, до высокой планки, заданной в этом году московскими отборщиками фестиваля «Россия». Ни в основной конкурс, ни во внеконкурсную программу, ни вообще ни для какого показа фильм этот не взяли.

Должен честно признаться: узнав о таком решении отборочной комиссии, я испытал вполне ощутимое «дежавю». Ровно тоже самое было ровно четыре года назад, когда ровно те же люди забраковали и отвергли мой низкохудожественный фильм «Александр Аскольдов. Судьба комиссара». Я тогда обратился через их голову к президенту и директору фестиваля Георгию Негашеву, который своей властью поставил фильм в конкурсную программу. В результате жюри под председательством Александра Митты присудило моему фильму Гран-При фестиваля. Тем самым этот фильм был признан лучшим неигровым фильмом 2006 года. Нравится это кому-то или нет, но так случилось.

Что же произошло в этом году, спросите вы. Могу только поделиться своими догадками. В фильме идет речь о судьбе Насти Бабуровой, журналистке «Новой газеты», расстрелянной 19 января 2009 года вместе с адвокатом Станиславом Маркеловым. Они были убиты русскими нацистами, суд над которыми начнется этой осенью. В фильме использованы видео- и фотоматериалы с неонацистских сайтов. Кроме того, в фильме звучат нелицеприятные высказывания родителей Насти Бабуровой по адресу нынешних руководителей России. В фильме показаны без всяких прикрас жестокие разгоны властью антифашистских митингов зимой нынешнего года. Наконец, в фильме прямо говорится о том, что рост неонацизма в России точно совпадает с приходом к власти сил, правящих нами последнее десятилетие.

Ничего особенно нового, возможно, не сказано. Фильм направления далеко не «артхауcного», скорее это политическая публицистика. Признаюсь, меня не удивил отказ российских телеканалов показать этот фильм, я этого и ожидал.

Меня поразило решение моих коллег и друзей не показывать его в рамках Открытого фестиваля «Россия».

Знаете, за 25 лет работы в документальном кино я был и сценаристом, и редактором, и режиссером, и даже продюсером разного рода фильмов. Я сталкивался с тупой и часто логически необъяснимой советской цензурой. Я сталкивался с диктатом заказчиков, вкладывающих свои деньги в кино для продвижения собственных интересов. Я сталкивался с требованиями теленачальников, у которых на ночной тумбочке последние сводки рейтингов вместо Библии.

Но я никогда не осуждал их. Я понимал, хоть и не разделял, их мотивы. А поступал по-разному – иногда шел на компромиссы, иногда уходил с проекта. Последний раз я громко хлопнул дверью в программе «Острова», когда ее руководитель, в прошлом яростный «перестройщик» Виталий Трояновский лично вырезал из моего фильма о Льве Копелеве большой и важный эпизод, заменив его нейтральным материалом, озвученным его собственными комментариями. Это был для меня новый опыт. То, что было недопустимым даже в драконовские советские времена, стало нормой в путинские. Позже я выяснил, что теленачальство и не думало требовать от него никаких купюр. Начальство на нашем ТВ всегда «главный европеец». Рабская инициатива поработать ножницами возгоняется из азиатского подобострастия снизу – не дай бог чем-нибудь не угодить бессмертной «княгине Марье Алексевне». Сработало чутье на «дух нового времени». Надобно теперь его постоянно улавливать. И держать нос по ветру. И – тренировать, тренировать, тренировать нюх.

Думаю, что этим же нюхом продиктовано и нынешнее решение отборочной комиссии. Я прекрасно знаю этих людей, как и они меня. Могу вас твердо заверить, что никакое начальство ничего им не приказывало. Начальству вообще нет никакого дела до каких бы то ни было показов – кроме тех, которыми они самолично рулят на главных телеканалах. Стало быть, никаких официальных мотивов отказа у наших друзей-отборщиков, помимо «маловысокохудожественности» отбираемых произведений, просто нет и быть не может. Приходится на этом помириться. И утешаться тем, что и НТВ ведь тоже закрывали не по цензурным соображениям, а из-за спора хозяйствующих субъектов.

Вообще, на мой взгляд, фестиваль «Россия» в последние годы утрачивает свою исторически сложившуюся репутацию бескомпромиссного и политически острого форума, каким он помнится в былые годы. Выскажу предположение, что с определенного времени он стал заложником московских членов своей отборочной комиссии с их столично отточенным нюхом. Подтверждения тому нахожу в письмах из Екатеринбурга, где устроители фестиваля выразили мне свое сожаление по поводу такого политкорректного решения отборщиков.

Читая это обращение, кто-то, возможно, решит, что мною движет «типа обида» или уязвленное самолюбие. Вы знаете, честно скажу – нет. Хотите знать почему?

Леонид Радзиховский после недавнего оправдания полковника Квачкова предсказал России два наиболее вероятных сценария развития: первый — свободные выборы с гарантированной победой радикальных националистов, второй — победа тех же националистов в результате революции, после долгого стагнационного гниения, начало которого мы наблюдаем с приходом к власти Путина с компанией. Комментируя Радзиховского, Дмитрий Быков во многом с ним соглашается:

Россия прошла все соблазны кроме коричневого, и он вполне актуален. Других идей, способных увлечь массу, сегодня попросту нет, а критический потенциал копится и сегодня-завтра сдетонирует, заставляя покупаться — в который раз! — на простейшую разводку: благословим власть, ибо она штыками своими охраняет нас от худшего (читай: от народа). Нельзя не видеть, что одной-то рукой она ограждает, но другой натравливает; что народный бунт, от которого она нас якобы бережет, ею же инспирируется. Сохранение такой конфигурации власти (якобы «охраняющей штыками») гарантированно приведет к взрыву зверства, что мы один раз уже видели.

Именно об этом я думал, работая над фильмом о двух светлых людях, пули для которых были отлиты в нынешнем нацистском подполье. И о других, числом почти сто, которых убили неонацисты только в прошлом году. И о следующих, которым эти пули пока еще только отливают.

Впрочем, эти темы оказались малоинтересны Открытому фестивалю «Россия». Для фильма о масштабах русского неонацизма он оказался закрытым.

И последнее. В эти дни отмечается 80-летие большого мыслителя и философа Мераба Мамардашвили. Помню, он говорил нам, студентам:

Усилие не есть намерение его сделать. Поступок не есть намерение его совершить. Намерение чести не есть честь.

В последние годы я стал замечать, что многим моим друзьям-знакомым становится все трудней различать эту зыбкую границу. Иные перестают имитировать даже сами намерения. И по «высоким эстетическим соображениям», а на самом деле из банальной личной трусости открывают дружественный огонь дружественной цензуры.

Когда "Барто" исполняли песню "Готов" на киевском Первомае, милицейское начальство названивало организаторам митинга и кричало: дескать, "мы так не договаривались, сворачивайтесь!". А вот рядовой состав, стоявший в оцеплении, даже пританцовывал - то ли не вникали в текст песни, то ли просто не отождествляли себя с ее персонажами. Слушают же менты шансон, почему бы им не послушать "экстремистский" электроклэш.

Кстати, появлению этой песни я, пусть и очень косвенно, но поспособствовал.
В июне 2009 года в Подмосковье проходил форум "Новые Левые", который сыграл в моей жизни примерно ту же роль, что свадьба товарища Полянского в жизни Никиты Хрущева. Оказался я там во многом по случайности - позвал Сергей Смирнов, принимавший участие в организации. Когда мы обсуждали с ним готовящееся мероприятие, я предложил позвать туда "идейно близких", но в то же время не субкультурных музыкантов. Как раз незадолго до этого я познакомился с творчеством "Барто" и очень впечатлился. Переговоры взял на себя, написал "Вконтакте" Маше Любичевой, предложил приехать на социальный форум, написал Смирнову, сказал, что "Барто" готовы приехать на форум, - получилось как в анекдоте про дочку Рокфеллера и директора швейцарского банка. После этого я самоустранился, все дальнейшие переговоры шли напрямую.

Группу приняли на ура, до сих пор вспоминаю хоровое исполнение песни "Танцпол" на мотив "Все идет по плану", жалею, что не сохранилось записи.

Так вот, о поджогах машин. Летом 2009 года были еще свежи воспоминания об акциях солидарности с узником совести Шкобарем, которые живо обсуждались вне официальной программы. В воздухе витала идея провести в рамках секции "левое искусство" дискуссию на тему "может ли считаться сожжение ментовской машины художественным перформансом?" - так и не провели, всем честным людям понятно, что может.

Именно об этих событиях и песня. В общем-то это скорее рассказ, чем призыв. Рассказ от первого лица, да, но это художественное произведение как-никак.

В любой цивилизованной стране у обвинителей не было бы никаких шансов, это все равно что обвинить Высоцкого в фашизме за песню "Солдаты группы "Центр".

Надо понимать, что "Барто" преследуются не за песню, а за позицию, которую они не побоялись высказать, посетив митинг за Химкинский лес.

На самом деле неправильно упрекать власть в глупости и мракобесии. Система умна.
Преследуя по надуманным обвинениям музыкантов, художников, писателей, прессуя мирных активистов, "закручивая гайки", постоянно проталкивая тысячи идиотских инициатив, власть успешно отвлекает протестную общественность. Система ежесекундно выпускает новые и новые побеги, которые мы рубим: иногда успешно, иногда нет. Но пока мы рубим ветки, нам не добраться до корня. Но и не рубить их нельзя - задушат и разорвут на части.

Что с этим надо делать, лично я пока что не знаю.

Поступок г-жи Дроковой, написавшей политический донос на человека, пригласившего ее на день рождения (коим приглашением она соблаговолила воспользоваться, на самом дне рождения возмущения поведением именинника не выражала, тихо ушла и написала донос) с этической точки зрения в комментариях вообще не нуждается.

С юридической точки зрения претензии г-жи Дроковой к г-ну Шушкевичу совершенно нелепы. Шушкевич имеет полное римское право распоряжаться своей частной собственностью так, как он считает нужным. Равно как и «селигерские» имеют неотъемлемое гражданское право высмеивать своих идеологических и политических противников. Хоть членов всевозможных президентских палат, хоть обычных граждан. Попытки притянуть их к суду за использование нацистской символики мало отличаются от кляузы г-жи Дроковой.

К слову, я вообще против запретов на любую символику, на любые тексты. Эти запреты еще как-то могли быть оправданны сразу после войны, но сейчас это анахронизм. «Майн кампф» надо не запрещать, а включить в обязательную школьную программу. Чтобы показывать: смотрите, дети, это кака. И если вы сегодня от какого-нибудь политика услышите вот это, вот это и вот это, умейте видеть, откуда уши растут. Я считаю, что фашистская партия должна действовать легально. Не маскируясь. Чтобы все видели: вот это фашисты. Страна должна знать своих героев. Чтобы они не расползались по другим партиям. Иначе мы просто не заметим, как они проползут к власти.

Те, кто лепит нацистскую символику на людей, к которым эта символика ни с какого бока не вяжется, всего лишь показывают этим, что они либо идиоты, либо мошенники. В обоих случаях хамы. Но не более того. В селигерской выходке гораздо омерзительнее другое. Ребятки ритуально надевали на колья головы своих врагов. Ментально это безусловно фашизм. Однако юридически привлечь их за это можно разве что по средневековым законам против колдовства.

Но та же средневековая магия лежит в основе публичного, демонстративного сожжения вражеских текстов. И избавиться от шлейфа исторических ассоциаций тут невозможно. Нашизм как гламурная модификация фашизма заразен. Оппозиционерам следовало бы об этом помнить. И быть разборчивее в знакомствах. Правила гигиены соблюдать. Иммунитет укреплять, наконец.

Даже в такой цивилизованной стране, как Германия, законом запрещена нацистская символика и за рассказы о том, каким хорошим парнем был Гитлер, вполне можно получить тюремный срок.

Я считаю, что нацистская и коммунистическая идеология должны быть запрещены. Должна быть запрещена коммунистическая партия, на счету которой столько чудовищных преступлений против человечности. И пропаганду этих идей тоже следует запретить, так же как пропаганду ваххабизма.

Конечно, это недемократично. Но демократическое общество для самозащиты вынуждено идти на нарушение собственных базовых принципов.

Приведу вам конкретный пример. Недавно я летел из Мюнхена в Москву, и передо мной в очереди на паспортный контроль стояла женщина в мусульманской одежде, в которой были только прорези для глаз. Я думал, офицер на паспортном контроле попросит ее показать лицо. Но нет: он посмотрел на женщину и вернул ей паспорт. Это, конечно, безобразие. Дочь даже сказала мне, чтобы я не садился с этой женщиной в самолет.

Итак, я ничего не имею против наличия 282-й статьи, но толковать ее при желании можно так и сяк - как в советское время по статье об антисоветской агитации сажали за рассказанный анекдот. Любую статью при желании можно толковать как угодно, что показал суд над Ерофеевым и Самодуровым. Ведь судить надо было истцов - это они разжигают ненависть.

Если бы я сказал этим святошам, которые бесновались у суда, что я атеист, они могли меня обвинить в оскорблении их религиозных чувств. Я думал, что на фоне протестов суду стыдно будет выносить обвинительный приговор... Среди лиц, призывавших к наказанию организаторов выставки (пусть и к мягкому), был и протоиерей Владимир Вигилянский, которого я знаю с его детских лет. Он воспитывался в приличной светской семье, был бойким журналистом "Огонька", а потом, став священником, сделался вдруг таким нетерпимым, как это свойственно неофитам. Если такой суд возможен, значит, мы просто живем в средние века.

У России согласно международным обязательствам есть обязанность преследовать возбуждение ненависти по расовому и религиозному признакам. Как именно его преследовать, насколько строго – ни Конституция, ни международный нормы соответствующие не устанавливают.

Я считаю, что какое-то наказание за возбуждение ненависти должно быть, но оно необязательно должно быть строгим. Оно должно быть мягким и становиться реально серьезным, только когда речь идет о подстрекательстве к преступлению. Это моя точка зрения, и это вытекает из 4-й статьи Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации; правда, она очень по-разному толкуется разными людьми, и нет общепринятого понимания.

На мой взгляд, сажать за высказывания необходимо только тогда, когда эти высказывания являются реальным подстрекательством к преступлению. К примеру, человек выходит на площадь и пытается науськать толпу на кого-то. Даже если ему это в конце концов не удалось по не зависящим от него причинам, но угроза была реальной – это подстрекательство к преступлению. Он подстрекал, у него была попытка совершения преступления. Серьезное дело, можно в таком случае и присесть. Но это уже должно следствие разбираться, была попытка или нет.

В Америке с ее знаменитой Первой поправкой к Конституции, гарантирующей свободу слова, считается тем не менее, что если некий призыв создает прямую и непосредственную угрозу, то человек, высказавший этот призыв, сядет. Если призвал кто-то: «Пойдите, побейте этих», - и люди пошли и, допустим, не дошли, полиция их остановила, но если бы дошли, то поубивали бы кого-то, – это прямая непосредственная угроза, и подстрекатель прекраснейшим образом сядет как соучастник начатого, но не законченного преступления.

Отменить 282-ю статью Уголовного кодекса невозможно, потому что в кодексе где-то должна быть статья, наказывающая за то, о чем я говорил выше. Конечно, это может быть оформлено иначе, не обязательно это должна быть отдельно выделенная статья. Тут возможны разные подходы.

Можем попытаться вынести это в Административный кодекс, это такая самая либеральная мера, на мой взгляд. Такой вариант в принципе рассматривался.

У нас есть статья о дискриминации, которая, правда, довольно неудачно сформулирована, но, допустим, она была бы сформулирована удачно. Тогда можно говорить о том, что подстрекательство к дискриминации на почве ненависти тоже является дискриминацией. Если такое подстрекательство криминализировать как таковое в качестве какого-то пункта этой статьи, это могло бы в общем-то заменить 282-ю. Заодно, кстати, это изменило бы главный упор ее применения. Скажем, чиновник, который позволяет себе нести чего не положено про какие-то этнические меньшинства, попадал бы под это и скорее всего просто не толкал бы таких речей.

Но пока я не вижу возможности так сделать. Просто взять и вынуть статью из кодекса – это невозможное дело. Потому что находящийся в ней состав должен где-то частично остаться. Кстати то же относится и к 280-й статье. Потому что сейчас подстрекательство напрямую относится к экстремистской деятельности, а когда у экстремистской деятельности такое непомерно широкое определение, то статья тоже становится совершенно резиновой. С другой стороны в списке этой самой экстремистской деятельности есть ведь и в самом деле опасные вещи, куда девать призывы к ним?

Поэтому просто так взять и удалить состав не получится. Нужно более комплексно задачу решать.

Оскорбление религиозных чувств может происходить по-разному: кто-то может прийти в церковь и, например, обливать иконы, не дай бог, крушить храм, лично оскорблять каких-то людей, которые в храме находятся. В этом случае необходимо человека привлекать к ответственности по 282-й статье, по которой Самодурова и Ерофеева признали виновными. Потому что привлечь к ответственности можно человека лишь в том случае, если был доказан прямой умысел при совершении этого преступления, то есть если человек понимает, что он делает, желает это совершить и действия его направлены именно на это. А в том случае, если это произведения искусства, то как можно заранее высчитать реакцию тех или иных людей, если с точки зрения и кураторов и художников все эти произведения никоим образом не имеют отношения к религии?

В судебном заседании мы неоднократно говорили о том, что, например, работа «Орден Ленина» - это произведение совершенно не о религии, а о советской власти, в этом произведении советская власть критикуется, а вовсе не религия. И потом, все, что касается произведений искусства, - это крайне субъективные оценочные суждения, одни понимают это так, другие эдак, а третьи совсем по-другому. В этом и есть смысл искусства - что каждый видит свое и знать заранее, как тот или иной человек отреагирует на произведение искусства, невозможно. Поэтому привлекать к ответственности людей за то, что они провели выставку, - это в современном мире, на мой взгляд, не укладывается ни в какие рамки: ни здравого смысл, ни тем более закона.

Если немного углубиться в юридические тонкости, то стоит заметить, что одно дело – оскорбление, другое дело – разжигание ненависти и вражды по принципу отношения к религии. Существуют разные случаи. Тот, который был у нас на выставке, не укладывается в уголовно наказуемое деяние и не может подпадать под признаки какого бы то ни было состава преступления.

На мой взгляд, в 282-й статье все достаточно ясно прописано. С юридической точки зрения там очень четко прописана объективная сторона преступления, четко прописано, что необходимо доказать, вражда между какими противоборствующими группами возникла, каким образом и кто был оскорблен. Все эти элементы объективной стороны преступления должны быть доказаны.

В данном случае они не были доказаны, потому что из приговора не следует, между какими двумя группами возникла вражда по признаку отношения к религии. Кто стал ненавидеть православие? Какие две религиозные группы после проведения этой выставки стали между собой противоборствовать? По признаку отношения к какой религии были оскорблены эти люди? Судья пишет то «по национальности», то про христианство, то про православие.

Возможно, чтобы была какая-то единообразная практика, необходимо постановление пленума Верховного суда, чтобы Верховный суд разъяснил, что с его точки зрения имеется в виду в этой статье, хотя для меня как юриста это понятно. Я полагаю, что привлекать к ответственности по этой статье за то, за что были привлечены Самодуров и Ерофеев, незаконно.

Нужна ли вообще 282-я статья? Так ведь она уже есть. И дело скорее в том, что любую статью нужно применять именно к тем людям, которые совершили преступление, а не просто так, как у нас все применяется: «Был бы человек, а статья найдется».

Спор этот так же стар, как наш демократический мир, на заре которого принимался этот закон. Тогда самые дальновидные предупреждали, что он амбивалентен, что в яму, которую роем другим, можем угодить сами. Тогда невозможно было представить, что этот закон будет применяться не против фашистов и коммунистов, а против демократов. Я и сама отведала этой 282-й статьи - меня обвиняли в разжигании ненависти между русскими и совками, между российской армией и чеченским народом.

В нормальной ситуации, когда в стране твердая, стабильная либеральная демократия, а враг бежит-бежит-бежит, для того чтобы добить врага, как было сделано в Германии, можно смело применять подобные статьи: тем, кто утверждает, что Холокоста не было и Гитлер был милым парнем, можно давать за это 4 года. Но это возможно только там, где эта статья не станет амбивалентной, где у власти не враги демократии.

Более того, молодые демократии, которые хотят отделаться от советской шелухи, должны применять законы о запрете советской символики - этот вопрос решен, там у власти стоят антисоветчики.

В нашей ситуации не может быть однозначного ответа. Разумеется, за человеконенавистнические взгляды, которые высказываются в печати, в газетах типа "Завтра", преследовать нельзя. Другое дело, что ни одно приличное издание не должно это печатать - пусть издают свои газеты, пусть делают свои каналы, люди будут знать, что это фашистской канал. Цивилизованные люди не должны иметь никакого с ними общения.

Другое дело - публичные выступления. Это не только вызов, это угроза для тех, к кому это относится. Как себя будут чувствовать евреи, если разрешить ходить с лозунгами "Евреев в крематорий"? Как себя будут чувствовать чеченцы, если разрешить ходить с лозунгам "Все чеченцы бандиты"? Как себя будут чувствовать нормальные граждане, если коммунисты ходят на выборы в этой стране? Они не будут себя чувствовать в безопасности.

Правильный путь - люстрация, запрет коммунистической и фашистской деятельности: в образовании они не участвуют, государством управлять не могут и в школах не преподают. А остальное можно позволить. Не надо сжигать "Майн кампф", произведения Маркса, Энгельса и Ленина. Пусть любители покупают это в специальных лавочках, киосках экстремистской литературы.

Это равносильно запрету порнографии - ее нельзя запрещать, но нельзя выставлять на всеобщее обозрение. В принципе коммунистическая и фашистская деятельность преступная. А вот сажать в тюрьму за статьи, за мнения, конечно, нельзя. Достаточно запретить публичный выход на площадь, не допускать участия в выборах, применять люстрацию.

Но сегодня этот вопрос не может быть решен, потому что у власти не либералы. Сейчас либералам надо скрестить руки и защищать своих. Тесака я защищать не буду - пусть сидит до морковкина заговенья.

Если когда-нибудь у нас будет демократия, следует запомнить, что сажать за слово нельзя. Можно просто оградить от этого граждан, как это сделали в свое время немцы при денацификации. Но к нашему государству неприменимы никакие рецепты. В нашем государстве с самого начала нужно было знать, что нельзя принимать репрессивные статьи по поводу мнений. Мы не одержали тогда решительную полноценную победу, у нас не было сил. Теперь надо найти золотую середину - защищать исключительно своих. Если кто-то хочет заняться таким идиотизмом, как защита фашистов, которые требовали, чтобы Россия была для русских, - я не присоединюсь к этой кампании.

То есть сейчас - вооруженный нейтралитет. Государство не наше, власть не наша, тюрьмы не наши, и сажаем туда не мы. У власти враги демократии, и все, что они делают, не может быть ко благу. Даже если они одной рукой сажают фашистов - другой они утверждают этот фашизм, завоевывая Грузию, преследуя журналистов. Поэтому, как говорится у Бабеля, "холоднокровней, Маня".

Я сознательный сторонник сохранения 282-й статьи Уголовного кодекса. Я считаю, что в России существует реальная угроза русского нацизма, фашизма. Это глубоко законспирированное подполье, они готовы стать новыми большевиками и в какой-то момент дестабилизации с оружием в руках прийти к власти. Как показывают исторические примеры, в России это совсем несложно сделать. Совсем небольшая группа людей, готовых стрелять и убивать, идеологически преданных своему делу, может это сделать.

Других статей для наказания преступлений фашистов в Уголовном кодексе недостаточно. Такая статья должна там быть. Юридических проблем здесь нет никаких. Совершенно ясно, кто экстремист, кто не экстремист. Экстремист – это человек, который с оружием в руках, путем насилия хочет добиваться своих политических целей. Совершенно ясно, что ни «Солидарность», ни «Левый фронт», ни даже лимоновцы не используют насилие для своих политических целей.

Есть здесь практическая проблема, и ее надо решать. Дело не в 282-й статье, а в том, чтобы перестали преследовать политическую оппозицию. Не будет 282-й статьи, так вон они уже закон о ФСБ принимают. Будет другой способ винтить политическую оппозицию.

А в такие споры, какой случился в суде по делу Ерофеева и Самодурова, государство не должно вмешиваться. Спор возможен, и он будет продолжаться. Спор непримиримый, но интересный между православными и художниками. Дискуссия должна быть: ведь границы искусства – вещь не очень определенная, и они должны постепенно устанавливаться именно в таком споре, обсуждении. Но государство не должно вмешиваться. Это должна быть общественная дискуссия не в рамках судебных заседаний и прокуратура не должна вставать ни на одну из спорящих сторон.

Я считаю, что не надо наказывать по этой статье за слово. За исключением случаев призывов к насилию, призывов взяться за оружие. Но не думаю, что надо сажать. Необходимо преследовать в уголовном порядке: делать предупреждения, штрафовать, давать условные наказания, но не давать сроки.

Если мы будем одну статью отменять, вторую – все равно все будет продолжаться, дело не в статьях. Надо власть менять. Необходимо, чтобы было демократическое государство, надо чтобы другие люди пришли к власти, тогда все устаканится. И 282-я статья будет работать по тому направлению, по которому должна работать.

А при этой власти, сколько ни меняй статьи, все равно все будет оставаться то же самое.

Сначала судья не могла найти ключ от большого зала суда. В обычном зале публике не хватало даже стоячих мест. Православные змейкой вились из зала в коридор и по лестнице. Людей было так же много, как на первом заседании. Поддержать обвиняемых пришли художники Диана Мачулина, Александр Сигутин, Илья Фальковский и Дмитрий Булыгин. Диана обнаружила среди православной молодежи своих бывших сокурсников из Суриковского.

Когда ключ нашелся, оказалось, что в большой зал все желающие тоже не вмещаются. Тогда прессу посадили на скамью подсудимых в клетку. Из-за решетки выглядывали Анастасия Сырова из "АртХроники", Анатолий Голубовский, главный редактор радиостанции "Культура", и другие журналисты. Всех снимало РЕН-ТВ.



(Дальше...)

За две недели до заседания по «Запретному искусству», на котором стороны наконец перешли к прениям, обвиняемые Ерофеев с Самодуровым организовали пресс-конференцию, в которой зачитали свои обращения к руководству РПЦ. Поводом для этого послужило выступление свидетеля - иеромонаха Никодима (Н.Г. Бекенев), который заявил, что с христианской точки зрения эта выставка — богохульство и кощунство. Также Никодим дал правовую оценку — сознательное оскорбление чувств верующих. Скандальность этой ситуации в том, что Никодим заявил, что это официальная позиция русской православной церкви.



(Дальше...)