На адвоката Маргариту Ростошинскую было совершено покушение. «Очень странное стечение обстоятельств», - так она описала случившееся. 3 апреля из дверей квартиры Ростошинской вышла женщина, со спины очень на нее похожая, и направилась вниз по лестнице к мусоропроводу. Внезапно кто-то схватил ее сзади за волосы, сильно ударил об стену, затем кулаком в лицо. Женщина потеряла сознание и очнулась лежащей у дверей квартиры, из которой выходила. Возможно, ее проволокли вверх по лестнице. Клок волос был выдран, на лице вскоре проявились ужасающие гематомы...

Дело в том, что эта женщина изредка приходила помогать Ростошинской по хозяйству. Они практически одного роста и телосложения, цвет и укладка волос одинаковы. И, к несчастью своему, женщина накинула на себя одежду Ростошинской, выходя к мусоропроводу.

В первые дни Маргарита Ростошинская не сочла нужным предавать происшествие огласке. Однако вскоре на телефон адвоката Николая Киселева, который недавно вошел в процесс Сергея Хмелева в качестве третьего защитника, позвонила неизвестная, представилась родственницей Сергея Хмелева и спросила, действительно ли Ростошинская не сможет участвовать в заседании 7 апреля по состоянию здоровья. Когда удивленный Киселев ответил, что все в порядке, звонившая попыталась расспросить о планах адвокатов по защите Хмелева. Адвокат откровенничать отказался и рассказал о странном звонке действительной родственнице Сергея Хмелева, его тетке. Та попросила у Киселева определившийся номер и позвонила новоиспеченной «родственнице», которая тут же стала объяснять, что, мол, ее неправильно поняли, она не родственница, а член ОНК(?!), но на просьбу назвать себя ответила невнятным бормотанием: "Я же вам не угрожала... Я ничего не вымогала..."

Чтобы выяснить, что за «член ОНК» интересовался ее здоровьем, Ростошинская обратилась к главе Саратовской ОНК Владимиру Незнамову. Тот ответил, что в ОНК людей с таким номером телефона нет.

А когда 7 апреля Маргарита Ростошинская поднялась на третий этаж Кировского районного суда Саратова и поздоровалась с сидевшими в коридоре сотрудниками ИК-17, проходящими по делу Хмелева в качестве потерпевших, те встрепенулись и спросили: «Вы будете участвовать в процессе?»

«А почему же нет?» - удивилась Ростошинская.

В тот же день она изложила ситуацию в фейсбуке с фотографиями своей помощницы по хозяйству с обезображенным лицом. Дело осложняется тем, что пострадавшая по личным соображениям не пожелала пока обращаться с заявлением о нападении.

Ростошинскую скорее всего попытались вывести из процесса по делу Сергея Хмелева путем преступления. Не вышло, случилась осечка. Но ситуация очевидна: жизнь адвоката Маргариты Ростошинской сегодня в опасности! Между тем 7 апреля прошло очередное заседание Кировского районного суда Саратова по делу Сергея Хмелева.

Председательствующий Михаил Новиков оглашает фамилию очередного свидетеля. У заключенного на руке цепь. Секретарша подносит бумагу к его руке, чтобы он смог хоть как-то расписаться. И насколько же достоверными могут быть показания этого человека в зэковской робе, когда рядом конвоир, а в двух метрах от него сидит замначальника колонии (в процессе он потерпевший), от которого заключенный зависит полностью. Могут ли показания данные в таких условиях, считаться допустимыми доказательствами?

Между тем один из таких свидетелей не побоялся на первом процессе по делу Сергея Хмелева рассказать всю правду о происходящем в колонии и засвидетельствовать, что Хмелев был избит сотрудниками колонии. "Пусть меня хоть убьют, но я буду говорить правду!" - заявил заключенный Ефимов.

После этого по настоянию защиты Вячеслава Ефимова отправили отбывать наказание в другую колонию, выбрав при этом ИК-7 города Красноармейска, славящуюся еще более суровым режимом. Там Ефимову приходилось объявлять голодовку. Заключенного стала защищать адвокат Снежана Мунтян. Она явилась на судебное заседание по делу Хмелева 7 апреля, поскольку Ефимова привезли на суд как заявленного свидетеля. Вместе с ней пришел другой адвокат, также вызвавшийся быть защитником Вячеслава Ефимова. В начале заседания судья Новиков попросил адвокатов Ефимова удалиться из зала до начала допроса их подзащитного. В ходе процесса адвокаты Хмелева многократно просили допросить в первую очередь Вячеслава Ефимова, чтобы не задерживать его адвокатов. Однако по настоянию прокурора Трофимова его привели на допрос последним, и адвокаты все заседание провели в коридоре.

Основными словами свидетелей-заключенных в суде были «не помню» и «не знаю». Противоречия и путаницу в показаниях они объясняли давностью событий и плохой памятью.

«Я не помню, что вчера было. Как могу помнить, что было год назад?» - сказал Анатолий Келлер, очень худой, болезненного вида заключенный. Он выразил недовольство тем, что его этапировали в СИЗО-1 Саратова из тюремной больницы ОТБ-1, и сказал, что на 19 дней был оторван от своей работы. Заявил ходатайство о компенсации потраченного времени. Защита не возражала против компенсации за счет стороны обвинения, вызвавшей свидетеля, и судья отложил ходатайство до вынесения окончательного решения. На вопрос, нет ли у него неприязни к подсудимому, Келлер ответил, что есть неприязнь в связи с необходимостью присутствовать против желания на этом процессе.

Заключенные-свидетели не представляют собой однородную массу. Одни выглядят изможденными, роба на них висит. Другие покрепче, лица упитанные, с адвокатами разговаривают хамовато. Это «актив».

«Существует ли в зоне разделение заключенных на касты? Есть ли такие градации, как «актив», «опущенные»?» - спрашивает адвокат.

«Нет», – отвечает плечистый свидетель.

Тетка Сергея Хмелева, сидящая в зале, горько усмехается. Судья делает ей замечание и обещает в следующий раз выдворить из зала.

«Вы слушатель, это значит слушаете, а не эмоции выражаете», - говорит судья.

После каждого допроса прокурор заявляет ходатайство об оглашении показаний заключенных на предварительном следствии, судья их безотказно удовлетворяет. Там, в протоколах, звучит четко отлаженный слог следователя. Однако когда дело фабрикуется наспех, огрехов не избежать. Вплоть до смешного.

«Перед началом, в ходе либо по окончании допроса свидетеля от свидетеля Харитонова А.В. заявления не поступали», - зачитывает прокурор протокол допроса свидетеля Богачкина.

«Харитонова?» - удивляется адвокат.

«Опечатка», - смущается прокурор.

Свидетель Богачкин подтверждает свою подпись - мол, с протоколом знакомился, да, все верно. А фамилии другого свидетеля в конце протокола просто не заметил...

В ходатайствах адвокатов об оглашении протоколов допросов заключенных на предыдущем судебном разбирательстве судья методично отказывал. Казус случился как раз со свидетелем Харитоновым, который сообщил суду, что Хмелев ему рассказывал, будто получил телесные повреждения, упав с лестницы. Однако, сказал Харитонов, протокол на предварительном следствии он не читал, поскольку читать не умеет. Прокурор заявил ходатайство об оглашении показаний Харитонова на предыдущем процессе. Адвокат Ростошинская заметила, что прокурор проявляет избирательность - настаивает на отказе в ее ходатайствах об оглашении показаний заключенных на первом процессе, но просит об этом, когда нужно ему. Ранее он утверждал, что на новом процессе не следует обращаться к предыдущему. Сообщив суду о необъективности и некомпетентности прокурора, Ростошинская заявила ему отвод. Судья после короткого перерыва в ходатайстве об отводе отказал, но для объективности отказал и прокурору, разрешив ему огласить показания свидетеля только на предварительном следствии.

Ложь с неизбежностью противоречива. Свидетели обвинения путаются и опровергают сами себя. То они видели Сергея Хмелева, то не видели, то ни единой ссадины на Хмелеве не было, то, оказывается, все увечья он получил, упав с лестницы...

Заключенного Ефимова привели последним, но допрос его не успел и начаться. Подписку свидетеля он дал с трудом, поскольку правая рука у Ефимова сломана, а запястьем левой руки он плотно пристегнут к конвоиру. Как только Ефимов начал давать показания, сотрудники колонии, проходящие по делу как потерпевшие, стали активно его фотографировать. Ефимов сообщил суду, что это его травмирует.

Надо сказать, что фото- и видеосъемку на процессе судья разрешил. Один из потерпевших снимает процесс. Пользуются камерами и корреспонденты, но свидетелей они видят только со спины. Потерпевшие занимают две скамьи, одна из которых находится почти на уровне трибуны свидетелей. С нее и заработали направленные на Ефимова фотоаппараты.

Адвокаты Ефимова не успели вмешаться в ситуацию. Судья, воспользовавшись замешательством свидетеля, сказал, что рабочий день кончился, и объявил перерыв до следующего заседания.

Между тем положение Сергея Хмелева вызывает серьезные опасения. Во время одного из перерывов он резко засучил рукав и показал перебинтованную до локтевого сгиба правую руку. Маргарита Ростошинская объяснила нам, что Сергей уже не выдерживает ежедневного психологического давления. Судья разрешил ему позвонить деду, который сейчас при смерти, но администрация тюрьмы сделать звонок не дает. В камеру постоянно подсаживают заключенных, которые создают невыносимую обстановку. «Просто они его достали! - сказала Ростошинская. - Постоянно таскают на всякие комиссии, навешивают нарушения - то с сотрудником не поздоровался, то не так посмотрел, не так сидел или спал... Постоянные угрозы, регулярные водворения в карцер. Я прошу копии постановлений, чтобы их обжаловать, - не выдают!»

Ростошинская объяснила, что Хмелев вскрыл себе вены 31 марта, потерял много крови. Был переполох, ему оказали помощь, зашили порезы, ставили капельницы, а также кололи различные препараты, в том числе аминазин.

«Меня очень волнует сейчас его состояние», - сказала адвокат.

Следующее заседание по делу Сергея Хмелева назначено в Кировском районном суде Саратова на 19 апреля.

"Ведет аморальный образ жизни", - жег глаголом следователь Александр Уранов на заседании по избрании меры пресечения новому "болотнику". Всякое у нас уже бывало: "имеет заграничных друзей в Фейсбуке", "путешествовал автостопом, поэтому может скрыться", "выезжал в страны с антироссийскими настроениями" - все это как обоснование необходимости ареста. А вот аморалки еще не было, поэтому я внимательно вслушиваюсь, что же такого ужасного делает парень из Астрахани. Оказалось, "злоупотребляет спиртными напитками" и не работает. Если второе связано с неврологическим диагнозом (синдром Туретта, об этом писалось и ранее), то вывод о злоупотреблении следователь сделал из количества протоколов о распитии в общественных местах - не менее 17. "Участковый на нем план делает", - говорит его мама Панфилова Марина Данилкина. Хотя кто знает, было ли при этом злоупотребление напитками, может, он всегда с первой банкой пива попадался... Следователь Уранов под конец даже подвел итог: не так важна в этом заседании юридическая квалификация действий Панфилова, как количество протоколов за распитие!

Хорошо, когда вокруг столько высокоморальных людей. Это напоминало бы классицистическую комедию, где добродетели обличают порок, если бы только не было так грустно.

Моральный следователь Уранов, ранее сфальсифицировавший дело Ивана Непомнящих, в котором "потерпевшие" (тоже наверняка безупречного облика граждане) к концу 2014 года вспомнили о боли, и взявшийся за новое. Панфилова он допрашивал тоже морально. Даже назначенный адвокат, как сказал обвиняемый, пришел только к концу допроса. Адвокаты же по соглашению - Мария Куракина и Сергей Панченко - все время получали противоречивую информацию о местонахождении своего подзащитного, пока не наступило десять вечера и Панфилов не оказался в ИВС на Петровке, где к тому моменту закрылось бюро пропусков. Это, конечно, не помешало написать в протоколе, что он велся в присутствии защитника. И что Панфилов "частично признал вину", хотя признал он лишь то, что был на Болотной и снял с омоновца шлем (выдача признания фактов за признание вины - их любимый прием, и не только в Болотном деле).

Отдельно Уранов отметил, что Панфилова нужно взять под стражу еще и потому, что у него нет регистрации на территории московского региона. А должна быть, видимо, хоть он и живет в Астрахани.

Моральный прокурор Карасев, традиционно сидящий со скучающим видом на болотных арестах. Ему что? Он не при делах. Просто надо во всем соглашаться со следователем. Присутствие прокуратуры на заседаниях по мере пресечения вроде как обосновано тем, что арест - дело серьезное и надо надзирать, чтобы следствие не допускало нарушений. Но это же такая формальность, вы же все понимаете...

Моральная "судья" Валентина Левашова, за которой числится сравнительно немного решений об аресте болотников, не менее трех (мы просто после второй волны не пересчитывали). В закрытии процесса на время обсуждения медицинских подробностей отказала (не могу найти этому никакого объяснения), зато любезно разрешила матери не называть диагнозы. То есть о симптомах рассказывать, а диагнозы не называть. А то неэтично получится.

Адвокаты попросили отложить заседание на 72 часа, чтобы, во-первых, получить историю болезни Панфилова из Астрахани, а во-вторых, документы собственника на квартиру, в которой обвиняемый мог бы содержаться под домашним арестом. Ничего сверхъестественного в этой просьбе нет: 72 часа на дополнительную подготовку к заседанию по мере пресечения давали и Ильдару Дадину, который никогда на здоровье не жаловался. Но облом. Медицинские документы не нужны, потому что синдром Туретта не входит в перечень заболеваний, препятствующих содержанию под стражей. А документов о собственности на квартиру не представлено, на нет и суда нет.

Таким образом, Максим Панфилов отправился в тюрьму, дабы не продолжить свою преступную, а главное, аморальную деятельность. 7 апреля моральные оперативники после обыска в доме у Панфилова соврали, что повезут его в опорный пункт полиции, а вместо этого повезли в аэропорт. Поэтому он не взял с собой феназепам (его суточная доза, по словам матери, две таблетки). Если члены ОНК в ближайшие дни сможет ему передать рецептурный препарат, будем считать это везением.

Скотство, конечно.

Видео Дмитрия Борко:

"Я горжусь такими людьми, как Сергей Павлович [Ролдугин], - и в числе своих друзей, и вообще в целом", - заявил глава государства. По его словам, "почти все деньги, которые он (музыкант) заработал, он истратил на приобретение музыкальных инструментов за границей и привез их в Россию". Путин подчеркнул, что приобретенные Ролдугиным музыкальные инструменты - "дорогие вещи"... "Чем больше у нас будет таких людей, тем лучше. И я горжусь, что у меня есть такие друзья", - заявил Путин... "Он человек очень творческий. Многие творческие люди в России - может быть, каждый второй - пытаются заниматься бизнесом. Насколько мне известно, Сергей Павлович тоже. Какой его бизнес? Он является миноритарным акционером в одной из наших компаний и там какие-то деньги зарабатывает", - рассказал президент о Ролдугине.

ТАСС

- Что еще за квитанции? - недоумевал Максим, которому вместо денег всучивали какие-то бумажки. Он с раздражением взял документы и стал их листать. Вдруг он покраснел. То, что он прочел, было посильнее, чем удар шпагой. Максиму стало нестерпимо стыдно за то, что он плохо думал о Деточкине.
Он прочел в этих квитанциях, что Юрий Иванович Деточкин переводил вырученные от продажи ворованных машин деньги в детский дом города Метельска на подарки ребятишкам!
- А сколько денег вы оставляли себе? - подавленно спросил Максим.
- Ничего не оставлял. Только на проезд и командировочные...
Да, дорогой зритель! Деточкин не брал себе денег! Он хоть и вор, но бескорыстный, честнейший человек!

Эмиль Брагинский и Эльдар Рязанов. "Берегись автомобиля"

На очередном заседании суда в Твери, где судят Андрея Бубеева, немало интересного: выступление адвоката, повергшее в глубокий шок прокурора, загадочные решения судьи. Но начну по порядку.

Я знал, что на суд собирается приехать Владимир Акименков, взявший Бубеева под свое крыло. Володя, сам бывший узник Болотной, со всей страстью занимается помощью политзекам. Но для меня стало неожиданностью встретить на ступенях суда целую компанию бывших "болотников". Так вышло, что и Андрей Барабанов, и Денис Луцкевич, и Алексей Полихович сейчас тоже имеют отношение к правозащитным делам: кто занялся журналистикой, кто наблюдением, кто просто участвует в помощи семьям. В зале оказались и пресса, и представитель "Мемориала". Настя Бубеева, несмотря на грипп, была явно рада. По словам адвоката Светланы Сидоркиной, Андрей тоже очень доволен вниманием и поддержкой, которая становится все шире. Недавно он начал получать письма от многих незнакомых людей.

В суд снова не явились свидетели обвинения - две девушки, каким-то образом оказавшиеся рядом с оперативником ФСБ Подобуевым, когда он "осматривал" в интернете страницу Бубеева с "криминальными" записями. Других доказательств того, что эти записи действительно находились на странице Андрея "ВКонтакте", в деле просто нет. Одна свидетельница, по некоторым сведениям, сама работает в ФСБ, вторая вообще оказалась жительницей другого города. Сегодня судья решил организовать ее допрос на следующем заседании при помощи видеоконференции.

А затем адвокат заявила ходатайство о признании большинства доказательств обвинения недопустимыми. Вся доказательная база дела опирается на материалы оперативно-розыскной деятельности: рапорт опера Подобуева "об обнаружении признаков преступления" и составленный им акт осмотра интернет-страницы. Занятно, что страницу опер смотрел 11 февраля 2015 года, а следствию передал материал только 11 сентября. Тогда же, в феврале, против Андрея было начато дело по другому обвинению (тоже за публикации в интернете), а этому эпизоду хода не дали. В конце августа суд вынес первый приговор Андрею, а в сентябре зачем-то извлекли старое донесение опера и тут же завели по нему второе дело. Возможно, два ведомства просто изначально поделились "палками", решив последовательно "обстричь одну овцу": ведь первое дело заводил Следственный комитет, а второе - ФСБ.

Но по закону материалы сыскной работы сами по себе не могут служить доказательствами в суде. Потому что способы и источник их получения суд никак не может проверить. Только следствие может быть достоверным источником материалов для суда. Следователь должен был сам еще раз посмотреть интернет-страницу, оформить это процессуально протоколом, а полученные оперативные материалы и распечатки приобщить к делу в качестве вещдоков или "иных документов". И следователь попытался это сделать, но лишь 11 ноября (через 9 месяцев после того, как на страничку заглянул оперативник). И - какой облом! Страничка оказалась заблокированной! Так следователь и написал в протоколе: осмотреть содержимое не представляется возможным.

Что не помешало ему направить тексты и распечатки (полученные от оперативника) на экспертизу. А уж экспертиза признала текст и картинку экстремистскими. Остается маленький вопрос: "А был ли мальчик?" В деле есть только никак не оформленные распечатки и пересказ опера и свидетельниц, якобы видевших все это на страничке Бубеева. А если источник не подтвержден в соответствии с требованиями УПК, то как можно на его основании делать экспертизу?

Мало того! Оказывается, опер Подобуев, а вслед за ним и следователь постоянно упоминают один интернет-адрес, а в письме от администрации "ВКонтакте", доказывающем принадлежность страницы Бубееву, значится другой. Так что и где было опубликовано? Адвокат Сидоркина резонно потребовала исключить из дела как недопустимые и акт опера, и сделанную на его основании экспертизу.

Судья спросил мнения прокурора. "Считаю, нет оснований", - кратко отвечал тот. "Может, обоснуете?" - с надеждой переспросил судья. Прокурор думал довольно долго, но остался непреклонен: "Нет". "Серьезная позиция", - иронично заметил судья. И тут же сам отклонил ходатайство защиты, не приведя ни малейшего объяснения своему решению. Возможно, забыл, что по закону он просто обязан это сделать.

Тогда адвокат подала еще одно ходатайство - о вызове свидетелем эксперта Института криминалистики ФСБ Ольги Быкановой. Потому что вопросов к экспертизе не меньше. Например, почему в постановлении о производстве экспертизы следователь ставит перед экспертами два вопроса, а те в самой экспертизе отвечают только на один? Не говоря уж о том, что по закону в экспертизе должны значиться источник образования, послужной список, описание методик и прочие доказательства того, что эксперт действительно имеет право проводить такие исследования. Но Институт криминалистики ФСБ, делающий массу экспертиз по "экстремистским" делам, видимо, считает все сведения о своих сотрудниках гостайной.

"Что-нибудь по этому поводу прокомментируете?" - вновь съехидничал судья. Ведь именно прокуратура утверждает обвинение, "всесторонне изучив" материалы следствия. Но прокурор был непробиваем. Глядя в стол, он снова выдавил "нет". На этот раз судья почему-то согласился вызвать эксперта.

Это все не к тому, что Бубеев не репостил что-то в своем блоге. Может, и репостил, я не знаю. Это к тому, как работают сегодня следствие и прокуратура. Хреново работают. Потому что уверены - суд с ними заодно. Зачем тогда морочиться всякими бумажками и проверками? Начальство ведь велело ловить экстремистов, а не бумажки писать!

Но и это не главное в деле Андрея. Его судят за репост статьи. Ее написал Стомахин, который уже сидит. Сидит за другие тексты, а этот до начала следствия по Бубееву никакие органы в глаза не видели. Только недавно, задним числом, его признали экстремистским. То есть Андрея Бубеева судят за репост чужого политического текста. А про политические тексты сегодня никто не может сказать, какому оперу придет в голову найти там экстремизм. Выходит, что политические тексты вообще не стоит у себя перепечатывать - от греха подальше. Это и есть главная цель подобных дел. Молчать!

В разговоре с "Новой газетой" Татьяна Навка сказала: "У меня никогда не было никаких офшорных компаний или счетов. Вообще никаких иностранных компаний не было". На наш вопрос, возможно ли, что кто-то воспользовался документами (фото загранпаспорта и платежкой за квартиру) без ее ведома, Татьяна ответила: "Я не знаю, кто это мог сделать. Да мне бы и самой хотелось в этом разобраться".

"Новая газета"

- ...и спрошу вас: что могут подбросить?
- Ребенка! - крикнул кто-то из зала.
- Абсолютно верно, - подтвердил ведущий программу, - ребенка, анонимное письмо, прокламацию, адскую машину, мало ли что еще, но четыреста долларов никто не станет подбрасывать, ибо такого идиота в природе не имеется, - и, обратившись к Никанору Ивановичу, артист добавил укоризненно и печально:
- Огорчили вы меня, Никанор Иванович! А я-то на вас надеялся.

Михаил Булгаков. "Мастер и Маргарита"

Разрушенный Дрезден. Фото: Bundesarchiv

Поэтому чего добивались союзники, уничтожая немецкое мирное население, разрушая культурные ценности Европы - Дрезден? Они это делали сознательно. Это не случайные были промахи. Они уничтожали саму суть германского духа, саму суть Германии, они уничтожали германский народ. А какое мы найдем еще этому объяснение?

Максим Шевченко, журналист, член Совета по правам человека

Большинство немцев все же понимало, что в безжалостной воздушной войне неприятель не имел никакой возможности щадить исторические здания. Разумеется, Геббельс сознавал, что союзники в первую очередь хотят вывести из строя военную промышленность и коммуникации Германии. Но это не мешало ему заявлять, что они намерены стереть с лица земли всю вековую культуру немцев.

Курт Рисс. "Кровавый романтик нацизма. Доктор Геббельс. 1939-1945"

Наверное, в первую очередь надо бы говорить о главном герое этой истории - Ильдаре Дадине. Но если короля часто делает свита, то истинный герой сам освещает окружающее пространство, выявляя сущности, обостряя проблемы и заставляя проявляться характеры. Поэтому начну с других.

Судья. Ильдар Дадин — сама очевидность. Он произносит очевидные истины. Заведенное на него дело очевидно неправедное. И возражать на это практически нечего. Как ни изворачиваются его преследователи, очевидность эта не уменьшается, а игры их выглядят дешево и бездарно. Например, судья. Дело о «многократном нарушении» было заведено в тот момент, когда двух из трех необходимых для статьи 212.1 административных постановлений еще просто не существовало. То есть, суды уже вынесли решения, но на них были поданы жалобы, а до рассмотрения жалобы приговор считается не вступившим в силу. То есть уголовное дело в тот момент просто не могло быть заведено. Никак. Как сказал в суде Генри Резник, одного этого достаточно, чтобы дело закрыть и приговор Дадину отменить.

Защита просит апелляционный суд изучить постановления по «административкам» (с датами) и еще какие-то документы к каждой из них. Видимо, те самые жалобы, приложенные к делу, тоже с датами. Чтобы судье сразу все стало ясно. Но чтобы очевидность не вылезла наружу, судья Наталья Борисова использует дешевый трюк. Соглашается удовлетворить ходатайство защиты «частично» - исследовать только постановления по «административкам», но не рассматривать другие документы. С торжествующим видом судья читает бредовые постановления: Ильдар Ильдусович бегал, орал и всячески нарушал, проводя пикет из «приблизительно двух человек», и т.д. Так всем окружающим должно стать ясно, что Ильдар - человек плохой, а несовпадение дат никто не заметит. Но дело в том, что судья и так все знает. И начальство ее знает. И все знают. Так вылезает наружу еще один факт: судья - слепое, беспомощное и бездарное орудие террора.

«Проблема адвокатов». До сего дня можно было на все стоны притесняемой оппозиции отвечать: это не суды бесчестные, а адвокаты у вас плохие. Вот работали бы они добросовестно, ваc бы и не сажали. Конечно, и раньше оппозиционеров защищали отличные адвокаты. Но вот пришел Генри Резник. На перечисление его регалий и клиентов не хватило бы и двух заметок. Человек с непререкаемым профессиональным авторитетом. И что? На все его отточенные формулировки и ораторское искусство суд кладет с присвистом. Вопрос с «плохими адвокатами» оппозиции очевидным образом закрыт навсегда.

Пресса. Самое удручающее, что я увидел вчера в суде, это не безумное нелогичное решение суда, не дешевые разводки, не тюремные повадки приставов. Это Генри Маркович Резник, выдающийся адвокат, «ньюсмейкер», дающий у дверей суда интервью по делу важнейшей общественной значимости, «резонансному», как зовут такие в прессе. А напротив Резника - ни одной профессиональной телекамеры. «Свобода», «Дождь», «Грани» со своей легкой техникой, достаточной для интернета, да несколько блогеров с любительскими «мыльницами» или телефончиками. Я ходил на многие шумные суды еще с 90-х, но такого не видал. Зримое доказательство позорнейшей сущности российской прессы и в первую очередь телевидения.

Наконец, о самом Ильдаре. Он кристально чист и не умеет врать, а поэтому неуязвим. Люди у нас развращены давно насаждаемой идеологией вульгарного прагматизма и скептицизма в отношении высоких истин. Такие, как он, раздражают и утомляют многих своей упертостью. Но стоит увидеть его открытую улыбку или услышать взволнованный голос, все претензии забываются. Он спокойно «вредит себе», но этот вред тут же обращается в посрамление врагов. Он доказывает свою невиновность, говоря в суде, что в общей сложности его задерживали около 30 раз. Казалось бы - отпетый «рецидивист», давно пора сажать. Но ведь это лучшее доказательство последовательно мирного характера его протеста. Если бы он хоть раз позволил себе что-то мало-мальски криминальное, его давно бы упекли по уголовке. Но и воинствующие радикалы не могут обвинить его в стерильной «белоленточности» из-за его абсолютного бесстрашия.

Вокруг таких - абсолютно невиновных - обвинители ведут мутные игры с намеками: "Мы все понимаем, вышел конфуз, ты просто сиди потише, слегка покайся, а мы тебя как-нибудь на "условку" вытянем. С нас ведь тоже начальство требует, дай нам основания тебя простить!". Так недавно было с Ваней Непомнящих. Такие, как Ильдар или Ваня, просто не понимают этого языка.

Ильдару противопоказано говорить на казенном языке. Он добросовестно старается в суде, но сбивается, теряет мысль. И вдруг сквозь заикание и попытки подчинить себе чужие штампы прорывается совершенно чистый голос: «Пока ты сидишь на кухне, ты - соучастник фашизма. Статья 212.1 - это лишь один из фашистских рычагов. Если я ему подчиняюсь, всё, они меня сломали. Ребята, не переживайте! Насть, не плачь, все будет хорошо. Сила в правде. Мы победим. У честных людей совесть будет спокойна. Обращаюсь к палачам. Вы меня посадите, я этого не боюсь, но виновными будете вы, а не я".

Немного я опоздал (лет на 20 всего) с рассказом о деле милиционеров-убийц в Москве 80-х. Новая статья подробно о нем рассказывает, а документальные фильмы, вышедшие еще раньше, добавляют жутких подробностей об одном из участников этого дела, Коле Лобанове, с которым мне довелось посидеть недолго в одной камере в "Лефортове".

В том, что милиционеры грабили, избивали, а могли и убить за бутылку водки, в принципе сомневаться не приходится. Не удивляет ни то, что дело только тогда раскрутилось, когда погиб офицер КГБ, ни то, что преступники брали на себя и лишку, ни то, что не гнушались в качестве добычи ондатровыми шапками. (Сообщают, у милиционеров было их что-то около сотни. О них, шапках этих, еще скажу.) Но вот ведь живучее какое представление, что, мол, эти «силовики» одно, а те другое, как будто не все люди. Вот и в президенты взяли подполковника, даже не генерала какого захудалого. А, ничего, из КГБ - и так сойдет. Ну, про этого скоро нам обещают рассказать, что у него там с шапками или чем еще. А я пока напомню про то, что сам видел.

***

Нет, от "ментов" всего можно ожидать, а вот ЧК совсем другое дело, они по крайней мере не обманывают. Есть у них даже что-то вроде кодекса чести. Благородство даже какое-то.

Такие или почти такие утверждения мне не раз приходилось слышать от своих сокамерников в московской тюрьме КГБ "Лефортово". Положительно, многократное независимое повторение одного утверждения заставляет задуматься, даже когда против него восстает все внутри тебя. К тому же неизменная вежливость гэбэшных вертухаев, провожающих тебя на допросы, любезность следователя, который, конечно же, "шьет" тебе дело, но ведь вежливо же, черт возьми. Ни тебе побоев, ни крика, ни мата. Все на "вы", с улыбкой. Если в чем забудется - начнет, к примеру, шантажировать, - так очень быстро, даже охотно становится на место, как только напомнишь. Все это очень выгодно отличается от манер следователей МВД, с которыми если кто не сталкивался, то все равно хорошо себе их представляет по многочисленным рассказам.

Не скажу, конечно, что все это заставило меня усомниться в своей прежней оценке, но интереса к ним прибавило: интересно же, а почему такая легенда возникла. Даже и теперь, в постперестроечные времена, когда и сам-то КГБ то ли есть, то ли нету его уже, легенда упорно продолжает жить. Конечно, это полностью соответствует интересам самого КГБ (или как его теперь называют), что само по себе почти определенно указывает на источник. Однако что же им помогает сохранять свой легендарный образ, настолько противоречащий действительности? Скрытность, конечно.

Так вот кое-что о реальных манерах и о действительных случаях, которые бывают с нашими рыцарями чистых рук, горячего сердца и холодной головы. История, о которой я узнал, настолько не вписывается в канонический образ, что воспринимается как вымышленная. Да только я не братья Гримм, сочинять не умею. Хотите верьте, хотите нет, а дело было так.

После суда меня привели в другую камеру, дожидаться, пока придет мой приговор, да пока подойдет очередь на этап в лагерь. Вваливаюсь, весь обвешанный своим скарбом, В импровизированном мешке из наволочки нехитрое мое камерное имущество, из подмышки все норовит выскользнуть свернутый матрац.

- Здравствуйте, меня зовут Иван Ковалев, можно попросту Ваня.

- Коля, Саша, - представляются мои новые соседи. Оба смотрят как-то кисло. Конечно, в тюрьме как в тюрьме, не очень-то повеселишься, но эта парочка уж слишком печальная. Когда я кончаю возиться со своими шмотками, продолжаем знакомиться. Тогда и выясняются причины для печали.

- Я был милиционером, ментом то есть. Обвиняют в убийстве, грозит расстрел, - сообщает Коля.

Ага, об этом милицейском деле вся тюрьма знает, а я так даже и на суде про него упоминал всего несколько дней назад. Теперь это мне, значит, экскурсию напоследок устроили - спасибо, очень интересно . Но о Коле расскажу в следующий раз, а сейчас Саша.

Высокий худой парень с коротким ежиком на голове. Какого-то болезненного вида. Позже я научусь безошибочно угадывать бывших лагерников по внешности, даже и тогда, когда у них волосы уже отросли. Пока же у меня мелькает лишь смутная догадка, и Сашин вид оставляет какое-то странное впечатление.

- А я был чекистом, - говорит он.

Хорошенькая компания собралась, милиционер-убийца, чекист с неизвестно еще каким уголовным прошлым, да я, "подрыватель основ". Ну, посмотрим, что нам поведает Саша. Рассказывает он без охоты, маленькими кусочками, но постепенно, за недельку-другую, из них складывается милая история.

Три чекиста, три коммуниста решили однажды немного подзаработать. Точнее, сперва их было два, а потом добавился еще и третий - мой Саша.

Работал Саша в отделе по борьбе с международным терроризмом. Вроде бы в его обязанности входили наблюдение за этими самыми террористами, а иногда и их задержание с возможным применением приемов рукопашного боя. По работе Саше приходилось ездить на машине иностранного производства. Зачем обязательно на этой "иномарке", как он ее называл, я так и не смог понять. Но в какой-то момент разбил наш Саша свою драгоценную иномарку. Может быть, авария случилась в ходе очередной романтической погони за матерым международным террористом, а может, просто был пьяный вояж по ресторанам, не знаю, Так или иначе, кончилось это для Саши печально. Был он разжалован из капитанов в лейтенанты, да еще и в долги огромные влез: за рабочую машину платить ведь надо. Платить надо, а платить нечем, приходится влезать в новые долги, чтобы отдать старые, - и так без конца. До того это все Сашу издергало, что уж и жизнь не мила. Тут и встретились Саше два приятеля - капитаны КГБ, с которыми он работал раньше в одном отделе. Встретились - и говорят.

- Ну что, Саша, у тебя тяжелое положение, у нас тоже, надо как-то это дело поправлять.

- Да как поправлять-то, я уж и не знаю, что делать, хоть в тюрьму, хоть в петлю, все равно, лишь бы только не мучиться так-то вот, - отвечает Саша.

- Ты, друг, в тюрьму не спеши, а в петлю и тем более, - переглянулись приятели. - А что делать, мы тебе подскажем. Помнишь нашу прежнюю контору на "Студенческой", где вместе работали до твоего перевода? Как думаешь, сколько денег соберется там в кассе взаимопомощи под Новый год? Ведь столько народу там служит, каждый скидывается по пятерочке, по десяточке, так наберется прилично. К концу месяца побольше, а к концу года и подавно. Если удачно момент подгадать, так можно взять тысяч 40. (Дело было в 80-е годы, когда в России счет еще шел на рубли а не на доллары.) 40 на троих поделить сумеешь? Вот и считай.

- Да это бы хорошо, денег может и больше оказаться, но как-то...

- Что "как-то"? Какие там "как-то"? Мы уже пробовали взять эту кассу, да неудачно, ключ нужен. Вот это и будет твоей частью работы, а остальное уж мы сами. Пойдешь домой к председательнице кассы взаимопомощи, инсценируешь обычное домашнее ограбление, а возьмешь только ключи от сейфа. Она тебя не знает, ничего не заподозрит, а пока ключей хватится, мы уже дело сделаем.

- Ох, женщина ведь, - смутился Саша.

- Противная баба, - сообщил один из приятелей

- И фамилия у нее ПИЯВКИНА, - добавил другой.

Этот аргумент оказался решающим. Противную бабу по фамилии Пиявкина можно грабить не стесняясь.

Скоро сказка сказывается, да и дело тоже быстро делалось. В назначенный день надел мой Саша темные очки (хорошо еще, что не чулок на голову натянул), взял блокнотик с ручкой и отправился к гражданке Пиявкиной грабить. Спрашивается, а зачем грабителю блокнотик? Оказывается, аксессуар был продуман. Чтобы легче проникнуть в дом, Саша представился агитатором, который ходит по квартирам и проверяет уровень политических знаний избирателей. Пиявкина подвоха не ожидала, сразу же впустила агитатора-грабителя и вполне исправно отвечала на вопросы об очередном историческом съезде - тогда это был, кажется, 26-ой. Саша аккуратно записал все ответы и... ушел. Вышел из квартиры, остановился в подъезде, подумал немножко , вспомнил о приятелях, дожидающихся снаружи, о своих тяжелых обстоятельствах... вздохнул и повернул назад. Вернувшийся агитатор попросил у гражданки Пиявкиной попить. Та пропустила его на кухню, налила воды. Ну, тут уж Саша решился. Отпил глоток для храбрости, а остальное неожиданно плеснул в лицо Пиявкиной - та аж присела с испугу. Потом наш агитатор "имитировал серию ударов в область головы" - так элегантно он выражался, рассказывая мне об этом. Тут неожиданно обнаружилось, что Пиявкина и в самом деле баба противная - оправилась от испуга и начала сопротивляться. Куда подевались все навыки агента по борьбе с терроризмом? Никак он не мог скрутить несчастную женщину, таскал ее по всей квартире. То в ванную затащит, то, наоборот, в коридор потянет (по материалам суда там Саша хватался за утюг - как полагала Пиявкина, чтобы стукнуть ее по голове, по Сашиным утверждениям, чтобы связать ее шнуром). Наконец как-то увязал свою жертву, уложил на кровать, а сам стал рыться в бельевом шкафу, имитируя грабителя, который ищет спрятанные в квартире деньги.(Почему-то действительно во многих семьях это место считается как бы домашним сейфом.) За этим занятием нашего горе-грабителя и застала милиция. Дело в том, что на всем протяжении этой битвы, в соседней комнате по пояс в окно висела старушка-мать Пиявкиной и звала на помощь. Саша говорил потом, что решил лучше быть арестованным, чем продолжать такую жизнь. Ну, если ему хотелось, чтоб я так думал, так я уж не стал в выражать сомнения.

На следствии Саша твердо придерживался версии квартирного грабителя-одиночки и ни слова не сказал о приятелях. Как он говорит, это показалось настолько необыкновенным, что его возили даже к самому Андропову. И председателю КГБ наш чекист правды не сказал. Суд дал шесть с половиной лет и отправили Сашу в лагерь под Нижним Тагилом по прозванию "Красная Шапочка".

Это прозвище лагерь заслужил потому, что туда посылают сотрудников милиции, КГБ, прокуратуры, всякую советскую чиновную знать. Естественно, милиционеров оказывается больше всего, ну а фуражки у них, как известно, с красными околышами. Саша был убежден, что таких лагерей всего три по стране - кроме этого еще в Свердловске и в Алма-Ате. Это кажется сомнительным - осужденных милиционеров и всякой подобной публики, которую надо уберечь в лагерях от расправы уголовников, должно быть гораздо больше, чем на три лагеря.

Условия в этом лагере, однако, были вовсе не привилегированные. Основная работа - чугунное литье и обработка деталей. И производство то же, что у купца Демидова, начинавшего в этих местах лет двести назад, и технология не сильно отличается. Саша работал на сверлильном станке. Чтобы экономить дорогостоящее курево, а одновременно и укоротить перекуры, он ломал каждую сигарету пополам и курил прямо у станка, не отрываясь от работы. Рукава у телогрейки, чтобы рукам было свободней двигаться, он оборвал. Все эти ухищрения с сигаретами и с рукавами - чтобы выполнить норму. Однако в цеху было сильно холодно. Пока в станке была свежая эмульсия, которую заливали горячей, Саша грел руки (они, естественно, постоянно коченели) о бачок. Когда эмульсия остывала, бегал в соседний цех электролиза и быстро отогревал прямо в электролизной ванне. Еды, конечно не хватало. Кто сумел приберечь на вечер кусок хлеба, у того сегодня праздник. Немудрено, что через полгода, когда Саша вернулся в "Лефортово", здешние медсестры его не узнали. И через пару месяцев льготного лефортовского режима, когда я повстречал Сашу, у него еще продолжался фурункулез и вообще было видно, что ему сильно досталось.

Зеков просто так не возвращают, всегда есть какая-то причина. Чаще всего это оказывается новое следствие по другому делу или по вновь открывшимся обстоятельствам старого. Конечно, Саше 6ыло нетрудно догадаться, что раз его везут назад, значит, теперь по его делу стало известно что-то новое. Решение он принял сразу, как только ему сказали: "С вещами". Меньшим сроком отделается тот, решил Саша, кто расскажет больше и быстрее остальных.

Обстоятельства, оказывается, действительно изменились: кассу все-таки ограбили.

- Ну, рассказывай, - встретили его в Москве.

А когда он кончил, спросили.

- Так что же ты раньше молчал?

- Да вы же сами из КГБ, должны понимать. Ну, рассказал бы я все сразу. Во-первых, вы бы мне не поверили, а во-вторых, если бы даже и поверили, доказательств-то нет никаких, значит, эти двое моих сообщников остались бы на свободе. И что бы тогда было со мной в лагере, когда в КГБ работают два недруга?..

Возразить на это было нечего.

Вскоре задержали одного из Сашиных приятелей-сообщников. Приятель начал давать показания на себя и на всех остальных еще в машине. Видимо, оказался таким же сообразительным как и Саша. Второй, когда арестовали, тоже не стал утруждать следователей. И так они втроем рассказывали наперегонки обо всем - и что сделали, и что собирались, и о чем думали только. Двое приятелей подробно рассказали следствию, как они "взяли"-таки злополучную кассу после Сашиного суда, убедившись, что о них он не сказал ничего. Рассказали и о том, что когда договаривались с Сашей, то вовсе не собирались делить с ним добычу на самом деле. Его бы только пригласили на дележку на Ленинские (так тогда звались Воробьевы) горы, а труп утопили бы потом в Москве-реке. Видеозапись этих показаний Саше прокрутили следователи.

Да, было отчего загрустить Саше в камере. К тому же в это время уже шел суд, а на адвоката Саша был обижен, потому что тот ненароком сказал: «Раньше офицеры в таких ситуациях стрелялись». Но больше всего Саша был озабочен тем, что сказать в своем последнем слове.

- Как писать, "со слезой"? - спросил я, когда он попросил меня помочь.

- Я с радостью приму любое ваше решение, потому что самый суровый приговор выносит мне моя совесть, - прочел Саша в суде свою бумажку.

Суд "скостил" полгода, оставив шесть лет лагерного срока. Подсудимый был рад. Остальные два богатыря получили, если я правильно помню, 8 и 10 лет. Оно и немудрено. За ними числилась ведь касса. Оказалось в ней, кстати, ровно 10 тысяч. Помнили бы они свою науку (ведь юристы как-никак), взяли бы на рубль меньше - получили бы первую часть статьи и сроки гораздо меньше. Но пожадничали - и вот результат. Правда, результат этот учитывал и другую их преступную деятельность. Как я узнал из обвинительного заключения по делу, эта парочка рассказала о себе, что они украли пять норковых шапок. Три на своем рабочем месте в гостинице "Россия” (работа, значит, была следить за иностранцами), да две у сослуживцев - комсорга и еще кого-то из начальства. Суд оценил все шапки в 350 рублей.

Когда читали приговор, один из них шепнул Саше:

- Слушай, нас трое, двоих могут послать в один лагерь, а с ним (кивнул он на второго) сидеть не хотелось бы, какой-то он неблагородный, неинтеллигентный даже. Давай попросимся в один лагерь с тобой?

* * *
- Есть в них какое-то благородство, - гласит легенда. -"Раньше офицеры в таких ситуациях стрелялись", - вздыхает Сашин адвокат.

Так то какие офицеры стрелялись. А этим бы шапки воровать. Вот уже скоро 100 лет они такие. И не меняются. И не изменятся.

1987-2016

В Кировском суде Саратова продолжается процесс по делу заключенного Сергея Хмелева. 24 и 29 марта были допрошены так называемые потерпевшие. Двое из них утверждают, что в день избиения Хмелева их и не было в зоне. В ходатайстве запросить книгу регистрации и биллинг их переговоров защите отказано. Адвокат Маргарита Ростошинская повторно заявила ходатайство о прекращении содержания подсудимого в клетке, и судья Новиков опять отказал не только в ходатайстве, но и в приобщении его текста к материалам дела. В другом ходатайстве - отправить дело в прокуратуру в связи с тем, что по факту избиения Сергея Хмелева продолжается прокурорская проверка, - судья тоже отказал. Хоть очевидно, что судить человека за «ложный донос», в то время как не окончена еще проверка по самому заявлению об избиении, - это абсурд.

Между тем начались репрессии в отношении самой Ростошинской. Разнообразные угрозы в связи с защитой Сергея Хмелева поступали ей и раньше. А вскоре после отмены приговора Сергею Хмелеву в областном суде ей позвонила следователь Ивлева и пригласила на «конфиденциальную беседу» в связи с делом заключенного Беляева. Надо сказать, что Андрей Беляев, подзащитный Маргариты Ростошинской, в то время уже вторую неделю держал голодовку в связи с бездоказательностью обвинения и отсутствием каких-либо следственных действий в течение полугода с момента ареста.

Ростошинская, конечно же, пошла на беседу в надежде, что крик души Беляева наконец услышан и в его деле начнутся хоть какие-то подвижки. Но когда Ростошинская зашла в кабинет Ивлевой в отделе Следственного управления МВД по Саратову, следователь закрыла дверь и заявила, что будет допрашивать Ростошинскую в качестве свидетеля в связи с оперативной информацией, будто бы Ростошинская оказывала давление на неустановленных свидетелей. Манера общения была откровенная: «На этом основании от дела отведем, нечего нам палки в колеса засовывать!"

В кабинете уже сидели двое в штатском.

«Я указала следователю на ее непорядочность и на нарушение закона, встала и пошла, - пишет Ростошинская. - И тут началось! Она буквально вскочила со стула со словами: "Я никуда тебя не отпущу, пока протокол не подпишешь!" - и закрыла дверь. К здравому смыслу на глазах у тех гражданских, которые впоследствии оказались понятыми, я пыталась призвать следователя минут сорок! Что это за незаконное лишение свободы, что за оказание давления!!! Все же мне удалось открыть дверь и буквально выбежать в коридор. Вслед за мной бежит и Ивлева!.. Она схватила меня за руки, орет на весь отдел, из соседнего кабинета кричат: «Не отпускай ее, пока не подпишет! Как на войне, короче...» (из записи Ростошинской в фейсбуке от 4 марта 2016).

Вырвавшись из следственного управления и приехав в свой офис, Ростошинская обнаружила на теле синяки и ссадины и обратилась в больницу. Там ей была оказана помощь, прежде всего в связи со стрессовым состоянием. В тот же вечер Ростошинская написала заявление в Следственный комитет и прокуратуру на преступные действия Ивлевой. Получила отписки. И через несколько дней Ростошинскую отстранили от участия в деле заключенного Беляева, поскольку... она была допрошена в качестве свидетеля. Под фиктивным протоколом стояли подписи «понятых». Ростошинская тут же обжаловала это в порядке ст. 125 УПК и вскоре получила отказ в удовлетворении жалобы.

Таким же образом была отведена от дела Беляева адвокат Светлана Белова. А когда в середине марта началось новое рассмотрение по делу Сергея Хмелева в Кировском районном суде Саратова, Маргарита Ростошинская вдруг узнала, что может стать фигурантом уголовного дела по ч.2 ст.309 УК (оказание давления на свидетеля) в качестве обвиняемой!

«Вчерашним числом рапорт и выделенный материал с непонятно откуда вдруг взявшимися документами направлен в СК для проведения проверки в отношении меня, так как следователь усмотрел статью 309 в моих действиях... Что же будет дальше? Ведь в моих действиях нет состава преступления. Какое решение примет СК на реакцию следователя на активную защиту? Откажут в возбуждении или все-таки возбудят в отношении адвоката 309 УК РФ? А может и привлекут к уголовной ответственности и таким образом исключат мое участие в том числе в деле Сергея Хмелева?.. Интересно, когда-нибудь придет конец этой борьбе с "не коридорными" адвокатами?!», - пишет Маргарита Ростошинская.

В нашей стране адвокаты в особенности нуждаются в защите. Вспомним Станислава Маркелов, который жил в обстановке постоянных угроз, но обращать на них внимание не успевал. Его убили.

В романе Харпер Ли «Убить пересмешника» показано, какой внутренней силой должен обладать адвокат в противостоящей ему дикой, агрессивной среде. И какую злость может вызвать у этой среды позиция вдумчивого адвоката, который выполняет свой долг профессионально и бескомпромиссно.

У нас сегодня в роли такой среды оказывается не толпа праздных люмпенов, а самые что ни на есть респектабельные следователи и прокуроры, получившие, как ни странно, юридическое образование.

Вспомним, как был арестован адвокат Михаил Трепашкин за несколько дней до начала процесса по делу о взрывах домов в Москве, где он должен был защищать потерпевших. Ему откровенно подкинули пистолет в машину и посадили за «хранение оружия» на долгие четыре года. Вернувшись из заключения, он тут же приступил к адвокатской деятельности. Так вот, сегодня против Михаила Трепашкина снова возбуждено уголовное дело.

Он обвиняется в разглашении данных предварительного следствия (ст.310 УК), которых он, разумеется, не разглашал, а просто дал комментарий корреспонденту «Коммерсанта» в связи с грубыми нарушениями закона в деле арестованного Сергея Мурашкина. И сегодня снова нужно защищать Михаила Трепашкина.

Но вернемся к Маргарите Ростошинской. Фабула дела такова. Осенью 2015 года на процессе по делу Сергея Хмелева должен был выступить в качестве свидетеля защиты бывший заключенный ИК-17 Андрей Беляев. Он отбывал наказание одновременно с Сергеем Хмелевым и готов был свидетельствовать о постоянных пытках, вымогательствах и жестоких избиениях в этой колонии. Однако 15 октября, когда Беляев вышел из дома, чтобы предстать перед судом, на него напали неизвестные, схватили и увезли. Вместо Беляева в суд явилась его перепуганная жена и рассказала о случившемся.

Позже выяснилось, что Беляев был схвачен оперуполномоченными ГСУ. В народе это саратовское подразделение называют «Коброй». Мне приходилось читать заявления с жалобами на чудовищные пытки в «Кобре», поступавшие в Фонд «В защиту прав заключенных».

«Как рассказал впоследствии Беляев, ему сообщили, что ни в какой суд он не поедет, показания давать не будет, и ему придется признаться в каком-нибудь преступлении. Позже, когда они не смогли заставить Андрея оговорить себя, были задержаны несколько его знакомых, которым угрожали, заставляли подписать бумаги, а одного даже избили. По данному факту, кстати, удалось добиться возбуждения уголовного дела!» - пишет Маргарита Ростошинская.

Она и взялась защищать Андрея Беляева. В течение полугода ни одного следственного действия с Беляевым не было, и за что он сидит в тюрьме, понять было невозможно. В ответ на все процессуальные жалобы Маргариты Ростошинской приходили дежурные отписки. Устав от неизвестности, Беляев объявил в феврале голодовку. Ростошинская рассказала о голодовке журналистам, и в тот же день случился эпизод с ее «допросом» в следственном комитете. Это было 25 февраля. А в начале марта ее, как «допрошенную», отстранили от дела Беляева.

«Мы убеждены, что единственной причиной уголовного преследования Ростошинской является стремление ФСИН и следственных органов Саратовской области прекратить ее профессиональную деятельность. Мы также убеждены, что необходимо как можно скорее прекратить ее преследование и обеспечить ей защиту и нормальные условия для работы», - пишет Лев Пономарев, обращаясь в аппарат уполномоченного по правам человека.

Сергею Хмелеву периодически намекают в тюрьме, что, мол, в колонии его «давно уже ждут». А недавно сотрудники следственного изолятора рассказывали ему историю о каком-то адвокате, которого застрелили за его активную позицию. А что, мол, было с подзащитным - «вообще страсть!».

Между тем процесс по делу Сергея Хмелева продолжается. Следующее заседание в Кировском районном суде Саратова состоится во второй половине дня 7 апреля.

Глава Совета по правам человека при президенте РФ Михаил Федотов считает достойной кандидатуру Владимира Лукина на пост уполномоченного по правам человека... "Это человек очень авторитетный, это человек, пользующийся абсолютным доверием президента, а это на должности уполномоченного по правам человека принципиально важно", - подчеркнул он.

Интерфакс

Президент Академии [художеств] предложил в почетные члены Аракчеева. Лабзин спросил, в чем состоят заслуги графа в отношении к искусствам. Президент не нашелся и отвечал, что Аракчеев - "самый близкий человек к государю". "Если эта причина достаточна, то я предлагаю кучера Илью Байкова, - заметил секретарь, - он не только близок к государю, но сидит перед ним".

Александр Герцен. "Былое и думы"