Я разговаривал с рядом членов совета, они предлагают, чтобы совет организовал общественную правовую экспертизу (по делу Навального. - Ред.), как это было сделано ранее с делом Ходорковского и Лебедева, с так называемым вторым делом "ЮКОСа". У нас есть те принципы проведения общественной правовой экспертизы, которые были утверждены в марте 2011 года. И они вполне пригодны для того, чтобы их использовать и в данном случае.

Михаил Федотов, глава Совета по правам человека

Спокойно трубку докурил до конца,
Спокойно улыбку стер с лица.

"Команда, во фронт! Офицеры, вперед!"
Сухими шагами командир идет.

И слова равняются в полный рост:
"С якоря в восемь. Курс - ост.

У кого жена, брат -
Пишите, мы не придем назад.

Зато будет знатный кегельбан".
И старший в ответ: "Есть, капитан!"

Николай Тихонов. "Баллада о гвоздях"

Социальные сети полны, что и понятно, сильными эмоциональными выбросами. Вот и я написал о том, что на сегодняшний день самой трудной творческой задачей является отыскание в словаре родного языка нормативных слов и выражений для хотя бы сколько-нибудь адекватного описания собственных ощущений, связанных с происшедшим в Кирове. Это и правда необычайно трудно. Ресурсы языка не всегда справляются со столь трудной задачей.

Но много там, в сетях, и мотивов «а что я говорил», «а на что вы рассчитывали», «а вы небось, думали что...» Чаще всего уста премудрых нам гласят, что «хватит уже удивляться! Вы же не дети в конце-то концов!»

Нет, не хватит! Именно потому что не дети.

Именно потому что способность удивляться - это то немногое, но все же необходимое, что свидетельствует о наших все еще не разрушенных представлениях о норме и патологии. Потому что именно способность к удивлению конвертируется в способность к сопротивлению.

«Они» именно того и добиваются от нас с вами, чтобы эта дикая правовая какофония и нарастающий абсурд общественной и политической жизни стали для нас привычной рутиной, в конечном итоге определяющей и наше социальное и интеллектуальное поведение.

Нет, друзья, пожалуйста, удивляйтесь.

Сегодня для того, чтобы стать героем, достаточно просто быть честным. Не быть предателем. Я хорошо знаю это чувство, когда до глубины души поражаешься, что люди, которые тебя даже в глаза не видели, на процессе отказываются клеветать и идут в тюрьму.

«Оболгав кого-то, ты попадаешь в пожизненное заключение. Сделки с совестью всегда неэквивалентны. Есть вещи, через которые нельзя переступать», - сказал на суде по «Кировлесу» простой предприниматель Петр Офицеров, «случайный человек», как назвал его Алексей Навальный.

По делу "ЮКОСа" сидят в тюрьме или находятся в вынужденной эмиграции десятки случайных людей. И это намного страшнее, чем заказные «политические» или «рейдерские» дела.

Сегодня репрессивная машина власти направлена именно на случайных людей. Почти три десятка человек, выхвачены из толпы и посажены на скамью подсудимых по «Болотному делу» не просто так. В этом циничный и жесткий посыл власти: неважно, кто ты - белоленточник, инженер, студент, пенсионер, оппозиционер, физик-теоретик, менеджер, математик, коммерческий директор, ученый или бомж. Вышел на санкционированный митинг - сиди. Пытался честно работать, не давать откаты, не входить в систему - сиди. Разоблачал чиновников, выводящих за рубеж бюджетные миллиарды, - умри в СИЗО, и уже мертвого тебя признают виновным во всех смертных грехах!

Обвинительный приговор 18 июля был предсказуем и неизбежен. Для России нет ничего необычного в осуждении политических оппонентов власти по уголовным статьям – и во времена сталинского террора, и в хрущевско-брежневские годы наша судебно-правоохранительная система исправно выставляла оппонентов режима обычными уголовниками, позволяя руководителям страны лицемерно заявлять про отсутствие политзаключенных. Таких заключенных в России бывало и больше, чем сейчас, и меньше. Сроки давали и побольше (во времена вождя народов), и поменьше.

А вот последствия всегда оказывались одинаковыми: наиболее активная часть общества в своей массе уезжала или уходила во внутреннюю эмиграцию. Страна начинала саморазрушаться, расцветали коррупция, бюджетное воровство и безумные мегапроекты.

Здесь уже самый оптимистичный оптимист задумается: чего же добивается власть? Нужно ли так рисковать, занимаясь здесь бизнесом? И уж, во всяком случае, нужно ли строить долгосрочные планы на жизнь в нашей стране?

Боюсь, ответ очевиден: там, где власть позволяет себе разрушать право, разбираясь со своими оппонентами, ее адептам трудно удержаться, чтобы не использовать тот же механизм для личного преуспевания и обогащения. А значит, политическая лояльность ничего не гарантирует, кроме самоунижения. И защититься невозможно: ответ на требование честных выборов - «Болотное дело». Один оправдательный приговор из 700 в судах районного уровня показывает возможность отстоять свои права в ходе «состязательного» процесса.

До тех пор пока мы не поймем, что уже стучатся в дверь ко всем и каждому, пока не почувствуем, что дела Навального, Болотной и еще сотни тысяч невинно осужденных - это наши дела, нас так и будут сажать поодиночке. Или группами, сварганив дело о массовых беспорядках или о преступной группировке, задумавшей продать всю нефть, лес или почту.

Невозможно идти против хода истории. Кончается эпоха неверия и равнодушия. Каждый, кто отказывается клеветать ради своего благополучия, каждый, кто не боится встать в одиночный пикет, каждый, кто не дает забыть о сидящих к клетке двенадцати случайных ребятах, - делает нашу страну лучше. Это и есть патриотизм.

Сегодня, 17 июля, обвинение нам читало видео. Как это уже было на процессе Косенко. Да-да, не показывали, а именно ЧИТАЛИ. Адвокаты спорили. Что обещали сперва показать кино. Что бессмысленно слушать непонятные описания неизвестно чего. Что в результате сложится впечатление, которое помешает потом непредвзятому просмотру. Что резоннее всего идти тем путем, которым шло следствие: смотрели видео, опознавали людей, формулировали обвинение...

Наконец договорились, что будем работать в режиме "один протокол - затем показ сюжета". Но нас перехитрили: они умудрились запихать описания ВСЕХ видео из дела в один протокол. В итоге 5 часов мы слушали бормотание и завтра продолжим. А покажут ли после этого само видео - неизвестно.

Сам протокол описания следственного видео - поэма! В нем нет технических характеристик - формата исходных видеофайлов, времени съемки и т.п. Да и не может быть: ведь все видео многократно перезаписано, как-то и кем-то смонтировано в представленные диски. Я не раз предоставлял свои съемки защите на разных судах над активистами. И всегда требовались исходные файлы или кассеты. Так диктует закон. Следователи "Болотного дела" не заморачивались такими мелочами.

Но не это главное. Протокол - всего лишь опись предлагаемых суду для просмотра сюжетов. Исследовать их, изучать, делать выводы должен суд. Но то, что нам читают, - уже готовое обвинение. Техническая опись превращается в полноценное толкование. "Группа полицейских входит в толпу с целью задержания наиболее активных участников массовых беспорядков". Откуда известно о намерениях полиции? Почему неизвестные люди на картинке - "наиболее активные участники"? Наконец, наличие "массовых беспорядков" только предстоит доказывать в суде! Но следователю Гуркину, составлявшему протокол, уже все известно заранее. Мало того: он откуда-то знает, что мелькнувший в кадре человек - Ярослав Белоусов. Хотя никаких опознаний Белоусова не было. Он называет всех фигурантов поименно, хотя на момент появления у следствия видео о них ничего не было известно. В протоколе названы даже имена полицейских, хотя на кадрах они все одеты в пресловутые шлемы "Джетта" и не имеют жетонов!

Мария Баронова: "Я - единственная, кто знаком с этим следователем. Мы познакомились через 2 месяца после составления этого протокола. Мне он сказал, что жалеет, что протестующих на Болотной не поубивали".

Долгое нудное чтение прерывалось взрывами смеха. Когда мы слышали "ноги пострадавшего Яструбинецкого лежат на боку". Или "Кривов лежит на земле, полицейские пытаются его задерживать". Или "выбегает Духанина с темными волосами на голове". Или "на 14-й минуте Кривов исчезает из кадра, но появляется его голова"... Это было бы смешно. Но сквозь дурацкие слова этого протокола явственно проступают другие: "ДО ВОСЬМИ ЛЕТ ТЮРЬМЫ".

"Главная военная прокуратура реабилитировала сталинского палача, убийцу Николая Гумилева и организатора "Философского парохода". Такими гневными словами откликнулась "Новая газета" на недавнюю реабилитацию Якова Агранова. Историк и публицист Виктор Тополянский напоминает о многочисленных кровавых делах знаменитого чекиста и не скрывает возмущения тем, что "один из видных организаторов массовых политических репрессий, фактически серийный убийца, мгновенно превратился в невинно пострадавшего".

Но ведь в 1938 году Агранов был осужден и казнен не за свои действительные, а за мнимые преступления? Да, автор сообщает, что ему "инкриминировали по стандарту того времени измену Родине, шпионаж, терроризм, а заодно подготовку убийства С.М. Кирова". И признает: "Спору нет: Агранов не шпионил в пользу иностранных государств". Однако, по его словам, Главная военная прокуратура напрасно сняла с Якова Сауловича обвинение в терроризме - ведь "занимался он именно террором, отправляя на расстрел или в концлагерь советских граждан". А кроме того, "превышал свои должностные полномочия, любой ценой домогаясь от подследственных нужных показаний".

Спору нет: Агранов творил страшные преступления. Однако доводы г-на Тополянского бесспорными не назовешь. Все же Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Агранова к смерти не за то, что он "отправлял на расстрел или в концлагерь советских граждан", а по совсем другим, явно вымышленным обвинениям. И оставить в силе этот приговор значило бы признать ложь истиной. Ну а посмертно добавить к этому приговору кару за "превышение должностных полномочий" тоже нет никакой правовой возможности.

"Если данное постановление Главной военной прокуратуры не будет опротестовано, то в связи с этим прецедентом появится возможность добиваться реабилитации таких одиозных псевдошпионов, как Г.Г. Ягода, Н.И. Ежов и Л.П. Берия", - опасается обозреватель "Новой газеты". А по-моему, будет только правильно, если такая возможность осуществится. Ягода, Ежов и Берия - личности, конечно, одиозные (и это еще мягко сказано), но с юридической точки зрения имеет значение не это, а то, что они были репрессированы по сфальсифицированным обвинениям и по политическим мотивам. В конце концов, далеко не все жертвы советского террора были безгрешны (таких людей вообще мало). Виновны в тяжких преступлениях были не только руководители НКВД, но и, скажем, Зиновьев или Тухачевский - однако Сталин расправился с ними совсем не за это, и разве не следовало их реабилитировать?

Надо оговориться, что Ежов и Берия (а также, например, расстрелянный в 1954 году Абакумов) обвинялись не только в вымышленных злодеяниях, но и в реальных преступлениях - фальсификации уголовных дел против честных граждан, применении "незаконных методов следствия" и т.д. И тем не менее они подлежат реабилитации на том основании, что над ними не было настоящего суда - была квазиюридическая расправа. Организаторы и исполнители террора стали его жертвами, и это тоже историческая правда, которую надо признать и сделать из нее правовые выводы.

После крушения коммунистического режима в нашей стране была возможность решить эту проблему радикально – разорвать правовую преемственность с тоталитарным прошлым. Так это было сделано в ФРГ, где никому не приходит в голову заниматься индивидуальной реабилитацией жертв нацистской юстиции. Однако постсоветская российская власть при Ельцине, а потом при Путине пошла по другому пути. И коллизия между нравственным чувством и правовой необходимостью до сих пор остается неразрешенной.

Еще один день "Болотного" суда. Наконец закончился изнурительный четырехдневный допрос ключевого свидетеля - полковника Дейниченко, "командовавшего парадом" на Болотной. Сегодня главным достижением было полное оглашение засекреченного полицейского "Оперативного плана". Именно в нем было "закопано" решение начальства ГУВД перекрыть площадь. Из сотен вопросов решающими оказались несколько: Дейниченко признал, что решение полиции не было доведено до организаторов, а значит, до всех демонстрантов. Что реальных погромов, поджогов и вооруженного сопротивления полиции на Болотной не происходило. Остальное - частности. Например, та самая "отсекающая" цепочка даже по "Оперативному плану" должна была не перегораживать путь колонне, а проходить ВДОЛЬ улицы, заворачивая у Большого Каменного моста.

Это юридическое. Но в суде всегда происходит масса "малых" событий. Они составляют реальную жизнь "болотников". Евгения, жена Леонида Ковязина, стала его защитником. Теперь они смогут встречаться в СИЗО. Так же, как сводный брат Степы Зимина. Они больше других были обделены свиданиями все это время. А Саша Духанина готовится к свадьбе.

На суд приходит все больше народа. Сегодня был заполнен весь холл, где ведется трансляция из зала. Утром перед зданием Мосгорсуда прошла первая за все время акция - три девушки в костюмах плачущей кровавыми слезами Фемиды и Правосудия высказались вполне внятно. Их не задерживали.

Уставшие ребята в стеклянной клетке успели поспать, пока зачитывался длинный Оперплан. Они его и так читали в деле. Вчера адвокат Аграновский рассказал, что Ярослав Белоусов не был в душе с 30 июня. Как и Володя Акименков. Сидя в метре от них, я вижу, что они постоянно шутят. Но и в процесс включены, работают. Их вопросы свидетелям иногда бывают наивны или излишне декларативны. Но адвокаты не решаются лишать их участия в собственной защите. И правильно: биться должны все вместе.

За три завершающих сессию июльских заседания Государственная дума приняла 94 закона (десятка два в первом чтении, остальные - чохом, во втором и третьем). Разбираться в этом ворохе мало кому охота, особенно когда значительная часть законов закамуфлирована под названием «О внесении изменений в некоторые (вариант: отдельные) законодательные акты».

Известно мнение, что законы в России не работают. Но это смотря какие. Про закон «Об актуарной деятельности», принятый в те же дни (на полста страниц про эту деятельность), сказать не могу, будет ли он работать и какой от него вред. На законы же правоохранительной тематики стоит обращать внимание. Тем более что законы эти, хотя хорошего в них мало, работают очень хорошо. Запреты множатся, полномочия органов расширяются. Органов много, все они большие и важные, и между ними идет безудержная гонка полномочий. Каждый набирает себе побольше разных «требовать», «предупреждать», «приостанавливать», «удалять», «не допускать», «запрещать», сжирать.

Вот и прокуратура приобрела право на беспрепятственное получение любых персональных данных, включая сведения о состоянии здоровья. Об этом 5 июля принят в окончательном виде закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с уточнением полномочий органов прокуратуры Российской Федерации по вопросам обработки персональных данных».

Появление закона объяснялось необходимостью приведения законодательства об охране здоровья и о персональных данных в соответствие с законом о прокуратуре. Поправки эти, дескать, технические, все права у прокуратуры и так есть. Но, как выяснилось, то, с чем приводится в соответствие, само введено в закон о прокуратуре этим же принятым 5 июля законом. Звучит оно так: «Органы прокуратуры в связи с осуществлением ими в соответствии с настоящим Федеральным законом прокурорского надзора вправе получать в установленных законодательством Российской Федерации случаях доступ к необходимой им для осуществления прокурорского надзора информации, доступ к которой ограничен в соответствии с федеральными законами, в том числе осуществлять обработку персональных данных».

А вот что было (и остается) в законе о прокуратуре и чего ей показалось мало: «Статистическая и иная информация, справки, документы и их копии, необходимые при осуществлении возложенных на органы прокуратуры функций, представляются по требованию прокурора безвозмездно».

Почувствуйте разницу. «При осуществлении» запрашивается информация, нужная для принятия мер прокурорского реагирования по уже существующему поводу. «В связи с осуществлением» такая привязка отсутствует. Информацию о гражданах намерены использовать для изыскания поводов их преследования.

Прокуратура тем самым приобретает черты сыскного агентства. Понятно, что лишившись следственных функций, она переживает не лучшие времена. И теперь она всячески укрепляет и надстраивает свои надзорные полномочия. Но в случае нового закона арифметически понимаемый ведомственный интерес превращает так называемый общий надзор (надзор за соблюдением законов) в контроль над частной жизнью. «Око государево» подглядывает в замочную скважину.

Даже смешно писать, но, похоже, тяжесть прокурорской длани обрушится на все тех же наркоманов (в кавычках и без), которым придется, помимо полиции и наркополиции, кормить еще и не столь многочисленную, но знающую себе цену гвардию прокурорских работников, выстраивающихся в очередь за списками наркоучета.

Из процесса возбуждения уголовного дела — а это в РФ средство решения всех проблем — прокурор фактически исключен. На поле УПК орудует Следственный комитет. Но у прокуроров осталось по недосмотру право возбуждения производства по делу о любом административном правонарушении. Естественно, возбуждать они могут только там, где сами что-нибудь обнаружат. Поэтому и понадобились им списки наркоманов.

Не пройдут они и мимо ВИЧ-инфицированных, особенно иностранцев. Случаев выявления и выдворения таковых становится все больше. Иностранный гражданин или лицо без гражданства при диагностировании у него ВИЧ-инфекции подлежит по закону безоговорочному выдворению. Правда, Конституционный суд признал по сути неконституционной императивность этой нормы, обязав применять ее с исключениями — исходя из соображений гуманности, интересов детей, состояния здоровья человека, подпадающего под выдворение. Но об этом решении КС не говорят ни в СПИД-центрах, ни в миграционной службе, ни в полиции.

С принятием этого небольшого закона вновь встает тема полномочий прокуратуры. Должна ли она быть, как и была, «всем в одном»? Либо — противоположная позиция — прокурор должен поддерживать государственное обвинение в уголовном процессе, а прокурорский надзор полностью заменен судебным контролем?

Я не сторонник отмены общего надзора. Суд не только исторически в России не приспособлен к такой роли, но и не может по природе своей инициировать проверки соблюдения законности. Надзор нужен, но он должен быть направлен на деятельность государственных и муниципальных органов, выявляя нарушения ими прав человека. Прокурорский надзор не должен распространяться на коммерческие и негосударственные некоммерческие организации, и тем более не должен вторгаться на территорию частной жизни.

Заключенные могут быть не извещены о дате и времени суда. В этом случае на суд утром поднимают неожиданно - не успеваешь толком собрать документы, позавтракать, даже попить чаю. Далее обыск, препровождение в "стаканы" - узкие камеры, где трудно поместиться одному, а помещают по двое, так что одному уж точно не присесть, вентиляция слабая.

Отстой (стояние) может занять от нескольких минут до часа, далее сборка - большое помещение, где помещаются все, кого вывозят. Там ожидание может занять от часу до трех часов. При выводе из камеры обыск может быть полный - раздевание догола и приседание. После сборки - перекличка и посадка в автозаки. Там узкое помещение с двумя скамьями, приходится ставить коленки в шахматном порядке, чтобы уместиться.

В боксах внутри здания такие же узкие стаканы с каждой стороны (1х2м), также по двое, сидеть невозможно, грязно, тускло, плохая вентиляция, очки заставляют оставлять у входа, при досмотре документов их могут расшить (скрепки запрещены) и перепутать - как хочешь, так потом и собирай. Есть чуть получше стаканы, но туда помещают за деньги. Там до суда и после приходится проводить по 1-3 часа, а то и больше. Иногда после суда сажают в автозаки, но это еще хуже, так как там слишком тесно, а потом сортируют по прибывшим машинам. В них также могут держать часами.

Условия содержания в суде известны - стеклянные клетки, куда едва помещаются по 6 человек. Из-за скученности начинает болеть спина, невозможно слышать и видеть, что происходит, особенно в задних рядах. Если кто-то с кем-то разговаривает, то даже через щель не слышно, что говорит адвокат. Если в заседании не делают перерывов, в течение которых заключенных спускают обратно вниз, то они по 4-7 часов не могут ни сходить в туалет, ни покурить, ни попить воды. Доставка одновременно идет в несколько судов, и если ваш суд не первый, приходится трястись и стоять в пробках по много часов. То же и с развозом из судов.

К сухпайку дают кипяток, 1-2 раза, по обстоятельствам. Другая вода запрещена.

Такие пытки могут начинаться в 6:00 и продолжаться до полуночи, причем день за днем, так как заседаний много. Понятно, что в таких условиях заключенный совершенно не в состоянии нормально защищаться или участвовать в процессе.

О МКП (место компактного поселения) в г. Карабулак Республики Ингушетии бывшей «Промжилбазе» и ее обитателях дискуссия идет уже не первый год. Туда были заселены внутриперемещенные лица из Чеченской Республики и из Северной Осетии, часть помещений была занята людьми самовольно. Часть жильцов имеют статус вынужденных переселенцев, другие утратили его по разным причинам. Одна из женщин не пришла на перерегистрацию, потому что лежала в больнице на операции, а теперь не может добиться, чтобы ей продлили удостоверение. Некоторые жильцы статуса вынужденного переселенца так и не получили, хотя имели к этому все основания.

1 июля несколько женщин МКП «Промжилбаза» начали голодовку, требуя от руководства Ингушетии решить их жилищную проблему. Только после этого они готовы покинуть помещения, в которых живут уже много лет.

Условия в «Промжилбазе» малопригодные для нормального проживания, поэтому едва ли кто-то стал бы там оставаться, если бы имел где-то полноценное жилье. Если и есть такие, выделить их не так уж трудно. Необходимо внимательно и скрупулезно изучить историю каждого человека.

Как жителей Чечни возвращали из Ингушетии домой

Мы много писали о том, что чеченских ВПЛ начали принудительно отправлять из Ингушетии чуть ли не в самом начале второй чеченской войны. Уже в декабре 1999 г. из лагеря «Северный» ночью несколько вагончиков с людьми было перевезено в Чечню.

В мае 2002 г. новым президентом Ингушетии М.М. Зязиковым и главой администрации Чечни А.А. Кадыровым был принят «План мероприятий по завершению работы по возвращению в Чеченскую Республику внутриперемещенных лиц с территории Республики Ингушетия». Предполагалось, что беженцы возвратятся в Чечню до конца октября 2002 г.

В ноябре у меня на глазах во время ранних для этих мест холодов был разобран лагерь «Иман» в Аки-Юрте. Людей погрузили и вывезли в Чечню, мало заботясь о том, как они там станут устраиваться. Растянуть переселение удалось только потому, что 10 декабря о недопустимой ситуации мы сообщили Владимиру Путину, первый раз собравшему Комиссию по правам человека в новом тогда составе.

За полтора–два года лагеря в Ингушетии были полностью ликвидированы. При этом именно чеченские власти в жесткой форме требовали, чтобы жители Чечни вернулись на ее территорию. Ингушетия, приютившая в начале первой чеченской войны почти 300 тысяч ВПЛ из Чечни, сохраняла традиции гостеприимства. К середине нулевых в Ингушетии осталось всего лишь несколько МКП, проблему расселения которых никак не удается решить до сих пор.

В Чечне часть людей расселяли в ПВР (пункты временного размещения), где места для всех нуждающихся не хватало. C мая 2006 года во исполнение поручения президента Чеченской республики Рамзана Кадырова людей стали побуждать покинуть ПВР. Главным аргументом чеченских властей в пользу закрытия ПВР была объявлена беженская среда, оказывающая «деградирующее влияние на чеченскую культуру».

В соответствии с распоряжением правительства ЧР от 17.10.2007 г №387-р ПВР были упразднены, преобразованы в общежития и переданы по территориальной принадлежности в ведение администраций районов. Жителям бывших ПВР предлагалось покинуть их и отправляться по месту прежнего проживания независимо от того, есть там жилье или его нет. Упор делался на чеченские традиции, апеллируя к которым, власти старались переложить ответственность за обеспечение жильем одиноких матерей с детьми, стариков и прочих социально незащищенных категорий граждан на их близких и дальних родственников. Процесс резко активизировался в 2008 году и перешел в прямую конфронтацию между жителями выселяемых общежитий и представителями администраций. Даже те, кому было выделено жилье, часто не могли в него вселиться, потому что оно оказывалось занятым, и часто тоже на законном основании. Руководство Чечни не желало слышать об этом, доходило до угроз. «Тебе выделили жилье, так борись за него, а не докучай людям» - сказали одной из выселенных из общежития женщин в мэрии Грозного.

Новые злоключения ВПЛ в Чечне начались в 2011 году, когда власти в порыве гигантомании начали сносить уже восстановленное жилье и устроили цепное переселение: жителей сносимых домов – в квартиры, уже отданные ВПЛ, тех – в общежития, а жителей общежитий – на улицу.

Стойкие жители «Промжилбазы» хотят обосноваться в Ингушетии

Рассказанное выше – не просто история вопроса. Это объяснение, почему жители Чечни, живущие на «Промжилбазе», не обращаются к властям Чеченской Республики, а некоторые вовсе не хотят сейчас туда возвращаться. В сентябре 2012 года обитатели «Промжилбазы» уже объявляли голодовку с требованием решить их жилищный вопрос. Тогда их основной лозунг был таким: "Рамзан Кадыров - верни нас домой!" Голодовка продлилась два дня и была прекращена: местные власти пошли обитателям «Промжилбазы» навстречу и обещали обеспечить их жильем.

Сегодня требования к руководству Чеченской Республики уже не выдвигаются вовсе, обитатели «Промжилбазы» хотят остаться в Ингушетии. Закрывать МКП необходимо - это понимают все, включая их обитателей. Об этом же говорит и глава Республики, помещения признаны аварийными. Но мы до сих пор не можем получить четкой и ясной информации, в каком положении находится каждый жилец «Промжилбазы» и какие у него перспективы получения жилья. Представители власти утверждают, что многие обитатели имеют полноценное жилье в Чечне. Однако получить доказательства этого невозможно: руководство соседних братских народов находится в напряженных отношениях.

Новое обострение началось весной 2013 года: 11 апреля Карабулакский районный суд удовлетворил иск администрации города о выселении жильцов «Промжилбазы» без предоставления им иного жилья. Сначала иск подавался на 77 семей (более 200 человек). Однако суд удовлетворил иск только в отношении 33 человек. В МКП возобновились волнения, дважды представители ВПЛ приезжали к нам в Москву. Мы направили запросы о положении дел с расселением «Промжилбазы», я не раз говорила с Юнус-Беком Евкуровым. Взаимопонимание возникло не сразу, основной вопрос: почему требования предъявляются к руководству Ингушетии, а не Чечни, куда направлены средства, и немалые, на жилищное обеспечение возвращающихся ВПЛ. Возможно, это и справедливо, только людям не легче от этой справедливости.

Голодовка женщин на "Промжилбазе". Нервные действия власти

Днем 1 июля мы с Ахметом Барахоевым встречались в Назрани с Юнус-Беком Евкуровым. О «Промжилбазе» он заговорил сам, сказал, что насилия не будет, никто не будет выселен на улицу, что Ингушетия решит проблему всех, но чеченцы должны рано или поздно уехать в Чечню. Евкуров убежден, что у многих есть в Чечне жилье, но люди хотят получить еще и жилищные сертификаты в Ингушетии. При этом выехавшие получат в месяц по 5 тыс. рублей для съема жилья впредь до окончательного обустройства.

В тот же вечер мы с Ахметом Барахоевым поехали на «Промжилбазу» и застали там голодающих, полицию и чиновников, разъяренных и готовых выкинуть людей из их жилья. Стоял страшный шум, женский многоголосный и разноязычный хор, начиналась драка. Отчаявшись успокоить обе стороны, я позвонила Евкурову - похоже, он не знал о происходящем. Полиция и агрессивные представители власти, возглавляемые секретарем Совбеза Ингушетии Ахмедом Котиевым, были немедленно отозваны. Справедливости ради надо сказать, что не все представители власти были настроены против обитателей МКП, один из них и дал мне совет довести происходящее до сведения главы республики.

Только женщины начали несколько успокаиваться и мы собирались уехать, как им позвонил какой-то провокатор и сообщил, что после разговора со мной Евкуров отдал приказ, чтобы ОМОН снес ночью помещения «Промжилбазы». Мне сказали, что этот информатор очень хорошо осведомлен и никогда не ошибается. Мы уехали, оставив обитателей МКП в ожидании ОМОНа.

Вечером во вторник 2 июля мы снова приехали на «Промжилбазу». Женщины продолжали голодать, но были гораздо спокойнее. ОМОНа ночью не было, «осведомленный» информатор ошибся. Вслед за нами приехали сотрудники администрации и молодой карабулакский прокурор Тагир Даскиев, настроенный разобраться в происходящем. Мы снова получили заверения в том, что насилия не будет, по каждой семье будет принято решение в зависимости от ее реального положения. Договорились, что наши сотрудники проведут опрос каждой семьи и прокуратура нам в этом поможет.

Перед тем как уехать, мы опросили нескольких молодых женщин, худых до истощения, с издерганными нервами, не знавших никакой иной жизни, кроме скитаний по временным приютам, успевших обзавестись семьей и оставшихся с детьми без не выдержавших скитаний мужей. Их возбуждению и отчаянию не приходится удивляться.

Однако мне пришлось сказать им, что может настать день, когда ОМОН придет к ним, связаться с главой республики не удастся, мы не сможем помочь и случится то, чего мы все хотим избежать. Поэтому им тоже надо подумать о том, как сотрудничать с администрацией и не увеличивать напряжение.

Мы еще раз поговорили с главой Ингушетии и получили твердое обещание, что если и будет выселение тех, кто уже где-то имеет жилье, то оно будет происходить по решению суда плюс решение об исполнительном производстве, и исключительно судебными исполнителями. Это же мы постарались донести и до самих жителей.

В среду 3 июля я улетела в Москву тем же самолетом, что и Юнусбек Евкуров. А утром в четверг, 4 июля, мне позвонили голодающие и сказали, что у них ломают двери, выкидывают вещи и выбрасывают их на улицу. И снова я звонила Евкурову, а он в Ингушетию, а потом мне. Оказалось, что было распоряжение снести пустые помещения, но не трогать людей. По словам Евкурова, до Рамадана освободить «Промжилбазу» едва ли удастся. Таким образом, к этой проблеме вернутся в августе.

Сотрудники ПЦ «Мемориал» в Ингушетии немедленно выехали в Карабулак, чтобы посмотреть, что там происходит, и попробовать успокоить людей.

Рассказ Тимура Акиева о поездке на «Промжилбазу» 4 июля

Сразу после звонка Светланы Алексеевны в 11:30 Абабукар Цечоев и я выехали в г. Карабулак на «Промжилбазу». К этому времени на территории МКП находились сотрудники городской администрации, несколько сотрудников милиции, в том числе и замглавы МВД РИ Амир Султыгов. В конце двора стояли трактор и автокран. Один из подъездов к «Промжилбазе» был перекрыт бронированной «газелью», возле которой стояло несколько вооруженных сотрудников в камуфляжной форме (предположительно федеральной силовой структуры). Мы смогли беспрепятственно подъехать к МКП с другой стороны и пройти во двор. Переговорив с главой администрации Карабулака Магомедом Бариевым и его заместителем Абу Мержоевым, мы выяснили, что в МКП идет расселение одного из корпусов, признанного аварийным. Несколько семей, проживавших на втором этаже, добровольно покинули помещение и переехали в другой корпус. Одна из женщин, переносившая вещи, сказала, что у нее нет жалоб, что ей предоставили другое помещение.

На первом этаже аварийного корпуса по-прежнему продолжали акцию голодовки 7 жительниц «Промжилбазы». Сотрудники городской администрации заверили нас, что этих людей пока никто выселять не собирается. Они особо подчеркнули, что сегодня в «Промжилбазе» происходило не выселение, а расселение (уплотнение) жильцов.

Затем я общался с голодающими. Они сказали, что утром люди, приехавшие в лагерь в сопровождении сотрудников милиции, заявили им, что будут выселять всех, но после расселили только второй этаж.

Позже ко мне присоединился сотрудник аппарата уполномоченного по правам человека в РИ Иса Даурбеков. Мы вместе с ним попытались разобраться в требованиях голодающих и тех проблемах, на решении которых они настаивают. Как оказалось, никто из них не обращался письменно в офис уполномоченного, и тут же на месте Иса Даурбеков взял у всех письменные заявления. Он предложил голодающим женщинам прекратить акцию голодовки хотя бы до тех пор, пока уполномоченный будет пытаться решить их проблемы. Я поддержал его просьбу и особо обратил внимание на то, что среди голодающих две беременные женщины, которые наносят вред не только своему здоровью, но и здоровью формирующегося организма.

Все голодающие были ослаблены, но труднее всего акцию голодовки переносят Аза Ахкильгова и еще одна молодая беременная женщина. Во дворе «Промжилбазы» несколько часов дежурила карета скорой помощи. При нас врачи осматривали Азу Ахкильгову. Около 15:00 скорая помощь уехала, но когда Хадисова попросила позвать врача, по вызову приехали две машины.

Около 12:00 на «Промжилбазу» приехал секретарь Совета безопасности РИ Ахмед Котиев. Примерно в это же время к голодающим пришли сотрудники прокуратуры и участковый инспектор, которые записали их жалобы. Мы вместе с Котиевым осмотрели второй этаж, который расселили. Когда мы спустились вниз, рабочие демонтировали лестницу на второй этаж. После этого никаких работ на территории «Промжилбазы» не производилось.

Иса Дарубеков и я попытались наладить диалог между представителями власти и голодающими, чтобы найти компромиссные варианты. Но получилось у нас плохо. Глава администрации Карабулака и его заместитель несколько раз повторили, что никто никого насильно выселять не будет. Будут предлагать переселиться в другие корпусы. На нашу с Даурбековым просьбу помочь некоторым жильцам с временной регистрацией, для того чтобы в дальнейшем иметь возможность восстановить статус ВП, они сказали, что не могут этого сделать, так как «Промжилбаза» решением суда признана непригодной для проживания. Они заведомо пойдут на нарушения, если предоставят людям регистрацию по месту пребывания в этом МКП. Их постоянно проверяют всякого рода комиссии и пожарные инспекции, они вынуждены выполнять их указания. А по всем вопросам, касающимся предоставления временного жилья, предлагают обращаться в ФМС или брать денежную помощь на оплату временного жилья.

(Такой подход неправомерен, хотя и распространен. Отсутствие регистрации не может быть препятствием в получении или продлении статуса вынужденного переселенца. Если положение гражданина РФ соответствует определению вынужденного переселенца, то представители власти сами должны позаботиться о предоставлении ему жилого помещения и регистрации. - С. Ганнушкина)

После 15:00 представители власти покинули территорию «Промжилбазы», около 16:00 уехали и мы.

Теперь несколько слов о требованиях голодающих. У них разные ситуации. Самая непримиримая, Асет Хадисова, настаивает на том, чтобы ей выделили жилищный сертификат и пока вопрос с ее благоустройством не решится, оставили жить на территории «Промжилбазы». Я и Иса Дауребков как могли ей объяснили, что занимаемое ею помещение не является ее собственностью и в случае, если ей предложат переехать, она должна согласиться. Мы просили заместителя главы администрации Карабулака рассмотреть возможность переселение жильцов из аварийных корпусов в коттеджи, которые расположены ниже, за ангарами. Оттуда в ближайшие дни должны будут выселены семьи, которые сертификаты уже получили, и их место могли бы занять другие. Думаю, что такой временный вариант устроил бы всех жильцов аварийных корпусов.

Аналогичная ситуация у инвалида Айзы Дикаевой. Она имеет статус, включена в списки на получение сертификата (номер ее очереди превышает 1000). Она настаивает на том, чтобы ей дали возможность дождаться своей очереди на территории «Промжилбазы».

Людей возмутило положение с выдачей жилищных сертификатов на жильцов «Промжилбазы», которое было объявлено СМИ, в частности местным ТВ. Согласно сообщенной информации, на «Промжилбазу» было выделено 33 сертификата, но жильцы заявляют, что непосредственно в их МКП сертификаты получили всего 14 человек. Куда ушли остальные, они не знают. В случае, если бы сертификаты распределялись справедливо, этой конфликтной ситуации не было бы.

У Азы Ахкильговой из Пригородного района РСО-Алании проблемы с временной пропиской, из-за отсутствия которой она не может подать заявление в суд на восстановление статуса вынужденного переселенца, который она утратила, когда лежала в больнице на операции. Тут как вариант мы предложили ей взять деньги, которые выделяют на съемное жилье, сделать регистрацию там и потом получить через суд статус. В противном случае, если она будет держаться за свою комнату в «Промжилбазе», она может потерять всё и без статуса ни на что претендовать не сможет. Если она не хочет брать деньги, то ей надо искать знакомых или родственников, которые сделают ей регистрацию у себя в доме.

Еще две молодые девушки, одна из которых беременная, говорят, что у них есть статус вынужденного переселенца, но в списки на получение сертификатов их не включили. Правда, они не обращались в Миннац за разъяснением, и им предложили для начала обратиться туда. А в случае отказа прийти к нам в «Мемориал» или к уполномоченному.

В субботу ожидается приезд главы республики Eвкурова в «Промжилбазу».

Посещение Жилпромбазы Юнус-Беком Евкуровым

В субботу, 6 июля, Юнус-Бек Евкуров, в настоящее время и.о. главы Ингушетии, сразу по прибытии из Москвы вместе с сопровождающими его лицами направился в Карабулак на «Промжилбазу» к ВПЛ, объявившим голодовку.

Не менее получаса прибывшие разговаривали в помещении с голодающими. Потом Евкуров вышел на улицу к остальным жителям «Промжилбазы» и передал им коротко суть беседы с голодающими.

По его словам, в понедельник, 8 июля, на «Промжилбазу» приедут представители УФМС Чеченской Республики, чтобы совестно с ингушским УФМС изучить ситуацию жителей этого МКП. Цель такой встречи в том, чтобы распределить ответственность между обеими республиками за жилищное обеспечение обитателей «Промжилбазы».

Кроме того, Евкуров предложил создать общественный совет, в который войдут сотрудники аппарата уполномоченного по правам человека в РИ, представители общественных организаций и сами ВПЛ. Совет должен будет изучить положение каждой семьи и определить, каким образом может решиться ее проблема.

Затем Евкуров ответил на вопросы жителей МКП. В каких-то моментах он был категоричен. Так, например, в беседе с женщиной, которая всю жизнь проживает в Ингушетии и никак не относится к категории ВПЛ, он сказал, что ничем ей помочь не может, так как социально необустроенных жителей Ингушетии очень много и средств для немедленного оказания помощи всем нуждающимся у него нет. Тем, кто задавал ему вопросы по продлению статуса, он предлагал обращаться к уполномоченному и в правозащитные организации. Молодые ребята, живущие на «Промжилбазе», пожаловались Евкурову на то, что не могут устроиться на работу, и он дал указание главе администрации г. Карабулак Магомеду Бариеву трудоустроить всех желающих с заработной платой не менее 20 тысяч рублей. Списки нуждающихся в работе он поручил составить коменданту МКП.

Евкуров также порекомендовал ВПЛ воспользоваться денежной помощью для аренды временного жилья в размере 5 тысяч в месяц на семью. При этом, как разъяснил он, люди, имеющие статус вынужденных переселенцев, будут получать денежную помощь в течение 12 месяцев с возможностью продления договора в будущем. Те же, кто не имеет никакого статуса, могут рассчитывать только на денежную помощь до конца 2013 года.

Евкуров также подчеркнул, что в Карабулаке строится государственное арендное жилье, где цены будут гораздо ниже рыночных, ориентировочно 4-5 тыс. рублей за квартиру в месяц.

Голодающие остались не совсем удовлетворены тем, что жителям Чечни (видимо, этническим чеченцам) придется обращаться за помощью к властям Чеченской Республики. Евкуров отметил, что, получив поддержку, они смогут вернуться и жить в Ингушетии, если пожелают.

Тем не менее голодающие приостановили свою акцию, хотя твердо об этом заявили не все.

Наша дальнейшая задача: опросить каждую семью и попробовать помочь решить ее жилищную проблему в сотрудничестве с администрацией и прокуратурой, в соответствии с законом и реальными возможностями. Наши сотрудники уже начали проводить опрос. Когда он будет готов, мы попробуем выработать действия по жилищному обеспечению обитателей «Промжилбазы» и оказать им правовую поддержку.

Изнурительно долго, недоступно пониманию, до слез обидно, безнадежно... Кажется, что Болотный процесс 12-ти стоит на месте. Зачем все эти нескончаемые мелочные препирательства, ходатайства, заявления? Кажется, что адвокаты, вместо того чтобы грамотно разбить в пух бредовые доводы обвинения, занимаются ерундой, препирательствами, скрывая свою лень и некомпетентность. Кажется, что все процессуальные тонкости УПК специально придуманы "против нас"...

Но это оттого, что мы вообще не привыкли судиться. Судить - да, а к суду как процессу - нет. Хочется быстрее и чтобы "за наших"! Но если суд, а не революция (к которой склонны даже те, кто формально от нее отказывается), то только так - нудно и не спеша. Разбираясь в процедуре, думая над словами. Тогда становится интереснее и понятнее.

Понятнее, что да, процедурой этой обвиняющая сторона вертит как хочет. Именно поэтому нам нужно ее понимать и неукоснительно следовать ей. Если хотим в итоге оказаться правыми.

В четверг дело 12-ти снова буксовало до 4-х часов дня. А что делать? По очереди подсудимые выдавали жалобы на скотское содержание. Вчера, когда в суд "забыли" доставить Кривова, остальным пришлось сидеть 8 часов в "стакане" - временной камере в здании Мосгорсуда.

Белоусов: "Я, как и другие, находился на "сборке" 8 часов в невыносимых условиях: вдвоем в камере 1х1,5 метра с очень грязным полом и стенами".
Кавказский: "После вчерашнего дня у меня очень сильно болит позвоночник".

По двое в камере 1х1,5! Это очень сильно располневший Коля Кавказский. Это Степа Зимин ростом 2,05!

Так обходятся со всеми, но эти не желают мириться. Судья пытается продолжать, но Акименков кричит: "Ваша честь, у меня тоже заявление!". "Мы уже слышали об этом", - отбивается судья, но Володя не отступает: "МЕНЯ не выслушали! Я хочу воспользоваться своим правом, занесите в протокол мое заявление". И в десятый раз рассказывает о пыточных условиях: "Там почти нет света, люди теряют зрение! Я третьи сутки не ел горячего. Вчера меня забрали из СИЗО в 6:20. Сегодня позже, в 8:00, но перед тем не включили в камере свет и я не смог даже подготовить себя к выходу". Они не желают подчиняться тому, что уже давно и для всех "так принято".

Адвокаты тоже не желают.
Обычно невозмутимый Клювгант почти кипит: "Я пытался передать своему подзащитному постановление ЕСПЧ о пыточных условиях содержания в российских СИЗО и постановления Верховного суда. Но пристав отобрал у меня большую стопку бумаг и начал читать каждое слово. К началу заседания он так и не передал в "аквариум" бумаги".

Тот же Клювгант терпеливо объясняет в бесконечных перерывах журналистам: "Поймите, это только кажется, что решение процедурных вопросов мешает начать слушания по существу. Ибо грань между формальностями и слушанием "по существу" очень гибкая. Например, как можно "по существу" защищаться от обвинения, которое по форме составлено столь неграмотно, что его фактически нет?!"

К четырем часам вечера начинается допрос первого свидетеля из числа более 300 полицейских. Следствие начиналось с поиска "виновных" на видеозаписях. И адвокаты настаивали на предварительном просмотре следственного набора видео. Иначе непонятно, о чем говорить. Но судья вызывает первого "пострадавшего" - прапорщика Архипова. Адвокатам приходится опираться только на его устные показания. Но это их не смущает и допрос продолжается больше трех часов. Адвокат Макаров выстраивает тонкую и сложную игру в череду вопросов минут на 45. Наблюдать за процессом становится интереснее.

Защите повезло: прапорщик оказался честным малым. Что не помнит - не сочиняет. А не помнит почти ничего. Задержал одного, затем "словил" камень в челюсть. От кого камень - не видел. Никого из 12-ти подсудимых не помнит, ущерба от них не понес, претензий не имеет. Массовыми беспорядками считает выкрикивание лозунгов и "недостойное поведение". Но признает, что использует это словосочетание не в юридическом, а в чисто житейском смысле. Поджогов, погромов и применения оружия от демонстрантов не видел, не слышал и призывов к ним. Только к "неподчинению полиции".

Считал своим долгом не разгонять, а защищать людей. От кого? "От самих себя!" - говорит. Ну что ж, вполне искренняя позиция. Просто он так видит мир. Полицейский.

В деле этих конкретных людей он никакой не пострадавший. Если по закону. Но обвинение, похоже, исходит не из закона, а из такого же "полицейского" взгляда на мир. Для которого любой протест - "массовые беспорядки", а прилетевший в омоновца от кого-то конкретного и неизвестного камень - повод для массовых репрессий. Для показательного наказания всех подряд.

И не только для следствия, но и для суда. Поэтому дружного предложения защиты перевести Архипова в статус свидетеля судья не принимает. На следующем заседании ждем еще более интересного свидетеля: по конкретному эпизоду Сергея Кривова. Будем выяснять, кто, у кого и зачем отобрал дубинку.