Верховный суд внес в Госдуму проект закона "О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации по вопросам подсудности уголовных дел".

Законопроектом предлагается внести в статью 35 УПК дополнительное основание изменения территориальной подсудности - "если имеются обстоятельства, которые могут поставить под сомнение объективность и беспристрастность суда при принятии решения по делу".

По мнению ВС, имеющиеся на сегодняшний день основания изменения подсудности являются недостаточными. Таковыми признаются, во-первых, случаи, когда все судьи данного суда принимали участие в производстве по рассматриваемому делу и, во-вторых, когда не все участники судопроизводства по делу проживают на одной территории, при том что другие участники не возражают против изменения территориальной подсудности.

Поясняя необходимость расширения оснований изменения подсудности, ВС ссылается на позицию Европейского cуда по делу "Игорь Кабанов против РФ" (постановление от 3 февраля 2011 года). Дело это весьма специфическое. Адвокат Кабанов вступил в конфликт с руководством Архангельского областного суда, под давлением которого был лишен статуса адвоката. Попытки обжаловать в суд решение областной адвокатской палаты провалились, поскольку дело рассматривалось районным судом, фактически подчиненным областному (иначе по закону и быть не могло), а решение райсуда было обжаловано в тот же областной суд, председатель которого был по данному делу явно заинтересованным лицом. ЕСПЧ признал нарушенной статью 6 Конвенции: "Учитывая, что председатель фактически возбудил дисциплинарное разбирательство против заявителя и в соответствии со своими организационными и управленческими функциями определил состав суда и передал ему дело, Европейский суд не может согласиться, что с объективной точки зрения имелись достаточные гарантии, чтобы исключить любое законное сомнение в беспристрастности со стороны суда".

Проблема действительно есть. Но предложенный ВС способ ее разрешения категорически неприемлем. Там, где достаточно было отодвинуть одну штакетину, предлагают снести весь забор. Таковым, ограждающим независимость и беспристрастность правосудия от вмешательства исполнительной власти и других сил, служит "право на своего судью". Оно сформулировано в статье 47 Конституции: никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом. Поэтому допустимые случаи изменения законной подсудности должны быть четко и недвусмысленно определены законом, исключая любую возможность свободной интерпретации. Это как раз тот вопрос, по которому судейское усмотрение должно быть исключено.

То, что предлагается Верховным судом, сводит на нет эту важную конституционную гарантию. "Обстоятельства, которые могут поставить под сомнение объективность и беспристрастность суда при принятии решения по делу" - это оценочная категория, что в российских условиях приведет к политически или иначе мотивированным произвольным решениям.

Хочу сказать об историке Арсении Рогинском как о правозащитнике. И как о политике.

Вчера на прощании звучало в нескольких выступлениях, что Арсений Борисович был великий гуманитарий, ученый, строитель "Мемориала", но что правозащитником в буквальном смысле он себя не считал и даже относился к маркированным правозащитникам несколько иронично. Без зла, конечно, но со стороны. И, дескать, потому (этого я не слышал сегодня, но не раз слышал раньше) и был образован в "Мемориале" отдельный правозащитный центр - для буйных. Но это не так, я думаю.

Действительно, Рогинский не вел прием граждан, пострадавших от различных властей, не рвал рубаху на митингах в защиту политических и гражданских свобод. Только ведь честная работа историка, раскрытие исторической правды - это необходимая часть защиты прав человека. И не только права на информацию. Это и защита права на историческую память, возвращение народу и человечеству его прошлого. Иметь свою историю - такое же право, как иметь жилище, свободу слова, личную автономность и правосубъектность.

И власть традиционно преследовала не обслуживающих ее историков, потому что исторической правды она страшится не меньше, чем правды о себе самой настоящей. Поэтому тоталитарный советский режим преследовал и тех, кто издавал "Хронику текущих событий", и тех, кто изучал и публиковал исторические материалы, причем не только о большевиках и сталинизме, но и обо всем в российской, да и не только в российской, истории, о чем имелось официальное "единственно правильное" мнение, о чем был сформирован миф, выгодный режиму. Так сталинский деспотизм и советский империализм, в рамках созданного трудами придворных и дворовых историков мифа, канонизировали Александра Невского, Ивана Грозного и Петра I, мифологизировали декабристов и народовольцев.

В последнее время навязывается иная официальная версия российской истории, в чем-то совпадающая со сталинской, сочетающая ее с лубочной версией "святой Руси". В каком-то смысле перекраивание истории в собственных интересах при коммунистах было хотя бы откровеннее, недаром весь курс российской истории начиная с Рюрика именовался историей СССР. Нынешние пока не столь откровенны, но уже приняты законы об уголовной ответственности за "распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР в годы Второй мировой войны" (до 3 лет лишения свободы) и за "распространение выражающих явное неуважение обществу сведений о днях воинской славы и памятных датах России, связанных с защитой Отечества". Вдобавок, когда речь заходит о "благолепии", историк рискует попасть под "оскорбление чувств верующих", тоже уголовная статья.

Так что ремесло историка вновь становится опасным. И нападали ряженые патриоты не на правозащитный центр, а на участников мемориальской программы по отечественной истории для школьников. Настоящая история - это "ворованная история" (как настоящая поэзия, по Мандельштаму, "ворованный воздух", а разрешенная поэзия - мразь). Свободный историк - вор, в старорусском смысле этого слова, то есть государственный преступник.

Отсюда вторая тема. Рогинский - настоящий историк, значит, он правозащитник. А раз он правозащитник, значит, он политик. И политик не только потому, что занимался историей "без разрешения". Он вел правозащитную деятельность (вел в смысле направлял) именно как политическую. Но политическую не в том убогом смысле, который придает ей нынешний режим, считающий политикой удержание власти и отпихивание оппонентов ногами. И не в смысле размахивания перед властью красной тряпкой. Как правозащитник он был идеально переговороспособен. И умел разговаривать с властью на равных. Но дело не только в этом. Сколь ни затерто выражение "гражданское общество" (а его противниками оно затерто и затаскано вполне умышленно), Рогинский - проводник подлинного гражданского общества.

Не всем нравилось, что Рогинский вывел "Мемориал" в открытое море политики, а не ограничился раздачей гуманитарной помощи потомкам жертв репрессий.

Правительство внесло в Госдуму законопроект "О государственном контроле (надзоре) и муниципальном контроле в Российской Федерации". Законодатели, мысля антиутопически, готовятся ввести тотальный контроль надо всем, что еще недостаточно упаковано, не полностью прозрачно или трепыхается.

Начинается закон с гигантского перечня разнообразных проверок, имеющих свои особенные процедуры. Забавно, что перечень того, на что закон не распространяется, помещен в самом законе, а то, на что распространяется, находится в приложениях. Из них выясняется, что существует еще более двухсот видов и подвидов федерального, регионального и муниципального контроля.

Принимается новый закон для контроля за соблюдением неких "обязательных требований" для граждан и организаций.

Если государство признает что-то обязательным, то вводит эту обязанность (запрет, ограничение, обусловленность) законодательно, определяя и последствия для нарушителей. Более того, существует федеральный закон "Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации", принятый в 2016 году, - закон абсолютно неправовой. Но как ни плох закон о профилактике (а плох он превентивными ограничениями прав граждан, ничем не погрешивших, но "склонных" к совершению правонарушений), все же понятно, о чем он. Новый же закон о контроле принимается не вместо закона о профилактике, а помимо него. Читая его, трудно отвязаться от мысли, что этот контроль простирается и в надземные, и в загробные пространства.

Об "обязательных требованиях" в законопроекте сказано, что это "условия, ограничения, запреты, обязанности, устанавливаемые и предъявляемые к осуществлению гражданами и организациями предпринимательской и иной деятельности... установленные в целях защиты охраняемых законом ценностей... Юридическую силу обязательных требований имеют также документы, не являющиеся нормативными правовыми актами (в частности, документы по стандартизации, документы, разработанные самими гражданами и организациями, в том числе учредительные документы организаций), если обязанность соблюдать положения указанных документов предусмотрена законодательством".

Вот пример. По закону "О свободе совести и о религиозных объединениях" государство "уважает внутренние установления религиозных организаций", каковые установления закреплены в их зарегистрированных Минюстом уставах. Уставы же эти, помимо обычных для всех юридических лиц положений, отсылают к высшим авторитетам, священным писаниям и преданиям. Это могут быть разные сверхъестественные материи, цели и задачи - например, попадание в конечном итоге верных - наверх, а всех прочих - в геенну огненную. Вот вам и "обязательные требования". Полиция защищает святое православие, а патриархия вроде бы и ни при чем.

Такими грациозными юридическими телодвижениями авторам законопроекта удается обхитрить Конституцию. Ведь права и свободы могут быть ограничены только федеральным законом. Так вот вам федеральный закон о том, что ваши права могут быть ограничены чем угодно, вплоть до правил Трапезундского собора. И возникающая в этом контексте полиция нравов - лишь небольшая часть тех репрессивных возможностей, которые открываются законом "о контроле вообще".

Список видов контроля в приложениях к законопроекту охватывает дай бог десятую часть запретов и обязанностей, которые можно выудить из 6686 действующих сегодня федеральных законов. Законодатели, надо полагать, решили не выкладывать все разом, а обеспечить работой будущие поколения депутатов.

Но и уже заготовленного контроля хватает с головой. Вряд ли найдется лицо, подпадающее одновременно под контроль за картографией, за производством презервативов, за архивным делом и пробирной палатой. Но и на отдельно взятого человека, не говоря уж об организации, контролеров будет достаточно. Стоит представить себе нашествие проверяющих поочередно, а то и одновременно, соблюдение законодательства об НКО, о защите детей от информации, о защите интеллектуальной собственности. Инспектирующих обработку персональных данных и потребление табака, перевозку пассажиров и багажа легковым такси и, само собой, надзирающих "за деятельностью организаторов распространения информации в информационно-телекоммуникационной сети Интернет".

При этом заботливое правительство предписывает, что при осуществлении контроля "степень вмешательства в деятельность граждан и организаций не должна быть чрезмерно обременительной". То есть обременительной, но не чрезмерно. Никаких излишеств. Законопроект предусматривает всего лишь осмотр, досмотр, видеонаблюдение и фотофиксацию, опрос, сбор информации, получение объяснений, инвентаризацию, экспертизу, отбор проб, истребование и изъятие документов... Ни тебе дыбы, ни испанского сапога. Как в басне: "Всего-то придет с них с сестры по шкурке снять, да и того им жаль отдать".

Правда, тут же указано, что особо цацкаться с правами человека контролеры не будут: "Принцип недопустимости злоупотребления правом означает, что при организации и осуществлении государственного контроля... граждане и организации не могут пользоваться своими правами в целях необоснованного уклонения от проведения в отношении них государственного контроля".

А чего, собственно, бояться честным советским людям?

В Думу внесен законопроект "Об осуществлении представительства сторон в судах и о внесении изменений в отдельные законодательные акты", запрещающий быть представителями в суде гражданам, не имеющим высшего юридического образования. Внесен из самых, по словам авторов, благих побуждений. Только слабо верится в искренность заботы о гражданах, лишенных квалифицированной юридической помощи.

Полный запрет представительства в суде для всех, кроме юристов, уже имеется с 2015 года в Кодексе административного судопроизводства (КАС), регулирующем судопроизводство по делам о так называемых публичных правоотношениях (по КАСу рассматриваются теперь споры между гражданами и государством, обжалуются нормативные акты и пр.). То же предлагается теперь распространить на все гражданские дела и на производства по административным правонарушениям, то есть на ГПК (его оставшуюся после выделения КАС части) и КоАП.

Действительно, Конституция гарантирует каждому право на получение квалифицированной юридической помощи. Но нигде в ней не говорится об обязанности эту помощь получать. Государство обязано обеспечить право для тех, кто желает им воспользоваться. Если же истец или ответчик в гражданском споре хочет, чтобы его интересы представлял дядя Петя с высшим космическим или физкультурным образованием или вовсе без какого-либо высшего, - это на сегодняшний день свободно решает сам истец или ответчик, и всегда так было с незапамятных советских и досоветских времен. Теперь же этому намерены положить конец.

При этом бесплатных квалифицированных услуг по гражданским делам как не было, так и не будет, законодатель не предусматривает. Пока законопроект не принят, любой прикованный к креслу инвалид вправе иметь представителем в суде родственника, друга. Лишая его такой возможности, государство вообще лишает его доступа к правосудию.

Не лучше и с КоАП. Старушка, например, которую обокрали. Сегодня по делу о мелком хищении (до 1000 рублей) представителем потерпевшей может быть любое лицо. Завтра, если проект поддержат, представителя у старушки не будет вообще.

Такая стерилизация ГПК и КоАП неизменно повлечет "приведение в соответствие" и уголовного процесса. До 2002 года по УПК РСФСР защитником мог быть любой человек по выбору обвиняемого. В действующем УПК удалось сохранить общественного защитника только "наряду с адвокатом", а по делам, рассматриваемым мировыми судьями, - и без адвоката. Если по КоАП смогут выступать только юристы, общественных защитников не будет и по УПК, так как потребность в квалифицированной помощи обвиняемых в преступлениях выше, чем привлеченных за проступки. УПК поправить нынешней Думе - глазом не моргнуть. А следом неизменно возникнет вопрос о праве обвиняемого на отказ от защитника вообще, если обвиняемый не имеет высшего юридического образования. Чтобы защитить его "право на квалифицированную помощь", к нему будет приставлен адвокат по назначению, превращенный в "адвоката по принуждению". Собственно, сейчас так и есть, кроме дел по особо тяжким преступлениям, да и то не по всем.

Суть в том, что более 65 % уголовных дел рассматривается сейчас в особом порядке: обвиняемый признает вину, судебное следствие не проводится, обсуждается только размер наказания, но участие адвоката обязательно. Эта имитация судопроизводства устраивает всех, включая обвиняемого. Прокурору не надо ничего доказывать, суд не забивает себе голову материалами дела, а адвокат "присутствует", как понятой. И тут без разницы, по соглашению или по назначению работает адвокат.

Изгнание из суда не-юристов - одно из последних звеньев в процессе бюрократизации суда. Плохо это не только тем, что прямо бьет по тем, чьим правом на юридическую помощь эти поправки мотивированы. Это удар по правосудию в целом. Суд - это институт гражданского общества, призван быть таковым. С элементами государственности - но гражданский институт. Между тем в России с начала 2000-х идет планомерное сокращение гражданского участия в судопроизводстве, каковое гарантировано статьей 32 Конституции: "граждане Российской Федерации имеют право участвовать в отправлении правосудия". По очень небольшой части уголовных дел действует у нас суд присяжных, буквально по нескольким статьям. И это все. Все прочие уголовные дела рассматриваются судьей единолично. Есть еще право на рассмотрение ряда дел коллегией из трех профессиональных судей (профессиональный судья в кубе). По гражданским же делам - одни профессионалы в гордом одиночестве, совещающиеся сами с собой "на месте", по инерции. А между тем именно гражданский процесс является основным видом судопроизводства, уголовный же - это специальная и исключительная форма суда.

Народных заседателей истребили полностью, под традиционную песенку о "кивалах". Тогда как время "кивал" (но не народных заседателей!), в начале 2000-х уходило в прошлое: был принят хороший закон о народных заседателях, по которому выбирать их должны были путем случайной выборки, как присяжных (а не как в Союзе - ветеранов труда на партсобраниях, таких, которые всю жизнь кивали). Из ГПК и УПК удалили представителей общественности, трудовых коллективов, отказались от поручительства общественной организации как одной из мер пресечения, альтернативных лишению свободы. Суды стали закрытыми. Войти в помещение арбитражного суда в большинстве регионов разрешается только сторонам по делу. Да и в прочие суды часто не пускают, требуют назвать, по какому именно делу человек пришел в суд. Теперь вот добрались до представителей. Скоро без юридического образования в суд и пускать перестанут. А по Конституции ведь разбирательство дел во всех судах открытое.

Внес законопроект депутат Павел Крашенинников с несколькими другими членами возглавляемого им комитета по государственному строительству и законодательству. Депутат Крашенинников - бывший министр юстиции, пришел в Думу в 2000 году как член СПС. Когда же, начиная с четвертой Думы, демократических фракций не стало, он прочно осел в "Единой России". Кстати, и народных заседателей в 2002 году из ГПК выкинул он, уже после того как рабочая группа нового ГПК решила заседателей оставить. Добившись возвращения проекта к процедуре второго чтения, Крашенинников закопал в большую кучу технических поправок маленькую, в одну строчку, поправку - статью такую-то исключить... Никто не возражал, против не голосовал, принимали в спешке, в последний день перед каникулами, никто поправки не сверял, о чем, дескать, эта статья... А в сентябре они проснулись (ведь многие были за сохранение заседателей) - а уже на дворе новый ГПК, без заседателей. Дума голосовала единогласно. Не хотелось бы, чтобы с представительством в суде повторилась та же история.

Человек в представлении бюрократии - это учетная единица, особенно если он вышел из колонии с повешенным на него административным надзором. Даже термины изобретены - подучетный, поднадзорный.
В СССР система административного надзора за бывшими з/к работала как часы. В постоветской же России в течение двадцати лет надзора не было и вышедший за ворота зоны "по звонку" мог, как и все, жить своей жизнью. Только в 2011 году появился закон, восстанавливающий надзор за освобождаемыми, если они показали себя злостными нарушителями, а также за теми, кто, отбыв наказание по тяжким и особо тяжким статьям, совершает по два раза в год такие правонарушения, как хулиганство, употребление наркотиков, неповиновение законным требованиям.
Есть две точки зрения на административный надзор. Одни считают его защищающим общество от эксцессов, другие же - повторным наказанием за одно и то же преступление, что запрещено Конституцией. Первые, понимая, что правы последние, пошли на хитрость: постановку под административный надзор включили не в УПК, а в ГПК (а затем в выделенный из ГПК Кодекс административного судопроизводства). Дескать, раз это у нас судопроизводство не уголовное, а гражданско-административное, то и вопрос о повторном наказании ставиться не может.
Как и любой репрессивный институт, административный надзор имеет тенденцию к росту, основания для его назначения постепенно расширяются, охватывая новые категории освобождаемых.
Об этом - принятые недавно Думой в третьем чтении дополнения в закон "Об административном надзоре за лицами, освобожденными из мест лишения свободы", относящие к поднадзорным всех отбывших наказание по "террористическим" и "экстремистским" статьям. Надзор же состоит в запрете на несколько лет посещения определенных мест, участия в массовых мероприятиях, выезда за пределы населенного пункта, а также в обязательном пребывании дома в ночные часы. Суд вправе назначить одно или все перечисленные ограничения, но обязательной для всех поднадзорных является явка в полицию от одного до четырех раз в месяц.
До сего времени полиции затруднительно было применять закон об административном надзоре к освобожденным, не имеющим никакого места жительства, и таким образом бездомные избегали должного полицейского попечения.
Законодатель озаботился их судьбой. Конечно, депутатам и в страшном сне не привиделось бы обязать государство как-то обеспечить бездомных крышей над головой. Денег нет. Зато теперь поднадзорные бездомные закреплены, так сказать, каждый под своим забором. Подзаборные поднадзорные не вправе покидать "место фактического нахождения", каковым по новому закону считается муниципальная единица. В выборе места обитания такой бродяга обладает полной свободой. Хочешь - Северное Бутово, хочешь - Южное, но уж за пределы его
ни-ни.
Трудность определения точных границ муниципальных образований авторов закона не смутила. Наверное, для удобства надзора надо было предусмотреть проведение между районами демаркационной линии, но это дело будущего.
И еще одна поправка: полиции разрешено не входить, как раньше, а "проникать" в жилище поднадзорного. Так что если вы, господа экстремисты, оказавшись временно на свободе, обнаружите среди ночи под кроватью жандарма, кричать не надо.

"В период проведения призывных кампаний в 2016 году военные комиссариаты не смогли оповестить о явке на мероприятия, связанные с призывом на военную службу, более 110 тыс. призывников, что составляет почти 36% от количества граждан, призванных на военную службу". Это из пояснительной записки к законопроекту, призванному покончить со столь массовым пренебрежением священным долгом.

Процент смотрится эффектно: еще бы - каждый третий! Но, чуть вглядевшись, понимаешь, что 110 тысяч не получивших повестки на мероприятия, связанные с призывом, - это не жуткий недобор солдат и не срыв плана призыва. В 2016 году план был выполнен и перевыполнен. Главное организационно-мобилизационное управление (ГОМУ) Генштаба ВС РФ уже не первый год жалуется на избыток желающих служить, что потребовало уже перехода к более строгим критериям отбора.

Несмотря на это, свистопляска вокруг призыва продолжается. Свидетельство тому - законодательная инициатива, поступившая в начале мая из верхней палаты в нижнюю.

Проект закона называется "О внесении изменений в статьи 8 и 31 Федерального закона "О воинской обязанности и военной службе" в части совершенствования порядка оповещения граждан о явке на мероприятия, связанные с исполнением воинской обязанности". Внесен он Виктором Озеровым, 20 с лишним лет возглавляющим комитет Совета Федерации по обороне и безопасности; к Озерову присоединились несколько других членов комитета.

Известно: чтобы взять человека на крючок, надо всучить ему повестку. Пока что действует традиционная процедура оповещения - повестка вручается призывнику лично, под расписку. Вручается сотрудником военкомата, а по месту работы или учебы - через администрацию.

Проект содержит новые технологии. Предлагается, во-первых, если призывника нет дома, вручать, опять же под роспись, повестки его "уполномоченным представителям". При этом кто это такие, не уточняется. Есть законные представители у несовершеннолетнего, но призыву-то подлежат граждане, уже достигшие 18 лет. Взрослый человек может иметь представителей по доверенности, нотариально заверенной. Но трудно себе представить граждан призывного возраста, желающих выдать кому-то доверенность на получение повестки. Все же прочие, открывшие гонцу дверь, будь то родители, бабушки, дедушки, девушки, соседи или племянники, никакими уполномоченными представителями не являются.

Во-вторых, предлагается присылать повестку почтой, заказным письмом с уведомлением о вручении, и вручать ее призывнику или таинственному "уполномоченному представителю". За отказ принять повестку и расписаться авторы проекта грозят привлечением к ответственности по уголовной статье об уклонении от военной службы. Но кого и за что? Если призывник сам скажет "а на фига?", тогда понятно. Но если не расписалась якобы уполномоченная бабушка, кого будут сажать по 328-й за уклонение? Бабушку, внука или обоих?

Далее. По существующему порядку повестка, врученная с опозданием, после указанной в ней даты явки, считается недействительной. И военком в тщетной попытке изловить беглеца, матерясь, выписывает другую. Генералы-сенаторы изобрели военную хитрость. Граждане, подлежащие призыву на военную службу, - пишут они в законопроекте, - получившие повестки, направленные по почте, после указанных в них дат явки... обязаны в течение трех рабочих дней со дня вручения повестки самостоятельно явиться в соответствующий военный комиссариат для получения повестки. Получается, направлять заведомо запаздывающие повестки даже выгоднее: призывнику, имеющему по проекту три дня на выбор, труднее будет отговориться уважительной причиной.

Все это лишь отблеск давней мечты ГОМУ об общей обязанности всех "мочащихся к стене" являться в военкомат вообще без повесток.

Наконец, самый интересный способ борьбы с уклонистами: Озеров и компания догадались слать повестки по электронной почте, для чего в перечень сведений о гражданине, подлежащем призыву, включается, по законопроекту, его электронный адрес. По умолчанию признается, что отправленная таким образом повестка будет считаться полученной, а неполучение, если таковое случится, еще придется доказать.

Написали: "Повестка гражданину может направляться в электронном виде на электронный адрес". Что из этого следует? Обязанность иметь электронную почту? Обязанность читать ее, если имеешь? С какой периодичностью? И есть ли у каждого гражданина РФ призывного возраста айфон, айпад или десктоп?

И к чему вообще весь этот сыр-бор с повестками, если никаких проблем с призывом давно нет?

Угроза принудительного призыва - давнее средство военно-полицейского давления на человека. Более полицейского, чем военного. Авторы законопроекта и не скрывают его подлинной направленности: В целом реализация указанного проекта федерального закона позволит сократить количество граждан, уклоняющихся от исполнения воинской обязанности, и повысит эффективность работы по привлечению их к ответственности.

Бывает, что представители обособленной корпорации используют свой кодовые словечки, специальное произношение обычных слов. Так, тюремщики говорят "осУжденные", а военкоматчики - "прИзыв". Отличие прИзыва от призыва в том, что по призыву - это когда вежливо вручили повестку, провели комиссию, признали годным, направили на военную или альтернативную службу; или же признали негодным, выдали военный билет. А прИзыв - это когда устраивают засады, сидят в кустах, рвут заявление на альтернативную службу. Когда звонят на рассвете в дверь и в глазок виден человек в кальсонах, кричащий "у вас течет, у нас потолок протекает!" - а оказывается, что он принес повестку. ПрИзыв - это когда тех, кто хочет в армию, оставляют дома, а тех, кто не хочет, тянут туда силком.

МВД выложило на общественное обсуждение проект приказа о дополнениях в перечень судебных экспертиз. Проект предполагает поставить психофизиологическую экспертизу с помощью полиграфа (так называемого детектора лжи) в ряду традиционных видов экспертизы.

Уже давно эти манипуляции пытаются утвердить в юридическом поле. Но пока на нормативном уровне это ограничивалось правоохранительной службой - проверкой при поступлении на работу в полицию, ФСБ, службы пожарной и государственной охраны и другие подобные органы. В уголовном судопроизводстве полиграфа не было и по сей день нет, хотя то там, то здесь появляются дикорастущие психофизиологические экспертизы, проведенные по желанию обвиняемых, потерпевших или свидетелей.

Однако если суд первой инстанции принимал такие экспертизы как доказательства, то в случае обжалования приговора их, как правило, вычищали в высших судах как недопустимые. Например, в апелляционном определении от 29 января 2014 года по делу Александрова и Митрофановой Верховный суд РФ отверг выдвинутые защитой осужденных результаты их проверки на полиграфе, указав, что таковые законом не предусмотрены, не являются доказательством факта и не могут быть представлены в качестве такового коллегии присяжных.. Но правоохранительные органы не отступают и настойчиво продвигают полиграф, прежде всего в уголовный процесс.

Как известно, исследование на полиграфе нацелено на проверку правдивости испытуемого через оценку стабильности его дыхания, работы сердца, состояния кожных покровов и других телесных реакций. Предполагается, что оператор, опираясь на полученный из машины результат, может установить, лжет человек или нет.

Но люди-то разные. Кто, где и как установил критерии нормальности их психофизиологических реакций? Какой отклик организма на тот или иной вопрос однозначно свидетельствует о правдивости? Как может эксперт, даже прошедший специальное обучение, понять особенности человека, которого он видит первый раз и о котором способен судить только по приблизительным усредненным показателям? Даже если не брать в расчет то немаловажное обстоятельство, что "специалист по выявлению скрываемой информации" (как он именуется в некоторых документах) будет работать вместе с другими экспертами-криминалистами в подразделениях полиции и будет столь же зависим от общего с оперативниками и следователями полицейского начальства. Оспорить же результаты исследования вряд ли будет возможно - предмет его нематериален.

Говорят, метод пока не совершенен. Но сколько бы он ни совершенствовался,. изобрести прибор, способный безошибочно различать правду и ложь, в принципе невозможно. Сам человек зачастую не в состоянии отличить правду от лжи, которые не лежат на отдельных полочках, а смешаны в его голове. И даже применительно к фактам - было или не было - могут быть совершенно искренние противоположные представления. Так, верующий уверен, что видел богоматерь, а скептик твердо убежден, что это была галлюцинация. Убийца искренне уверяет, что убитый первый замахнулся на него топором, а свидетель добросовестно утверждает обратное. Свидетель говорящий неправду, будучи воодушевлен благой, по его мнению, целью оправдать близкого ему человека, может быть более уверен в себе, чем свидетель, безразличный к делу и отвечающий неуверенно из-за непонимания того, что, собственно, от него требуется. Таких примеров можно привести сколько угодно.

Поставить бы перед дипломированным специалистом задачу протестировать на его полиграфе каждого из братьев Карамазовых на предмет убийства отца. Вполне вероятно, что подозрение пало бы на Алешу, как более других взволнованного и сложнее организованного, чем другие братья.

Еще в 1995 году один из авторов Концепции судебной реформы профессор Александр Ларин писал: "Применение нетрадиционных методов сомнительно, необоснованно, так как организм человека еще мало изучен, чтобы делать выводы о закономерностях взаимосвязей фиксируемых физиологических процессов и внутренних переживаний, недоступных приборам". Если с тех пор что и изменилось, то в сторону еще большего признания наукой неизученности человеческого мозга, сложности психических и физиологических взаимосвязей.

Несколькими годами позже на конференции по судебной реформе Ларин высказался еще резче: "В последние годы участились попытки компенсировать низкий профессионализм следователей и работников милиции внедрением в практику расследования приемов, связанных с использованием иррационального. Предлагаются допросы под гипнозом, применение "детектора лжи" (полиграфа), привлечение к расследованию экстрасенсов, гадалок, лозоходцев, использование в качестве экспертов собак ("одорология"), и т.п. Подобные ухищрения не только отвлекают силы и средства, достойные лучшего применения, но и приводят к следственным и судебным ошибкам. Настала пора установить в уголовно-процессуальном законе запрет приемов, ориентированных на использование иррационального, подсознательного, лишенных надежного естественно-научного обоснования. В законодательстве Германии и Польши такие запреты есть". Запрещены детекторы лжи и в большинстве штатов США.

Россия же поддерживает "традиции" и развивает их, идя в ногу с прогрессом. Столь же "научные" методы получения доказательств назывались на Руси подноготной правдой. И правдой подлинной. По Фасмеру "при судебной расправе били "подлинниками" - длинными палками, чтобы выпытать правду". Полиграф есть продолжение пыток "гуманными методами". И в прежние средние века, и в средние века нынешние заплечных дел мастера обслуживали и обслуживают ту же этатистскую идею, будто бы правосудие само по себе с его интересами оправдывает любое покушение на личность, на ее телесную и психическую целостность. При этом, хотя декларируется поиск истины, определение такими методами заведомо невозможно. Под пытками, включая психологические, сознается во всем и преступник, и ни в чем не повинный подозреваемый.

Полиграф, конечно, не пытка в обычном смысле слова - сторонники этого метода даже противопоставляют его "выбиванию показаний". Да, это не выбивание, а вытягивание саморазоблачения из человеческого естества.

Но сомнительность результата государственно мыслящих деятелей не смущает, лишь бы работала мясорубка правосудия, лишь бы изыскивалась "истина", удостоверенная приговором, вступившим в законную силу.

Надеяться, что полиграф защитит невиновных, особенно здесь и сейчас, в высшей степени наивно. Наверное, если использование этой штуки будет полностью легализовано, общественности предъявят пару оправдательных приговоров. Но и в целом, и в частностях на обвинительный уклон и инквизиционный характер судопроизводства полиграф может повлиять только в худшую сторону. Манипулировать детектором лжи опытным людям, то есть следователям и криминальным авторитетам, не составит труда. А если выводы такой экспертизы окажутся невыгодны обвинению, тогда и следствие, и суд всегда найдут повод для повторного исследования - вплоть до нужного им результата.

У Юрия Олеши в черновиках пьесы "Смерть Занда" хиромант определяет, что у героя "рука убийцы". Герой, он же автор, действительно из ревности думает об убийстве, но убийство им соперника если и может случиться, то лишь в мыслях, то есть именно в той сфере, куда внедряют полиграф. Если предположить, что соперник по какой-то иной причине оказался бы убитым - куда бы завел следствие полиграф?

Когда "некоторые фарисеи из среды народа" сказали Иисусу: "Учитель! запрети ученикам твоим!" - он сказал им в ответ: "Говорю вам, что если они умолкнут, то камни возопиют". В отличие от Христа, депутат Госдумы Яровая и член Совета Федерации Озеров испытывают непреодолимую тягу к запретам: помимо прочих говорунов, уже в основном запрещенных, запретили и религиозную пропаганду - и ученикам, как того требовали фарисеи, и учителям. А чтобы не тревожить понапрасну чувства верующих, склонных к самосожжению, антирелигиозный закон протащили под вывеской укрепления борьбы с терроризмом. Уже после принятия проекта в первом чтении в него, наплевав на все парламентские процедуры, впихнули целый блок изменений закона "О свободе совести и о религиозных объединениях", о чем в первом чтении и речи не было. Религиозники и рта открыть не успели. На что и был расчет. Не при делах оказался и профильный комитет Госдумы по делам религиозных организаций, в который антимиссионерские проекты регулярно вносились с 1994 года и отвергались в силу слишком откровенного противоречия Конституции и неопределенности понятия "миссионерская деятельность".

В законе, в его антирелигиозной части, два основных сюжета. Это, во-первых, регламентация "миссионерской деятельности", во-вторых - расширение требований обязательной самоидентификации религиозных объединений. Второе зловреднее первого.

Религиозные организации и прежде были обременены обязанностью указывать в выпускаемых ими изданиях, аудио- и видеоматериалах свое полное официальное наименование. Теперь такая маркировка должна быть не только на выпускаемых, но и на распространяемых изданиях и материалах, что порождает вереницу бессмысленных трудностей, вплоть до того, что на распространяемой Библии, изданной, допустим, брюссельским издательством "Жизнь с Богом", должен быть проставлен штамп с именованием раздающей религиозной организации.

Но и это еще цветочки. В измененной статье 5.26 КоАП предусмотрена ответственность за "осуществление религиозной организацией деятельности без указания своего официального полного наименования" (штраф от 30 до 50 тысяч рублей). Именно так - любой деятельности. То есть какие бы действия ни совершались религиозной организацией, они должны сопровождаться рефреном с полным официальным наименованием организации. Любой предстоятель или представитель церкви (уммы, синагоги и т. п.), совершая богослужение или выступая, например, по ТВ, если он выступает как патриарх Кирилл, а не как гражданин Гундяев, обязан, при буквальном следовании закону, быть маркирован полным наименованием "Централизованная религиозная организация "Русская православная церковь - Московский патриархат". Если этого сделано не будет, орган внутренних дел обязан составить протокол и направить материал в суд для рассмотрения вопроса о привлечении РПЦ как юридического лица к административной ответственности.

О миссионерской же деятельности, если следовать букве закона, написано там совсем не то, что хотели бы прочитать "некто православный" и борцы с "сектами". Можно сказать определенно: закон относится далеко не ко всем случаям индивидуального или коллективного распространения веры. Под миссионерской деятельностью, по данному законом определению, понимается "деятельность религиозного объединения, направленная на распространение информации о своем вероучении среди лиц, не являющихся участниками (членами, последователями) данного религиозного объединения, в целях вовлечения указанных лиц в состав участников (членов, последователей) религиозного объединения, осуществляемая непосредственно религиозными объединениями либо уполномоченными ими гражданами и (или) юридическими лицами публично, при помощи средств массовой информации, информационно-телекоммуникационной сети "Интернет" либо другими законными способами". Значит Лев Толстой, проповедуя свою веру, не пострадал бы от закона Яровой, поскольку проповедовал сам по себе. Да и Христа, явись он сейчас, под эти поправки не подвести, так как он не попросит полномочий ни от одной религиозной организации.

Все, однако, не так хорошо. Потому что происходит как в "Борисе Годунове":
Григорий: "И царь повелел изловить его..."
Пристав: И повесить.
Григорий: Тут не сказано повесить.
Пристав: Врешь: не всяко слово в строку пишется. Читай: изловить и повесить.

Так и читают. Уже имевшие место случаи применения антирелигиозной части закона Яровой демонстрируют именно такое его исполнение. Так, в августе в Ноябрьске (Ямало-Ненецкий округ) ликвидирована детская площадка при доме молитвы баптистов. Проверяющие сочли нарушением тот факт, что площадка находилась вблизи от дома молитвы и дети могли слышать проповеди и молитвы. Пастор общины Алексей Телеус оштрафован за незаконную миссионерскую деятельность. Но в данном случае закон о миссионерстве неприменим, потому что действует статья 4 закона "О свободе совести и о религиозных объединениях", согласно которой государство не вмешивается в воспитание детей родителями в соответствии со своими убеждениями.

30 июля в деревне Мари-Шолнер Мари-Турекского района Республики Марий Эл на деревенском празднике, по приглашению старосты выступил пастор религиозной группы пятидесятников Александр Якимов, приветствовавший односельчан и призвавший на них благословение божие. Тут же прокуратура района возбудила против злоумышленника административное дело, сочтя благословение признаком незаконной миссионерской деятельности. Нарушением было признано и наличие на сцене баннера "С праздником, моя деревня", на котором имелась надпись с названием церкви "Новое поколение". И здесь закон применен неверно, так как пастор не распространял информацию о своем вероучении.

В Орле по статье 5.26 КоАП оштрафован за "незаконное миссионерство" гражданин США Дональд Оссерваарде: он изучал у себя дома Библию с приглашенными им гражданами. Но так как эти занятия проводились по его личной инициативе, он не был представителем какой-либо религиозной организации, антирелигиозный закон применен неправомерно.

Естественно, никаких законов о миссионерской деятельности в правовом государстве быть не может, даже если бы все придуманные на этот счет нормы никого особенно не задевали. "Миссионерская деятельность" в любом смысле, включая и тот, который вкладывается в это понятие новым законом, по сути то же самое распространение религиозных убеждений, которое по статье 28 Конституции свободно и право на которое гарантируется каждому как индивидуально, так и совместно с другими. Навязывание религиозным объединениям бессмысленных правил, кого и как им следует учить своей вере - это все равно что регулировать законом молитвы "на сон грядущим"; или, что ближе к жизни, сколькими перстами креститься и сколько петь "аллилуиа", в чем государство российское уже принимало активное участие.

В синодальный период российская церковь задыхалась от бюрократической пыли духовных консисторий. Церковь искала свободы и приветствовала падение самодержавия. Выращенная вместо нее РПЦ, напротив, мечтает превратиться и таки превращается в министерство духовных дел, никаких антирелигиозных законов не боится, ибо на свой счет не принимает, и радуется закону Яровой, помогающему давить конкурентов руками гражданских властей.

С непрерывной гуманизацией в уголовной сфере происходят в последнее время странные, но привычные для россиян вещи. Это относится и к принятому Думой под занавес шестого созыва и уже вступившему в силу закону о судебных штрафах (федеральный закон от 3 июля 2016 года №323-ФЗ). Там не только о них, но штрафы - главное.

Проект закона был внесен Верховным судом. Представляя инициативу в Думе, зампред ВС Владимир Давыдов говорил о том пожизненном клейме, на которое обрекаются люди, имеющие или имевшие судимость. Имеющихся же в УК механизмов освобождения от уголовной ответственности, мол, недостаточно для того, чтобы защитить от непрекращающейся репрессии людей, однажды оступившихся и более не представляющих опасности для общества.

Кто бы спорил. Диагноз в части последствий привлечения к уголовной ответственности поставлен верно. Но для лечения предложены неподходящие средства.

Новый закон вводит в УК еще одну процедуру освобождения от уголовной ответственности - взыскание судебного штрафа. Лицо, впервые совершившее преступление небольшой или средней тяжести, может быть освобождено от уголовной ответственности с назначением судебного штрафа. Для этого ему необходимо возместить ущерб или иным образом загладить вред, причиненный преступлением. Размер штрафа не может превышать половины максимального размера штрафа, установленного за совершенное преступление. Или же он не может быть больше 250 тысяч рублей, если конкретной статьей штраф как наказание не предусмотрен.

Посмотрим, какие нормы об освобождении от уголовной ответственности имелись (и имеются) в УК до этого новшества. Основаниями освобождения от уголовной ответственности, помимо формального истечения сроков давности, были (и остаются): деятельное раскаяние (ст. 75), примирение с потерпевшим (ст. 76) и введенное недавно возмещение ущерба по ряду экономических преступлений (ст. 76.1). Нельзя сказать, что нормы о деятельном раскаянии и примирении с потерпевшим совсем уж бездействуют, хотя применяются они, к сожалению, только к преступлениям небольшой и средней тяжести. По примирению с потерпевшим в 2015 году освобождены от уголовной ответственности 159 176 человек, в связи с деятельным раскаянием - 12 280 человек, то есть решение об освобождении от уголовной ответственности принято примерно по 18% дел от общего числа поступивших в суды.

Понятно, почему понадобилось изобретать судебные штрафы. С 2015 года отмыться от судимости стало вообще невозможно - живи потом хоть сто лет, ничего не нарушая. Если изначально, с 1996 года, погашение или снятие судимости аннулировало все правовые последствия, связанные с судимостью, то с июля 2015 года погашение судимости аннулирует только те последствия, которые предусмотрены самим УК, то есть отсутствие (погашение) судимости актуально только для вновь совершивших преступление. Для трудовых же, семейных и иных гражданских правоотношений последствия судимости остаются навсегда. Еще до изменения УК в законодательство прокралось понятие "имевшие судимость" - со всеми вытекающими из него последствиями.

Но дело не только в судимости. Сам факт привлечения к уголовной ответственности, даже с последующим освобождением от нее, гарантирует попадание в полицейские анналы, и вычистить оттуда имя человека невозможно. Поэтому новый закон о судебных штрафах проблему последствий привлечения к уголовной ответственности не решит. Просто будет еще один список - привлеченных к "иным мерам уголовно-правового характера". По закону "О полиции" органы внутренних дел составляют банки данных по 41 категории граждан. Ну, будет 42.

Хуже того. Судимость, хоть и остается клеймом, все же по прошествии времени в зависимости от тяжести преступления становится бывшей, "имевшейся". И к административной ответственности человек считается привлеченным в течение года со дня уплаты штрафа или отбытия ареста. Привлеченные же к "иным мерам" так и останутся привлеченными. Ведь закон исходит из того, что иные меры (судебные штрафы) - это какая-то сделка. На самом же деле это лохотрон. Учитывать - будут. А применять статьи о деятельном раскаянии и примирении будут либо с этой надстройкой, либо вообще неизвестно как. Потому что нет ответа на вопрос, в каких случаях может применяться статья 75 о деятельном раскаянии без штрафа, а в каких - судебные штрафы. Тем более что и то, и другое оставлено на усмотрение суда. Только непонятно, чем он должен руководствоваться, решая, выпускать человека просто так, за то, что он "загладил", или взять еще за это в казну 250 000 рублей, или вообще не применять ни того, ни другого, а посадить человека года на полтора.

Что же надо было делать?

Декриминализировать те преступления небольшой и средней тяжести, которые можно, не опасаясь "разгула преступности", перевести в разряд административных правонарушений (на то и существует КоАП). Криминализировать незаконный оборот правоохранительных баз данных, установив уголовную ответственность за их продажу, передачу и т.п., а равно за незаконное получение такой информации, чтобы отбить у работодателей охоту "пробивать по базам".

Законодатели пошли другим путем, изобретя нечто ни с чем не сообразное и непредсказуемое по последствиям. А ведь это не закон о пчеловодстве. Уголовный закон - это чрезвычайное вмешательство в жизнь людей, требующее особой осторожности как в его применении, так и в его усовершенствовании. Особенно в современной России, когда УК размахивают как дубиной, криминализируя все, от "лайка" в интернете до покушения на "чувства верующих".

26 февраля этого года, когда проект рассматривался Думой в первом чтении, депутат Юрий Синельщиков (КПРФ) говорил о коррупциогенности получившейся конструкции. Действительно, следователь может направить дело в суд для наложения освобождающего от ответственности штрафа, а может не направить. Суд может применить судебный штраф, не считающийся наказанием, а может применить другой штраф, традиционный вид наказания. По словам Синельщикова, "так называемое применение иных мер уголовно-правового характера предполагает введение в законодательство некоего нового процесса, который стоит между административным и уголовным процессом. Этот процесс, по-видимому, изобретенный каким-то аспирантом, внесен дополнительно в процессуальное законодательство и создает путаницу и неопределенность в действующем законодательстве".

Традиционные для УК виды освобождения от уголовной ответственности действительно предусматривают освобождение от ответственности. Новая мера освобождения от ответственности - "судебный штраф" - весьма своеобразна, так как предлагается не считать наказанием наложение штрафа, который по существу ничем от такого же штрафа как вида уголовного наказания не отличается. Разве что величиной. Но суды и без того обычно не применяют верхние пределы штрафов.

Появление в УК "иных мер уголовно-правового характера" - нонсенс. УК, как следует из его статьи 2, "определяет, какие опасные для личности, общества или государства деяния признаются преступлениями, и устанавливает виды наказаний и иные меры уголовно-правового характера за совершение преступлений". И наказания, и иные меры, например, принудительное лечение, являются составляющими уголовной ответственности (статья 1 УК). Отныне же получается, что мера уголовной ответственности (судебный штраф) является одновременно формой освобождения от уголовной ответственности.

По сути это законодательное достижение - еще один юридический симулякр: под видом мнимой гуманизации законодательства протащить еще один неправовой способ пополнить бюджет.

Пришло время. Принят и через 90 дней вступит в силу закон, который МВД мечтало протащить лет двадцать: закон "Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации".

Причем принят в наихудшем виде: все, что можно было (точнее - нельзя было) туда впихнуть антиконституционного, - впихнули. Да и сам замысел, сама концепция этого закона противоречит Конституции.

Есть УК с УПК и подозреваемые, обвиняемые, осужденные в соответствии с нирми; есть КоАП, до невозможности раздутый, и привлекаемые по нему за административные правонарушения. Есть по сути еще одно наказание для отбывших лишение свободы - административный надзор. Но этого показалось мало, мерам принуждения теперь будут подвергаться склонные к совершению правонарушений - без вины виноватые. Привлекать их будут за антиобщественное поведение. Под таковым по этому закону понимаются, не влекущие за собой административную или уголовную ответственность действия физического лица, нарушающие общепринятые нормы поведения и морали, права и законные интересы других лиц. За нарушение этих неведомых норм предусмотрена индивидуальная профилактика, осуществляемая в том числе в форме профилактических бесед, профилактического учета, профилактического надзора, объявления официального предостережения о недопустимости действий, создающих условия для совершения правонарушений, либо недопустимости продолжения антиобщественного поведения.

А так как поле борьбы со злом совпадает с границами РФ и даже захватывает чужие пределы, то рук у полиции, ФСБ и других органов, конечно, не хватит. Поэтому в помощь профессиональным правоохранителям закон о профилактике предусматривает появление неких лиц, участвующих в профилактике правонарушений, которые посредством добровольного участия в мероприятиях по охране общественного порядка и других социально значимых мероприятиях будут профилактировать оставшуюся часть населения. И лучше, скажут вам в Думе, переусердствовать, чем недосмотреть.

Ключевое слово в законе о профилактике - выявление. Выявлять будут всех намеревающихся совершить правонарушение. И всех склонных к совершению правонарушений (не путать с намеревающимися), и тех, чье поведение носит противоправный или антиобщественный характер, а также, заодно, пострадавших от правонарушений или подверженных риску стать таковыми (эти, правда, будут подвергаться профилактике добровольно).

Кроме того, ставится задача выявления и устранения причин и условий, способствующих антиобщественному поведению. Впрочем, причины эти и условия уже выявлены благодаря трудам тов. Мамонтова, Соловьева, Киселева, Доренко и пр.: это гражданские свободы, политические права, Конституция нашей страны, защищающая права и свободы как высшую ценность, а также неправильные верующие, историки-вредители, Обама, Меркель и Лев Толстой.

Это абсурдный, бессмысленный, тупо репрессивный закон. Маниакальное стремление запретить все, наказать всех, даже мысленных врагов приводит к тому, что даже такой помоечный законопроект, отвергнутый пятью предыдущими составами Думы, стал сегодня законом. Такие меры профилактики недопустимы даже в условиях чрезвычайного положения. Искать склонных и намеревающихся совершить преступление неуместно и при внезапном нападении космических пришельцев. Да, Конституция допускает ограничение прав и свобод в целях защиты нравственности. Но это может быть только необходимое в демократическом обществе ограниченное ограничение - иначе здесь будет Северная Корея, где профилактика действительно находится на высоте, вплоть до запрета занавешивать окна.

До сего дня против инакомыслия, инакодействия, инаковерия использовался закон об экстремизме, тоже совершенно неправовой. Но какое-никакое, определение экстремизма там есть. И хотя по этому определению можно запретить Библию и Гомера, но применить его, например, к посещению концерта Макаревича или к незнанию наизусть сталинско-путинского гимна проблематично. Пытаются, конечно, но чего-то не хватает. Закон о профилактике заполнил этот пробел.

Под "антиобщественным поведением" можно понимать все что угодно. "Нормы поведения и морали" нигде пока не опубликованы для всеобщего ознакомления. Они, хотя и называются "общепринятыми", понимаются гражданами по-разному. Поди разбери, что сегодня морально - тем более с полицейской точки зрения. Новый закон, конечно, предусматривает на этот случай проведение профилактических бесед - разъяснения лицу... его моральной и правовой ответственности перед обществом, государством, социальных и правовых последствий продолжения антиобщественного поведения. Правда, у объекта профилактики (у человека) нет пока обязанности беседовать с субъектом профилактики, ментом. Это будет не беседа, а монолог. Заставить человека беседовать законными методами действительно непросто.

Но, если беседа не повлияла, следующим этапом профилактики закон называет объявление официального предостережения о недопустимости действий (см. выше). По закону предостережение - обязательное для исполнение требование. Если гражданин не понимает, не исполняет требования, его лицо… может быть привлечено к ответственности в соответствии с законодательством Российской Федерации. Дальше пока ничего не следует. Ответственности за антиобщественное поведение пока нет, не написали.

Но дурное дело нехитрое. Раз есть обязанность, ее неисполнение вопиет о наказании. Как же иначе? Человек не признает себя склонным к совершению преступления, говорит, что не намеревался ничего совершать! И тогда преступлением будет признаваться и отсутствие желания его совершать.

Управленческий центр свидетелей Иеговы в России получил официальное предупреждение, подписанное 2 марта заместителем генерального прокурора РФ. Деятельность свидетелей Иеговы Виктор Гринь характеризует как «экстремистскую» и предписывает в двухмесячный срок устранить все «нарушения». "В противном случае центр подлежит ликвидации", - сообщает пресс-служба Управленческого центра.

Угроза ликвидации уже не отдельной местной организации (чему уже есть примеры), а всего сообщества свидетелей Иеговы в России путем объявления их организации экстремистской ставит верующих этой конфессии в положение худшее, чем оно было в годы хрущевских гонений. Тогда их клеймили как «антигосударственную, антисоветскую и изуверскую секту», брали членов общины на учет, за ними устанавливалось постоянное наблюдение, а руководители и активисты подвергались насильственной высылке. При Сталине специальных репрессий против этого религиозного направления не было - они подвергались уничтожению наряду с другими верующими и народом в целом. Если же Генпрокуратура осуществит заявленное, а суд поддержит эти безумные требования, то любое публичное исповедание свидетелями Иеговы их веры, будь то собрания, проповедь, распространение литературы, материальная взаимопомощь, - все это станет уголовным преступлением по целому блоку антиэкстремистских статей Уголовного кодекса и поставит верующих в такое же положение, в каком свидетели Иеговы находились в гитлеровской Германии. А там они находились в том же положении, что и евреи.

«На территории Германского рейха взят был курс на планомерное уничтожение свидетелей Иеговы. В начале 30-х годов у них насчитывалось более 20 тысяч человек. Все они объявлялись врагами нации, государства и общества, а вероучение этой религиозной организации «опасным для германской расы... В годы нацизма многие и многие тысячи верующих оказались в концентрационных лагерях, принуждены были скрываться или бежать из Европы» (И.М. Советов. Свидетели Иеговы в России: от преследованию к признанию// Свобода совести в России: исторический и современные аспекты: сборник докладов и материалов межрегиональных научно-практических семинаров и конференций 2002-2004 гг. М.: Российское объединение исследователей религии, 2004. С. 454).

Можно смело предсказать, что через некоторое время свидетели Иеговы опять получат в России удостоверение жертв политических репрессий. Такие удостоверения, выдававшиеся при участии той же Генеральной прокуратуры, имеют многие верующие старшего поколения. В том числе и координатор Руководящего комитета СИ в России Василий Михайлович Калин.

В мире более 6 миллионов «экстремистов» - свидетелей Иеговы. Везде они действуют свободно - кроме таких стран, как Таджикистан, Туркменистан, Северная Корея. За что же эта одна из самых мирных христианских церквей так ненавидима тоталитарными режимами? В первую очередь за вероучительный пацифизм, безусловный отказ от военной службы. Нависшая над свидетелями Иеговы угроза гонений - следствие милитаризации российского общества. Но именно их, принципиальных антимилитаристов, защищает российская Конституция, гарантируя право на отказ от военной службы по вероисповедным и иным мировоззренческим мотивам. Более чем за 10 лет действия закона об альтернативной службе именно свидетели Иеговы составили большинство выбирающих мирное социальное служение. Поскольку ссылаться на принадлежность к экстремистской организации будет невозможно, если ее признают экстремистской, последователям этой религии грозит тюрьма еще и по этому основанию - за отказ служить в армии.

Майор милиции (и как его занесло туда, человека с высшим педагогическим историческим образованием?), ветеран труда Петр Ефимович Стаховцев отбывает пожизненное лишение свободы в Мордовии, ИК-1, поселок Сосновка. Стаховцев сидит с 1989 года. Дело против него сфабриковано.

16 марта 2016 года Зубово-Полянский районный суд (судья Нина Заренкова) отказал 70-летнему Стаховцеву в условно-досрочном освобождении (к пожизненно осужденным УДО может быть применено по отбытии 25 лет).

Если бы в 1987-1989 гг Стаховцев действительно совершил вмененные ему преступления - создание банды и убийство одного человека, - он давно бы вышел на свободу. Но он невиновен и потому сидит уже 27 лет.

Когда после отставки и самоубийства министра внутренних дел СССР Щелокова были организованы проверки, в том числе в Иркутской области, где Стаховцев возглавлял один из райотделов уголовного розыска, он был включен в прибывшую из Москвы бригаду МВД СССР. Бригада поработала несколько месяцев, отправила начальника УВД на пенсию, многие лишились постов (373 работника были уволены из правоохранительных органов области). Комиссия уехала. А Стаховцев остался. И хотя, как он уверяет, «никого не сажал, никого не увольнял, никого не заложил», сразу же его перевели из престижного уголовного розыска в отдел охраны, а через пару лет списали на него все случившиеся в его районе кражи и ограбления, якобы он создал банду и тайно руководил ею. О том, кто же именно был главным бандитом, и о том, что это майор Стаховцев планировал операции и чертил схемы проникновения в помещения, остальные члены банды - привлеченные по делу относительно реальные бандиты - даже не знали и никогда до суда своего «руководителя» не видели.

Реальным подчиненным Стаховцева по работе был инженер Андрей Дядченко, молодой человек, имеющий какие-то связи с преступными группами и, как оказалось, специально устроенный по поддельным документам в отдел Стаховцева. Весь приговор в отношении Стаховцева - абсолютно искусственный, построен исключительно на показаниях Дядченко. Других доказательств против Стаховцева нет. Но и Дядченко не был руководителем этой банды. Кто действительно верховодил преступниками, Стаховцев, я думаю, знает. Знал он, через чьи руки и в чью пользу пошло награбленное. Знает, но не может сказать. Когда майор был задержан, с него взяли подписку о неразглашении оперативной информации, которой, естественно, полно в его деле. Сведения об оперативно-розыскной деятельности отнесены законом к государственной тайне.

И еще одно обвинение, кроме создания банды, - убийство (по первому приговору - два убийства, но второе было отменено в кассации Верховным судом, что не повлияло на смертный приговор).

Полная необоснованность обвинения в убийстве Богомолова, не снятого со Стаховцева по сей день, лучше всего доказывается самим приговором. Цитирую: «с целью завладения более совершенным оружием... Стаховцев предложил Дядченко совершить вооруженное нападение на отдел внутренних дел Баядаевского района». Далее в приговоре излагаются несколько безуспешных попыток похитить автомобиль для осуществления плана. Наконец, Стаховцев и Дядченко (все это только по показаниям самого Дядченко, единственного свидетеля всех преступлений), «реализуя план бандитского нападения... 10 октября 1987 г. вечером с помощью милицейского жезла на окраине города Иркутска остановили ранее незнакомого им гражданина Богомолова, ехавшего на принадлежащей ему машине «Жигули». Затем подробно описывается, как Богомолова убивали. Сначала молотками, после чего застрелили. «Погрузив труп Богомолова в багажник, Стаховцев и Дядченко поехали в село Баяндай, но нападение на РОВД совершать не стали в связи с приездом туда группы сотрудников милиции». Несолоно хлебавши, «бандиты» поехали назад, в объезд, но в лесу «автомашина на лесной грязной дороге забуксовала. «После неудачных мер, принятых Стаховцевым и Дядченко, чтобы выехать, они решили уничтожить автомашину… путем поджога». А труп Богомолова здесь же, как поведал суду и следствию Дядченко, закопали.

Богомолов пропал осенью 1987 года.

Труп нашли 30 апреля 1988 года.

Экспертиза трупа была проведена в мае 1988 года, еще одна комиссионная в ноябре 1988 года.

Эти экспертизы, обе, не совпадают с показаниями Дядченко, которые он дал осенью 1989 года. Тогда же, в октябре 1989 года, труп выкапывают и делают «правильную» экспертизу.

Когда, как пишет Стаховцев, он «обратил внимание следователя Китаева Н.Н. на расхождение выводов экспертов и показаний Дядченко… Китаев Н.Н. сообщил мне, что он не даст мне адвоката и что я не буду допущен к проведению экспертизы по трупу Богомолова, а он имеет знакомых экспертов, кандидатов наук, которые вынесут любое заключение, а Дядченко все подтвердит». В постановлении об отказе следователь указал,что «Стаховцев не осведомлен об этом преступлении и только будет мешать экспертам... Судья Федорова Г.И. этот документ скрыла от суда высшей инстанции, в протокол суда не внесла», а в ходатайстве о проведении независимой экспертизы и следственного эксперимента по трупу Богомолова отказала».

Вел дело Стаховцева упомянутый следователь прокуратуры Николай Китаев, ставший в 1992 году старшим помощником Восточно-Сибирского транспортного прокурора. Китаев, занимающийся сейчас спокойной преподавательской работой, написал и уже не раз переиздал монографию «Неправосудные приговоры к смертной казни» (надо ли пояснять, что дело Стаховцева среди них не упоминается).

Как пишет Стаховцев, этот Китаев держал его в пресс-хатах, не допускал к нему врачей, когда тот истекал кровью, лишал пищи, заставлял целовать свои ботинки, а когда Стаховцев отказался, применил нервно-паралитический газ. «4.10.1989 меня посадили в холодную камеру пыток, где не было света и с окна стекала вода, образовался лед, температура ниже 0. Там я прыгал трое суток, после меня ударили металлической арматурой по голове, при этом составили протокол о том, что Стаховцев П.Е. «пытался покончить жизнь самоубийством», за что наказали - 10 суток карцера».

Именно это «нарушение режима», а также еще две реальных попытки самоубийства после пыток и избиений судья Заренкова приняла во внимание, отказав Петру Ефимовичу в УДО. Вот что Стаховцев пишет о последней попытке суицида: «Указ Президента РФ Ельцина Б.Н. № 453 от 4 марта 1994 года я не подписал, о замене смертной казни пожизненным лишением свободы, ибо не совершал вменяемых мне деяний. По прибытии в учреждение ЕО 256/5 Вологодской области 20 апреля 1994 года зам. начальника учреждения ЕО 256/5 Макаров Владимир Алексеевич организовал в отношении меня террор, меня каждый день били, заставляли подписать Указ Президента РФ Ельцина Б.Н. № 4 от 4 марта 1994 года о замене смертной казни на пожизненное лишение свободы, били ежедневно по три раза в день, а 28 августа 1994 года, не выдержав издевательств, я влез в петлю. С 12 часов ночи до 4 утра 29 августа я был без сознания, затем в 8 часов утра 29.08.1994 года за членовредительство меня посадили в карцер на 15 суток».

Это было в колонии на «Огненном острове». Со временем Петр Ефимович стал у администрации на хорошем счету, после 1994 года взысканий у него там не было, только поощрения и благодарность «за хорошее поведение и добросовестный труд».

Поэтому, когда отбытый срок стал приближаться к 25 годам, его переводят в Мордовию.

Снова Стаховцев сбился с пути исправления: то заснет на табуретке в дневное время - взыскание (погашено), то ступит не туда в тапочках - взыскание (погашено).

А уж когда ходатайство об УДО было направлено в суд, и даже проведено первое заседание, на котором судья вынесла решение «отложить рассмотрение на 15 марта», Стаховцев прямо же на следующий день, 26 февраля, окончательно обнаглел. Цитирую акт:

«Мы, нижеподписавшиеся, составили настоящий акт о том, что сегодня, 04.03.2016 года, в 09 часов 15 минут осужденный Стаховцев Петр Ефимович 18.06.1945 года рождения отказался от предоставления письменного объяснения по факту допущенного нарушения установленного порядка отбывания наказания, выразившегося в том, что 26.02.2016 г. в 17 часов 06 минут, содержась в камере № 76, находился в камере с нарушением формы одежды, а именно без костюма х/б. Чем нарушил главу 3 пункт 14 ПВР ИУ.
В ходе беседы объективные причины отказа не представил.
Подписали:
Инспектор ГБ: старший лейтенант вн. службы Плешаков Н.В.,
Ст. специалист по СР: подполковник вн. службы Глухов С.И.
Ст. специалист по СР: подполковник вн. службы Берестов С.Б.».

«Факт нарушения порядка зафиксирован видеокамерой», - торжествует судья Заренкова. То есть доказательства налицо. Кто скажет, что отказ необоснованный? Скажу - конечно, необоснованный. И к тому же незаконный. Для осужденных к пожизненному лишению свободы только злостные нарушения порядка могут быть причиной отказа в УДО (часть 5 статьи 79 УК).

Суд постановил, что старый, больной, находящийся на постельном режиме человек должен сгнить в застенках за то, что, страдая недержанием, он поспешил в туалет «без костюма х/б». Он болен? У судьи Заренковой есть ответ: «вопрос об освобождении от отбывания наказания по состоянию здоровья рассматривается в ином порядке». При этом суду известно, что освобождение по болезни пожизненно осужденных хотя и не запрещено законом, но на практике не бывает никогда. «Сам факт отбытия осужденным установленного срока, необходимого для условно-досрочного освобождения, не свидетельствует о том, что он не нуждается в полном отбывании наказания», - вбивает гвозди судья Заренкова.

Читала ли судья приговор Стаховцева? Что она думает о его вине? Ей это не интересно. Да, суд, рассматривающий ходатайство об УДО, не вправе давать оценку приговору и касаться виновности и невиновности осужденного. Но решение суда выносится не только на основании взысканий и поощрений, а прежде всего по внутреннему убеждению судьи.

Чтобы это убеждение сложилось в верную картину, помимо исчерпывающих материалов, положительно характеризующих личность Стаховцева, его адвокат Дмитрий Динзе приложил, в частности, заверенную копию заявления осужденного к пожизненному лишению свободы Дядченко, направленное еще в 2001 году Генеральному прокурору, которое начинается так:

«Я, Дядченко Андрей Валентинович, в настоящем заявлении указываю, что хочу дать новые, правдивые показания по делу 5922. В данном деле я вынужден был оговаривать Стаховцева Петра Ефимовича...»

Пусть даже судья или кто угодно другой убеждены, что вступивший в законную силу приговор обязательно соответствует действительности. Но даже если, не принимая в расчет всего сказанного выше, считать Стаховцева виновным в том, что написано в приговоре, его все равно следует немедленно освободить, потому что он уже вдвойне отсидел все, что положено за те преступления, которые на него навесили. Изученная нами вся судебная практика, без единого исключения, говорит о том, что за бандитизм и убийство одного лица пожизненное не назначается. Есть случаи, когда назначается 13, 15 18, 20 лет, но не более того. И это самый существенный довод за освобождение Стаховцева в любом порядке, виновен он или невиновен. В первом случае он вдвойне отсидел свое, во втором случае - вдвойне чужое.

И последнее.
Представляю себе, каково сейчас Петру Стаховцеву.
Предлагаю и прошу поддержать его. Ему будет легче, если он получит от вас телеграмму, несколько слов сострадания, ободрения, надежды. Адрес: 431120, Республика Мордовия, Зубово-Полянский район, пос. Сосновка, ФКУ ИК № 1, участок, Стаховцеву Петру Ефимовичу.

Принят федеральный закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» - так называемый «закон о спайсах».

По новому закону некие вещества могут быть временно, на срок до двух лет, включены в создаваемый реестр новых потенциально опасных психоактивных веществ, их свободный оборот запрещается. Решение о включении в реестр принимает ФСКН. Затем либо «потенциально опасные» переносятся правительством в перечень наркотиков, либо ФСКН исключает их из реестра.

Какие именно вещества подлежат внесению в реестр? Согласно дополнениям в закон «О наркотических средствах и психотропных веществах», в реестр «включаются вещества, вызывающие у человека состояние наркотического или иного токсического опьянения, опасное для его жизни и здоровья, в отношении которых уполномоченными органами государственной власти Российской Федерации не установлены санитарно-эпидемиологические требования либо меры контроля за их оборотом». При этом для включения в реестр должны иметься сведения о фактах потребления вещества, «которые должны быть подтверждены результатами медицинского освидетельствования лиц, находящихся под воздействием этого вещества». Условием попадания в реестр являются, таким образом, как минимум два медицинских случая.

За оборот новых психоактивных веществ, включенных в реестр, устанавливается ответственность, но менее строгая, чем за сбыт наркотиков. Уголовно наказуем только сбыт новых веществ и действия, совершаемые в целях сбыта. Приобретение, хранение, изготовление для собственного употребления не наказуемы ни уголовно, ни административно, независимо от количества вещества (хотя понятно, что большие партии рассматриваются как приобретаемые и хранимые в целях сбыта). За сбыт новых веществ предусмотрено уголовное наказание, не связанное с лишением свободы, если эти деяния совершены не в группе и не повлекли тяжкого вреда здоровью или смерти потребителя (это часть первая статьи 234.1 УК, санкции - штраф от 5 000 до 30 000 рублей либо ограничение свободы до 2 лет). Если распространение вещества осуществлялось группой лиц по предварительному сговору или нанесло тяжкий вред здоровью, наказание предусмотрено в виде штрафа, обязательных или принудительных работ либо лишения свободы от 2 месяцев до 6 лет (часть вторая). При организованной группе, а также при наступлении смерти человека наказание - лишение свободы до 8 лет (часть третья).

Хотя приобретение и хранение сами по себе не наказуемы, за потребление веществ, включенных в реестр, введена административная ответственность такая же, как за потребление наркотиков: штраф от 4 до 5 тысяч рублей либо административный арест до 15 суток. Как и в связи с потреблением наркотиков, человек освобождается от ответственности за потребление новых веществ при согласии пройти лечение и реабилитацию и также отвечает по статье 6.9.1 КоАП за уклонение от лечения.

Все это было бы относительно разумно - но при одном условии: если бы существовали хоть какие-то более или менее распространенные вещества, определенно подлежащие включению в реестр.

Как? А спайсы? Курительные смеси? Из-за них-то ведь и принимался в сверхсрочном режиме этот закон, и депутат Яровая, как Жанна д’Арк, призывала к спасению гибнущей нации.

И в самом деле, опасные курительные смеси получили широчайшее распространение и вышли в России на первое место по уровню потребления среди психоактивных веществ. Действительно, большая часть спайсов формально не была включена в перечень наркотиков и как бы не была запрещена (так как химическая формула таких спайсов не полностью совпадала с включенными и постепенно дополнительно включаемыми в перечень наркотиков). Такие смеси или «соли» преподносились изготовителями и продавцами как якобы легальные. В ненаказуемости оборота этих веществ активно убеждали как их производители и продавцы, так и руководство ФСКН, причем официально, в СМИ. Если первые, особенно на низовом уровне распространения, иногда искренне заблуждались насчет легальности своего товара, то чины наркополиции не могли не знать, что говорят неправду, так как уже несколько лет все такие вещества автоматом попадают в разряд «производных» или «аналогов» веществ, включенных в перечень наркотиков. Наказание за производные и аналоги такое же, как за наркотики. И сидит за производные добрая половина осужденных по «народным» статьям 228, 228.1, 229.1 УК, то есть не только за сбыт, но и за приобретение, хранение, контрабанду. Сроки при этом зверские, так как практически любое продаваемое и приобретаемое количество смеси тянет на крупный размер, который для синтетического каннабиноида JWH (наиболее распространенного компонента спайсов) составляет 0,25 г. При этом повсеместно существует поддерживаемая судами практика определения размера не по активному веществу, а по всему весу смеси, с учетом нейтральных наполнителей. А значит, приобретение пакетика спайса без цели сбыта - это часть вторая статьи 228 (от 3 до 10 лет лишения свободы).

Еще хуже с контрабандой. Вот классический сценарий: наивно заказывая через интернет «не запрещенные», снабженные какими-то сертификатами смеси, даже «на пробу» продаваемый минимум, и не зная при этом, что товар поступит из-за границы, человек задерживается на почте по части третьей статьи 229.1 (от 10 до 20 лет лишения свободы).

По сути общество и, будем считать, законодатель, были введены в заблуждение насчет отсутствия юридического механизма для уголовного преследования за любые спайсы. Другое дело, что механизм этот был негодным. Осужденные за производные пытались обжаловать правительственное постановление о производных в Верховном суде как незаконное - но проиграли.

Новый закон адекватнее и гуманнее. Будет ли он работать? Что делать с последствиями вранья?

Очевидно, что изначально, когда возникла проблема курительных смесей, надо было либо принимать такой закон, как сейчас, либо оставлять все как было, дополняя новыми модификациями перечень наркотиков. Теперь же правовой выход один. Необходимо исключить понятие «производные» из правительственных постановлений № 681 и 1002 и далее действовать в соответствии с новым законом, по его процедуре. Следствием этого будет - должен быть - пересмотр всех уголовных дел, связанных с веществами, не включенными на момент совершения вмененных деяний в перечень, - пересмотр в соответствии с новым законом.

Если оставить производные в перечне наркотиков, налицо сверхкоррупционная схема: для одних и тех же веществ одновременно будет существовать два юридических режима - мягкий и жесткий. Например, приобретение в крупном размере может оказаться либо наказуемым на срок до 10 лет лишения свободы (если вещество признают производным наркотика), либо вовсе не наказуемым (если то же самое вещество запишут в реестр новых потенциально опасных психоактивных). Тем более нетерпимым будет такое положение, когда осужденные за спайс вчера останутся на много лет в колонии строгого режима, а те, кого будут судить за такое же вещество с одной измененной молекулой завтра, получат год условно.

27 января дело Шилова, Зелениной и других («маковое дело») было возвращено прокурору Брянским областным судом.

Каждый из сотен тысяч российских предпринимателей, продающий сегодня пищевой (кондитерский) мак, оптом или в розницу, поставлен под угрозу уголовного преследования за сбыт наркотиков, якобы замаскированных под видом невинного продукта питания.

Семена мака не обладают наркотическим или иным психоактивным действием и поэтому не признаются наркотическим средством. Однако при исследовании высокочувствительной аппаратурой экстракта семян мака даже самой высокой степени очистки всегда выявляются в ничтожных количествах наркотически активные алкалоиды опия (морфин, кодеин, тебаин). Иногда на семенах мака судебные эксперты обнаруживают неотделяемые микронаслоения млечного сока (опия), находят среди них в качестве естественной примеси микрочастицы коробочек. Абсолютная, вплоть до удаления наночастиц, очистка пищевого мака при его промышленном производстве невозможна, да и не требуется.

В РФ никакие сорта мака не возделываются. Весь находящийся в продаже мак является импортным. Поэтому импортеры мака вдобавок к преследованию за сбыт привлекаются к уголовной ответственности за контрабанду наркотиков.

Сбыт и контрабанда наркотиков - тяжкие и особо тяжкие преступления, наказуемые вплоть до пожизненного лишения свободы. За сбыт в особо крупном размере минимальный срок - 15 лет. А мак ведь ввозится вагонами.

Ситуация парадоксальна. Один и тот же объект одновременно предстает в двух несовместимых качествах. Законопослушными гражданами кондитерский мак используется только как пищевой продукт. С этой стороны он оценивается таможенными и санитарными правилами, техническими регламентами, целью которых является безопасность продуктов для здоровья. С такой позиции подходят к пищевому маку Минсельхоз, Минздрав, Роспотребнадзор.

Одновременно тот же самый продукт, не вызывающий претензий гражданских ведомств, рассматривается наркоконтролем как наркотик. Отсюда многофигурные уголовные дела, как, например, это самое дело Шилова, одного из импортеров мака, и организованного им «преступного сообщества» из 13 человек. Дело разветвленное, в сотнях томов, одно обвинительное заключение составляет 139 901 страницу (это не опечатка, именно шестизначное число). В одном из вменяемых эпизодов в 42 тоннах мака эксперт насчитал 295 грамм морфина, что соответствует 0,00069%. По мнению следователей, это доказывает вину Шилова, а по мнению специалистов - свидетельствует о высокой степени очистки шиловского мака.

Проблема нецелевого использования наркоманами плохо очищенного пищевого мака действительно есть. Но, как доказывает экспертиза Минюста, нельзя получить наркотическое средство из мака, импортированного Шиловым, по способу, описанному наркоманами. В прежние годы в Россию попадало немало плохо очищенного мака с высоким содержанием сорной органической примеси. Известны и случаи подмешивания в семена мака маковой соломы с последующей реализацией под видом пищевой продукции. Необходимость пресечения подобных действий очевидна. Но если к таким специфическим «точкам» выстраивались очереди наркоманов, то никакого ажиотажа свободно продающийся в любом продуктовом магазине пищевой мак не вызывает, хотя в нем с лабораторной точки зрения есть и маковая солома, и следы опия, и опийные алкалоиды.

По другому эпизоду Шилов и его дистрибьюторы обвиняются в покушении на сбыт пищевого мака, в 750 килограммах которого содержится 22 грамма маковой соломы. Следствие пытается убедить суд, что конечные потребители - наркоманы покупали мак ради содержащихся в 1 килограмме 0,029 г мусора.

Для того чтобы в России продавался мак, пользующийся популярностью у кондитеров и потребителей кондитерских изделий, а не у наркоманов, и чтобы к ответственности привлекались продавцы сырья для производства наркотиков, а не любые попавшиеся под руку бакалейщики, в ГОСТе «Мак пищевой» должны быть установлены допустимые в пищевом маке количества наркотических алкалоидов, соответствующие принятым в большинстве стран критериям.

Эта не столь сложная проблема, конечно, подлежит правовому урегулированию. Но ФСКН занимает по ней неконструктивную позицию, фактически блокируя любые попытки юридически корректного решения. Заявляя, что маковая солома и опий (морфин, кодеин и тебаин в них содержащиеся) в любом случае запрещены в свободном обороте, независимо от их количества, и не отрицая в то же время легальность пищевого мака, ФСКН по сути держится за коррупционную схему: один и тот же мак может спокойно продаваться в одном магазине и изыматься группой захвата наркоконтроля - в другом.

Многие предприниматели осуждены на значительные сроки за импорт и реализацию нормального пищевого мака. Так, Роман Дементьев и Роман Пронякин приговорены за оптовую торговлю пищевым маком к 13 и 10 годам. Дважды выносился Армавирским городским судом оправдательный приговор в отношении супругов Болдыревых, владельцев бакалейного магазина (где продавался расфасованный в Москве кондитерский мак), и дважды приговоры отменялись Краснодарским краевым судом по представлению прокуратуры. В настоящее время третий состав суда вернул дело на доследование, но не освободил из под стражи дважды оправданного Болдырева.

И Брянский областной суд, хотя и вернул дело прокурору, не осмелился при этом освободить пятерых обвиняемых, не первый год содержащихся в СИЗО, в том числе сына Шилова.

Следствие по делу Шилова велось в Москве. С переносом рассмотрения дела в Брянск (по месту нахождения таможни) обвинение рассчитывало снизить общественный резонанс, сбить информационную волну. Но, похоже, прогадало. Судьи в провинции зачастую независимее московских. Шилов и прочие запросили суда присяжных. И отказать им в этом нельзя, так как статья предусматривает пожизненное лишение свободы. Город сравнительно небольшой, все друг друга знают, присяжные на виду и должны решать по совести.

ФСКН перестаралась. Почти 300 свидетелей обвинения, грузовики материалов дела. А ведь суд должен все это исследовать, всех допросить. В лучшем случае это года на полтора. Да и скамья присяжных может не выдержать и распасться. Тогда все сначала.

К «преступному сообществу» Шилова пришпилено и дело Ольги Зелениной, заведующей химико-аналитической лабораторией Пензенского НИИ сельского хозяйства. Зелениной вменяют авторство заключения специалиста, в котором была критически оценена ведомственная экспертиза арестованного мака. Для дискредитации научно обоснованного заключения Зеленину облыжно обвинили в пособничестве наркоторговцам.

Если это дело вернется в суд, не увидят ли присяжные за тысячей томов материалов и сотнями свидетелей, для чего на самом деле нагромождена машинерия этого театра абсурда? Явно не для того, чтобы доказать мнимую опасность пищевого мака и защитить общество от наркотиков: ведь для этого следовало бы просто запретить пищевой мак. Цель, похоже, одна - показать, кто здесь главный: не здравый смысл, не закон, а человек с ружьем.

МВД сообщило о подготовке законопроекта об упрощенной форме расследования преступлений небольшой и средней тяжести, в том числе без согласия обвиняемого с предъявленным обвинением.

Сегодня дознание в упрощенной форме на досудебной стадии законом предусмотрено, но оно возможно только при согласии обвиняемого и полном признании им своей вины. К тому же дознание в упрощенной форме производится лишь по преступлениям, по которым не предусмотрено следствие, то есть в основном по статьям о преступлениях небольшой тяжести и некоторых средней тяжести.

Хорошего в дальнейшем упрощении уголовного процесса ничего нет. Даже нынешнее дознание в сокращенной форме - процедура отнюдь не безупречная, пусть и при условии согласия обвиняемого.

Вообще любые вариации на тему досудебных и особенно судебных сделок не имеют ничего общего с правосудием. Это худшее, что было нами заимствовано у американского судопроизводства. Ни экономия времени всех участников процесса, ни разгрузка судов не могут быть оправданием упрощенных процедур. И то, что таково повсеместное веяние, не делает квазисудебный порядок лучше. Разгрузка следователей и судей допустима только одним путем - через сокращение числа расследуемых и рассматриваемых уголовных дел. Уголовно-правовой инструментарий должен использоваться в исключительных случаях и с особой осторожностью. Формальных признаков преступления при отсутствии ощутимого вреда не должно быть достаточно для возбуждения уголовного дела, а возбужденные уголовные дела после проверки могут тем или иным образом прекращаться: вследствие примирения обвиняемого с потерпевшим, на основании малозначительности содеянного, перенесением конфликта в гражданско-правовую сферу.

Между тем сегодня в особом порядке рассматривается около 65% общего числа уголовных дел - и это при том, что на особо тяжкие преступления особый порядок распространяется пока лишь по небольшой части дел, при расследовании которых заключено досудебное соглашение с обвиняемым.

Наша правоохранительно-судебная система такова, что вынуждает всех, включая правозащитников, радоваться наличию особого порядка, дающего заключенному обвиняемому облегчение - которое заключается не в том, что сделка влечет смягчение наказания (пока не было вообще сделки, сроки не были больше), а лишь в том, что человек отправляется в колонию без длительного маринования в СИЗО. Более того - сделка вредна, так как повышает "человекоемкость" уголовной машины: упрощенный, то есть убыстренный порядок производства позволяет осудить за день не одного, а полтора десятка человек.

Стоит сейчас припомнить этапы появления в УПК особых порядков. Интересующиеся могут почитать давнюю стенограмму обсуждения этого вопроса в Думе при рассмотрения проекта УПК во втором чтении. Сделку отстаивали Елена Мизулина (на трибуне) и Александр Котенков как представитель президента. Против сделки были фракция СПС (выступал Виктор Похмелкин) и КПРФ (Виктор Илюхин), а также многие из "Российских регионов" и независимых. Глава УПК о сделке прошла лишь с третьей попытки голосования, и то после того как представитель президента предложил ограничить особый порядок только делами о преступлениях, влекущих за собой не более 3 лет лишения свободы. Не прошло и полгода, как предел увеличился до 5 лет, а через год - до 10, что и сохраняется по сей день. Но уже на горизонте маячит законопроект о разрешении сделок по статьям с наказанием до 15 лет. Правда, он, слава богу, еще год назад застрял перед вторым чтением.

Через несколько лет появилось досудебное соглашение о сотрудничестве, еще более губительное для правосудия. Особая опасность такого порядка не только в том, что показания одного обвиняемого по многофигурному делу топят всех прочих. Еще хуже то, что дело в отношении пошедшего на сотрудничество обвиняемого зачастую выделяется в отдельное производство, штампуется судом в особом порядке и покрывается статьей 90 УПК «Преюдиция». А в этой статье сказано, что обстоятельства, установленные вступившим в силу приговором суда признаются последующими судами без дополнительной проверки. И хотя в той же статье 90 оговаривается, что такая преюдиция не влечет за собой признания виновными иных лиц, не участвовавших в первом (выделенном) деле, это для них мало что меняет: если приговором, основанным на сделке, признано, к примеру, совершение изнасилования и убийства тремя лицами, одни из которых пошел на сделку, а двое других заявляют о своем неучастии, то эти двое, конечно, в приговоре первого лица не называются, зато считается установленным само событие преступления: что осужденный отдельно Иванов и двое других лиц совершили изнасилование и убийство, а труп, скажем, утопили в реке. Бывают случаи, что убитая является потом домой сухой и невредимой (как это было по известному делу Михеева в Нижнем Новгороде), однако далеко не всегда все оканчивается так относительно благополучно.

Упрощать судопроизводство ради уменьшения скученности в СИЗО - то же, что строить новые тюрьмы, увеличивая число посадочных мест. Улучшать условия в следственных изоляторах надо, но не строя дополнительные СИЗО, а закрывая старые. Пора прекратить удобные следствию, но необоснованные аресты - есть и другие, в большинстве случаев достаточные меры пресечения. Заключение под стражу по-прежнему применяется чрезмерно широко и на слишком долгое время, хотя о недопустимости такой практики давно высказались и ЕСПЧ, и Конституционный, в Верховный суды. Злоупотребление досудебным арестом находится в прямой связи с особым порядком слушания дела судом: посидев в СИЗО, человек, виновен он или нет, охотнее соглашается на сделку.

Федеральная адвокатская палата предложила наделить адвокатов исключительным правом на судебное представительство по всем категориям дел - гражданским, уголовным, административным.

Можно начать иначе: Федеральная адвокатская палата предложила лишить всех, кто не имеет статуса адвоката, права судебного представительства.

А можно и так: Федеральная адвокатская палата предложила лишить граждан права на свободный выбор защитника и представителя.

Пока готового законопроекта, как говорят генерал-адвокаты, нет. Врут. Какой стряпчий станет сотрясать воздух идеями, не уплотнив их бумагами, подготовленными "под ключ!. Занесет случаем к какому-нибудь Володину. "О! - скажет тот. - Замечательная идея. Готовьте документы". - "Ах! а я тут как раз прихватил проектик-с". По нынешним временам инициатива окончательной зачистки суда от общественности - это в самый раз.

Мы уже имеем сегодня адвокатскую монополию на защиту по уголовным делам. Но это, если можно так выразиться, ограниченная монополия. По действующему УПК иное лицо может быть защитником, но только наряду с адвокатом и по усмотрению суда. А тут уже пятьдесят на пятьдесят. Усмотрение зачастую бывает не в пользу участия общественных защитников, но нередко они все же допускаются до защиты, даже на стадии предварительного расследования. Представителем же потерпевшего вправе быть любое лицо, независимо от наличия адвоката.

Такая, хотя сильно урезанная, свобода выбора защитника - и та далась в свое время с боем. Предлагался, как предлагают теперь снова, императив - только адвокаты. Мы с Валентином Гефтером были тогда (в 2001-2002 годах) членами рабочей группы, готовившей проект УПК. Руководителем группы была Елена Мизулина, ориентировавшаяся тогда на проклинаемые ею сегодня "западные ценности". И даже конкретнее - на ценности, распространяемые Американской ассоциацией юристов. В них нельзя бросить камень - они поддержали суд присяжных. Но одновременно американские юристы занесли к нам "сделку о признании" (особый порядок судебного разбирательства) и рекомендовали обеспечить обвиняемых "квалифицированной юридической помощью". Сохранить общественных защитников помогла нам добрая старая профессура, имевшая авторитет в рабочей группе (прежде всего профессор Полина Лупинская, ныне покойная, у которой Мизулина в свое время училась в МЮЗИ). Без Полины Абрамовны не прошло бы и то, что есть сейчас, - защитник-неадвокат наряду с адвокатом. Старые правоведы, готовившие еще УПК 1960 года, не дали похоронить общественную защиту - ведь по УПК РСФСР защитником мог быть не только адвокат, но и представитель общественной организации, профсоюза, а по усмотрению суда - любой приглашенный обвиняемым человек. Конечно, в СССР не было свободных общественных объединений и свободных профсоюзов. Но в 90-е годы при массе других проблем судебной системы, демократичные нормы УПК 1960 года работали очень хорошо.

В том же 2001 году "профессионализаторам" не удалось протащить исключительное право адвокатов на представительство по делам об административных правонарушениях. В результате в новом КоАП был сохранен свободный выбор защитника (представителя). И то только благодаря поправке Сергея Адамовича Ковалева о дополнении слов "допускается адвокат" словами "или иное лицо". Поправку поддержал Анатолий Лукьянов, бывший тогда председателем комитета.

Принятый в 2002 году ГПК сохранил традиционную свободу представительства любым дееспособным лицом любого лица.

Общественные защитники и представители остаются сегодня последней формой участия граждан в отправлении правосудия. Это, конечно, кроме присяжных заседателей - но с их участием рассматривается менее 0,06% уголовных дел.

С начала 2000-х граждан стали последовательно изгонять из суда. Принятый в 2000 году закон о народных заседателях, который мог бы на смену советским "кивалам" привести реальных представителей народа, так и не заработал. Одновременно с принятием этого закона народные заседатели были вымараны из УПК и ГПК. В результате более 99% уголовных дел и 100% гражданских рассматриваются судьей единолично. Ликвидированы и иные формы гражданского участия в судопроизводстве: представительство общественности в гражданском процессе, поручительство общественных организаций за обвиняемого, наконец, присутствие граждан в зале судебного заседания. В 2008 году закон "Об обеспечении доступа к информации о деятельности судов в Российской Федерации" перекрыл свободный доступ граждан в судебные помещения. Председатели судов получили право самостоятельно устанавливать порядок посещения суда, после чего во многих судах пропуск в здание был ограничен только непосредственными участниками процесса.

И вот теперь задумали лишить граждан права самим выбирать себе защитника и представителя. При этом бесплатного представительства по гражданским и административным делам никто не гарантирует и не обещает в будущем. Правозащитникам, уже выступившим категорически против этой инициативы, вице-президент Федеральной адвокатской палаты Юрий Пилипенко возразил, что и сейчас никто из них (правозащитников), получающих гранты, не работает бесплатно. Но, во-первых, далеко не все правозащитники получают гранты - многие работают в судах, не получая материального вознаграждения. Суть же, однако, не в том, получает ли кто-то деньги, а в том, платит ли за юридическую помощь нуждающийся человек.

Этот человек, беззащитный перед судом, не интересует руководство адвокатуры, продвигающее интересы своей корпорации. Тот же Пилипенко не скрывает своих мотивов: в стране 72 000 адвокатов, и все они хотят кушать. Общественных же защитников, по словам Пилипенко, миллионы. И в этом он прав, потому что представителем в суде может быть - должен иметь такое право - каждый гражданин.

Не буду повторять, как это принято, что есть множество добросовестных, приятных во всех отношениях адвокатов. А вот о кризисе российской адвокатуры скажу, и мои друзья адвокаты на меня не обидятся.

Возьмем глубинку, провинциальный райцентр. Сколько там адвокатов? Три, четыре, пять. В том же городке пять-семь прокуроров. Следователей тоже человек пять. Три судьи. Все они, если не переженились, все равно работают вместе и каждый день сходятся в одном суде. При этом каждый третий или четвертый адвокат - выходец из милиции (точных цифр не знаю, сужу по наблюдениям и считаю не московских, а региональных адвокатов). Да и откуда бы он ни был, будь он хорошим профессионалом, все равно он, как правило, не будет портить работу коллеге-следователю, не будет говорить, что дело сфабриковано, и ставить судью перед неизбежностью оправдательного приговора, которого тот все равно не вынесет.

Да что там райцентры! Вот в Рязани искали не связанного со стороной обвинения адвоката. И не нашли. "Какие были - те уехали", - говорят местные правозащитники. К нам за консультациями по делам, связанным с наркотиками, часто обращаются с просьбой посоветовать в таком-то городе компетентного и добросовестного адвоката. В некоторых городах у нас такие контакты есть. Но таких мест немного.

Приходят иногда и другие письма. Просят посоветовать адвоката, работающего, скажем, в Замоскворецком суде Москвы. Мы на такие письма не отвечаем, потому что понятно, о чем они. Нет, не о подкупе суда, не чтобы "занести". Имеются в виду дружеские связи - ищут адвокатов, для которых у судьи есть небольшой запас мягких санкций: наказание "ниже низшего", условное осуждение за тяжкие преступления.

Понятно, к чему приведет такой закон, если он будет принят. По гражданским делам малоимущие истцы и ответчики (за исключением инвалидов гражданской войны и матерей, имеющих 10 и более детей) будут предоставлены сами себе. Это приведет к самым печальным последствиям в спорах работника с работодателем и гражданина с властью.

В уголовном же процессе обвиняемый не сможет опереться на независимого и сведущего юриста (или просто сведущего человека), и зачастую вынужден будет терпеть - хорошо если бездействие, а то и откровенное подыгрывание обвинению со стороны назначенного или нанятого адвоката.

По УПК РСФСР обвиняемый мог в любой момент отказаться от адвоката, причем такой отказ не препятствовал продолжению общественной защиты, если таковая была. Отказать в отказе от защитника советский суд мог только несовершеннолетнему или физически неспособному защищать себя подсудимому. По нынешнему УПК отказ от защитника не обязателен для суда. Пускай адвокат спит, поет в унисон с прокурором, работает во вред подзащитному - подсудимый не вправе избавиться от адвоката по принуждению: "Вы, обвиняемый, должны быть обеспечены квалифицированной защитой".

Правительство поддержало проект федерального закона «О внесении изменений в статью 86 Уголовного кодекса Российской Федерации», внесенный депутатами Дмитрием Горовцовым ("Справедливая Россия") и Николаем Ковалевым ("Единая Россия").

Этим проектом предлагается установить, что погашение и снятие судимости не аннулируют все правовые последствия, связанные с судимостью, как оно всегда было и как де-юре есть сейчас. По законопроекту из этого правила могут быть сделаны исключения, каждое из которых фиксируется федеральным законом. Де-факто такие исключения узаконены уже сейчас, в том числе и Трудовым кодексом, установившим несколько лет назад для бывших осужденных за многие тяжкие и особо тяжкие преступления бессрочный запрет на занятие педагогической и некоторыми иными видами деятельности. Такие нормы законов несомненно находятся в конфликте с УК, по статье 3 которого наказуемость деяния определяется только самим УК. Тем не менее законы, ограничивающие права «имевших судимость», приняты и применяются.

Поправок в УК следовало ожидать. Хотя ничего хорошего в них нет, и правильней было бы выкинуть из законов «имевших судимость», чем подгонять УК к порочной моде. Ведь любые санкции, налагаемые за преступления сверх назначаемых по УК, есть не что иное, как повторное наказание за одно и то же преступление. А это запрещено статьей 50 Конституции.

Однако правительство, поддержав концепцию законопроекта, предложило совсем уж чудовищную редакцию: с погашением (снятием) судимости аннулируются только те ее последствия, которые предусмотрены в УК. То есть погашенная или снятая судимость по-прежнему не будет учитываться при квалификации вновь совершенного преступления и назначении наказания. И только. За пределами же УК для имевших судимость станут возможны те же последствия, что и для имеющих ее. Если правительственная редакция статьи 86 УК будет принята ( а дело идет к тому), то имевшие судимость за преступления любой тяжести будут заклеймены пожизненно. Если сегодня после погашения судимости человек может с чистой совестью и в полном соответствии с законом писать во всех документах «не судим», то с принятием предложенных изменений любой работодатель будет вправе включать в анкету вопрос о имевшихся судимостях, даже если человек в ранней молодости был осужден за преступление небольшой тяжести или неумышленное преступление, даже если он не был лишен свободы, а оштрафован или осужден условно.

Так одной строкой Уголовный кодекс скоро может быть существенно ужесточен, а ответственность за совершение преступлений вынесена за пределы уголовного законодательства. Сколько в стране невинно и незаконно осужденных! И вот им сначала перекрыли доступ к пересмотру приговоров, ограничив право обжалования одним годом после вступления приговора в силу (чего не было никогда), а теперь вот намерены сделать навечно судимыми.

Надо сказать, что и действующая пока еще формулировка «аннулирует все правовые последствия, связанные с судимостью» намного хуже соответствующих положений предыдущего УК 1960 года. По статье 57 УК РСФСР осужденные после погашения судимости признавались просто «не имеющими судимости», что более понятно и недвусмысленно. Проблема же контроля за неисправимыми преступниками решалась индивидуальным подходом к осужденным на срок более 10 лет: погашение их судимости допускалось по истечении 8 лет, если при этом судом было установлено, «что осужденный исправился и нет необходимости считать его имеющим судимость». К тому же преступления не делились на категории (небольшой, средней тяжести и т. п.), а разграничивались в зависимости от реально назначенного наказания. Имеющаяся в действующем УК формализация (деление преступлений на категории в зависимости от верхнего предела санкции) приводит к деиндивидуализации наказания, когда осужденный к небольшому сроку (например, за убийство, вызванное провоцирующим поведением потерпевшего) и являющийся по натуре абсолютно не криминальным, помещается в одну колонию с убийцами-рецидивистами.

При всех известных пороках советское законодательство исходило из презумпции исправления осужденного. Российский законодатель превращает всех столкнувшихся с УК в касту отверженных.