статья Зеленое сало, или Постмодернизм Саддама

Дмитрий Шушарин, 04.04.2003
Саддам Хусейн. Фото BBC

Саддам Хусейн. Фото BBC

Все смешалось в общеевропейском доме. Россия стала блокироваться со странами, более всего ее допекавшими в чеченских делах. И в обмен на осуждение войны в Ираке получила от ПАСЕ угрозу трибуналом по Чечне. Южноевропейские правые (Аснар) и новые правые (Берлускони), а также новые европейцы из числа бывших соцлагерников всей душой за Америку. Настолько всей душой, что Берлускони даже отказался принимать Сергея Миронова (у нас об этом постарались не сообщать – вместо этого говорили о приеме в Ватикане и о возвращении иконы Казанской Божьей матери). Во Франции вообще дела чудны и непонятны. Вроде как принято считать, что осуждение войны как-то связано (никто, правда, не поясняет, как именно) с существованием в этой стране многочисленной арабской и вообще исламской общины. Однако когда Ширак высказался в том духе, что, мол, режим Хусейна не является образцом праведного демократического правления, то первыми президента заругали лепеновцы, известные своей арабофобией.

Что-то новое и непростое выявляет эта война в европейском самосознании. Получается постмодернизм какой-то: то французы выходят на миллионные демонстрации, когда возникает угроза прихода Ле Пена к власти; то те же миллионы оказываются в одной компании с теми же силами. Впрочем, Ле Пена можно назвать как угодно, но только не дураком, так что вполне возможно, что он просто поспешил присоединиться к общему настроению, которое следует считать все-таки не прохусейновским, а антиамериканским.

Что же до Хусейна, то природа его власти имеет более глубокие европейские корни, чем принято было считать. Тут нет такой прямой связи, которая существовала во многих африканских и азиатских странах, где диктаторами становились выпускники европейских университетов и военных академий, а наибольших успехов в истреблении собственных подданных достигали ученики Сартра. В Ираке вообще режим не постколониальный, а посттрадиционный, овладевший современными технологиями, а потому и опасный. Но при этом образцово-показательный с точки зрения идеологической, причем показательный именно для Запада, поскольку – вот странность – Хусейн паразитируя на иудео-христианской цивилизации, сумел обратить в свою пользу самое главное ее достижение – мультикультурализм. Озлокачествленный, естественно, но все же...

Самое точное описание идеологического содержания хусейновского режима дано не ученым-востоковедом, а писателем, уже доказавшим, что он глубже и лучше многих понимает существо некоторых явлений современности. Утверждаю и продолжаю утверждать, что его "Господин Гексоген" - вовсе не антигосударственный (как назвал его Максим Соколов), а самый верноподданнический роман последнего времени. Проханов описал власть такой, какой она хочет себя видеть: пугающе злодейской, способной на все, а не только на поедание чижиков вроде НТВ и ТВ-6. И именно Проханову удалось очень емко определить содержание хусейновщины, создать образ Саддама, пригодный не только для арабского употребления: "Мы видели в нем оригинального идеолога, сочетавшего ислам и христианство, светский авангардизм и древние культуры Ассирии и Вавилона, социализм масс и глубинный, эзотерический аристократизм посвященных". Таким хотят видеть и видят иракского диктатора прохановы и ле пены. И отчасти он действительно таков: принципиальный эклектик, всем пользующийся, но ничем внутренне не ограниченный – ни одной системой ценностей и запретов.

И потому нелепо выглядит Талгат Таджуддин, объявляющий джихад США. Кого защищать? Правителя, вырезавшего мусульман-шиитов? Воевавшего с Исламской Республикой Иран? Сегодня Хусейн мусульманин, но с таким же успехом он мог объявить себя кем угодно. Названия частей Республиканской гвардии подтверждают крайнюю эклектичность его идеологической системы: есть "Медина", но есть и "Навуходоносор" с "Хаммурапи". Параллели с нацистским режимом даже слишком очевидны. И потому война с Хусейном – это вовсе не столкновение цивилизаций, битва "протестантского мессианизма" с исламом. Как ни парадоксально, эта война идет пусть на периферии иудео-христианской ойкумены, но все же внутри нее, поскольку Хусейн уже двенадцать лет тому назад навязал свое присутствие всему цивилизованному миру. Станет ли со временем его образ героическим, будет ли он новым идолом для левых и правых движений в Европе и Америке? Да, безусловно. И Гитлер стал таким, но из этого не следует, что его не надо было добивать. А Че Гевара, во многом стараниями Пелевина, теперь перешел в разряд масскультовых персонажей. Ну и что?

Что же касается России, то социологи отмечают взаимоисключающие настроения. Как ни велика доля тех, кто желал бы поражения Америки, по данным ВЦИОМа, всего 5 процентов поддерживают предложение о военной помощи Ираку. И демонстраций в России не наблюдается.

Но годами, десятилетиями и столетиями наблюдается другое – почти полное отсутствие внутренних источников развития, почти абсолютная зависимость от внешнего мира и от внешнеполитических решений власти. В настоящее время можно сказать, что, как и во внутренней политике, не принято никакого решения. Просто сказаны слова. И все. И никакого понимания того, как изменится мир после войны в Ираке, у российских элит нет. Впрочем, думаю, как и у европейских и даже американских. Но дело будет сделано – еще одного "оригинального идеолога" лишат возможности осуществлять своим замыслы, а значит, мир, пусть не на много, но все же переменится к лучшему.

Дмитрий Шушарин, 04.04.2003