Весь прошедший месяц я проводила в Москве акцию "Не бойся!": ходила по Москве в тюремной форме, чтобы привлечь внимание к угнетенному положению бывших заключенных в обществе.

25 июня мы с моей единомышленницей Аней Боклер завершили акцию перформансом на Красной площади: Аня побрила меня налысо и сорвала с меня тюремную форму, под которой оказалось платье с таким же тюремным номерком, как и на робе. Смысл перформанса мы видели в том, что между людьми за решеткой и на воле нет определенной границы: и вне тюрьмы люди лишены свободы.

Акция прошла мирно, и мы отправились к выходу с площади. Однако около рамок нас задержала полиция: так мы мгновенно оказались по другую сторону решетки.

В ОВД "Китай-город" нас обыскали, без всяких понятых и протокола лишили личных вещей (фамилии понятых были вписаны задним числом). Нам долго не предъявляли причину задержания и статью обвинения, хотя дали понять, что мы зря вышли на Красную площадь, которая является резиденцией самого президента Российской Федерации. Поэтому если бы мы даже просто ели мороженое, то нас могли лишить за это свободы.

Предъявленный потом протокол гласил, что мы без разрешения властей организовали "не являющееся публичным мероприятием массовое одновременное пребывание граждан в общественном месте, создав тем самым помехи движению пешеходов и доступу граждан к объектам социальной инфраструктуры" (ч. 1 ст.20.2.2 КоАП).

Кроме того, мы якобы помешали проведению книжной ярмарки, с которой совпала акция. Я, будучи студенткой Литинститута, не вписывала акцию в контекст фестиваля и уж тем более не собиралась мешать его проведению. Зато в автозаке наслушалась от полицейских шуток про Пушкина и литературу.

Орудием преступления в протоколе был назван музыкальный инструмент. Им оказалась бритвенная машинка, которой меня побрила Аня.

Среди бомжей и сомнительных личностей мы провели в клетке всю ночь. А наутро Тверской суд приговорил нас к трем суткам содержания в спецприемнике. Мы хотели привлечь адвоката, и он приезжал к нам ночью в ОВД. Однако наутро у него было назначено другое дело, а его письмо с ходатайством о переносе суда было проигнорировано. В итоге дело слушалось без адвоката. Зрителей из помещения суда выгнали, Аня выслушала приговор вообще в компании одного судебного пристава.

Когда нас привезли в спецприемник, шутки, насмешки и издевательства не прекращались. Утром нас подняли на работу - мыть помещение, чистить холодильник, и мы это восприняли как должное. И лишь потом поняли, что только так мы можем получить и без того положенные прогулки, звонки, передачи и свидания. Но и это нам давали очень неохотно: за все время у меня был один звонок, а ни одного свидания мне не разрешили. Хотя в целом условия содержания были терпимые - рукоприкладства никто себе не позволял.

Сотрудников спецприемника очень заинтересовала национальность Ани. "Девушка, а вы что, иудейка?" После этого слова "бритоголовая" и "еврейка" мы слышали не раз. Интересовала их наша связь с "Пусси Райот", а также я не раз слышала слова "извращенка" и "садомазохистка".

Вот еще небольшая коллекция реплик, которые мы услышали за трое суток:

- Такие акции делаются либо за деньги, либо для пиара. Ну так сколько заплатили? (Полицейский.)
- Заткнитесь, блядь, заебали. (Постовой.)
- Сейчас хорошо тебе будет на зоне, номерки строчить. (Видеопротоколист.)
- Я понимаю, что вы из религиозной секты. Ничего, в приемнике подлечитесь. (В ОВД.)
- Да, у вас незаконно изъяли вещи, но все люди разные, что поделать? (Дознаватель.)

Общение с правоохранителями и пребывание в спецприемнике лишь укрепили мое убеждение в том, что темой тюрьмы необходимо заниматься дальше. Наше попадание за решетку поставило смысловую точку в этой акции. Мы все настолько несвободны, что порой не можем совершить элементарное безобидное действие, чтобы при этом не попасть за решетку.

В дальнейшем мы планируем серию выставок в разных регионах и создание специальной программы для посттюремной адаптации. Речь идет не только о тюрьме: люди выходят из психиатрических больниц, из детских домов. И меня интересует, что происходит с человеком, после того, как ты стал излишком системы, которая до этого тебя полностью прогнула, и ты в этой вертикали вырос.

Анна Боклер и Катрин Ненашева после спецприемника. Фото: Виктор Новиков

Бурное обсуждение  пресловутого чумадана на Красной площади вызывает лично у меня мучительное чувство.  С одной стороны, на площади,  изначально называвшейся просто «Торг» и частично сохранившей свои коммерческие функции даже до сего дня (в лице Верхних торговых рядов –ГУМа), самое место для всяких торгово-рекламных павильонов и балаганов. С другой стороны, действительно совершенно неприлично  ставить такие чудеса на территории уникального ансамбля, внесенного в список памятников ЮНЕСКО. Но! Мы имели бы право возмущаться этим, если бы это была главная культурная проблема Москвы. Если бы у нас под носом не ломали дом Болконского, не готовились снести комплекс Сретенского монастыря, не собирались построить не временное, но постоянное грандиозное здание Мосгордумы у Петровских ворот, впритык к памятнику федерального значения – Ново-Екатерининской больнице. Но на это никто не обращает внимания - вообще.  А вот временный павильон, который сегодня поставили – завтра разобрали, оскорбляет наших «патриотов» до глубины их патриотической души.

Весьма забавно и поучительно читать рассуждения этих граждан. Все они оскорблены в своих лучших чувствах, потому что Красная площадь – их святыня, но что такого святого в Красной площади и почему на ней нельзя строить чумаданы, формулируют очень вразнобой.  Поминают то кладбище, то парады 1941 и 1945 годов, но все это звучит как-то бледно и неубедительно. Ибо святыни всегда – интегральная составная часть общего культурно-религиозно-идеологического контекста, а здесь контекст утрачен, остались только привычки, предрассудки - обломки некогда цельной «древней правды».

На самом деле древняя  правда состояла вот в чем.

При царе-батюшке Торг-Пожар-Красная площадь, разумеется, никакой святыней не была.  Почитался только Кремль как средоточие основных православных святынь, а также сакральной, богопомазанной царской власти (или исторической памяти о ней – это уже для поколений Золотого и Серебряного века).
Максимилиан Волошин описал Кремль безо всякого благоговения, но исторически очень точно:

Приют бояр, юродивых, смиренниц,
Дворец, тюрьма и монастырь,
Где двадцать лет зарезанный младенец
Чертил круги, как нетопырь…

Любопытно еще одно стихотворение Волошина, посвященное первомайской демонстрации 1917 года.  Оно выражает момент столкновения старых и новых смыслов, и по нему очень хорошо видно, как те смыслы, которые последующие поколения стали именно и связывать с Красной площадью, кажутся в 1917 году вопиюще чуждыми, абсурдно противоречащими ее историческому духу:

В Москве, на Красной площади
Толпа черным-черна,
Гудит от тяжкой поступи
Кремлевская стена.
На рву, у места Лобного,
У церкви Покрова,
Возносят неподобные,
Нерусские слова.
Ни свечи не засвечены,
К обедне не звонят,
Все груди красным мечены,
И бьется красный плат…
По грязи ноги хлюпают.
Молчат. Подходят. Ждут.
На паперти слепцы поют
Про кровь. Про казнь. Про суд.

Большевики отменили прежние смыслы напрочь и возвели новые в ранг официальной религии. Хотя Совнарком и в Москву переехал, и в Кремле обосновался из сиюминутных и привходящих соображений (попросту говоря – сбежал от немцев и на новом месте нашел для себя безопасную крепость), его новое местопребывание тотчас стало обрастать идеологическими смыслами. Сердце Третьего  Рима превратилось в сердце Третьего Интернационала.  В сердце Третьего Интернационала не место поповскому мракобесию – потому половина кремлевских святынь была снесена (и даже Красное крыльцо Грановитой палаты зачем-то снесли). В 1924 году формирующееся сакральное пространство обрело свой центр – гробницу героя-основателя,  которая, в полном соответствии с античными традициями, была устроена на главной площади города (где, впрочем, еще с Октябрьских дней повадились хоронить героев в языческом смысле этого термина).  Эта система утвердилась и достигла зрелости примерно к 36-37 году.  Кремль явился центром мифологического советского космоса, ибо в нем  имеет свою резиденцию живое божество,  которое днем и ночью бдит, поддерживая порядок в космосе и не давая ему ввергнуться в первозданный (до 1917 г.) хаос.  Комплекс "Кремль - Красная площадь" превратился как бы в один большой храм, в котором Большой Кремлевский дворец и Сенат играли роль алтаря, Спасские ворота – Царских врат, а Мавзолей с окружающим его герооном – иконостаса с чудотворной святыней. «Начинается земля, как известно, от Кремля…»

После смерти Сталина акценты сдвинулись. Хрущев и Брежнев не могли придавать святости Кремлю – наоборот, теперь Кремль придавал святость Хрущеву и Брежневу.  Центром сакрального пространства стал Мавзолей – роль Красной площади еще более возросла.  Лишившийся божества алтарь стали почитать за несколько неопределенную «седую старину» и «историю», не уточняя, разумеется, что «историческая святыня» была святыней благодаря храмам, монастырям и царям.  Сакральность Кремля создавала теперь уже просто аура сосредоточения мистической Власти, каковая власть рассматривалась уже как непрерывная, восходящая к традициям Третьего Рима.

На рубеже 90-х все советские идеологические обоснования рухнули, тогда как досоветские были прочно забыты. Нельзя ставить балаганы на Красной Площади,  потому что… ну, потому что это святыня, да.  Горячо чтимая нами, всеми патриотами, национальная святыня! А почему это святыня? И тут несчастное сознание начинает панически метаться в поисках ответа, пока наконец не натыкается на спасительный миф ВОВ (единственный миф, еще остающийся в идеологическом арсенале).  Потому что оттуда в ноябре 41-го на фронт уходили, а в июне 45-го там гитлеровские знамена кидали, во!!! А еще там могилы. То есть уже не Героон, не мавзолей Демиурга, а просто – могилы каких-то людей, на которых петь и плясать нехорошо.  Да зачем же там могилы? С какой стати там могилы? Что вообще делают на площади могилы? Не дают ответа.

Наиболее близко к смыслу неосознанно подошел тот человек, который заявил, что КП для него свята, потому что рядом с ней стоит Кремль,  который свят, потому что является «административным центром страны». Т.е. по большому счету «святость»  определяется причастностью к власти! Очень хорошая проговорка. В этом-то и состоит смысл скандала. Красная площадь по привычке воспринимается как место, причастное (через соседний Кремль) таинству Власти; десакрализуя Красную площадь, власть десакрализует саму себя, напоминая, что она превратилась не более чем в коммерческое предприятие – ЗАО «РФ». Это, конечно, была с ее стороны ошибка. Особенно на фоне кампании по «усилению духовных скреп».

Но к истинным ценностям истории и культуры, безжалостно уничтожаемым властью при молчаливом попустительстве растленного общества (или наоборот – бизнесом при попустительстве власти), это не имеет никакого отношения!

Б.М.Кустодиев. Вербный торг  у Спасских ворот. 1917 г.

На первый взгляд, мы с Петром Павленским в похожей ситуации: оба совершили художественно-политические акции в местах, связанных с властью (Красная площадь и Верховная Рада), оба использовали свое тело, обоим инкриминируют хулиганство, наши политические взгляды лежат примерно в одной плоскости.

Но есть существенная разница как в образе наших действий, так и в характере репрессий.

Я совершил в первую очередь не художественный, а активистский жест, путем прямого действия реализовал свою свободу высказывания, противопоставив его цензуре. Я осознанно попробовал на прочность рамки закона и морали (юридический эксперимент, ага), хоть и получил немного неожиданный результат, на тюрьму все же не рассчитывал. Конечно же, была в моих действиях и художественная составляющая (так утверждают культурологи - кто я такой, чтобы спорить с культурологами?), но их основное содержание было политическим.

Петр в первую очередь художник. Да, радикальный, да, критичный, да, политизированный. Но если я шел в лобовую атаку против конкретных инициатив власти, то бунт Павленского носит более абстрактный характер, он требует осмысления и рефлексии. Петр действовал в символическом поле, не ставя своей непосредственной целью прямую конфронтацию. Так что поведение властей в деле Павленского можно сравнить с преследованиями Мавроматти, Тер-Оганьяна, Ерофеева и Самодурова или Краденого Хлеба.

Меня арестовали на "месте преступления" и возбудили дело уже через несколько часов после задержания. Обвинение настойчиво отрицало политический подтекст в ходе всего процесса, хотя именно на политической природе "сатанинского шабаша" настаивали безумные свидетели, по чьим показаниям меня и посадили. Защита и свидетели обвинения в унисон говорили о политике, но прокурор с судьей предпочли не слышать. Официальная версия моих приключений такова: "пришел какой-то дурак с подругой под Верховную Раду потрахаться. Да вот захотелось ему. И журналистов позвал. Зачем? Да просто так". В приговоре было прямо сказано, что политическую акцию я придумал уже постфактум, чтобы уйти от заслуженного наказания. Заказ от "блюстителей морали" в деле хоть и присутствовал, но слишком вялый и нечеткий: в Украине шла смена власти, кресла под чиновниками качались, и никто не мог себе позволить слишком уж увлечься моими гонениями, так что уголовный процесс шел преимущественно по инерции. Власть рефлекторно вцепилась в меня в первые минуты, а после этого она уже просто не могла разжать зубы, дрессура не позволяет.

С Павленским все по-другому. Менты сразу поняли, что перед ними "художник-акционист". Его выпустили вскоре после задержания, но не по широте душевной, а потому что понимали, что он, будучи публичной персоной, никуда от них не денется. Решение о возбуждении дела принимали неторопливо, осознанно, взвесив все за и против. Этим занимался не туповатый следователь и не начальник райотдела, сигнал явно шел с самого верха. И главное, власть абсолютно честно и искренне признаёт политический характер репрессий. В моем случае основная борьба шла с бюрократической машиной, которой было наплевать на форму и суть моего высказывания, она и самого-то высказывания в упор не видела, работая автоматически и по инерции, а здесь репрессии направляет политическая воля. И это гораздо страшнее и опаснее. После "двушечки" Pussy Riot трудно делать какие-либо прогнозы, но верить в гуманизм российских властей не приходится, только постоянное давление на всех уровнях сможет вынудить их закрыть дело или свети все к условному приговору/штрафу. Грамотная адвокатская работа безусловно важна, но выход из этой ситуации может быть не юридическим, а только политическим.

Однажды заехавшие в Питер белорусы предложили мне идею революции:

- А давайте Зимний штурмом возьмём!

- Зачем? - спросила я меланхолично. - Туда и так студентов бесплатно пускают.

Часто вспоминаю этот диалог, когда слышу, как на судах по "Болотному делу" омоновцы один за другим рассказывают о призывах идти на Кремль. Иногда даже кажется, что толпа только и делала 6 мая, что ревела в голос: "Идем на Кремль!" Во всяком случае, такую картину устами свидетелей методично рисуют прокуроры.

Кремль, сердце Родины моей... Наполеон занял Кремль, Гитлер не дошел до Кремля... Идти на Кремль, взять Кремль, отстоим Кремль - отстоим Россию... Вот тёмная толпа рвется взять Кремль, атаковать, погрузить страну в смуту революции...

Следаки, прокуроры, менты, вы грибов псилоцибиновых наелись? А ведь наверняка кто-то из них воспринимает весь этот ассоциативный ряд всерьез.

Успокойтесь, не будем мы брать Кремль, даже когда представится возможность. Зачем он нужен-то? Вы бы еще в храме Христа Спасителя предложили забаррикадироваться.

Тут есть еще один нюанс. Кремль - это вообще-то крепость. Он построен так, чтобы как минимум отразить нашествие Мамая, чтобы выстоять против стенобитных орудий. Демонстранты его пластиковыми флагштоками должны были охаживать? Или асфальт с собой с Болотной притащить, по куску на человека?

Единственный смысл фразы "идем на Кремль" в контексте 6 мая таков: ""Давайте проведем на Красной площади акцию протеста, не согласованную с мэрией". Исторически сложилось, что наше государство чрезмерно нервничает от любых акций на Красной площади. Годы лагерей и психушек диссидентам 68-го (8 человек с непопулярными плакатами, ужас какой!). Разгон демонстрации против войны в Чечне, созванной по требованию захватчиков "Норд-Оста" (а то террористы подумают, что мы выполняем их требования и кого-нибудь отпустят, ужас какой!). Фактический запрет на любые акции в этом месте после принятия закона "О собраниях" (придут, митинговать будут, ужас, ужас, ужас).

Самое смешное, что зачистить Красную площадь значительно легче, чем ту же Манежную.

На самом деле они на судах наперебой рассказывают о том, как две тысячи самых смелых демонстрантов пошли бы в сторону Красной площади (если бы Большой Каменный мост был чутка посвободнее), а их бы там свинтили.

...Набатом стучит в сердцах наших: "Идем на Кремль!" Черный ворон кружит над страной.

Я и впрямь не знаю: то ли Следственный комитет занимается лингвистическим моделированием, то ли искренне верит, что в XXI веке мятеж супротив государя должен воплотиться в походе на Кремль.

Вот со словом "массовые беспорядки" они играют более чем осознанно. Не может юрист в здравом уме применить термин "подготовка беспорядков" к планам разбить палатки - о ужас, без разрешения.

В одной из последних «Исторических хроник» Николай Сванидзе представил советский период российской истории как режим вечных дефицитов. Их критическая масса, собственно, его и погубила.

Пришедшая на смену кокетливая, но клыкастая «управляемая демократия» унаследовала главный из них, от которого отпочковываются все другие, - «дефицит свободы».

Методы подавления или ограничения, конечно, изменились. Но на каких весах Фемиды сравнивать два режима?

Анна Политковская умерла не в тюрьме, не в лагере, как Анатолий Марченко, Василь Стус и Юрий Галансков, а на лестничной площадке от пули «злого чеченца». (Есть на кого подмигнуть.)

ГУЛАГа больше нет, поздравляем и восхищаемся! Зато его место заняли снайперские заказные убийства, посадки за «казнокрадство», уже загодя совершенное самой «казной», и другие нестандартные средства «умиротворения».

А колониальная война, зверски стершая с лица земли четверть «геноцидированного» населения Чеченской Республики Ичкерия?! Тут уж и сам товарищ Сталин не попадет в Книгу рекордов Гиннесса, хоть он и «большой ученый».

Отстрел населения, как назвал Володя Буковский ленинско-сталинский принцип большевистской цивилизации, стал более выборочным, но вряд ли менее гнусным.

Но теперь всё (конечно, с оговорками времени - «куда деться-с, господа») стало на свои места: и тебе политзаключенные, и национальная идея прямо с князя Рюрика (в оригинале, кажись, Hrorek, но, в общем, свой в доску), церковь иностранными делами занимается, но еще и благословляет отечественные ракеты; муллы с раввинами «все по струночке», во вновь завоеванной Чечне культивируют многоженство, только вот «нишкни и выполняй».

А вот риторический вопрос того же Вовки Буковского «Как мы дошли до жизни такой, что нами управляет ГЕСТАПО» я комментировать не буду. Это дело читателей.

Вчера, 26 августа, в киноконцертном зале «Мир» состоялся памятный вечер, посвященный 45-й годовщине демонстрации на Красной площади против вторжения войск Советского Союза и его сателлитов в Чехословакию. Весь сбор - в поддержку узников Болотной. Просили как-то откликнуться.

Приехать я не могу. Хронически в безвизовом режиме. Невъездной.
Еще в самом конце Горбачевиады был в «черном списке». Единственный раз смог приехать, вернее прилететь, в октябре 1995 года благодаря послу Рыжову, который сам был против войны в Чечне. Добрался тогда до оккупированного Грозного, по дороге туда и обратно был в родных палестинах: в Питере, Москве, повидал своих. Через 21 год после вылета из хоть «немытой», но (куда деться!) своей России.

Нынешний режим многорук, как иные индуистские боги. Одна рука - молотком в висок по-пролетарски (сразу после моего интервью директору японского телевидения о Чечне ), а другая, которая «по правам человека», прислала медаль за демонстрацию 1968-го. И никак ведь не отдать (с самой вежливой объяснительной запиской). Даже закоренелые правозащитники стыдливо открещиваются - «сам передай», то есть, надо полагать, контрабандным путем! Да пусть тогда остается дома. Экспонатом для интересующихся российской историей.

Да, приехать не могу. Но хочу обратиться к тем, кто принял эстафету «шестидесятников» с признательностью, глубоким уважением и братской солидарностью. Ко всем им, по обе стороны тюремных решеток и колючей проволоки лагерей. К тем, кто вырвал из забвения лозунг

«За вашу и нашу свободу».

На российской почве уже в пестрой, неоднородной общине декабристов присутствовало понятие интернационализма свободы. Это оценили их друзья, польские патриоты, лишенные родины. Еще в 1795 году они сделали его своим лозунгом:

« Za wolność naszą i waszą».

Русская поэтесса, специалистка по польской культуре Наташа Горбаневская принесла его на Красную площадь с чехословацким флажком 45 лет назад. Он вечен для человека, потому что не имеет границ ни во времени, ни в пространстве.

Чтобы быть идентичной самой себе, свобода должна быть одной для всех. Поэтому путь к ней труден и не усеян розами.

Демонстрация, которая прошла на Красной площади 25 августа 2013 года, была своеобразным тестом сегодняшней России. Участникам ее милостиво разрешили потоптаться 5 минут с условием гробового молчания, а затем запихнули в автозак и повезли в ближайший полицейский участок - в Китай-город. Она была представлена скорее как благодарность режиму, сменившему банальное битие, лагеря и психтюрьмы на краткосрочный и уютный «обезьянник».

В этот же день путинские «Вести» возмущались агрессивными попытками западных держав помешать сирийскому президенту Асаду травить свой народ газом (что, к тому же, конечно, клевета!!!). И многозначительно напомнили о потоке ракет, посланных своему союзнику. После этого уместно ли говорить о каких-то свободах, господа! Можно представить себе, что думает по этому поводу долгожитель Красной площади Владимир Ильич (вернее, его чучело). «Что бы вы обо мне ни говорили, я прав и сегодня, как сто один год назад, после Ленского расстрела: Россия стала чудовищем, теперь уже и для Азии».

Из всех вариантов «русской идеи», которую сейчас отчаянно ищут, мне ближе та неповторимая традиция гуманизма и поисков правды, которой так богата русская культура. Мы все, по обе стороны «бугра», носим в себе ее, этой культуры, гены. Независимо от расы, этноса, географической «прописки». Нынешний режим, который сковывает Россию и теперь уже наглядно угрожает миру, недолговечен. Он слишком противоречив, архаичен и поэтому обречен.

Отсюда его агрессивность. Перед ее лицом нам нужно создать, друзья, круговую поруку солидарности.

За нашу и вашу свободу!

За нашу и вашу победу!

Я был в Таллине в этот день. Мне был 21 год. Я беспечно гулял по старому городу и ничего еще не знал.

А потом я случайно встретил двух своих московских знакомых – мужа и жену. Я им обрадовался. А они мне, как мне тогда показалось, как-то не очень. Мне это показалось потому, что я знал их как неутомимых весельчаков и остроумцев, а в этот момент лица у них были, что называется, опрокинутые.

Но дело оказалось в другом. Торопливо поздоровавшись, они рассказали мне о советских танках в Праге. Подробностей они не знали и сами.

Мы немедленно отправились к моему таллинскому приятелю, жившему неподалеку. Впрочем, в Таллине все неподалеку. Он, как оказалось, тоже ничего еще не знал. И мы включили радио. И мы сумели поймать то ли «Свободу», то ли «Немецкую волну»...

21 августа 1968 года стало рубежом. Не только для меня и моего ближайшего круга. Для многих. Прекраснодушные разговоры о «социализме с человеческим лицом» или о том, что честные и искренние молодые люди должны вступить в партию, чтобы «там было больше порядочных, а меньше непорядочных», стали неприличными. Наши старшие товарищи, все еще ощущавшие себя пусть и не очень желанными, но все же «детьми ХХ съезда», враз осиротели. Эпитет «советский» тотчас утратил все оттенки кроме черного и серого. Сталин зашевелил усами под могильной плитой.

Вернувшись через несколько дней в Москву, я узнал, что несколько человек вышли на Красную площадь, чтобы хотя бы как-то спасти нашу честь. Спасибо им за это.

68-й год для нас и для западных европейцев моего поколения важен как, может быть, никакой другой, хотя и означает совершенно разные вещи. Однажды я спросил своего приятеля, немецкого профессора-слависта, моего ровесника, что он делал в 68-м году. «Я понял, что ты имеешь в виду, - ответил он. – Нет, радикальным леваком я тогда не стал, не стал им и позже, потому что весной и летом этого года я оказался в Праге и видел все своими глазами». Прививка от «социалистической романтики» в его случае оказалась надежной.

В этот день досрочно, на два года раньше, чем по календарю, начались бесконечные 70-е годы, закончившиеся лишь к середине 80-х. Годы стоячей воды и плотной ряски. Но и годы художественных прорывов и сознательного культурного и социального отщепенства, понимаемого как избранничество.

Но все это будет позже. А пока мы сидим в таллинской квартирке и слушаем радио. И испытываем чувство бессильного стыда такой сокрушительной силы, что не можем не только говорить, но даже и смотреть друг на друга. И я это помню с такой отчетливостью, как будто это было не сорок пять лет тому назад, а буквально сегодня, вот прямо сейчас.

На эту прогулку, отмечающую годовщину начала прошлогодних «белых гуляний» по Красной площади, я шла со смешанным чувством. Прошлогодние «белые гуляния» на Красной площади были вдохновляющими, веселыми, креативными (хотя, конечно, не обходилось без задержаний). Я помню Красную площадь, почти заполненную людьми в белом, веселые хороводы, театрализованные действия с Призраком Конституции, туристов, охотно берущих белые ленточки, а главное - общее настроение подъема и надежды.

Сейчас не то. В отличие от многих, я не считаю, что общественный протест в Москве «сдулся», но он явно ищет и находит другие формы, и гуляния с белыми ленточками уже не так вдохновляют, кажутся чем-то игрушечным и умилительно-ностальгическим. Но на юбилейное гуляние как не пойти? И я надела белые одежды и пошла.

Половина площади была огорожена - стройки и раскопки в центре города у нас традиционны. Погода пасмурная. Все же несколько десятков людей в белом прошли по площади, распевая песни и размахивая белыми лентами. Традиционно сфотографировались у Мавзолея и на Лобном месте. Вот тут-то, на Лобном месте, около 17:20, и началось. После того как мы сделали несколько снимков, налетели на нас полицейские и, не говоря худого слова (доброго, впрочем, тоже), стали хватать людей. Хватаемые и окружающие их просили представиться, объяснить причину задержания - как положено по закону. Не тут-то было. Никто и не думал представляться и что-то объяснять. Два человека отказались идти, их несли за руки и за ноги, иногда волоча попами по брусчатке и асфальту. Они говорили: вы полицейские, не ведите себя как бандиты, ведите себя как положено по закону, представьтесь, предъявите требования, объясните, куда и зачем вы хотите нас доставить, мы пойдем сами. Молчание было им ответом.

Видеть это безобразное насилие и ничего не предпринимать было невозможно. Мы с Катей Бажановой пошли за нашими задержанными товарищами, чтобы подать в ОВД жалобу на противоправные действия полицейских. Благо идти было недалеко - ОВД "Китай-город" находится рядом. Мы шли, постоянно фотографируя и продолжая увещевать полицейских. В ОВД попросили бланки для заявлений, написали и стали ждать талонов о принятии заявлений. Но, когда нам вынесли талоны, нам сообщили, что мы, оказывается, задержаны! Наши объяснения, что мы пришли сами, что нас не доставляли, были оставлены без внимания. Нас «оформили» вместе с доставленными товарищами по статье 20.2 (нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования).

Как обычно, никого не смутило явное вранье. Не было ни собрания, ни митинга, ни демонстрации, ни шествия, ни пикетирования. Не было ни плакатов, ни звукоусиливающих устройств, ни транспарантов. Сравнительно небольшая компания людей гуляла по площади, пела песни и фотографировалась. Как обычно, большой фантазией полицейские не отличились - протоколы были написаны абсолютно одинаково и различались только фамилиями «оформляемых» и орфографическими ошибками. Мы все как один были одеты «по сезону», все приняли участие в публичном мероприятии «на территории, непосредственно прилегающей к резиденции Президента РФ», все как один выкрикивали лозунги «Россия без Путина», «Долой полицейское государство», все «разбрасывали листовки». Листовок, кстати, вообще не было, как не было и публичного мероприятия. Выкрики - да, были. Но кричали далеко не все, и хватали людей, не разбираясь, кто именно кричал. (Из забавного: в моем протоколе написано, что я выкрикивала лозунг «Долой ПОЛИТИЧЕСКОЕ государство».)

Все это было как обычно. Но вот ноу-хау: до сих пор мне не приходилось слышать, чтобы задерживали людей, которые сами добровольно пришли в отделение для того, чтобы подать заявление.

Отпустили нас, впрочем, сравнительно быстро. Думаю, сыграло свою роль то, что много людей осаждало ОВД снаружи и очень много звонили в отделение.

А вот имена наших доблестных правоохранителей и перечень их доблестных действий:

Капитан полиции Зуев Виталий Михайлович распорядился не выпускать нас из отделения и считать задержанными. План по числу выполнял, что ли?

Капитан полиции Крылов Максим Валерьевич составлял протокол о моем якобы административном правонарушении и об административном задержании, сообщив в нем заведомо ложные сведения.

Ст. лейтенант полиции Пелифосов Кирилл Александрович составил такие же протоколы о Кате Бажановой.

Прапорщик полиции Казаков В.В. составил протоколы о доставлении - меня и Кати. Прапорщик тоже соврал: нас ни он, ни кто бы то ни было другой не доставлял, мы пришли сами. И как это он, интересно, нас обеих мог бы одновременно доставить? Или доставил сначала одну, потом сбегал на Красную площадь за другой?

Лучше бы действительно за порядком следили и с преступностью боролись, господа полицейские. А то мы слышали, как капитан Зуев по телефону отказывался то ли выслать наряд, то ли принять задержанного, говоря: «Не могу, у меня тут политических полно».

Наконец-то побывали мы на Красной площади с воистину гуманитарной миссией. Ради охраны памятников пришли. Но не только ради этого, не будем кривить душой... Проблема всегда шире той, что обозначена на растяжке.

Мы - это Екатерина Мальдон, Ильдар Дадин и я. На баннере, что мы торжественно пронесли рядом с храмом Василия Блаженного, значилось красными буквами: "Запрещаем крушить историческую Москву". Далеко мы не ушли, конечно, с такой атрибутикой и речевками в стиле "Вандалы - Путины, Лужковы, Собянины - вон из нашей истории", "Кремль - народу, а не уродам", "Путин будет казнен". Но благородную градозащитную миссию на этот раз считаем выполненной.

Охрана памятников представляется большинству людей делом скучным, пассивным, связанным с сочинением запросов и жалоб в надзорные органы и в прокуратуру, либо стоянием со скромным плакатиком в одиночном пикетике. Но не торможением волонтерами техники, приехавшей рушить особняк. На Красную площадь с напористыми требованиями другие градозащитники у нас не ходят, и нам, добровольцам и журналистам "Фронде ТВ", не советуют, а рекомендуют, прежде чем призывать общественность спасать особняк Соколова в Электрическом переулке или, скажем, Кадаши, посоветоваться сперва со "старшими товарищами" - "Архнадзором" или "Коалицией в защиту старой Москвы". Они дадут отмашку нам, неразумным, надо что-то защищать или нет, даже если на глазок очевидно, что уже сносят. Или очевиднейшим образом приготавливаются сносить. Вот такая сложная иерархия наблюдается в деле охраны памятников.

Об этом приходится писать, так как, узнав о нашем намерении пройтись с баннером по Красной площади, наши, казалось бы, коллеги, вместо того чтобы примкнуть для усиления эффекта и привлечения внимания к проблеме, начали нас "гасить". Сторонники пресненского депутата Е. Ткач нас буквально запугивали, узнав про готовящуюся акцию, предупреждая, что нас ждет провокация. Мы отказались отменить наш поход, тогда стали называть провокаторами и идиотами нас самих. В чем заключается провокация - никто из нас хорошенько так и не понял. Поэтому уточняем: к Е. Ткач и ее движению мы отношения не имеем, да и к "Архнадзору" тоже.

Вообще представление о способах защиты у нас часто не совпадает. В большинстве случаев, как нам кажется, надо не бумажками перебрасываться с разными структурами, а в первую очередь - прийти и встать на пути у тяжелой техники, приехавшей без нужного разрешения крушить исторический объект. Поскольку он может быть просто стерт с лица земли за два-три дня. В Кадашах, например, гражданский отпор вандалам приостановил губительную для памятника и прихода стройку на несколько лет. Да вот только срок этого моратория истекает, и к Кадашам уже подтягивается тяжелая техника. И что же, мы должны молчать об этом и не призывать людей готовиться к защите слободы, как три года назад, пока не получили "резолюции" от старших коллег и наставников? Конечно же, решения принимаем мы сами, начальников над нами нет. И если они подключатся к активной защите, будем только рады и о разногласиях не станем и вспоминать.

Напомним: семь, по меньшей мере, исторических зданий было покалечено или уничтожено с начала года в Москве. Без всяких на то разрешений и оснований. А наше замечательное Мосгорнаследие помогает хищным застройщикам, выдавая им в ускоренном темпе разрешительные бумаги без "сносных" комиссий и прочих волокит. Одной из наших кричалок на вчерашней акции была: "Защитим наследие от Мосгорнаследия".

Я чрезвычайно благодарна Ильдару Дадину, участнику самых жестких "винтилов" и борцу за свободу политзаключенных, за участие в нашем культпоходе. Ему не очень близка эта тема, но он убедился, что все темы у нас взаимосвязаны и упираются в делание и распил бабла. Екатерина Мальдон в этом давно не сомневается, так как вышвыривание людей из общежитий, как и в Козихинском из старых домов, - проблемы близкие по звучанию. На этом зарабатываются огромные деньги. Поэтому мы и выходим вместе, понимая, что поодиночке нас не услышат. Недавно мы с ней стояли на Манежке, требуя отмены олимпиады в Сочи, лишающей семьи жилья, и у мэрии, в поддержку выселяемых из общежитий, теперь мы на Красной площади, и уже не в первый раз. Против закона о прописке мы выходили с интервалом в несколько дней. Летом договорились устроить властям палаточные майданы у мэрии и в других приятных местах. Предложим эту идею оккупай-абаевским завсегдатаям, чтобы им не было скучно просто так в парке протестовать. У нас найдутся для них сотни поводов.

А демонтажа нелегитимной власти можно добиться, только объединив усилия. Надо же когда-то создавать парламентскую республику.

В ОВД "Китай-город" все было как обычно. Обращались с нами грубо - это их фирменный стиль, хотя есть среди них и застенчивые полицаи, конечно. Но запоминаются-то грубияны. Начать с того, что из машины возле ОВД меня просто швырнули об асфальт, так как я отказывалась выходить. Мусорская дамочка кричала, науськивая сослуживцев: "Дубинкой ее надо!" Но рядом была Катя Мальдон, которая пообещала им тоже лечь на асфальт и заставить их тащить себя на руках, если будут меня бить, и те успокоились, понесли аккуратно. В "Китай-городе" принято первым делом отбирать телефоны, с заламыванием рук и выворачиванием кистей. У Кати рука и сейчас распухшая после этого. Я вмешалась, когда ее стали мучить, - заломали и меня, припугнув, что обвинят в нападении на полицейских. Отобрали мой телефон силой, но я все равно его выхватила у них прямо со стола. Они плюнули и отстали. Можно ли это называть избиением? Не знаю, но кое-какое истязание было, болевые приемы они считают вещью естественной. Мы же им не повинуемся, называем полицаями. Вот и получаем.

Наши права в таком месте, само собой, нарушаются на каждом шагу. Мальдон не давали позвонить правозащитникам, потом ей не несли в обезьянник сумку с лекарствами (а у Кати ангина с высоченной температурой). Потом нас не выпускали в туалет. В "Китай-городе" это такая излюбленная забава - пытка сортиром. В течение часа, не меньше, мы грохотали по этому поводу ногами по железной обшивке на нарах в обезьяннике, куда нас всех троих засунули. Вообще мы устроили им шумовую бит-истерику, с определенным ритмом, веселящим душу из-за того, что мусора страдают. Грохот стоял невообразимый несколько часов, с небольшими антрактами, когда мы что-то, тоже оглушительно, пели. Я лично им "Марсельезу" на этот раз сбацала, она у меня особенно пронзительно получается.

Нас, разумеется, продержали дольше положенных трех часов, непрерывно снимая нас на камеру сквозь решетку, что они не имели права делать. Но в итоге выпустили, несмотря на буйство, а скорее именно благодаря буйству, устав от него, задолго до полуночи.

За меня в протоколах расписались "понятые" - засвидетельствовали, что я документов не предъявляю и от подписи в бумагах отказываюсь. Называть себя мне и не нужно было: в этом заведении меня отлично знают. Мне, скорее всего, как и остальным, выписали штраф за участие в "несанкционухе".

Напоследок хочется несколько слов сказать о "понятых". Что за подлость рабская заставляет симпатичных с виду, прилично одетых девушек соглашаться идти в ментовку составлять лживые протоколы на соотечественников? Катя Мальдон им сразу крикнула, что нас за пикет на площади забрали, незаконно, мол, не позорьтесь, девушки, не помогайте полицаям. А те - не смущаются, сотрудничают себе, причем не за деньги или из-за убеждений, а из-за врожденной подлости душевной - взять да и подмахнуть человеку в погонах, когда он об этом просит. И это самое печальное и безнадежное, что есть в наших соотечественниках и с чем мы сталкиваемся на каждом шагу. Помимо почти поголовного равнодушия ко всему. Что бы ни происходило рядом. Поэтому победа пока еще совсем не близко.

На нас завели уголовное дело. За то, что мы зашли на ИХ, как они считают, территорию, да еще громогласно потребовали убираться из нашей жизни с их жандармскими законами. А Красная площадь и Кремль, как они считают, их вотчина, а никак не наша, нас только временами сюда пускают под присмотром погулять. Заявлять о себе, о своем гневе по поводу происходящего, мы отсюда якобы не имеем права. Здесь же кругом святыни тоталитарных времен (Мавзолей с мощами Ленина, заслуженные покойники в кирпичной стене и могилах - зиждители сталинско-андроповской системы ГУЛАГ). Времена эти и в XXI веке никак не кончаются и продолжают отравлять нам жизнь. Придумываются Думой все новые законы, погружающие нас в атмосферу страха, слежки и доносительства друг на друга.

Поэтому черный баннер со словами "Идите на хуй со своей регистрацией" у стен Кремля воспринимается властями как полноценный бунт, тем более что мы громогласно заявляли свои права на эту страну и этот город, которые нам пока не принадлежат. Пророчили Путину смертную казнь - у нас мораторий, да, но по закону он ее уже заработал. Войны в Чечне и Грузии, взрывы жилых домов эфэсбэшниками, Курск, "Норд-Ост" и Беслан - это далеко не полный перечень деяний нашего самодержца. И своей глухотой к протестам и страстишкой к репрессиям он сам протаптывает себе дорогу в ад. Грубый посыл узурпаторов власти на три буквы среди советских святынь, на главной площади столицы - это способ и равнодушных встряхнуть, и нашу решимость продемонстрировать. Отступать мы не намерены, делать из нас послушных скотов, держать в загоне и пересчитывать по головам мы не позволим. И слышать себя - заставим.

Можно спорить о том, этично или нет при помощи мата требовать свободы. Уверена, что да, хотя сама подобной лексикой пользуюсь лишь в исключительных случаях, и это был один из них.

Что ж, это дает дополнительный повод для разговора на животрепещущие темы, наши требования не так быстро удастся - информационно - похоронить. Вот и поговорим еще, надеюсь. О мате как методе воздействия, об ужесточении правил регистрации, теперь уже караемых посадкой - за фиктивную регистрацию, о том, как швондерские "домкомы" начинают ломиться с участковыми к людям с проверкой прямо в квартиры. Большой Брат хочет, как в прошлом веке, наблюдать за каждым проделанным нами шагом, реанимировать такое советское понятие, как прописка.

Владимир Мичурин, предложивший столь "крамольные" слова адресовать властям, теперь даже рад такому обороту дела. Ну да, считает он, нас могут посадить, вот уж и дело уголовное завели на всех кроме двоих несовершеннолетних анархистов, но суд послужит нам трибуной, не так просто уже будет от нашего мнения взять и отмахнуться. Публичность гарантирована. А говорить надо - о необходимости проведения Учредительного собрания, принятия новой, не авторитарной Конституции, немедленном освобождении политзаключенных. Тем для обсуждения накопилось очень много - помимо регистрационных.

Меня очень порадовало, что 18 марта полиция долго не могла сладить с нами, мы крепко стояли на ногах, развернув баннер, сцепляясь друг с другом, держась за железную ограду у Мавзолея. Нам выламывали руки, выкручивали уши, волокли, счищая с тела одежду. Алексею Никитину сломали палец. Ирину Калмыкову почти раздели, пока доволокли до автозака. У меня тоже куртка висела на шее и лице, вывернутая наизнанку.

Ирина Калмыкова была, наверное, единственная, кто соглашался идти добровольно: она перенесла инсульт, подняться на ноги самостоятельно не могла и попросила ОМОН: "Помогите мне встать - и я сама пойду". "Сейчас поможем", - нагло ответили ей и поволокли по брусчатке, счищая по дороге одежду. Ей потом в Тверском районном суде вменили неповиновение полиции и возжигание файера, которого у нее в помине не было.

Нас доставили в ОВД "Китай-город". Вскоре в полицай-участке рядом с нами на "скамейке штрафников" оказались представители прессы - Саша Сотник, Мария Решетникова, Д. Мелехин. Позже мы узнали, что их отпустили без составления протокола. Г. Строганова, С. Череповского, юную анархистку Машу и Настю Зиновкину оставили в "Китай-городе", а нас с И. Калмыковой и И. Дадиным погрузили назад, в автозак. Там нас встретили в ожидании дальнейших перемещений В. Мичурин, А. Никитин - со сломанным пальцем, но бодрый и веселый, - О. Прудников и А. Семенов.

Нас привезли к "Якиманке". Долго по одному изымали из автобуса для оформления документов. Страшно было наблюдать через решетку, как, скручивая все сильнее, избивая, волокли они в участок И.Дадина, отказавшегося повиноваться им. Похоже, час прошел, прежде чем явились за следующим.

Было очень холодно, а дверь в автозак держали распахнутой настежь. Скамейки, на которых мы сидели, казались высеченными изо льда. В результате я здорово застудила почки, Калмыкова тоже здорово простыла. Нас двоих "вымораживали" дольше остальных, чтобы потом отвезти в ОВД "Замоскворецкое".

По приезде мы им сразу заявили о нашем протесте против происходящего с нами - в виде сухой голодовки и неподписания каких-либо бумаг.

Надо сказать, замоскворецкие полицаи, ознакомившись с текстом нашего баннера, издали сочувственно-одобрительный возглас. Похоже, им самим этот усиление закона о прописке то и дело наступает на пятки.

Стали заполнять вместо нас все свои документы. Меня здесь быстро узнали, а у Ирины обнаружили копию паспорта.

Один из охранявших нас признался, что он вообще-то Путина сам ненавидит, с удовольствием пристрелил бы его как собаку. Поскольку с ним нет порядка в стране: все воруют, а работать никто не хочет. Русскому мужику палка нужна, а то ничего делать не будет. Народ разболтался, ему нужен новый Сталин и ГУЛАГ. Вот тогда-то и будет процветание и счастье.

- Интересно, - говорю, - а если бы на нас снова фашисты напали, как в 1941-м году, что бы ты стал делать?
- Записался бы к ним добровольцем. И тебя бы шлепнул первую. Ненавижу таких, как ты.
- Так ты фашист, что ли?
- Да, я фашист. Отвратительный, гнусный фашист. И горжусь этим.

Он, несмотря на открытую ненависть ко мне, все время лез с разговорами, к Калмыковой тоже. Временами он прицеливался из пальца мне в лоб и говорил: "Пух!" А потом смеялся, как идиот, радуясь своей шутке. Со скуки я стала читать вслух стихи Мандельштама, а потом и молитву "К Cвятому Духу" прочла, чтобы понаблюдать за реакцией моих оппонентов. Фашист и его напарник сначала переглядывались, нервно смеялись, а потом оба вылетели вон из помещения, что было забавно. Изгнание бесов состоялось, таким образом.

Обыскать себя я толком не дала, хотя стулья все остались целыми - я пораскидала их маленько, что существенно сократило досмотр. Благодаря легкому "буйству" я сберегла и крест на шнурке, и телефон в джинсах. Двое суток, пока трубка не села, я общалась тайком с внешним миром.

Нас посадили в камеру часа в два ночи, а днем повезли в суд. Процедура прошла довольно быстро. Отвезли нас в Тверской районный, держали в микроавтобусе под конвоем - у подъезда, чтобы лишить нас общения с друзьями. Видела через окно Дашу Гладских, приехавшую из Нижнего Новгорода, Надира Фаттяхетдинова, Юру Чалдаева, Диму Смирнова. В интервале между рассмотрением дел мы с изумлением узнали, что наших друзей отпустили - из "Якиманки" и "Китай-города". Я мельком увидела многих из них, когда меня потом спешно грузили назад в микроавтобус, чтобы везти назад, в мусарню. Мы дружно прокричали: "Долой власть чекистов" и "Путин будет казнен". Меня повезли все в ту же камеру, отнюдь не в спецприемник.

И. Калмыкову тогда по счастью освободили - ей была предоставлена защита из "РосУзника". И ее отпустили домой к ребенку, выписав штраф. Мне тоже выписали штраф в 20 тысяч и 8 суток за неповиновение.

Я подумала сразу, что определили в спецприемник меня единственную, чтобы поменьше внимания привлекать к нашей заметной акции. Резонанс тем не менее неплохой получился.

После второго моего завоза в "Замоскворечье"- после суда - здоровье мое резко закончилось. Начались спазмы и боли, вызвали "скорую", мне был сделан укол и выписаны таблетки. Друзья, дежурившие возле участка, немедленно их мне принесли. Стало намного легче.

Спецприемник на Симферопольском упорно отказывался меня принимать - ввиду отсутствия у меня каких-либо документов. На самом деле им приятно было, конечно же, поиздеваться надо мной. "Вы привезли мне неизвестно кого", - сказала моим конвоирам свирепая тигрица в дежурке и велела везти меня назад в участок за какими-то факсами. Это при том, что мы четыре часа отсидели в машине, ожидая своей очереди.

На суде почему-то мой паспорт не понадобился, судья Е. Сташина спокойно осудила меня по двум статьям, причем я устроила ей лежачую забастовку на скамейке в зале, в процедуре не участвовала и на вопросы не отвечала. Только сделала заявление о сухой голодовке с момента задержания на площади. А в спецприемнике, куда меня помещают уже четвертый раз, что-то вдруг не признали. Пришлось ехать в "Замоскворецкое" за документами - и снова, назад, на Симферопольский.

Любопытный получился - лично у меня - "набег" на Красную площадь, с последующим транзитом через три полицай-отделения, в одно из которых меня завозили трижды. Ради справедливости отмечу, что одна только злобная мадам в дежурке спецприемника надо мной и поиздевалась, гоняя взад-вперед на машине и что-то требуя. Остальные сотрудники, моментально меня "идентифицировав", в основном улыбались, словно я к ним в гости явилась, расспрашивали про акцию и выражали сочувствие. Несколько раз на дню меня посещали медики для измерения давления, дежурные справлялись то и дело, не вызвать ли "скорую". Дело в том, что с воли на них оказывали серьезное давление друзья-единомышленники - пикетами и многочисленными звонками по телефону. Навестили меня и представители ОНК с А. Каретниковой. Но просьб и пожеланий у меня никаких и не было - просила только народ не мерзнуть с плакатами напротив узилища, чтобы совесть меня не мучила. Ведь все идет нормально.

Так что отсидка прошла на редкость гладко и легко. Хотя, конечно, принимать необходимые таблетки при сухой голодовке, запивая их двумя глотками воды в сутки, - не самый лучший способ провести время. Артериальное давление из-за отсутствия воды в организме все равно подскочило к выходным - до 190. Но в больницу совсем не хочется, когда два дня остается до воли. И я дотянула назначенный срок и вышла, хоть и передвигаться уже было тяжеловато.

Накопившиеся вещи в пакетах мне вынесли сами сотрудники спецприемника. Помимо друзей, на улице у ворот стояло каре из десятка полицейских, рядом патрульные машины, а на углу неподалеку торчал наготове автозак. Это на случай, если нам придет в голову устроить взятие местной Бастилии, я так думаю...

Сохраняется неумирающее чувство надежды, что наши пока локальные "захваты" Красной площади - всего лишь небольшого ее участка возле Мавзолея и всего лишь на четверть часа - не пройдут бесследно, расшевелят спящих людей. Площадь должна быть наша. Как и Старая площадь, и Лубянка, и Триумфальная. Это наш город, это наша страна. Мы ее себе все равно вернем.

То, что храбрая Е. Мальдон недавно вышла с впечатляющим плакатом к Мавзолею, продолжив нашу протестно-регистрационную тему, не давая информационному поводу угаснуть, - это просто прекрасно. Не надо позволять им расслабляться, пусть не воображают, что запугали нас и заткнули. Отсиживаться дома "до лучших времен" никто не собирается.

Видео Андрея Новичкова:

Мы сделали это - зеленая палатка у Кремля!

Произошло событие, которое немного приближает нас к прощанию с Пу: зеленая палатка на Красной площади у мавзолея. Еще вчера утром это было абсолютно фантастично, а сегодня мы знаем, что:

1. ЭТО возможно, и не надо быть Щварценeггером, чтобы это сделать.

2. Палаточный лагерь - одна из самых эффективных и при этом, что очень важно, мирных, ненасильственных форм отстаивания своих прав. Не хотите революций - купите палатку, и теперь вы знаете, где ее надо поставить :)

3. Лиха беда начало. Многие важные процессы начинаются с малого. 5 марта мы с Олегом Козыревым и Колей Ляскиным гуляли с белыми лентами у Кремля втроем, а уже через месяц, 8 апреля, на Красной площади народ с белыми лентами водил хороводы. Тогда же, 8 апреля, мы с Колей Ляскиным установили одну палатку, с нетерпением ждем следующего месяца :)

4. Никакой закон РФ не запрещает вам устанавливать палатку, даже у Кремля. Поскольку палатка у нас была только одна - нас задержали, было бы их хотя бы 10000 - этого бы не произошло. Задержав нас, полицаи долго ломали голову, в чем бы нас обвинить, и сначала нарисовали протокол про несанкционированный митинг (ст. 20.2), но, подумав, порвали его и придумали несуществующее сопротивление (ст. 19.3) и совсем уж экзотическую статью 8.3. Эта статья о запрете размещения объектов типа бытовок-вагончиков. К палаткам отношения не имеет.

5. И последнее, самое важное: если хочешь чего-нибудь добиться - не устанавливай сам себе барьеров, просто возьми и сделай.

Желание - тысяча возможностей!

По предварительным данным ОВД-Инфо, 33 человека были задержаны сегодня на подходе к Красной площади. Сотрудники полиции не допустили гуляющих на саму площадь, закрыв Иверские ворота, а затем начали задерживать людей, у которых на одежде или в руках были белые ленты. После доставления в ОВД "Китай-город" и ОВД "Тверское" с задержанных стали брать объяснения, а затем отпускать без составления каких-либо протоколов.

Как сообщила ОВД-Инфо один из организаторов прогулок по Красной площади и член политсовета движения "Солидарность" Надежда Митюшкина, Красная площадь сегодня была полностью "зачищена". "Людей там не было. Сначала говорили, что там будет репетиция парада, потом - что площадь закрыта по техническим причинам", - рассказала она.

Впервые в Москве массовые задержания людей с белыми лентами начались на следующий день после президентских выборов: 5 марта после митинга на Пушкинской площади активисты движения "Солидарности" решили прогуляться у стен Кремля, но были задержаны уже в Александровском саду. Тогда 18 человек было задержано и доставлено в ОВД "Лефортово", откуда были отпущены без составления протоколов после многочасового содержания в автобусе перед зданием ОВД.

8 марта на Красной площади было задержано 7 прогуливающихся активистов, после того как они отпустили в воздух белые шарики. 18 марта было задержано уже 12 человек, на некоторых были составлены протоколы по ст. 20.2 ч.2 КоАП (нарушение установленных правил проведения митингов и пикетов).

Прогулки с белыми лентами у Кремля становятся новой еженедельной оппозиционной традицией. По словам Надежды Митюшкиной, всего прошло уже шесть подобных прогулок у Кремля, четыре из которых закончились задержаниями.

Тем временем ГУ МВД успело сообщить о задержании граждан, готовивших несанкционированную акцию на Васильевском спуске, а затем сообщило о задержании в ГУМе активистов "Партии любви". Ни то ни другое не имеет отношение к прогулкам с белыми лентами по Красной площади.

ПОСЛЕ ИСПОЛНЕНИЯ ГРУППОЙ PUSSY RIOT НА ЛОБНОМ МЕСТЕ КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ ПЕСНИ "БУНТ В РОССИИ - ПУТИН ЗАССАЛ" ЗАДЕРЖАНЫ 8 УЧАСТНИЦ ГРУППЫ.

По только что поступившей информации, сотрудники ФСО после исполнения песни "Путин зассал" оттащили всех троих солисток Pussy Riot в помещения контрольно-пропускного пункта под Спасской башней Кремля и оцепили пространство вокруг Лобного места Красной площади для проведения следственных мероприятий. Еще 5 участниц группы доставлены в ОВД "Китай-город".

(Видео, текст песни и подробности)

"Из Назарета может ли быть что доброе?" (Ин 1:46). Такими скептическими словами встретил один честный израильтянин благую весть о появлении Спасителя. Примерно так же отнесся наш современник Александр Скобов к сообщению о том, что "Единая Россия" выступила за предание земле тела Ленина. Первого советского вождя г-н Скобов не жалует, однако еще сильнее он не любит сегодняшнюю российскую власть и поэтому с недоверием и раздражением воспринимает все, что от нее исходит. По его мнению, нынешняя инициатива единоросов есть не что иное, как "самое мракобесное охранительство в духе "православия, самодержавия, народности".

Что и говорить, репутация у активистов "партии власти" еще хуже, чем у обитателей Назарета две тысячи лет назад. И наверняка пропагандистский ход ЕР продиктован не самыми достойными мотивами. Но важнее все-таки существо дела - а оно в том, что мумия основоположника коммунистического режима не должна храниться в святилище на главной площади столицы. Г-н Скобов утверждает, что для решения такого вопроса в обществе нет необходимого консенсуса, что сегодня ликвидация Мавзолея будет воспринята значительной частью граждан крайне болезненно. Эти опасения кажутся мне преувеличенными - и в любом случае пусть уж "Единая Россия" сама решает проблемы с исправно голосующим за нее большинством. Не дело демократической оппозиции выступать за увековечение национального позора, лишь бы досадить власти.

В апреле 1953 года престарелый Бунин писал: "Хоть бы сто раз туда меня позвали и была бы в Москве во всех отношениях полнейшая свобода, а я мог бы двигаться, все равно никогда не поехал бы я в город, где на Красной площади лежат в студне два гнусных трупа". Как известно, в 1961 году одним трупом в студне стало меньше - Сталина из Мавзолея вынесли. Соответствующее решение было принято руководством правящей партии - без особой заботы о всенародном консенсусе. Неужели г-н Скобов и тогда выступил бы за сохранение мавзолейного статус-кво?

Сакральные места выбирают не дельцы, политики или ученые. Их выбирает История, Народ или Художник.

С начала Перестройки неформалы (от правого Демсоюза до левых анархистов) выбрали для себя Пушкинскую площадь. Но место это, лирически связанное с любовными свиданиями и общением интеллигенции (книжный базар, имя Поэта), так и не стало тогда массовым, хотя и было отвоевано у власти для небольших пикетов и вольного общения под стенами «Московских новостей».
Однако потребность в месте для «всенародного вече» нарастала, и сперва люди согласились на предложение власти. А она к открытию первого свободно выбранного съезда в 89-м году отвела для этого площадку в Лужниках. Власть, тем более авторитарная, не в состоянии творить новые смыслы. Ее функция обратная: сохранять порядок и препятствовать переменам. Хотя в Лужники стекались десятки (а иногда и сотни) тысяч людей, путь туда был долог, вид уныл, а над огромной и пустынной территорией спорткомплекса витал давно иссякший дух строителей призрачных дворцов коммунизма.

И когда власти окончательно потеряли способность «не пущать» куда-либо, вечевым местом как-то сама собой оказалась Манежка. Уверен, что неслучайно. Не Красная – обремененная слишком тяжкой и противоречивой для многих историей. Но – у стен Кремля, чтоб видели! На стыке вечно людной Тверской и Охотного ряда, сохранявшего в народе свое романтичное название, несмотря на официозное Марксово имя.
На Манежной и происходили главные сходы 90-91-го годов. А смысл символического места проявился 19 августа 91-го. Когда подавленные запретительными указами ГКЧП, лишенные информации люди, не дожидаясь авторитетных советов лидеров, устремились на Манежную. Именно здесь безоружными людьми были остановлены первые бронеколонны и завязалось общение с солдатами. Именно отсюда разрастающаяся по пути колонна отправилась к Белому дому. И именно пришедшие с Манежки люди побудили Ельцина взобраться на танк и читать воззвание, а вовсе не наоборот, как наверняка утвердится когда-нибудь в истории.

Я уверен, что наступающая реакция и раздор были явлены впервые не в бессмысленно-кровавых событиях октября 93-го, а чуть раньше – с решением о реконструкции Манежной, принятой демократическим тогда московским правительством. И не случайно, думаю, начали копать ее ударными темпами, чуть только развеялся пороховой дым. И власть бизнесмена и застройщика над архитектором и историком тоже окончательно утвердилась здесь – в нелепых антиисторичных пузырях и анекдотичных скульптурах.
Следующее место вновь выбрали не бюрократы любых мастей, а поэт. Все та же Тверская. Только теперь уже не Бове, Монферран и славные кавалергарды (недаром – Манеж!) витают над ним, напоминая людям о славе, красоте и благородстве, как во времена идеалистичной Перестройки. А революционный Маяковский. Само же название Триумфальной в комментариях не нуждается.

Цифры ни при чем. На Манежную носили перечеркнутую «шестерку». Кто теперь помнит 6-ю статью советской Конституции, закрепляющую власть КПСС? На Манежную приходили выразить протест всему надоевшему и мешающему жить. И в поисках единения в стремлении к лучшему. Символ невозможно объяснить ни статьями, ни статистикой, ни политической наукой.

Я думаю, ничего на Триумфальной строить не будут. Ельцин (при всех спорах и претензиях к нему) был способен перестроить Манежку. Нынешние же просто не тянут на символические действия. Поэтому не будет ни Охта-центра, ни трассы Москва-Петербург, ни подземелий под Триумфальной. А будет лишь воровство, распил бабла и вечная имитация великих замыслов. Просто закроют площадь бетонным забором на год-другой, а внутри трое работяг станут ковырять землю лопатами, как те псевдоспортсмены и псевдодоноры, что корячились здесь прежде каждое 31-е число. Просто чтобы не париться каждый раз заново. И не дай Бог построят что-нибудь: ведь непременно обрушится в процессе на ни в чем не повинных киргизов. Разрушать символы – опасное дело.

Площадка "для встреч с избирателями" между желеезнодорожными путями и оградой Лужников, 1989. Фото Д. Борко



Люди идут на "Манежку". 1990



Манежная площадь в 1990 г.




На Манежной площади, 1990. Фото Д. Борко



Манежная, 19 августа 1991 г.




Начало реконструкции Манежной площади, 1993 г. Источник - http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/1056/




Шествие по Садовому кольцу(площадь Маяковского - старое название Триумфальной)



Акция Стратегии-31 на Триумфальной



Триумфальная перед акцией 14 декабря 2008 года. Фото Сергея Варшавчика (http://warsh.livejournal.com/3693985.html)