- Нет, Сэм, не дойду я, - сказал он. - Тяжело мне очень, ужас как тяжело.
Джон Руэл Толкин

Что-то навалилась какая-то мутная немота...
Лев Рубинштейн

В 1700 году исчезла фундаменталистская церковь,
в феврале 1861-го - крепостничество,
в феврале 1917-го – «сакральное самодержавие»,
в марте 1953-го – политическое идолопоклонство,
в июне 1993-го – общинное рабство.
Осталась имперская государственность.
Может ли быть сомнение, что обречена и она?
Александр Янов

Россия со времен Ивана Великого прошла тяжелый, иногда невыносимый по тяжести путь к цивилизации и праву, путь, усеянный миллионами жертв. Этого могло не быть. История знает сослагательное наклонение. Более того, история и есть прямое воплощение сослагательного наклонения. Выбор всегда был и есть, и совершается он конкретными людьми.

Я совершенно убежден, что сейчас перед всей Россией и перед нами, людьми, связанными с ней всем своим существом, языком, культурой, интеллектом, стоит последний выбор. Мы перед последним перевалом. Наглая воровская имперская государственность и псевдоправославный государственный национализм неизбежно исчезнут. Вопрос сейчас только в том, каким количеством жертв нам опять придется заплатить за этот тяжелый переход.

Путин и вся система позднеуголовного имперского монстра могла относительно тихо существовать еще неопределенное время, оставаясь вялым колоссом на газовых ногах. Но логика внутренней нестабильности централизованных систем, лишенных механизмов обратной связи, - логика, о которой я пытался говорить два года назад, - заставила Путина и его окружение сделать ту самую ошибку, которая хуже преступления. Эта ошибка была неизбежна в принципе, но ее могло не быть еще очень долго.

Система опять попала, вернее, сама себя привела в точку неустойчивости, на научном языке - в точку бифуркации. В точках такой зыбкой неустойчивости сверхцентрализованная система и ее властная вертикаль оказываются чувствительны к малым возмущениям, как шарик на вершине пирамиды. От нас может зависеть, в какую именно сторону начнет падать шарик.

Под «стороной» я имею сейчас в виду не выбор между диктатурой и открытым обществом - этот выбор предрешен в сторону открытости, и Россия со страшными потерями, но неуклонно идет по этому пути уже 500 лет. Наш возможный выбор – попытаться подтолкнуть шарик, насколько это возможно, в сторону ненасильственного перехода к свободе. Под свободой я понимаю не произвол, а нечто противоположное – систему ответственного права и независимого суда.

Важно понять – духовное противостояние России миру это иллюзия тех, кто в это хочет искренне верить, и бесстыдная ложь тех, кто этой иллюзией манипулирует. Россия часть мира, и противостояние ему это не противостояние России с ее великой культурой и наукой миру, а смертельное противостояние системы неограниченного судом произвола воров в законе и чекистов-миллиардеров, тем гражданским системам, где эти ограничения так, или иначе, работают, и где признается их принципиальная необходимость.

Настоящее преступление военных приготовлений и маневров Путина в Крыму в том, что они для тех граждан Украины, которые не желают иметь дела с украинским национализмом, создают иллюзию силовой российской поддержки, а на самом деле ставят их в совершенно безвыходное и катастрофическое положение. Потому что они, люди Харькова, Донецка, русскоязычные жители Киева, Львова и вообще всей Украины, являются гражданами независимого государства Украина - и так оно было и будет, если они не захотят переехать на постоянное жительство в Россию или в другие страны.

Никакие военные пассы Путина этого свободно выбранного людьми статуса изменить не могут. Этого изменения не хочет и не допустит ни сама Украина, ни остальной мир, ни даже сам Путин. Манипуляции, игра ножичком путинской военной машины - это попытка бесстыдно подставить русскоязычных в (на) Украине и под этой кровавый шумок сделать Крым опять своим.

Шансов повлиять на ситуацию в сторону ненасильственного развития событий у нас, цивилизованных русских интеллектуалов, ничтожно мало. Мало в той же степени, в какой почти нереальным был шанс Фродо и Сэма добраться, дотащиться в сердце Мордора и уничтожить Кольцо всевластия. Так же, как и на Фродо, на нас ложится страшная тяжесть, и охватывает отчаянная тоска от проникающей радиации потерявшей контроль власти, и это лишает нас надежды. На это я могу попытаться ответить только словами, на которые я, вероятно, не имею права, находясь сейчас далеко от России, словами, которые всем известны, а автор их, сэр Уинстон, не нуждается в представлении: «Никогда, ни при каких обстоятельствах не сдавайтесь».

Где на это взять силы? Ответ каждый дает только перед собой и только в реальной ситуации выбора.