После того как Максима Панфилова, последнего из арестованных болотников, заключили под стражу несмотря на серьезный неврологический диагноз, о нем как-то подзабыли. Между тем, поводов вспомнить хватает.

К примеру, защита получила протоколы суда по аресту. Оказалось, что они изрядно отличаются от аудиозаписей заседания, имеющихся у адвокатов. "Протоколы содержат не просто искажения или ошибки, - говорит адвокат Максима Сергей Панченко. - Они практически полностью игнорируют все аргументы защиты, связанные со ссылками на Европейский суд. Я не думаю, что судья выполнял какое-то указание сверху. Скорее это типичный пример самоцензуры, опасение проявить хоть малейшее "потакание" защите".

Пропали не только ссылки на ЕСПЧ (включая упоминание дела "Фрумкин против России", в котором суд фактически возложил на полицию вину за все произошедшее на Болотной). Из протоколов "выпали" слова матери Максима о том, что он вынужден принимать весьма серьезные лекарства, или о прохождении им комиссии на инвалидность. Налицо желание суда не замечать серьезного диагноза Максима. Адвокат связывает это с жесткой установкой нашего государства на содержание человека в тюрьме невзирая ни на какие доводы милосердия. Не вошла в протокол и замечательная реплика следователя Уранова о том, что "юридическая квалификация действий Панфилова для решения вопроса об аресте не столь важна, как наличие административных протоколов за распитие спиртных напитков в общественных местах (давно утративших силу за истечением срока давности. - Д.Б.)".

Вот некоторые фрагменты протоколов судебного заседания и целые куски текста, оказавшиеся "потерянными". Все цитаты подтверждаются аудиозаписями заседания, имеющимися в распоряжении адвокатов и редакции.

Как положено, адвокаты, получив на руки протоколы, направили судье свои замечания. Обычно суд адекватно реагирует на такие вещи, если они вызваны техническими причинами (ошибками ведущего запись секретаря и пр.). Но судья Басманного суда Валентина Левашова в ответ выдала изумительное постановление: "В протоколах в полном объеме отражен ход судебного заседания". Не было этого, и все!



"Зачем с таким апломбом принимать закон о необязательности решений ЕСПЧ, а затем стыдливо стирать любые упоминания о нем из судебных документов?" - недоумевает адвокат Максима.

Остается снова вспомнить Сергея Кривова. Смеялись над ним: что за упертый буквализм - устраивать голодовку из-за отсутствующих или неточных протоколов суда? Ну вот они - судебные протоколы в Болотном деле...

Но и это еще не все чудеса в деле Панфилова. В среду на 14:45 назначена апелляция на постановление об аресте в Мосгорсуде. И на завтра же, на 11:30, - уже давно ожидавшаяся медицинская экспертиза в психиатрической больнице № 1 им. Н.А. Алексеева, куда с самого начала направило Максима следствие. На всякий случай один из адвокатов Максима будет дежурить в суде, другой - в больнице (защита получила право присутствовать при проведении исследования).

Сергей Панченко считает, что скорее всего рассмотрение апелляции будет отложено. 8 июня истекает срок ареста. За семь дней до того в суд должно поступить ходатайство от следствия о продлении ареста. Вряд ли за это время успеют назначить новое апелляционное заседание. То есть, как уже не раз бывало в Болотном деле, обвиняемого успеют уже "в очередной раз арестовать" и только потом рассмотреть жалобу на арест предыдущий. В обычных уголовных делах такого, как правило, не допускают. Но в Болотном деле система с маниакальной страстью идет на что угодно, лишь бы не выпустить человека из тюрьмы. Ни на один день. Вспомнить хотя бы, как ни на каких условиях не отпускали Андрея Барабанова на похороны бабушки. Ни анекдотичность доводов следователей, что студенты будут оказывать давление на свидетелей-омоновцев, ни сляпанные под копирку обвинения, ни даже очевидная ошибка следствия, спутавшего Дмитрия Бученкова с другим человеком, не играют никакой роли. Однажды попавший в маховик Болотного дела человек должен сидеть!

Всерьез говорить сейчас о том, что репрессированные сталинским режимом граждане (и даже целые народы) будто бы были "реабилитированы"- и все в порядке, - мне кажется неприкрытым глумлением над памятью миллионов невинно убиенных. После смерти "отца народов" требовалось не прощение невиновных, чем по сути является реабилитация, а реальное (а не формальное, на словах) осуждение культа личности Сталина, вместе с его преступным режимом. Много уже об этом говорилось, но ничего не делалось и не делается. Законодательного запрещения КГБ и КПСС - с последующим уголовным наказанием силовиков и пропагандистов за конкретные преступления - не произошло.

Теперь у нас утвердился культ кагэбэшника Путина. Путин органично вошел в образ отца нации, эдакого "Сталина-лайт" в военно-патриотическом капустнике последних лет. Он мил в таком виде как кремлевскому окружению, так и народонаселению. Увы.

При этом Путин и войны-"лайт", судя по всему, развязывает. Специальный термин для этого подобрали - "гибридная война". То есть не настоящая война происходит, а так, войнушка.

Хорошо называть что-то "гибридной" войной, глядя на нее по телевизору. А для тех, у кого разбомбили (в Донбассе, например, или в Сирии) дом, убили близких, она никакая не гибридная. А самая что ни на есть кровавая и ужасная. Как раз такая, за которую агрессоров надо отправлять под трибунал. И не "гибридный" трибунал им устраивать, а настоящий, для военных преступников - Гаагский.

Омбудсмен в генеральских погонах Татьяна Москалькова, по доброте душевной приглашающая международных наблюдателей в Крым (чтобы те могли убедиться, что "никакой оккупации Крыма не было и нет, как и нарушений прав человека на полуострове", по ее утверждению), недавно как раз побывала в этом регионе. Представители Меджлиса если и обращались к ней, то отнюдь не по поводу репрессий против коренного населения, а лишь "в связи с плохими условиями содержания заключенных в местных изоляторах". Об этом говорит сама Москалькова. А также о том, что большинство крымских татар якобы охотно "интегрировалось" в российскую систему и всем довольно. Никто не жалуется.

Еще бы. Тех, кто недоволен и что-то критикует, оперативники быстро "интегрируют" в полицейское отделение, а потом и в следственный изолятор. Так было с "узниками 26 февраля", выходившими к парламенту в Симферополе в 2014 году, когда ввели войска. Вдобавок к ним - двое "террористов" (причастных якобы к "Хизб ут-тахрир"), поскольку у них нашли религиозную литературу. Это молодые люди Рефат Алимов и Арсен Джепаров. Уточним, что "Хизб ут-тахрир" только в РФ считают экстремистской организацией, больше нигде в мире.

В этом году аресты и обыски в Крыму идут почти непрерывно. Так, 12 мая прокатилась волна обысков и задержаний как минимум в пяти домах мусульман в Бахчисарае, а также в местных кафе. А еще раньше, тоже в мае, во время праздника, около мечети Симферопольского района вооруженные сотрудники ОМОНа задержали более ста верующих. Их забрали в автобусы, куда-то повезли, но в тот же день отпустили, взяв обязательство о явке для "беседы" с силовиками.

20-22 крымских татарина пропало без вести. Несколько человек было найдено зверски убитыми.

Всех этих деталей происходящего омбудсмен Москалькова не разглядела или не заметила, ведь генеральские погоны явно сужают кругозор правозащитника. Интересно было бы получить все-таки от нее ответ на вопрос: оккупация ли это, когда к крымским татарам врываются в дома и после обыска увозят на допрос? Или это такой вид опроса общественного мнения - ради улучшения процесса их "интеграции"? Лидер Меджлиса Рефат Чубаров уверен, что с добрыми намерениями к людям по ночам с автоматами не врываются. Он много пишет и говорит о том, что коренное население живет в постоянном стрессе, не зная, за кем именно ночью придут в очередной раз. В 1944 году была депортация под дулами автоматов, а сейчас - перспектива оказаться в СИЗО. Это откровенное выдавливание людей из родных мест в изгнание.

Лидеры Меджлиса вынуждены были уехать в Киев, они заочно арестованы, а кто-то, как Ахтем Чийгоз, даже и очно (по обвинению в организации массовых беспорядков 26 февраля 2014 года). Вместе с Чийгозом удерживаются в СИЗО два активиста национального движения - Али Асанов и Мустафа Дегерменджи. После запрета Меджлиса (как "экстремистской" организации) теперь можно арестовать любого крымского татарина, обвинив его в причастности к деятельности этого органа. Рефат Чубаров считает, что сейчас выход один - добиваться национально-территориальной автономии, получив соответствующий статус.

"Крымские татары как коренной народ Крыма хотят воспользоваться своим правом на самоопределение в соответствии с Декларацией ООН о правах коренных народов", - говорит Чубаров. Если этого не сделать, то выбор будет такой: изгнание либо тюрьма. "Интеграция" в предлагаемом виде - невозможна, оскорбительна.

Айдер Муждабаев, заместитель главы телекомпании ATR, пишет в своем фейсбучном блоге: "Пора понять, что крымские татары - европейский народ, оказавшийся в унизительном национальном гетто. На территории Европы. В XXI веке. И что из этого гетто всем европейцам его нужно спасать. И что это не частное дело крымских татар, а вопрос сохранения европейской цивилизации, пережившей Холокост и ставшей другой. Осталось узнать, насколько".

Мы, группа московских гражданских активистов, полностью разделяем наихудшие опасения крымчан. Мы не сомневаемся, что этот режим (с его "гибридными" войнами" и "интеграциями" под дулом автомата) опасен как для местного населения, так и для жителей РФ, а также для всех сопредельных стран, включая европейские. Нельзя легкомысленно не замечать у себя под боком звереющего монстра, помешанного на парадах, войнушках и танчиках. Надо ему сплоченно противодействовать, так как добровольно он вряд ли остановится, поскольку вкусил крови и вошел в азарт.

18 мая, в День памяти жертв депортации крымскотатрского народа, мы проводим серию одиночных пикетов у Соловецкого камня на Лубянке. Это День скорби, а также День непримиримости тех, кто никогда не согласится с оккупацией и будет бороться за свою автономию в составе Украины. Это День солидарности с такой позицией. Мы приглашаем всех, кто хочет мира и процветания крымской земле, присоединиться к нашим пикетам.

Слава Українi. Героям слава.
Свободу политв'язням.
Луб'янку буде зруйновано.

На минувшей неделе прошло очередное заседание по делу Сергея Хмелева в Кировском районном суде Саратова. Продолжился допрос врачей, начатый 29 марта.

Врач тюремной больницы ОТБ-1 Александр Девятериков показал, будто бы 24 января 2015 года он осмотрел Сергея Хмелева, прибывшего этапом из колонии ИК-17, не нашел у него ничего, кроме язвы желудка, назначил лечение и сдал смену. Вскоре Хмелеву прооперировали прободение язвы. «Ничего особенного не было, обычная операция».

Затем в течение полутора часов врачу пришлось выкручиваться под градом вопросов адвокатов. Почему он назначил Хмелеву рентген грудной клетки и УЗИ кишечника, если нашел только язвенную болезнь? Почему как раз гастроскопию желудка не назначил? И как получилось, что 24 января Девятериков написал в анамнезе, что 26 января Хмелеву прооперировали язву желудка?

- Понимаете... там получилась такая ситуация, - виновато объясняет врач. - Когда я заполнял первичный лист, я заполнил все, кроме анамнеза. И когда история болезни уходила в архив, это обнаружилось, и я ее дописывал... В смысле, дописывал анамнез...

- А как же потом другие врачи оказывали лечение, если вы не установили даже диагноз? Без анамнеза можно ли назначить лечение, провести операцию?

- Но я-то знал анамнез, я просто в тот момент не отразил его в карте, это техническая ошибка...

- А почему вы раньше об этом не говорили?

- Потому что это выяснилось только на предыдущем заседании...

- Выяснилось на предыдущем заседании, что вы заполняли только через месяц медицинскую карту? Откуда вам стало известно, что было на предыдущем заседании?

- Начальник хирургического отделения Панферов сказал... Мол, что ты там написал какую-то бурду? Я стал судорожно вспоминать. Вспоминал, вспоминал - и вспомнил. Что я дописывал. Через месяц. Я этого практически не помнил. Начал листать историю болезни и потихонечку вспоминал, что когда заполнял графу анамнеза, написал лишнего.

- То есть вы 24 января установили язвенную болезнь желудка на основании анамнеза, который дописали через месяц?

- Я его установил тогда, но забыл написать.

- А тогда какой анамнез был?

- Такой же был.

- И там была информация о проведении операции?

- Еще раз объясняю, это чисто техническая описка... Ну, неправильно я составил, неправильно, такой вот я раздолбай! Если бы правильно все составил, вы бы вообще тут не докопались бы, - в отчаянии уже отвечал врач на дотошные расспросы адвоката Киселева, по первому образованию - медика.

Однако у адвокатов есть все основания полагать, что врач переписывал анамнез задним числом не по оплошности, а по просьбе начальства, и уже после того, как Хмелев написал заявление об избиении.

- А почему анамнез и вся история болезни заполнены одной ручкой, а вот эта запись сделана другой ручкой? - спрашивает адвокат Светлана Белова.

- Вот смотрите. Я пишу, пишу, у меня появились вопросы, я отвлекся...

- И ручку поменяли?

- Нет, ручку я не поменял, но она у меня то пишет, то не пишет...

- Чернила кончились?

- Нет, чернила не кончились, просто она еще не расписалась...

- Как же получается, что вы месяц спустя пишете той же ручкой?

- Могу пояснить, что я стал продолжать другой ручкой, она плохо пишет, а дальше той же самой писал. Вот смотрите: пишу, пишу, отвлекся, на другой странице надо писать, взял другую ручку, она плохо пишет. Нашел ту, которой я до этого писал, и дописал до конца. Такой вариант вас устраивает?

Допрос Александра Девятерикова

Слушать такой допрос, надо сказать, было неловко, стыдно. И как-то жутковато наблюдать зависимое положение врача, который вынужден, как школьник, выкручиваться в суде, покрывая ложь своего начальства.

«Ведь, по большому счету, эти самые врачи и спасли Хмелеву жизнь! Сам Панферов в судебном заседании пояснил, что, если бы не он и не его операция, Хмелев бы просто-напросто умер. И это чистая правда. Тогда напрашивается вопрос: зачем они до сих пор покрывают своих коллег и вынуждены сами себя называть раздолбаями, вместо того чтобы слышать слова благодарности от Сергея и его родных?» - восклицает адвокат Маргарита Ростошинская.

Но тюремные врачи подчиняются системе ФСИН. Не клятва Гиппократа, не совесть, а приказ начальства для них закон. Тюремный врач боится лишиться работы, аналога которой в условиях местной безработицы ему не найти. А начальство приказывает подделывать медицинские документы, приказывает лгать, лжесвидетельствовать...

Предположим, 24 января 2015 года вечером Девятериков осмотрел прибывшего этапом Хмелева, диагностировал состояние средней тяжести, утром ухудшения состояния не обнаружил и сдал дежурство, а через месяц дописал анамнез, «ляпнув» по оплошности, что 26 января Хмелев был прооперирован в связи с прободением язвы. Однако в карте момент прободения язвы не зафиксирован. И назначения записаны такие, какие не при язвенной болезни, а при переломе ребер и разрыве кишечника делаются.

Врачу пришлось признать, что и гидропневмоторакс, и разрыв селезенки могли возникнуть у Хмелева в результате травматического воздействия.

Татьяна Якунина, терапевт колонии ИК-17, показала в судебном заседании, что наблюдает Хмелева с момента поступления в колонию, то есть с 2010 года. Уже тогда Хмелев страдал язвой желудка. Периодически с этой болезнью он направлялся в больницу. Последний раз - в январе 2015 года, но в момент этапа она Хмелева не видела. На вопросы Хмелева она подтвердила, что, вернувшись в колонию, он был в плохом состоянии и она положила его в лагерный стационар.

Затем продолжился допрос врача Панферова, заведующего хирургическим отделением ОТБ-1, начатый на заседании 29 марта. Панферов оперировал Хмелева и, надо полагать, спас ему жизнь. Однако в суде он вынужден говорить, что спасал его не от разрыва кишечника, не от пневмоторакса, возникшего в результате прокола легкого сломанным ребром. А от прободения язвы. Ему на ходу пришлось придумывать причины, почему клиническая картина прободения язвы не отражена в истории болезни, почему после операции он назначил лечение, которое назначают после операции кишечника, а не желудка, и так далее.

Вопрос адвоката Ростошинской, с какой целью он информировал Девятерикова о том, какие вопросы ему будут задаваться в суде, судья Новиков снял.

Допрос Панферова

Сергей Хмелев спросил Панферова, помнит ли он, что назначал ему новый этап в ОТБ-1 через полгода и отмечал такую рекомендацию в медкарте.

«В чем состоит вопрос?» - спросил судья.

«Вопрос в том, что данный свидетель записывал рекомендацию об этапировании меня из ИК-17 в течение полугода в больницу. Конкретно речь о том, что никакой язвы желудка мне не оперировали, понимаете? Мне оперировали кишечник. И данный свидетель мне говорил о необходимости через полгода, после моего выздоровления, этапировать меня в ОТБ-1 для того, чтобы прооперировать мне как раз язву желудка. По рекомендации данного свидетеля меня должны были этапировать в мае 2015 года. Но в связи с возбуждением дела Зейналов меня снял с этапа. Это в их интересах было - снять меня с этапа...»

Панферову пришлось признать, что медицинская карта Хмелева была составлена с нарушениями. Но ведь когда в апреле прошлого года Сергей Хмелев подал заявление об избиении его сотрудниками колонии, отказ в возбуждении уголовного дела «по факту причинения телесных повреждений» был основан именно на этих медицинских документах.

«Перфорация язвы - это как ножевое ранение, больной лезет на стенку, не может ночь провести спокойно. Если бы это было, то об этом была запись в медицинских документах. Но ее нет», - поясняет адвокат Киселев.

«Интересно получается: врач-"раздолбай" составил и предоставил документы с ложной информацией, а судят Хмелева! Два врача, принимавший Хмелева и проводивший ему операцию, говорят о том, что составили документы задним числом и с нарушением требований закона... Налицо фальсификация медицинских документов, фальсификация протоколов допросов, фальсификация других материалов дела, оказание давление на свидетелей... а на скамье подсудимых почему-то лишь один Хмелев», - пишет Ростошинская.

Ей также непонятно, почему Хмелева судят по ч.2 ст.306 - «заведомо ложный донос с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления». Хмелев не указывал в своем заявлении, какой степени тяжести был причинен вред его здоровью в результате избиения. Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью, как и причинение легкого вреда здоровью, не являются по нашему законодательству тяжкими преступлениями. Только умышленное причинение тяжкого вредя здоровью - тяжкое преступление, но Хмелев не назвал в своем заявлении степени тяжести. Ее определяет экспертиза. Но экспертиза состояния Хмелева, которая с самого начала должна была присутствовать в этом уголовном деле, проведена не была. Ни отказывать Хмелеву в возбуждении дела об избиении, ни тем более возбуждать против него дело за «ложный донос» без такой экспертизы было немыслимо и абсурдно.

Между тем уже целый год длится этот абсурд.

И язвенной болезнью Хмелев страдает по сей день. Но лечения, назначенного врачами еще на май прошлого года, не проведено и в обозримом будущем не предвидится.

Следующее заседание Кировского районного суда по делу Сергея Хмелева назначено на 18 мая.

Игорь Яковенко усомнился в здравомыслии тех, кто поддержал очередные поправки фашистской хунвэйбинки Яровой к антиэкстремистскому законодательству. Речь идет о запрете выезда за границу для тех, кому ФСБ объявила предостережение о недопустимости некоей деятельности, по мнению ФСБ, потенциально чреватой террором, войной и геноцидом. По действующим правилам для вынесения предупреждений не нужны вообще никакие формальные основания, кроме «мнения» выносящего предупреждение органа. То есть при желании ФСБ может штамповать такие предупреждения-предостережения любым гражданам, деятельность которых властям просто не нравится.

Яковенко задается вопросом: зачем не выпускать из страны неблагонадежного гражданина, который вам не нравится? Пусть себе едет и тем самым уменьшает на одну боевую единицу численность «пятой колонны». Никакого роста протеста эти меры не остановят, а если протест случится, то лишь подбросят в него горючего материала. Вывод: «там» у всех полная разруха в головах. А вот я бы не стал недооценивать интеллектуальные способности врага. Да, «они» страдают острым тоталитарным зудом запретительства. Но просчитывать свои действия умеют.

На мой взгляд, пресловутая поправка Яровой о запрете выезда «предупрежденным» абсолютно рациональна и очень точно рассчитана. Она прицельно направлена против той части российского общества, которая, по словам самого Яковенко, страдает патологической анемичностью и дистрофией воли. Это успешные в жизни и благополучные люди, которые до сих пор уверены в том, что раз они не делают ничего «недозволенного», то им за их не вполне верноподданническую общественную активность «ничего не будет». Они привыкли к тому, что можно участвовать в различных не вполне лояльных, но вполне респектабельных и умеренных информационных, культурных и правозащитных проектах, особенно не рискуя собственным комфортом. Наше чахлое «гражданское общество» в значительной степени держится именно на таких любителях «малых дел» в свободное от основной работы время.

А теперь прикиньте, какой процент этих замечательных людей ради продолжения своей замечательной общественной активности будут готовы пожертвовать возможностью ездить отдыхать за границу? Пожертвовать главным атрибутом постсоветского образа жизни, без которого они свою жизнь просто не мыслят? Любая Яровая сообразит, что большинство из них предпочтет либо прекратить свою деятельность, либо убраться за границу, не дожидаясь «предостережения». Чтобы спрогнозировать дальнейшее поведение этих людей, достаточно вспомнить недавние философические размышления Ксении Собчак о жизни лягушек.

И где будут все эти популярные «ньюсмейкеры», если им начнут перекрывать выезд за отдельные острые высказывания, которые они изредка себе позволяют в публичном пространстве? Это не говоря уже о том, что многие «гражданские инициативы» будут просто парализованы, если их участники не смогут совершать многочисленные «деловые» поездки и посещать всевозможные международные тусовки. Действующая власть вполне последовательно ведет дело к полному удушению не только независимых, но даже полунезависимых структур гражданского общества, которые еще сохраняются. Эпоха, когда путинская клика была заинтересована в сохранении на периферии общественной жизни легального оппозиционного гетто, придающего ее лицу некоторое благообразие, закончилась. В последние годы это лицо было обезображено настолько, что Кремль потерял интерес к макияжу. Он осознал, что ему больше нечего терять.

А потому никаких границ легальности, гарантирующих оппозицию от репрессий, больше не будет. Любое общественное образование, нарушающее неформальные запреты на болезненные для власти вопросы, будет раздавлено. На это направлены все последние значимые шаги Кремля, начиная с назначения Москальковой и кончая новым витком зачистки «полунезависимых» СМИ. Однако в длинном ряду этих шагов возможность запретить любому неугодному выезд за границу носит символический, «знаковый» характер. Это окончательно выбивает почву из-под ног той социальной среды, которая всю свою жизненную стратегию строила на утверждении: сколь бы ни был отвратителен путинский авторитаризм, поскольку существует свобода выезда, он лучше советского тоталитаризма. А значит, с ним можно жить, к нему можно приспосабливаться, с ним можно договариваться. Можно, подчинившись каким-то навязываемым режимом правилам, сохранить минимальное пространство свободы.

Наша слегка фрондирующая среда привыкла слишком хорошо жить. Время чахоточного гражданского общества должно закончиться в силу естественно-биологических причин. Ему на смену должно прийти время «профессиональных революционеров», для которых вообще не будет проблемы, насколько их деятельность соответствует трактовке закона теми людьми, которые присвоили себе исключительное право трактовать закон. Потому что фашистские законы Яровой будут для них не более (но и не менее), чем глубочайшим оскорблением их нравственных чувств.

Я вам скажу, что я очень часто и очень плотно общаюсь с представителями нашего судейского сообщества, и должен сказать, что очень много очень достойных людей, очень достойных, высочайшей квалификации. Мы всегда очень остро реагируем на какие-то негативные факты... А вот, когда у нас принимается решение позитивное, мы как-то... Вот про позитивное. Помните историю с "Тангейзером" в Новосибирске? И все говорили: "Всё! Сейчас его привлекут к административной ответственности, даже к уголовной"... И вот в новосибирском суде, районном суде это дело рассматривалось, и рассматривалось именно как административное нарушение. И суд принял решение: производство по делу прекратить за отсутствием состава административного правонарушения... И вы говорите о том, что народ не доверяет суду, а я вам говорю, что в этом есть доля ошибки. Потому что наша судебная система работает совсем не так плохо, хотя не так хорошо, как нам хотелось бы.

Михаил Федотов, глава Совета по правам человека

Я тихо еду по набережной. Я позабываю грубоватую сцену. Мне рисуются прелестные сценки из недалекого будущего.
Вот я, предположим, еду на велосипеде с колесьями, похожими друг на друга как две капли воды.
Вот я сворачиваю на эту злосчастную аллейку. Чей-то смех раздается. Я вижу - сторож идет в мягкой шляпе. В руках у него цветочек - незабудка или там осенний тюльпан. Он вертит цветочком и, смеясь, говорит:
- Ну, куда ты заехал, дружочек? Чего это ты сдуру не туда сунулся? Экий ты, милочка, ротозей. А ну, валяй обратно, а то я тебя оштрафую - не дам цветка.
Тут, тихо смеясь, он подает мне незабудку. И мы, полюбовавшись друг другом, расстаемся.
Эта тихая сценка услаждает мое страдание. Я бодро еду на велосипеде. Я верчу ногами. Я говорю себе: "Ничего. Душа не разорвется. Я молод. Я согласен сколько угодно ждать".

Михаил Зощенко. "Страдания молодого Вертера"

Понятие "ватник" не имеет четкого определения. Да и содержание его весьма расплывчато, изменчиво. И тем не менее это объективная реальность. Мы живем среди ватников. Рассуждать о том, что подобное использование данного термина несправедливо по отношению к известному предмету одежды, много лет спасавшему от холода миллионы людей, поздно. Этот термин прижился.

Сами ватники, начавшие использовать это понятие в качестве гордого самоназвания, попытались придать ему "антибуржуазное" звучание. Мол, ватник - это представитель простого народа, социальных низов, противостоящий зажравшейся элите. Подобно советским людям еще добрежневской эпохи, он не просто не имеет доступа к "буржуазным излишествам", но и не стремится к ним. Он патриотично готов довольствоваться немногим. Для него это идейно мотивированный образ жизни.

Однако ни гёзов, ни санкюлотов из ватников явно не получилось. И дело не только в том, что наиболее выразительные образчики ватников наблюдаются в социальных слоях уж всяко не ниже среднего. Отсылка к образам советской эпохи - это не обращение к ее аскетической самоотверженности. Это обращение к ее принудительности, нетерпимости, великодержавности. В самом общем виде под словом "ватник" сегодня подразумевают туповатого и агрессивного кондового шовиниста, империалиста и ксенофоба, безоговорочно преданного действующей власти.

Но и это в значительной степени упрощение. Вот, например, интеллигентная, образованная, умная и талантливая учительница литературы, не страдавшая ни ксенофобией, ни особой любовью к начальству, но ставшая крымнашисткой. Когда говоришь ей, что Россия вероломно нарушила свое обязательство уважать территориальную целостность Украины, она не моргнув глазом отвечает: "А ты что, всерьез веришь, что в твоей Америке не подтасовывают результаты выборов?" Часто ватникам приписывают не поддающуюся рациональному объяснению, ставящую в тупик алогичность. Есть ли какая-то логика в этом неистребимом совковом "а у них зато негров вешают"?

Среди наших либералов широко распространено ложное представление о том, что ватник слепо верит "зомбоящику". Отсюда делается не менее ошибочный вывод: мол, стоит поставить во главе федеральных телеканалов правильных парней - и можно будет легко и быстро перевоспитать ватника. Эти заблуждения связаны во многом с тем, что в своей значительной части отечественные либералы являются приверженцами концепции "просвещенного авторитаризма".

На самом деле любой информации ватник доверяет весьма избирательно. То есть верит ровно в то, во что верить считает правильным и выгодным. Иначе невозможно объяснить, почему он категорически отметает альтернативную информацию, которая со стопроцентной очевидностью опровергает то, во что он верит. Например, в деле Савченко, в котором жульничество следствия и суда очевидны стопроцентно. В конце концов, ватник достаточно наслышан и о лживости телепропаганды, и о, мягко скажем, нечестности российских следователей и судов. Часто не просто наслышан, но и сталкивался лично.

Характерно, что в своих откликах на дело Савченко многие ватники вообще обходят вопрос о достоверности выдвинутых против заложницы обвинений. Им это неважно. Достаточно того, что Надежда Савченко - враг, который воевал против "наших". И пропагандистская ложь, приписывающая врагу выдуманные преступления, и расправа над врагом с помощью превращенного в издевательский фарс "суда" - все это просто средства ведения войны.

Суд для ватника не более чем одно из средств ведения войны. То есть, ватник вообще не воспринимает суд как средство установления истины. Именно потому, что он достаточно осведомлен о степени честности отечественных судов. Просто ватник убежден в том, что суды везде такие же. Как и в том, что итоги выборов подтасовывают тоже везде.

Корни этой беззаветной веры ватника - в той самой "особой русской ментальности", сформированной суровыми историческими условиями, требовавшими не заморачиваться, когда для выживания надо поработать локтями. Не заморачиваться, когда надо пройти по головам, солгать, предать, донести, смолчать, когда те, кто сильнее тебя, бьют и унижают другого человека. Смолчать, когда бьют и унижают тебя.

Нынешний ватник - потомок тех, кто столетиями унижался перед баскаком, барином, урядником, партийной шишкой. Он и сам успел вдоволь поунижаться перед работодателем, перед бандитом-рэкетиром. Он раб, трус и конформист, неспособный пожертвовать хоть чем-то ради правды, справедливости, сострадания. Он в принципе неспособен отстаивать собственные права и интересы перед более сильным. Он компенсирует это непреодолимым желанием нагнуть того, кто слабее. Или оказаться на стороне более сильного, который будет нагибать других как бы и от его имени. Даже если этот более сильный постоянно нагибает его самого. Сам ватник будет ощущать, что это он вместе с сильным нагибает других. Галантерейщик и кардинал - сила! Парижский галантерейщик эпохи патерналистского абсолютистского режима - такой же "ватник". Просто у нас эта эпоха несколько подзатянулась.

Именно потребность в компенсации чувства собственной ничтожности заставляет ватника с пеной у рта доказывать другим, но в первую очередь себе, что везде так и все такие. Сознавать, что тебя тупо обсчитали на выборах и гоняют по разнарядке как скот на путинги просто потому, что ты трус и конформист, нестерпимо. Нет, так везде устроена жизнь, суть которой в том, кто кого нагнет. И сопротивляться этому бесполезно. И в вашей Америке подтасовывают результаты выборов. И суды там так же выполняют политический заказ. И права никакого на самом деле нет. Это инструмент манипуляций в руках сильных и ловких, с помощью которого они разводят лохов.

Сказать, что сознанию ватника присуще пренебрежение к праву, - это не сказать ничего. Сознанию ватника присуща агрессивная ненависть к самому слову "право". Когда ватник слышит это слово, он точно знает: его хотят надуть в особо циничной форме. И воспламеняется непреодолимым желанием сделать именно это с теми, кто "впаривает" ему про право. В этом "ватника" можно понять. Его действительно как-то раз цинично надули. Сравнительно недавно. При жизни нашего поколения.

Те, кто это сделал с большой выгодой для себя, любят порассуждать про то, что другого ватник и не заслуживал. А еще про утопичность попыток поломать эту нашу вечную матрицу. Сколько ни вали Медного Всадника, сколько ни разрушай созданную ватниками государственность, они обязательно воспроизведут ее снова. И она опять будет основана на архаичных феодально-племенных отношениях, опять будет деспотически-самодержавной и агрессивно-имперской. Поэтому не надо дергаться.

Не верьте этим людям. Гоните этих людей. Они хотят развести нас, как они уже развели ватников. Чтобы поломать "ватную" матрицу, надо раз и навсегда отказаться от попыток обмануть кого бы то ни было. В том числе и ватников. Не надо подстраиваться под ватников. Не надо утешать ватников тем, что не они виноваты, что такие. Что они жертвы. Ватникам надо честно сказать, что они ватники.

В связи с подключением к ситуации вокруг "дела Буковского" разного рода юристов и прочих "знатоков", объясняющих якобы незаконность и бессмысленность его акции протеста, подготовил небольшой комментарий, уточняющий суть дела. Кстати, все эти моменты являются вполне очевидными для любого человека, который потрудится хоть немного вникнуть в суть, послушает объяснения самого Владимира Константиновича, а главное — не будет вестись на дешевые чекистские набросы и демагогию.

1. Голодовка Буковского — это протест не против самого факта обвинения (хотя он и считает его абсолютно необоснованным и абсурдным, с точки зрения прав личности, а не современной европейской "политкорректности", с которой он борется много лет), а против затягивания без видимых и разумных причин рассмотрения его иска к прокуратуре.

2. Понятно, что голодовкой, как и любыми другими попытками оказать любое давление на независимый английский суд, впрямую ничего добиться нельзя. Но Владимир Константинович и не этого добивается: он четко объяснил, что адресуется к английскому (и западному) общественному мнению.

3. Он обвиняет прокуратуру вовсе не в "заговоре с Путиным и/или КГБ-ФСБ", а лишь в их преступной беспечности, благодаря которой чекистам удаются самые наглые и дешевые провокации против честных людей, подрывающие надежность западной системы правосудия как гаранта справедливости, прав и свобод личности.

4. Клевета заключается не в самом факте обвинений, а в публичном распространении заведомо ложной информации, высосанной из пальца (или услужливо подброшенной) и противоречащей даже фабуле официального обвинения, направленной на априорную дискредитацию человека ДО начала уголовного процесса.

Заявление Международного комитета защиты Стомахина в поддержку Владимира Буковского.
Комментарий Владимира Буковского в связи с голодовкой протеста.

Дело Натальи Шариной, директора Библиотеки украинской литературы, с самого начала казалось абсурдным. Однако сегодня, через полгода после заключения Шариной под домашний арест, ее положение резко ухудшилось.

Дело в том, что ч. 2 статьи 282 УК предусматривает срок лишения свободы до 5 лет и относится к категории средней тяжести. С таким обвинением мера пресечения не может длиться более полугода. Однако 28 марта следствие выдвинуло против Шариной новое обвинение, по которому ей может грозить срок до 10 лет. 29 марта срок следствия был продлен до 29 июля, а 5 апреля Шариной было предъявлено постановление о привлечении ее в качестве обвиняемой.

Новое дело Шариной еще более абсурдно, чем предыдущее. Ее обвиняют по ст. 160 - "присвоение или растрата". Что же, по мнению следствия, библиотекарь растратила? А средства, выделенные департаментом культуры, ровно на то, на что они были выделены, - на юридическую защиту библиотеки в 2011 году от обвинения по той же 282-й статье.. Дело тогда было прекращено за отсутствием состава преступления. А вот теперь Наталью Шарину хотят засудить по тяжкой статье за то, что она пять лет назад себя защищала.

26 апреля судья Пресненского районного суда Тереза Жребец рассмотрела подряд два ходатайства о продлении срока содержания Натальи Шариной под домашним арестом. "Шарина в настоящее время обвиняется в трех преступлениях - это п.б ч.2 ст.282, ч.3 ст.160, ч.4 ст.160 УК РФ. Вину она не признает. Срок содержания под домашним арестом истекает 28.04.2016. Избранная мера пресечения не может быть отменена или изменена на иную, не связанную с лишением свободы… Шарина, находясь на свободе, может скрыться от предварительного следствия и суда или иным способом воспрепятствовать производству по уголовному делу". Стандартный набор фраз в таких ситуациях. Следователь попросил продлить срок содержания под домашним арестом на 1 сутки, до 29.04.16.

Судья оглашает материалы дела по заголовкам листов. Перечень оказывается достаточно коротким. Выходит, за все полгода содержания Шариной под домашним арестом никаких следственных действий по ее делу и не проводилось.

Адвокат Иван Павлов сообщил, что, предъявив наспех тяжкое обвинение по ч. 4 ст. 160, следователь даже не сумел грамотно его сформулировать. Он не представил суду вообще никаких документов, которые хоть как-то обосновывали бы выдвинутое против Шариной новое обвинение. Все представленные суду материалы касаются первоначального обвинения Шариной по ст.282. "Предельный срок домашнего ареста по этой статье истекает завтра".

Павлов сослался на постановление пленума Верховного суда РФ № 41 2013 года: решение о домашнем аресте допускается только после проверки судом обоснованности обвинения и причастности лица к совершению преступления. Растрата - это вид хищения, то есть действие, совершенное с корыстной целью в пользу виновного. Ни слова о хищении и о присвоении в предъявленном обвинении нет. Следователь сообщает, что перечисление денежных средств адвокату было сделано по заключенному между библиотекой и адвокатом договором, законность которого никто не оспаривает. Санкционированное управлением культуры и мэрией Москвы перечисление средств адвокату Якимову за оказание юридической помощи учреждению и его сотрудникам в период следственных действий не могло носить противоправный характер. Уголовное преследование Шариной позднее было прекращено за отсутствием в ее действиях состава преступления. Каким образом эпизод с перечислением средств адвокату Якимову можно соотнести со статьей 160 УК?

Другой эпизод - выплата денежных средств в качестве заработной платы двум юристам библиотеки по ранее заключенным трудовым договорам. В мотивировочной части постановления действия Шариной квалифицированы не как хищение, а как передача в пользу других лиц вверенных ей денежных средств. Таким образом, привлечение Шариной в качестве обвиняемой даже юридически составлено неграмотно, не говоря уж о фактическом отсутствии состава преступления.

После десятиминутного перерыва судья Жребец изящной скороговоркой зачитала удовлетворение ходатайства следователя о продлении срока домашнего ареста Шариной, повторяя формулировки следователя.

Тут же началось второе заседание - на этот раз с прокурором Головастиковой. Следователь зачитал ходатайство о продлении срока домашнего ареста Шариной до 29 июля 2016 года с теми же формулировками, прокурор поддержала ходатайство. И судья заключает Наталью Шарину еще на три месяца под домашний арест.

Чем же не угодила режиму интеллигентная женщина-библиотекарь, ровно ничем не мешавшая власти? А логики нет никакой, есть разнарядка. Есть указание штамповать дела об экстремизме - чем Библиотека украинской литературы не добыча? А раз уж человек схвачен, то как дело не сшить? Предъявить ей, правда, нечего, но почему бы тяжкое преступление не навесить ради продления срока? Нужны отчеты, премии. А судьба ни в чем не виновного человека так же безразлична винтикам этого карательного механизма, как безразличны уголовникам жизнь и здоровье их жертв.

Давно мне хотелось написать о феномене Павленского, но никак не удавалось подобрать слова. Даже среди самых героических политзаключенных он смотрится особняком: процессы над ним не оставляют ощущения драмы, мучительного преодоления, а наоборот, заставляют улыбаться и хохотать, забывая о боли и страхе. Для этого недостаточно быть просто смелым и несгибаемо отражать удары судьбы, надо еще перехватывать инициативу у репрессивных органов и навязывать им свою игру.

Сегодняшнее заседание стало одной из жемчужин этого жанра. Должен был состояться допрос свидетелей защиты - зачастую самая скучная часть процесса. Свидетели защиты обычно или излагают версию, подтверждающую невиновность обвиняемого, или просто делают обвиняемому комплименты: какой человечный он и добрый, как помогает семье... Троих неизвестных, немного странно выглядящих женщин, которых адвокаты попросили ждать в коридоре, зрители восприняли внешне спокойно, стараясь не выказывать удивления. В основном удивление вызывала юбка одной из свидетельниц: сзади она была, а спереди почти что нет. Немного контрастировали со стилистикой обычной судебной публики высокие каблуки, яркий макияж. Но мало ли кто как выглядит и какие друзья могут быть у Павленского.

По-настоящему же огорошили показания, которые начала давать первая свидетельница Елена (фамилии тут по замыслу излишни), та, что с юбкой наполовину. К акции она отношения не имела, видела в интернете, Павленского лично не знала. Свидетели ролика в интернете бывали уже в российских судах, на деле Pussy Riot, например, но это всегда воспринималось как признак деградации обвинения. В голове все крутился вопрос: а точно ли это свидетель защиты?

Акция женщине не понравилась, искусством она ее не считает, вандализмом тоже не считает, а вот осквернением - да, ничего позитивного в действиях Павленского не видит и предложила бы ему самовыражаться в закрытом помещении. Однако адвокаты были невозмутимы и спокойно задавали вопросы, позволяющие сделать мнение свидетельницы более полным. Например, спрашивали, можно ли акцию назвать не только осквернением, но и опоганиванием.

Замысел стал чуть более понятным, когда Елена рассказала, что к ней в кафе подошел пару недель назад некий Иван, сказал, что он от Павленского, показал акцию на Ютьюбе и попросил выступить в суде. То же самое рассказывали Ирина и Дана. Ни одна из них, впрочем, не оценила акцию "Свобода" позитивно, а уж акция "Фиксация"... "Да что вы! Как такое в голове может уложиться!"

Ирина, "конечно, извините, была в шоке", Дана назвала акцию "сумасшествием, бредом". По поводу того, вандализм ли это, мнения разошлись. Одно было точно для всех: Павленский не художник, ведь он не рисует цветочки. Хаотическим нагромождением безграмотных штампов свидетельницы напоминали типичное консервативное квохтание в коментах и на завалинках, напоминали свечницу и алтарника, оскорбленного ветерана из калининградского дела о флаге, да и свидетелей обвинения, собственно, по делу о "Свободе": уборщика, желавшего акционистов расстрелять, местную жительницу, которая и родила термин "опоганивание"... И втройне смешно было то, что сторона защиты привела сама людей, которые ругают Павленского. В следующий раз будут новые свидетели, проанонсировали адвокаты, "другой слой населения, мужчины".

Все просто: если факты осквернения традиционно диагностируются по ощущениям посторонних людей, не всегда имеющим отношение к акции и тем более к искусствоведению, то почему бы не отзеркалить и не превратить эту историю в абсурдистский цирк? Пусть любой человек с улицы пишет обвинение. Помешать этому может только серьезное отношение к суду и боязнь "раздражить судью", которая может дать больший срок.

Павленский упорно отнимает их полицейский хлеб, заставляя реагировать. Ведет расследования, так сказать. Сам себя пытает. Сам себя ругает через найденных и, по его словам, проплаченных свидетелей. Сам себя сажает и требует утяжелить себе статью. А если человек не держится ни за какие призрачные перспективы - как бы нанести себе поменьше вреда и выйти поскорее - от него исходит подлинная творческая свобода.

И у окружающих блюстителей государства начинается дискомфорт. С какой надеждой в голосе предлагала вчера судья Никитина закрыть дело по истечению срока давности - но Павленский был неумолим. Как легко сшить дело-месть о терроризме малоизвестному Ивану Асташину или же устроить показательный процесс в аннексированном Крыму, заранее написав фабулу... и что делать с Павленским, против которого дел-то и не планировалось, заказа такого не было (а как работать без заказа?), но приходится, он заставляет - жжет дверь самого главного и страшного здания в стране и никуда не уходит, а потом не дает слить его потихоньку.

Прекрасно помню день взятия Павленского под стражу. Перед этим как-то сложно было определиться, что лучше: возмущаться задержанием или радоваться тому, что статья такая легкая, и не будить лихо. А он вместо этого требует себе терроризм. Потому что позволить себе слиться по-тихому значит потерять всю суть акции: ФСБ - террористическая организация, которая в своих террористических целях шьет террористические дела. Согласиться с ним они не могут: получится, что прогнулись! Согласятся - признают правоту, не согласятся - будут откровенными лицемерами.

И приходится то дело сформулировать так, что здание ФСБ - это объект культурного наследия, потому что там убили много людей. То в основу приговора положить мнение уличных маргиналов. Ждем новых представлений.

Вчера я ходил в Следственный комитет на допрос по делу Дмитрия Бученкова.

Бученков стал фигурантом Болотного дела только недавно. Его арестовали 2 декабря прошлого года. С самого начала следствие велось с грубейшими нарушениями. К обвиняемому не допускали адвоката Светлану Сидоркину, и она не только не имела возможности защищать его на суде по мере пресечения, но и затем в течение нескольких дней не могла узнать, где он находится. В это время на него оказывали психологическое давление.

Дмитрия обвиняют в участии в массовых беспорядках (ч. 2 ст. 212 УК), якобы имевших место на Болотной площади 6 мая 2012 года, и в применении неопасного для жизни насилия к представителям власти. Дмитрий и его близкие сообщают, что в тот день его вообще не было на Болотной площади - он был у своих родителей в Нижнем Новгороде, поэтому никаких правонарушений совершить не мог.

Я являюсь свидетелем в этом деле, потому что много лет лично знаком с Бученковым и находился на Болотной площади 6 мая 2012 года.

11 декабря 2015 года в интернете появилась фотография "человека в черном", которого следствие (по предположениям активистов) считает Дмитрием Бученковым.

Я в белой майке рядом с "человеком в черном"

Я не знаю, что за человек в черном капюшоне на этой фотографии и много ли вреда он нанес полицейскому в каске и полном обмундировании, но мне очевидно, что это не Дмитрий Бученков.

Когда я увидел эту фотографию и понял, что на ней не Дмитрий, я связался с адвокатом Сидоркиной, сообщив, что могу быть свидетелем по делу Дмитрия.

Впоследствии я узнал, что этот человек в черном обвиняется в переворачивании биотуалетов на Болотной площади. Я находился с самого начала рядом с теми, кто переворачивал кабинки, и был поблизости до окончательного разгона толпы полицией. Могу свидетельствовать, что Дмитрия Бученкова там не было.

Между сквером на Болотной и набережной, я в центре в белой майке (источник)

Чуть ближе к Болотной от того места. Я слева от центра в белой майке. Фото: Евгений Фельдман

Общая последовательность событий такова: я примерно к началу (т.е. 15:00) приехал к метро "Октябрьская", откуда началось шествие. Я шел в колонне защитников Pussy Riot, у меня была на голове розовая балаклава (потом она висит у меня на груди на фотографиях). На Большом Каменном мосту на нас и представителей ЛГБТ с радужным флагом напали провокаторы и пытались вырвать флаг. Далее рядом с "Ударником" была сидячая забастовка. Я думал тоже посидеть, но не очень понравилось. На Болотную я не мог пройти, хотя хотел попасть на митинг, потому что туда, кажется, никого не пускали. Перекрытие входа на Болотную считают одной из многочисленных полицейских провокаций на этом митинге.

Потом кто-то вроде бы решил прорывать оцепление полицейских. Я не уверен, видел ли я это сам или читал потом в интернете, но эта затея мне казалась и кажется довольно глупой, потому что полицейских было очень много и те люди, кто прорвались за первое оцепление, попали скорее всего прямиком в автозак. В какой-то момент в полицейских полетели камни. Больше всего мне запомнилось, как полицейские рассекли толпу перед "Ударником" на несколько частей и огромной колонной бежали через пустое пространство с дубинками, которыми без разбора били тех, кто стоял с краю.

Постепенно я сместился ближе к Болотной площади. Там я какое-то время стоял в сцепке с людьми, которые думали, что это может быть эффективной самозащитой. Но было не так: полицейские с дубинками постоянно бросались на людей, били их и вытаскивали кого-нибудь из толпы, чтобы задержать. Потом я помню, что кто-то с немного безумным взглядом предложил мне опрокидывать туалеты, как будто это было очень важным и могло бы нас защитить от толп полиции. Потом все растекалось по асфальту, а со стороны Болотной площади прибежали еще полицейские, которые разогнали группу людей и там (это было уже между сквером на Болотной и набережной). Я ушел обратно через Большой Каменный мост около 20:00.

Как устанавливали палатку, я тоже помню (хотя не могу поручиться, что это та же). Автор фотографии: Евгений Фельдман, "Новая газета".

Этот человек совершенно не похож на настоящего Дмитрия Бученкова:

Человек в черном и Бученков. Совершенно разные формы носа и подбородок.

Подробное сопоставление фотографий Бученкова и человека в черном читайте в анализе Дмитрия Борко. Эксперт-криминалист уверен, что Бученков и человек в черном - это разные люди. Там же приводятся психологические и политические несоответствия. Действительно, почему полиция только через три с половиной года смогла найти активиста, который был ей давно известен, если его фотографии и видеозаписи с самого начала были растиражированы в интернете? Напомню, что Максима Лузянина, который все время был в маске и который почти никому не был известен в протестном движении, нашли уже в мае 2012-го.

Человек в черном весьма привольно чувствует себя на Болотной площади. Он бьет полицейских, бросает их на асфальт, кидает в них стеклянные бутылки, брызгает в них из газового баллончика, переворачивает туалеты. Он явно чувствует свою безнаказанность.

Фото: Евгений Гурко/OpenSpace.ru

Будучи давним участником акций протеста, я могу сказать, что такое поведение практически невозможно для активиста с большим опытом. Анархисты и антифашисты очень часто закрывают лица даже на согласованных акциях, на которых ничего противозаконного не происходит. Примерно половина деятельности гражданского общества связана с защитой несправедливо осужденных товарищей, политических заключенных. Все давние активисты (каким был и Бученков) прекрасно знают, что если они дают хоть малейший повод, то их моментально сажают в тюрьму, а если не дают, то дело против них легко фабрикуют.

Для меня очевидно, что с таким ощущением безнаказанности вести себя не мог никакой оппозиционный активист, а значит, это мог быть человек, связанный с властью, которому безопасность была заранее гарантирована. Я не верю, что это был случайный человек, потому что он явно был хорошо подготовлен к своим действиям, избежал задержания, имел при себе баллончик (разве что маску почему-то не надел). Гражданским активистам подобные "тренировки" проходить явно негде. Я считаю, что это мог быть только специально обученный сотрудник спецслужб, - это и объясняет, почему его "не могут найти" (скорее всего и не искали).

Другой вопрос, почему вместо него понадобился Бученков. Вполне возможно, что они хотят оказать давление на протестных активистов накануне выборов (а анархистов и антифашистов они готовы сажать в любое время). Кроме того, вполне возможно, что их ведомства не координируют свои действия и привлечение к ответственности другого человека - это их просчет.

На Болотной площади было очень много провокаций (по сравнению с другими акциями). Более того, власти изначально о них знали, но ничего не сделали для их предотвращения - скорее ими воспользовались (а многие из них сами организовали).

То, что на фотографиях не Дмитрий Бученков, очевидно мне и другим людям, которые были с ним лично знакомы.

Более того, я не видел Дмитрия Бученкова на Болотной площади в течение всего дня 6 мая 2012 года.

Я находился непосредственно рядом с человеком в черном во время эпизодов, в которых его обвиняют. Разумеется, сейчас я хуже помню этого человека. Но если бы моего знакомого рядом со мной избивала полиция и он осуществлял такие действия, как этот человек в черном, я бы не мог этого не запомнить.

Невозможно не узнать знакомого, который находится на расстоянии вытянутой руки. Кроме того, во время эпизода с переворачиванием туалетов на том месте уже было гораздо меньше людей, толпа была значительно более разреженной. Поэтому "не увидеть" и "не узнать" моего знакомого там (тем более настолько выделяющегося одеждой и поведением и демонстративно находящегося в самом центре событий) тоже было бы невозможно.

Имели бы эти факты значение для объективного следствия? На мой взгляд, имели бы первостепенное значение. Но реальному следствию мое свидетельство оказалось не очень интересным. Еще 11 января я написал письменное заявление в Следственный комитет, что лично знаком с Бученковым, был на Болотной площади и могу быть свидетелем по данному делу. Старший следователь по особо важным делам генерал-майор юстиции Р.Р. Габдулин ответил мне формальной отпиской: "Сведения, изложенные в обращении, будут учтены при расследовании данного уголовного дела".

Следствие уже нашло полицейских, которые, наверное, никогда в жизни не видели Дмитрия Бученкова, но уже дали показания, какие хотело их начальство, - зачем нужны еще свидетели? Я считаю, что это свидетельствует о явной предвзятости следствия и нежелании устанавливать истину. На Болотной площади полицейские совершили множество преступлений, но ни один из них не был наказан. Где очевидно есть предвзятость, там не может быть правосудия.

"Ответ" Следственного комитета

Внезапно в этот понедельник, 24 апреля (то есть через три месяца после подачи заявления и через четыре месяца после ареста Бученкова) мне позвонил следователь Уранов и пригласил на допрос в Следственный комитет. Адвокат Сидоркина уже не рассчитывала, что меня вызовут в СК в качестве свидетеля, и включила меня в список свидетелей защиты, а в таком случае следователь обязан меня допросить.

Вчера к 12:30 мы приехали с адвокатом в Следственный комитет (изначально следователь назначил нам 13:00, но за 1,5 часа до этого перезвонил и сообщил, что в 13:00 проходная закрывается и нам нужно быть раньше). На настольной лампе следователя Уранова висела огромная георгиевская лента длиной с две ладони, а над столом висела картинка с осужденными по Болотному делу с сайта Комитета 6 мая.

После окончания допроса следователь взял с меня подписку о неразглашении данных предварительного следствия. Он пояснил, что я могу рассказывать о том, что было на Болотной, но не могу говорить, что спрашивалось на допросе и какие показания я давал. Он также предупредил меня об уголовной ответственности в случае разглашения данных следствия.

Поэтому я не пишу здесь о том, что было на допросе вчера, и все данные, изложенные в этом посте, являются или доступными в интернете, или моими собственными знаниями и суждениями, не связанными с закрытой информацией следствия.

На всякий случай я уточнил у другого знакомого адвоката, могу ли я это писать, и получил ответ: "Сами знаете, какое сейчас время. Был бы повод - статья найдется, а лучше не писать". Однако согласно ч .2 ст. 161 УПК "следователь или дознаватель предупреждает участников уголовного судопроизводства о недопустимости разглашения без соответствующего разрешения ставших им известными данных предварительного расследования". Поэтому я решил действовать согласно словам самого следователя, и еще один адвокат подтвердил, что я могу об этом писать. Публичное свидетельство о том, что я видел на Болотной и почему Бученков к этому непричастен, я считаю очень важным, тем более что неизвестно, смогу ли я в будущем его представить.

Когда я написал, что меня вызвали на допрос в Следственный комитет по Болотному делу, очень многие мои друзья начали переживать. Многие писали, что из свидетеля можно почти мгновенно оказаться подозреваемым. Многие писали "лучше бы ты не ходил". Все советовали быть осторожным. Я могу за себя поручиться, что не делал ничего противозаконного на Болотной площади 6 мая, но понятно, что сфабриковать дело и найти целый взвод "свидетелей" они могут легко, как уже не раз делали. Я хотел лишь отметить, что в правовом государстве и с органами, работающими ради осуществления правосудия и защищающими права граждан, такое отношение общества к статусу свидетеля по уголовному делу было бы невозможно.

А сегодня на меня началось настоящее давление следствия. Уже на следующий день после допроса следователь внезапно позвонил и предложил явиться к нему сегодня вечером. Мой адвокат, к сожалению, сегодня вечером не мог, поэтому я предложил прийти с ним завтра. На это Уранов (после задержания Дмитрия он проводил обыск у его родителей в Нижнем Новгороде и не сообщал адвокату Дмитрия его местонахождение) ответил, что его это не очень волнует: "Вы можете прийти с другим адвокатом или без адвоката". И добавил: "Вы же в качестве свидетеля!"

При следующем звонке Уранов мне сообщил, что в то время, на которое я только что договорился с моим адвокатом, адвокат прийти не сможет, потому что его вызывает другой следователь по этому же делу. Но тогда мой адвокат сказал, что не пойдет на другое дело и готов прийти со мной на допрос завтра хоть к 10 утра. Весь этот диалог шел почему-то через меня, и следователь не раз повторял, что я могу найти другого адвоката.

Уранов также настойчиво советовал мне не писать об этом в фейсбуке, а искать других адвокатов и просил, чтобы я пришел к нему именно сегодня, поскольку это крайне срочно. Очевидно, что такая практика незаконна, потому что невозможность присутствия адвоката является уважительной причиной неявки на допрос. К счастью, поняв, что меня не удастся переубедить, следователь согласился на завтрашний день, но напомнил мне про административную ответственность и несколько раз повторил про возможность моего привода на допрос. В любом случае я бы подал письменное заявление, что не буду участвовать в следственных действиях без адвоката, и хранил бы молчание. Но я хочу отметить, что когда следствие ведет себя подобным образом со свидетелями, оно тем самым дает сигнал обществу, что у свидетелей по политическим делам будут проблемы.

С моим адвокатом мы уже раньше встречались по другому делу, и он показал себя с самой лучшей стороны. Сейчас он занимается также Болотным делом, поэтому мне очень важно было идти именно с ним. Однако когда я ему позвонил и сказал, что следователь может допросить нас завтра в 10 утра, оказалось, что у моего адвоката только что украли все документы и он не сможет завтра прийти. Надеюсь, что это не связано с этим делом...

Многие граждане были очень деморализованы Болотным делом. Но у меня нет пессимизма. Мне тоже было больно в течение нескольких лет видеть эту несправедливость и слышать, как мои знакомые были осуждены или были вынуждены покинуть страну. Однако общество - это сложная система, и политическая обстановка быстро меняется. Многие узники 6 мая были осуждены несмотря на массовые протесты против этого. Но это не повод сдаваться. У тех, кто не сдается, всегда есть шанс победить, и в политике это в особенности так. Я вижу, что дело против Дмитрия Бученкова очевидно грубо сфабриковано. Оно является полным провалом следствия по Болотному делу, и независимо от того, поддерживаете вы или не поддерживаете политические взгляды Дмитрия, о нем необходимо говорить как можно шире.

Против очевидно несправедливого дела в отношении Дмитрия Бученкова необходимо бороться.