Вчера я впервые был на Триумфальной площади, потому что впервые был в Москве за то время, пока существует Стратегия-31. Как только представилась возможность, я пошел.

Я хотел прийти со своим близким другом, выдающимся русским философом Анатолием Ахутиным (принадлежащим к школе Библера), который всегда сам тихонечко, незаметно ходил на эти акции. Он действительно выдающийся философ, один из самых крупных, фигура такого же масштаба, как знаменитый Мамардашвили. К сожалению, вчера Толи не было, он сейчас в Италии или во Франции пешком ходит и автостопом ездит, не имея денег. Поэтому я пришел один.

Почему я пошел. Для меня это такая же акция частного лица, как и мое письмо на "Гранях". Сама идея «Стратегии» мне кажется совершенно верной, потому что речь идет о следовании праву, сформулированному в рамках самой российской системы, и отступление от этого права – хороший повод, чтобы продемонстрировать, что демократия – это прежде всего процедура, связанная с поведением частных лиц. Поэтому для меня это важно.

Об этом я писал еще до того, как появилась Стратегия-31, когда были еще «Марши несогласных». Тогда в своей первой статье на Каспаров.Ру я высказал парадоксальную даже для самого себя мысль, что из-за того, что Эдуард Лимонов в последние годы отстаивает конституционную и процедурную демократию, при том, что все остальные его политические взгляды, которые мне знакомы, для меня совершенно неприемлемы, именно этот момент, связанный с настоящей демократией, заставил меня серьезно отнестись к возможности взаимодействия демократических либеральных сил с противоположными им явлениями. Такими, как нацболы и Лимонов.

Последующее развитие Стратегии-31 показало, что идея достойная. А в том, что сейчас акция стала более камерной по сравнению с тем, какой она была некоторое время назад, виноваты люди моего лагеря. Я категорически не поддерживаю Алексееву в ситуации с Лимоновым. Я считаю, то, что произошло, это просто катастрофа. Наша знаменитая правозащитница не должна была делать того шага, который она сделала – то есть не должна была договариваться с властями по поводу, по которому не надо договариваться, потому что Конституция имеет прямое действие. В случившемся расколе есть некий парадокс. И вчера я пришел, торчал там в своем белом пиджаке и демонстрировал этот странный парадокс.

К лозунгам, которые вчера скандировали, я присоединялся своим присутствием. Они были вполне корректные, а в те моменты, когда были некорректные и некоторые бабульки агрессивно высказывались, я говорил им, что если уж вы ратуете за демократию и свободу, то не ограничивайте свободу других.

Для меня эта акция связана с парадоксальной демонстрацией того, что нужно высказывать свою позицию относительно последовательной процедуры демократии, которая у нас уничтожена на всех уровнях. Презрение и деструкция процедуры и манипуляция процедурами, симуляция процедур – это страшная вещь, потому что она пронизывает собой всю тонкую ткань жизни.

Больше всего меня беспокоит, конечно, состояние судебно-правовой системы, симуляции ее. Страшным примером является, конечно же, процесс Ходорковского. Вне зависимости от личного отношения к Ходорковскому и вне зависимости от отношения к проблеме его виновности или невиновности этот процесс демонстрирует страшную манипулятивную власть нашей системы, которая разрушает саму ткань жизни.

Сейчас совершенно ясно, что нарушение судебно-правовой процедуры разрушает души живущих в этой стране людей. Это связано с проблемами страха, защищенности, правды, права, сути происходящего в жизни, возможности говорить о справедливости и так далее. Это тотальная деструкция, последовательная и очень логичная, связанная со всей страшной историей России. Мы пришли к очередной страшной логической точке радикального выбора.

Мне вообще-то нужно заниматься совершенно другим: мне нужно с утра до вечера стоять за пультом. Но даже если бы меня был оркестр и оперный театр, я бы все равно этим занимался, потому что я бы понимал: на жизни моих музыкантов непосредственно влияет эта ситуация, на жизни солистов оперы это влияет. Даже на художественный результат это влияет, на высоту романтической этики, которая должна быть в высоком искусстве.

Тотальная ситуация этической деструкции абсолютно взаимосвязана с творчеством. Для меня это также связано и с историей музыки, как европейской, так и русской. В этом смысле мне понятно и близко поведение молодого Вагнера, который был готов голодать, нищенствовать со всей своей семьей, будучи уже известнейшим композитором Европы, но шел на баррикады отстаивать идеалы Французской революции. Потом уже, став баварским композитором, он позволял себе возмутительные антисемитские высказывания, но молодой Вагнер был совершенно другой. Молодой Вагнер для меня пример великого композитора и дирижера, который не боялся ходить на баррикады.

Есть такие примеры и среди наших выдающихся композиторов. Римский-Корсаков рисковал своими премьерами в императорских театрах и со студентами выходил протестовать против пороков царской России.

Я считаю, что сейчас музыканты должны просыпаться, потому что все это взаимосвязано с качеством музыкальной продукции, с романтической этикой. Конституционная свобода должна стать романтической идеей, потому что она связана со свободой творчества, а отсутствие свободы творчества и человека приводит к разъеданию и уничтожению подлинной музыки.