Бакии тридцать четыре, но выглядит на сорок. Десять лет в рабстве с каждодневным избиением по голове и почкам. Передние зубы выбиты. Сыну Бакии Бауржану пять лет, но выглядит он на два годика. До освобождения Бауржан ни разу не был на улице, часто мальчик по целым дням был привязан к батарее. Бауржан много говорит, но никто не знает, на каком языке, возможно, мальчик выдумал свой язык. Мать видела сына раз в полгода по полчаса.

В неволе Бакия родила еще дочь, сейчас девочке должно было быть около семи лет. Жансулу Истамбекова сказала, что девочка умерла. Но Бакия думает, что дочь жива, что ее продали в Казахстан.

Бакия рассказала, что в магазине «Продукты» установлено не менее тридцати камер, «рабыни» не имели права выходить за пределы их охвата. Им было запрещено разговаривать друг с другом. Рабочий день начинался в четыре утра и продолжался до шести утра.

Часто били до потери сознания, иногда побои продолжались и после потери сознания. «Хозяйка» говорила: «Пока кровь не увижу, не успокоюсь». Одна девушка-рабыня скончалась от побоев.

Семья Истамбековых занимается рабовладением не менее двадцати лет. Их четыре сына часто присутствовали при избиении «рабов». Эти дети-подростки и сами начали поколачивать свою «собственность», родители поощряли их в этом.

Семья Истамбековых не просто богата. Активисты, занимающиеся делом, выяснили, что Истамбековы имеют довольно высокий социальный статус и имеют связи среди чиновников и полиции.

Несколько лет назад одной «рабыне» удалось сбежать и добраться аж до Петровки, но ее отправили оттуда обратно к «хозяевам».

Жансулу Истамбекова продолжает угрожать освобожденным рабыням расправой, одна девушка испугалась и уже уехала в Узбекистан.

Бывшие милиционеры, обвиняемые в пытках Вячеслава Мерехи

Накануне бывшего Дня милиции на Ставрополье продолжился суд по делу бывших милиционеров, которые, как указанно в обвинительном заключении, изнасиловали задержанного шваброй.

Потерпевший - житель хутора Калаборка Вячеслав Мереха - в очередной раз находится в больнице, он уже два года пытается справиться с последствиями пыток. В декабре 2010 года Мереха был незаконно задержан в собственном доме и доставлен в местный пункт охраны порядка. В помещении милиционеры, которые, по словам потерпевшего, были пьяны, стали его избивать. Мереха имитировал потерю сознания, чтобы прекратить избиение. Думая, что гражданин скончался, милиционеры стали вслух обсуждать, как спрятать труп. Услышав это, Мереха обнаружил признаки жизни. После этого милиционеры изнасиловали его черенком швабры.

На скамье подсудимых четверо бывших участковых уполномоченных милиции: Сергей Петров, Николай Кряжов, Вадим Ахмедов и Алексей Головачев. Они обвиняются в превышении должностных полномочий (п.п."а", "б", "в" ч.3 ст.286 УК РФ) и умышленном причинении тяжкого вреда здоровью (п."а" ч.3 ст.111 УК РФ). Подсудимые находятся под домашним арестом, на прошлом заседании судья отклонила ходатайство адвоката фонда «Общественный вердикт» Марины Дубровиной о заключении их под стражу.

В субботу в Предгорном районном суде были допрошены эксперты. Вопросы, поставленные судом, касались механизма образования телесных повреждений у Мерехи (а именно - разрыва прямой кишки). Могли ли травмы образоваться из-за воздействия швабры или повреждения были вызваны ударом или заболеванием? А также мог ли Мереха после получения травм совершать активные действия?

Cотрудник Ессентукского бюро судебно-медицинской экспертизы Евгений Семчугов, который давал первое заключение по делу, пояснил, что нельзя исключать образование травм из-за воздействия тупого твердого предмета, в том числе и рукоятки швабры. При этом эксперт исключил возможность того, что источником травмы могло быть заболевание или самоповреждение.

Судом также были допрошены эксперты Ставропольского бюро СМЭ, которые проводили комиссионную экспертизу по делу весной 2011 года. Согласно их заключению, Мереха страдал хроническим геморроем 3-й степени, а разрыв прямой кишки, судя по времени проведения операции, Мереха получил, уже находясь в стационаре. Говоря о механизме получения травмы, специалисты озвучили мнение, что она могла быть получена из-за тупого удара в область живота. По их версии, травма не была нанесена шваброй - милиционеры просто не смогли бы сделать то, в чем их обвиняют, не нанеся Мерехе смертельно опасных травм.

Важно, что ни в одном медицинском документе не зафиксировано наличие у потерпевшего болезни, также мужчина никогда не обращался с жалобами на эту проблему. «В случае, если бы Вячеслав страдал от геморроя 3-й степени с тромбозом, сама жизнь заставила бы его обратиться к врачу, поскольку вести нормальный образ жизни с такими симптомами весьма затруднительно, если не сказать, что невозможно», - говорит независимый эксперт Евгений Николаев. Юристы «Общественного вердикта», в чьем производстве находится дело Вячеслава Мерехи, полагают, что экспертиза под руководством Копылова была сфальсифицирована для того, чтобы подсудимые ушли от ответственности. В ближайшее время защитники интересов потерпевшего намерены обратиться в Следственный комитет и добиться возбуждения уголовного дела в отношении экспертов.

23 ноября суд продолжит рассмотрение дела.

Подробнее о деле Вячеслава Мерехи

Самое сложное было - бегать между вторым и четвертым этажами, где слушались дела Лузянина и Косенко. Зато этот день подарил массу эмоций и укрепил в понимании одной важной вещи .

Отца одного из "болотников" Артема Савелова уже привычно видеть, он посещает практически все суды. Жаль, он - один. Хотя он не такой уж простой "обыватель", каким представляется. Случайно в разговоре выяснил сегодня, что Виктор Иванович в свое время побывал у Белого дома и в августе 91-го, и в октябре 93-го. Особо не геройствовал, но поприсутствовать и увидеть своими глазами считал своим долгом. В 93-м в Останкино не поехал, ушел, говорит, вечером 3-го, а на следующее утро... И странно так смотрит. Потому что на следующее утро в оставшихся стреляли из пушек. И 6 мая не был на Болотной. Зато теперь сидит на "чужих" судах. Такой вот "инженер-дачник"...

Главных кулуарных тем - две. "Кинули" ли Лузянина вот так нагло прямо в зале суда или все же договоренность со следствием соблюдена и его солидный на первый взгляд срок - поблажка по сравнению с тем, что ждет остальных? И вообще кто он такой - Максим Лузянин: жертва, провокатор, подсадная утка?

По-моему, этот вопрос неверен в принципе. Хватит искать провокаторов, "сливших", "сдавших", "не сдюживших", и прочих врагов или предателей! Каждый, кто даже пошел на сделку, каждый проявивший слабость, каждый пойманный на чем-то и завербованный - жертва этой правоохранительной системы. Эта система построена на том, чтобы делать из людей предателей, провокаторов, доносчиков, чтобы заставлять их сдаться, почувствовать свое бессилие перед ней, признать ее верховенство над обществом и личностью.

Человек может проявить слабость. Это для кого-то несимпатично, но простительно. Государство (в лице следователя, прокурора, судьи) не имеет права морального насилия над личностью. Человек может быть аморален с какой-то точки зрения, отвечать за это - ему самому, своей совестью. Инструмент (а государство - не более чем общественный инструмент) аморальным быть не может в принципе, такого права у инструмента нет!

Инструмент, знай свое место!

Мне кажется, что приговор Лузянину - 4,5 года - показал, что многие подозрения в его отношении были напрасны. Он выбрал признание вины и особый порядок, возможно, потому что уже имел уголовный опыт по неполитическому делу, где это вполне естественный способ облегчить участь. Тем более это понятно в его ситуации, когда насильственные действия в отношении полицейских зафиксированы на видеозаписи. Но, вопреки ожиданиям, Лузянин, судя по всему, никого не оговорил, чего наверняка хотело следствие, не дал показаний на придуманных следствием "организаторов", не стал врать, что пришел по чьему-то призыву или за чьи-то деньги. Думаю, столь суровый приговор связан именно с этим. Следствию нужно было не честное признание, а оговор других. Тогда бы он, думаю, получил год, если не меньше. Но Максим Лузянин, к его чести, на это, видимо, не пошел.

Думаю, мы все перед ним чем-то виноваты.

Когда до нашего освобождения оставалось около двух часов, мы с Верой Лаврешиной услышали, как дежурный в ОП-5 говорит другому полицейскому, с которым у нас только что случилась перебранка: "Ты лучше успокойся, с ними не связывайся - они отмороженные". Через пару минут мимо нас прошел сотрудник того же отделения, который сообщил, что наши дела отвезли в суд, а судья Шкинина отказалась их рассматривать, так как мы, отказавшиеся представляться и расписываться в протоколах, - «не до конца установленные лица». И - главное - что мы свободны. На часах было начало третьего. Двое суток с момента доставления должны были закончиться без пяти четыре.

Когда участник акции пишет статью об акции, возникает проблема: хочется написать о том, что после. О том, что происходило в автозаке, отделении, суде. Про акцию есть фото- и видеорепортажи. Возможно, если бы меня не задержали, я смогла бы написать толковый текст про Марш регионов. Но увы, - напишу чуть-чуть про то, что во время акции, и много про то, что после.

Перед началом Марша я узнала от товарищей «военную хитрость» - сразу после построения колонн мы разворачиваемся и идем не к площади Минина, а к улице Звездинка. Полицейские такого поворота (в обоих смыслах) событий не ожидали. Уже на Звездинке появилось несколько «космонавтов», начались задержания, громче зазвучали лозунги, зажглись файеры и дымовые шашки. В какой-то момент в толпе я увидела гражданскую активистку Полину Мушникову и предложила ей встать перед автозаком с задержанными, не давая ему проехать. Однако нас остановил неизвестный мужчина в штатском, повалил на асфальт, откуда «космонавты» донесли нас до автобуса. Там было несколько московских активистов и члены Нижегородского гражданского движения – я, Полина Мушникова, Юрий Тестов-Каминский, Алексей Каширин. Всю дорогу до отделения в автобусе продолжалась потасовка с полицаями. Паша Шехтман в своей статье написал, что впоследствии мент при нем жаловался своему коллеге: «Самый беспредельный автобус!».

Привезли нас в уже хорошо знакомое мне отделение полиции номер пять. Там уже находились ранее задержанные и доставленные Юрий Староверов, Дмитрий Исусов, Сергей Кузнецов и прочие мои нижегородские товарищи. Те из нас, кто решил пойти «в отказ» и не представляться ментам, сели на пол, сцепившись. Для составления протокола нас выдергивали из сцепки по одному. Меня утащили последней и принесли в кабинет. Я отказалась общаться с полицейским, сидела молча и смотрела в одну точку. Тут же на помощь составлявшему протокол задержания прибежали сотрудники нижегородского ЦПЭ, которые, разумеется, узнали меня в лицо и назвали все мои данные. Затем меня унесли в другой кабинет, где составляли протоколы об административных правонарушениях (по статьям 20.2 – «нарушение порядка проведения митинга», и 19.3 – «неповиновение законному требованию сотрудника полиции»). К тому времени три часа с момента доставления меня в отдел истекли. В кабинете был явный дефицит стульев для задержанных, а стоять, разумеется, не хотелось, потому я села на стол, за которым сидел полицай и составлял на меня протоколы. За такое поведение со стола меня скинули на пол, а когда я встала – толкнули еще раз. Неприятно, но ничего страшного. Зато тут же всем задержанным стали любезно приносить стулья – еще одного маленького «бунта» ментам не хотелось.

После возни с бумагами меня и еще четырех задержанных девушек, а также троих мужчин повезли в другое отделение – номер семь, Приокского района. Там мы провели почти двое суток. Все это время с момента задержания я и Вера Лаврешина объявили сухую голодовку. В КПЗ Приокского отделения у меня произошла перебранка с сотрудником – он отказывался водить нас курить. Три из пяти девушек в нашей камере (в том чмсле я) курящие, а двое суток без никотина перенести все же тяжело – те, кто так же еще не справились с сей вредной привычкой, меня поймут. Когда, сводив всех желающих в туалет, полицейский стал закрывать дверь камеры, я встала в проем и потребовала, чтобы нас сводили покурить, началась небольшая потасовка. Однако после этого каждые три часа нас стали водить на перекур.

Практически все время в КПЗ мы спали. Читать там было невозможно из-за слабого освещения, шахмат или шашек у нас не было, заняться было нечем. Утром шестого ноября нас привезли обратно в пятое отделение. Постепенно задержанных стали уводить из отделения для доставки в суд, мы же с Верой заявили, что своими ногами туда не пойдем, а носить нас менты уже устали, и мы остались в отделении. Без пяти минут четыре нас истекали двое суток с момента задержания. Мы ждали. Постепенно из суда прибывали наши товарищи: у всех либо «двушечка» - как раз до без пяти четыре, либо перенос рассмотрения дела. В коридоре отделения незнакомый мне ранее сотрудник полиции сделал замечание, что я, мол, не там стою. Я сказала, что буду стоять там, где хочу. Началась перебранка, полицейский стал угрожать и нецензурно оскорблять. Я и Вера резко, но не опускаясь до уровня мента, отвечали на это все. Чуть позже мы услышали, что дежурный успокаивал того и советовал с нами не связываться. А через несколько минут мы и другие задержанные в ОП-5 оказались на свободе. К четырем часам дня были освобождены все задержанные.

Вывод из того, что происходило с нами в отделениях полиции, я сделала такой: позиция бойкота и неповиновения, которой придерживаются некоторые активисты (я в том числе), хоть и предполагает некоторый риск, является достаточно грамотной – находясь в неволе незаконно, нужно добиваться соблюдения своих прав. Полицейские в какой-то момент устают «воевать» с активистами и стараются избегать конфликтов. Никого заставить бойкотировать ментовские порядки я не могу, но именно неповиновением удалось добиться важных мелочей – возможности курить, сидеть, а не стоять несколько часов в кабинете, раннего освобождения.

Что же до глобального – до Марша регионов в целом – все мои иногородние знакомые, посетившие его, остались довольны. Нижний укрепил свою репутацию столицы протеста. Нам не нужны координационные советы, вип-персоны и бумажная волокита с согласованиями, чтобы выходить на улицы и площади и высказывать свое мнение, требовать свободы и соблюдения Конституции.

7 ноября состоится заседание судебной коллегии по уголовным делам Смоленского облсуда, на котором будут рассмотрены жалобы адвокатов и самой Таисии на приговор Заднепровского райсуда от 28 августа, а также протест прокурора на этот приговор. Адвокаты требуют отменить приговор и оправдать Таисию. Прокурор считает приговор слишком суровым, так как сам он просил "лишь" четыре года лишения свободы, а суд назначил все восемь.

Заседание коллегии областного суда будет уже вторым за этот год и за все почти два года судебной истории Таисии Осиповой. Первый приговор был этой коллегией отменен 15 февраля. В кассационном определении (см. вложенный файл) указаны аргументы областных судей.

Из текста кассационного определения от 15 февраля ясно, что, хотя в повторном судебном процессе были исключены три из пяти ранее инкриминируемых "преступных" эпизодов, новый районный судья Игорь Кожевников в целом проигнорировал даже выводы коллег из вышестоящей судебной инстанции, не говоря уже про аргументацию адвокатов.

Вот вопросы, ответы на которые позволили бы внести полную ясность в дело и установить истину, но на которые так и не были получены ответы в ходе всех судов:

- Почему делом по наркотикам занимался Центр по противодействию экстремизму (ЦПЭ) Смоленской области? Для этого существуют специализированные службы, и в функции ЦПЭ это не входит.

- Почему понятыми во всех случаях числятся одни и те же люди, являющиеся активистками прокремлевских молодежных движений "Молодая гвардия "Единой России" и "Наши", политические противники партии "Другая Россия"?

- Почему были засекречены свидетели, если на это не было никаких оснований, требуемых УПК? Засекречивание свидетелей крайне осложнило возможности аргументированно опровергать их показания, и тем самым было нарушено право Таисии на защиту.

- Кто подкинул наркотики в дом Таисии? Согласно выводам суда, для этого были созданы все условия, но суд не стал устанавливать виновных в этом, просто исключив этот эпизод из дела.

- Почему не дана оценка ложным показаниям оперативных сотрудников, понятых и следователя, которые утверждали, что свидетеля Мандрика не было в доме при обыске? В ходе судебных заседаний было установлено, что он там присутствовал и все его видели.

- Почему понятые, засекреченные свидетели и оперативники неоднократно меняли свои показания на протяжении всего судебного следствия и отказывались от своих первоначальных показаний или спустя два года "вспоминали" вдруг, что все было не так, как они говорили изначально?

- Все обвинение основано ТОЛЬКО на показаниях оперативников и понятых. Видео- и аудиозаписей "контрольных закупок" не существует. Если установлено, что свидетели дают ложные показания и путаются в показаниях, то как на их СЛОВАХ можно строить обвинение?

- Почему не дана оценка несоответствию реального местонахождения понятых в дни "контрольных закупок" времени и местам, указанным в актах? Что установлено в ходе анализа их телефонных соединений в эти дни. Получается, что закупки не производились, а акты были подделаны, то есть изготовлены и подписаны в другое время и в другом месте? Кто это сделал?

- Почему не дана оценка подложной характеристике на Таисию, приобщенной следователем к делу? Участковый, якобы подписавший эту характеристику, пояснил в суде, что никогда ее не подписывал, с Таисией незнаком, в районе ее проживания никогда не работал участковым, а на дату "подписания" характеристики уже уволился из МВД. Кто подделал этот документ? Почему он был приобщен к делу?

- Почему эксперты, дававшие заключение, что Таисия якобы "наркозависима", не давали подписки о том, что они предупреждены о даче заведомо ложных показаний? Это является нарушением норм УПК и делает сам "документ" филькиной грамотой. Почему этими "экспертами" не были взяты анализы крови и мочи у Таисии, а весь диагноз построен лишь на "визуальном" осмотре? Почему суд проигнорировал результаты медобследования Таисии, проведенного 8 июля 2011 года, в результате которого у Таисии не установлено признаков наркозависимости и гепатита С?

- Почему эксперты, исследовавшие "изъятые" наркотики, проводили свои экспертизы без понятых и не расписываясь в том, что они предупреждены о даче заведомо ложных показаний? И то и другое является грубейшим нарушением УПК, и суд был обязан исключить экспертизы из числа доказательств.

- Почему судом не дана оценка опознанию Таисии на следствии, проведенному в УФСКН, которое было исключено судом из числа доказательств как незаконное? Как после этого можно утверждать, что засекреченный свидетель опознал Таисию?

- Почему суд не дал оценку политической подоплеке дела, проигнорировав документы и показания, свидетельствующие об этом?

Это далеко не все вопросы, на которые так и не получены ответы. Вина Таисии стороной обвинения не была доказана. А в ходе судебного следствия установлены все признаки фабрикации ее уголовного дела. Но рука руку моет...

Акции первого общегражданского "Марша регионов" в Нижнем Новгороде и Омске были очень похожи и различались лишь реакцией правоохранительных органов.

• И в Нижнем Новгороде, и в Омске акции заявлялись в формате демонстрации и митинга. 
• И в Нижнем Новгороде, и в Омске в установленном порядке и в установленные сроки подавались уведомления в администрацию.
• И в Нижнем Новгороде, и в Омске организаторы получили "отказы".
• И в Нижнем Новгороде, и  в Омске организаторы заранее объявили о незаконности действий администрации и о намерении провести публичное мероприятие в соответствии с уведомлением и законом.
• И в в Омске, и в Нижнем Новгороде непосредственно в акциях приняло участие несколько десятков (от 50 до 200) активистов.

В Омске полиция предпочла не вмешиваться, отказавшись даже от привычных незаконных "предупреждений" организаторов об ответственности и ограничившись лишь массированным присутствием оперативных сотрудников и руководителей полиции, впрочем, державшихся скромно и на отдалении.

В Нижнем Новгороде полиция грубо воспрепятствовала проведению мирного шествия, осуществила массовые задержания участников мероприятия, действуя неоправданно жестко, что зафиксировано многочисленными наблюдателями и журналистами. Общее число задержанных составило более 40 (!) человек.

Понятно, что в правовом демократическом государстве такая ситуация невозможна. Там, где существует верховенство права, невозможно, чтобы правоохранительные органы действовали принципиально по-разному. А это значит, что либо в Нижнем Новгороде, либо в Омске полиция действовала не на основании Закона, а по указанию исполнительной власти.

Если неправы омские полицейские, не препятствовавшие проведению мирного шествия и митинга, вопреки идиотской, юридически ничтожной позиции чиновников городской администрации, то следует наказать их. Если правы, то они достойны поощрения или, как минимум, публичного признания их правоты. И наоборот: если неправы нижегородские полицейские, грубо воспрепятствовавшие проведению мирного шествия, то они, а также их начальники и лица, чью политическую волю они выполняли, должны понести ответственность по статье №149 УК РФ.

Итак, в каком городе во время "Марша регионов" 4 ноября полиция действовала в строгом соответствии с Законом - в Нижнем Новгороде или Омске?

Ответ на этот вопрос крайне важен для удержания ясных ориентиров законности, правопорядка и общественной безопасности. Он представляет очевидную общую значимость. И вполне достоин вынесения на первый уровень интереса прокуратуры, СМИ, политиков, правозащитников, депутатов и т.п. 

Для людей, сохранивших элементарное чувство здравого смысла и умеющих адекватно воспринимать дух и букву российских законов и международных норм в сфере прав человека, ответ на этот вопрос не представляет никаких затруднений. Но в массовом сознании, к сожалению, до сих пор доминируют весьма искаженные мифологические представления о "несанкционированных" акциях, о полномочиях чиновников "запрещать или разрешать", а полиции - разгонять мирные публичные мероприятия. Эти мифы нужно решительно и систематически разоблачать. И сравнительный анализ опыта проведения публичных мероприятий в Омске и Нижнем Новгороде дает отличный материал для этого. Были бы желающие им воспользоваться.


Фото (С) Сергей Костарев
Начало мирного шествия акции "Марш регионов" 4 ноября в Омске


Фото (С) Григорий Прошин
Мирное шествие "Марша регионов" 4 ноября в Омске на подходе к Театральной площади


Фото (С) Юрий Староверов
Незадолго до старта "Марша регионов"


Фото (С) Антон Тушин/Ridus.ru
Колонна "Марша регионов" 4 ноября в Нижнем Новгороде остановлена цепями полицейских

С момента возбуждения уголовного дела по факту избиения моих родителей рязанским фермером-помещиком прошел год. За это время в стране успели поменять парламент, провести множество массовых протестов по этому поводу, затем сменить президента страны. Даже в Рязанской области успели «оставить» Ковалева на месте губернатора (в честную победу на выборах поверит только идиот). Про перемены в своей жизни мне как-то даже страшно начинать писать. Много чего произошло за последний год.

Но в деле об избиении моих родителей не произошло ничего кроме какой-то невнятной волокиты в исполнении тандема: Михайловской районной прокуратуры и полицейского следствия. Сначала дело тянул дознаватель Назаров, обещая провести какие-то новые следственные действия, постоянно жаловался на занятость. Дознаватель дело протянул сколько мог. Какие-то показания в деле появились, медицинскую экспертизу провели. Можно было бы и в суд передавать, но не успели – сроки вдруг вышли.

Дело передали следователю Жукову, который продолжил чем-то заниматься. Снова провел медицинскую экспертизу, снова допросил пострадавших, нападавшего и свидетеля. Вроде бы подготовил дело, передал в прокуратуру на проверку… И прокуратура дело вернула на доследование. Якобы следствие не установило, чем была нанесена травма. И никому нет дела, что статья 112 УК РФ («умышленное нанесение средней тяжести вреда здоровью») не интересуется, чем был нанесен этот самый вред. Теперь они будут искать «тот самый» камень, изучать его форму и химический состав, затем попытаются установить, не сам ли он с неба упал, и так далее. При этом прокуратура забирает материалы дела на проверку с нудной регулярностью, то есть вроде бы как наблюдает за работой следствия.

Складывается странное впечатление: либо следствие и прокурор неграмотны, либо заинтересованы в закрытии дела за истечением срока давности. Можно предположить, что в Михайловском районе проблема с грамотными юристами, но и второе опасение достаточно реально. В Рязанской области чудеса происходят – закрыли же дело против едроса Провоторова, убившего двух молодых парней. И Провоторов неплохо себя чувствует – командует Касимовской думой.

Заместитель прокурора района Игорь Витальевич Стеничкин ничего конкретного по срокам ответить не может, говорит, что на него никто давления не оказывает. Но дело постоянно возвращается: якобы следствие никак не может устранить все нестыковки. Пугает, что в случае оправдания Лихачева (даже так!) мои же родители понесут ответственность. Со следователем поговорить не получилось - может быть, он что-то мог бы объяснить.

Интересно, но за все это время никаких действий по факту избиения моей матери вообще не проводилось. Местный участковый долго чего-то мусолил, отвечал какими-то невнятными письмами, а потом отказал в возбуждении дела.

И возникает вопрос: в чем проблема? Почему так затягивают дело? Неужели потому, что обвиняемый – член партии «Единая Россия» и муж главы сельской администрации? В «Рязанской газете» (№16 от 18 сентября) совсем недавно вышла статья «Игра в Жмурово», где автор Дмитрий Ходынкин очень хорошо описывает новое рязанское дворянство. Он рассказывает, что фактически руководит районном бывший его глава Владимир Карпович Сидоров, у которого рядом с селом Жмурово охотничьи угодья и вообще большие планы на это село. И судя по всему, у этого Владимира Сидорова в районе все очень хорошо настроено. Может быть, он выгораживает своих «подчиненных»? Страшно, но слишком похоже на правду. А главное непонятно, как дело сдвинуть.

Стал доступен на русском языке полный текст постановления Европейского суда по правам человека в Страсбурге по жалобе Алексея Пичугина. Документ предоставлен его адвокатами (Скачать в формате .doc, объем 272 Кбайт).

Теперь любой желающий может ознакомиться с первоисточником. Этим решением, вынесенным 23 октября, ЕСПЧ признал несправедливым разбирательство по первому уголовному делу Пичугина. Страсбургский суд постановил, что в отношении бывшего начальника отдела службы безопасности "ЮКОСа" были нарушены статьи 6 ("право на справедливое судебное разбирательство") и 5 ("право на свободу и личную неприкосновенность") Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Главное в решении, конечно, не денежная компенсация в размере 9,5 тысяч евро, на которую делали упор некоторые СМИ. В данном случае возмещение морального вреда и судебных издержек - символическое. Главное то, что суд, вынесший обвинительный приговор Пичугину, теперь не может считаться настоящим судом. Утверждения Владимира Путина про "руки по локоть в крови" бездоказательны.

Судья Мосгорсуда Наталья Олихвер без законных оснований проводила слушания дела за закрытыми от публики дверями. Главному свидетелю обвинения - серийному убийце и насильнику Игорю Коровникову - она безосновательно разрешила не отвечать на некоторые вопросы.

Председательствующая пыталась скрыть от присяжных, что представляет собой Коровников. Между тем законодательство требует критического отношения к любому дающему показания в суде. Каков его социальный статус, каковы его моральные установки, склонен ли он ко лжи, к правонарушениям. Все это должно приниматься во внимание, когда суд решает - доверять или не доверять показаниям человека.

Мне жаль, что ЕСПЧ не признал незаконным состав коллегии присяжных. Видимо, защите просто не хватило для столь серьезного обвинения прямых доказательств. Также жаль, что Страсбург не стал рассматривать жалобу Пичугина в части возможного нарушения Россией статьи 3 ("запрещение пыток"). Эта часть была связана с отказом Генпрокуратуры провести медицинское освидетельствование заключенного после его "разведдопроса" 14 июля 2003 года в СИЗО ФСБ "Лефортово", а также с неоказанием ему медицинской помощи. Возможно, если бы свидетельство ученого Игоря Сутягина о применении к Алексею спецпрепаратов появилось раньше, то и вывод суда был бы иным. Но это произошло только спустя три года после коммуникации жалобы бывшего сотрудника "ЮКОСа" Страсбургским судом. И ЕСПЧ счел, что заявитель не использовал все предоставленные законом возможности для защиты своей позиции по статье 3.

Но все же главное в решении ЕСПЧ - вывод о том, в ходе суда над Алексеем Пичугиным были допущены такие серьезные нарушения закона, которые могут быть устранены лишь в случае отмены приговора и повторного рассмотрения дела.

На очереди в ЕСПЧ вторая жалоба Алексея Пичугина - на нарушения его прав, допущенные в рамках второго уголовного дела, итогом которого стал пожизненный приговор. Очевидно, что в этом деле, рассматривавшемся судьей Петром Штундером, позиции прокуратуры еще более шаткие: все показания ее свидетели давали со слов исчезнувшего Горина. В 2008 году один из них, неоднократно судимый Геннадий Цигельник, признался, что оговорил Пичугина под давлением следствия. Косвенно это подтвердил и подельник Цигельника Евгений Решетников.

Раз в несколько месяцев тайный следственный конвейер "им. 6 мая" вылезает на публичное обозрение. Когда приходит пора продлевать обвиняемым арест. Тогда происходят суды.

Сегодня судья Басманного суда Скуридина вместе с представителями следствия и прокурором Филипчуком "отработали" троих. Они очень разные. Владимир Акименков признает себя членом Левого фронта, Ярослава Белоусова в прессе называют националистом, Алексея Полиховича следствие считает "антифой". Вопрос, признавать ли свои политические взгляды на явно политическом процессе, - отдельный, и каждый решает его сам. Я не посмею советовать: сидеть им, а не мне. К тому же вряд ли кого интересуют реальные взгляды ребят в стране, где любое определение взглядов - не более чем штамп, заведомо относящий человека к категории друга или врага. А для Системы любой самоопределившийся без разрешения - враг по определению.

Они разные, а суды по ним - близнецы. И выглядят все - не фонтан: уже сказывается тюрьма. Различия - в малых деталях.

Акименков держится строго, говорит грамотно и солидно, а глаза воспалены и вообще какие-то странные, нездоровые. Он не просит, скорее обвиняет: "Я семь недель нахожусь в больничном блоке "Лефортова" для обследования, но никто меня не обследует. А условия здесь гораздо хуже, чем в СИЗО. Свет - только искусственный, мерцающий, такой, что здесь, в зале суда, после него я чувствую себя ослепленным. В результате я уже не вижу вашего лица, Ваша честь. Еда несъедобна, никаких витаминов, которые нужны для глаз, а на мои просьбы перевести сюда мои заказы и деньги из СИЗО мне хамски отказывают, и я не могу ничего купить. Ваша честь, мне не с чем сходить в туалет и нечем помыться. Это унижает мое человеческое достоинство, Ваша честь. Я не хочу слепнуть и имею право рассчитывать на достойную жизнь!" И адвокат Аграновский выбирает агрессивную тактику. "Во всем этом допотопном списке заболеваний, запрещающем пребывание в тюрьме, есть лишь одно про глаза - полная слепота. Вы, похоже, именно этого и добиваетесь! ...Я не понимаю, зачем держать всех этих ребят в тюрьме. Это варварство оппозицию не устрашает, а лишь дискредитирует власть!"

Ярослава Белоусова два адвоката защищают, напротив, спокойно, здесь другие аргументы. За него готовы поручиться 9 депутатов четырех муниципальных округов, где он активно участвовал в выборах, научные эксперты. Аграновский: "Биография Белоусова почти идеальна!" Студент-отличник, политолог, писал курсовую про роль соцсетей в организации массовых протестов. Учеба, жена, полуторагодовалый ребенок - куда ему скрываться? В середине заседания взрывается его теща, в доме которой живет молодая семья: "Да что мы тут сидим, это спектакль, лучше сразу проштампуйте!" Приставы, чему-то обрадовавшись, выводят ее из зала и оформляют административно наказуемое деяние - оскорбление суда. Проштамповали Ярослава чуть позже, "соблюдя" нужные процедуры.

Алексея Полиховича поддерживает в зале вся семья. Сам он немногословен, только смотрит на все удивленными глазами. До сих пор! Есть в Басманном суде один пристав - маленький, но крепкий, очень самоуверенный, вечно покрикивает хозяйски на посетителей, не особо и грубо, но чувствуется - получает человек удовольствие от власти. В какой-то момент они встречаются взглядами с Алексеем: искушенный жесткий сторож и добрый пес, не знающий, обижаться ему или удивляться тому, что его так больно пнули сапогом...

Все остальное - ходатайства следствия о продлении ареста, аргументы прокурора, решение судьи - под копирку. Я в восьмой или девятый раз слышу один и тот же текст. Разве что молодой следователь, сменивший своего коллегу на рассмотрении Полиховича, вносит некоторое веселье. Он путает слова, читая бумагу, и почему-то делает пропуски в привычном тексте. Судья тут же приходит ему на помощь: "А есть ли особая сложность следствия?" - "Есть, - радуется следователь. - Она в большом объеме следственных действий, значить!" - "Допрошено сколько?" (эти данные за все предыдущие разы мы выучили наизусть) - "Более 1500 человек!" - "Обвинение скольким предъявлено?" - "Я точно сказать не могу... 16 лицам, кажется, значить".

Я восьмой раз сижу на судах по продлению ареста "болотников". Восьмой раз защита вопрошает, в чем же "веские доказательства" необходимости держать людей в тюрьме. "В том, что они достаточны", - убеждено парирует прокурор. Все. Суд согласен.

Подследственные по мнению следствия "будут оказывать давление на свидетелей и продолжат свою преступную деятельность". Что это означает? Акименков бросил прямой длинный предмет в сторону полиции, не то палку, не то пластиковое древко флага. Куда попал - неизвестно. Свидетель - полицейский Егоров. Один. Белоусов бросил в полицию круглый предмет. Попал в плечо бойца Филиппова. Он и есть свидетель. Утверждает, что круглый предмет был биллиардным шаром. Полихович "схватил задерживаемого молодого человека за талию и тем мешал производить задержание".

Это то, что им вменяют. За это они будут сидеть в тюрьме до суда уже точно 7 месяцев. Правда, есть еще одно: "массовые беспорядки", 1500 опрошенных, 60 пострадавших полицейских, грузинские шпионы. Да, и еще - "поджоги", которые как-то незаметно появились в привычной по прежним "судам по мере пресечения" формуле. Без поджогов нельзя квалифицировать массовые беспорядки! Так что не зря будут сидеть ребята. Интересно, Бастилию - тоже они?