15 октября прошли обыски дома и в офисе у винницкого правозащитника Дмитрия Гройсмана. Повод - смехотворный, уголовное дело за распространение порнографии.
Под порнографией подразумевается видеоролик с Катей Муму, который Дмитрий выставил в ЖЖ, посетовав, что про украинских активистов не снимают таких фильмов.

Настоящим поводом для обысков была личная месть местного милицейского начальника Ноника, который обиделся на обнародование материалов о пытках в винницком ИВС. Изъяты все компьютеры и документы Винницкой Правозащитной Группы, материалы о беженцах из Сомали, о жертвах милицейского беспредела.
В своем желании найти порнографию менты зашли так далеко, что оформили в качестве вещдоков немецкие открытки, посвященные профилактике СПИДа, и женскую фотографию топлесс.
На митинге, который прошел 16-го перед зданием МВД, был баннер с надписью «Дело против Гройсмана - дело против всех нас». Разумеется, атака на Дмитрия - атака на всех украинских правозащитников и на всех активистов. Показательно, что за пару дней до этого были незаконно осуждены на трое суток львовские правозащитники. Закручивание гаек все же стало реальностью, неважно, проводится оно централизованно или же это инициатива на местах.
Но дело Гройсмана уникально не только тем, что это попытка уголовного преследования одного из наиболее известных украинских активистов: это первый опыт использования статьи 301 в политических целях. И если его не пресечь сейчас - он не будет последним.

В рамках проекта "Судебный эксперимент", который проходит в Центре визуальной культуры при НаУКМА, мы провели небольшую акцию в защиту Дмитрия Гройсмана и вместе с тем против 301 статьи.
Компакт-диск, на котором был записан тот самый злополучный видеоролик, был передан по кругу в аудитории, в которой находилось более 30 человек. Передавая диск, каждый из них осуществил акт распространения порнографии и фактически стал уголовным преступником.
Акция будет повторена уже не в галерейном, а в уличном формате, с гораздо большим числом участников и вовлечением случайных прохожих. Цель не просто подразнить ментов, которые все равно в большинстве своем не в состоянии оценить тонкую издевку, цель - визуализировать тот факт, что согласно сегодняшнему украинскому законодательству почти каждый житель Украины - преступник. Каждый человек, пользующийся интернетом и забывший порнографический баннер в кэше браузера, - преступник. Человек, посмотревший порнофильм вместе с женой, - преступник. Человек, пользующийся торрентами, - преступник особо опасный.

Я бы хотел привести здесь полностью свой текст, озвученный перед началом перформанса:

В украинском уголовном кодексе существует весьма странный анахронизм: статья 301, предполагающая уголовную ответственность за распространение порнографии. Фактически эта статья дает неограниченные возможности для фабрикации уголовных дел: порнографический баннер в кэше браузера уже может стать поводом для уголовного преследования. Если раньше невиновных сажали, подбрасывая им наркотики или оружие, то теперь милиция переходит в виртуальное пространство.

В отличие от наркотиков и оружия, информация не имеет материальной природы и сам факт ее "распространения" нельзя определить однозначно.

Уголовное дело в отношении правозащитника Дмитрия Гройсмана было возбуждено на основании размещения в Livejournal (сервера которого расположены в США) ролика с Youtube (сервера расположены там же). Абсурд ситуации лишь подчеркивается тем, что ролик (компромат на российских оппозиционных политиков) размещался и копировался тысячами пользователей, фрагменты из него даже транслировались по телевидению.

Участникам и посетителям выставки "Судебный эксперимент" предлагается принять участие в символическом распространении порнографии.

CD, на котором записан тот самый невинный видеоролик с российскими оппозиционерами и провокатором ФСБ, будет передаваться по кругу. Акт передачи диска из рук в руки будет являться осознанным распространением порнографической продукции, преступлением, предусмотренным статьей 301 УК.

Уголовный кодекс написан так, что преступником является практически каждый гражданин Украины, это давно принимается как должное, об этом не принято говорить в приличном обществе.
Наша цель разрушить молчание и честно спросить, в первую очередь самих себя: кто же является настоящим преступником - мы или государство.

Статья 301 УК Украины (распространение порнографии) становится все более привычным инструментом для репрессий.
Раньше ее действие просто тестировали на тех кто не сможет ответить, использовали для мелкого вымогательства, как было в случае с Игорем Бобыревым. Теперь перешли к более сложным целям: уголовное дело за распространение порнографии возбудили в отношении Дмитрия Гройсмана, одного из наиболее известных, авторитетных и принципиальных украинских правозащитников, главы Винницкой правозащитной группы.

Это человек, который никогда и ни в какой форме не сотрудничал с властью, который помог множеству беженцев (в том числе политическим эмигрантам из России), который не первый год успешно занимается разоблачением пыток в милиции и бесчеловечного содержания в тюрьмах.

Рассказав о пытках в местном изоляторе временного содержания, Винницкая Правозащитная Группа перешла дорогу местному милицейскому начальнику, генералу Нонику.

Месть была делом времени. Милиционеры в большинстве своем лишены фантазии. Им доступны всего лишь два инструмента - насилие в подворотне или же фабрикация дел. Избивать таких людей, как Гройсман, бесполезно, это их лишь раззадоривает. Убийство - слишком хлопотная штука, которая к тому же привела бы к полной смене милицейского начальства в регионе, а то и по всей стране, у нас все-таки не Россия.

Так что оставался единственный путь - возбудить дело, вывести из строя на долгий срок, заставить заниматься самозащитой, а не помощью другим, максимально деморализовать и вымотать. Оставалось подобрать статью: подбрасывать наркотики или оружие - старо, избито и слишком очевидно, подлог был бы виден любому постороннему наблюдателю. И тут на выручку приходит 301 статья, которую здорово популяризировали старания наших доморощенных борцов за мораль.

Дмитрия Гройсмана обвиняют в распространении порнографии через ЖЖ.

Само по себе это обвинение абсурдно для демократического государства, Украина - единственная страна Европы, в которой существует запрет на порнографию в любом виде - он даже жестче, чем в исламской Турции. Но градус абсурда повышается еще больше, если знать, что под порнографией понимается то самое видео с чекистской гетерой Катей Муму и российскими оппозиционерами, которое в свое время обошло Живой Журнал. Гройсман, выложивший у себя ролик, в своей привычной ехидной манере сетовал, что ему никогда не стать героем подобного фильма, потому что он не нужен ни ФСБ, ни самой Кате.

Этот пост стал основанием для возбуждения уголовного дела.

Уголовное дело, в свою очередь, стало основанием для обысков, как дома у Дмитрия (который в это время находился в Киеве), так и в офисе правозащитной группы.
Изъяты компьютеры и документы. Изъят огромный архив с информацией о пытках в милиции, с информацией о беженцах, ищущих приюта.

Механизм, который готовился и отлаживался годами, наконец-то начал работать.
Если не остановить его сейчас - он перемелет еще очень многих.
Сегодня необходимо требовать не только закрытия дела против Гройсмана, но и максимальных санкций для местного милицейского начальства, у них накопилось достаточно грехов, чтобы отправиться не только в отставку, а прямиком в ад.

Правозащитной деятельности как в регионе, так и по всей стране нанесен колоссальный ущерб. Время для ответного удара — менты должны пострадать еще больше.

Подробности в ЖЖ у Дмитрия - http://di-mur.livejournal.com/

В своем открытом письме президенту Фонда Сахарова Юрий Самодуров полностью исказил свои взаимоотношения с Сахаровским музеем и безответственно бросает Фонду и Музею абсолютно незаслуженные и необоснованные обвинения. Все это я оставляю на его совести.

По сути происшедшего могу пояснить следующее:

В частном письме своим знакомым Елена Георгиевна Боннэр предложила собрать средства для помощи Самодурову и Ерофееву - двум осужденным по делу о выставке "Запретное искусство-2006", проходившей в Сахаровском центре, - для выплаты определенного им судом штрафа и на оплату юридических расходов для подачи иска в Европейский суд в Страсбурге в связи с неправосудностью решения российского суда. В качестве законного адресата она предложила Американский Фонд Сахарова, как единственный на Западе счет Сахаровского Музея и центра, позволяющий донорам списать свой вклад с доходов (это Самодурову хорошо известно).

Американский Фонд Сахарова не объявлял подписку о сборе средств для выплаты штрафа и оплаты расходов адвокатов по делу о выставке "Запретное искусство-2006" и не учреждал для этого никаких фондов.

У Самодурова не было никаких оснований для такого утверждения.

Но гораздо более важным - и страшным - мне представляется вот что.

Самодуров, декларируя свою якобы принципиальную позицию, отказывает человеку, не разделяющему ее безусловно и безоговорочно, в праве:

- на отстаивание конституционного принципа России как светского государства об отделении церкви от государства;

- на активную защиту от уголовного преследования людей, отстаивающих это конституционное право.

Из письма Самодурова следует, что человек, не полностью разделяющий его эстетическую позицию или его представление о том, как должен работать Сахаровский Музей и центр, не имеет права на собственный взгляд на проблему.

То есть, по сути, Самодуров отказывает человеку, не разделяющему его нетерпимую позицию безусловно и безоговорочно, в свободе совести, мысли и слова.

Чем же тогда позиция Самодурова отличается от позиции современных российских властей?

На мой взгляд, это новая идеологическая цензура, и она тем страшнее, что исходит от человека, считающего себя правозащитником.

Р.S. Горько видеть поразительную легкость, с которой Юрий Самодуров зачеркивает многолетнее сотрудничество и все дружеские связи.

Уважаемый президент Фонда Сахарова господин Кляйн! Уважаемые члены американского Фонда Сахарова!

Сегодня я познакомился с опубликованным в Интернете сообщением о том, что американский Фонд Сахарова объявил подписку о сборе средств для выплаты штрафа и оплаты расходов адвокатов по делу о выставке «Запретное искусство-2006» и даже учредил для этого Фонд Самодурова/Ерофеева.

Около двух месяцев назад Вы, г-н президент, позвонили мне домой и спросили меня - хочу ли я и согласен ли я, чтобы американский Фонд Сахарова оказал мне финансовую поддержку/ И я сказал Вам (питая к Вам лично и многим членам американского Фонда Сахарова симпатию и благодарность за прошлое сотрудничество), что я не хочу принимать и безоговорочно не приму какую бы то ни было финансовую помощь, в которой в какой-либо форме участвуют американский и российский Фонды Сахарова и их члены. Сообщаю всем членам американского и российского Фондов Сахарова об этом еще раз, и вынужден теперь сделать это публично.

Позиция лиц и организаций, которые предали меня и Ерофеева в деле о выставке «Запретное искусство-2006», сначала осудив мое решение о проведении этой выставки и саму выставку как дискредитирующую имя Сахарова, дискредитирующую Музей и неуместную в Музее и общественном центре имени Сахарова, а затем вынудив меня во время суда уйти с должности директора Музея и центра имени Андрея Сахарова (перед этим дирекция Третьяковской галереи уволила Ерофеева), после чего я продолжал защиту этой выставки в суде и перед лицом общества не в качестве представителя авторитетной и уважаемой институции, а в качестве частного лица, так же, как и последующий отказ российского Фонда Сахарова и Музея и центра имени Андрея Сахарова от осуществления объявленной при открытии выставки программы «Запретное искусство», рассчитанной на многолетний мониторинг административной цензуры в сфере современного искусства посредством проведения выставок «Запретное искусство 2007, 2008, 2009», делают для меня неприемлемой какую бы то ни было помощь, в которой участвуют российский и американский Фонды Сахарова. Такая помощь для меня тем более неприемлема, что в ответ на мой вопрос: «Остается ли позиция американского Фонда Сахарова в отношении выставки «Запретное искусство» прежней?» - г-жа Нина Буис, член американского Фонда Сахарова, приехавшая на оглашение приговора Таганского суда, сообщила мне, что позиция американского Фонда Сахарова относительно неприемлемости проведения выставки «Запретное искусство» в Музее и общественном центре имени Сахарова осталась прежней.

Моя позиция остается противоположной. Она заключается в том, что Музей и центр имени Сахарова и я как его директор, проводя выставки «Осторожно, религия!» и «Запретное искусство-2006», были правы, следуя профессиональной и гражданской миссии Музея и осуществляя свои профессиональные обязанности и гражданский долг – говорить открыто и прямо присущими музею средствами, в частности, выставками, об острых и значимых вопросах, в том числе о неприемлемости претензий РПЦ на духовное господство в светском государстве.

Поэтому объявление американским Фондом Сахарова подписки в мою и Ерофеева поддержку для выплаты штрафа и оплаты расходов адвокатов я считаю не очень честным шагом, который сделан без моего согласия. Этого согласия я не давал и не даю.

Что касается моих расчетов с адвокатами, я не прошу Вас о помощи в решении этого вопроса. Адвокаты Анна Ставицкая, Ксения Костромина и Дмитрий Курепин защищали меня и Андрея Ерофеева безвозмездно. Конечно, мы хотим им заплатить достойный гонорар, но сделать это я смогу тогда, когда смогу. Что касается вопроса о средствах для выплаты штрафа, я (а также Андрей Ерофеев) решим его благодаря поддержке тех лиц и организаций, которые не осудили и не осуждают проведение мной выставки «Запретное искусство-2006», а считают эту выставку хорошо сделанной и проведенной в правильно выбранном месте и в правильное время.

С уважением,

Юрий Самодуров

Правильные люди - Андрей Бабицкий, Михаил Калужский, Александра Поливанова - организовали очень правильную акцию. Она проходит в основном в социальной сети «Фейсбук», но я считаю, что ее необходимо развернуть шире.

Организаторы акции «Штраф за свободу» приглашают всех 15 октября принять участие в сборе денег для уплаты штрафа, присужденного организаторам выставки «Запретное искусство-2006» Юрию Самодурову и Андрею Ерофееву.

Жарким днем 12 июля 2010 года в душном зале Таганского суда, битком набитом журналистами и православными организаторами безумного процесса, был вынесен обвинительный приговор двум кураторам. 4 октября решение Таганского суда подтвердила кассационная инстанция – Мосгорсуд. Самодуров должен государству 200 тысяч рублей, Ерофеев – 150 тысяч.

Вдумайтесь – 350 тысяч рублей за организацию выставки! При том что главными аргументами обвинения были сотни заявлений от людей, даже не видевших выставки, а услышавших о ней по радио и страшно оскорбившихся.

Я понимаю, что многим не хотелось бы отдавать этому государству свои деньги. И так оно не упускает случая получить их со своих граждан в любом виде – от налогов и пошлин до откатов и взяток. Но тут вопрос не в том, кому пойдут эти деньги (пусть подавятся ими, в конце концов, те, кто называет себя «родиной»), а в том, за чью свободу мы их отдаем. Ведь отказаться от уплаты штрафа нельзя – суд обязал, высшая инстанция подтвердила. И я считаю, что за свободу Самодурова и Ерофеева дать денег не жалко. Потому что это не просто поддержка двух кураторов. Это проявление солидарности с их позицией: они считают недопустимым вмешательство государства в сферу культуры и искусства, и они не отказались от этого взгляда и после позорного для страны процесса.

«Мы хотим собрать эту сумму все вместе. Мы верим, что в Москве наберется 3500 человек, которые оценивают свою свободу хотя бы в 100 рублей», - пишут организаторы акции «Штраф за свободу».

Ну, вот и я верю. Поэтому приду сама и приглашаю вас прийти 15 октября с 14:00 до 23:00 в одно из следующих мест и передать ту сумму, которую вы можете и хотите внести в это хорошее дело:

1. Клуб «Квартира 44»: Большая Никитская, 22/2;
2. Клуб «Квартира 44»: Малая Якиманка, 24/8;
3. Кафе МАРТ: Петровка, 25;
4. Театр и клуб «Мастерская»: Театральный проезд, 3, стр. 3;
5. Галерея Марата Гельмана: 4-й Сыромятнический переулок, дом 1, стр. 6

Шестого октября главной новостью стал эротический календарь, выпущенный Владимиром Табаком и студентками факультета журналистики МГУ ко дню рождения премьер-министра. Первой в своем блоге календарь разместила Кристина Потупчик, пресс-секретарь движения «Наши»: «Журфак МГУ наглядно опроверг слухи о том, что там Путина не любят».

Реакция была бурной. Блогеры стали сравнивать вторую древнейшую профессию с первой, клеймили позором журфак. Студенты и выпускники факультета в большинстве своем испытывали праведный гнев: кто-то собирался сжечь диплом, кто-то требовал объяснений. Оно и понятно - кому же понравится, когда всех под одну гребенку.

Ответ последовал молниеносно: другие студенты факультета, мои друзья, буквально за ночь сделали свой календарь. На фотографиях запечатлены шесть строго одетых девушек с заклеенными ртами, каждая из которых задает премьеру свой вопрос. «Когда будет следующий теракт?», «Свободу собраний всегда и везде?», «Когда освободят Ходорковского?» и особенно уместный седьмого октября - «Кто убил Анну Политковскую?». Помог наш друг - фотограф Саша Уткин из газеты «Время новостей». Делали все сами, на коленке: придумывали вопросы, обрабатывали фотографии.

Стоит сразу отметить, что календарь не является коммерческим или партийным проектом. Ни одна из девушек не состоит в каких-либо политических партиях и движениях. Никто не хотел обидеть девушек с предыдущего календаря. Целью было показать факультет с другой стороны, и можно с уверенностью сказать, что это удалось. Маргарита Журавлева прокомментировала это фразой Путина: «Не надо мазать одной краской всех ментов». А сам адресат - неслыханное дело - отреагировал на "календарный скандал" через пресс-секретаря.

Разные фигуры - это одно, а разные интересы - совcем другое. У моих друзей есть гражданская позиция, они бывают на Триумфальной площади, и, к слову, вчера на Чистых Прудах некоторые из девушек тоже присутствовали. Так они понимают свой долг.

Буквально сразу же после публикации календаря у всех участниц стал разрываться телефон, множество СМИ просили дать комментарий. Они говорили, что такой бурной реакции совсем не ожидали, делался календарь скорее как «стенгазета для своих». В ЖЖ у Лизы Меньщиковой за полдня набралось полторы тысячи комментариев, в основном с похвалами и благодарностью, хотя и без негатива не обошлось.

Некоторые уверяют, что девушкам заплатили какие-то структуры; начали пугать отчислением из университета; кто-то язвит, что не очень-то много на факультете нашлось честных людей. Доходило до абсурда: стали появляться посты в разных социальных сетях с откровенно глупыми оскорблениями, участниц альтернативного календаря называли дурами, страшными и толстыми, но на все выпады девушки реагировали спокойно, с юмором.

Главной наградой для девочек стали многочисленные сообщения от наших ровесников, а также выпускников факультета, известных журналистов. В основном благодарят за достойный ответ, многие хвалят за смелость и честность. Михаил Ходорковский выразил нам благодарность через свой аккаунт на Facebook. Такая реакция и есть самое важное для молодого журналиста с идеалами.

4 октября 2010 года в Мосгорсуде будет рассматриваться кассационная жалоба Юрия Самодурова и Андрея Ерофеева на обвинительный приговор Таганского районного суда Москвы по делу о выставке «Запретное искусство-2006». Альманах «Неволя» напоминает о том, как развивался этот «громкий» уголовный процесс, и публикует мою статью, основанную на репортажах, которые я более года вела из зала суда.

12 июля 2010 года Таганским районным судом Москвы были осуждены экс-директор Музея и Общественного центра имени Андрея Сахарова Юрий Самодуров и бывший заведующий отделом новейших течений Третьяковской галереи Андрей Ерофеев. И сам судебный процесс, и его финал в полной мере можно назвать парадоксальным.

Речь идет об уголовном деле по факту проведения в Сахаровском центре в марте 2007 года выставки «Запретное искусство-2006». В соответствии с замыслом кураторов, Юрия Самодурова и Андрея Ерофеева, на этой экспозиции были представлены художественные работы различных авторов, жанров и тематики, запрещенные в 2006 году к показу без объявления законных на то оснований в российских учреждениях культуры. Ее цель, согласно пресс-релизу, заключалась в исследовании проблемы внутримузейной цензуры.

Примечательно, что центральным экспонатом выставки была фальшстена, скрывающая все остальные экспонаты и играющая роль своеобразной метафоры цензуры. Увидеть работы можно было только, заглянув в небольшие отверстия, расположенные высоко над полом.

Суд в лице председательствующей Светланы Александровой квалифицировал действия устроителей этой выставки как преступление, предусмотренное пунктом «б» части 2 статьи 282 УК РФ («Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства по признаку религиозной принадлежности и с использованием служебного положения»).

Данный процесс парадоксален уже потому, что из 134 свидетелей со стороны прокуратуры назвать свидетелями, строго говоря, можно только троих. Именно такое число сторонников обвинения посетило скандальную экспозицию. Остальные же давали на предварительном следствии и на суде показания со слов других, причем нередко – по принесенной с собой «шпаргалке» и дословно совпадающие.

Состав этих свидетелей тоже примечателен. Условно их можно разделить на две группы. Первая – это представители радикальных организаций: «Народная защита», «Народный собор», «Объединенная православная молодежь Москвы». В их числе, например, Олег Кассин и Георгиий Боровиков, назвавшие себя на суде русскими националистами. Боровиков является лидером московского подразделения национально-патриотического фронта «Память», а Кассин известен, в частности, тем, что состоял в партии «Русское национальное единство», одним из атрибутов которой является свастика.

Впрочем, такие характеризующие свидетелей факты не помешали судье положить их показания в основу приговора.

Эти самые активные свидетели, вместе с представителями «Народной защиты» Михаилом Налимовым и Владимиром Сергеевым, также являются инициаторами уголовного дела.

Ко второй группе свидетелей относятся православные верующие, которые на «подсудной» выставке не были и ее целями не интересовались.

Согласно исследованным в суде материалам дела, события развивались следующим образом.

Жена Владимира Сергеева Анна Сергеева, как и он сам – сопредседатель «Народной защиты», 10 марта 2007 года посетила выставку, чтобы собрать материал для возбуждения уголовного дела. Несмотря на то, что фотосъемка была запрещена, она тайком сделала снимки экспонатов. Выяснить при этом объявленную организаторами цель выставки, равно как и те смыслы, которые сами художники вкладывали в свои работы, Анна Сергеева не сочла нужным.

Затем православные активисты подключили к делу тогдашних депутатов Госдумы Александра Чуева и Николая Курьяновича, которые направили официальные запросы в Генпрокуратуру РФ. Та спустила их в Московскую прокуратуру, а она – в Таганскую. И здесь все материалы попали в руки к следователю Евгению Коробкову.

Самое примечательное состоит в том, что 27 апреля 2007 года он постановил: основания для возбуждения против Юрия Самодурова и Андрея Ерофеева уголовного дела отсутствуют. И только «навалившись депутатами на прокуратуру», как выразилась адвокат осужденных Анна Ставицкая, «Народной защите» и «Народному собору» все-таки удалось инициировать уголовное дело.

Когда к концу 2007 года оказалось, что в нем недостаточно свидетельских показаний, праворадикалы начали «разъяснительную работу» среди прихожан храма Святителя Николая в Пыжах, расположенного на улице Большая Ордынка в Москве.

Организация выпустила и распространила информационный листок «Вестник народной защиты» номер 12/2007, в котором утверждала, будто своей выставкой Юрий Самодуров и Андрей Ерофеев покусились на «истинно русское творчество» и «христианские святыни».

«Народный собор» опубликовал на своем сайте призыв к верующим идти к следователю Коробкову вне зависимости от того, посещали они выставку или нет. Там же имелся шаблон заявления следователю. Фотографии экспонатов, по утверждению верующих, оскорбляющие их религиозные чувства, активно распространялись самими православными активистами в печатных копиях среди прихожан. А также – демонстрировались им Евгением Коробковым лично в его служебном кабинете во время допросов.

Именно так в деле появились многие свидетели обвинения, которые показали, что выставка разжигает ненависть к христианству. Правда, ни одно лицо, которое после просмотра экспозиции стало бы ненавидеть православную веру, так и не было названо. Сами свидетели, как они признавались, испытали чувство вражды только к подсудимым. И это – еще один парадокс «выставочного» дела. Получилось, что Юрия Самодурова и Андрея Ерофеева наказали за то, что они разожгли ненависть... к самим себе!

Кроме показаний свидетелей обвинения, Светлана Александрова в своем вердикте процитировала заключения трех экспертов, привлеченных к участию в деле прокуратурой. По их версии, поддержанной судом, верующие граждане «подверглись при просмотре экспонатов сильнейшему психотравмирующему воздействию чрезмерной силы, несущему прямую угрозу целостности личности и разрушения сложившейся у них картины мира, что явилось психотравмирующим событием и сильнейшим стрессовым фактором для них, причинило им непереносимые нравственные страдания и стресс, а также чувства униженности их человеческого достоинства».

Со своей стороны защита считает этих экспертов некомпетентными в области современного искусства и ангажированными. Например, эксперт Наталья Энеева оценивала и экспозицию «Осторожно, религия!», по факту проведения которой в Сахаровском центре Юрий Самодуров был осужден ранее. Кроме того, Энеева признавалась, что не посещала выставки современного искусства уже лет двадцать и, вообще, ей оно не нравится.

Но судья Александрова пришла к выводу, что «не содержат научной основы», напротив, оценки специалистов, приглашенных к участию в процессе адвокатами и не усмотревших в экспонатах ничего противозаконного.

Это заключения директора Центра восточно-христианской культуры, члена-корреспондента Российской академии художеств, кандидата искусствоведения Алексея Лидова, который назвал экспозицию «лабораторным исследованием в рамках новейшего искусства»; начальника отдела экспериментальных программ Федерального центра современного искусства Министерства культуры РФ Виталия Пацюкова, отметившего, что каждая из представленных работ является произведением искусства, и их нужно рассматривать именно в таком контексте; президента Независимой психиатрической ассоциации России Юрия Савенко и других.

Светлана Александрова назвала их заключения «частные мнениями» – на том основании, что ранее этим людям не приходилось делать экспертизы именно для суда.

Обращает на себя внимание и тот факт, «криминальными» даже эксперты прокуратуры признали только девять работ, но в приговор попало заметно большее их число. Например, «Ясса» – фотография авторства Викентия Нилина, которая, хотя и показывалась на выставке, в материалах следствия не фигурировала вовсе. Принесена в суд она была самим Викентием Нилиным, участвовавшим в процессе в качестве свидетеля защиты. Тогда же эту работу приобщили к делу по ходатайству адвокатов.

Сами же показания свидетелей защиты – в отличие от верующих, хорошо знакомых со всеми работами, – в приговоре были процитированы весьма фрагментарно.

Известный адвокат Юрий Шмидт не согласен с приговором. Он считает, что в действиях Юрия Самодурова и Андрея Ерофеева «нет никакого состава преступления». Как пояснил юрист, потому что «эти люди имеют право на свободу совести и на передачу информации – той, которую они считают нужным передать. И потому, что они приняли все предусмотренные законом меры, чтобы эта информация была недоступна тем людям, которым она неприятна. Я имею в виду ширмы, огораживающие экспонаты, прорези, сделанные на определенной высоте, предупредительные надписи. <...> Это музей, который существует, в частности, для того, чтобы выставлять в нем произведения искусства. Искусство никогда не бывает однозначным».

А что же Русская православная церковь? Здесь тоже ситуация примечательная. На процессе выступали священнослужители как с той, так и с другой стороны. Скажем, дьякон упомянутого ранее храма Святителя Николая Михаил Люкшин назвал выставку «кощунством». В свою очередь православный священник Яков Кротов, напротив, выступил в защиту экспозиции и ее устроителей.

Так, работу Вячеслава Сысоева «Свет против тьмы», запечатлевшую сожжение храма и священнослужителей комсомольцами и работниками НКВД, Яков Кротов выразил желание лично демонстрировать детям в воскресной школе. По его мнению, она носит ярко выраженную процерковную направленность и с правильными акцентами отражает исторический период, когда в СССР были жестокие гонения на церковь.

«Общество должно оскорбляться не карикатурой на зло, оно должно оскорбляться злом», – заметил он.

Итак, частные оценки разделились, в то время как официальные представители РПЦ сохраняли молчание. И можно сказать, что на протяжении почти всего судебного процесса сохранялся некий паритет.

Такая ситуация ни гособвинение, ни праворадикалов явно не устраивала. Поэтому 2 июня, когда уже полным ходом шли выступления свидетелей защиты, прокуратура ходатайствовала о допросе дополнительного свидетеля. Им оказался иеромонах Никодим Сретенского монастыря в Москве – член Патриаршего совета по культуре. Данный священнослужитель выступил с письменным поручением от настоятеля этого храма, архимандрита Тихона, который его попросил донести до суда мнение Патриаршего совета. Оно, по словам свидетеля, заключалось том, что выставка «Запретное искусство-2006» является богохульной, кощунственной, направленной в юридическом плане на оскорбление и унижение чувств православных людей.

«Эта позиция полностью совпадает с позицией "Народного собора", притом, что именно "Народный собор" обратился в Патриарший совет с просьбой высказаться. Осуждая нашу выставку, иеромонах Никодим заявил, что эта позиция представляет собой официальную позицию Русской православной церкви», – откликнулся на данное событие Андрей Ерофеев.

Наконец, уже когда ожидалось вынесение приговора, руководитель пресс-службы Московской патриархии отец Владимир Вигилянский назвал три года лишения свободы, затребованные гособвинением для Юрия Самодурова и Андрея Ерофеева, «слишком суровым наказанием». Однако при этом он подчеркнул, что высказывается как частное лицо, а не официальное.

В интервью радиостанции «Эхо Москвы» Владимир Вигилянский отметил: «Я согласен с некоторыми участниками процесса, которые говорили о том, что Церковь отделена от государства, это записано в нашей Конституции. Поэтому я не выступаю от имени Церкви в данном случае и не пытаюсь каким-то образом повлиять на судебные власти».

Тем не менее обвинительный приговор вынесен. Впереди – кассации. Впрочем, чем бы ни завершилось это дело, уже сейчас можно говорить о его последствиях для нашей страны.

В частности, Юрий Самодуров считает, что судья Светлана Александрова оказалась под громадным давлением той политики, которую вело российское государство в течение последних десяти лет. В рамках этой политики «государство использует церковь для своей легитимации, а церковь использует государство для повышения своего статуса». К истинной вере, убежден Юрий Самодуров, все это не имеет никакого отношения.

Очевидно, что мишенью инициаторов процесса была не только выставка, их цели шире. Это не скрывали и сами праворадикальные лидеры. Так, они утверждали, что в Музее и Общественном центре имени Андрея Сахарова сосредоточены антирусские, антигосударственные силы, потому что они выступают на стороне чеченских сепаратистов, против российской армии, они критикуют президента, и поэтому данное учреждение надо закрыть. Деятели «Народной защиты» и «Народного собора» открытым текстом говорили на процессе о том, что необходимо повсеместно ввести орган государственной цензуры, который, помимо прочего, принимал бы решения и о проведении или запрете художественных выставок.

По мнению Юрия Шмидта, уголовное дело против устроителей выставки «Запретное искусство-2006» «в очередной раз свидетельствует об усилении клерикальных настроений в правящей элите. Клерикальные настроения поощряются потому, что власть заинтересована в поддержке Церкви, и поэтому какие-то несчастные "пешки", которые говорят о правах человека, абсолютно никого не интересуют и не волнуют».

«Неволя» №21/2010

Мне кажется, что запрет вывоза ряда работ Авдея Тер-Оганьяна и комментарии этого запрета представителями Министерства культуры – это акция чрезвычайно неловкая и непродуманная. Верховная власть не пошла бы на такую примитивную, топорную акцию. Она бы сделала это более изящно, скрыто и лицемерно. Но поскольку этот акт совершил какой-то чиновник средней руки, то он в силу своей недостаточной образованности и недостаточной изощренности все сделал попросту и слишком откровенно.

По существу, именно так наша нынешняя культурная администрация относится к современному искусству. Она судит о нем, исходя из бытовых соображений: когда перформанс воспринимается как хулиганство, когда произведения с определенным текстом воспринимаются как написанная декларация, как некая интенция, заявка.

Именно такое буквальное прочтение работ Тер-Оганьяна имело место в данном случае. На картинах этой серии написано: "это произведение разжигает межнациональную рознь", "это произведение призывает к свержению конституционного строя", "это произведение призывает к унижению лиц русской и еврейской национальностей" и так далее. То есть в работах перечислены те обвинения, облеченные в статьи Уголовного кодекса, которые власть обращает к искусству в последнее время (в частности, на том судебном процессе, который был недавно против меня и моей выставки «Запретное искусство-2006»).

Власть прочитывает художественные произведения буквально. Она не понимает, что Тер-Оганьян комментирует нелепость самого факта осуждения и обсуждения художественного произведения с позиций статей УК. Это набор абстрактных картинок и подписи. Подписи не соответствуют изображению, но тем не менее именно так наше государство пытается судить современное искусство. Это такая пародия на культурную политику, перешедшую в стадию паранойи. Именно об этом серия работ Тер-Оганьяна.

Конечно, это критика действий властей и в частности этого бытового отношения к искусству как к некой несанкционированной, хулиганской, непотребной, неполиткорректной, возмутительной и, как это еще сейчас говорят, экстремистской деятельности. С такого бытового горизонта не только художественный, но и любой другой человеческий порыв – политический, любовный, предпринимательский – тоже кажется «хулиганством», «разжиганием» и так далее. Если мы в основу отношения к жизни берем этот бытовой горизонт, то мы превращаемся в мышей. И вот эти люди берутся судить, каким должно быть наше искусство, наша культура.

Они берутся решать, что можно делать художнику, а что нельзя. Я только что слышал по «Эху Москвы» заявление Михаила Ефимовича Швыдкого о том, что в кинематографе следует отменить употребление мата. Что можно прекрасно изображать российскую действительность и без использования мата, как это делали русские литераторы XIX века. Во-первых, российские литераторы XIX века мат использовали, а во-вторых, не может Михаил Ефимович решать, что стоит, а чего не стоит делать русскому писателю или кинематографисту.

Вот эта амбиция чиновника, пусть даже и посвященного, руководить художником, - это что-то невероятное, это и есть главная паранойя. И, не встречая сопротивления, она, конечно, усиливается. Мы обсуждаем эти методы управления нашей культурой, но эти разговоры ничего не дают – паранойя все равно только увеличивается.

Именно поэтому ряд художников решились на бойкот. И это бойкот не выставки на Курилах, которую никто не увидит, а выставки в Лувре. Смысл этого бойкота не в том, что запретили три картинки и из-за этого раздули скандал, и не в том, чтобы поссорить Россию с Францией. Нет. Просто надо наконец представить широкой международной общественности ситуацию, которая становится недопустимой. Ситуацию, которую внутри страны своими силами мы исправить не можем. Видимо, какие-то другие инструменты давления должны вступить в эту игру, чтобы объяснить администраторам нашей культуры, что так на культурном поле не поступают.

Поэтому я считаю, что бойкот – очень своевременное и разумное решение. Хотя, конечно, очень жалко, что первая выставка русского современного искусства в стенах Лувра окрашивается таким скандалом. Жалко еще и потому, что только-только начинается выстраивание узнаваемого образа российского современного искусства.

Когда мы говорим «американское искусство», мы понимаем, о чем мы говорим. Когда мы говорим «французское искусство», мы тоже что-то видим. Но когда мы говорим «русское современное искусство», то никакого образа за этим не стоит. И вот это строительство единого адекватного и слитного образа начали иностранные кураторы. И выставка в Лувре была очень важна и в этом смысле. Там участвуют наши ведущие мастера. Но вместо выставки – бойкот. И он, конечно, оправдан.

То, что он был заявлен и что художники таким образом солидарно отреагировали на очередную попытку цензуры со стороны властей, – это очень похвально. Все- таки начала работать солидарность и в сфере российского изобразительного искусства так, как она работает в мире российского театра, кино и литературы, где власть позволяет себе значительно меньше цензурных нападок, чем в области изобразительного искусства, где эти нападки стали фактически регулярной практикой.

Интересно, что при этом нынешнее Министерство культуры характеризуется каким-то полным отсутствием деятельности. Чем они там занимаются, не очень понятно. Примечательно даже не столько то, что они не пустили работы Авдея Тер-Оганьяна в Париж, сколько то, что в год франко-российской дружбы, когда французы прислали нам целую плеяду своих выдающихся современных художников, российская сторона не нашла чем ответить – как будто у нас просто нет художников. Ни одной выставки туда не поехало, а могли бы показать великолепные. Есть десятки художников, которые заслуживают большого внимания, но Минкульт их не знает, он с ними не общается. Они игнорируют искусство. Для них художник не партнер, они с ним не работают.

Где же и с чем они работают? Вот я был в Новосибирске на открытии частного центра современного искусства. Министр Авдеев прислал поздравительную телеграмму, ее очень тепло встретили, очень хорошо. Но это поздравительная телеграмма частному центру. А где средства самого министерства для открытия таких центров в провинции? Где эти центры, где музеи? Ничего! Они абсолютно игнорируют сферу изобразительного искусства.

Во всем мире государство поддерживает художников, а у нас в лучшем случае игнорирует, в худшем – подтравливает. Где сейчас Авдей Тер-Оганьян? Он находится в бегах, в Праге. Олег Мавроматти тоже в бегах, в Софии. Дмитрий Врубель не в бегах, но уехал в Берлин, потому что ему уже здесь надоело бороться.

Здесь надо все время плыть против течения, а там – зеленая улица. Иван Чуйков – в Кельне, Вадим Захаров – в Кельне, Илья Кабаков – в Нью-Йорке, Виктор Пивоваров – в Праге. Сотни художников выехали и работают за границей. Они с удовольствием работали бы здесь, но они не могут смириться с российскими условиями культурного взаимодействия.

Печально известный учебник Вдовина-Барсенкова не вызывает разногласий среди людей образованных и порядочных. Склад ума этих двух профессоров Московского университета выявился особенно ярко, когда один из них откровенно провозгласил, что к занятиям отечественной историей следует допускать (или не допускать) по этническому признаку.

Возмущение либеральной общественности имеет все основания, но вот формы, в которые выливается это возмущение, - другое дело. На мой взгляд, правы те, кто осуждает Николая Сванидзе за обращение по поводу учебника к Рамзану Кадырову. Если бы, скажем, в какой-то книжке обнаружилась гнусная клевета на курдов, вряд ли следовало бы вступаться за честь оскорбленного народа, взывая к Деду Хасану. И я согласен с Александром Скобовым, когда он усматривает у некоторых наших либералов опасное пристрастие к идеологическому контролю. Призыв Нины Катерли запретить ксенофобам и сталинофилам издавать и даже писать(!) книги можно извинить разве что сильным душевным волнением.

Однако вместе с тем мне кажется, что в своем протесте против "либеральной цензуры" г-н Скобов заходит слишком далеко. Ведь добро бы гг. Вдовин и Барсенков просто написали лживую и безнравственную статью или книгу - мало ли их в России издается и распространяется, и я скорее рад тому, что сомнительные правовые нормы, позволяющие преследовать подобные публикации в уголовном порядке, применяются у нас лишь изредка. Но речь идет об учебном пособии, а тут, при всем уважении к идейному плюрализму, известный контроль необходим. Иначе по фантастическим произведениям Носовского и Фоменко будут учить историков, шарлатаны станут описывать свои методы исцеления страждущих в учебниках для мединститутов, а то и появятся инструкции к электроприборам, предписывающие совать оба пальца в розетку, - и все со ссылкой на священную свободу слова.

В Российской империи цензура была, хотя, судя по историческим результатам, недостаточная. И, что уж там, иной раз хочется записаться в горячие приверженцы сего института. Например, когда под видом произведений искусства в музее Сахарова выставляют бездарные пакости в духе незабвенного Минея Губельмана, более известного как Емельян Ярославский. Когда такое происходит, очень хочется, чтобы запрет на оскорбление чувств верующих существовал и чтобы кто-нибудь за это отвечал. Но... Датские карикатуристы до сих пор рискуют поплатиться жизнью за свои рисунки. Вольному воля, а мои симпатии здесь никак не на стороне оскорбленных верующих. Ну ни в малой степени.

Ссылка

Навеянное

- А что, если мы попросим этих англичан продать нам бутылку портвейна? - предложил Блезуа.
- Продать? - изумился Мушкетон, в котором пробудились его старые мародерские инстинкты. - Видно сейчас, что ты еще мальчишка и не знаешь как следует жизни. Зачем покупать, когда можно взять и так?
- Взять так, - отвечал Блезуа, - то есть присвоить себе добро ближнего своего? Ведь это запрещено, кажется.
- Где это запрещено?
- В заповедях божьих или церковных, уж не знаю наверное, а только помню, что сказано: "Не желай дома ближнего твоего, не желай жены ближнего твоего".
- Ты совсем еще ребенок, Блезуа, - покровительственным тоном заметил Мушкетон. - Совсем ребенок, повторяю еще раз. Скажи-ка, где в Писании сказано, что англичанин твой ближний?
- Этого действительно не сказано; по крайней мере, я что-то не помню, - отвечал Блезуа.
- Если бы ты, вроде меня или Гримо, десяток лет провел на войне, мой дорогой Блезуа, ты научился бы делать различие между домом ближнего и домом врага. Я полагаю, что англичанин есть враг, а портвейн принадлежит англичанину, и, следовательно, он принадлежит нам, так как мы французы. Разве ты не знаешь правила: все, что ты взял у неприятеля, - твое?

Александр Дюма. "Двадцать лет спустя"