Мыслящий и пишущий океан
Этому язвительному неуживчивому поляку, родившемуся во Львове и еще в юношестве попавшему под немецкую оккупацию и дважды - под советскую, совершенно не за что было любить русских. Но вот в России его любили как родного, может быть, как нигде в мире. Любили, конечно, мы, а не обитатели высоких кабинетов, тщательно отжимавшие крамолу из переведенных текстов, а потом и вовсе поставившие негласный барьер между писателем и советскими читателями.
Лем поднял престиж научной фантастики на невиданную прежде высоту, с недостижимой прежде яркостью донес до самого массового читателя психологию и методологию труда ученых-исследователей, предвосхитил многие из важнейших социальных проблем следующего века. И вместе с тем редко кто еще с такой беспечностью нарушал писаные и неписаные законы жанра, с таким всеразъедающим пессимизмом смотрел в век грядущий, с такой яростью обрушивался с проклятиями в адрес излишне легкомысленных проводников новых технологий и поборников бездумного прогресса. Будучи убежденным антикоммунистом, он умудрился создать ярчайшие образцы коммунистических утопий и антибуржуазных памфлетов, оставаясь гуманистом, сочинял самые жестокие сказки и, будучи записным скептиком, охотно сотрудничал с католическими изданиями. Он рисковал ссориться едва ли не со всеми западными фантастами скопом, обвиняя их в бездуховности, и при всей своей вере в науку убеждал нас, что человеческое познание имеет свои пределы, а глупость таковых не имеет.
Фантасту, которому шел уже девятый десяток, очень неуютно жилось в этом мире сбывшихся прогнозов. Наблюдения за торжеством шарлатанов от политики и науки изрядно портили кровь мэтру. По возвращении в посткоммунистическую Польшу Лем художественных произведений больше не писал.
Со страниц его романов, повестей и рассказов в наш мир шагнуло множество ярких персонажей: Ийон Тихий, профессор Тарантога, роботы Трурль и Клапауций, пилот Пиркс, наконец, прекрасная снаружи и смертельно опасная внутри Маска. Но едва ли не общепризнанной вершиной как собственно лемовского творчества, так и мировой фантастики вообще считается "Солярис" - то есть нечто, лишенное не только человеческого облика и характера, но и бесконечно далекое от каких-либо мотивов человеческого поведения вообще ("Солярисом", кстати говоря, именуется и официальный сайт самого писателя). Небывалый литературный феномен, так и не разгаданный современниками, не перенесенный адекватно на киноэкран даже величайшим нашим режиссером Андреем Тарковским.
"Солярис" - это, конечно, не "достоевщина" и не банальная "лав стори", вынутая из-под всех оберток создателями недавнего американского фильма - малоудачного парафраза как самого Лема, так и Тарковского. В настоящем "Солярисе" сильнее всего даже не та линия, к прочтению которой нас успешно приучил Тарковский (с которым Лем, впрочем, нещадно разругался), - возвращение к человеческому, "в космосе мы ищем самих себя" - и не только и не столько мотив, более охотно подхваченный более "человеческими" братьями Стругацкими: "Человек отправился навстречу иным мирам, новым цивилизациям, до конца не познав собственной души: ее закоулков, тупиков, бездонных колодцев, плотно заколоченных дверей..." Это цепочка невиданных разочарований в осмысленности бытия и человеческой деятельности, напоминание о существовании границ, поставленных разуму, беззащитность и безысходная запертость этого разума в любой материальной оболочке.
Сам роман - эта великая и отчаянная попытка всеобщего духовного синтеза, одна из редких честных и бескомпромиссных конструкций такого рода. И выход за пределы собственно литературы. Возможно, как всегда, переворот во всемирном масштабе не совсем удался, ни жизнь, ни литература не стали принципиально иными за прошедшие сорок пять лет, возможно, нам нужны еще множество подобных солярисов. Но за попытку - спасибо.
"Научная фантастика почти всегда предполагает чужеродность, играющую с нами в какого-то рода игру, правила которой мы, возможно, поймем рано или поздно... Однако я хотел убрать все нити, ведущие к персонификации Существа, т.е. Океана Солярис, так чтобы показать, пусть и несколько необычным способом, объект контакта, который нельзя было бы сравнить с человеком, - пояснял сам Лем. - Он постиг установившиеся на поверхности нравы, соглашения и методы языкового общения, проник, известным только ему способом, в умы людей со Станции Солярис и вскрыл то, что было глубоко спрятано в каждом из них: чувство вины, трагические события из прошлого, загнанные в глубины памяти, тайные и постыдные желания. В некоторых случаях читатель оставался в неведении относительно того, что было вскрыто; мы знаем только, что в каждом случае он был способен на физическое воплощение чего-то, связанного с человеческими секретами..."
Конечно, "Солярис" - это жестокая книга. Жестокая по отношению и к героям, и к читателям. И это несмотря на то, что в ней нет рек крови и гор костей, как в каких-нибудь "терминаторах" и "апокалипсисах". Но нет в ней и "разгадки" в обыденном понимании этого слова, нет, если угодно, катарсиса. Бывший ученый Крис Кельвин в дальнейшем просто остается на станции ждать неясно чего, лишенный смысла и цели существования.
"Возможно, в этом заключается причина налета разочарования, наблюдаемого в отзывах некоторых критиков, - иронизирует Лем. - Они ожидали, что девушка, порождение океана, превратится в фурию, колдунью или ведьму и сожрет главного героя, в то время как черви и прочая гадость будут исторгаться из ее внутренностей".
И все-таки несмотря на определенный пессимизм Лема, выраженный в отношении как литературного, так и политического и общечеловеческого прогресса, в человеческий разум и науку он никогда не переставал верить. И брожения тех же "соляристов", за сотню лет несметными полчищами очаровывающихся и разочаровывающихся в предмете своего исследования и обожания, частью закостеневших педантов, отрицавших очевидное, а частью отправлявшихся по волнам воображения и питавшихся фантазиями вместо фактов, очень напоминают нынешний раздрай и шатания в лагере научников, чья работа не приносит немедленных "гор хлеба и бездны могущества".
В заметке "О "неопознанных летающих объектах"" Лем в свое время вывел строки, которые позволят многочисленным кельвинам еще долго жить и работать, не страшась бессмыслицы своего существования:
"...мировая наука как целое действует наподобие сита, отделяющего пшеницу от плевел: она правду видит, хотя и не скоро скажет. Суждения отдельных ученых, хотя бы и нобелевских лауреатов, хотя бы даже Эйнштейнов, сами по себе не имеют доказательной силы в науке. Они получают ее (то есть могут ее получить) лишь после многократных и тщательных проверок.
И как раз коллективный, внеличностный характер науки, та ее особенность, что процедуры познания, складывавшиеся столетиями, стоят выше любого индивидуального мнения, даже самого авторитетного, служат гарантией действительной объективности познания, и надежней этой гарантии ничего быть не может. Это не означает абсолютной непогрешимости науки, но означает нечто более важное: наука ошибается, однако в своем дальнейшем движении аннулирует собственные ошибочные утверждения. Говоря по-другому, наука как целое представляет собой систему с сильной тенденцией к самокорректировке. И обвинять науку в тупом, злонамеренном, демагогическом или диктуемом какими-либо иными посторонними соображениями отрицании фактов, которые являются ее кровью и воздухом, - значит не понимать ее основополагающих функциональных принципов".
Ссылки:
Официальный сайт Станислава Лема
Русский сайт Станислава Лема
Архив БВИ: Станислав Лем
Справка
Станислав Лем
Станислав Лем (Stanislaw Lem) родился 12 сентября 1921 года в городе Львове в семье ларинголога. Окончил II мужскую гимназию, в 1940-1941 гг., после оккупации Львова советскими войсками, изучал медицину в Львовском медицинском институте. Во время немецкой оккупации работал помощником механика и сварщиком в гаражах германской фирмы, занимавшейся переработкой сырья, и принимал участие в польском движении Сопротивления. В 1944 г., когда Советская армия повторно оккупировала город, продолжил обучение в медицинском институте. В 1946 г. Львов перестал принадлежать Польше, и Лем в рамках акции репатриации переехал в Краков, где начал учиться на медицинском факультете Ягеллонского университета (Wydziale Medycznym Uniwersytetu Jagiellonskiego). Он получил сертификат о завершении медицинского образования, но отказался сдавать последние экзамены, чтобы избежать карьеры военного врача.
Первая повесть Лема "Человек с Марса" ("Czlowiek z Marsa"), написанная еще в годы оккупации, появилась в еженедельном журнале "Nowy Swiat Przygod" в 1946 г. Его стихотворения и рассказы печатались в "Tygodnik Powszechny", "Zolniez Polski", "Kuznica" и других периодических изданиях. В 1951-ом была напечатана первая научно-фантастическая книга Лема - "Астронавты" ("Astronauci").
В 1973 Американское Сообщество Научных Фантастов (Science Fiction Writers of America) признало литературные достижения Лема, однако вскоре он был исключен из сообщества за критические высказывания по поводу низкого уровня американской научной фантастики. После исключения Лема Майкл Муркок и Урсула Ле Гуин в знак протеста потребовали и своей "отставки".
В 1982 г., после ввода военного положения в Польше, Станислав Лем уехал за границу (Западный Берлин, Вена) и там написал две свои последние научно-фантастические книги: "Мир на Земле" (Pokoj na Ziemi; 1987), и "Фиаско" (Fiasko; 1986-1987). Вернулся в Польшу писатель в 1988 г.
Станислав Лем - член Польской ассоциации писателей и почетный доктор Вроцлавского политехнического института, член PAU (Polska Akademia Umiejetnosci; 1994), лауреат многих национальных и зарубежных премий, в том числе Государственной премии ПНР (Polish state prizes; 1976), Государственной премии Австрии (Austrian State Prize for the European Culture; 1986), лауреат премии Франца Кафки, Кавалер Ордена Белого Орла (The Medal of the White Eagle; 1996), обладатель нескольких ученых степеней (Warsaw Polytechnic, Opole University, University of Lvov, Jagiellonian University). С 2000 года Станислав Лем являлся членом комитета "Польша 2000", действующего под протекторатом Польской академии наук. Писатель получил несколько польских и международных литературных наград (Polish state prizes, Austrian State Prize for the European Culture), орденов (The Medal of the White Eagle) и ученых степеней (Warsaw Polytechnic, Opole University, University of Lvov, Jagiellonian University).
Среди произведений Станислава Лема - стихотворения, научно-фантастические и психологические эссе, рассказы, повести, романы: "Магелланово облако" (Oblok Magellana; 1955; роман), "Неутраченное время" (1955; психологический роман), "Диалоги" (1957; книга эссе по философским проблемам кибернетики), "Эдем" (Eden; 1959; роман), "Вторжение с Альдебарана" (Inwazja z Aldebarana; 1959, рассказ), "Расследование" (Sledstwo; 1959; детективный роман), "Возвращение со звезд" (Powrot z gwiazd; 1961; роман), "Дневник, найденный в ванне" (Pamietnik znaleziony w wannie; 1961; роман), "Солярис" (Solaris; 1961; роман), "Выход на орбиту" (1962; книга эссе по проблемам космонавтики), "Верный робот" (Wierny robot; 1963; пьеса), "Непобедимый" (Niezwyciezony; 1964; роман), "Сказки роботов" (1963-1964), "Сумма технологий" (1964; книга эссе по проблемам эвристики и футурологии), "Семь путешествий Трурля и Клапауция" (1964-1965), "Кибериада" (1965), "Охота" (1965), "Высокий замок" (1966; автобиографический роман), "Голос Неба" ("Глас Господа"; Glos Pana; 1968; роман из серии "Контакт"), "Рассказы о пилоте Пирксе" (1968), "Философия случая" (1968; эссе о литературе), "Фантастика и футурология" (1970; монография в 2 томах), "Абсолютный вакуум" (1971; эссе), "Лунная ночь" (Noc ksiezycowa; 1976; пьеса), "Насморк" (Katar; 1976; роман), "Осмотр на месте" (Wizja lokalna; 1982; роман из серии "Ийон Тихий"), "Звездные дневники Ийона Тихого", "Из воспоминаний Ийона Тихого".
Ссылки:
Официальный сайт Станислава Лема
Русский сайт Станислава Лема
Архив БВИ: Станислав Лем
Дословно
Борис Стругацкий
Умер не просто писатель. Умерла целая эпоха в литературе, целая эпоха в фантастике XX века. Таких людей, как Лем, больше нет и, наверное, никогда не будет. Это был великий ум, замечательный остроумец, титанический эрудит и человек, с воображением которого не мог сравниться, на мой взгляд, в XX веке никто. Это было воображение Рабле и Свифта. Таких людей больше не рождается. Очень жалко, что мы потеряли этого человека. Очень жаль, что больше уже не надо ждать его новых вещей.
Радио "Свобода", 27.03.2006
Станислав Лем
(на вопрос журналиста "А как вы смотрите на будущее человечества? Вы совсем пессимист?")
Ну конечно, как человек, который прожил 84 года. Знаете, сначала предвоенная Польша, потом Советский Союз, потом немецкая оккупация, потом опять вошел Советский Союз, потом переселение в Западную Польшу, ну и потом необыкновенное, неожиданное возникновение независимого польского государства и большие надежды на то, как все будет прекрасно, а все рухнуло. Ну конечно, рухнуло, потому что 90 процентов политиков в Польше — идиоты. И такой климат в стране неприятный, что меня даже удивило, что народ как бы проснулся от того, что есть какая-то Украина, что народ там хочет реальные выборы. Если бы меня спросили об этом несколько месяцев назад, я бы сказал: "Да наплевать всем тут на это будет!" А вдруг все пишут "Ще не вмерла Україна" и так далее. Но я все равно большой скептик и не верю в то, что американцам удастся построить эту антинуклеарную, антиракетную систему на Аляске. Не верю, нет, они утопят там миллиарды долларов, это само собой, но им не удастся. Я не верю, что Путину удастся реконструкция империи, потому что история не может идти просто назад тем же самым путем. Надо привыкать к тому, что все переменяется.
Статьи по теме
Тайная жизнь Третьей планеты
Булычев не нагнетал страсти и не устраивал ежечасных битв с полубезумными монстрами - он просто старательно представлял, как обычный и хорошо известный нам человек будет вести себя в нечеловеческих обстоятельствах...
На кого направлен сумрак ночи
Парадокс заключается в том, что Лукьяненко оказывается на коне благодаря совершенно антилукьяненовскому фильму, а российская фантастика поселяется в сознании масс благодаря по сути фильму антифантастическому. Неясно, насколько четко осознается этот факт всеми участниками процесса. Антон в фильме получился действительно Иным. Он оказывается настолько мерзопакостным, что совершенно непонятно, как его вообще взяли в Светлые. Впрочем, и другие Светлые во главе с пресветлым Гесером такие отморозки, что разве канализация о них заплачет.
Шмон у писателей-фантастов: ищут средство связи с иными цивилизациями
В прошлую пятницу состоялся обыск в квартире известного писателя-фантаста Евгения Лукина. Иррациональные обстоятельства этого инцидента заставляют вспомнить не менее иррациональную историю 30-летней давности, связанную с прахом Ивана Ефремова...
Реальный свет
Вышел в свет очередной роман Уильяма Гибсона, отца-основателя жанра "киберпанк", изобретателя слова "киберпространство" и инициатора использования слова "матрица" в контексте, близком одноименному фильму. Новая книга, "Все вечеринки завтрашнего дня", подсказала критику Сергею Кузнецову, где расположено оптимальное место для чтения романов Гибсона.
Принц Глюк и принцесса Клея
Режиссера "Звездных войн" Джорджа Лукаса теперь вряд ли кто вправе обвинять в малодушии. В свое не слишком-то стройное, но грандиозное здание знаменитой саги он наконец решился вставить главный замковый камень и тем самым придать всему повествованию формальную замкнутость.
А завтра была война
И когда мать Анакина Скайуокера умирает на руках у двенадцать лет не виданного сыночка, она смотрит на него мутным взглядом и говорит: "Эни! Эни, сыночек, неужели это ты?.." - и по глазам ее видно, что она сейчас добавит: "Уау! Ну и стафф!" - но она не успевает, к сожалению. Умирает. От передозы, I guess.
Достоевский, фантастика и мертвецы: Записки из русской "Матрицы" (окончание)
Жизнь реальную уже не отличишь от надрывающей сердце и душу фантасмагории. Но для того, чтобы узнать о существовании Матрицы, нужно ее покинуть. Несколько вольно распоряжаясь наследием великого классика, Максим Борисов проводит некоторые параллели между романами Достоевского, компьютерным моделированием, кинематографом и современной фантастикой. Мы публикуем окончание этих заметок.
Достоевский, фантастика и мертвецы: Записки из русской "Матрицы"
"Прямо какая-то достоевщина", - говорят о жизненной коллизии, которую добрым словом-то никогда не назовут. Теперь у нас Достоевский бодро ковыляет по стране и миру, поглядывая на нас с экранов кинотеатров и со сводок новостей. Жизнь реальную уже не отличишь от надрывающей сердце и душу фантасмагории. Несколько вольно распоряжаясь наследием великого классика, Максим Борисов проводит некоторые параллели между "Записками из подполья", компьютерным моделированием и современной фантастикой.
Детектив для интеллектуала
Читателя ждет не хай-тековский кибердетектив, а скорее немного старомодная книга о вере, достоинстве и отчаянии. Читая Переса-Реверте, мы понимаем, что полвека прошло не зря: вместо немного абстрактной философской прозы мы получаем наполненную жизнью книгу, читателя которой вопрос "кто убил?" волнует куда больше вопроса "стоит ли убить себя?".
"Эффект бабочки": машина времени и Интернет
"Эффект бабочки" прочно ассоциируется не только с фантастической посылкой Эдварда Лоренца, но и с одним из самых знаменитых рассказов Рэя Брэдбери, который посвящен путешествиям во времени. Ученые-компьютерщики из Корнельского университета решили "перекинуть мостик" от атмосферных исследований и машины времени к сегодняшнему миру Интернета, транснациональных корпораций, терроризма и пандемий. Вопрос об "баттерфляй-эффекте" может быть перефразирован тогда следующим образом: "Может ли единственный "мессидж" по электронной почте из Бразилии вызвать поток необратимых событий в штате Техас?"
Инопланетяне теряются в шуме
Американскому исследователю из Мичиганского университета удалось выявить еще одну потенциальную проблему, которая, возможно, мешает нам наладить нормальную связь с внеземными цивилизациями. Новая работа, опубликованная в American Journal of Physics, носит наименование "Физические Пределы Связи, или Почему любая достаточно развитая технология неотличима от шума".
Королевский астроном, известный фантаст и принц пугают нас приближающимся апокалипсисом
Выдающийся британский ученый считает, что в настоящее время шансы близкого всемирного апокалипсиса стремительно возросли и составляют примерно 50 на 50. Впрочем, как-то сомнительно, что этот довольно пессимистический взгляд на окружающую нас действительность станет основой для букмекерских ставок.