Следственный комитет возбудил в Нижнем Новгороде дело по факту оскорбления Оксаны Водяновой, страдающей ДЦП и аутизмом. Оксану вместе с няней охрана пыталась выгнать из кафе с обидными для больного человека комментариями и угрозами. Случай привлек большое внимание прессы, после того как об этом написала ее сестра - топ-модель и филантроп Наталья Водянова.

Как только скандал стал достоянием общественности, СКР объявил, что возбудил дело по пункту "а" части 2 статьи 282 УК (унижение человеческого достоинства по признаку принадлежности к социальной группе с угрозой применения насилия).

Эта квалификация неправомерна по меньшей мере потому, что инкриминируемые высказывания не были публичными: их слышали всего три человека, один из них посторонний. Потом пришли еще три охранника. Возможно, еще пара официантов.

"Социальная группа" как объект оскорбления - это тоже в данном случае не подходит. Лучше бы уж внесли признак инвалидности прямо в формулировку 282-й статьи. Впрочем, это менее принципиальная претензия.

Возможно, в Cледственном комитете торопились отреагировать, не подумали. Но переквалифицировать дело никогда не поздно.

Для ситуации вроде этой есть другая статья - "дискриминация" (как в Уголовном, так и в Административном кодексах). И случай с Оксаной Водяновой - чистый случай дискриминации. Но она настолько редко применяется, что о ней, видимо, все забыли.

А случаи, когда людей наказывали за непубличные высказывания, в том числе по 282-й статье, бывали и раньше. В июле нынешнего года "Мемориал" признал политическим заключенным Антона Изокайтиса из Старой Руссы. Изокайтис был осужден на два года колонии-поселения за то, что, будучи задержан, в отделении полиции "одобрял терроризм" и "возбуждал ненависть к русским". Его слышали только несколько полицейских, а на суде он раскаялся - но получил реальный срок.

Законы, так или иначе ограничивающие свободу выражения по мотивам, которые обществом воспринимаются как политические, всегда проблематичны. Это относится и к наиболее популярному полю ограничения – к высказываниям на темы этничности и религии, но не только к ним.

Одна из проблем - формулировка критериев ограничений. В законодательстве они обычно разбросаны по разным нормам, так что люди в них легко путаются. В современной России сложилось довольно широкое представление, что есть такая ст. 282 УК, она про "экстремизм", а "экстремизм" - это все плохое.

Соответственно, во-первых, под статью 282 нередко подводятся высказывания и действия, которые следовало бы оценивать по другим нормам, и не обязательно УК (случай Водяновой), а во-вторых, действия, к которым есть этические претензии (разной степени общепринятости), но может и вовсе не быть правовых.

Эти предрассудки распространены и среди правоохранителей, и это не менее важно, чем их стремление к улучшению отчетности. Не говоря уж о менее распространенных, но более заметных случаях политического заказа.

В "Центральном детском магазине" возбудили уголовное дело за продажу солдатиков и бюстиков исторических персонажей в немецкой форме времен Второй мировой войны, в том числе с нацистской символикой. Можно ли рассматривать такую экспозицию как пропаганду? Я бы затруднился ответить. Можно сказать, что детям это продавать не нужно, скорее эти игрушки подходят коллекционерам. Но точно в этом нет состава уголовного преступления, ни к какой группе людей вражда не возбуждалась. Думаю, что дело закроют так же, как открыли.

Нацистская символика в последнее время привлекает повышенное внимание правоохранительных органов. К статье 20.3 КоАП, которая наказывала за демонстрацию нацистской символики и официально зарегистрированной символики запрещенных организаций, добавили еще символику организаций, которые сотрудничали с немцами во время войны или отрицают решение Нюрнбергского трибунала. При этом список организаций должен составляться правительством. Это уникальный случай: поправка не имеет прямого действия. Правда, правительство так до сих пор и не составило этот список.

А старый состав статьи применяется, и случаи бывают анекдотичными. Самый удивительный случай - это штраф за фото смоленского двора времен нацистской оккупации. По букве закона смоленская журналистка, к сожалению, нарушила КоАП. Он так сформулирован, что цель демонстрации символики не имеет значения, что абсурдно. Применяться полноценно эта норма не может, потому что тогда не останется ни одного фильма про войну, и она применяется избирательно.

В прошлом году люди пытались обжаловать эту норму закона в Конституционном суде, но КС отказался рассматривать дело, написав, что демонстрация нацистской символики «вне зависимости от ее генезиса» может быть оскорбительна для ветеранов и поэтому недопустима. Хотя смысла в этом нет, потому что речь в последнем случае шла о представителях восточного религиозного движения Фалуньгун, на эмблеме которого есть знак, напоминающий нацистскую свастику, но закрученный в другую сторону. Наверное, как и во многих религиях, это солнечный символ, но в любом случае никакого, даже самого отдаленного отношения к европейскому фашизму эта эмблема не имеет.

Вопрос о применении статьи 20.3 КоАП обсуждается уже не первый год. Достаточно было бы написать, что запрещена демонстрация нацистской символики в целях пропаганды - и пусть суды разбираются в каждом конкретном случае, была ли пропаганда. Более того, во второй части этой же статьи, которая посвящена торговле предметами с наци-символикой, эти слова есть. Просто первая часть сформулирована неаккуратно.

Надо сказать, что в Германии также действует полный запрет на нацистскую символику. Был резонансный случай, когда антифашиста оштрафовали за известную пиктограмму, на которой изображен человек, выбрасывающий свастику в урну. Дело дошло до Верховного суда, и уже Верховный суд постановил, что это изображение не является пропагандой. Возможно, были и другие случаи подобных преследований, однако эта история переломила практику.

В России же активизация борьбы со свастиками и защиты чувств ветеранов - это побочный эффект пропагандистской кампании. Имеет место мобилизация для борьбы с противником на Западе, в Украине, где, как известно, правит "фашистская хунта". Хоть описание врага со временем все менее сводится к фашизму, но победа в Великой Отечественной войне - ключевой элемент патриотического мировоззрения примерно с шестидесятых годов, и используется любая возможность, чтобы актуализировать эту память. Правда, это важно для телевидения, а, скажем, калининградское дело о вывешивании флага Германии, в котором активно эксплуатируется тема войны и оскорбленных ветеранов, по ТВ не освещается и не является пропагандистским. Скорее это и многие другие дела с прямой или косвенной отсылкой к теме фашизма - результат общей кампании. Правоохранительные органы ведь живут не в безвоздушном пространстве. К тому же им надо бороться с экстремизмом и отчитываться об этом. А заводить административные дела по 20.3 гораздо проще, чем уголовные. Вовсе ничего делать не надо: нашел фото - передал в суд.

Так производится большое количество липовой борьбы, которую никто не пытается скорректировать. Я бы еще понял, если бы была ясная цель оказать таким образом давление на оппозицию. Но если дело о флаге еще имеет отношение к оппозиционному активизму, то дело о фото смоленского двора не имеет никакого. Поэтому происходящее, по крайней мере в значительной части, можно назвать имитацией борьбы с оппозицией.

В нескольких СМИ появился материал про "Бирюлевский фронт", в котором со ссылкой на неназванный источник в правоохранительных органах нам предлагают полуофициальную версию происшедших в Бирюлеве событий.

Несомненно, некие бирюлевские бригады всегда были, но в разное время они назывались по-разному. Что с ними связаны всякие известные персонажи типа Евгении Жихаревой - это факт. Точно ли они, нынешние бригады, были заводилами на сходе в Бирюлеве 12 октября, они ли организовали созыв народа на 13 октября – это не очень понятно, но второе хотя бы отчасти явно верно. "Русские", конечно, тоже сыграли мобилизующую роль, но у Александра Белова авторитет в неонацистской среде не очень-то, поэтому призыв бирюлевских был, я думаю, более эффективен.

В нашем материале "Бирюлевский фронт" подозревается в организации погромов" содержится вся информация, которая была нами собрана в разное время про связанных с Бирюлевом людей. В основном они сидят, но это не значит, что там жизнь прекратилась. Илья Шутко был там когда-то важной фигурой, но теперь он сидит, так что вряд ли это важно, но, очевидно, появились новые люди. Что в Бирюлеве есть заметная группировка ультраправых - это несомненно.

Спецслужбы, несомненно, прорабатывают сейчас все связи, которые уходят корнями в Бирюлево. То, что они говорят "Росбалту" и РБК, - это организованный слив, но это не значит, что он не соответствует данным следствия. Думаю, они хотят показать, что раскрыта серьезная группировка и надо ждать дальнейших успехов расследования.

По материалам упомянутых изданий создается впечатление – не знаю, это журналистское достижение или так был устроен рассказ источника, – что этот "Бирюлевский фронт" чуть ли не самая главная организация радикальных русских националистов. И теперь, когда ее деятельность расследуют и процесс будет хотя бы человек на десять, то получится какой-то грандиозный успех. Под этот успех нас так заранее настраивают. Ну, если в самом деле деятельность этой местной группировки расследуют и пресекут, будет замечательно.

При этом я не утверждаю, что сход не был организован местными жителями. Насчет ста бойцов "Бирюлевского фронта" - это, я думаю, преувеличение. Местных, включая "фронтовиков", скорее всего не хватало для беспорядков, поэтому 12 октября все прошло прилично. Потом позвали националистов не местных. Я склонен допустить, что эти местные боевики раскрутили призыв на 13 октября. Но все же без большой толпы местных за спиной неонаци не рискнули бы пойти на штурм торгового центра.

Что касается района "Текстильщики", также упоминаемого в материалах РБК и "Росбалта", то там действительно что-то странное происходит. Буквально вчера знакомый, который живет там, рассказывал: идешь по улице и везде встречаешь группы мрачных молодых людей в накинутых капюшонах. И есть такое ощущение, что что-то затевается, хотя ничего пока не произошло и много ли там их, организованных, не очень понятно.

Может ли "бирюлево" перекинуться на другие районы Москвы? Трудно сказать. На "сетевую акцию" в пределах города у них народу не хватит. В Бирюлеве, чтобы разбить арбузы и даже витрины, не нужно было две тысячи человек. Но нужно их было иметь за спиной, иначе милиция разогнала бы погромщиков в момент. А чтобы было две тысячи человек за спиной, надо чтобы местные жители по какой-то причине вышли на улицу. Из одних наци-автономов такую толпу не наберешь.

Вот когда они находят какого-нибудь человека и бьют ему морду - это пожалуйста, таких "сетевых акций" они могут провести сколько угодно. Судя по всему, это сейчас и происходит в разных местах города.

1. Конкретно в этом месте, конечно, есть своя печальная специфика, связанная с огромной овощебазой.
Но, заметим, возмущены жители не только и не столько ею, сколько всеми "этими", ну, "нерусскими". Никто ж не знает пока, кто убийца Егора Щербакова - где работал, гражданин ли, кто он в этническом плане. Но реакция очень ясно выражена - атаковать места, ассоциирующиеся с большим количеством "этих". Это обычный расизм.

Расизм - это не порок такой, а способ восприятия, порочный, конечно. Этот способ и приводит к тому, что возмущенные жители Бирюлева свои проблемы сводят к "нерусским".

2. Большинство людей, "принимающих решения", то ли прониклись тем же настроением, то ли подыгрывают ему.
Масса политиков самых разных мастей - тоже. Ну, и прочих активных граждан.

3. Доверие к полиции предельно низкое. Обвинять ее в том, что в три дня не нашли убийцу, не очень умно, но таков уровень недоверия, что никто и не думает, что ищут.
И это проблема в том числе для наведения порядка: тогда и ОМОН воспринимается как сторонник "этих", а не как государственная репрессивная сила.
Но другого способа наведения порядка все равно нету.
4. Чего не делать, ясно - того самого, что уже начали делать: развивать новую антимигрантскую кампанию.
Я почти уверен, что без антимигрантской кампании прошлых месяцев жители Бирюлева не решились бы на погром. Просто планка дозволенного субъективно приспустилась.

5. Как не решились бы и без участия "Русских" и тому подобных персонажей. Но ведь у этих персонажей такая работа - странно от них ждать иного.

6. Чтобы не ждать повторения, нужно поскорее провести показательные расследования, но не по рабочим на базе, а по тем чиновникам всех ведомств, которые своим коррумпированным поведением довели до погрома. Показательные суды были бы вполне уместны.

7. И нужно набраться смелости и расследовать погромы как массовые беспорядки, каковыми они и являются. В гораздо более очевидной степени, чем была "Манежка" (о Болотной нечего и говорить). Все подстрекатели и организаторы, а также активные исполнители должны быть реально наказаны. Всех, конечно, не найдут (иначе и не бывает при массовых беспорядках). И хорошо бы не привлекали "хоть кого-нибудь". Но если найдут хоть каждого третьего из тех, кого надо наказать, это подействует отрезвляюще.

Очень хорошо, что находятся именитые люди, которые готовы публично вступаться и за малоизвестных заключенных. Тем более радостно слышать любое высказывание в пользу свободы слова.

Но неприятно видеть некоторое, скажем так, легкое искажение действительности.

Из троих поименованных людей один, Алексей Кутало, еще не осужден. И это, в частности, означает, что в ходе следствия может измениться набор вменяемых ему статей УК. Как-то рано говорить, что он "осужден за слово".

Тем более совершенно неверно говорить, что они или кто-то еще посажен "за свои взгляды": как это ни формально звучит, у нас судят не за взгляды, будь они даже совершенно людоедские, а только за некоторые публичные высказывания. Можно сказать, что и за высказывания судить нельзя. Но, во-первых, тогда надо так и говорить, а во-вторых, тогда надо эту мысль додумать до конца и сказать, что в этой сфере у нас должно быть такое же законодательство, как в США, а не как в Европе, потому что в европейских странах определенного рода призывы наказуемы (формулировки несколько разнятся, конечно).

Не стоит также создавать впечатление, будто 320 человек (интересно, откуда такая цифра?) сидят по 282-й статье УК. Собственно, за пропаганду чего бы то ни было у нас лишено свободы на данный момент раз в десять меньше людей (несколько месяцев назад мне удалось даже составить их практически полный список - с тех пор он немного изменился, конечно). "За слова" у нас обычно осуждают условно, присуждают к штрафу и тому подобным наказаниям.

Теперь по существу. Лично я считаю, что в России, которая входит в Совет Европы, должно сохраняться уголовное преследование за определенного рода высказывания, но не просто оскорбительные для кого-то, а связанные с публичным подстрекательством к насилию или к грубым и систематическим формам дискриминации. И лишение свободы "за слова" возможно лишь в самых крайних случаях, когда эти слова больше похожи уже на прямое подстрекательство к конкретным преступлениям или на организацию таковых.

К сожалению, я не в курсе, что имеет следствие против Алексея Кутало. И если бы вник в это дело, не стал бы основывать свою позицию только на мнении и информации одной стороны. Уж по крайней мере не стоит именитым людям делать вид, что они не знают, что такое РОНС, и называть его нейтральненько "зарегистрированной организацией".

Константин Душенов - талантливый многолетний проповедник антисемитизма и иных форм расизма, он косвенно даже виновен - в моральном смысле - в определенных насильственных действиях других людей, лично был с подобными людьми связан, но к насильственным преступлениям причастен, насколько мне известно, не был. Можно еще ему предъявить - тоже в моральном скорее плане - попытку запутать следствие по убийству Галины Старовойтовой. И все же он мог бы быть наказан и без лишения свободы, тем более что это у него первая судимость. Возможно, его это не остановило бы и все равно он попал бы в тюрьму. Но это уже другая проблема - способности наших правоохранителей на систематические, а не эпизодические усилия.

Наконец, Александр Дзиковицкий - он, конечно, Душенову не ровня, но часть инкриминированных ему текстов носила ярко выраженный ксенофобский характер. Впрочем, они явно не заслуживали лишения свободы. Лучше бы суд согласился с предложением прокурора лишить подсудимого права заниматься журналистикой на некоторое время.

Уголовное дело о "разжигании ненависти к топ-менеджерам" по заявлению вице-президента Газпромбанка с очень высокой степенью вероятности возбуждено не будет. Прокуратура получает множество заявлений с требованием возбудить уголовные дела по 282-й статье. Граждане осознали широкую применимость этой статьи и пишут очень активно. Какие только социальные группы не становятся жертвами "разжигания" - например, фанаты одного футбольного клуба обвиняют в этом фанатов другого футбольного клуба. Большинство таких заявлений прокуратура заворачивает. Думаю, и на этот раз у СКР хватит здравого смысла. Хотя у топ-менеджеров есть свои способы влияния, все-таки последствия скандала пришлось бы расхлебывать Следственному комитету.

Если верить автору поста, г-н Шмидт повел себя по-свински. Лучше бы ему просто сидеть и помалкивать. Однако проблема не в нем - слишком велик соблазн "антиэкстремистского" правоприменения. Допустим, автор поста кругом неправа и клевещет на Шмидта. Тогда обиженный топ-менеджер мог бы подать иск о защите чести и достоинства - но нет, проще переложить это на прокуратуру, чтобы поискала там "антиэкстремистский" состав преступления.

Главное - не следовать этому дурному примеру. Я не раз видел, как политические активисты, в том числе оппозиционные, требуют привлечь своих оппонентов к ответственности по 282-й статье по ничуть не более разумным основаниям, и вовсе не тех, кто призывает к погромам и убийствам. Кстати, не удивлюсь, если на этот раз самого Шмидта потребуют привлечь за разжигание ненависти, например, к матерям с детьми. Это пора заканчивать. Государство пока не хочет отказываться от этого слишком гибкого инструмента - но мы сами не должны к нему прибегать.

Адвокат Хасавов теперь, похоже, передумал и пытается конкретизировать свои слова о шариатском суде. РЕН-ТВшники, очевидно, заранее знали, что у него какая-то такая радикальная позиция по этому вопросу, поэтому и поехали к нему. Получилось интересно, ничего не скажешь. Я не знаю, что они редактировали и как, но тем не менее что сказал Хасавов, то сказал, и по-другому это понять трудно.

Человек вправе считать, что нужно ввести шариат повсеместно, где живут мусульмане, как говорил Хасавов. Но чего он никак не может – это ввести шариат явочным порядком, к тому же он в целом несовместим с существующим государственным законом. Если Хасавов говорит о частных вопросах, семейных отношениях и мелких спорах, то это как раз возможно - правда, непонятно, кто этому мешает и почему надо заливать что-то кровью, чтобы этого добиться.

У нас есть положение об арбитражном суде, которое предполагает возможность создания частных судов. В принципе любые люди могут назвать себя частным арбитражным судом и решать любые вопросы, которые подлежат арбитражу. Они могут руководствоваться какими угодно соображениями – это то же самое, что пойти попросить соседа решить какой-нибудь спор.

Если шариатские суды будут такого рода, то это не противоречит закону, хотя нужно будет, конечно, разбираться в подробностях. Но это не конфликтная ситуация. Собственно говоря, они и так существуют, только так не называются: люди идут к имаму (так же, как православные к священнику) с какими-то своими спорными вопросами, и он говорит, что надо делать так. И люди совершенно добровольно делают так. Это и есть арбитраж.

Я не раз слышал своими ушами от разных людей суждения, построенные по такой схеме: дайте нам жить по-своему, иначе случится что-то плохое. Это, к сожалению, бывает нередко. И часто такие высказывания справедливо воспринимаются слушателями как угроза, просто слегка завуалированная.

Что касается слов Хасавова, то пусть прокуратура проверяет, есть ли в них состав преступления. Если есть, то я полагаю, это 280-я статья Уголовного кодекса («публичные призывы к насильственному изменению конституционного строя Российской Федерации»). Но, может, его и нет. В данном случае мне кажется, что сам факт прокурорской проверки может оказать отрезвляющее действие на человека, который настолько не контролирует свои выступления, когда говорит перед телекамерой.

Зачем РЕН ТВ сделало этот сюжет, я не знаю. Вариантов масса. Может, был подходящий момент, а может, они просто нашли такого разговорчивого человека и не удержались, чтобы не сделать такой «веселенький» репортаж. При этом сопроводили его кадрами расстрелов, чего явно не имел в виду Хасавов. Я думаю, что он все же не говорил об уголовном правосудии по шариату, так что весь видеоряд никакого отношения к делу не имеет.

Видимо, авторы сюжета хотели показать, что среди нас есть радикальные исламисты. В общем, да, они присутствуют. Но мало какой идиот, даже если он радикальный исламист, будет настаивать на создании шариатского суда по уголовным делам. Никто не говорит о таких вещах, если он находится на легальном положении. Поэтому, конечно, телевизионщики подставили Хасавова. Но и сам он виноват – кто его за язык тянул?

Мы знаем, что сегодня организаторы завтрашнего митинга протеста против фальсификаций на выборах обсуждают список выступающих на митинге и что одним из спорных вопросов по-прежнему остается участие националистов в этом списке.

Центр "Сова" не является соорганизатором митинга, но считает нужным высказать свою точку зрения на происходящее.

Несомненно, национализм, в данном случае – русский национализм, – одно из существенных течений в общественно-политической жизни, и потому мы, будучи оппонентами националистов, не считаем в принципе невозможным их выступление в митинге. Но удивляет, что организаторы, кажется, останавливаются на этом в своих рассуждениях.

Какие бы то ни было убеждения не лишают человека его прав, но это не значит, что не может быть вообще никаких критериев для участия в общем деле, в том числе и для выступления с трибуны этого общегражданского митинга. Именно выработка критериев является в данном случае необходимой.

Мы полагаем, что критерием отсечения тех или иных активистов должны быть такие их действия, как вовлеченность в идеологически мотивированное насилие, призывы к такого рода насилию, а также призывы в этнической дискриминации.

Мы понимаем, что эти критерии не выглядят очень строгими. Например, можно задуматься, всякое ли насилие столь категорически неприемлемо. И насколько радикальными и систематическими должны быть призывы к дискриминации, чтобы это необходимо было уже принимать во внимание. Люди не идеальны, в том числе и политики. И чтобы не утонуть в этих интересных спорах, мы предлагаем считать определенно неприемлемым насилие в форме убийства, серьезного избиения и т.п., а дискриминационные призывы считать неприемлемыми, если они делались публично, систематически и в достаточно внятной форме.

Например, экс-лидер ДПНИ Александр Белов был ведь осужден в свое время не за то, что обозвал здание правительства "свитком Торы", а за то, что подбивал толпу скандировать "Смерть оккупантам" во вполне определенном контексте. Так вот, Белова и ему подобных политиков не должно быть среди выступающих на проспекте Сахарова.

Можем только надеяться, что организаторы митинга не включат столь радикальных националистов в список выступающих.

Понятно, что по времени приговор по делу Свиридова приурочен к "Русскому маршу". К тому же вынесен приговор по Манежке, и вот-вот закончится суд по убийству Волкова. То есть это такой комплексный сигнал реальным и потенциальным участникам марша: государство, с одной стороны, не одобряет беспорядков, а с другой стороны, заботится о том же, о чем и они заботятся – об "этнопреступности".

В деле об убийстве Свиридова я хотел бы отметить два момента. Во-первых, то, что Черкесову дали 20 лет за убийство, неудивительно. Это было убийство с использованием оружия, на него не нападали, он вообще в драку вступил отдельно. Нельзя сказать, что этот приговор как слишком суровый выбивается из практики подобных дел.

А вот по пять лет остальным - это немного странно. Если вычесть Черкесова с его стрельбой, то две компании сцепились из-за какой-то ерунды, подрались и нанесли друг другу легкий вред без использования оружия. Непонятно, почему это квалифицировано как хулиганство, а не причинение легкого вреда здоровью. Пять лет для них – это много, больше, чем положено. Людям попался неудачный компаньон, скажем так. Не было бы там Черкесова с пистолетом - ни о каких пяти годах для них речь бы не шла.

Что касается "Манежного дела", то трудно объективно оценить степень суровости вынесенных приговоров, потому что у нас вообще очень мало практики по части приговоров за участие в беспорядках. В данном случае люди обвиняются в том, что они в ходе массовых стычек пнули омоновцев. Не очень понятно, как за это надо наказывать. Есть какая-то большая несправедливость в том, что довольно серьезно наказаны несколько человек, хотя пинало омоновцев гораздо больше людей, и так бывает при любых массовых столкновениях. Почему именно эти люди должны быть наказаны настолько серьезно, когда другие - никак? Почему эти виновны, а все остальные – по крайней мере десятки людей – не виноваты оказались? Тут что-то неправильно с правосудием.

Я могу предположить, что следствие разрабатывает кого-то еще и дело дойдет до новых судебных процессов. Но пока такое ощущение, что больше никого не поймали. Может, кто-то есть еще, просто мы не знаем?

Если дело ограничится только этим процессом, картина будет выглядеть очень странно. Понятно, что эти люди из «Другой России» не первую скрипку играли в беспорядках. Либо хотелось именно нацболов поймать, либо за ними следили лучше, потому и поймали первыми.

От правых взглядов Навальный никогда не отказывался. Все, кто интересовался им когда-нибудь, должны помнить и движение «Народ», и прочее. Просто какое-то время это было неактуально. А сейчас не то чтобы для него лично это актуализировалось - просто тема стала более популярной, и он не мог мимо пройти. То есть он ведет себя в этом смысле совершенно естественно для себя. В «Русских маршах» он и раньше участвовал, разве что не был до этого членом оргкомитета.

Понятно, что Навальный явно отличается, грубо говоря, от Демушкина. Но и до Навального в движении русских националистов были и будут люди разных взглядов, в том числе разной степени радикализма. Да, конечно, Навальный и Милов представляют собой очень умеренный вариант, который сейчас консолидируется вокруг РОДа и РГС.

Вообще говоря, в разговорах о цивилизованном национализме всегда есть демагогический элемент. Несомненно, в националистическом движении есть более цивилизованные люди, есть более радикальные, придерживающиеся разных представлений о том, что такое нация. Различия есть, и они большие, их игнорировать не стоит. Другой вопрос, во что это на практике выльется.

Опасения на этот счет, наверное, наиболее правильно сформулировал Сергей Алексашенко в своем обращении к Милову. В несколько грубой форме он выразил мысль, что люди могут быть с умеренными воззрениями, но они провоцируют совершенно неумеренную стихию, которую потом обратно не загонишь. Это всегда проблема - для любого движения.

Да, умеренные националисты существуют, никто их не выдумал. Но какова их объективная роль? Становится ли благодаря им националистическое движение более умеренным или нет? Это неизвестно, однозначного ответа нет.

Есть вопрос границ взаимодействия и сотрудничества с кем бы то ни было, и каждый проводит эти границы по-своему. На мой взгляд, опасность заключается в том, что когда политические группы, которые собираются заниматься политикой, а не революцией, пытаются включать в свой состав радикальные группы, ориентированные на дестабилизацию, это всегда порождает проблемы.

Я не вижу, например, большой проблемы в том, что на митинге, предположим, ПАРНАСа выступит Милов, поскольку он часть ПАРНАСа. Является ли Милов умеренным националистом? Является. Надо ли его за это из ПАРНАСа выгнать? Не знаю, им виднее, зависит от того, чего они хотят. Но в принципе это не трагедия.

Ну а если, скажем, люди на этом митинге сочтут нужным дать слово Белову, это будет странно, потому что он представляет движение, связанное с насильственными действиями, явно направленными на дестабилизацию. И по идее ему место на каком-то другом митинге. Я так себе представляю это разграничение на допустимое и недопустимое.

Но можно понять, что все представляют себе это разграничение по-разному, потому что все понимают, что игнорировать национальную тему невозможно, и реагируют на нее по-своему. И делают это в основном методом проб и ошибок.

Националистическая тематика в обществе в этом году обсуждается гораздо больше, чем перед выборами в 2007-м, тут даже сравнивать трудно. При этом власти совершено не заинтересованы в раздувании таких дискуссий, потому что это конфликтная тема, а сейчас конфликты любого рода нежелательны. Соответственно, прилагаются усилия, чтобы тему несколько приглушить.

Политики, которые собираются участвовать в выборах, находятся в двойственном положении. Они не могут игнорировать тот факт, что население тематикой очень обеспокоено, что это какую-то значительную роль играет в сознании людей, но и опасаются, что из Кремля их одернут – мол, слишком много себе позволяете. Поэтому происходит все довольно странно, несколько непоследовательно.

Сейчас мы имеем совершенно не такую картину, как была, например, в 2003 году, когда была партия "Родина", успешно аккумулировавшая в том числе и националистический электорат, и все было более или менее ясно. На сегодняшний день такой партии нет и не предполагается. Соответственно, тем людям, для которых проблематика, которая у нас не очень удачно называется "межнациональной", очень важна, надо как-то выбрать из имеющихся политиков. Выбрать кого-то, кто, как им кажется, на это отзовется. Ну, или не выбирать никого.

Поэтому все партии, имеющие какие-то надежды на вхождение в Думу, стараются в меру своего разумения что-нибудь сделать - и, естественно, делают это по-разному. Скажем, то, что может себе позволить себе «Единая Россия», это одно, а то, что может позволить себе КПРФ, – другое. «Яблоко» может себе позволить вообще ничего не делать, потому что оно все равно в Думу не попадет, тут даже сомневаться не в чем. Про «Правое дело» можно уже не разговаривать.

Ничего радикального политик, который на что-то рассчитывает, сказать не может, потому что сверху не позволяется. Даже Жириновский, такой enfant terrible, которому все вроде бы можно, все-таки старается как-то выражаться не слишком категорично. Конечно, я не имею в виду митинг, на котором он что-то сказал двум сотням собравшихся и больше никто не слышал. Я говорю о выступлениях, например, на федеральных телеканалах.

Электорально выгодное поведение в нынешний предвыборный период – это тонко дать понять избирателю, что межнациональная тема не чужда, но при этом выразиться нужно максимально аккуратно. Возможно, как-то так это и будет происходить. При этом у партий же нет необходимости, чтобы главный человек озвучивал все тонкости партийной позиции. Если выступает лидер партии - скажем, в случае «Единой России» Путин, - он не должен высказываться обо всем сразу исчерпывающим образом, он обозначает основные вехи.

Есть ведь другие люди в партии, в случае «Единой России» это «Народный фронт», которые могут внести обертоны в это дело. Ну а дальше уже задача партии и отчасти масс-медиа, чтобы нужные обертоны были донесены все-таки до избирателя. Понятно, что первое, что обсуждается, – как «Народный фронт» будет обыгрывать Рогозина, который предположительно должен туда войти. Это на самом деле пока открытый вопрос: что будет говорить Рогозин в течение ближайших нескольких месяцев и насколько активно это будет продвигаться. Потому что во всяком обертоне важна не только частота, но и амплитуда.

Важно не только то, что сказано, но и насколько хорошо это слышно, что из сказанного теми или иными политиками тиражируется, а что нет. Поэтому сейчас сложно предсказать, как будет разыгрываться перед выборами националистическая карта.

Новые поправки в статьи 280 и 282 Уголовного кодекса обосновываются в том числе ростом числа экстремистских преступлений. Но если говорить о насильственных экстремистских преступлениях, то такого роста сейчас не происходит вовсе. А если считать преступления пропагандистского характера, то динамику оценить невозможно, потому что непонятно, что относится к этим преступлениям, а что нет, это выясняется только в суде.

Я не спорю с тем, что в Интернете, как и во всех прочих средах, есть подстрекательские публикации. Но непонятно, почему нынешнего законодательства не хватает для того, чтобы с этим бороться. Есть уже довольно обширная судебная практика уголовных приговоров, в том числе по статьям 280 и 282, именно за преступления в Интернете. И это не составляло проблемы. Я сейчас говорю не о правомерности вынесенных приговоров, а только о том, что нет проблемы с правоприменением.

Поэтому я думаю, что есть два варианта. Более вероятный заключается в том, что хочется обозначить борьбу. Кроме того, это старый законопроект, прошлогодний еще, не знаю, почему он так долго добирался до внесения. И, возможно, он отражает какие-то устаревшие представления сотрудников правоохранительных органов о том, что здесь важно, а что нет.

Можно рассуждать о том, стало в Интернете экстремизма больше или меньше, но это абсолютно невозможно измерить. Когда Нургалиев сообщает нам фантастические цифры - 7500 экстремистских сайтов, - непонятно, что именно посчитано. Если это сайты, которые систематически ведут подстрекательскую деятельность, то их явно меньше семи тысяч, просто на порядок. А если считать, скажем, все записи «Вконтакте» с неполиткорректными высказываниями, то эта цифра тоже будет другая, но уже гораздо больше.

Вообще законодательство не различает, в какой среде сделано высказывание. Если вводятся ограничения на свободу слова, то они действуют вне зависимости от формы, в которой высказывание было сделано. Здесь важно одно: чтобы высказывание представляло общественную опасность и было сделано публично. Интернет сюда подходит, но не весь и не в одинаковой степени. Вот главная проблема, связанная с этими поправками.

Если посмотреть на изменение в 282-й статье, то оно вообще не имеет никакого смысла, потому что там и так говорилось, что это должно быть публичное высказывание, в том числе в СМИ. Теперь написано "в том числе в СМИ и Интернете». То есть по существу ничего не изменилось.

А вот в 280-й статье поправка весьма существенная и довольно неприятная. Там СМИ фигурируют только во 2-й части статьи, то есть в более тяжком варианте. То есть призывы к экстремистской деятельности, что бы это ни значило, если они осуществлены в СМИ, наказываются серьезнее – в качестве наказания предусмотрено только лишение свободы, никаких штрафов и обязательных работа. И теперь к этому приравнен Интернет.

Что будет считаться публичным, не очень понятно. На этот счет не существует общего мнения, к сожалению, ни в правовой науке, ни в комментариях к законодательству. Обычно в комментариях к Уголовному кодексу преобладает толкование слова "публичный" как "обращенный к неопределенному кругу лиц". Скажем, если я обращался не к двум собеседникам, а выступил на площади, сколько бы там ни было народу, это публичное выступление. С Интернетом это сложнее, потому что формально любая незакрытая запись в том же «Вконтакте» является публичной, ее может прочесть кто угодно. На практике же ее читают несколько человек, которые знакомы с автором. Основная масса авторов «Вконтакте» - это какие-то частные лица, подростки прежде всего. Это болтовня. И фактически любая болтовня, если она формально может рассматриваться как призыв, сразу подпадает под 2-ю часть 280-й статьи. А это нешуточная вещь – лишение свободы.

И есть еще формулировка, она даже несколько хуже – что значит доступно? Это не прописано в законодательстве толком. Интернет – это ведь не только общедоступные сайты, это еще много чего: та же почта, к примеру, она же тоже в Интернете лежит. Ну, допустим, моя почта закрыта паролем и в этом смысле вроде бы не публична. Но ведь я могу этот пароль дать нескольким людям, чтобы они могли мою почту читать, почему бы и нет? Есть закрытые форумы, в которые тоже вход под паролем, - публичное ли это место? Все это довольно загадочно, и разъяснять это никто пока, по-моему, не планирует.

Я могу только ожидать, что изменение обсуждаемых статей Уголовного кодекса приведет к тому, что будет больше дел из-за каких-то малозначительных эпизодов. И сейчас-то, наверное, половина дел по этим статьям – это преследование людей за какие-то малоприятные высказывания, но сделанные на каком-нибудь форуме или на заборе, то есть заведомо не очень-то публичные.

Тут есть такой чисто бюрократический элемент: борцам с экстремизмом надо же отчитываться. Конечно, трудно критерий публичности сформулировать в законе исчерпывающим образом: такой вопрос могли бы решать судьи в каждом отдельном случае. Но до таких тонкостей судебное рассмотрение никогда не доходит, это слишком сложно. Обычно ограничиваются тем, что признают: да, запись была общедоступной, следовательно, ее могли прочесть миллионы. То есть они никогда в жизни этого не прочли бы, но в принципе могли.

Бывают комические случаи, как в деле Саввы Терентьева. Было известно и публично растиражировано имя этого человека, довольно скоро стало понятно, в каком блоге это все было написано. Поэтому после того как это стало известно, гораздо больше людей это прочитало, чем до того. Вне зависимости от того, как квалифицировать само высказывание, понятно что заведение уголовного дела только привлекло внимание к нему.

Начнем с простого. "НСО-Север" была районным отделением НСО, их в Москве было несколько. Некоторые из этих районных отделений практически ничем не отличились, а вот "НСО-Север", как мы видим по приговору, очень даже отличилась. Их преступления описывались неоднократно, нет смысла об этом сейчас отдельно говорить. Но, похоже, даже по меркам НСО, которая не была мирной организацией, "НСО-Север" все-таки выделялась количеством преступлений.

Трудно сказать, какое это окажет влияние на развитие неонацистского движения. Думаю, что двоякое, как всегда бывает в таких случаях. Вот сегодня с утра уже были новости про то, что в какую-то синагогу бросили что-то взрывчатое и в какую-то прокуратуру – в разных концах Москвы. Возможно, это такая символическая месть за приговор. То есть понятно, что какую-то часть мобилизованной радикальной молодежи это только раззадоривает.

Но кого-то, кто еще недостаточно влился в ряды, это, может, все-таки отпугнет – приговоры-то тяжелые. Хотя трудно сказать, это никогда нельзя понять до конца. Тем более что, хотя процесс был закрытым и журналистов пустили только на приговор, по репортажам видно (и все это подчеркивают), что обвиняемые держались бодро, выкрикивали лозунги, вообще демонстрировали отсутствие раскаяния и сожаления.

Собственно, дело даже не в том, что они демонстрировали, а в том, что именно это широко известно публике о процессе, так что в некотором роде они продемонстрировали такой позитивный пример для националистической части молодежи. Имидж «белых героев» выдержан вполне.

Суд был военный, закрытый. Один из подсудимых дезертир, так что было формальное основание, некая зацепка, чтобы перевести это в военный суд. А насчет закрытости – были пожелания со стороны потерпевших и родственников потерпевших, потому что они опасались за свою безопасность. В общем, как мы знаем, эти опасения не лишены оснований. Но, возможно, были какие-то и другие причины. Потому что опасаться за свою безопасность потерпевшие могли во многих случаях, но суд закрывают не так часто.

Такие жесткие приговоры неонацистским группировкам приводят к снижению уровня уличного насилия, это безусловно. Мы отмечаем такую тенденцию, по нашим данным, это снижение довольно заметно. Скажем, если брать максимальный пик расистски мотивированного насилия, то в 2008 году наш центр насчитал 116 убитых, в 2009-м уже 84, в 2010-м – 37. Это снижение, и еще какое. К сожалению, не видно такого же резкого снижения по суммарному числу потерпевших. Но это и означает, что количество наиболее решительно настроенных бойцов уменьшается. Все-таки убить морально тяжелее и рискованнее. Убийства всегда расследуются тщательнее, чем все остальное.

Спад насилия в большой степени обеспечивается Москвой, которая, к сожалению, всегда в лидерах по расистскому насилию. И количество арестованных и осужденных именно в Москве очень велико. Собственно, это специфика московской полиции - во многих других местах этим, в общем-то, практически не занимаются.

Вдруг произошло продвижение в трех громких делах: передано в Мосгорсуд дело об убийстве антифашиста Ильи Джапаридзе, а дела об убийстве судьи Эдуарда Чувашова и антифашиста Ивана Хуторского объединены в одно производство, выявлен подозреваемый – националист Алексей Коршунов.

Почему именно сейчас? Дело в том, что государство – оно медленное. Обращать внимание на неонацистов оно начало лет пять назад по крайней мере. Но все процессы перестройки в правоохранительной системе происходят очень медленно, и, соответственно, результаты наступают небыстро. Каждое следствие по такому делу идет по году минимум, если только это не что-то совсем простое. Поэтому в совокупности получается такая большая отсрочка.

В данном случае (я не могу, конечно, знать наверняка, поскольку это оперативная тайна) понятно, что это связано отчасти с делом Никиты Тихонова. Потому что он был не сам по себе, он входил в определенный круг лиц, и этот круг лиц не то чтобы совсем никому неизвестен. Эти люди разрабатываются, правда, опять же медленно, но неотвратимо. Я думаю, что рано или поздно сядут все, кто в этот круг входил. Кроме тех, кто сотрудничеством «заслужит» себе свободу.

Кроме того, я подозреваю, что эффективно работающих оперативников в сущности не так много. Они заканчивают с одним, переключаются на другое. И так постепенно от одной маленькой группы к другой двигаются. А на периферии этого процесса много менее эффективных людей расследуют все, что попадается под руку, – где получше, где похуже, где совершенно проваливают дело. Но вот эти центровые дела расследуются лучшими из тех, кто у нас есть.

Безусловно, дело Тихонова сыграло здесь свою роль. Специфические обстоятельства громкого преступления побудили сосредоточить на нем больше ресурсов. А где больше усилий прилагается, там все-таки и результатов больше. Я думаю, что если бы начали разрабатывать любого человека, достаточно важного для этой среды, так, как разрабатывали Тихонова, то вокруг него тоже нашли бы много интересного. И я думаю, что так оно и будет: возьмут кого-то следующего, начнут искать вокруг него. Таким образом часто и находятся виновные в каких-то давних преступлениях, которых уже никто не чаял раскрыть.

Очевидно, много сказал Опер. Скажем так, он сказал очень много явно для того, чтобы прийти на суд своими ногами, а не оказаться арестованным. Если человек пришел давать показания публично, значит, он уже достиг взаимопонимания со следствием. Это, несомненно, договор. Собственно, так всегда бывает: дела о каких-то группировках в принципе не могут расследоваться, если кто-то не начинает сдавать своих. И за то, что он сдает, ему должна быть какая-то поблажка. Таких случаев много. Можно возмущаться, что люди уходят от ответственности за какое-то совершенное ими преступление, но иначе действительно нереально раскрыть многие подобные дела. И это не только российская практика.

Думаю, что в центре тут был все же не «Русский образ», как может показаться на первый взгляд. Мне кажется, что было бы правильно обозначить эту среду скорее как некую олдовую тусовку, связанную с «ОБ-88» и «Комбатом-18», и их каких-то более молодых товарищей. «Русский образ» является лишь одним из порождений этой тусовки, наиболее легальным.

Среда, связанная с «Комбатом-18» и «ОБ-88», - это в самом деле «лучшие люди», можно сказать, российского неонацистского подполья. И то, что ими занимаются, это естественно. Что касается кураторов, то кураторы есть у всех – у вас, у нас, у них, всем положены кураторы. Это совершенно не мешает параллельно кого-то расследовать.

В какой-то момент с какими-то неонацистами могут играть в политические игры, и этим занимаются одни люди; потом ситуация поменяется, и они либо станут не нужны больше для политических игр, либо будет другая потребность, либо они слишком зарвались – всякое может быть. Тогда приходят другие люди и другими методами начинают с ними работать уже как с обвиняемыми. И этот переход из одного статуса в другой очень легкий, любое подполье через эту историю обязательно проходит. Вообще надо еще сказать, что все эти люди высокого о себе мнения. Румянцев тоже говорил, что у него личные связи с ФСБ и что он этими связями прикрывает НСО. Как ему помогли его связи в результате? Ему помогло только то, что он сдал других. А вовсе не связи.

Приостановление деятельности ДПНИ – это демонстрация некоего давления на нацистскую среду после Манежной площади. Было бы прекрасно поймать и арестовать тех, кто организовывал погром на Манежной, а это не удается. ДПНИ явно не те люди, которые это организовали, но можно и на них оказать пока некое давление. К тому же это такой сигнал, который посылается среде. Для того чтобы усилить этот сигнал, надо потом применять статью 282.2, как к нацболам, тогда это будет серьезным давлением. Но я не думаю, что это будет.

И я не думаю, что после запрета ДПНИ будут погромы. Плохое всегда прогнозировать легче, но я так не считаю совершенно. Во-первых, ДПНИ еще не запрещено, и этот процесс займет много времени. Во-вторых, даже когда его запретят, то скорее всего такого преследования, как с нацболами, не будет. Будет как со «Славянским союзом» – просто новое название, а люди те же самые. То есть никаких серьезных репрессий скорее всего не последует.

Понимаю, что лидерам ДПНИ приятно думать, что если их обидят, то тотчас же 50 тысяч выйдут их защищать. Что-то мне подсказывает, что не наберется столько народу. Это с одной стороны. С другой стороны, есть действительно реальная проблема с тем, что если постоянно давить легальных националистов, то будут расти группы нелегальных. Это то критическое соображение, которое имеет смысл. И возникает вопрос – а что нужно делать в таком случае с легальными националистами? На этот вопрос очень сложно найти простой ответ, потому что это сильно зависит от ситуации и от конкретной организации, о которой мы говорим.

(Читать целиком)

Если говорить о ситуациях с арестом Воротникова и Николаева из группы «Война» после переворачивания машин в Петербурге и арестом Солопова и Гаскарова после событий у химкинской администрации, сравнивая это с реакцией властей на погромы на Манежной площади, то тут есть несколько моментов.

Во-первых, арестовывать на месте при таких массовых беспорядках, как на Манежной, трудно. То есть милиция задерживает сколько-то людей, но потом оказывается, что им нечего предъявлять, потому что, если не фальсифицировать показания, невозможно установить, кто и что делал. В крайнем случае можно инкриминировать только сопротивление милиции. Но никто конкретно из тех, кто избивал людей на площади или потом в метро, задержан не был.

Во-вторых, конечно, сравнивать с «Войной» бессмысленно. Это конкретная группа людей, которые известны. Оставалось только пойти и взять их. А на Манежной нужно было вычислить тех, кто является подстрекателем, или тех, кто непосредственно какие-то нападения совершал. Они же не могут несколько тысяч человек арестовать. К тому же это предположительно требует времени. Может быть, это еще последует, а может быть, и нет.

В-третьих, в случае с Химками задержали тех (а кого-то пытались задержать, но не смогли), кого в самом деле считали организаторами, хотя я и затрудняюсь сказать, насколько это может быть верно. А на Манежной таких людей пока нельзя найти. В принципе можно предположить, что какие-то люди будут вычислены по видео, например, и обвинены в организации беспорядков, нападении на милицию и еще что-нибудь в этом роде. В Химках взяли тех, кто был на виду. Здесь тоже можно было бы так поступить: взять Белова, например, и его в чем-то обвинить. Но тут такой момент, что реально нападения совершали другие люди, не Белов все-таки. Их нужно искать, а это сложно.

Кроме того, власти, конечно, боятся новых беспорядков. Поэтому вчера после какого-то нелепого слуха на несколько часов перекрыли Манежную площадь, где ничего и не должно было случиться. Завтра, наверное, все будут стягиваться на Киевскую. После таких массовых беспорядков власти обеспокоены не столько выявлением и наказанием преступников, сколько тем, чтобы избежать повторения. Вообще-то говоря, это слабая политика. Но, надо сказать, не только в нашей стране так происходит.

Власть себя чувствует очень неуверенно, когда имеет дело с большой массой довольно агрессивных людей. Это факт, что когда число участвующих в беспорядках измеряется тысячами, власть пасует.

ОМОН не мог разогнать людей на площади, как это происходит обычно по 31-м числа, просто потому что соотношение сил радикально другое было. И в общем-то, если бы участники митинга на Манежной не захотели оттуда уходить, они бы не ушли, не хватило бы сил вытеснить их оттуда.

Дело в количестве. Грубо говоря, всегда, когда власть сталкивается с какой-то малой группой людей, неважно какого девиантного поведения, она может их просто подавить. Если эта группа большая, то начинается фаза переговоров. А аресты, конечно, могут совмещаться с переговорами, но это требует политического искусства, это рискованно.

Я не хочу строить прогнозы, но мне кажется, пройдет некоторое время, неделя-две, все удостоверятся, что больше ничего не происходит, и после этого будут аресты. В ближайшие дни вряд ли повторится что-то подобное событиям 11 декабря, трудно будет что-то организовать. Власти мобилизовались и дуют на воду усиленно. Понятно, что лидеры националистических групп, которые являются главными бенефициарами событий на Манежной, если не совсем идиоты, сейчас ничего организовывать не будут. Но наверняка дождутся того момента, чтобы это повторить. Кстати сказать, какой-то арест может оказаться таким поводом. Думаю, власти это понимают. Тут надо хитрее действовать. Я думаю, какие-то хитрости уже планируются.

8 сентября 2010 года агентство Regions.Ru опубликовало – без подписи – критический материал о нашем Центре под директивно звучащим названием "Правозащитники должны сплачивать народы, а не разобщать их". Агентство сопроводило материал десятью обличительными комментариями членов обеих палат Федерального собрания.

При этом никаких обращений за комментариями к представителям Центра "СОВА" от Regions.Ru не было, хотя мы открыты для общения, а Regions.Ru регулярно использует материалы "СОВЫ" в своей новостной ленте.

Обличение показалось нам очень странным. Претензий было предъявлено ровно две. Первая: заместитель директора Центра "СОВА" Галина Кожевникова в интервью Газете.Ру сказала, что российское общество заражено ксенофобией, и привела в подтверждение недавние данные ВЦИОМа о том, в какой степени нашим согражданам нежелательны межэтнические браки. Трудно понять, что так возмутило агентство: то, что ВЦИОМ собрал такие данные, или то, что Кожевникова сочла их очень печальными.

Вторая претензия: якобы мы обвинили РИА "Новости" в едва ли не умышленном провоцировании антисемитизма. Это откровенная ложь. В нашем тексте о странных анонсах дискуссии о "Протоколах сионских мудрецов", говорится, что мы "далеки от того, чтобы подозревать РИА "Новости" в антисемитизме" и что нас удивляет лишь непрофессионализм составителей анонсов.

Остается добавить, что публикация Regions.Ru дает не меньшие основания для подозрений в непрофессионализме. Достаточно сказать, что Центр наш упорно именуется екатеринбургским или уральским, хотя он был и остается московским. Не знать этого можно только в одном случае – если ни до, ни даже во время сочинения материала автор деятельностью Центра "СОВА" не интересовался.

Парламентарии, гневно нас осудившие, выглядят по меньшей мере неубедительно, так как обвиняют "СОВУ" чуть ли не в подрывной деятельности и клевете на российский народ, но сами никаких оснований для своих слов не приводят. Вряд ли они читали обсуждаемые публикации "СОВЫ" и скорее всего вовсе не знакомы с нашей работой. Наверное, они не знают, что Центр "СОВА" достаточно успешно сотрудничает с государственными органами, заинтересованными в борьбе с проявлениями радикального национализма и расистского насилия, а наш мониторинг проблем ксенофобии поддерживается в рамках программы грантов президента России. К счастью, это свидетельствует о том, что не все представители власти в нашей стране усматривают в исследовании серьезных социальных проблем очернительство и подрыв государственных основ.

В своих комментариях парламентарии назвали нас провокаторами, дезинформаторами, ксенофобами и так далее, и произошло это, по нашему убеждению, в результате странного подхода к фактам, продемонстрированного в сообщении Regions.Ru. Поэтому мы требуем от этого агентства опровержения этих утверждений в соответствии со ст.43 закона "О средствах массовой информации".

У России согласно международным обязательствам есть обязанность преследовать возбуждение ненависти по расовому и религиозному признакам. Как именно его преследовать, насколько строго – ни Конституция, ни международный нормы соответствующие не устанавливают.

Я считаю, что какое-то наказание за возбуждение ненависти должно быть, но оно необязательно должно быть строгим. Оно должно быть мягким и становиться реально серьезным, только когда речь идет о подстрекательстве к преступлению. Это моя точка зрения, и это вытекает из 4-й статьи Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации; правда, она очень по-разному толкуется разными людьми, и нет общепринятого понимания.

На мой взгляд, сажать за высказывания необходимо только тогда, когда эти высказывания являются реальным подстрекательством к преступлению. К примеру, человек выходит на площадь и пытается науськать толпу на кого-то. Даже если ему это в конце концов не удалось по не зависящим от него причинам, но угроза была реальной – это подстрекательство к преступлению. Он подстрекал, у него была попытка совершения преступления. Серьезное дело, можно в таком случае и присесть. Но это уже должно следствие разбираться, была попытка или нет.

В Америке с ее знаменитой Первой поправкой к Конституции, гарантирующей свободу слова, считается тем не менее, что если некий призыв создает прямую и непосредственную угрозу, то человек, высказавший этот призыв, сядет. Если призвал кто-то: «Пойдите, побейте этих», - и люди пошли и, допустим, не дошли, полиция их остановила, но если бы дошли, то поубивали бы кого-то, – это прямая непосредственная угроза, и подстрекатель прекраснейшим образом сядет как соучастник начатого, но не законченного преступления.

Отменить 282-ю статью Уголовного кодекса невозможно, потому что в кодексе где-то должна быть статья, наказывающая за то, о чем я говорил выше. Конечно, это может быть оформлено иначе, не обязательно это должна быть отдельно выделенная статья. Тут возможны разные подходы.

Можем попытаться вынести это в Административный кодекс, это такая самая либеральная мера, на мой взгляд. Такой вариант в принципе рассматривался.

У нас есть статья о дискриминации, которая, правда, довольно неудачно сформулирована, но, допустим, она была бы сформулирована удачно. Тогда можно говорить о том, что подстрекательство к дискриминации на почве ненависти тоже является дискриминацией. Если такое подстрекательство криминализировать как таковое в качестве какого-то пункта этой статьи, это могло бы в общем-то заменить 282-ю. Заодно, кстати, это изменило бы главный упор ее применения. Скажем, чиновник, который позволяет себе нести чего не положено про какие-то этнические меньшинства, попадал бы под это и скорее всего просто не толкал бы таких речей.

Но пока я не вижу возможности так сделать. Просто взять и вынуть статью из кодекса – это невозможное дело. Потому что находящийся в ней состав должен где-то частично остаться. Кстати то же относится и к 280-й статье. Потому что сейчас подстрекательство напрямую относится к экстремистской деятельности, а когда у экстремистской деятельности такое непомерно широкое определение, то статья тоже становится совершенно резиновой. С другой стороны в списке этой самой экстремистской деятельности есть ведь и в самом деле опасные вещи, куда девать призывы к ним?

Поэтому просто так взять и удалить состав не получится. Нужно более комплексно задачу решать.