Кир Булычев - экспериментатор и "халтурщик", учитель без пафоса, звезда советской фантастики без пошлости, непревзойденный мастер "безвредного" жанра.

Мир Булычева полон ненавязчивого юмора и неизменного благородства. Негодяи и злодеи в этом мире, кажется, только прикидываются таковыми, чтобы положительным героям (и нам вместе с ними) не приходилось скучать.

Оттенок "фантастичности", какой-то доброй сказки приобретало все, что хотя бы косвенным образом было связано с именем этого человека. И вот уже "Игорь Можейко" звучит не менее волшебно, чем это "чисто фантастическое" имя Кир, а загадочная Бирма становится средоточием тайн, ведомых одному только мэтру, как и его более обыденное местообитание, подходящее тоже, понятно, только одному мастеру - Институт востоковедения. Журналы, в которых появлялись его рассказы из цикла "Великий Гусляр" или про доктора Павлыша, окрашивали таким особым сиянием свои обложки - цвет, заметный лишь посвященным. И уже не пройдешь мимо старой пачки "Химии и жизни", "Знание - сила" или "Изобретатель и рационализатор" без того, чтобы полистать страницы в поисках полузабытой счастливой сказки.

Конечно, у самых серьезных товарищей Кир Булычев навсегда поселился в какой-то "безвредной" графе - что-то вроде "детской фантастики", то есть не настоящий, игрушечный солдатик. Булычев понимал, конечно, что часто пишет халтуру. Он говорил об этом совершенно откровенно еще тогда, когда "играл в игры" с читателями "Пионерской правды": когда дети всерьез воображали, что они пишут фантастические романы "про Алису" сами или хотя бы совместно с известнейшим писателем-фантастом. Он был очень снисходителен...

Кир Булычев упорно создавал свою собственную модель фантастики. Порой не сильно-то оглядываясь на предшественников и на более, возможно, удачливых, но и более беспринципных современников. Он хотел, конечно, учить своих читателей и в этом видел высшую роль литературы. Сам он решил начать с того, что взялся обучить невежд самым простым вещам - например, не гадить под себя. Экология, борьба за мир - все это для "халтурщика" Булычева было не "отжившим свое официозом", а самым главным содержанием всякого "развлекательного" на первый взгляд романа. Когда его спрашивали, как он трактует понятие "философская фантастика", он смиренно отвечал, что такое понятие ему неизвестно, а вот что такое "социальная фантастика", он хорошо понимает и этим сам занимается.

Широчайшая известность Булычева - факт скорее парадоксальный, чем закономерный, он всегда, в общем-то, был не ко двору. Когда те, кто понимал, "как надо", писали про невиданные машины и великие свершения, Булычев казался слишком "человечным", он отправлял своего читателя в какую-то неведомую российскую глубинку, где, судя по его рассказам, и происходили самые главные и вполне обыденные чудеса, недоступные нам, обитателям скучных мегаполисов. Помнится, названия его сборников были вполне даже вызывающими в этом смысле - "Люди как люди", "Умение кидать мяч", или цикл рассказов "Девочка, с которой ничего не случится" из знаменитой "Библиотеки современной фантастики". А теперь представьте такое вот "непродажное" название на современных целлофановых развалах...

Булычев ставил эксперименты, которые, кажется, не ставил больше никто из советских фантастов. Его герои оказывались в совершенно неведомых ситуациях... и после этого просто жили своей обычной жизнью, ничего особо фантастического больше не происходило. Любили, когда любить было невозможно ("Снегурочка"), или не слишком-то героически умирали и дичали, потерпев крушение на чужой планете ("Перевал").

Пожалуй, не так-то легко вспомнить какое-либо серьезное "фантастическое изобретение" Булычева, только огромное количество юмористических идей, часть из которых с помощью кинематографа не только разнеслась среди нашего народа ("Правый хвост длиннее!", "Птица Говорун отличается умом и сообразительностью!", "Официант, четыреста граммов валерьянки и салат!", "Алиса, миииееелооофон!"), но и, кажется, послужила основой сюжетов некоторых западных боевиков.

Пафос и книги Кира Булычева - вещи совершенно несовместные. Отсутствие пафоса - это ведь, в сущности, признак ума и хорошего вкуса. Тем не менее, столь пронзительных ощущений одиночества, оторванности от всего и вся, как это было во вполне такой "доброй" книжке со вполне таким нейтральным названием "Перевал", трудно еще припомнить... Булычев не нагнетал страсти и не устраивал ежечасных битв с полубезумными монстрами - он просто старательно представлял, как обычный и хорошо известный нам человек будет вести себя в нечеловеческих обстоятельствах...

Ссылки:
Официальная страница Кира Булычева
Что-то вроде апологии - Сергей Бережной
Через тернии к зрителю - Московские новости
Кир Булычев в Библиотеке Мошкова