В Саратове идут административные суды над гражданскими активистами. Судят за событие двухмесячной давности, о котором все и забыли бы, да вот власти вспомнили. Видно, тоже хотят внимание к теме привлекать.

26 октября на главном пешеходном проспекте Саратова состоялось шествие в защиту политзаключенных. Около 40 человек прошли от здания саратовского цирка до памятника Чернышевскому (от одного конца проспекта Кирова до другого) с транспарантом "Мы требуем освобождения всех политзаключенных!". Количество полицейских, сопровождавших шествие, было впечатляющим, однако стражи порядка вели себя корректно, никто задержан не был.

Полтора месяца спустя трем заявителям акции, членам недавно самораспустившегося в Саратове отделения РПР-ПАРНАС, вручили повестки в суд.

Одного из них, Александра Стрыгина, 13 декабря приговорили неизвестно за что к 10 тысячам штрафа. Суд над Владимиром Безменовым состоялся 24 декабря. На нем мне довелось побывать.

Административное дело, возбужденное по статье 20.2, ч.1 КоАП, поступило судье Ефимовой в виде ксерокопий, не заверенных ни одной достоверной подписью и ни одной печатью. Уважающий себя судья не глядя отправил бы такую макулатуру туда, откуда ее прислали. Однако судья Ефимова приняла такое, с позволения сказать, дело к рассмотрению.

И начала заседание с оглашения протокола, точнее, его незаверенной копии.

«14.10.2013 гражданин Безменов В.А. совместно с гр. Стрыгиным А.Б., Лукьяновым А.Н. направили в Администрацию МО «город Саратов» уведомление о намерении проведения публичного мероприятия – шествия... 26.10.2013 в период времени с 15 часов 00 мин. До 16 часов 00 мин. при проведении публичного мероприятия от д.59 по ул. Чапаева г. Саратова по проспекту Кирова до ул. Радищева (памятник Н.Г. Чернышевскому) гр. Безменов В.А., являясь его организатором, не имел отличительного знака организатора публичного мероприятия, тем самым нарушил п.10 ч.4 ст.5 Федерального закона № 54 от 19.06.2004 «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях».

Вторая претензия к Безменову, указанная в протоколе, состоит в том, что, мол, он нарушил форму мероприятия, проведя не шествие, а демонстрацию, так как участники несли плакат и транспарант «Мы требуем освобождения всех политзаключенных». Где в ФЗ №54 сказано, будто участники шествия не могут нести плакаты и транспаранты, в бумаге не уточнено.

Владимир Безменов с обвинением не согласился и пояснил, что в заявке, поданной им в середине октября, было прописано использование не только средств наглядной агитации во время шествия, но и звукоусиливающей аппаратуры.

Защитник Владимир Чарский указал на вопиющие процессуальные нарушения: протокол датирован 3 декабря, Владимир Безменов не присутствовал при его составлении и даже не был об этом уведомлен. Не говоря уж о том, что в деле представлена лишь незаверенная копия протокола, то есть не имеющая никакого юридического смысла бумага.

Защитник Александр Конякин подтвердил, что копия протокола не заверена, невозможно установить источник происхождения этого документа и потому невозможно продолжать рассмотрение дела на основании недопустимых доказательств. Защитник Константин Рогалев также попросил дело прекратить за отсутствием состава правонарушения.

Однако судья как ни в чем не бывало продолжила разбирательство.

Защитник Чарский пояснил, что обстоятельства, изложенные в материалах дела, ничем не подтверждены, изменение формы публичного мероприятия не является правонарушением, да к тому же она и не была изменена. Наглядная агитация разрешена законом при проведении любого общественного мероприятия, и в чем усмотрено нарушение – неизвестно. Он также обратил внимание на тотальное нарушение прав своего подзащитного, которого даже не уведомили о составлении протокола об административном правонарушении, не ознакомили с ним, не предложили дать пояснения. Другие защитники заметили, что протокол составляется на месте либо в течение двух суток после события, но никак не месяц с лишним спустя.

Занудно и уныло тянулся этот процесс. Защитники четко обосновывали недопустимость каждого из имеющихся в деле доказательств, а судья настаивала на рассмотрении этих бумаг по существу, и выяснялось, что и по существу нет никакого правонарушения. Ксерокопия объяснения Павла Владимировича Грищенко, начальника отдела взаимодействия с общественными объединениями, не заверенная, датированного почему-то 16 октября, то есть за 10 дней до мероприятия (опечатка, конечно), гласит о том, что участники акции использовали наглядную агитацию, не имели отличительных знаков организаторов, начали шествие на 5 минут позже заявленного времени... Но в чем же нарушение? Здесь же копия самой заявки (как она попала в дело из администрации Саратова – неизвестно, протокол изъятия отсутствует). В заявке четко прописано намерение использовать плакаты и транспаранты. Отсутствия отличительных знаков организаторов – вообще ничем не подтвержденный факт. Ни одного свидетеля в суде допрошено не было.

Разбирались несколько объяснений граждан, датированные 26 октября, без паспортных данных, тоже не заверенные, без расшифровки подписей. Окончание каждого объяснения повторяется слово в слово, как под копирку: «Даная группа граждан пересекла проезжую часть ул. Радищева и остановилась около памятника Н.Г. Чернышевского, где стояла приблизительно около 10-ти минут, держа при этом в руках плакаты и вышеуказанные транспаранты» (орфография и пунктуация сохранены). Начальные абзацы немного отличаются, хоть смысл один: мешали, мол, проходу граждан. Так, гражданин Данышин С.Б. поясняет, что шел по направлению к ул. Радищева с ребенком в кафе «Робин-Бобин», в это время по проспекту шла группа людей с транспарантом, который мешал проходу граждан, люди вынуждены были его обходить. «Я сам был вынужден двигаться сбоку от этой группы». (Далее – приведенная выше фраза о 10 минутах у памятника.)

Кафе «Робин-Бобин», поясняют защитники, находится в Заводском районе, то есть в другой части Саратова, и чтобы попасть туда с проспекта Кирова, нужно идти к остановке в противоположном направлении. Зачем этот гражданин с ребенком шел к сбоку от транспаранта, да еще 10 минут стоял у памятника Чернышевскому – неизвестно.

(Надо сказать, что я была на этом шествии и фотографировала его. Никакого гражданина с ребенком, идущего сбоку, я не видела, равно как и ни одного гражданина, которому бы шествие мешало пройти. Но к чему разбирал это суд? Ведь Безменов обвинялся не в том, что мешал проходу граждан, а в том, что якобы провел демонстрацию вместо шествия и не имел опознавательного знака организатора. Ни то, ни другое ничем не подтверждено, да и ни у одного из представителей полиции и администрации города, присутствовавших на мероприятии, подобных замечаний не возникало.)

Абсурд – он и есть абсурд, вникать в него тяжко. Дальше присутствовать на этом затянувшемся заседании я не могла, иначе бы опоздала на поезд. Только в седьмом часу вечера я узнала об оглашенном постановлении: 10 тысяч рублей штрафа за административное правонарушение.

Надо заметить, что судье Елене Ефимовой на вид вряд ли больше 35 лет. Владимиру Алексеевичу Безменову на следующий день после акции в защиту политзаключенных, 27 октября, исполнилось 65 лет.

В судебном заседании прокурора не было, функцию его исполняла судья. Пенсия человека, которого она без вины приговорила к штрафу, не превышает суммы этого штрафа.

Алексею Лукьянову, третьему заявителю шествия в защиту политзаключенных, суд еще предстоит.

Вслед за Владимиром Путиным решила явить миру монаршую милость и британская королева. Она помиловала покойника Алана Тьюринга, заслуги которого перед короной и человечеством неисчислимы. В годы Второй мировой войны Тьюринг взломал коды немецкой шифровальной машины "Энигма", чем, по словам премьер-министра Дэвида Кэмерона, "спас эту страну". Он также считается одним из основоположников информатики. Но заслуги перед Великобританией не спасли его в 1952 году от уголовного преследования за гомосексуализм, который был тогда на Британских островах преступлением.

Тьюрингу был предложен выбор между тюрьмой и химической кастрацией. Он выбрал второе, а спустя два года покончил с собой. Его юный партнер получил условный срок.

Приговором суда Тьюринга лишили допуска к работе с секретной информацией. Тем самым Великобритания наказала себя самое: она могла бы первенствовать в создании компьютеров. В марте 1952 года, когда Тьюрингу выносили приговор, Елизавета II уже взошла на престол, но еще не была коронована.

Помилование умерших – не такая уж редкость. Например, в 1979 году Джимми Картер, второй после Гражданской войны президент-южанин, помиловал давным-давно скончавшегося президента Конфедеративных Штатов Америки Джефферсона Дэвиса.

После капитуляции конфедератов Дэвис был заключен в каземат и содержался там в крайне тяжелых условиях: его ноги были закованы в кандалы, ему не давали свиданий и никаких книг кроме Библии. Ему вменялись измена и организация покушения на Линкольна. Но власти долго не могли организовать процесс. Через два года Джефферсон был освобожден под залог, а затем вышла амнистия для южан и судебное разбирательство было прекращено.

Однако поражение в правах оставалось: согласно 14-й поправке к Конституции, лицо, принявшее участие в восстании или мятеже, не может быть избрано в Конгресс или занимать какую-либо государственную должность. Вернуть это право может только Конгресс двумя третями голосов каждой палаты. Казус в том, что поправка эта была принята уже после войны, когда Дэвис сидел в тюрьме.

Сторонники уговаривали Дэвиса просить президента о помиловании, с тем чтобы участвовать в президентских выборах 1876 года, но Дэвис категорически исключил такую возможность. "Просьба о помиловании должна сопровождаться раскаянием, - сказал он, - а я ни в чем не раскаиваюсь". В том же году сенатор Джеймс Блейн, сам претендовавший на пост президента от Республиканской партии, дабы устранить опасного соперника, провел в Сенате поправку к закону о всеобщей амнистии для южан (уже третьей по счету), которая исключала персонально Дэвиса из числа амнистированных. Но вкусить плоды своего успеха Блейну не удалось: из-за обвинений в коррупции он не получил партийную номинацию.

Конгресс принял решение о полной реабилитации Джефферсона Дэвиса лишь в октябре 1976 года.

В 2010 году губернатор Флориды Чарли Крайст подписал акт о посмертном помиловании лидера рок-группы The Doors Джима Моррисона. В 1969 году на концерте в Майами Моррисон продемонстрировал публике свои гениталии и за это неприличие был приговорен в двум годам тюрьмы и штрафу в 500 долларов. До вступления приговора в силу его выпустили под залог в 50 тысяч долларов. Моррисон умер в июле 1971 года, так и не дождавшись решения по своей апелляции.

Ни один из этих посмертно помилованных не признавал своей вины.

Иное дело Россия. Евгений Анисимов в книге "Русская пытка" пишет
:
Раскаяние преступника было одной из задач политического сыска. Человеку никогда не позволяли уйти из застенка с высоко поднятой головой. Его не только пытали, но и всячески унижали, ломали. "Бесстрашие", "упрямство" каралось сурово. Человек был обязан не просто признать свою вину, но и каяться, униженно просить о помиловании. При этом мало кого интересовала его искренность, важно было формальное покаяние.

Книга содержит потрясающие примеры как униженного раскаяния истерзанных узников, так и несокрушимого их упорства. Сам акт помилования обставлялся как театральное действо, чтобы осужденный почувствовал себя уже одной ногой в могиле. Самый известный случай – несостоявшийся расстрел петрашевцев, наложивший тяжкую печать на ум и сердце Достоевского. Но это устойчивая традиция – власть любила такие спектакли.

В 1723 году бывшего вице-канцлера Петра Шафирова возвели на эшафот и заставили положить голову на плаху. Палач размахнулся и вонзил топор рядом с головой. Только после этого Шафирову было объявлено, что казнь заменяется ссылкой. С виднейшим сановником времен правления Анны Иоанновны и Анны Леопольдовны Остерманом поступили в 1742 году еще более изуверски. Он был приговорен к колесованию. На эшафоте ему объявили, что императрица Елизавета Петровна всемилостивейше заменяет колесование отсечением головы. Голова на плахе, взмах топора – и оглашение второго указа: вечная ссылка в Сибирь.

Очевидец несостоявшейся казни Петр Каратыгин полагает, что Остерман знал о помиловании:

Биографы удивляются его хладнокровию, но причиною таковому была, конечно, твердая уверенность в милосердии императрицы, которая в самую ночь восшествия своего на престол, пред иконою Спасителя, дала клятву никого не казнить смертию. Эта клятва, без сомнения, была не безызвестна Остерману.

Но мало ли в чем императрица клянется перед иконой...

О том, как выбивались признания в сталинских застенках, говорить излишне.

Михаил Ходорковский сломал вековую традицию. Он вышел на свободу именно с высоко поднятой головой, ни о чем не жалея и ни в чем не раскаиваясь. Он не дал первому лицу насладиться унижением узника. За это он достоин не только нашего уважения, но и нашей признательности. Все прочее – его личное дело. Он теперь частное лицо.

Свобода лучше, чем несвобода, а милосердие лучше, чем немилосердие. Моральным победителем в длинном сюжете об опале основателя "ЮКОСа" становится Владимир Владимирович Путин.

Владислав Вдовин, обозреватель "Известий"

Он выучил денщика в контру и в памфил, и когда денщик проигрывал, поручик хлопал его колодой по носу, а когда он сам проигрывал, то не хлопал денщика.

Юрий Тынянов. "Подпоручик Киже"

Первая реакция - это, конечно, радость. Беспримесная чистая радость за человека, который вот прямо сейчас вышел на свободу. Все остальное - потом.

Уже потом будут непрошено возникать робкие, но от этого не менее отчетливые "но". Робкие, но капризно требующие ответов вопросы. Главным из них, как мне кажется, будет вопрос, не забудем ли мы в своей радости о судьбе его друга Платона Лебедева. Не забудет ли он? А ведь именно эта доблестная пара во все бесконечные дни обоих тягостных и абсурдных судебных процессов стала для многих из нас вдохновляющим образцом мужества, верности, немыслимой, казалось бы, в наши тухлые времена поведенческой безупречности.

Не могут не возникнуть вопросы и о том, как, каким образом это смогло произойти и какой нравственной или политической ценой все это обошлось и обойдется.

Все спрашивают друг у друга и у самих себя, а что же будет дальше. Я всегда избегаю "предположительного наклонения", я не люблю начинать размышлений со слов "а вот если". Предъявите сначала "если", а потом поговорим.

Я не знаю, хватит ли у Михаила Ходорковского сил на то, чтобы после этих десяти лет оставаться тем символом сопротивления, каковым он волею обстоятельств был все эти годы. Я не знаю, останется он жить в одной с нами стране или уедет за границу, где ему будет спокойнее и безопаснее. Но я точно знаю, что никогда и ни за что не осужу ни одно из его решений, ни одно из его высказываний или поступков.

Потому что такое осуждение может позволить себе только тот, кто нашел бы в себе столько же нравственных сил, чтобы быть готовым повторить его судьбу. Если он найдет в себе внутренние ресурсы, достаточные для того, чтобы продолжать борьбу – за своих друзей в первую очередь, – я был бы бесконечно рад. Если не найдет, то он все равно заслужил покой. В том числе и душевный.

Мне не хватает ни воображения, ни знания человеческой природы и границ ее возможностей, чтобы представить себе его будущее, даже самое близкое.

Но мне хватает воображения представить себе человека на пороге собственного дома, человека, обнимающего мать, отца, жену, детей, друзей. Я легко, радостно и сочувственно представляю себе человека, надевшего домашние тапочки, севшего в кресло, прикрывшего глаза и, не окончательно еще веря во все это, блаженно пробормотавшего "как же хорошо дома".

Остальное – потом.

Это Сергей Кривов на Болотной. Он сам и выступавшие в суде свидетели уже говорили, что его били дубинкой по голове возле загородок. Возле тех самых загородок, где обвинение видит главным событием то, как Сергей отнял у омоновца Алгунова дубинку. Сегодня пенсионер Михаил Детина принес в суд фотографию. Вот что рассказал пенсионер Детина:
"Эти митинги для меня - встреча единомышленников, мне там нравится, я хожу туда, чтобы увидеть людей, что их много.
Рядом со мной шла женщина с ребенком 8 лет, у меня есть ее фотография, у нас не было оснований чего-то опасаться.
Люди, которые хотели выразить свою волю, принять какое-то решение, извините за пафос, которые активны, и это наше право.
До цепи было метров 20, в результате мы сели, сидели минут 20. Эти мужики - омоновцы - почему-то прикрылись солдатиками.
Нас стали атаковать. Выстраивались в шеренгу, врезались в людское месиво, выхватывали поодиночке людей и тащили. Я не мог понять почему. Бывали раньше случаи - кто-то шашку зажжет, его выхватывают и удаляют, а тут было непонятно, за что хватают.
Кривов - мой знакомый, товарищ, мы были наблюдателями на выборах. Я видел его среди ребят, которые укрывались от набегов загородками, увидел, что у него травма, отвел в сторонку и сфотографировал".

Фотография не была приобщена судьей Никишиной к делу на основании "сомнений в ее происхождении".

Но, конечно, главным сегодня было освобождение в зале суда четверых обвиняемых. Леонид Ковязин и Владимир Акименков вышли из клетки, Николай Кавказский избавился от домашнего ареста, Мария Баронова - от обвинения и подписки о невыезде. "Встретимся теперь на митинге?" - спросил я Колю Кавказского. "А где ж еще!" - смеялся он. А Володю и Леню с женой Женей мне удалось немного поснимать телефоном.

Что касается Ходорковского, то вы знаете, я уже об этом говорил, Михаил Борисович должен был в соответствии с законом написать соответствующую бумагу - ходатайство о помиловании. Он этого не делал. Но совсем недавно он написал такую бумагу и обратился ко мне с прошением о помиловании. Он уже провел в местах лишения свободы более 10 лет, это серьезное наказание. Он ссылается на обстоятельства гуманитарного характера: у него больна мать. Я считаю, что, имея в виду все эти обстоятельства, можно принять соответствующее решение, и в ближайшее время будет подписан указ о его помиловании.

Владимир Путин, президент России

Однажды в Версали король Людовик XV неожиданно вошел в комнату маркизы Помпадур. Сидевший у фаворитки, в числе других лиц ее свиты, доктор Кене вскочил и изобразил на лице крайнюю растерянность. После ухода монарха одна из придворных дам, госпожа Оссэ, лукаво спросила перепугавшегося врача:
- Смею ли, сударь, узнать причину столь непонятного волнения?
- Как же мне было не волноваться? - отвечал Кене. - Всякий раз, когда я вижу короля, я думаю: вот человек, который может приказать, чтобы мне отрубили голову.
- Помилуйте! - воскликнула госпожа Оссэ. - Король так добр!..
Мишлэ, рассказывающий этот анекдот, остроумно и справедливо замечает, что госпожа Оссэ в своем восклицании совершенно точно определила причину Французской революции: при старом строе единственная гарантия того, что человеку не отрубят головы, заключалась в крайней доброте короля.

Марк Алданов. "О правителях"

В среду на "Болотном процессе" произошло несколько скандалов.

Сперва обвинение попыталось уже в ходе суда вбросить какие-то отсутствующие в деле документы. Вчерашний день закончился детальнейшим ходатайством адвоката Бадамшина об исключении из дела сомнительного видео, обвиняющего Марию Баронову. А заодно и всех протоколов описания видео, знаменитых своими натяжками и нарушениями УПК. Вместо ожидаемого рассмотрения этого вопроса обвинение предложило включить в дело новые документы - какие-то объемные экспертизы того же видео. И уж совсем невероятный документ, датированный аж июнем 2012 года и "легализующий" в деле видеозаписи как вещдоки. Бумажка полуторагодичной давности оказалась свеженькой, как из-под принтера! Почему ее не было в деле до сего дня, так и не было объяснено. Адвокаты бурно протестовали против такой "липы", но судья все же ее приняла. Правда, отложив вопрос об объемных экспертизах столь же туманного происхождения.

Второй случай - еще более невероятный. Адвокат Динзе пригласил в качестве специалистов двух экспертов. Специалист в суде имеет совсем иные функции, чем свидетель. Свидетель говорит о виденном. Специалист дает оценки. Динзе добыл спеца по "тактико-специальным действиям полиции". Одно перечисление регалий Игоря Бурмистрова занимает полстраницы: ветеран боевых операций, инструктор подготовки ОМОН и СОБР, разработчик программ по действиям полиции в ситуациях массовых неповиновений и беспорядков и т.п. Исследовав материалы событий, он написал заключение о действиях полиции на Болотной. И пришел к выводу, что массовых беспорядков не было, а была масса тактических, технических и дисциплинарных ошибок полиции.

Судья Никишина попросила всех адвокатов перечислить вызванных на сегодня свидетелей. Их назвали, взял слово и Динзе. Я своими ушами слышал, как он заявлял именно специалистов, и все слышали. Но судья неожиданно вызвала Бурмистрова именно как свидетеля. "Так заявил адвокат!" - категоричным тоном отрезала она. Остолбеневший Динзе и некоторые адвокаты пытались возражать, но специалист превратился в свидетеля. А свидетель не может оценивать что-либо. Бурмистров же сам на Болотной не был. Поэтому его пребывание на свидетельской кафедре оказалось совершенно бессмысленным, он просто не мог говорить о том, о чем собирался. Его заключение, естественно, также не было приобщено к делу.

Второго спеца от Динзе, психолога Владимира Рубашного, почему-то судья услышала верно и позволила выступить именно экспертом. Рубашный много лет работал психологом со "спецконтингентом", руководил психологической службой ФСИН в Татарии. А сегодня - эксперт Общественной палаты Татарстана, член республиканской ОНК и частный практикующий психолог. Главная тема его заключений - состояние участников митинга и полицейских в ситуации стресса и аффекта. Может ли свидетель-полицейский точно запомнить и описать ситуацию в таких обстоятельствах? "Человек в таких обстоятельствах "оглушенный", все психофизические свойства и качества переходят в другой режим, сужается коридор сознания, он не может до конца описать, что с ним происходит, не может в точности после событий описать, что происходило".

Кроме того, Рубашный провел тестирование ребят на "криминальную направленность" психики. Луцкевич по его тестам вообще лишен какой-либо "криминальной зараженности". Андрей Барабанов: "в специфической ситуации (как на Болотной) ему свойственно активное поведение в контексте "защитить свою жизнь"", "защитить жизнь другого", эта модель может диктовать его поступки. У него могло возникнуть опасение за свою жизнь". Артем Савелов: "свойственны законопослушание, нормативность, неагрессивный, эмоционально стабильный, общительный. Индекс враждебности у него понижен в полтора раза к норме".

Из свидетелей самым удивительным оказался Николай Харитонов. Он стал рассказывать настолько эмоционально, артистично и естественно, что перепуганная Маша Баронова вскочила: "А вы, собственно, кто по профессии?" "Музыкант. Блюзмен!" - немного смущенно ответил Николай. "Ясно..." - ошарашенно осела Мария.

"Понимаете, давление было настолько велико, что не мог ничего сделать с этим, как с морскими волнами, оставалось только отдаваться им. Меня бросало вправо-влево, затем вперед - на цепь, я удержался, провалился вперед сквозь шеренгу. Понимаете, зажатые ноги остаются на месте, а туловище падает вперед!" Николай пытался показать жестами, как это было, нагибался и подпрыгивал. Усталый зал засмеялся, разряжаясь. Даже судья улыбнулась: "Мы не можем вас сфотографировать, вы постарайтесь словами, не волнуйтесь!"

"Моя куртка застряла в толпе, и я обернулся, пытаясь ее вырвать, тогда и увидел падающего на меня Артема Савелова. Если бы я его не подхватил, его бы наверняка растоптали!"

- Вы принимали участие в давлении?
- Я больше отдавался волнам. Там бы никто не ушел, если б захотел.
- Вы бы смогли предотвратить давление? - Да вы что?!
- Кто давил? - Давила вся масса, все несколько тысяч человек.
- В связи с чем произошел разрыв цепи? - Видимо, ребята-полицейские просто устали держать.
- А Савелов предпринимал активные действия для разрыва? - Да он бы никаких действий предпринять не смог, даже если б и хотел!
- Слышали призывы избивать сотрудников? - Да что за бред!

Еще он видел Сергея Кривова.

"Увидел, как его активно обрабатывают палками сверху вниз, бьют. Человек в форме. Полицейский. В шлеме, наколенниках, бронежилете. Пытаясь защититься хоть как-то, люди поставили барьеры... Я несколько раз подходил к офицерам... к вашим офицерам! (Обращаясь под смех зала к приставу.) Кривов стоял с одной стороны барьера, полицейский - с другой. И очень интенсивно бил его по голове. Примерно 10-15 ударов сверху. Я видел, что некоторые попали по голове. Другие вскользь попадали по рукам, плечам. Я могу точно сказать, что промахнуться дубинкой с полуметра невозможно, это не дуэльный пистолет. И еще ногами через прутья бил. Я видел мелькающие ноги сквозь барьер. Кривов уворачивался".

"Минут через 15 я его увидел, и у него был громаднейший и очень красивый кровоподтек. На лбу. Других побитых людей, конечно, тоже видел. Это ж было просто месилово. Люди были потрясены".
Адвокат: "Можно заменить слово месилово на избиение?" - "Можно, но это будет слабо звучать".

"Как Кривов себя вел?" - "Но он все же уравновешенный человек, мужик... Он даже с полицейскими разговаривал человеческим языком. Как? Да вот так: да ребята, вы что, с ума сошли, что ли? И я так же два-три раза подходил к ним, к людям в погонах. Однажды подошел к капитану, 4 звездочки. Тот как раз строил клин, свинью. Я завел с ним разговор, но он не ответил, отдал команду, и они пошли вперед".

Кривов задал Николаю пару вопросов. Я спросил его после заседания, ожидал ли он такого свидетеля. Он, улыбаясь несколько ошеломленно, покачал головой.

Приведу свои записи других свидетелей.

Наталья Мирза - руководитель секретариата Владимира Лукина. От аппарата Уполномоченного 6 мая на площади было 8 человек. Мирза вместе с самим Лукиным видели сидящих людей и уговаривали их встать и пытаться пройти к сцене. Затем полиция надавила на толпу, и они оказались в давке. Уполномоченный безрезультатно обращался к омоновцам: отодвиньтесь, дайте воздух людям, мы сейчас постараемся во всем разобраться! Ей удалось пробраться за оцепление, поговорить с замом мэра Горбенко и полковником Бирюковым. Тот почему-то сказал, что не может воздействовать на ОМОН. Стали задерживать: сперва достаточно корректно, но затем превышение силы полицией стало очевидным. "Со стороны демонстрантов было много нелицеприятных выкриков, но не видела, чтобы кто-то кидался или дрался. Удивило присутствие автобуса Следственного комитета. Как правозащитник возмущена тем, что ОМОН "бил через цепочку людей по голове, видя, что они не могут увернуться или уйти". Вскоре они покинули Болотную и не видели окончания.

Света Рейтер (Сапрунова), известная журналистка.

"Была у сцены, потом пошли к "Ударнику" со многими людьми. У Лужкова моста была небольшая давка, даже снесли рамки. Неожиданно жестко полиция накидывалась, выхватывала и задерживала. Люди в толпе пытались заниматься тем, что я бы назвала самообороной, закрывали лицо, стояли в цепочке, чтобы их не могли выдернуть, кто-то разбегался. Это был не линейный процесс, а прерывистый, все утихало и вновь начиналось.

В сентябре через пресс-службу ГУВД делала официальное интервью с потерпевшими омоновцами. Троерин говорил, что не помнит, кто напал, не видел, была сумятица. Деркач сказал: были 4 водомета, "Тигры" и резиновые пули, ждали только команды разогнать, у нас хватило бы сил, чтобы скинуть всю эту толпу в речку".

Анатолий Калинкин, декан факультета культурологии РГГУ (где учился Денис Луцкевич)

"Денис учился очень хорошо, интересовался в основном образованием. Много помогал деканату, я не раз ездил с ним в машине за какими-то пособиями". Я знал, что наши молодые (и не только) преподавательницы пойдут на этот митинг, и сам просил Дениса, чтобы он тоже пошел присмотреть за ними на случай чего".

Тамара Лиханова, жена Ярослава Белоусова.

Сейчас мы на троих получаем примерно 23 тысячи в месяц. Конечно, мало, учитывая маленького ребенка после операций. Ярослав очень помогал в семейных делах, подрабатывал. Очень отзывчивый и открытый человек.
- Как менялась сфера научных интересов Ярослава?
- На первых курсах занимался этнополитологией, дальше заинтересовался современным политическим процессом, таким феноменом, как массовые акции протеста, и ролью соцсетей в их организации, чему посвятил работу на 4-м курсе. Использовал метод включенного наблюдения, посещал все акции.

Г-н Подрабинек разродился очередным текстом, призванным показать миру нравственное превосходство автора над всеми.

Он смело заклеймил штрейкбрехеров и прислужников режима, которые - о ужас! - пришли на встречу с Путиным в День прав человека.

Центральная мысль опуса:

Правозащитники, конечно, были удовлетворены. Они скромно молчали, ибо помнили, что пасутся на одном с властью поле и жуют общую солому из одного государственного котла. Все они, от МХГ Людмилы Алексеевой до редакции «Пионерской правды», получают щедрые правительственные гранты из государственного бюджета (желающие могут полюбоваться на семизначные суммы, выделяемые прикормленным правозащитникам). Так что приходится молча слушать хозяина и выказывать чувство глубокого и полного удовлетворения.

Противоположности сходятся. Воззрения г-на Подрабинека, оказывается, весьма сходны с убеждениями г-на Путина. Они оба уверены, что «кто платит деньги, тот и заказывает музыку».

Такая «мораль» органична для проституток (обычных и политических), а также для сотрудников спецслужб и их платных осведомителей. Профессиональная аберрация восприятия. Поэтому ничуть не удивительно слышать от депутатов или г-на Путина, что прикормленные правозащитники выполняют заказы Запада.

Вполне понятна и сходная реакция бастрыкинского ведомства на экспертизу второго дела "ЮКОСа" - если не прибегать к аргументу Путина-Подрабинека, то придется отвечать на экспертизу по существу. А так - заявил, что эксперты подкуплены, и вроде как ответил.

Среди пишущей братии тоже немало таких, кто убежден, что журналистика - понятие амбивалютное.

Хочется надеяться, что высказывание Подрабинека иного происхождения. Вероятно, оно объясняется подростковыми комплексами - стремлением самоутвердиться за счет окружающих и склонностью к радикальным позициям и суждениям.

Многие принимают радикализм за твердость принципов. В действительности это вещи не только не тождественные, но часто противоположные. И «радикальное» противостояние путинскому режиму приводит Подрабинека к дословному воспроизведению дешевых пропагандистских конструкций этого режима.

Те, кто занимается реальной правозащитой, а не только разговорами о ней, пошли на встречу с Путиным, надеясь помочь конкретным людям. Они не сочли возможным пренебречь этим шансом, и им все равно, «что станет говорить княгиня Марья Алексевна», в роли которой решил выступить Подрабинек. Ради спасения чужих судеб можно и нужно вести переговоры даже с террористами.

Но есть у таких встреч и другая, не менее важная сторона. Все сказанное на них фиксируется - и нынешние правители не смогут оправдываться тем, что они чего-то не знали, что им о чем-то не доложили. Для будущей оценки - историей или судом - действий конкретных лиц это весьма существенно. Стенограммы этих встреч могут служить доказательством - в отличие от журналистских сочинений, даже самых эмоциональных. И про это не стоит забывать.

На "Болотном процессе" защита продолжает представлять свои аргументы. Свидетели для нас привычно делятся на два типа: по конкретным обвиняемым и их эпизодам и "общие". Последние - это те, чьи показания относятся к общей 212-й статье ("массовые беспорядки"). Те, кто внятно может рассказать о событиях на Болотной, увиденных с иной точки зрения, чем представленная обвинением и многочисленными свидетелями-полицейскими.

16 декабря первыми были два свидетеля "по характеристике личности" Степана Зимина. Его соученики по РГГУ Светлана Клименко и Алексей Бельский описали Степана как очень доброго человека и отзывчивого, верного товарища. Что же касается успехов в учебе, то на зарубежную языковую практику не посылают отстающих. Вопросов у суда к ним не было.

Екатерина Миншарапова, гражданская жена Барабанова

Они прожили вместе с Андреем Барабановым четыре года. Вышла заминка со статусом "гражданская жена": оказалось, прокурор Костюк всерьез уверена, что "гражданским браком" называются именно оформленные отношения. Катя подробно описала их с Андреем похождения на Болотной.

Придя очень рано, они легко попали в район сцены (куда потом не смогло пробиться большинство демонстрантов). Пришли в прекрасном настроении, удивились только могучим цепям полиции в районе "Ударника" и Большого Каменного моста. Долго оставались у пустой сцены, а митинг так и не начинался. Когда прошел слух, что лидеров заблокировали возле "Ударника", пошли туда, чтобы разобраться, но набережная оказалась перегорожена цепью полиции. Полицейские не пропускали ни туда, ни обратно, "даже могли выдернуть, если подошел поближе, и вытолкать наружу". Никто ничего не объяснял. Вернулись, с удивлением наблюдали, как на сцену пытались выйти и выступить несколько человек, но их жестко задержали и увели (это были Удальцов, Навальный и Немцов). Сцену разобрали, а ребята все ждали чего-то. Со стороны "Ударника" к ним пробрались двое друзей и сказали, что там - "месиво и окровавленные люди". Вместе отправились туда - посмотреть. Было уже около 19:00. По дороге обнаружили массу людей на набережной. Но все было тихо, люди просто разговаривали. Вскоре на людей неожиданно понеслись шеренги омоновцев. Они налетали несколько раз, врезались в толпу и били дубинками. "Многие не сопротивлялись вообще, но их все равно тащили, заломив руки. Некоторые сопротивлялись, и я этому вижу объяснение: когда на тебя нападают и тащат куда-то, не объясняя, в чем ты виноват, то не очень хочется. Люди были в шоке, мне было очень страшно. Выйти было некуда". Очередная цепочка ОМОНа выскочила из кустов сквера и рассекла набережную пополам, Андрея и Катю раскидало по разные стороны.

Андрей и Катя по разные стороны разделившей их цепочки. Кадры видеозаписей

"Там, куда оттолкнули Андрея, я видела какое-то месиво, били людей, тащили. Я переживала, что уже 10 минут не могу его найти. Вскоре он позвонил с чужого телефона и сказал, что его сильно избили и затащили в автозак. Я переживала очень. Резкая смена настроения, от праздничного к очень страшному, меня добила. Пошла к "Ударнику", думая, что постараюсь как-то его вытащить. Но он позвонил второй раз, сказав, что уже везут в Тверское ОВД, и попросил привезти документы. Домой пришел через день. Очень плохо себя чувствовал - болела голова, тошнило. Сходили в медпункт, но лечила я его сама. Справка из медпункта пропала при обыске, когда его арестовывали".

Прокурор: Что было в стеклянной бутылке, с которой вас не пропустили через рамки?
Катя: Вода "Буратино". (смех в зале)
Прокурор: Вас лично пытались задержать?
Катя : Нет, мы с Андреем старались держаться в сторонке.
Прокурор (торжествующе): Ну вот - в сторонке!

Катя и Андрей в суде. Фото Дениса Бочкарева

Полина Богданова, участник шествия, 23 года

Оказалась в давке, идти было некуда, цепь сделала несколько шагов вперед и разорвалась ненадолго. "Люди вываливались в эту прореху в кордоне, негде было встать. Полицейские старались закрыть проход. За их спинами появился омоновец с электрошокером в руках. Он подошел к мужчине лет 50, но тот вдавился в толпу, и его не смогли достать. Рядом с ним возник другой омоновец с газовым баллончиком. Он его распылил круговым движением на расстоянии 20 см от лиц людей. Все стали закрывать лица. Я была в шоке и даже не помню, как оказалась в районе набережной".

Полина Богданова. Фото Александра Барошина

"Видела, как задержали журналиста с пресс-картой бело-синего цвета, его хватали за волосы, пиджак, обращались очень грубо. Оттаскивали людей метров на пять, бросали на асфальт и начинали избивать. Хватали тех, за кого зацепится глаз. Если, скажем, все вокруг в светлой одежде, а один - в оранжевой, брали его. С разбега врезались в толпу и, орудуя дубинкой не глядя, пытались схватить кого-то".

Люди вынесли загородки и пытались оградить себя от полицейских, но те подпрыгивали и били дубинками через ограждения. У загородки, в двух метрах от меня, стоял Сергей Кривов (я потом узнала, что это был он). Его ударили дубинкой по голове не меньше трех раз, он только уворачивался и закрывал голову.

Меня с толпой вытеснили к мосту, ведущему к Большой Ордынкке, там срочники стали вытеснять дальше, потом ОМОН побежал за нами по Большой Ордынке, валил с ног и избивал. Так добежали до "Третьяковской", многие пошли в "Макдоналдс". Омоновцы забежали туда и стали вытаскивать людей из-за столиков".

Показания Полины показались прокурорам скандальными, и они обрушились на девушку:

- Вы по собственной инициативе пришли давать показания? (Адвокаты: Совершенно ясно, пригласили адвокаты, нам не приходило в голову задавать такие вопросы вашим омоновцам!)
- Кто пригласил вас? (Адвокаты: "Пристав!" Смех в зале. Защитник Шаров: "Я пригласил").
- Как на вас Шаров вышел? (Хохот в зале)
- Вы смотрели видеозаписи с крыши? Соответствует ли это видео вашим показаниям?
- Как раз соответствует. Там видно, что люди вываливаются из цепочки, потому что им тесно.

Олег Орлов, член правления общества "Мемориал"

Орлов повторяет рассказ о попытке обратиться к полковнику Домашову и избиении старика - он уже говорил об этом на процессе Михаила Косенко. "Я требовал от полковника одного: отведите своих людей на 50 метров и я уверен, что все спокойно закончится. Полицейские били людей - женщин, пожилых, тащили удушающим захватом за горло, у меня как правозащитника это вызывало возмущение. Потом увидел Давидиса (один из заявителей митинга). На тот момент, когда я его встретил на этом пятачке, он так же, как и я, ничего не понимал. Мы услышали объявление полиции, что митинга не будет, но не поняли - почему и что делать".

Вопросы прокуроров:
- Видели прорыв?
- О прорыве услышал после. Когда я был там, это был не прорыв демонстрантов, а постоянные прорывы полицейских в толпу.
- Вы видели, как демонстранты кидали камни?
- Дважды видел, как летели пластиковые пустые бутылки, и несколько раз - как молодые люди кинули куски асфальта. Хочу пояснить: на этом пятачке были сотни и тысячи демонстрантов, а кидали - единицы. Я их не знаю. В ответ полиция вклинивалась и хватала первых попавшихся. Подчеркиваю, их было очень мало.

После перерыва

Адвокат Зимина Сергей Панченко ходатайствовал об оглашении показаний омоновца Шубича, в них - важные детали истории Степана. Судья отказала сперва в оглашении ("документы оглашаются лишь в случае невозможности явки свидетеля"), а затем - в вызове свидетеля ("защита сама должна обеспечить явку").

Адвокат Сергей Бадамшин в который раз за процесс попытался приобщить к делу пресловутую информацию на интернет-странице ГУМВД о порядке проведения митинга, вывешенную там накануне 6 мая. На этот раз - в виде завизированного нотариусом "Протокола осмотра интернет-ресурса". Снова не вышло ("т.к. документ противоречит нормам УПК и не может расцениваться ни как "иной документ", ни как протокол").

Затем тот же Бадамшин полчаса читал детальнейше составленное ходатайство об исключении из дела видеозаписей и протоколов их описания. Там упоминалась и полная путаница с бесконечно перезаписываемыми следователями дисками - непонятно, какие из записей смотрели они при составлении описаний. И невнятные протоколы "всевидящего сочинителя следователя Гуркина". И несуществующие в действительности понятые (адвокаты проверили - их адреса оказались фиктивными), которые к тому же по непонятной причине потратили якобы по 5 своих рабочих дней, рассматривая с Гуркиным видеоматериалы.

Прокуроры в замешательстве потребовали перерыв для ознакомления со столь обильными доводами. Но 15 минут оказалось мало, и по просьбе стороны обвинения заседание было отложено на послезавтра. Интересно, как они станут аргументировать свои возражения.

Проблема даже не в законе о публичных акциях – он не нужен префектуре, чтобы ответить отказом на ваше уведомление. Согласовать пикет из 10 человек в столице можно только в том случае, если вы хотите прославлять «традиционные ценности». В противном случае акция непременно помешает проходу граждан или проезду автомобилей, а то место, где вы захотите его провести, окажется «непригодным» или «неприспособленным», или там будут проходить снегоуборочные работы, или ремонт мостовой, или сразу три других публичных акции. А вас отошлют в глухой и темный парк.

Вы ничего не можете с этим сделать. Вы можете обратиться в суд, и месяца через два, возможно, добьетесь того, чтобы ответ префектуры был признан незаконным, что отнюдь не помешает префектуре отказать вам снова.

В минувшую пятницу мы подавали очередное уведомление, чтобы провести акцию по сбору подписей в защиту узников Болотной и еще четырех человек из разных стран, и получили отказ. Точнее, не совсем отказ: нам предложили собирать подписи перед Сахаровским центром, в романтическом полумраке абсолютно пустого парка.

Принципы работы Amnesty International не позволяют нарушать законы стран, в которых мы работаем, какими бы абсурдными они ни были, поэтому вместо акции мы провели флешмоб на Курской, просто поставив прямо на тротуар бумажные фонарики с надписью «СВОБОДУ УЗНИКАМ СОВЕСТИ».

Кроме узников Болотной эта акция посвящена бирманскому доктору Туну Ауну, эфиопскому журналисту Эскиндеру Нега, белорусскому ЛГБТ-активисту Игорю Тихонюку и жителю Стамбула Хакану Яману. Узнать о том, кто эти люди, и написать письма в их защиту вы можете на amnesty.org.ru. Акции в их защиту в рамках «Марафона писем» Amnesty International сейчас проходят во всем мире.

Огромное спасибо участникам Московской Открытой школы прав человека, которые присоединились к акции.