Политзаключенные, реальные политзаключенные, то есть осужденные за политические взгляды или политические выступления. Тогда (в 1983 году. - Ред.) были, сегодня нет… Потому что возьмите даже там "Болотное дело". Вот сейчас самое как бы политическое дело, да? В милицию чем-нибудь кидались или не кидались?.. Вот есть ли хотя бы один привлеченный по "Болотному делу", который на Болотной площади не совершал активных физических действий? Вот тогда о нем можно. Можно о нем говорить как о политическом заключенном, если при этом он не выступал организатором. Потому что организатор мог вообще не быть там, да? Вот раздавать деньги, раздавать инструкции, как действовать, куда идти, в какой момент начинать... Боже упаси, только не поймите меня так, что я утверждаю, что кто-то из узников "Болотного дела" виновен. Я этого не утверждаю. Я не утверждаю ни что виновен, ни что невиновен. Я сейчас говорю о том, что активные действия, физически активные действия - это не политический заключенный. Вот. Классическое определение политического заключенного - это человек, привлеченный к ответственности за взгляды.

Ссылка

"Единая Россия"... сейчас отвечает за ситуацию в стране, она находится у власти... Если бы у власти была не "Единая Россия", а какая-нибудь другая партия (давайте по-честному друг другу ответим), вы считаете, что в этом случае все злоупотребления ушли бы в прошлое? Почему же они тогда не уходили в советские времена, в царские времена?..
Но не нужно идеализировать партию. Партия - это совокупность людей, среди которых есть кристально честные... но есть и проходимцы... Это нормально.

Дмитрий Медведев, премьер-министр, лидер "Единой России"

А народные заседатели кто? Мужчина и женщина. Мужчина, по-моему, глухой из артели "Напрасный труд". А женщина - передовица швейной фабрики, по-русски два слова сказать не может. Сколько я судов ни видел в нашем городе, всегда кто-нибудь из заседателей - со швейной фабрики. Почему им так швейная фабрика нравится, не пойму. Там воруют так же, как и везде.
Заседателей у нас вообще за людей не считают. Их даже никто не покупает, потому что они что судья скажет, то и подпишут.

Фазиль Искандер. "Сандро из Чегема"

На днях президент внес в Думу законопроект о создании военной полиции. При всей серьезности затеи, проекта как такового нет - есть черная дыра. Обязанности, полномочия, ответственность, статус военной полиции - ничего этого нет.

Закон предполагается кратким, несколько страниц. Суть - в небольшом дополнении закона «Об обороне»: «Основные направления деятельности, функции и полномочия военной полиции определяются федеральными законами, общевоинскими уставами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации». И дальше, в законе «О статусе военнослужащих»: «Для исполнения должностных и специальных обязанностей, в том числе в военной полиции Вооруженных Сил Российской Федерации, военнослужащие могут наделяться дополнительными правами на применение оружия, физической силы, специальных средств, предъявление требований, обязательных для исполнения, подчинение строго определенным лицам и другими правами, которые определяются федеральными законами, общевоинскими уставами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации".

Это означает: 1) образуется новая силовая структура с неопределенными полномочиями, определять которые будет министр обороны; 2) военная полиция будет привлекаться для исполнения «специальных обязанностей», под которыми можно понимать и исполнять все что угодно; 3) если обычная полиция вправе использовать оружие, спецсредства, физическую силу в строго оговоренных в федеральном законе случаях, то военная полиция будет стрелять и бить помимо закона, при исполнении «специальных обязанностей», по приказу министра обороны или указу президента.

Цели и задачи военной полиции закамуфлированы. Как сказано в проекте, она «предназначена для защиты жизни, здоровья, прав и свобод военнослужащих». Для защиты от кого? Как это вообще понимать? В условиях войны военная полиция будет защищать военных от противника? А в условиях мира?

Возможно, авторы законопроекта имели в виду что-то другое, но строго по букве внесенного в Думу текста получается, что помимо защиты военнослужащих военная полиция будет использована «для противодействия преступности», при чем не только в Вооруженных силах, а также для обеспечения... чего бы вы думали? безопасности дорожного движения. ГИБДД не справляется?

От законодателя требуется немногое: принять закон, дающий право военной полиции действовать помимо закона. А чтобы проект прошел сквозь Думу без помех, заниматься им будет не комитет по обороне (хотя поправки вносятся в военные законы), а комитет по безопасности. Причина тому на поверхности. Комитет по обороне во главе с адмиралом Комоедовым принадлежит в этом созыве КПРФ. Комитет же по безопасности - это ЕР во всей своей красе (председатель Яровая чем не генерал?).

С понедельника "болотный" суд перешел к новому этапу - свои доказательства начала представлять защита. Мы вызываем своих свидетелей, оглашаем некоторые документы из дела, которые не сочло нужным зачитать обвинение.

Защитники с нетерпением и некоторой опаской ждали этого момента. Пока слово было за обвинением, судья не раз снимала наши ходатайства с дежурной формулой: "Это вы сможете сделать на стадии представления материалов защитой, а пока их выбор и порядок определяет обвинение". И вот слово перешло к нам. За первые три дня ни один из свидетелей защиты не был отведен судом. И лишь в одном случае судья отказала в оглашении документа. Правда, этот документ - пресловутая схема проведения митинга, но слишком хитро он запрятан в приложении к протоколу допроса. Благодаря этому вновь нашелся формальный повод, чтобы ее не обнародовать. С редкостной методичностью обвинение и суд не хотят обсуждать время и место описываемых эпизодов, выстраивать хронологию событий, разбираться с картой.

С "передачей хода" в суде стало повеселее. "Ну вот, наконец мы услышали правду!" - говорят многие. Честно говоря, слышать это больно, особенно от родных наших сидельцев. Не верю, что суд вообще интересуется этой правдой. А пропасть между этими двумя "правдами" - обвинения и защиты - становится особенно видна сейчас. И дело не в откровенном вранье некоторых мордоворотов в погонах. Сталкиваются два абсолютно несовместимых мировоззрения. Они ведь действительно видят жизнь так: человек должен ходить строем, прав сильный, беспорядки - это антиправительственные лозунги. Как заставить себя одновременно понимать, что тебя все равно не услышат, и продолжать что-то доказывать, говорить, звать людей в суд?

Свидетели тоже сильно отличаются от предыдущих. Во-первых, свидетелей защиты, которые и постарше, и пообразованнее, просто интереснее слушать. Особенно после всех "не знаю, не помню", которые мы несколько месяцев выслушивали от приходящих полицейских. Но есть и другое отличие. С "нашими" работать гораздо сложнее.

Я уже привык к тому, что очередной найденный потенциальный свидетель ответ на мои вопросы, помнит ли он тот или иной эпизод, начинает со слов: "Я готов дать показания, но хочу предупредить: я буду говорить только правду!" Да я и не думал просить вас врать! Но дело тут не во мне: для этих людей реально важны такие вещи, как честь и совесть. И именно поэтому они приходят. Так что мы никогда точно не знаем, что услышим от них в зале суда. После стандартных заученных формул полицейских приходится внимательно вслушиваться в богатую насыщенную речь. К тому же интеллигентный человек больше склонен рассуждать и давать оценки, чем доверять своим глазам. А в суде нужны факты и наблюдения. Так что - интересно и непросто.

Другая новая деталь - поведение прокуроров. Они молчат. За три дня ими был задан один вопрос. Одного из заявителей шествия Сергея Давидиса они спросили: "А кто еще был заявителем?". Юмор в том, что еще в начале процесса они сами зачитывали документы согласования митинга, где все имена были названы. Зато функцию допроса неожиданно взяла на себя судья Никишина. Делает она это довольно жестко. Такое впечатление, что цель допроса - просто сбить человека с мысли, обломать, лишить уверенности в себе. Опять же, есть мнение, что с человеком умственным это проделать проще, чем с солдафоном.

Тем приятнее, что большинство свидетелей защиты выступили спокойно и уверенно. Сегодня особенно восхитила "мемориалка" Ольга Трусевич, спокойно парировавшая все судейские "разводки".

Сегодня же адвокат Марии Бароновой Сергей Бадамшин зачитал дивные тексты экспертиз, тоже из дела. Они про единственную видеозапись, легшую в основу обвинения. Кажется, обвинение не совсем понимало, что эти "доказательства" доказывают прямо обратное. Фоноскопическая экспертиза: звук подложен, присутствует монтаж, голос Бароновой неопознаваем. Лингвистическая экспертиза: не подтверждает якобы содержащиеся в ее речи призывы.

Приведу собственные же твиты, цитирующие показания нескольких последних свидетелей.

Илья Яшин
Я должен был выступать на митинге, который так и не состоялся. Мы уперлись в солдат, образовалась пробка.
Солдаты ВВ сделали несколько шагов, создав еще большую давку, возник эффект пружины. Уходить из толпы было опасно - могли избить или задержать.
Я не видел насилия со стороны митингующих. Рассказ о Захарове, которого ударили дубиной по голове, он был весь залит кровью. Я помогал ему выйти к "скорой".
Вначале люди кричали: "Пропускай!". Они просили разблокировать проход в сквер, чтобы прекратить давку.
Я видел Луцкевича, он был обут в сандалии, так не одеваются, когда идут на что-то опасное. Он стоял в толпе, выкрикивал лозунги, больше ничего.
Секции металлических загородок люди использовали в качестве щитов, чтобы уберечься от ударов дубинок. Люди недоумевали, почему их бьют.
Для чего полиция врывалась в толпу? Чтобы задерживать. Полиция не объясняла других причин. Людей тащили с фиксированными руками, избивая.
Коммуникация между людьми и полицией была гораздо меньше обычного, они не объясняли своих действий. Их было много, но их логика была неясна.
Если полиция видела на тебе кровь, это рассматривалось обычно как повод для задержания, а не для оказания помощи.

Виктор Захаров
Был с бейджем службы безопасности митинга в районе сцены.
С самого утра было недружественное отношение полиции к организаторами и субподрядчикам митинга. Не пропускали машины с оборудованием, материалами.
Не могу назвать это столкновениями "между". Это было избиение одной стороны другой. Силы и возможности были явно неравны.
Один полицейский нанес мне удар ногой, другой - рукой, разбив очки. Юношу рядом сильно ударили, я его поддержал, тогда меня ударили по голове, я потерял ориентацию.
В соседней "скорой" был мужчина средних лет. В больницу со мной доставили молодого человека с ушибом грудной клетки и другого - с ожогом роговицы глаз.
На мой большой бейдж организатора полиция не обращала никакого внимания.

Екатерина Пархоменко (редактор ИД "Коммерсантъ")
Сперва было очень весело и позитивно. Мои друзья взяли детей и старика-отца. Позже была проблема, как его вывести оттуда.
Проход был недостаточен для десятков тысяч, которые не могли просочиться в проход в 10 метров.
Потом людей стали хватать. Чаще всего люди кричали: "Что вы делаете?". Никаких жетонов, никто ничего не объяснял и не отвечал.
Волокли парня голой спиной по асфальту, он был крупный, им было тяжело. Выскочил дед 75 лет с криком: "Оставьте его, возьмите меня". И они оставили парня, взяв деда.
Люди пытались уйти, но выходы были перекрыты. Оказались в котле. Они не пытались прорываться куда-то, а пытались понять, куда деваться.
Не может человек стоять столбом, когда рядом кого-то бьют дубинкой; все действия, крики были реакцией на эту жестокость полиции.
Люди взяли железные заборы и попытались отгородиться от нападения полиции, их лупили палками через загородки сверху, по рукам и головам, текла кровь.
Мои права как демонстранта были нарушены тем, что милиция оцепила не там, где обещала. Это меня тревожило, в связи с чем я требовала ответить мне, но не получала ответа.

Леонид Беделизов (оператор видеоканала)
Идти было некуда, но полиция стала разгонять на основании того, что люди не расходятся.
Задние полицейские подталкивали передние ряды, и те делали постоянно движения вперед, давя на манифестантов.
Полицейский ударил меня дубинкой в спину, я снимал происходящее и не делал ничего плохого, видел много пострадавших демонстрантов.

Ольга Трусевич (сотрудник "Мемориала", наблюдатель)
У нас изымали воду на рамках.
Стояли час, непонятно почему. Протиснулась, увидела цепь, перегораживающую путь.
Меня увлекло с толпой, и я зашла за цепь (это названо "прорывом"). Первые задержания - особо жесткие. Вызывало гнев и возмущение.
Когда стало чуть свободнее, полиция стала с разбега врезаться толпу. Этот этап я уже могу назвать "зверства". У лежащего мужчины текла кровь из головы.
Видела, как полицейский прицельно ударил человека в шею, демонстрант потерял сознание. Его унесли куда-то. Люди не раз кричали "убийцы".
Видела, как Олег Орлов общался с полковником, тот его послал подальше, потом ударил подошедшего к нему следом старика.
Женщину тащили за волосы, видела не раз захваты за шею. Человека, похожего на женщину, били ногой. Не раз обращалась к полиции без ответа.
Я видела много испуганных или возбужденных от стресса людей.
Когда полиция не проводила задержаний, никаких действий по отношению к ней не происходило
Я впервые увидела такое, испытала стресс, ночами снилось. Считаю, что понесла моральный ущерб. Считаю, что остальные демонстранты тоже понесли немалый ущерб.
Видела Сергея Кривова, он стоял перед толпой в районе поставленных демонстрантами загородок и уговаривал полицию не применять насилие. Его ударили по голове.
Меня схватили сзади, когда стояла спиной к полиции и смотрела на людей, понесли, сломали очки.
Задерживали меня трое: один - среднего возраста, двое помоложе, похудощавее, каски держали в руке, палки были при них, одеты в темно-серую форму с бронежилетами.
В ОВД "Вешняки" со мной оказался Ярослав Белоусов, оттуда знаю его по имени.
В ОВД нас построили вдоль стены и держали час стоя. Потом напротив встала шеренга полицейских и долго смотрели на нас. Потом заставляли катать пальца и фотографироваться, я отказалась.
Протоколы там оформляли совсем не те люди, которые меня задержали.
Обвинили в "создании суматохи и обращении внимания СМИ". Я не знаю таких законов.

Я тут сходила в суд свидетелем по Болотному делу.

Сегодня в этом бесконечном процессе был день допроса свидетелей защиты.

Там, в суде, была собака, здоровенная рыжая овчарка. Та самая, которая облаяла в октябре адвоката Клювганта. Могу себе представить, она и молча производит внушительное впечатление. Защита тогда просила удалить лающую овчарку из зала суда, но судья решила, что собака "дисциплинирует участников процесса".

Я и правда очень дисциплинировалась, пробираясь узким проходом между собакой, клетками заключенных и скамьями защитников к свидетельскому месту.

Помните, как в кино выглядит место свидетеля в зале американского суда? Справа или слева от судьи, лицом к залу. У нас не так. У нас свидетель стоит спиной к залу и защитникам, которые задают ему вопросы, но лицом к судье. При попытке повернуться, чтобы ответить тому, кто спрашивает, получаешь немедленный окрик: обращайтесь к суду!

Что-то я пыталась рассказать из того, что видела 6 мая 2012 года и что мне казалось особенно важным. Получалось не очень, основному слушателю (судье) это все было безумно скучно, а это никогда не добавляет куражу рассказчику. И тут судья начинает развлекаться - сообщает мне, что мнение редактора никому неинтересно, причем буквально она сказала что-то вроде: вы не на работе, не надо нам тут мнение редактора.

Это я съела, решив, что, наверное, и вправду допустила оценочное суждение. "Извините" - и попыталась продолжить.
Не тут-то было.
Судья: "А с чего вы взяли, что бу-бу-бу?"
Я: "Извините, я не расслышала, не могли бы вы повторить вопрос?"
Судья: "Нет, не собираюсь. Отвечайте!"
Я: "Я правильно вас понимаю, что..."
Судья: "Мне неинтересно, что вы там понимаете. Отвечайте на вопрос!"
Я: "На какой?"
Судья: "Это я здесь задаю вопросы, а вы отвечайте!"

Эти гопнические приемчики в исполнении взрослой, явно образованной женщины производят совершенно шоковое впечатление. Я думаю, что если б она вдруг начала материться, я бы так не удивилась.

Дальнейший допрос могла бы вести и овчарка - по крайней мере, это было бы живописно. Но овчарка спала сладким сном.

А сидевший за ней в клетке Степан Зимин всю дорогу улыбался своей девушке и, кажется, разговаривал с ней одними этими улыбками. Это был единственный осмысленный, хоть и бесшумный разговор в зале суда.

2 декабря 2013 года впервые с момента ареста моего мужа мне удалось навестить его в СИЗО-5 Краснодара. Многие спрашивают: каким образом ФСБ собирается обвинить его в государственной измене? Муж продиктовал мне заявление, в котором раскрываются некоторые подробности тайных незаконных допросов в УФСБ.

Главное действующее лицо (человек, который вел эти допросы) – начальник следственного отдела УФСБ России по Краснодарскому краю полковник И.Г. Бессонов. Я уже внесла Бессонова в «список Саввы». Теперь каждый может узнать о его роли в деле Михаила Саввы. Я не удивляюсь, почему в России так плохо обстоят дела с профилактикой терроризма. Когда ФСБ этим заниматься? Нужно сделать из скромного профессора-гуманитария матерого цэрэушника. Нелегкая это задача. Правда, я нисколько им не сочувствую.

Заявление

Я был заключен под стражу 12 апреля 2013 года и обвинен в преступлениях по статье "мошенничество", которых не совершал. С 13 июня меня каждую неделю (с перерывом с 15 июля по 15 августа) приводили на тайные допросы в УФСБ по Краснодарскому краю. Этими допросами руководил начальник следственного отдела полковник И.Г. Бессонов. Меня обвиняли в следующем - якобы я дал согласие на сотрудничество с Центральным разведывательным управлением США, якобы я координировал сеть враждебных России НКО на Северном Кавказе. Эти заявления являются полным бредом. Тем не менее от меня требовали признаний и оговора других людей. Я задал вопрос: "На основании чего мне предъявляют (пусть и неофициально) такие обвинения?". Ответ был следующий: "Ты слишком часто встречаешься с иностранцами, и это не может быть случайностью". Мне угрожали следующим:

• заключение на срок 23 года (3 года по результатам фальсификации уголовного дела, суд по которому идет в настоящее время; 5 лет дадут позже (по какой-нибудь уголовной статье); 15 лет по статье "государственная измена");

• отправкой в какой-нибудь из самых страшных лагерей в России, например, в Мордовию;

• смертью в лагере или на этапе.

После того как 5 ноября я сделал на первом судебном заседании заявление о фальсификации моего дела, о преследованиях со стороны УФСБ, о угрозах фальсификации обвинения в государственной измене, меня вечером того же дня привели в кабинет Бессонова. Те же люди предложили мне публично отказаться от сделанного заявления. Угрожали следующим:

• суровый приговор по фальсифицируемому делу;

• возбуждение уголовных дел в отношении других людей, в том числе представителей НКО Краснодарского края (конкретные фамилии и организации названы не были);

• размещение обо мне компромата в СМИ.

Я отказался.

Мне дали время подумать до утра 6 ноября, когда опять привели в кабинет Бессонова. Я вновь отказался.

Совершенно очевидно, что УФСБ контролирует судей Краснодарского края, в том числе через практику спецпроверок. Также очевидно, что приговор мне по сфальсифицированному делу о мошенничестве уже предопределен. По статье "государственная измена" официальных обвинений пока не предъявляли. В ходе тайных допросов мне много раз говорили, что я враг. Я не враг России, но безусловно я враг тоталитаризма и противник политических репрессий.

Михаил Савва,
2 декабря 2013 года.
СИЗО-5 Краснодар

В последнее время в обществе и СМИ широко обсуждается предполагаемая амнистия к 20-летию Российской Конституции. Предлагаются самые разные варианты амнистии, звучат - по счастью, редко - и сомнения в ее целесообразности.

Многолетнее изучение истории политических репрессий в Советском Союзе, равно как и опыт защиты прав человека в странах, возникших на постсоветском пространстве, убеждают нас в необходимости этого шага.

Мы считаем, что полноценная амнистия - это не только акт милосердия и не только символический жест, декларирующий верность гуманистическим принципам, которые лежат в основе российской Конституции, но и важная акция, способствующая решению острых социально-политических задач.

Возражения против амнистии часто связаны с тем, что люди опасаются одновременного выхода на свободу большого числа лиц, совершивших тяжкие уголовные преступления. Люди опасаются за безопасность свою и своих близких.

При определении границ применимости амнистии следует, вероятно, учитывать и эти опасения. Конституция провозглашает человека, его права и свободы высшей ценностью - и амнистия не должна распространяться на тех, кто был осужден за тяжкие преступления, сопряженные с насилием над личностью, умышленным причинением тяжкого вреда жизни или здоровью граждан, грубым ущемлением их прав и свобод. В частности, не должны подлежать амнистии должностные лица, совершившие преступления против правосудия, - будь то сотрудники правоохранительных органов или работники судебной системы, фальсифицировавшие дела против невиновных или помогавшие преступникам уйти от ответственности.

Во всех же остальных случаях амнистия должна быть максимально широкой. Мы считаем, что лучше выпустить на свободу какое-то число людей, быть может, не заслуживших ее (но все же заслуживающих милосердия, ибо и они люди), чем оставить в заключении хоть одного человека, которого, по справедливости и по совести, следовало бы освободить.

Такая амнистия может дать целый ряд важных общественно значимых результатов. И дело не только в том, что амнистированные меньше склонны к рецидиву, чем те, кто отбыл наказание полностью.

На протяжении многих лет предпринимаются безуспешные попытки избавиться от наследия советской правовой системы - чрезмерной суровости и жестокости наказаний, зачастую не соответствующих тяжести и общественной опасности совершенных правонарушений, наказаний, которые способствуют не возвращению человека к нормальной жизни, а приобщению его к уголовному миру.

Широкая амнистия позволит хотя бы отчасти решить эту проблему. Широкая амнистия в состоянии смягчить последствия значительной части судебных ошибок и сознательно вынесенных неправосудных приговоров, связанных как со злоупотреблениями на стадии дознания и следствия, так и с несовершенством судопроизводства, коррумпированностью или ангажированностью судебных органов.

Широкая амнистия в состоянии избавить сотни тысяч людей от страданий, не предусмотренных в судебных приговорах, но неизбежных из-за не преодоленного и по сей день бедственного и архаического состояния российских мест заключения, все еще несущих на себе печать сталинского ГУЛАГа.

Широкая амнистия ослабила бы социальную и даже политическую напряженность в стране, раздираемой спорами и сомнениями по поводу качества нашего правосудия и его независимости.

И самое главное - такая амнистия заметно уменьшила бы сумму людских страданий в России.

Но для этого нормы закона об амнистии и механизмы его применения должны иметь строго правовые основания и быть свободны от влияния субъективных факторов.

В частности, вопрос о применении амнистии не может быть отдан на откуп администрации мест лишения свободы и поставлен в зависимость от оценки ею "поведения" заключенного, поскольку это открыло бы возможность для всякого рода несправедливостей и злоупотреблений.

Кроме того, опыт советской истории показывает: у власти, ставящей политику выше права, может возникнуть соблазн тем или иным способом исключить из амнистии лиц, участвовавших в оппозиционных политических выступлениях (например, тех, кто был арестован по "делу 6-го мая") или в действиях, хотя и не имеющих политической направленности, но воспринятых властью как брошенный государству вызов (например, дело "арктической тридцатки").

Подобные произвольные изъятия из амнистии отдельных лиц и деяний, подпадающих под общее ее направление, свели бы на нет гуманистическое содержание этого акта, подорвали бы уважение к праву, и так не слишком высокое в России, продемонстрировали бы российской и мировой общественности корыстную избирательность действий российской власти.

Характер амнистии, объявляемой в ознаменование двадцатилетия Конституции, покажет, в какой мере Россия сумела за эти двадцать лет реализовать принципы, заложенные в Конституции 1993 года, и в каком направлении она собирается двигаться дальше.

Правление Общества "Мемориал"

Поводом для нашей сегодняшней встречи послужила запись Алексея Навального "От дачного кооператива "Озеро" к дачному кооперативу "Сосны"... Откуда такая роскошь?..

Это нормальная, мне кажется, практика, потому что есть свое право, вообще нормальные, очень хорошие сложившиеся отношения, здесь ничего нет удивительного... Есть же документы, по которым приобретается участок, и соответственно те документы, которые сегодня есть, договор о купле-продаже... Там сначала было 92, потом 112, теперь уже 140 миллионов. Поэтому, возвращаясь к тому, что теща, хотя мне не нравится это слово, я с первого дня нашей супружеской жизни с женой, с которой мы в этом году отмечали 30-летие, называю ее мама. У меня рано не стало родителей, поэтому нормальные отношения. И ее право, это наш долгий совет семейный принимал решение, кто будет приобретать, какой участок… Сложилось так, что мы купили этот участок, мама купила этот. Ее право, ее возможности, и у нее взрослые дети, четверо детей. Это семейная покупка, которая была возможна.

Сергей Неверов, заместитель председателя Госдумы, секретарь генсовета "Единой России"

Полыхаев удивительно быстро моргал глазами и так энергично потирал руки, будто бы хотел трением добыть огонь по способу, принятому среди дикарей Океании. Он побежал за Остапом, позорно улыбаясь и выгибая стан.
- Что же будет? - бормотал он, забегая то с одной, то с другой стороны. - Ведь я не погибну? Ну, скажите же, золотой мой, серебряный, я не погибну? Я могу быть спокоен?
Ему хотелось добавить, что у него жена, дети, Серна, дети от Серны и еще от одной женщины, которая живет в Ростове-на-Дону, но в горле его что-то само по себе пикнуло, и он промолчал.

Илья Ильф и Евгений Петров. "Золотой теленок"

Защита Алексея Пичугина получила на руки полный текст постановления Президиума Верховного суда РФ, вынесенного в отношении бывшего сотрудника "ЮКОСа" 23 октября.

О том, что Алексею Пичугину и его адвокатам отказано в отмене приговора по первому уголовному делу, стало известно из резолютивной части постановления, оглашенной непосредственно на судебном заседании. Тогда в своем ходатайстве осужденный и его защита ссылались на вынесенное год назад решение Европейского суда по правам человека, выявившего факты нарушения права Пичугина на справедливое судебное разбирательство, закрепленного в ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Согласно этому решению ЕСПЧ, "наиболее уместным видом возмещения было бы в принципе проведение нового судебного разбирательства либо возобновление производства".

Однако чем именно руководствовалась высшая судебная инстанция России, оставалось неизвестным, поскольку 23 октября мотивировочная часть постановления не оглашалась. Теперь с ней может ознакомиться любой желающий, загрузив этот файл.

Решение Президиума прокомментировали адвокат, руководитель проектов Центра содействия международной защите, Комиссар и член исполнительного комитета Международной комиссии юристов Каринна Москаленко, а также защитник Алексея Пичугина Ксения Костромина.

Каринна Москаленко:

"Президиум Верховного суда проявил глубокое остроумие и поразительную степень мастерства в имитации. Он возобновил производство, на необходимость чего указал Европейский суд. Но разве он как-то восполнил закрытость судебного заседания, которая скрывала отсутствие в доказательной базе против Пичугина логики? Наличие публики в зале, контроль гражданского общества над справедливостью творимого процесса – основополагающий принцип правосудия. Отказ от него невозможно оправдать вдруг появившейся в деле Пичугина пачкой неких секретных документов, которая так и не была исследована в судебном заседании. Возникает резонный вопрос: не создали ли эту пачку специально для данной цели?

Разве Президиум Верховного суда допросил свидетеля К. (насильника и серийного убийцу Игоря Коровникова, бывшего главным козырем обвинения. - В.В.), о котором у нас есть тревожные сведения, что он уже умер?

Как компенсировать осужденному Алексею Пичугину все те нарушения, которые были признаны Европейским судом, в том числе такое глобальное нарушение, как недопуск публики в зал? Если Европейский суд пишет, что другого восстановления права на справедливое судебное разбирательство, кроме как пересмотр дела, не может быть, так это значит не может быть".

Ксения Костромина:

"Формально они отменили решение, касающееся меры пресечения, но на суть дела это никоим образом не влияет, потому что Европейский суд признал нарушение ст. 6 в двух аспектах, а ни приговор, ни кассационное определение не отменили. Я считаю, что решение Европейского суда выполнено не будет, поскольку публичность была нарушена и ЕСПЧ признал, что основной свидетель обвинения не был должным образом допрошен стороной защиты при попустительстве суда".

Товарищ Сталин-то за халатность на рабочем месте, знаете ли, расстреливал. Вот Блюхера... Давайте вернем сталинские нормы отношения к ответственной работе. Я лично за. Я за ужесточение ответственности руководящих работников на своих постах... Вывести Сердюкова на военно-полевой суд. Справа стоит виселица, слева стоит отделение солдат под ружьем в полной готовности. И заслушать его объяснения, зачитать ему обвинения и быстренько вынести приговор. Полевой суд в составе, допустим, нескольких генералов. Там Ивашов сидит, ну, допустим, там еще кто-то... Суд над Василием Михайловичем Блюхером - ведь его же расстреляли не за то, что он был троцкистом, и никто его в этом не подозревал. А за то, что он обманул товарища Сталина с готовностью Дальневосточного округа. И события на озере Хасан показали, что там бардак, беспредел, неготовность и Красная армия небоеспособна. За это Блюхера и расстреляли.

Ссылка

Справка

В собственноручных показаниях, написанных в течение 6-9 ноября 1938 года, он [Василий Константинович Блюхер] признал себя виновным в том, что был участником антисоветской организации правых и военного заговора. 9 ноября 1938 года скоропостижно... умер в кабинете врача внутренней тюрьмы... 10 марта 1939 года уже посмертно задним числом лишен звания маршала и приговорен к смертной казни за "шпионаж в пользу Японии".

Википедия