Сегодняшняя ситуация, с моей точки зрения, показала с высокой степенью ясности, что интуитивно мнилось и раньше. Выход из порочного круга вечного возвращения маятника холопского национально-евразийского самодержавия теперь возможен, вероятно, только как следствие некоего массового социально-политического шока, катастрофы, аналогичной той, которую пережила Германия в конце Второй мировой войны. Я не вижу сейчас других вариантов, которые бы привели всю страну к осознанию того, что она сотворила с собой и с другими, и к покаянию.

Виновность виновности рознь. У нас есть пример осознания целым народом своей вины и поразительный по силе результат этого осознания и чувства вины (покаяния). Это, как все уже поняли, Германия, положившая часть своей истории, начиная с начала XIX века на Sonderweg (особый путь). Ее тевтонофильская антиевропейская идея (послужившая, кстати, прямым источником и романтическим вдохновителем нашего славянофильского Sonderweg), прямиком привела к победе ее наследника - нацизма.

Речь не идет об ответственности и вине немцев за приход Гитлера к власти в 1933 году. Это отдельная проблема. Речь идет о том, что абсолютное большинство немцев после определенных действий Гитлера в качестве канцлера, а затем фюрера нации поддалось, и надолго, патриотической фашистской истерии, что привело Германию к развязыванию Второй мировой войны (хотя хватило бы и Первой) и к Холокосту. Разгром Германии в войне и Нюрнбергский процесс, а затем последовательная денацификация сделали Германию успешной, ведущей, теперь уже осознанно европейской страной, мощной частью европейского и мирового концерта. Эта современная роль Германии противоречит всей ее идейной истории с начала XIX до почти половины XX века. Только ценой парадоксального принятия на себя национальной вины и покаяния Германии удалось полностью освободиться от морока особого пути.

Нас этот морок преследовал со времен Николая Павловича, долго ходил кругами, обрушил страну в Первую мировую (вступление в которую противоречило всем мыслимым политическим и экономическим интересам России и было спровоцировано исключительно славяноцентристским мифом о фантомном "спасении Сербии"), помог привести к власти Ленина (который никогда бы даже близко не подошел к Зимнему, если бы не убийственный псевдопатриотический идиотизм Керенского, не захотевшего окончить войну и дать мужикам с винтовками мир и землю) и Сталина и, наконец накрыл и настиг нас сейчас благодаря Путину.

Сейчас большинство населения страны вполне сознательно и с энергией, достойной лучшего применения, взяло на себя ответственность за Крым и погрузилось во всеобщую патриотическую истерию и тотальную поддержку человека, который еще вчера для лояльного большинства страны был сомнительным полувором. Эта ситуация сводит практически к минимуму шансы мирного вхождения России в мировой концерт народов. А поскольку "у русских своя гордость", принявшая сейчас тотальный размах, то освобождение от нее, осознание ответственности (это я и назвал покаянием) за сталинизм и путинизм может прийти к стране только путем большого шока и катастрофы. Действия власти и поддержка этих действий большинством "телезрителей" делает другой, более мягкий путь сейчас почти невероятным. Очень хотелось бы иметь основания для надежды на альтернативу.

(Благодарю своего старшего друга и учителя Александра Львовича Янова за бесценную помощь в понимании истоков и логики исторической драмы, участниками которой мы все являемся.)

Моя «команда» - это уж точно не власть, которая ведет себя в России как власть оккупационная, преступная, насквозь продажная, попирающая собственную российскую Конституцию, превратившую суд в кафкианский абсурд и даже более того, последовательно и нагло уничтожающая экономическую инфраструктуру и будущее страны, ставящая будущее наших детей и внуков под страшный удар, растлевающая их души ложью и псевдопатриотизмом. Моя команда - это те люди, которые видят это и видят опасность, а теперь, после Крыма, и неизбежность падения России от внутренних оккупантов. Я принадлежу к команде, которая не желает отождествлять эту самодержавную власть с Россией.

Моя Россия - другая. Это Россия Ивана III Великого, а не Ивана IV Грозного, убийцы и палача собственной страны. Моя Россия - это Россия Александра Первого и Второго, а не Николая Первого, и Александра Третьего. Моя Россия - это Россия Радищева, молодого Пушкина, князей Волконских, Россия Герцена, Владимира Соловьева, историка Ключевского, Россия Андрея Сахарова, призвавшего мировое сообщество к противостоянию власти бессовестной советской диктатуры. То, что вы называете сейчас "командой", - это не эта Россия, это другая, страна в стране, зона, где властвуют паханы, шайка, обманывающая свой народ, который так измучен своей историей, что уже готов быть обманутым идеей величия даже уголовниками от власти.

То, что происходит в наши дни, - это нарушение всех человеческих законов, уничтожение волей нашего псевдогитлера всего, чем держатся, как могут, все честные люди мира. Нет никакой другой команды, кроме человечества, на этой маленькой голубой планете, А те отщепенцы человечества, которые используют свою власть, чтобы говорить от имени России и народа, - преступники как по российским основным законам, так и по законам международного сообщества.

Я не желаю не то что быть в этой насосавшейся нефтяными долларами шайке - я не желаю поддерживать тех, кто ради великодержавной иллюзии, причем иллюзии обреченной неизбежно на страшное падение, сейчас обманывает себя. Я не желаю и не буду любить Россию с затуманенными глазами. Я буду всегда на стороне принципов существования человечества в целом, на стороне той человеческой истории, которая с громадным трудом движется хоть немного вперед, чтобы уменьшить человеческое (не путать с национальным, групповым, государственным) унижение и человеческое насилие.

А наш лукавый и преступный властитель ведет не только Россию, но и мир в целом к катастрофе. И вы мне рекомендуете, чтобы я ради ложной идеи псевдопатриотизма, «русского дома», утопического евразийства, великодержавности и «заединства», которая и есть фашизм в самом прямом смысле слова, был в одной «команде» с теми, кто поддерживает это наглое беззаконие и паханское, с ухмылкой зло? Вы имеете право сами выбрать путь, который мне представляется опасной и деструктивной для будущего страны иллюзией, мифом. Но я не собираюсь обманывать ни самого себя, ни других.

Я не в этой команде. Именно Путина и его властную вертикаль сверху донизу я считаю настоящими бесстыжими национал-предателями, обманывающими, соблазняющими ложными насквозь идеями и грабежом миллионы моих соотечественников. Я не принимаю и никогда не приму тезис "пусть негодяи, но НАШИ". Эти негодяи должны быть изолированы и осуждены. И если для этого понадобятся международные усилия, я буду решительно и без всяких сомнений эти международные усилия поддерживать.

Преступная власть в России сейчас опасна для выживания всего человечества, не только нашего изнасилованного народа, моей несчастной, изнасилованной собственной властью России, настолько, что она, бедная и ослепленная, расслабилась и от усталости хочет уже получить страшное мазохистское удовольствие. Нет, я не в этой «команде». Моя команда - это Лев Толстой и Василий Гроссман.

- Нет, Сэм, не дойду я, - сказал он. - Тяжело мне очень, ужас как тяжело.
Джон Руэл Толкин

Что-то навалилась какая-то мутная немота...
Лев Рубинштейн

В 1700 году исчезла фундаменталистская церковь,
в феврале 1861-го - крепостничество,
в феврале 1917-го – «сакральное самодержавие»,
в марте 1953-го – политическое идолопоклонство,
в июне 1993-го – общинное рабство.
Осталась имперская государственность.
Может ли быть сомнение, что обречена и она?
Александр Янов

Россия со времен Ивана Великого прошла тяжелый, иногда невыносимый по тяжести путь к цивилизации и праву, путь, усеянный миллионами жертв. Этого могло не быть. История знает сослагательное наклонение. Более того, история и есть прямое воплощение сослагательного наклонения. Выбор всегда был и есть, и совершается он конкретными людьми.

Я совершенно убежден, что сейчас перед всей Россией и перед нами, людьми, связанными с ней всем своим существом, языком, культурой, интеллектом, стоит последний выбор. Мы перед последним перевалом. Наглая воровская имперская государственность и псевдоправославный государственный национализм неизбежно исчезнут. Вопрос сейчас только в том, каким количеством жертв нам опять придется заплатить за этот тяжелый переход.

Путин и вся система позднеуголовного имперского монстра могла относительно тихо существовать еще неопределенное время, оставаясь вялым колоссом на газовых ногах. Но логика внутренней нестабильности централизованных систем, лишенных механизмов обратной связи, - логика, о которой я пытался говорить два года назад, - заставила Путина и его окружение сделать ту самую ошибку, которая хуже преступления. Эта ошибка была неизбежна в принципе, но ее могло не быть еще очень долго.

Система опять попала, вернее, сама себя привела в точку неустойчивости, на научном языке - в точку бифуркации. В точках такой зыбкой неустойчивости сверхцентрализованная система и ее властная вертикаль оказываются чувствительны к малым возмущениям, как шарик на вершине пирамиды. От нас может зависеть, в какую именно сторону начнет падать шарик.

Под «стороной» я имею сейчас в виду не выбор между диктатурой и открытым обществом - этот выбор предрешен в сторону открытости, и Россия со страшными потерями, но неуклонно идет по этому пути уже 500 лет. Наш возможный выбор – попытаться подтолкнуть шарик, насколько это возможно, в сторону ненасильственного перехода к свободе. Под свободой я понимаю не произвол, а нечто противоположное – систему ответственного права и независимого суда.

Важно понять – духовное противостояние России миру это иллюзия тех, кто в это хочет искренне верить, и бесстыдная ложь тех, кто этой иллюзией манипулирует. Россия часть мира, и противостояние ему это не противостояние России с ее великой культурой и наукой миру, а смертельное противостояние системы неограниченного судом произвола воров в законе и чекистов-миллиардеров, тем гражданским системам, где эти ограничения так, или иначе, работают, и где признается их принципиальная необходимость.

Настоящее преступление военных приготовлений и маневров Путина в Крыму в том, что они для тех граждан Украины, которые не желают иметь дела с украинским национализмом, создают иллюзию силовой российской поддержки, а на самом деле ставят их в совершенно безвыходное и катастрофическое положение. Потому что они, люди Харькова, Донецка, русскоязычные жители Киева, Львова и вообще всей Украины, являются гражданами независимого государства Украина - и так оно было и будет, если они не захотят переехать на постоянное жительство в Россию или в другие страны.

Никакие военные пассы Путина этого свободно выбранного людьми статуса изменить не могут. Этого изменения не хочет и не допустит ни сама Украина, ни остальной мир, ни даже сам Путин. Манипуляции, игра ножичком путинской военной машины - это попытка бесстыдно подставить русскоязычных в (на) Украине и под этой кровавый шумок сделать Крым опять своим.

Шансов повлиять на ситуацию в сторону ненасильственного развития событий у нас, цивилизованных русских интеллектуалов, ничтожно мало. Мало в той же степени, в какой почти нереальным был шанс Фродо и Сэма добраться, дотащиться в сердце Мордора и уничтожить Кольцо всевластия. Так же, как и на Фродо, на нас ложится страшная тяжесть, и охватывает отчаянная тоска от проникающей радиации потерявшей контроль власти, и это лишает нас надежды. На это я могу попытаться ответить только словами, на которые я, вероятно, не имею права, находясь сейчас далеко от России, словами, которые всем известны, а автор их, сэр Уинстон, не нуждается в представлении: «Никогда, ни при каких обстоятельствах не сдавайтесь».

Где на это взять силы? Ответ каждый дает только перед собой и только в реальной ситуации выбора.

60 с лишним процентов на этих выборах превратили Путина в верховного правителя страны, правителя с сильной властью, но с необратимо и давно подпорченной легитимностью. Независимо от того, что будет в ближайшее время, ситуация в целом свидетельствует о серьезной нестабильности - нестабильности, спровоцированной структурой власти. Назовем эту структуру привычным словом, но переведем его в ранг ключевого понятия: административный ресурс.

Как только стало ясно - и это произошло не сейчас, - что административный ресурс вновь является несущим хребтом России, стало ясно и то, что страна обречена на глубокую, тлеющую политическую нестабильность. В теории сложных систем децентрализованные системы живут активно, долго и спокойно, а централизованные и вертикальные — нестабильны.

Путин, который превратил страну в жестко централизованную пирамиду, ответственен за нестабильность и тотальную симуляцию стабильности. И он несет ответственность в том числе за незнание или игнорирование теории сложных систем. То, что происходит, - а происходит неуклонное развитие системной нестабильности - есть следствие вполне сознательной преступной политики, которая, кроме того, глубоко ошибочна и неуспешна в системном отношении, о чем я говорил еще в 2007 году, но что из общих соображений было понятно еще лет как минимум сто лет назад, если не двести.

Сейчас мы имеем весьма тревожную ситуацию. Раскол вышел из отношений власти и общества и спустился вниз, в толщу общества вообще, проник во все его поры, и Болотная/Поклонная, а также выборы проявили это в полной мере: миллионы людей материально зависимы от административного ресурса и, следовательно, будут отстаивать эту власть, которая им платит. Самое страшное, что для собственного выживания они вынуждены поддерживать административный ресурс и отказываться от собственного достоинства. Чтобы проявить себя просто людьми, обладающими подлинным, а не симулированным достоинством, они должны отказаться от выживания. И именно административный ресурс медленно довел страну до такой дилеммы.

Выборы эти нелегитимны по определению, они были таковы еще до начала голосования — как минимум с момента начала регистрации кандидатов. Дело не в Путине, который просто элемент, дело не в персонах. Дело в системе. Административный ресурс — это уже почти не средство, теперь это основная цель, магический талисман, философский камень, кащеева игла Путина и его класса.

Сегодня на Пушкинской состоится протест не против результатов выборов, а против этих выборов как таковых. Я не голосовал: для меня эти выборы нелегитимны, незаконны. Вопрос законности и судебной власти в России сейчас главный, без следования собственной Конституции и цивилизованным процедурам суда мы погибнем. Компромиссы цивилизованной законности с «понятиями» приводят страну к увязанию в той же трясине – в тотальном, проникающем в саму экзистенцию, в самую душу российского человека беззаконии. Чистое следование Конституции является единственным спасением России, но этот выход абсолютно утопичен: высшие и общие законы могут выполнять только единицы. Но именно самая малая и стойкая кучка людей способна на изменения в обществе. Все реальные изменения всегда осуществляются меньшинством. Масса всегда склонна к инерции, потому сейчас надежда только на небольшое количество людей, которые смогут быть стойкими в своем следовании универсальным принципам выживания человечества.

Теперь, когда надевший Кольцо всевластия Горлум окончательно превратился в Дракона, когда мстительный браток Путин получил возможность стать очередным многолетним воплощением, аватаром административного ресурса, проблема выживания России опять встала в полный рост. И опять, и опять я повторяю свой внутренний лозунг, который, надеюсь, не станет пустой мантрой: во имя наших детей и внуков, ради их душевного, не только физического выживания, ради их совести - Сопротивление должно быть, оно необходимо, даже если оно обречено.

Я сознаю, что я не Эмиль Золя и мой голос услышат немногие. Но сказать то, что я собираюсь, необходимо именно сейчас. И сделать это должен классический музыкант, живущий в России.

Я обвиняю эту власть, власть Путина и тот властный слой, представителем и воплощением которого она является, в необратимом растлении страны, в бессовестном, преступном нравственном расколе России.

Сейчас этот раскол, эта трещина проходит по сердцам и душам всех без исключения людей, живущих в России или уже не живущих в ней, но внутренне связанных с Россией по рождению, языку и воспитанию.

4 февраля 2012 года я с тяжелым сердцем понял, что Болотная и Поклонная – символ разрыва в душе народа, разрыва, сознательно и изощренно спровоцированного властью. Сегодня, 7 февраля 2012 года, я неожиданно для себя самого заплакал от горя, ужаса, жалости, бессилия, недоумения, прочтя, что Алиса Фрейндлих снялась в агитационном ролике за премьер-министра в его так называемой «президентской кампании». Рядом с ней я увидел имена выдающихся классических музыкантов с мировой известностью - Юрия Башмета и Валерия Гергиева.

Но плакал я не из-за коллег-музыкантов, а из-за великой актрисы Алисы Фрейндлих, которая для нескольких поколений была образцом таланта, душевной чистоты и преданности ремеслу театра, тому ремеслу, которое со времен Эсхила невозможно было представить без служения правде, слову, мысли и человеческой совести.

С того момента, когда такие люди, как Фрейндлих, заняли позицию сознательной поддержки лживой, циничной, преступной, блатной власти, обрекающей страну на нравственное, политическое и экономическое вымирание, трещина прошла прямо по сердцам миллионов тех, кто их любил.

Трещина эта стала видна на двух московских площадях еще 4 февраля. Наивный и по-детски душераздирающий вопрос: как теперь смотреть любимые фильмы и спектакли с Фрейндлих, как читать ее воспоминания, не ловя себя на мысли, что она в конце карьеры позволила себе забыть, что происходит в стране с простыми людьми, к которым она всю жизнь обращалась со сцены и с экрана, происходит благодаря власти Владимира Путина - Горлума, надевшего Кольцо Всевластия?

А что, собственно, происходит?

Происходит то, что и происходило последние 300 лет, – медленный, упорный террор номенклатуры, наглое торжество чиновничьего государства, одетого теперь в гламур и ворочающего конвертируемые в личную власть миллиарды. Наше государство никогда не было слабым, оно всегда было и остается чересчур сильным, особенно сейчас, когда оснащено ядерным оружием и когда любая средняя или высшая должность обеспечивает представителю власти личное долларовое богатство. Но большинство населения малодушно просто из страха потерять иллюзию защищенности, уверено, что государство еще слишком слабо, что его нужно еще и еще укреплять, что нужно наводить «порядок», и на этом играет, будет играть и будет выигрывать чиновничья элита.

Блатное сознание основано на унижении, узаконенном беззаконии, культе хитрости, подлости, издевательства, поддержке грубого, или изощренного насилия. Изощренность насилия оснащена теперь корпоративно-личными капиталами. Власть, непрерывно попирая свою собственную конституцию и фундаментальные представления о законе и праве, приучая к этому народ, занимается патерналистско-блатной поддержкой знатных артистов, режиссеров, музыкантов.

Ужас ситуации с Фрейндлих не в частном мнении Алисы Бруновны, на которое она имеет полное право, а в том, что с момента записи ею политического ролика она добровольно приняла на себя прямое (ведь в косвенном можно упрекнуть каждого из нас) соучастие в лжи, грабеже и преступлениях режима. Но я не могу и не хочу чрезмерно обвинять Алису Фрейндлих - ведь ее прямая политическая поддержка Путина вызывает скорее чувство ужаса, стыда и жалости.

Но я обвиняю своих коллег – «музыкантов в законе», героев современного классического истеблишмента Валерия Гергиева и Юрия Башмета. Я обвиняю их, живущих на почти заслуженные (если бы не постоянная поддержка сначала советской, затем постсоветской государственной системы) мировые гонорары и на гораздо менее заслуженные огромные подачки власти.

Я обвиняю их в распределении этих подачек среди подчиненных им и зависящих от них денежно и карьерно молодых и не очень молодых коллег.

Я обвиняю их в том, что они способствовали или ничем не помешали воцарению власти откатных денег и лично-семейно-блатной протекции в классической музыке.

Мне совершенно ясно, что таким, как Валерий Гергиев, и Юрий Башмет, совершенно наплевать, что о них думаю я и многие другие музыканты, не уступающие им ни талантом, ни мастерством, но не желающие играть в гламурные и преступные социальные игры и тем самым радикально рискующие своей карьерой.

Великие музыканты Гергиев и Башмет захватили все пути, по которым музыканты, не связанные отношениями протекции, могли бы помимо них попасть на большую сцену и доказать миру свою состоятельность, мастерство, и величие.

Я обвиняю Гергиева, Башмета и им подобных в нравственном растлении нескольких поколений молодых музыкантов, которые во многом благодаря им убеждены, что мерой мастерства и таланта являются деньги, деньги, еще раз деньги и только деньги. Именно они убедили и приучили молодежь к тому, что главное - это использовать свое бессмертное ремесло для гламурного успеха при циничном равнодушии к так называемой «политике».

Речь идет о равнодушии к кричащим фактам государственного насилия, беззакония, экономической газово-нефтяной симуляции, тотального чиновничьего откатного грабежа, обрекающих население страны на жизнь без будущего, в том числе унизительной нищеты десятков тысяч российских классических музыкантов.

Спросите россиянина, в том числе музыканта, живущего на зарплату: на сколько недель вперед он может планировать свою жизнь и жизнь своей семьи? Спросите коллегу-музыканта в тех городах, где вы гастролируете: всегда ли он может финансово позволить себе купить билет на ваши концерты?

Как только что выяснилось, ни о каком чистом искусстве речь у вас не шла и не идет, вы обманывали профессиональную музыкальную молодежь и публику. В мгновение ока вы, представители одного из самых возвышенных и бескорыстных искусств, добровольно превращаетесь не в политиков, нет, а в обслуживающий персонал одного из самых позорных, циничных и преступных правителей в истории России, первого в российской истории политического симулянта глобального масштаба.

Вы искренне убеждены, господа и коллеги, что вами движет благородное желание стабильности для страны? Ну, так вы ошибаетесь, и это та самая ошибка,которая хуже, чем преступление.

Дело не только в том, что нарушаются и будут еще больше нарушены базовые свободы, не только в том, что реальна угроза активно репрессивного режима, но в том, что эти методы абсолютно бесперспективны именно с прагматической точки зрения.

Централизованные, вертикально контролируемые экономики – cлабейшие и самые короткоживущие в мире, даже если у них есть десятилетний период относительного успеха. Они абсолютно не в состоянии справиться с базовыми экономическими проблемами мирного времени, в том числе с построением экономической инфраструктуры: дорог, коммуникаций и защиты частной собственности.

Реальная история демонстрируют жизнеспособность и длительную (а не кратковременную, как при Гитлере-Сталине-Путине) мощь открытых обществ, даже учитывая глобальные системные кризисы. Ностальгия по "сильному" государству в России, наглое использование этой ностальгии и иллюзии стабильности преступной властью неизбежно и совершенно объективно приводят к дестабилизации всей системы. И это было ясно сразу, с момента принятия Путиным курса на реставрацию власти силовых структур.

На самом деле, коллеги, поймите, если вы вообще готовы что-либо понять, что лодку раскачивает не оппозиция, а с преступным упорством сама властная вертикаль. Вертикаль без обратных связей – самый верный путь к дестабилизации системы.

Все это неизбежно приведет к еще большему обнищанию страны и людей. Только свободный, обладающий достоинством и реальной частной собственностью человек может себя прокормить. Только государство, жестко контролируемое снизу, сверху и сбоку СМИ, судом и законом, длительно жизнеспособно.

Я обвиняю вас, встроенные в систему коллеги с мировым именем, в том, что вы не находите в себе ни интеллектуального мужества для понимания обреченности путинизма, ни личного мужества, чтобы Путину противостоять. Позор ситуации состоит в том, что здесь вы ничем не рискуете, ваша жизнь, ваши мировые гонорары давно материально не зависят от Путина и всей его камарильи, как видимой, так и невидимой.

Вы, Валерий Абисалович и Юрий Абрамович, давно вполне могли бы послать нашего Горлума на три и даже больше букв. Ваше физическое и профессиональное выживание никак не связано с этой системой. С этой системой связана только ваша личная власть, ваша московская, или питерская гламурная жизнь и некоторые, пусть и важные творческие проекты. Но вы, закрывая глаза на тотальное беззаконие системы, на страдания политических заключенных, на преступный сервильный суд, на убивающую будущее российской экономики систему откатов и зависимость от трубы, не просто пользуетесь благами преступной системы, а активно выступаете как услужливые лакеи за ее сохранение в тот момент, когда ваш голос мог бы прозвучать как отрезвляющий, сильный и слышный во всем мире. Но вам не до этого.

Я напоминаю вам, что кроме вас существуют такие музыканты, как Арво Пярт, посвятивший свою симфонию Михаилу Ходорковскому, и Гидон Кремер, отказавшийся принимать участие в практике мирового продажного музицирования.

Я обвиняю вас в цинизме российского и международного масштаба, в том, что вы позволили себе забыть что настоящее, то есть, по словам Марины Цветаевой, и современное, и подлинное искусство возможно только при свете совести.

Я прекрасно понимаю, что вы властители не только умов и душ музыкантов, но и убивающего классическую музыку российского и мирового музыкального менеджмента. Я отдаю себе отчет, что ни у меня, ни у многих моих коллег и друзей не было раньше, и тем более не будет сейчас шансов доказать, что есть музыканты, не уступающие вам ни в таланте, ни в уме, ни в мастерстве.

Я знаю, что мое и моих друзей физическое и творческое выживание напрямую связано с отношением к нам той преступной системы, неотъемлемой частью которой вы являетесь. Но, перефразируя знаменитый афоризм, я хочу сказать вам в лицо: тот, кто не готов ради свободы и творчества пожертвовать своим благополучием в условиях преступной и циничной власти, не достоин ни свободы, ни благополучия, ни творчества.

Мое выступление на митинге "Гражданского действия" 28 января.

Сегодня я пойду на Пушкинскую, на согласованный митинг «Гражданского действия».

31-го я пойду несогласованным одиночным пикетом на Триумфальную, в поддержку Стратегии-31.

4 февраля я пойду на согласованное шествие-митинг «За честные выборы».

Все эти даты взаимосвязаны и, так сказать, «политически», и психологически.

Но именно несогласованное 31-е число является для меня смысловой осью происходящего в стране, осью моего личного выбора. Тут необходимо объясниться.

Я не был никогда сторонником нацболов и не являюсь программным политическим сторонником Э. Лимонова. Хочу подчеркнуть: по своим политическим и гражданским убеждениям я «классический либерал» в европейском, не американском, смысле слова. В Америке либералами по историческому недоразумению называют как раз социалистов. Впрочем, я не против и успешного европейского социального капитализма германско-скандинавского типа.

Но мы говорим, живем и действуем, к счастью или к несчастью, в современной России. И дилемма, которая сейчас в который раз стоит перед Россией и перед каждым из нас, огромна. В осевой последовательности чисел 28-31-4 она выражена в полной мере.

Лично для меня она, эта дилемма, принципиальна, но я считаю ее предельной как для российской ситуации в целом, так и для «декабристcкой» ситуации последнего месяца.

Это дилемма человеческого достоинства и нежелания лгать перед лицом власти, нарушающей собственный основной закон, который по определению является законом прямого действия, НЕ зависящим от каких бы то ни было подзаконных актов и административных директив.

Судьба России как цивилизованного гражданского общества, наша человеческая судьба и нравственная судьба наших детей и внуков напрямую зависят от того, как каждый из нас решает эту дилемму и как она решается и будет решена на коллективном уровне.

И ПОТОМУ Я ПОДДЕРЖИВАЮ ЭДУАРДА ЛИМОНОВА В ТОЙ ЧАСТИ ЕГО ПОЗИЦИИ И ЕГО ПОВЕДЕНИЯ, ГДЕ ОН ЗАНИМАЕТ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНО КОНСТИТУЦИОННУЮ ПОЗИЦИЮ.

Различие наших позиций, если я правильно понимаю Лимонова как руководителя политического движения, в том, как мы понимаем слово «победа». Для Лимонова и «Другой России» победа возможна, потенциальна, она впереди, она мыслится как будущая цель, связанная с захватом или получением реальной власти.

Для меня же реальной победой, причем нравственной, а следовательно, не только личной, а именно общественной, гражданской, политической является сам факт следования конституционной логике в момент индивидуального противостояния беззаконию.

Поэтому 31-е число / 31-я статья Конституции является для меня символической осью выбора и для России в целом. Основной выбор для страны - это выбор между привычкой к циничному «прагматическому» компромиссу с тотальным беззаконием, ложью и симулякрами газово-нефтяной власти - и шансом жить в цивилизованной стране с реальным, подлинным, достойным и потому всегда непростым экономическим и нравственно-политическим будущим.

Беззаконием является сама ситуация согласования с властями митингов, если это согласование идет не в конституционной форме уведомления, а в форме получения/неполучения от властей разрешения на митинги, групповые или индивидуальные пикеты.

Это игра и манипуляция власти с нами, игра, которая для власти принципиальна, так как это та самая лазейка, через которую беззаконие и произвол просачивается и реально и страшно влияет на нашу жизнь.

Однако я иду сегодня на беззаконно-компромиссный митинг «Гражданского действия» и буду по предложению симпатичных мне лидеров этого движения, к которому я присоединился, выступать.

Я иду на беззаконно-компромиссный митинг-шествие «За честные выборы» 4 февраля вместе с симпатичными мне Женей Чириковой, Гарри Каспаровым и Борисом Акуниным.

Я иду на эти мероприятия, так же как я был на пр. Сахарова, потому что просыпающееся гражданское движение в России необходимо поддерживать по-человечески и просто количественно. Но надо четко отдавать себе отчет в качестве собственного выбора.

31-го числа индивидуальный пикет за соблюдение 31-й статьи Конституции (несомненно, этим пикетом я обязан идее Стратегии-31, а следовательно, лично Э. Лимонову) представляется мне качественным выбором, той точкой, через которую есть пусть минимальный, еле заметный, косвенный, но реальный шанс повлиять на качество будущего политического выбора всей страны.

Это казусы, маленькие индивидуальные казусы всех, кто решается выйти 31-го числа на пикеты, но это казусы, которые и сами по себе, в себе (буквально an sich, по Канту), и в перспективе, в обществе в целом имеют статус чести, чистоты, свободы, законности, понятой как система правил высокой социальной игры, которая и есть реальная гражданская (от слова город, град), цивилизованная (от латинского слова civis – город), политическая (от древнегреческого слова polis – город) жизнь.

Я не знаю, что будет. Никто из нас не знает. Каков результат сопротивления? Он прост, но его нельзя потрогать. Сопротивление - это «НЕТ». «Нет» чему? и ради чего? «Нет» превращению человека в... просто «человеко»? В самое адаптивное и живучее существо на планете?

Зачем сопротивляться, когда есть возможность просто выживать? Ответа НЕТ. Мы не знаем, что такое человеческое достоинство и зачем оно нужно.

Мы не знаем, почему мы в какой-то момент говорим себе: хватит!

Шансов на позитивное развитие событий в ближайшем будущем почти не осталось, страна в тяжелейшем психологическом состоянии. Кажется, что гарантии физического выживания для большинства сохраняются только системой. Но система эта невыносима.

Сопротивление абсурдно и в ближайшей перспективе контрпродуктивно. Но именно потому, вопреки всяким прагматическим соображениям, я выбираю сопротивление.

Музыка революции и в наше время, и всегда - это музыка одиночества. Мы все одиноки. Что может быть очевиднее? Человек одинокое существо. И потому умеет творить и любить. Мы любим друг друга как одинокие. В глубине нашей души живут невысказанные слова: мы не нуждаемся в подачках. Мы хотим обнаружить сами перед собой и, значит, перед миром свою абсолютную ценность. Это совершенно безнадежная и недостижимая цель. Но она дает нам странную безнадежную надежду.

Все главное в жизни, вся наша любовь, все наше одиночество и вся наша связь с людьми определены в начале и в конце музыкой. Музыкой, которую мы слышим даже тогда, когда нас убедили, что у нас нет слуха.

Массовое возмущение - это наша надежда, что что-то изменится в системе. Но личное, то есть экзистенциальное сопротивление абсурдно, оно почти лишено надежды. Поэтому декабрь одновременно радостен и невероятно грустен. Нам разрешили то, на что мы не должны просить разрешения. И митинги прошли без физических жертв. И никто не вправе считать это неудачей. Но в сердце живет ощущение, что этого недостаточно. И потому стоит продолжить бессмысленное одиночное противостояние. Поэтому стоит рисковать. Иначе невозможно ни услышать, ни создать, ни исполнить наивную музыку революции. И это не гламурная «классика» сытых, и не псевдоромантическая пена крутых, и не наркотическая попса толпы. Это музыка тишины, в которой рождается личный выбор.

Поэтому я не призываю никого идти на Триумфальную, я иду на нее вопреки здравому смыслу. Музыка говорит – пора!

Оказавшись в этом положении выдавливаемого, я понял, что не могу идти вот так, и никто в этой толпе не мог и не хотел находиться в состоянии стада баранов, которых куда-то выжимают. А загородки, которые установили на площади, создавали полное ощущение загона.

В этой толпе были не только протестующие, но и просто прохожие – со всеми обращались как со скотом. Причем сотрудники полиции были агрессивны – и омоновцы, и обычные полицейские, они были возбуждены, грубы и невероятно эмоциональны в этой своей агрессии. Меня это удивило.

В какой-то момент я понял, что терпеть это невозможно, недопустимо, и тогда я повернулся к сотрудникам и сказал: «Пропустите меня». Мне казалось, что сейчас многие люди повернутся, потому что невозможно это выдерживать. Но меня сразу же схватили - я был задержан первым - и молча запихнули в автозак.

10 минут я сидел один, вспоминал юность – армейские дни, полтора года в Таманской дивизии, обращение с молодыми солдатами в армии. Я понял, что со всем эти стилем я уже знаком.

Потом в автозак набрали человек 30, в том числе была девушка из «Солидарности», которой повредили шею. Сотрудники полиции не вели с нами никаких разговоров, даже не реагировали на просьбы вызвать врача. Ни слова не было с той стороны сказано. Опять же – как баранов закидали и повезли. Мы не знали, куда нас везут, но с нами были несколько человек, которые неоднократно уже попадали в такую ситуацию, и они сказали, что нас везут в Замоскворецкое отделение. Там нас по 4-5 человек стали выводить в отделение, где уже демонстрировалась абсолютная вежливость. Все было вежливо, но долго. И не было ни одного этапа, сделанного по процедуре.

Поскольку все было очень вежливо, я даже подумал, что подпишу протокол, если в нем все будет указано правильно. Но в результате я получил на руки совершенно потрясающие в своем несоответствии действительности копии протоколов. Протокол задержания – я сейчас впервые в жизни говорю этими категориями – был составлен человеком, который вообще не имел отношения к моему задержанию. Мне предъявили, что я задержан за то, что выкрикивал нецензурные выражения, вел себя агрессивно по отношению к милиционерам, выкрикивал лозунги.

Учитывая, что я вообще ни слова не сказал и что выкрикивать лозунги с толпой – это не мой стиль, для меня важны не крики, а присутствие, я отказался подписывать этот протокол. Человек, который даже не видел моего задержания, описал меня как агрессивного крикуна, подзуживающего толпу. Видимо, они решили описать меня как некоего организатора, потому что я крупный и был в белом шарфе. Они так и спросили меня: «Вы же организатор?»

После моего отказа от подписи они сказали, что это, конечно, мое право не подписывать протокол, но им в этом случае нужно найти понятых, чтобы зафиксировать отказ. А для этого, пояснили они, потребуется еще два-три часа. К тому времени с момента задержания уже прошло три часа, и нам – от подписи отказалось еще несколько человек – совершенно не хотелось провести еще два часа в отделении.

Тут появился начальник отделения и сказал, чтобы мы не переживали, сейчас все быстро организуют. Через некоторое время они нашли где-то на улице двух молодых людей, понятых. Они были совершенно обалдевшие - то ли студенты, то ли аспиранты. Когда они пришли, я им объяснил, кто мы и за что нас задержали. Они сказали: «Стратегия-31? Мы сейчас подпишем, а в следующий раз сами придем на акцию!»

Прошедшей ночью я почти не спал, лег очень поздно. Меня очень поддерживают мои друзья – звонят, пишут. С одной стороны, я возбужден вчерашними событиями. С другой стороны, в принципе я отношусь спокойно к тому, что произошло. Наверное, у меня генетическая память. Мою маму в 49-м году забрали с третьего курса на 10 лет. От нее я знаю, что такое настоящий арест, и потому я не склонен излишне драматизировать происшедшее со мной.

Моя мама училась на третьем курсе ГИТИСа на режиссерском. За увлечение индийской философией ее забрали по доносу профессора, который потом просил прощения у нее всю жизнь, и осудили на 10 лет по 58-й статье. Она меня родила после Лубянки, Бутырки, Казанской тюрьмы и ссылки в Среднюю Азию. Мама, которая прошла через все это, воспитывала меня в том духе, что нужно жить и работать там, где ты родился, любить страну. Единственное, что спасло ее и сделало возможным мое рождение, это то, что она не в лагерь попала, а в ссылку.

Во многом все, что происходит сейчас, связано с судьбой мамы. Еще жива ближайшая мамина подруга, которая находилась с ней в ночь ареста, - тетя Женя. Причем это не просто тетя Женя, это Евгения Григорьевна Гнесина, последняя живая из семьи Гнесиных, основателей Училища и Института имени Гнесиных. Она мне сказала: «Мишка, я сразу поняла, что это твой ответ на мамину судьбу».

Мама ушла в 98-м году. Наверное, я хотел бы, чтобы она услышала эти слова тети Жени. Для меня это важно, это действительно ответ. Все взаимосвязано. Зная по рассказам мамы, что она перенесла, я очень боюсь, что все это может в нашей стране повториться.

На форуме «Последняя осень» я был на открытии и полностью на последнем дне. У меня остались в основном положительные впечатления, потому что встречи такого большого количества представителей совершенно разных политических сил очень важны. К тому же диалог был очень благожелательный и разнообразный. Все понимали, что есть одна общая проблема – несменяемость власти и та рокировка, которую нам предложили. И это общее всех объединяло, что показалось мне очень важным и характерным для ситуации.

Я был на мероприятии, где Лев Рубинштейн читал свою прозу; был на разговоре Ганапольского, Сванидзе и других журналистов. Обе встречи были чрезвычайно интересными.

Кстати, на мероприятии Ганапольского был конфликтный момент, когда Каспаров и Сванидзе немного поцапались и Сванидзе позволил себе резкое высказывание. Это выглядело довольно жалко. А связана эта ситуация была с тем, что Сванидзе был задан прямой вопрос: как при его вполне демократическом и либеральном активном прошлом сейчас он так легко вписывается в систему? Реакция Сванидзе на этот вопрос, конечно, была очень раздраженной.

Вообще это серьезная проблема. Для меня самым важным, что произошло на форуме, явилось понимание того, что есть две основные точки зрения в либерально-демократическом сообществе. Часть считает, что система уже полностью себя делегитимизировала и поэтому гражданское неповиновение – это единственный правильный путь. Я и сам склоняюсь к этой точке зрения, потому что мне кажется, что действительно некий предел ситуации наступил – вопрос о легитимности всей системы в целом встал и должен быть обсужден.

Другая часть сообщества, очень близкая нам по духу, образу мышления и ценностям, считает, что часть легитимности еще сохраняется и поэтому возможно серьезное отношение к выборам и так далее. Мне кажется, здесь проходит точка полемики, точка внутреннего разделения в понимании и оценке ситуации. И это разделение проходит по реальным жизням людей.

Другими словами, сообщество разделилось на людей, которые готовы реально пожертвовать своим социальным статусом и поставить его под удар, – это те, кто считает, что необходимо гражданское неповиновение; и на людей, которые совершенно не хотят (и их можно понять) пожертвовать своим социальным статусом, поставить под удар себя, свои семьи, – они считают, что легитимные способы общения с властью, в том числе декабрьские и мартовские выборы, еще сохраняются.

Я думаю, что и в умах людей идет эта дискуссия. Есть люди, которые уже приняли решение, а есть те, кто колеблется. Это реальная проблема – социальная, логическая и экзистенциальная. И мне кажется, форум очень хорошо показал эту проблематику и это позволит многим людям так или иначе принять решение.

(Читать полностью)

Ситуация с объединением моей alma mater - Российской академии музыки им. Гнесиных - и бывшего знаменитого училища, собственно «Гнесинки», а ныне Колледжа им. Гнесиных сама по себе не была бы поводом для реплики на "Гранях", если бы не одно обстоятельство, вернее, так сказать программная формулировка, поразившая меня при чтении приказа А.А. Авдеева, а именно: "В целях оптимизации структуры подведомственных образовательных учреждений Министерства культуры Российской Федерации, в соответствии с Порядком создания, реорганизации, изменения типа и ликвидации федеральных государственных учреждений..." И так далее. Что тут скажешь? Они совсем офигели. Слова все же еще кое-что значат в нашем изнасилованном приблатненной номенклатурой языке. Ликвидация... впрочем, что это я? Точнее не скажешь. Именно. Ликвидация.

Но отреагировал-то я не на это сильное слово, а на слово гораздо более, как кажется, безобидное, нейтральное: оптимизация. Вот тут в моей голове вдруг связалось то, что и заставило меня взяться за перо специально для "Граней". Я же именно об этом писал в "Гранях", совершенно не предполагая, что так скоро и до боли знакомо все коснется Гнесинки. Позволю себе небольшую самоцитату:

Оркестры сейчас отдают под бюджетные организации, то есть филармонии. За семь лет до моего появления Тихоокеанский симфонический оркестр был независимым оркестром радио и телевидения с собственным бюджетом. Это был очень приличный самостоятельный оркестр. А теперь его привязали к филармонии, у них общий филармонический бюджет. И оркестру выделятся часть из этого бюджета. Тотальная оптимизация – так они это называют.

Оказалось, что, как я и предполагал, вся известная ситуация вокруг Тихоокеанского симфонического оркестра, ОНФ и моего отъезда из Владивостока по сути является точным отражением тотальных процессов, проходящих сейчас в России, в том числе во всех так называемых, культурных (и не только культурных) бюджетных учреждениях.

Присоединение Колледжа к Академии не что иное, как методичное и безжалостное уничтожение остатков сомнительной, но все же «стабильной» финансовой независимости, причем как Колледжа, так и любимой мной Академии. Потеря свободы может быть только взаимной. Это ситуация медленного финансового и политического (ибо любое сокращение независимости и свободы есть политический акт) удушения училищ, вузов, оркестров, театров и музеев в России.

И тут для меня начинается мистика, сердце мое холодеет от слишком уж участившихся совпадений в моей жизни: вчера в первой половине дня, ничего еще не зная о приказе господина министра, я опубликовал в ЖЖ и на Фейсбуке письмо адвоката pro bono О. Талалаевой ректору РАМ им. Гнесиных о плавном и хладнокровном моем увольнении из родного во многих смыслах музыкального вуза.

"Ну почему оптимизация и ликвидация так упорно и сжато по срокам преследует именно меня!" - хочется мне крикнуть.

Недопустимый и малодушный самообман. Это процесс, необратимо захвативший всю Россию, от Костромы до Уссрийска, захвативший, и медленно, мучительно, унизительно убивающий тех людей, те семьи, тот средний класс, который бесповоротно просмотрела наша гламурная оппозиция, скромно выбирающая серфинг и гордящаяся, что это не яхтинг.

Эта оппозиция просмотрела и потеряла за 10 лет те тысячи и тысячи образованных и талантливых людей всех специальностей, особенно творческих, педагогических, музейных, библиотечных, медицинских - всех работающих в бюджетной сфере. Тех людей, которые по своей ментальности и начитанности не уступают, а порой и превосходят европейский средний класс, но живут на грани нищеты и гниют от унижения и непонимания того, что происходит. Поэтому в заключение я позволю себе еще одну цитату из своей статьи 2007 года:

...эта картина тяжелого сползания России в провинциальное средневековье и беззаконие вызывает желание сопротивляться... Эта ситуация – своеобразная уменьшенная копия советского времени, когда люди совершенно разных взглядов чувствовали себя принадлежащими к одному классу: классу тех, кого давит советский Левиафан. Теперь вновь мы готовы себя ощутить теми, кто противостоит самому отвратительному из человеческих зол: наглому всевластию и беззаконию государственных функционеров. Поэтому так естественно рождение и развитие нового "революционного движения" в России – движения сопротивления. И оно обязано быть. Даже если оно обречено.

Всем моим друзьям и недругам - ответ на возможные вопросы о Грузии.

Ничего особенного не произошло. Я сыграл и продирижировал успешный концерт в консерватории с замечательным Грузинским государственным камерным оркестром. Я приехал в Тбилиси по приглашению их администрации, так как еще во Владике, в июне этого года, ДО всей истории с ОНФ и увольнением, отправил им письмо, что буду рад работать и жить в Грузии, чью поэзию и музыку страстно люблю с юности. Речь шла не о "жить" вообще, а только о жизни в процессе творческой работы, если она, эта работа и творчество, будет. Физическое выживание само по себе - не моя задача, никогда не была и, надеюсь, не будет.

Президент все понял правильно, и мне после концерта был вручен паспорт Грузии (я до последнего момента до конца не знал, как и что произойдет).

Важно: это ни в коем случае НЕ политическое убежище, а просто второе гражданство плюс к основному российскому, за что я искренне благодарен. Это знак того, что в будущем "гражданство мира" - не пустой звук. Оказывается, возможна индивидуальная свободная и бескорыстная дипломатия ради сохранения древней связи России и Грузии, что бы ни происходило в сфере политических манипуляций и военно-полевых игр с обеих сторон. По крайней мере я в ответе сам за себя. Пусть манипулируют другие.

Это не меняет моей профессиональной и творческой ситуации. Я был и остаюсь безработным.

И мне наплевать. Я не буду выживать ради выживания. Или весь мир и творчество, или ничего и смерть в подворотне. Точка.

Вчера я впервые был на Триумфальной площади, потому что впервые был в Москве за то время, пока существует Стратегия-31. Как только представилась возможность, я пошел.

Я хотел прийти со своим близким другом, выдающимся русским философом Анатолием Ахутиным (принадлежащим к школе Библера), который всегда сам тихонечко, незаметно ходил на эти акции. Он действительно выдающийся философ, один из самых крупных, фигура такого же масштаба, как знаменитый Мамардашвили. К сожалению, вчера Толи не было, он сейчас в Италии или во Франции пешком ходит и автостопом ездит, не имея денег. Поэтому я пришел один.

Почему я пошел. Для меня это такая же акция частного лица, как и мое письмо на "Гранях". Сама идея «Стратегии» мне кажется совершенно верной, потому что речь идет о следовании праву, сформулированному в рамках самой российской системы, и отступление от этого права – хороший повод, чтобы продемонстрировать, что демократия – это прежде всего процедура, связанная с поведением частных лиц. Поэтому для меня это важно.

Об этом я писал еще до того, как появилась Стратегия-31, когда были еще «Марши несогласных». Тогда в своей первой статье на Каспаров.Ру я высказал парадоксальную даже для самого себя мысль, что из-за того, что Эдуард Лимонов в последние годы отстаивает конституционную и процедурную демократию, при том, что все остальные его политические взгляды, которые мне знакомы, для меня совершенно неприемлемы, именно этот момент, связанный с настоящей демократией, заставил меня серьезно отнестись к возможности взаимодействия демократических либеральных сил с противоположными им явлениями. Такими, как нацболы и Лимонов.

Последующее развитие Стратегии-31 показало, что идея достойная. А в том, что сейчас акция стала более камерной по сравнению с тем, какой она была некоторое время назад, виноваты люди моего лагеря. Я категорически не поддерживаю Алексееву в ситуации с Лимоновым. Я считаю, то, что произошло, это просто катастрофа. Наша знаменитая правозащитница не должна была делать того шага, который она сделала – то есть не должна была договариваться с властями по поводу, по которому не надо договариваться, потому что Конституция имеет прямое действие. В случившемся расколе есть некий парадокс. И вчера я пришел, торчал там в своем белом пиджаке и демонстрировал этот странный парадокс.

К лозунгам, которые вчера скандировали, я присоединялся своим присутствием. Они были вполне корректные, а в те моменты, когда были некорректные и некоторые бабульки агрессивно высказывались, я говорил им, что если уж вы ратуете за демократию и свободу, то не ограничивайте свободу других.

Для меня эта акция связана с парадоксальной демонстрацией того, что нужно высказывать свою позицию относительно последовательной процедуры демократии, которая у нас уничтожена на всех уровнях. Презрение и деструкция процедуры и манипуляция процедурами, симуляция процедур – это страшная вещь, потому что она пронизывает собой всю тонкую ткань жизни.

Больше всего меня беспокоит, конечно, состояние судебно-правовой системы, симуляции ее. Страшным примером является, конечно же, процесс Ходорковского. Вне зависимости от личного отношения к Ходорковскому и вне зависимости от отношения к проблеме его виновности или невиновности этот процесс демонстрирует страшную манипулятивную власть нашей системы, которая разрушает саму ткань жизни.

Сейчас совершенно ясно, что нарушение судебно-правовой процедуры разрушает души живущих в этой стране людей. Это связано с проблемами страха, защищенности, правды, права, сути происходящего в жизни, возможности говорить о справедливости и так далее. Это тотальная деструкция, последовательная и очень логичная, связанная со всей страшной историей России. Мы пришли к очередной страшной логической точке радикального выбора.

Мне вообще-то нужно заниматься совершенно другим: мне нужно с утра до вечера стоять за пультом. Но даже если бы меня был оркестр и оперный театр, я бы все равно этим занимался, потому что я бы понимал: на жизни моих музыкантов непосредственно влияет эта ситуация, на жизни солистов оперы это влияет. Даже на художественный результат это влияет, на высоту романтической этики, которая должна быть в высоком искусстве.

Тотальная ситуация этической деструкции абсолютно взаимосвязана с творчеством. Для меня это также связано и с историей музыки, как европейской, так и русской. В этом смысле мне понятно и близко поведение молодого Вагнера, который был готов голодать, нищенствовать со всей своей семьей, будучи уже известнейшим композитором Европы, но шел на баррикады отстаивать идеалы Французской революции. Потом уже, став баварским композитором, он позволял себе возмутительные антисемитские высказывания, но молодой Вагнер был совершенно другой. Молодой Вагнер для меня пример великого композитора и дирижера, который не боялся ходить на баррикады.

Есть такие примеры и среди наших выдающихся композиторов. Римский-Корсаков рисковал своими премьерами в императорских театрах и со студентами выходил протестовать против пороков царской России.

Я считаю, что сейчас музыканты должны просыпаться, потому что все это взаимосвязано с качеством музыкальной продукции, с романтической этикой. Конституционная свобода должна стать романтической идеей, потому что она связана со свободой творчества, а отсутствие свободы творчества и человека приводит к разъеданию и уничтожению подлинной музыки.

Во Владивостоке я получил колоссальный отрицательный опыт. Опыт депрессии и преодоления непреодолимого. Я впервые понял, что значит страшная, вязкая наша ситуация. Последние полгода были самые страшные в моей жизни, потому что я понимал, что затягиваюсь в страшную безнадегу, и до сих пор еще эта безнадега надо мной. И я хочу объяснить, почему.

Оркестры сейчас отдают под бюджетные организации, то есть филармонии. За семь лет до моего появления Тихоокеанский симфонический оркестр был независимым оркестром радио и телевидения с собственным бюджетом. Это был очень приличный самостоятельный оркестр. А теперь его привязали к филармонии, у них общий филармонический бюджет. И оркестру выделятся часть из этого бюджета. Тотальная оптимизация – так они это называют.

Директором филармонии ставят только чиновников, и желательно далеких от музыки или ставших далекими от музыки в этой работе. Подчиненность директору филармонии – это смерть оркестра, потому что у него нет ни собственного директора, ни собственного аппарата, ни собственных финансов.

Финансы – это очень важный вопрос. В Приморской филармонии потрясающая бюджетная сетка. У меня было подписано два контракта: один на главного дирижера, другой на художественного руководителя. Один на шесть тысяч рублей, другой на пять с половиной тысяч, потому что такова сетка. И те 30 тысяч, на которые со мной договаривались изначально, доплачивались из внебюджетных средств – условно из того, что заработала филармония. Поэтому из внебюджетных я то получал, то не получал, то на месяц задерживали. И на 12 тысяч я должен был существовать при владивостокских ценах. Правда, на фоне этой ситуации все равно удавалось делать крупные программы, поднимать город на это дело.

Руководство филармонии может запросто манипулировать зарплатами. Например, понизить зарплату на 300-500 рублей (при зарплате музыкантов около шести тысяч рублей), объясняя это тем, что нет внебюджетных средств или задержка какая-то. Никто даже пикнуть не может. Когда пытались пикнуть, директор платил, а потом отыгрывался.

Бюджетная система унизительна. Плюс к этому у нас пытаются сделать вид, что, с одной стороны, это государственное учреждение, с другой стороны, директора должны оптимизировать расходы: экономить и зарабатывать. И директора считают себя эффективными менеджерами, не гнушаясь экономить на зарплате, на чем угодно. Если мой директор филармонии тот же самый Макаренко, отправит отчет Дарькину в управление культуры, что ему удалось сэкономить на зарплатах, тот его только похвалит.

Но это не единственный способ манипуляции коллективом. Один из них я испытал на себе, когда директор решил мне показать почем фунт лиха и кузькину мать. У меня было два концерта в августе и один в конце июля. Уже никто не работал в филармонии кроме симфонического оркестра и дирижера. Для того чтобы оркестр – главный коллектив филармонии – получил возможность репетировать в зале, я должен писать прошение. А так мы репетируем в небольшой репетиционной комнате. А ведь в зале совсем другая акустическая ситуация в зале, другое пространство. Любую программу нужно за два дня по крайней мере отыграть в зале. В нормальных филармониях репетиционным местом является зал, но наш директор сдавал его в аренду. Ну, окей, что-то он там зарабатывал с этого зала, якобы с этого нам деньги доплачивали.

Итак, последний концертный сезон, пишу прошение о репетиции в зале, директор отказывает. Я посылаю инспектора оркестра, которого, к слову, в бюджетной сетке вовсе нет, хотя должен быть, это правая рука дирижера. Инспектор приходит и говорит: «Директор сказал, что не дает нам зал не потому, что он сдан в аренду, – он свободен. Он его нам не дает ради экономии электричества». И все три последних концерта, включая самый последний с большой программой, мы так и репетировали в своей маленькой комнатке. И это тотальное явление в России – манипуляции любого директора бюджетной организации.

Люди в Тихоокеанском оркестре абсолютно зависимые. Это фактически крепостной оркестр. Люди страшно боятся потерять даже эту работу, потому что она хоть и маленькая по зарплате, но постоянная более-менее. Иначе они пойдут на вольные хлеба и будут вообще жить впроголодь, детей не прокормят и не смогут платить за жилье. И у них парадоксальное отношение к дирижеру, который вроде как выступает за оркестр, но в то же время ставит их под удар. Тот же Дарькин спросит: «А почему вокруг Тихоокеанского оркестра такой шум? А ну-ка закрывайте им рты!»

Но оркестр надо спасать. Бить по Дарькину из Москвы, чтобы он что-то делал с оркестром. И хотя я сейчас в Москве, я не оставляю мыслями оркестр, не могу не беспокоиться об этих людях. Я видел их жизнь. И в той мере, в какой это возможно, я буду пытаться менять эту ситуацию. И призываю все СМИ помогать мне в этом направлении. Конкретные проблемы Тихоокеанского оркестра – это на самом деле общероссийская проблема, это судьбы очень многих коллективов. Судьба провинциального оркестра – это федеральная проблема.

Положение оркестра может улучшить даже то, что о нем начнут больше говорить. Это значит, что к нему будет приезжать чуть больше дирижеров, его выведут из забвения. Сейчас важно любое упоминание, любой разговор.

Самих музыкантов нельзя ни в коем случае втягивать, это нужно делать помимо них. Они бесконечно боятся, и правильно делают: им нужно спасать своих детей. Привлекать их – это подставлять их. Если они выступят и даже что-то изменится, улучшится на какое-то время, потом им отомстят. Люди уже давно легли и не хотят ничего, они скажут, что все замечательно и Аркадьев все врет. Они боятся потерять место. Еще два-три года назад они готовы были бороться за повышение зарплаты, теперь они поняли, что надо хоть место сохранить.

Это тотальная общероссийская ситуация в бюджетной сфере. На этом держится общенародный консенсус, это социальный договор между властью и народом. Если это выбить, начнется всеобщий хаос, не нужный никому. Именно поэтому я пытаюсь связать ситуацию в Тихоокеанском симфоническом оркестре с ситуацией в России вообще, именно поэтому я считаю, что с самого начала эта история носит серьезный социально-политический характер.

Я, член Союза композиторов России Михаил Александрович Аркадьев, категорически протестую против присоединения Союза композиторов РФ единым списком к так называемому Общероссийскому народному фронту (ОНФ) и, соответственно, включения меня в этот список как члена Союза без моего согласия.

Мало того что такое присоединение нарушает мои права как частного лица, нарушает элементарные демократические процедуры, но к тому же я принципиально не принимаю политическую программу и социальную роль упомянутого политического объединения (ОНФ), созданного В. Путиным исключительно для симулирования и профанации демократического процесса в России. Я являюсь членом объединенного демократического движения "Солидарность" и никоим образом не могу входить в организацию, чья политическая роль представляется мне одиозной и губительной для будущего России.

Если Союз композиторов РФ как организация подтвердит на общем собрании свое участие в ОНФ, я буду вынужден, к моему великому сожалению, подать заявление о выходе из Союза, вопреки своей многолетней связи с этим уважаемым мной творческим объединением.

Заслуженный артист РФ
доктор искусствоведения
член Союза композиторов РФ
М.А. Аркадьев

28 июня 2011 г.