С понедельника "болотный" суд перешел к новому этапу - свои доказательства начала представлять защита. Мы вызываем своих свидетелей, оглашаем некоторые документы из дела, которые не сочло нужным зачитать обвинение.

Защитники с нетерпением и некоторой опаской ждали этого момента. Пока слово было за обвинением, судья не раз снимала наши ходатайства с дежурной формулой: "Это вы сможете сделать на стадии представления материалов защитой, а пока их выбор и порядок определяет обвинение". И вот слово перешло к нам. За первые три дня ни один из свидетелей защиты не был отведен судом. И лишь в одном случае судья отказала в оглашении документа. Правда, этот документ - пресловутая схема проведения митинга, но слишком хитро он запрятан в приложении к протоколу допроса. Благодаря этому вновь нашелся формальный повод, чтобы ее не обнародовать. С редкостной методичностью обвинение и суд не хотят обсуждать время и место описываемых эпизодов, выстраивать хронологию событий, разбираться с картой.

С "передачей хода" в суде стало повеселее. "Ну вот, наконец мы услышали правду!" - говорят многие. Честно говоря, слышать это больно, особенно от родных наших сидельцев. Не верю, что суд вообще интересуется этой правдой. А пропасть между этими двумя "правдами" - обвинения и защиты - становится особенно видна сейчас. И дело не в откровенном вранье некоторых мордоворотов в погонах. Сталкиваются два абсолютно несовместимых мировоззрения. Они ведь действительно видят жизнь так: человек должен ходить строем, прав сильный, беспорядки - это антиправительственные лозунги. Как заставить себя одновременно понимать, что тебя все равно не услышат, и продолжать что-то доказывать, говорить, звать людей в суд?

Свидетели тоже сильно отличаются от предыдущих. Во-первых, свидетелей защиты, которые и постарше, и пообразованнее, просто интереснее слушать. Особенно после всех "не знаю, не помню", которые мы несколько месяцев выслушивали от приходящих полицейских. Но есть и другое отличие. С "нашими" работать гораздо сложнее.

Я уже привык к тому, что очередной найденный потенциальный свидетель ответ на мои вопросы, помнит ли он тот или иной эпизод, начинает со слов: "Я готов дать показания, но хочу предупредить: я буду говорить только правду!" Да я и не думал просить вас врать! Но дело тут не во мне: для этих людей реально важны такие вещи, как честь и совесть. И именно поэтому они приходят. Так что мы никогда точно не знаем, что услышим от них в зале суда. После стандартных заученных формул полицейских приходится внимательно вслушиваться в богатую насыщенную речь. К тому же интеллигентный человек больше склонен рассуждать и давать оценки, чем доверять своим глазам. А в суде нужны факты и наблюдения. Так что - интересно и непросто.

Другая новая деталь - поведение прокуроров. Они молчат. За три дня ими был задан один вопрос. Одного из заявителей шествия Сергея Давидиса они спросили: "А кто еще был заявителем?". Юмор в том, что еще в начале процесса они сами зачитывали документы согласования митинга, где все имена были названы. Зато функцию допроса неожиданно взяла на себя судья Никишина. Делает она это довольно жестко. Такое впечатление, что цель допроса - просто сбить человека с мысли, обломать, лишить уверенности в себе. Опять же, есть мнение, что с человеком умственным это проделать проще, чем с солдафоном.

Тем приятнее, что большинство свидетелей защиты выступили спокойно и уверенно. Сегодня особенно восхитила "мемориалка" Ольга Трусевич, спокойно парировавшая все судейские "разводки".

Сегодня же адвокат Марии Бароновой Сергей Бадамшин зачитал дивные тексты экспертиз, тоже из дела. Они про единственную видеозапись, легшую в основу обвинения. Кажется, обвинение не совсем понимало, что эти "доказательства" доказывают прямо обратное. Фоноскопическая экспертиза: звук подложен, присутствует монтаж, голос Бароновой неопознаваем. Лингвистическая экспертиза: не подтверждает якобы содержащиеся в ее речи призывы.

Приведу собственные же твиты, цитирующие показания нескольких последних свидетелей.

Илья Яшин
Я должен был выступать на митинге, который так и не состоялся. Мы уперлись в солдат, образовалась пробка.
Солдаты ВВ сделали несколько шагов, создав еще большую давку, возник эффект пружины. Уходить из толпы было опасно - могли избить или задержать.
Я не видел насилия со стороны митингующих. Рассказ о Захарове, которого ударили дубиной по голове, он был весь залит кровью. Я помогал ему выйти к "скорой".
Вначале люди кричали: "Пропускай!". Они просили разблокировать проход в сквер, чтобы прекратить давку.
Я видел Луцкевича, он был обут в сандалии, так не одеваются, когда идут на что-то опасное. Он стоял в толпе, выкрикивал лозунги, больше ничего.
Секции металлических загородок люди использовали в качестве щитов, чтобы уберечься от ударов дубинок. Люди недоумевали, почему их бьют.
Для чего полиция врывалась в толпу? Чтобы задерживать. Полиция не объясняла других причин. Людей тащили с фиксированными руками, избивая.
Коммуникация между людьми и полицией была гораздо меньше обычного, они не объясняли своих действий. Их было много, но их логика была неясна.
Если полиция видела на тебе кровь, это рассматривалось обычно как повод для задержания, а не для оказания помощи.

Виктор Захаров
Был с бейджем службы безопасности митинга в районе сцены.
С самого утра было недружественное отношение полиции к организаторами и субподрядчикам митинга. Не пропускали машины с оборудованием, материалами.
Не могу назвать это столкновениями "между". Это было избиение одной стороны другой. Силы и возможности были явно неравны.
Один полицейский нанес мне удар ногой, другой - рукой, разбив очки. Юношу рядом сильно ударили, я его поддержал, тогда меня ударили по голове, я потерял ориентацию.
В соседней "скорой" был мужчина средних лет. В больницу со мной доставили молодого человека с ушибом грудной клетки и другого - с ожогом роговицы глаз.
На мой большой бейдж организатора полиция не обращала никакого внимания.

Екатерина Пархоменко (редактор ИД "Коммерсантъ")
Сперва было очень весело и позитивно. Мои друзья взяли детей и старика-отца. Позже была проблема, как его вывести оттуда.
Проход был недостаточен для десятков тысяч, которые не могли просочиться в проход в 10 метров.
Потом людей стали хватать. Чаще всего люди кричали: "Что вы делаете?". Никаких жетонов, никто ничего не объяснял и не отвечал.
Волокли парня голой спиной по асфальту, он был крупный, им было тяжело. Выскочил дед 75 лет с криком: "Оставьте его, возьмите меня". И они оставили парня, взяв деда.
Люди пытались уйти, но выходы были перекрыты. Оказались в котле. Они не пытались прорываться куда-то, а пытались понять, куда деваться.
Не может человек стоять столбом, когда рядом кого-то бьют дубинкой; все действия, крики были реакцией на эту жестокость полиции.
Люди взяли железные заборы и попытались отгородиться от нападения полиции, их лупили палками через загородки сверху, по рукам и головам, текла кровь.
Мои права как демонстранта были нарушены тем, что милиция оцепила не там, где обещала. Это меня тревожило, в связи с чем я требовала ответить мне, но не получала ответа.

Леонид Беделизов (оператор видеоканала)
Идти было некуда, но полиция стала разгонять на основании того, что люди не расходятся.
Задние полицейские подталкивали передние ряды, и те делали постоянно движения вперед, давя на манифестантов.
Полицейский ударил меня дубинкой в спину, я снимал происходящее и не делал ничего плохого, видел много пострадавших демонстрантов.

Ольга Трусевич (сотрудник "Мемориала", наблюдатель)
У нас изымали воду на рамках.
Стояли час, непонятно почему. Протиснулась, увидела цепь, перегораживающую путь.
Меня увлекло с толпой, и я зашла за цепь (это названо "прорывом"). Первые задержания - особо жесткие. Вызывало гнев и возмущение.
Когда стало чуть свободнее, полиция стала с разбега врезаться толпу. Этот этап я уже могу назвать "зверства". У лежащего мужчины текла кровь из головы.
Видела, как полицейский прицельно ударил человека в шею, демонстрант потерял сознание. Его унесли куда-то. Люди не раз кричали "убийцы".
Видела, как Олег Орлов общался с полковником, тот его послал подальше, потом ударил подошедшего к нему следом старика.
Женщину тащили за волосы, видела не раз захваты за шею. Человека, похожего на женщину, били ногой. Не раз обращалась к полиции без ответа.
Я видела много испуганных или возбужденных от стресса людей.
Когда полиция не проводила задержаний, никаких действий по отношению к ней не происходило
Я впервые увидела такое, испытала стресс, ночами снилось. Считаю, что понесла моральный ущерб. Считаю, что остальные демонстранты тоже понесли немалый ущерб.
Видела Сергея Кривова, он стоял перед толпой в районе поставленных демонстрантами загородок и уговаривал полицию не применять насилие. Его ударили по голове.
Меня схватили сзади, когда стояла спиной к полиции и смотрела на людей, понесли, сломали очки.
Задерживали меня трое: один - среднего возраста, двое помоложе, похудощавее, каски держали в руке, палки были при них, одеты в темно-серую форму с бронежилетами.
В ОВД "Вешняки" со мной оказался Ярослав Белоусов, оттуда знаю его по имени.
В ОВД нас построили вдоль стены и держали час стоя. Потом напротив встала шеренга полицейских и долго смотрели на нас. Потом заставляли катать пальца и фотографироваться, я отказалась.
Протоколы там оформляли совсем не те люди, которые меня задержали.
Обвинили в "создании суматохи и обращении внимания СМИ". Я не знаю таких законов.