На форуме «Последняя осень» я был на открытии и полностью на последнем дне. У меня остались в основном положительные впечатления, потому что встречи такого большого количества представителей совершенно разных политических сил очень важны. К тому же диалог был очень благожелательный и разнообразный. Все понимали, что есть одна общая проблема – несменяемость власти и та рокировка, которую нам предложили. И это общее всех объединяло, что показалось мне очень важным и характерным для ситуации.

Я был на мероприятии, где Лев Рубинштейн читал свою прозу; был на разговоре Ганапольского, Сванидзе и других журналистов. Обе встречи были чрезвычайно интересными.

Кстати, на мероприятии Ганапольского был конфликтный момент, когда Каспаров и Сванидзе немного поцапались и Сванидзе позволил себе резкое высказывание. Это выглядело довольно жалко. А связана эта ситуация была с тем, что Сванидзе был задан прямой вопрос: как при его вполне демократическом и либеральном активном прошлом сейчас он так легко вписывается в систему? Реакция Сванидзе на этот вопрос, конечно, была очень раздраженной.

Вообще это серьезная проблема. Для меня самым важным, что произошло на форуме, явилось понимание того, что есть две основные точки зрения в либерально-демократическом сообществе. Часть считает, что система уже полностью себя делегитимизировала и поэтому гражданское неповиновение – это единственный правильный путь. Я и сам склоняюсь к этой точке зрения, потому что мне кажется, что действительно некий предел ситуации наступил – вопрос о легитимности всей системы в целом встал и должен быть обсужден.

Другая часть сообщества, очень близкая нам по духу, образу мышления и ценностям, считает, что часть легитимности еще сохраняется и поэтому возможно серьезное отношение к выборам и так далее. Мне кажется, здесь проходит точка полемики, точка внутреннего разделения в понимании и оценке ситуации. И это разделение проходит по реальным жизням людей.

Другими словами, сообщество разделилось на людей, которые готовы реально пожертвовать своим социальным статусом и поставить его под удар, – это те, кто считает, что необходимо гражданское неповиновение; и на людей, которые совершенно не хотят (и их можно понять) пожертвовать своим социальным статусом, поставить под удар себя, свои семьи, – они считают, что легитимные способы общения с властью, в том числе декабрьские и мартовские выборы, еще сохраняются.

Я думаю, что и в умах людей идет эта дискуссия. Есть люди, которые уже приняли решение, а есть те, кто колеблется. Это реальная проблема – социальная, логическая и экзистенциальная. И мне кажется, форум очень хорошо показал эту проблематику и это позволит многим людям так или иначе принять решение.

Я думаю, что эти же сомнения посещают и очень многие миллионы людей вообще, не только тех, кто собирается на такие встречи, как «Последняя осень». Причем эти сомнения необязательно должны быть артикулированы. С 24 сентября, я думаю, многие люди по всей России стали все-таки больше свои внутренние бессознательные сомнения осознавать. Это ситуация сомнения в том, что же на самом деле происходит, и мы сейчас находимся в том состоянии, когда все большее количество людей встает в эту точку сомнения. Люди мыслящие должны как-то сформулировать для себя альтернативу легитимности-нелегитимности этой системы, и эта альтернатива очень непроста, потому что, в конце концов, связана с социальным договором, в том числе неявным, между властью и населением России.

Здесь важно осознание наличия этого социального договора. Колоссальное количество, миллионы людей в России боятся потерять хотя бы то, что сейчас имеют. И пока эта власть поддерживает материальные и социальные иллюзии того, что это сохраняется, до тех пор эти миллионы людей будут поддерживать ее так или иначе. Или ничего не говоря и не думая об этом, а просто не протестуя, или каким-то социальным участием. Я говорю о тех, кто получает какую-то минимальную бюджетную зарплату.

Нужно осознавать весь драматизм и возможный катастрофизм этого социального договора, который, вполне возможно, система долго поддерживать не сможет по многим причинам – и экономическим, и политическим. У меня есть представление о том, что такого рода централизованные системы успешны на очень короткое время, пока реально поддерживаются всеобщий бизнес. Не тот, который у нас развит, а тот, который может служить условием дальнейшего существования страны после того, как эта власть уйдет. Но у нас нет этой структуры – естественной деловой жизни, естественной торговли, - она не существует и не развивается. И это предпосылка возможной катастрофы.

Понятно, что эта система рано или поздно закончится. Но пока она существует, миллионы людей боятся потерять тот минимум, который имеют.

Все помнят ситуацию во Владивостоке, связанную с пошлинами на ввоз автомобилей. Ведь колоссальное количество людей на протяжении довольно большого периода жило благодаря этому бизнесу, связанному с автомобилями, привозимыми из Кореи, Японии и так далее. Люди жили, и очень неплохо. Когда вся эта ситуация с пошлинами реально ударила по существованию колоссального количества людей, они вышли, был реальный протест. Но посмотрите, чем это закончилось: прибыл самолет спецназа, их разогнали, причем разогнали всерьез. Ничего кровавого не было, оказывается, этого ничего и не нужно. Просто испугали самолетом спецназа, и люди разошлись домой и как-то устраиваются.

Это очень типичный пример. Почему они смирились? С одной стороны, потому что смиряться - это уже привычка в нашей стране. А с другой стороны, эта ситуация с прямым попаданием в бизнес, видимо, не ударила по социально-экономической основе их существования, что парадоксально. В любой европейской стране, скажем, в Италии или Франции, даже десятой доли такого рода поведения властей хватило бы, чтобы вся страна встала на ноги и устроила всеобщую забастовку. И никаким спецназом ее было бы не остановить.

Ситуация во Владивостоке ясно показывает социальный договор между властью и населением. Этот договор строится на страхе потерять тот материальный минимум, который обеспечивает ощущение, что все-таки они нормальные горожане, нормальные граждане, нормальный средний класс. Вы получаете ваши несчастные деньги, крутитесь как можете, но зато вам можно ощущать себя нашим российским средним классом.

Эта ситуация привела к тому, что ложь стала тотальной. Не в том смысле, что врут наверху. Все российское население лжет себе, потому что если оно перестанет себе лгать, оно вообще потеряет основание для социального самоуважения. Вот этот страшный парадокс ситуации. Люди лгут себе, что мы более или менее живем и более или менее похожи на нормальный социальный слой, можем поехать с детьми отдохнуть, можем туда, иногда сюда, и это поддерживает в огромном количестве людей ощущение того, что все нормально. Это ложь! Но без этой лжи люди вообще потеряли бы самосознание, самоощущение в этой жизни, самоуважение. И эта игра между властью и населением порождает ложь не только тотальную, но воспроизводящуюся и защищаемую. Огромное количество людей готовы защищать ложь, которая сохраняет им ощущение социального достоинства. Вот в чем ужас. И эту проблему России придется решать в ближайшее десятилетие.

Я сторонник представления о том, что сверхсложные системы регулярно приходят к точке неустойчивости, бифуркации. Особенно, централизованные системы. Они существуют с виду нормально, но вдруг малейший сдвиг - и они непредсказуемо попадают в точку бифуркации.

С одной стороны, нам вроде как обеспечено ближайшее будущее на 12 лет, а на самом деле нам обеспечили абсолютную непредсказуемость. Такие системы непредсказуемы, что мы имели возможность увидеть в недавних арабских революциях. Именно поэтому люди, которые мыслят и до конца понимают, что происходит, и не хотят лгать себе и вообще лгать, являются источником той возможной реакции на бифуркацию, которая позволит систему подтолкнуть к более цивилизованному развитию, когда она придет в точку неустойчивости. Это единственная надежда, собственно говоря. Я бы даже сказал, что это такой новый стоицизм.

Именно поэтому движение сопротивления необходимо, даже если оно обречено, другого не остается. В кулуарах «Последней осени» мы беседовали об этом с ребятами из «Солидарности» и пришли к общему выводу, что на самом деле у нас только эта надежда и осталась.